Текст книги "Открытие великой реки Амазонок"

Автор книги: Яков Свет

Соавторы: Э. Виленская,В. Карандашов,Г. Журавлева,Б. Малкес
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц)

Начало похода Орельяны

(Названия глав «Повествования» даны по публикации Мильяреса, Варианты Медины и Овьедо на главы не делятся)

На второй день, после того как мы вышла в путь и разлучились со своими товарищами, мы чуть было не затонули посреди реки, ибо судно натолкнулось на ствол дерева и получило пробоину. Наше счастье еще, что мы были поблизости от берега, не то здесь и завершили бы свой поход. Мы кое-как добрались до суши, вытащили судно из воды и обломком доски заделали пробоину, а затем еще быстрее поплыли своим путем.

Мы проходили по двадцать-двадцать пять лиг [в день], ибо река текла очень быстро и все росла да ширилась за счет многих других рек, которые впадали в нее с правой руки, то есть с юга. Мы плыли уже три дня, но не приметили до сих пор ни одного селения. Видя, что все больше удаляемся от места, где покинули своих товарищей, и что кончаются у нас те крохи съестного, которые мы взяли в дорогу, оказавшуюся столь неверной, люди стали заговаривать с капитаном о тяготах пути и о возвращении назад, и о нехватке съестного – ведь мы думали вскоре повернуть обратно и поэтому не берегли еду. Но, будучи уверенными, что до пищи недалеко, решили мы плыть дальше, и стоило это всем немалого труда, и так как ни назавтра, ни в последующие дни мы не нашли ни съестного, ни каких-либо следов человека, я по совету капитана отслужил мессу, вручая, как это принято на море, всю заботу о нас и о наших жизнях всевышнему. Я, недостойный, молил его, чтобы он спас нас от столь неизбежных страданий и неминуемой гибели, кои, вне всякого сомнения, нам были уготованы, ибо, если мы даже захотели бы подняться назад по воде, это было бы уже невозможно из-за сильного течения, идти же сушей было немыслимо. Таким образом, из-за большого голода, одолевавшего нас, мы находились в смертельной опасности. Мы долго судили и рядили, какое нам принять решение, и, обсудив наши горести и заботы, согласились избрать из двух зол то, какое капитану и всем нам казалось наименьшим, а именно, – уповая на господа нашего и надеясь, что всевышний сочтет за благо сохранить нам жизнь и пошлет избавление, – плыть далее вниз по реке или умереть, или дознаться, куда она нас выведет.

А между тем из-за нехватки съестного мы впали в крайнюю нужду и питались лишь кожей, ремнями да подметками от башмаков, сваренными с какой-либо травой, и столь слабы мы были, что не могли держаться на ногах; одни из нас на четвереньках, другие же, опираясь на палки, отправлялись в горы на поиски съедобных кореньев. Нашлись и такие, которые, объевшись какими-то неведомыми травами, были на волосок от смерти, и походили на безумных и совсем лишились разума. Но так как господу нашему было угодно, чтобы мы продолжали наше странствие, никто не умер. От всех этих тягот некоторые наши товарищи очень ослабли, и капитан ободрял и увещал их, дабы они крепились и уповали на господа бога нашего, ибо раз уж он направил нас по этой реке, то сочтет за благо ввести нас в добрую гавань. Таким образом, он [Орельяна} воодушевил своих спутников, изнывавших под тяжестью сиих невзгод.

В [первый] день нового, сорок второго года кое-кому из наших людей померещилось, что они слышат перестук индейских бара-банов, причем одни сие утверждали, другие же отрицали. Мы все, однако, немало возрадовались этому и стали продвигаться значительно быстрее, чем обычно. И так как ни в тот день, ни на следующий мы не увидели никакого жилья, то, вероятно, все это лишь померещилось нам, и так оно и было на самом деле. И по этой причине как хворые, так и здоровые столь пали духом, что утратили всякую надежду на спасение, но капитан не раз обращался к ним со словами утешения и этим их поддерживал. И так как господь наш – отец милосердия и всяческого утешения, оказывает милость и поддержку каждому, кто взывает к нему в минуту великой нужды, случилось, что, когда стемнело и взошла луна, а мы отсчитали восьмое число января месяца (События, которые произошли на следующий день, то есть 9 января, в «Акте о введении во владение» (см. стр. 159) датируются 4 января) и доедали разные корни, добытые в лесу, мы все весьма явственно услыхали барабанный бой, доносившийся откуда-то издалека. Капитану первому посчастливилось его услышать, и он поведал о нем своим сотоварищам. Мы обратились в слух, а когда убедились в истинности его слов, то всех обуяла такая радость, что в мгновение ока были позабыты пережитые горести, ибо находились мы уже среди земель обитаемых и ныне не могли уже помереть с голоду. Затем капитан позаботился о том, чтобы мы в четыре смены несли охрану, потому что… (Пропуск в тексте рукописи) вполне могло статься, что индейцы, заметив нас, явятся ночью и постараются застигнуть врасплох, как это у них обычно делается. Таким образом, в эту ночь все были настороже, а капитан не сомкнул глаз, и ему казалось, что ночь эта была длиннее прочих, ибо он не мог дождаться наступления утра, чтобы все досыта наконец наелись бы кореньями.

Едва рассвело, капитан приказал приготовить порох, аркебузы и арбалеты (Аркебузы – фитильные ружья, на смену которым в XVI веке пришли мушкеты. Арбалеты – старинное оружие, представлявшее собой лук (иногда со специальным воротом или ножным стременем), который крепился на деревянном ложе, имевшем открытый канал для стрелы. По неподтвержденным сведениям, в отряде Орельяны было пять арбалетов и три аркебуза.

Следует отметить, что во время похода более надежными оказались устаревшие арбалеты, нежели сравнительно более эффективные и производившие к тому же устрашающее воздействие на индейцев аркебузы. Объяснение этому можно найти в наблюдениях немецкого натуралиста Эдуарда Пеппига, который в 1831 – 1832 годах пересек, подобно Орельяне, с запада на восток по Амазонке южноамериканский континент. По свидетельству Пеппига, на Верхней Амазонке в силу чрезвычайно влажного климата (в год там выпадает свыше 2600 мм осадков) и постоянных тропических ливней «даже хорошо закрытые сосуды не спасают веществ, способных впитывать влагу. В жестяных коробках разлагается лучший охотничий порох… Если ружье зарядить с вечера, к утру вы найдете в нем не порох, а серую сырую массу» (Э. Пеппиг «Через Анды к Амазонке». М., 1960, стр. 150)) и всем в любой момент быть готовым взяться за оружие. [Сие же было излишне], потому что, по правде говоря, не было ни одного человека, кто бы ревностно не исполнял всего, что надлежало исполнять; капитан же нес не только свою службу, но и заботился обо всех. Итак, утром, тщательно подготовившись, приведя в порядок (свое оружие], мы отправились на поиски поселения.

Не прошли мы вниз по реке и двух лиг, как увидели, что нам навстречу поднимаются четыре каноэ, полные индейцев, которые объезжали и обследовали свои владения. Едва лишь они нас завидели, как с превеликой поспешностью поворотили назад, подняв тревогу, так что менее чем через четверть часа мы услышали со стороны селения бой многих барабанов, которые созывали народ. Барабаны эти слышны на очень большом расстоянии и так искусно устроены, что могут издавать звуки разных тонов (son tan bien concertados que tienen su contra у tenor у tiple) (Индейцы – жители тех мест – и поныне «переговариваются» между собой при помощи тундили – барабанов, бой которых, отражаясь от холмов, передается на сравнительно большое расстояние).

Капитан тут приказал людям, сидевшим на веслах, грести как можно быстрее, дабы успеть добраться до первого селения прежде, чем туземцы смогут собраться. Однако это не помогло: хотя и плыли мы с весьма отменной скоростью, но пришли к селению, когда индейцы уже ожидали нас, готовые к защите и охране своих жилищ.

Капитан распорядился, чтобы высаживались на берег в строжайшем порядке, и чтобы все следили друг за другом, и каждый следил за всеми, и чтобы никто не ослушался, и смотрели бы в оба. Так воодушевились все, завидя селение, что позабыли о былых тяготах. Индейцы же покинули селение и оставили в нем все съестное, а для нас оное было, разумеется, немалым подспорьем и поддержкою. Прежде чем наши люди приступили к еде, капитан, хотя он и знал, сколь голодны они, велел всем обойти селение, дабы в случае, если индейцы возвратятся, не смогли бы они причинить нам урон в час трапезы и отдыха, а именно так оно впоследствии и получилось.

И люди наши принялись наверстывать упущенное и поедали все, что индейцы приготовили для себя, да пили их питье. Ели-пили они с большой жадностью и никак не могли насытиться. И хотя люди только то и делали, что ели (и в том не было ничего удивительного], вели они себя не без оглядки, не забывая об осторожности, необходимой для защиты, и все были начеку, со шитами на плечах и мечами под мышкою, и посматривали, не собираются ли индейцы напасть на них. Вот так мы и отдыхали – и это можно назвать отдыхом в сравнении с той работой, к которой мы привыкли.

В два часа пополудни индейцы стали подплывать по реке, чтобы поглядеть, что здесь происходит, и они сновали мимо нас словно полоумные. Увидев это, капитан подошел к обрыву у реки и заговорил с ними на их языке, который он немного знал. Он сказал им, чтобы они приблизились без опаски, ибо он хочет с ними переговорить. И тогда два индейца подплыли к месту, где он стоял; капитан их похвалил, успокоил и кое-что дал им из того, что у него было с собой, и велел им позвать своего сеньора (Гаспар де Карвахаль (впрочем, как и все его современники) применяет к незнакомым ему явлениям родового строя индейцев терминологию испанской феодальной системы. Разумеется, ни сеньоров, ни вассалов, ни данников, о которых пойдет речь в дальнейшем, ни купли-продажи у индейцев и в помине не было), ибо ему [капитану] хотелось с ним переговорить, и сказал, чтобы [их сеньор] ничего не опасался – ему не причинят никакого зла. Индейцы, взяв с собой подарки, у плыли восвояси, чтобы передать слова капитана своему сеньору.

Тот, пышно разукрашенный, явился немного погодя к месту, где находился капитан со своими соратниками. И капитан и все наши люди встретили его очень радушно и принялись обнимать его. И касик (Испанцы заимствовали слово каспк (cacique) из языка индейцев о. Эспаньолы (совр. о. Гаити), которые называли так своих вождей и старейшин; впоследствии каснками стали называть индейских вождей на американском континенте, хотя в языках «континентальных» индейцев такого слова не существовало) показал, что он премного доволен хорошим приемом, которым его почтили. Потом капитан приказал поднести ему кое-какую одежду и другие вещи, и касик очень обрадовался подаркам и был так доволен, что сказал капитану, чтобы тот, посмотрел, не нуждаемся ли мы в чем-нибудь – он [касик] нам все это даст. Капитан отвечал ему, чтобы он позаботился лишь о съестном, так как ничего другого нам не нужно. Тут касик приказал своим индейцам отправиться за едой, и они вскоре возвратились, доставив в изобилии все необходимое, включая мясо, куропаток, индеек (galUnas) и всякую рыбу. Капитан горячо поблагодарил за это касика, отпустил его с богом и попросил созвать к нему всех сеньоров той страны (всего их было тринадцать), ибо он хотел со всеми переговорить и растолковать им причину своего прихода. И хоть касик ответил, что назавтра они все будут у капитана и что он пойдет за ними, и хоть он ушел весьма довольный, капитан счел нужным отдать приказ обо всем, что надлежало сделать ему и его спутникам, и велел он быть начеку и денно и нощно оберегать лагерь, дабы не допустить ни малейшего замешательства либо небрежения, если индейцы вздумают напасть.

На другой день, ни свет ни заря, явился упомянутый касик и привел с собой еще троих или четверых сеньоров и сказал, что остальные не смогли прийти – они находятся далеко, но что они явятся на следующий день. Капитан оказал им такой же радушный прием, как и первому [касику], и весьма пространно поведал им о его величестве и от его имени принял во владение указанную страну. Так же он поступил со всеми остальными [сеньорами], прибывшими сюда назавтра, – всего же их, как я уже говорил, было тринадцать. И он от имени его величества принял во владение их всех и принадлежащие им земли. Капитан, видя, что все люди и сеньоры этой страны ведут себя мирно и тихо, как то бывает при добрых сношениях, и что все рады, что дело кончилось миром, принял их самих и страну эту во владение именем его величества («Ввод во владение» – формальный юридический акт, которым испанская корона и конкистадоры пытались узаконить свои колониальные захваты и грабежи в Новом Свете. Едва завоеватели проникали в неведомую землю, как их предводитель, не зная, сколь велика она и удастся ли ее завоевать, богата она или бедна, спешил объявить ее собственностью испанской короны.

«Ввод во владение» по испанскому обычаю того времени обставлялся с чрезвычайной помпезностью. Во время этой церемонии зачитывался в присутствии первых попавшихся под руку, чаще всего согнанных силой индейцев специальный документ – так называемое Рекеримьенто (Требование), совершалось богослужение, сжигались языческие идолы, водружался высокий крест; здесь фигурировали библия, распятие, знамена, жезлы и т. д. и т. п.

Объемистое Рекеримьенто было выработано в 1508 году по приказу короля ученой комиссией из юристов и богословов во главе с видным испанским юристом Паласьосом Рубьосом и почти в неизменном виде применялось в течение нескольких последующих десятилетий. В его вступительной части «неоспоримо» обосновывалось и торжественно провозглашалось «право» испанского короля завоевывать и присваивать себе ново открытые земли, а обитателей их обращать в своих подданных (фактически – в рабов); тем самым произвол и разбой официально провозглашались государственной политикой. Далее новые земли вместе со всем, что на них имелось, объявлялись собственностью испанского короля, обитатели их – его подданными, которые и должны были ему беспрекословно повиноваться; кроме того, им приказывалось «покаяться в грехе язычества и идолопоклонства и возлюбить истинного единого бога и обратиться к истинной вере христовой». В заключение Рекеримьенто угрожало непокорным всевозможными карами и наказаниями, применять которые теперь уже можно было на вполне «законном» основании: «…Если же вы не сделаете требуемого или хитростью попытаетесь затянуть решение свое, заверяю вас, что с помощью божьей я пойду во всеоружии на вас и объявлю вам войну и буду вести ее повсеместно и любыми способами, какие только возможны, и вас подчиню деснице господней и церкви, и вас, и ваших жен и детей велю схватить и сделать рабами и как таковыми буду владеть и распоряжаться в зависимости от велений его величества, и вам причиню наивозможнейшее зло и ущерб, как то и следует делать с вассалами, кои не желают признавать своего сеньора и сопротивляются и противоречат ему».

Разумеется, индейцы, не знавшие ни слова по-испански, не понимали, да и не в состоянии были понять того, о чем говорилось в этом документе. Однако поведение их – будь то враждебное безмолвие или веселое оживление при виде нового и экзотического, с их точки зрения, спектакля – всегда лицемерно истолковывалось как «добровольное согласие» сделаться рабами и отдать свое имущество на разграбление. После церемонии эскривано составлял «Акт о введении во владение», который подписывался капитаном, свидетелями испанцами, заверялся подписью эскривано и скреплялся печатью. В настоящей публикации приводятся два «Акта о введении во владение», подписанные Орельяной, Карвахалем, эскривано «армады» Орельяны – Франсиско де Исасагой, в которых как раз отражены события, описанные в этом месте «Повествования?. Имелся ли у Орельяны текст Рекеримьенто и зачитывал ли он его – мы не знаем, но содержание последнего было ему, конечно, известно, и речь его, надо полагать, не многим от него отличалась) (См. Documentos ineditos de Ultramar, 2-a serie, Vol. XX. Madrid, p. 311–314. Русский перевод имеется в «Хрестоматии средних веков», т. III. M., 1950, стр. 25–27).

А затем, сделав это, он приказал собрать своих соратников, чтобы потолковать с ними о походе и о их собственном спасении; он пространно изложил свои резоны и высокими речами вселил в своих спутников уверенность в счастливом исходе предприятия. И когда кончил капитан свою речь, спутники его остались ею весьма довольны, видя сколь крепок дух капитана и как терпеливо несет он свое тяжкое бремя. Они также ответили ему добрым словом и воспряли духом настолько, что более не ощущали тяжести трудов, выпавших им на долю.

Когда люди немного оправились после голода и перенесенных мытарств и были в силах снова взяться за работу, капитан, видя, что настало время подумать о дальнейшем, велел созвать всех своих людей и сказал им, что всем, разумеется, ясно, что даже если всевышний пожелает снизойти к нашим трудам и вывести нас в море, то на судне, коим мы располагаем, да на этих жалких каноэ мы не сможем добраться [до океана] и спастись, а посему без промедления надо позаботиться о постройке другой бригантины, более пригодной для столь опасного плавания. Но хотя среди нас не нашлось знатока, который разбирался бы в сем деле, самым трудным оказалось не построить судно, а изготовить гвозди.

Между тем индейцы все приходили и приходили к капитану, продолжая приносить съестное, и делали это так исправно, словно всю свою жизнь только тем и занимались. На них были всякие украшения и медальоны из золота (joyas у patenas de oro); но капитан строго-настрого приказал ничего у них не отбирать и запретил даже глядеть на эти вещи, дабы индейцам не пришло на ум, что мы золото во что-то ценим, и чем более мы были безразличны к нему, тем больше золота приносили они на себе. Здесь дошли до нас вести об амазонках и о богатствах, что имелись ниже по течению. Сообщил же нам об этом один из индейских сеньоров по имени Апария (В «Повествовании», а также в других документах это имя встречается в различных вариантах: Апария, Париан, Апариан), старик, который сказал нам, что сам бывал в той стране. Он также поведал нам о другом сеньоре, живущем далеко отсюда в глубине страны и обладающем несметными, по его словам, золотыми сокровищами. Этого сеньора зовут Ика; мы ни разу его не видели, потому что, как я уже говорил, он, избегая встречи с нами, ушел в сторону от реки.

Сеньория Апарии

Чтобы попусту не переводить время и напрасно не расходовать пищу, капитан велел всем людям без промедления приниматься за дело, которое предстояло осуществить [то есть за постройку бригантины], и прежде всего приготовить все необходимое. Все наши товарищи в ответ сказали, что они только того и ждут, чтобы приняться за дело.

Среди нас нашлось двое людей, которым мы немало обязаны, ибо они сделали то, чему никогда не обучались: они явились к капитану и сказали ему, что берутся с божьей помощью изготовить гвозди, в которых мы нуждались, и чтобы он, со своей стороны, велел еще кому-нибудь нажечь угля. Одного из этих людей звали Хуаном де Алькантара, он был идальго и уроженцем города Алькантары. Другой – по имени Себастьян Родригес – был родом из Галисии. Капитан их поблагодарил за это и пообещал им за столь важную услугу вознаграждение и плату. Затем он приказал сделать мехи (их изготовили из башмаков), а равно, по мере необходимости, и остальные [приспособления, нужные для производства гвоздей]. Другим же людям было велено во мгновение ока нажечь сколько нужно угля. Все тотчас же приступили к работе; каждый, прихватив с собою какой-либо инструмент, отправлялся в лес, чтобы нарубить дров, а потом на собственных плечах тащил их в селение и рыл яму. Стоило всем это отнюдь не малых усилий. Так как наши люди были очень слабы, да еще вдобавок не были искусны в этом деле, ноша им казалась чересчур тяжелой, и они выбивались из последних сил. Остальные наши товарищи, коим было не под силу заниматься заготовкой древесины, раздували мехами огонь и носили воду, капитан же принимал участие во всякой работе, вдохновляя нас своим примером. Вся наша братия так споро принялась за это дело, что в какие-нибудь двадцать дней, проведенные в том селении, мы с божьей помощью изготовили две тысячи совсем недурных гвоздей и другие, не менее нужные вещи. Постройку же бригантины капитан отложил до более удобного места, где [для нее] нашелся бы лучший материал.

Мы задержались в этом селении дольше, чем то было должно, и съели все, что у нас было, а потому впредь испытывали весьма большие лишения. Эта задержка произошла потому, что мы все еще надеялись каким-нибудь путем получить известие из лагеря. Видя, что дожидаться его напрасно, капитан пообещал награду в тысячу кастельяно тем шести из наших товарищей, которые сообща возьмутся доставить донесение правителю Гонсало Писарро; кроме того, с ними должны были отправиться двое негров и несколько индейцев, чтобы помочь им треста. Эти шестеро должны были доставить упомянутое письмо и в свою очередь прислать известие о том, как идут дела. Однако вызвалось идти лишь трое, потому что все страшились неминуемой гибели, которая была уготована всякому, не доберись он вовремя до места, где остался названный правитель. Ко всему прочему, нам было неизвестно, не повернул ли он между тем назад: ведь мы провели в дороге девять суток и за это время удалились от лагеря не менее чем на двести лиг.

Когда работа была завершена и мы увидели, что наши припасы тают прямо на глазах, что наступает голод и семеро из наших людей уже умерло, мы в день Канделярии, очищения владычицы нашей (День Канделярии (Сретенья) – праздник очищения ев девы Марии – приходится на 2 февраля), взяв с собой сколько можно было еды, тронулись в путь. Мы не могли долее оставаться в этом селении, во-первых, потому что, по всей видимости, туземцы стали к нам хуже относиться (а мы хотели оставить их довольными), и, во-вторых, потому что мы зря теряли время и расходовали пищу без пользы, не зная даже, сможем ли в будущем пополнить свои припасы. Итак, мы пустились в плавание, и наш путь пролегал через упомянутую провинцию. Не прошли мы и двадцати лиг, как наша река слилась с другой рекой, не очень большой, которая была по правую руку от нас; на этой реке обосновался важный властитель по имени Иримара, сам он индеец и сеньор очень разумный; он собственной персоной явился к капитану и захватил для нас съестного; поэтому капитан пожелал навестить этого сеньора в его владениях, впрочем, так было решено и потому, что река текла очень стремительно и широко разлилась (Отрывок «Повествования», который начинается со слов «Не прошли мы и двадцати лиг…», у Овьедо передан иначе (стр. 547): «В день св. Олальи, когда вышло уже 11 дней фавраля с того времени, как мы покинули селение Гвоздей (assiento de los Clavos), с рекой нашего плавания соединились еще две реки, и были они большие, в особенности та из них, что вливалась с правой руки, если не забывать, что плыли мы вниз вместе с водами». По-видимому, здесь имеется в виду место слияния реки Напо, по которой спускалось судно Орельяны, с Амазонкой) (То есть 12 февраля). Здесь мы оказались на краю гибели, ибо [в этом месте] воды одной реки (эта река впадала в ту, по которой мы плыли) боролись при впадении с водами другой и отовсюду неслось множество всяких деревьев. Кроме того, опасно было плыть по реке, так как в ней было много водоворотов, и нас швыряло из стороны в сторону. С привеликим трудом мы все-таки выбрались из этого злополучного места, но так и не смогли подойти к берегу и прошли мимо селения. А затем потянулись необитаемые края, и, лишь пройдя двести лиг, мы заметили наконец какое-то жилье.

Так мы и шли, трудясь в поте лица, испытывая много лишений и подвергаясь значительным опасностям; и среди невзгод этих нас постигла беда, и немалая, и мы достаточно пережили за то время, пока она нас не миновала, а произошло следующее; два каноэ, на которых плыли двенадцать испанцев, потерялись среди островов, и они не ведали, где находятся остальные. Наши попытки отыскать их оказались тщетными. Они блуждали два дня и не могли нас найти, а нам было очень горько при мысли, что мы их никогда больше не увидим, однако на исходе второго дня господь наш пожелал, чтобы мы встретились, и немало радости те и другие при встрече испытали, и были мы настолько счастливы, что все былые невзгоды позабылись.

Отдохнув один день близ места, где мы встретили эти каноз, капитан велел отправляться в путь. На другой день к десяти часам мы добрались до нескольких поселений, все обитатели коих находились внутри своих жилищ, и дабы их не всполошить, капитан решил не приближаться к селениям, а велел одному из соратников взять двадцать человек и пойти к тому месту, где были индейцы, и постараться, чтобы они не убежали из своих жилищ и не покинули эту землю, а для этого должно было с ве-ликой любезностью рассказать индейцам о нашей большой нужде и убедить их дать нам съестного, а также пригласить их к капитану, который дожидался посреди реки и намеревался подарить им кое-что из того, что у него при себе было, и объявить им причину своего прибытия.

Индейцы вели себя весьма спокойно и премного обрадовались, когда увидели наших товарищей. Они дали им вдоволь припасов и не счесть сколько черепах и попугаев и просили передать капитану, чтобы он отправился в селение, лежащее на противо* положном берегу реки, ибо там сейчас никто не живет, и он может в нем разместиться, а на следующее утро они придут, чтобы с ним повидаться. Капитан же был очень рад еде, но еще более благоразумию индейцев; с этим мы и ушли на ночлег а провели ночь в указанном нам селении. Там нас донимали мириады москитов, и поэтому утром следующего дня капитан перевел наш лагерь в другое селение, которое было больше предыдущего и виднелось ниже по течению (У Овьедо об этом сказано так (стр. 550): «Москитов, больших и маленьких, было неимоверное количество, так что как ночью, так и днем они терзали нас настолько, что нам казалось, будто нас, как говорится, подвергают казням египетским»). Когда мы туда явились, индейцы с нами в борьбу не вступили и встретили нас совсем безбоязненно. Мы отдыхали там три дня, индейцы же относи-лись к нам дружелюбно и безотказно снабжали нас припасами.

Прошло три дня, и на четвертый день мы покинули гостеприимное селение. Мы плыли по нашей реке в виду живописно раскинувшихся селений, и вот когда однажды поутру в воскресенье проходили мимо места, где река разветвлялась на два рукава, нам навстречу вышло несколько индейцев (их было четверо или пя/nspo) на каноэ, тяжело нагруженных провизией (В варианте Овьедо (стр. 550): «5 воскресенье 26 февраля вышли к нам навстречу два каноэ и привезли нам десять-двенадцать огромных черепах».

Пресноводные амазонские черепахи достигают одного метра в длину и 0,7 метра в ширину. У местных жителей и поныне эти черепахи и их яйца являются одним из основных продуктов питания (чаще всего их поджаривают в собственных щитах, как на сковороде)). Они остановились недалеко от места, мимо которого должно было пройти [судно, на котором находился] капитан, и попросили разрешения подплыть ближе, так как хотели переговорить с упомянутым капитаном. Капитан велел им приблизиться, и тогда они подплыли и сказали ему, что являются старейшинами и вассалами Апариана и прибыли по его приказанию, чтобы привезти нам еды. Тут они принялись извлекать из своих лодок еду: без счету куропаток – эти куропатки похожи на тех, что водятся у нас в Испании, но больших размеров, – много огромных с щит величиною черепах и всевозможную рыбу. Капитан поблагодарил их за это и раздал им кое-какие из имевшихся у него вещей; индейцы остались очень довольны полученными подарками и добрым обращением, которым их удостоили, а также и тем, что капитан хорошо разумел их язык, и это немало помогло нам войти в гавань Ясности [то есть добиться взаимопонимания], ибо если бы они не смогли нас понять, все обернулось бы куда тяжелее.

Желая распрощаться с нами, индейцы напоследок пригласили капитана в селение, где живет их главный сеньор, которого, как я упоминал, звали Парианом. Капитан спросил их, по какой из двух проток нам нужно идти, они ответили, что укажут путь, и попросили нас плыть за ними следом; и некоторое время спустя Мы увидели поселение, где пребывал названный сеньор.

По дороге, пока мы направлялись туда, капитан еще раз Спросил у индейцев, что это за поселение. Индейцы ответили, что там обретается вышеупомянутый их сеньор, и принялись грести, что было мочи в направлении селения, делая какие-то знаки. Вскоре мы увидели, что из упомянутого селения выбежало много индейцев, они расселись по лодкам таким образом, как это обычно делают бойцы, и нам показалось, что они хотят на нас напасть. Капитан приказал своим соратникам, которые уже заметили эти действия индейцев, зарядить свое оружие и быть наготове, дабы в случае нападения индейцы не смогли бы причинить нам вреда. Заняв свои места и изготовившись к бою, мы очень быстро стали приближаться к берегу, а индейцы, по всей видимости, раздумали нападать на нас. Капитан с мечом в руке первым спрыгнул на берег, а за ним и все остальные. Индейцы же, одержимые страхом, растерялись и не знали, на что им решиться: то ли оставаться на воде, то ли вернуться на берег, так что в конце концов большинство из них сошло на сушу, После бога лишь капитану, который, как уже было сказано, понимал их язык, мы обязаны тем, что не остались посреди реки, ибо, не разумей он по-ихнему, индейцы не встретили бы нас с миром, и мы не попали бы к ним в селение. Только потому, что господу нашему сие было угодно, обнаружилась столь великая тайна и свершилось такое важное открытие и до ведома его цесарского величества дошло то, что мы увидели и с таким трудом открыли, – это никаким другим путем, ни силою, ни человеческой властью не могло быть содеяно, не приложи господь бог десницу свою к этому или не пройди многие века и лета.

После этого капитан подозвал к себе индейцев и сказал им, чтобы они ничего не опасались и все высаживались на сушу. Они так и поступили: подъехали вплотную к берегу, показывая своим видом, что они рады нашему прибытию. Сперва на берег вышел их сеньор, а за ним появились всякие старейшины и сеньоры из тех, что его сопровождали. Он испросил у капитана разрешения сесть и, получив таковое, сел; вся же его свита продолжала стоять. Затем он велел достать из лодок большое количество снеди – черепах, ламантинов (manatis) и разные рыбные кушанья, а также куропаток и жареное [мясо] обезьян (. Имеются в виду так называемые бескоготные ламантины (Trichechus Inunguis) – водные млекопитающие из отряда сирен. В длину они достигают трех метров. Индейцы употребляют их мясо в пищу, а кожу на различные поделки.