Текст книги "Собрание сочинений"
Автор книги: Якоб и Вильгельм Гримм братья
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 46 страниц)
И сошел к ней наконец ангел с неба и сказал: "Твое желание будет исполнено – родится у тебя сын-счастливчик, и все, чего бы он ни пожелал на свете, все то будет ему дано".
Королева пошла к королю, рассказала ему о своем видении и, когда миновало положенное время, она, и точно, родила сына к великой радости отца.
Королева со своим ребенком ходила каждое утро в парк при королевском замке, где были разведены всякие звери, и там мылась у светлого прозрачного источника.
Когда ребенок уже немного подрос, случилось однажды, что он лежал у матери на коленях; а мать-то и уснула у источника. Тогда пришел старик-повар, который, зная о том, что сын у королевы родился счастливчиком, похитил его, а сам зарезал петуха да кровью его и обрызгал передник и платье королевы.
Ребенка снес он в укромное место и поручил его мамке на кормление, а сам побежал к королю и нажаловался на королеву, будто бы она отдала свое дитя диким зверям на растерзание.
И когда король увидел кровь на переднике королевы, то поверил словам повара и пришел в такую ярость, что приказал построить башню с глубоким подвалом, куда ни солнце, ни месяц заглянуть не могли; туда велел он посадить свою жену и замуровать ее наглухо, чтобы она там оставалась семь лет сряду без еды и без питья и погибла бы без покаяния.
Но Бог ниспослал двух ангелов с неба, которые в виде двух белых голубков дважды в день должны были к королеве прилетать и приносить ей питье и пищу в течение всех семи лет.
А старик-повар подумал про себя: "Если точно сын королевы такой счастливчик, что все его желания будут исполняться, то если я здесь останусь, он, пожалуй, пожелает мне всякого зла".
Вот и ушел он из замка и пришел к мальчику, который тем временем "успел подрасти настолько, что и говорить уже умел, и сказал ему: "Пожелай себе красивый замок с садом и со всем необходимым". И едва только мальчик успел произнести это желание, как уже все, чего он пожелал, появилось перед ним.
Несколько времени спустя повар сказал мальчику: "Нехорошо, что ты тут один; пожелай себе девочку-красавицу в подруги". Королевич пожелал, и она тотчас же явилась перед ним, и была так прекрасна, что никакой живописец ее и написать бы не сумел.
И стал королевич с нею играть, и полюбили они друг друга от всего сердца, а старик-повар зажил с ними вместе и, словно знатный господин, стал охотою тешиться.
Но повару пришло в голову, что, пожалуй, королевич когда-нибудь задумает вернуться к отцу, и тогда он сам очутится в большой беде. Поэтому пошел он к детям, отвел девочку в сторонку и сказал ей, чтобы она нынешнею же ночью, когда мальчик заснет, заколола его и принесла бы язык и сердце его в доказательство того, что дело сделано. "А если этого не сделаешь, – сказал злодей-старик, – то сама поплатишься жизнью".
Затем он ушел и, когда вернулся на другой день, увидел, что его приказ не исполнен, а девочка сказала ему: "За что стану я проливать кровь ни в чем не повинного младенца, который еще никому никакого зла не сделал?"
Тогда повар опять пригрозил ей: "Не сделаешь помоему, так поплатишься своею собственною жизнью".
Когда он ушел, девочка приказала привести небольшую лань, заколоть ее, взяла от нее сердце и язык, положила на тарелку и, издали увидев, что старик идет, шепнула королевичу: "Ложись в постель да прикройся одеялом".
Тогда злодей вошел и спросил: "Где сердце и язык мальчика?" Девочка подала ему тарелку, а королевич вдруг сбросил с себя одеяло и сказал: "Ах ты, старый греховодник! За что хочешь ты меня убить? Так вот же я теперь сам произнесу над тобою свой суд! Хочу, чтобы ты обратился в большого черного пса с золотою цепью на шее и пожирал бы только одни раскаленные уголья, так что у тебя пар клубами будет из горла валить!"
И чуть произнес он эти слова, как уж старик обернулся черною собакою с золотою цепочкою на шее, и повара притащили ему горящие уголья из кухни, и он стал их пожирать, так что у него пар клубом из горла валил.
После того королевич оставался в этом своем замке недолго, а вспомнил о своей матери, и захотелось ему узнать, жива ли она.
Вот он и сказал девочке: "Я хочу вернуться к себе на родину, и если ты хочешь со мною идти, я берусь прокармливать тебя дорогою". – "Ах, нет, – отвечала она, – туда путь далек, да и что стану я делать на чужой стороне, где меня никто не знает?"
Так как она за ним следовать не хотела, а ему не хотелось с ней расстаться, он пожелал, чтобы она обратилась в красивую гвоздику, и пришпилил ее к своей одежде.
Вот и пустился он в путь, и собака должна была за ним же бежать по пути на родину.
Пришел он к башне, в которой посажена была его мать, и так как башня была очень высока, то он пожелал себе лестницу, которой бы хватило до самого верха.
Поднялся он по той лестнице на верх башни, глянул вниз и крикнул: "Дорогая матушка, госпожа королева, живы ли вы, или уже нет вас в живых?"
Мать отвечала: "Я только что поела и еще сыта!" Она думала, что прилетели к ней ангелы.
"Я тот милый сын ваш, которого дикие звери будто бы похитили у вас из рук; но это все неправда – я жив и здоров и скоро вас отсюда освобожу".
Затем он спустился с башни, пошел к своему королюотцу и приказал доложить о себе, что вот, мол, егерьиноземец пришел к нему на службу наниматься.
Король отвечал, что он охотно примет его на службу, если он егерь опытный и может доставлять дичь к его столу.
А надо заметить, что в той местности и во всей той стране до самой границы никогда дичь не водилась. Егерь обещал королю, что будет доставлять столько дичи, сколько может к его королевскому столу потребоваться.
Затем позвал он с собою всех королевских охотников в лес, и когда они туда явились, он поставил их полукругом, сам стал посредине и тотчас же, по его желанию, откуда ни возьмись, появились в круге до двухсот штук всякой дичи, по которой охотники должны были стрелять.
Добычу от этой охоты погрузили на шестьдесят подвод и отправили все это к королю, который наконец увидел у себя дичь на столе.
А ведь уже довольно много лет сряду на столе королевском дичи вовсе не бывало.
Король этому очень обрадовался, приказал, чтобы на другой день весь двор к нему на обед собрался, и задал всем знатный пир.
Когда все собрались, король сказал егерю: "Ты такой искусник, что в награду за твое уменье должен занять место рядом со мною". – "Ваше величество, господин король, – отвечал молодой егерь, – недостоин я по своему уменью такой великой чести!"
Но король настоял на своем и посадил-таки молодого егеря на почетное место около себя.
Заняв место около короля, юноша подумал о своей милой матери и пожелал, чтобы хоть один из королевских слуг заговорил о ней и спросил бы у короля, каково-то ей живется в башне и жива ли еще она или уже умерла с голоду?
Чуть только он этого пожелал, как уже королевский дворецкий заговорил: "Ваше королевское величество, мы все здесь живем в радости, а каково-то живется госпоже королеве в башне – жива ли она или уже изволила скончаться?"
Но король отвечал: "Она предала моего милого сына, моего наследника диким зверям на растерзание, а потому я о ней и слышать ничего не желаю".
Тогда юноша поднялся с места и сказал: "Всемилостивейший государь-отец, она еще жива, и я – ее сын; не хищные звери меня похитили, а злодей-повар; он, в то время как она заснула, взял меня с ее колен, а ее фартук запачкал кровью петуха".
Тут подвел он собаку с золотою цепочкою на шее и сказал: "Вот он, злодей!"
И приказал слугам принести горящие уголья, которые черный пес при всех должен был пожирать, так что пар клубом валил у него из глотки...
Затем он спросил короля, желает ли тот увидеть злодея в прежнем виде, и чуть только пожелал этого, повар тотчас явился перед королем в белом фартуке и с ножом на боку.
Разгневался король, увидав его, и приказал его бросить в самую мрачную темницу.
Тогда юноша сказал, обращаясь к королю: "Государьбатюшка, а не желаете ли вы видеть ту девушку, которая меня воспитала среди нежных забот, а потом даже и жизнь мне спасла, хотя она и сама могла за это поплатиться жизнью?" – "Охотно желал бы повидать ее", – сказал король. "А вот я сейчас покажу вам ее, батюшка, в виде прекрасного цветка!" – сказал сын.
И взял гвоздику, и поставил ее на королевский стол, и показалась она королю такою прекрасною, какой он еще никогда прежде не видывал. "Ну, а теперь, – сказал сын, – я покажу вам ее и в настоящем виде".
И пожелал, чтобы гвоздика вновь обратилась в красную девицу, и она предстала перед королем такой красавицей, что никакому живописцу не написать бы ее краше.
А король тем временем послал двух придворных служанок королевы в башню.
Они должны были оттуда королеву вывести и привести к королевскому столу.
Когда же ее привели к столу, она уже ничего не могла кушать и сказала: "Бог милосердный, который поддержал жизнь мою во время заточения в башне, вскоре пошлет мне избавление от земного существования".
После того она действительно прожила три дня и скончалась блаженною кончиною.
Во время ее погребения два белых голубка, которые приносили ей пищу в башню (и были ангелами небесными), последовали за гробом ее и сели на ее могилку.
Старый король приказал злодея-повара разорвать на части; но печаль все же грызла его сердце, и он вскоре умер с горя.
Королевич же на красной девице женился, и живы ли они теперь, нет ли – Бог их ведает.
Находчивая Гретель
Жила-была кухарка по имени Грегель; она носила башмаки с красными каблуками, и когда выходила в них со двора, то вертелась во все стороны и была очень довольна собою, думая про себя: "А ведь все же я недурна".
И когда приходила домой, то под веселую руку выпивала глоток вина, а так как вино возбуждает аппетит, то она отведывала лучшее из того, что она варила.
И отведывала до тех пор, пока не насыщалась, да еще приговаривала: "Как кухарке не знать, что она готовит!"
Случилось, что однажды ее хозяин сказал ей: "Гретель, сегодня вечером придет ко мне гость; так ты приготовь мне пару курочек, да повкуснее!" "Приготовлю, сударь, будьте покойны", – отвечала ему Гретель.
Вот заколола она кур, выпотрошила, ощипала, насадила их на вертел и, когда завечерело, принесла их к очагу, чтобы зажарить.
Курицы на огне стали уж зарумяниваться и поджариваться, а гость все еще не приходил.
Тогда Гретель закричала хозяину: "Коли гость не придет, так я должна кур снять с огня; но, право, жалко будет, если их не теперь есть станут, когда они всего сочнее". Хозяин отвечал ей: "Ну, так я же сам сбегаю за гостем".
Но чуть только он отвернулся, Гретель тотчас сняла вертел с огня вместе с курами и подумала: "Чего мне так долго тут стоять у очага и потеть, и жажду терпеть? Кто еще их знает, когда они придут? Тем временем не сбегать ли мне в погреб да не хватить ли глоточек винца?"
Сбежала, кружку к бочке подставила, сказала: "Ну-ка, Гретель, благословясь!" – и глотнула порядком. "Рюмочка рюмочку за собою ведет, – сказала она, – да притом и нехорошо сразу-то обрывать!" И еще хлебнула вина не жалеючи.
Затем вернулась на кухню, опять вертел на огонь поставила, кур маслом вымазала и весело стала вертеть вертел над огнем.
Жаркое отлично пахло, и Гретель подумала: "Пожалуй, еще чего-нибудь не хватает там, попробовать все же не мешает! – пощупала кур и пальцы облизала. – Э-э! Да какие же вкусные! Просто грешно их теперь же не съесть!"
Подбежала к окошку посмотреть, не идет ли ее хозяин со своим гостем, но никого не было еще видно; подошла опять к курам да и подумала: "Одно крылышко как будто уж и подгорать стало, лучше я его съем!"
Отрезала крылышко, съела его, и очень оно ей понравилось. Как только она с ним справилась, так сейчас же ей пришло в голову: "Надо уж и другое крылышко отрезать, а то хозяин тотчас заметит, что чего-то недостает".
Съевши оба крыла, она опять подошла к окошку посмотреть, не идет ли хозяин, и опять его не увидела. "Кто их знает, – подумала она, – пожалуй, еще и совсем не придут либо зашли куда-нибудь... Э, Гретель, да чего тебе тревожиться! Одну уж начала, сходи-ка еще да хлебни разок и доедай всю курицу! Как всю-то съешь, так и успокоишься!.. Зачем пропадать Божьему дару?"
Вот и сбегала она быстренько еще разок в погреб и порядком там винца хлебнула, и превесело изволила докушать в свое удовольствие одну курочку.
Когда и после этого хозяин не вернулся домой, Гретель стала и на другую курицу посматривать и сказала: "Где одна поместилась, там и другой найдется место. Ведь обе они – пара! Коли ту съела, так и эту оставлять нечего! Да и если я еще немного выпью, это, пожалуй, тоже не повредит!"
И точно: еще разок заглянула она в погреб, еще весьма усердно выпила винца и затем отправила вторую курицу туда же, где уже находилась первая.
В то время, как она этой второй курочкой лакомилась, вернулся хозяин домой и крикнул ей: "Поскорее, Гретель! Гость мой идет сейчас за мною следом!" – "Слушаю, сударь, – отвечала Гретель, – все сейчас будет готово!"
Хозяин заглянул посмотреть, накрыт ли стол, взял большой нож, которым собирался разрезать кур, и на ходу стал точить его.
Тем временем и гость подошел, и вежливенько постучался у входной двери.
Гретель подбежала к двери посмотреть, кто стучит, и когда увидела, что стучит гость, она тотчас приложила палец к губам и сказала: "Тес! Тише! И постарайтесь поскорее отсюда убраться, потому что если вас здесь мой хозяин захватит, быть вам в беде! Хоть он вас и звал на ужин, но у него иное на уме: он собирается отрезать вам оба уха. Не угодно ли послушать, как он нож-то точит?"
Гость прислушался и стремглав бросился с лестницы...
А Гретель, не будь глупа, побежала к хозяину и давай вовсю кричать: "Хорошего вы гостя пригласили, нечего сказать!" – "Да что такое, Гретель? Что хочешь ты сказать?" – "Да как же? Ведь я вам только что хотела кур-то подать на стол, а он у меня их выхватил, да и был таков!" – "Экая досада! – сказал хозяин, которому стало жаль славных кур. – Ну что бы ему хоть одну мне оставить, чтобы было чем мне поужинать".
И он стал кричать вслед гостю, чтобы тот вернулся, но гость прикинулся, что он глух на ухо, и только еще больше прибавил ходу, поминутно оглядываясь назад.
Тогда хозяин сам пустился за гостем бежать вдогонку, все еще держа нож в руке, и кричал ему вслед: "Одну только! Только одну!" – он хотел этим дать понять, чтобы гость оставил ему одну из куриц, а не захватывал бы с собою обеих.
А гостю-то послышалось, что он кричит: "Одно только! Только одно!"
Он подумал, что дело идет об одном из его ушей, и мчался со всех ног, чтобы донести до дому уши в целости.
О смерти курочки
Некогда направились курочка с петушком на орешниковую гору и заключили друг с другом такой договор: кто первый добудет ореховое ядрышко, тот должен его с товарищем поделить.
Вот и отыскала курочка большой-пребольшой орех, никому ничего о том не сказала и задумала тот орех съесть одна-одинешенька. А ядрышко-то было настолько велико, что курочка его проглотить не могла; оно застряло у нее в горле, и курочка перепугалась, что она тем ядрышком подавится.
И закричала курочка: "Петушок, сделай милость, сбегай поскорее да принеси мне воды, не то я задохнусь".
Побежал петушок что есть мочи к колодцу и сказал: "Дай ты мне водицы, курочка лежит на орешниковой горе, заглотнула большое ядрышко и, того и гляди, задохнется".
Отвечал ему колодец: "Беги сначала к невесте и выпроси себе красного шелка".
Побежал петушок к невесте, говорит: "Невеста, дай ты мне красного шелка; я тот шелк снесу колодцу, колодец даст мне водицы, водицу отнесу я курочке, а курочка лежит на орешниковой горе, заглотнула слишком большое ореховое ядрышко и, чего доброго, задохнется". Невеста ему отвечает: "Сначала сбегай да принеси мне веночек, что повесила я на ивовой веточке".
Побежал петушок к иве, снял веночек с ветки и принес его к невесте, а невеста дала ему за это красного шелку; шелк отнес он к колодцу, а тот дал ему за это водицы.
Принес петушок водицу курочке, а курочка тем временем задохнулась и лежала мертвая, без движения.
Тут уж петушок так разогревался, что стал громко-громко кричать, и сбежались к нему все звери, стали курочку оплакивать.
Шесть мышек состроили повозочку, в которой бы можно было свезти курочку до могилы; когда же повозочка была готова, они сами в нее и впряглись, а петушок на той повозочке правил.
На пути встретили они лисицу. "Куда это ты едешь, петушок?" – сказала она. "Да вот собираюсь хоронить свою курочку". – "Нельзя ли и мне с вами вместе ехать?"
Пожалуй, сзади можешь сесть,
Не то лошадушкам не свезть.
Так и присела лисица сзади, а за нею – и волк, и медведь, и олень, и лев, и все лесные звери.
Так добрались они до ручья. "Как-то мы тут переправимся?" – спросил петушок.
А на берегу ручья лежала соломинка, которая сказала: "Вот я поперек ручья протянусь, так вы можете по мне переехать". Но чуть только шесть мышек вступили на этот мостик, соломинка переломилась и в воду свалилась, и все мышки в воде потонули.
Тогда опять пришла беда, и всех из беды захотела выручить головешка: я, мол, достаточно велика, я через ручей перекинусь, а вы через меня и переезжайте.
Но на беду, головешка как-то неловко коснулась воды, зашипела, потухла – и дух из нее вон!..
Увидел все это камень, сжалился, захотел петушку помочь и перевалился через воду. Пришлось петушку на себе тащить повозочку через камень, а когда он ее перетащил и вместе с мертвой курочкой очутился уж на другом берегу, вздумалось ему и тех перетащить, что позади повозки сидели...
Но их оказалось слишком много: повозка с ними откатилась назад, и все вместе рухнули в воду и потонули.
Остался петушок опять один-одинешенек на берегу с мертвою курочкою, выкопал ей могилку, опустил ее туда, а поверх могилки насыпал холмик и на тот холмик присел, и горевал по курочке до тех пор, пока сам не умер...
Так все они и покончили с жизнью.
Русалка
Сестрица с братцем играли у колодца. Играли, играли, да и свалились в него. А на дне его жила русалка. И сказала она: "Вот вы ко мне попали, должны хорошенько поработать", – и увела их с собою.
Девочке дала она прясть спутанный, плохой лен, да сверх того приказала ей носить воду в бездонную бочку, а мальчику велела рубить дерево тупым топором; пища же их состояла Аз одних клецок, крепких, как камень. Деткам все это наконец так надоело, что они, выждав воскресенье, когда русалка отлучилась в кирху, бежали из ее дома.
Когда русалка увидела, что птички улетели, и погналась за ними, дети заметили ее еще издали, и девочка бросила позади себя щетку; из той щетки выросла щетинистая гора с тысячами тысяч игл, и русалка с великим трудом перебралась через ту гору.
Тогда мальчик бросил позади себя гребешок, и из того гребешка выросла гребнистая гора с тысячами тысяч острых зубцов; однако же русалка и через ту гору перебралась.
Тогда девочка бросила на дорогу зеркальце, оно превратилось в зеркальную гору, такую гладкую, что русалка через нее не могла перелезть.
"Дай-ка я домой схожу за своим топором, – подумала она, – да ту гору пополам рассеку".
Но пока она домой ходила да гору зеркальную рассекала, дети далеко от нее убежали, и русалке опять пришлось одной сидеть в колодце.
Старый дед и внучек
Жил некогда на свете дряхлый-предряхлый старичок; зрение у него слабело, и слух тоже, и ноги ступали нетвердо. Сидя за столом, он едва мог держать ложку в руках, расплескивал суп по скатерти, да случалось иногда, что суп у него и изо рта капал на стол.
Его сыну и невестке было противно смотреть на старика, и потому-то старый дед должен был наконец переселиться из-за стола в особый уголок за печкой, где ему стали давать кушанье в небольшой глиняной мисочке, да и то не вдоволь.
Тогда он с грустью стал из своего уголка поглядывать на стол, и глаза его бывали влажны от слез.
Случилось однажды, что его слабые, дрожащие руки не смогли удержать и глиняной мисочки – она упала на пол и разбилась.
Молодая невестка стала его бранить, а он не отвечал ей ни слова и все только вздыхал.
Взамен глиняной мисочки они купили старику деревянную чашку за пару геллеров.
Вот и сидели они так-то, и видят, что маленький четырехлетний сын их, сидя на полу, сколачивает какие-то четыре дощечки.
"Ты что это там делаешь?" – спросил его отец. "Я сколачиваю корытце, – отвечал ребенок, – из того корытца стану кормить батюшку с матушкой, когда вырасту".
Тогда муж и жена поглядели друг на друга, расплакались, тотчас же опять пересадили старого деда к себе за стол и уж постоянно обедали с ним вместе, не говоря ему ни слова даже и тогда, когда он что-нибудь проливал на скатерть.
Брат Весельчак
Велась некогда большая война, и когда окончилась, многие солдаты получили отставку. И Брат Весельчак тоже получил отставку вместе с другими, а при отставке – небольшой казенный хлебец да четыре крейцера на выход.
Побрел Брат Весельчак путем-дорогою и повстречался ему Святой Петр в образе нищего и попросил милостыни. Тот отвечал ему: "Э-э, миляга, что мне и дать-то тебе? Был я в солдатах и выпущен вчистую: и всего-то у меня за душою казенный хлебец да четыре крейцера... А как и те выйдут, придется и мне точно так же просить милостыню, как ты просишь... Однако же дам, что могу".
Затем он разделил хлебец на четыре части и одну из них дал Святому Петру, добавив к хлебу и крейцер.
Поблагодарил его Святой Петр, пошел далее и в образе другого нищего сел на пути солдата; когда тот поравнялся с ним. Святой Петр опять попросил у него милостыни. Брат Весельчак опять повторил ту же речь и опять подал ему четверть хлебца и крейцер.
Поблагодарил его Святой Петр, пошел далее и в третий раз в образе нищего сел при дороге, и опять обратился к Весельчаку с тою же просьбою. Весельчак и в третий раз дал ему третью четверть хлебца и третий крейцер. Святой Петр его поблагодарил, а добряк пошел далее, и осталось у него в запасе всего четверть хлебца да один крейцер.
С этим запасом зашел он в гостиницу, съел свой кусок хлеба, а на крейцер спросил себе пива.
Затем пошел дальше путем-дорогою, а навстречу ему вышел опять Святой Петр в образе отставного же солдата и заговорил с ним: "Здорово, товарищ! А что, не найдется ли у тебя куска хлеба в запасе да хоть крейцера на выпивку?" – "Где мне это взять? – отвечал Весельчак. – Выпущен я вчистую, и за службу получил только казенный хлебец да четыре крейцера! На пути своем повстречал я троих нищих и каждому дал по четверти хлебца да по крейцеру. Последнюю же четверть я съел сам, зайдя в гостиницу, да на последний крейцер выпил. Теперь, брат, у меня пусто, и если у тебя тоже ничего нет, то мы вместе можем отправиться просить милостыню". "Нет, – сказал Святой Петр, – это пока еще не нужно; я кое-что смыслю в лечении болезней и сумею этим делом заработать, сколько мне нужно". "Ну, а я в этом ничего не смыслю, – сказал Весельчак, – значит, мне и придется одному идти нищенствовать". – "Э-э, пойдем со мною! – сказал Святой Петр. – Коли я что-нибудь заработаю, так поделюсь с тобою". "Что ж, мне это на руку!" – сказал Весельчак.
Так и продолжали они путь вместе.
Вот и пришли они к одному крестьянскому дому и услышали в нем вой и плач; зашли туда и видят, что хозяин дома лежит при смерти, и смерть у него за плечами, а жена его по нем воет и голосом плачет.
"Полно выть и плакать, – сказал Святой Петр, – я вылечу вашего мужа", – и с этими словами вынул из кармана какую-то мазь и исцелил больного мгновенно, так что он мог встать и совсем выздоровел.
Муж и жена очень этому обрадовались и спросили: "Чем можем мы вас наградить? Что можем вам дать?"
Однако же Святой Петр не захотел ничего брать, и чем более они его упрашивали, тем более он отказывался. А Весельчак-то и подтолкни его в бок, говорит: "Бери же чтонибудь, ведь нам же нужно".
Наконец хозяйка вынесла ягненочка и сказала Святому Петру, что он должен его взять; но тот все отказывался. А Весельчак-то опять его в бок: "Да бери же, дурень, ведь нам нужно!"
Тогда Святой Петр сказал наконец: "Ну, ладно! Ягненочка я возьму, но не понесу сам; хочешь, брат, так сам и неси". – "Отчего ж не понести!" отвечал Весельчак и вскинул ягненка на плечо.
Вот и пришли они в лес; ягненок порядком оттянул плечо Весельчаку, который притом же был и голоден, а потому сказал своему спутнику: "Глянь-ка, местечко здесь недурно, здесь могли бы мы ягненочка сварить и съесть". – "Пожалуй, – отвечал Святой Петр, – но только варить я не мастер; вари, коли хочешь, вот тебе и котел; а я тем временем похожу, пока ягненок сварится. Но только ты не принимайся за еду прежде моего возвращения; я уж приду вовремя". – "Ступай, ступай! – сказал Весельчак. – Я готовить умею и уж справлюсь с делом".
Святой Петр ушел, а Весельчак зарезал ягненка, положил мясо в котел и стал варить. Вот ягненок-то уж и сварился, а спутника все нет; тогда Весельчак вынул ягненка из котла, взрезал его и нашел внутри него сердце. "Это, верно, самый лакомый кусочек в нем", – сказал он и сначала только отведал его немного, а затем и все целиком съел.
Наконец и Святой Петр вернулся и сказал: "Ты хоть всего ягненка можешь съесть, а мне дай только одно сердце".
Весельчак взял и нож, и вилку в руки и давай преусердно искать среди кусков ягнятины, и сделал вид, что не может никак отыскать сердце; наконец процедил сквозь зубы: "Да его тут вовсе и нет". – "Что же это значит?" – спросил Святой Петр. "Право, не знаю, – сказал Весельчак, – а впрочем, что же мы оба за дураки! Ищем сердце ягненка, а ни одному из нас и в голову не приходит, что у ягненка сердца нет!" – "Ну, это что-то новое! У каждого животного есть сердце; почему бы могло не быть его у ягненка?" – "Нет, нет, взаправду, брат! Ты только сообрази, так сейчас поймешь, что у него в самом деле сердца не имеется!" – "Ну, пусть будет так! – сказал Святой Петр. – Коли сердца нет, так мне и ягненок не нужен; можешь его есть один". – "Чего не съем, то захвачу с собою в ранец на дорогу", – сказал Весельчак, съел пол-ягненка и сунул остальное в свой ранец.
Пошли они далее, и по воле Святого Петра широкая река перерезала им дорогу, а им надо было через нее непременно перейти. Вот Святой Петр и сказал: "Ступай ты вперед". – "Нет, – отвечал Весельчак, – лучше ты вперед ступай". А сам подумал: "Если окажется глубоко, так я лучше на берегу останусь". Пошел Святой Петр в воду, и вода достигала ему только по колено. Задумал и Весельчак переходить, а вода-то прибыла и была ему по горло.
И стал он кричать: "Брат, помоги!" А Святой Петр сказал: "Признайся мне, что съел сердце ягненка". – "Нет, – отвечал тот, – не ел я его".
А вода-то все прибывала и достигла уж до самых уст солдата. "Помоги мне, брат!" – крикнул он. "А признаешься ли ты мне, что съел сердце ягненка?" – "Нет, – отвечал солдат, – не ел я его".
Не хотелось Святому Петру, чтобы Весельчак потонул, он спустил воду и помог ему через нее перебраться.
Пошли они далее и пришли в такое царство, где королевна была при смерти. Услышали об этом наши путники, и солдат сказал: "А что, брат, ведь это для нас пожива! Если мы ее вылечим, так, пожалуй, на весь век обеспечимся!" И показалось ему, что его спутник недостаточно проворно ворочается; и он давай его поторапливать: "Да ну же, голубчик, поворачивайся! А то, пожалуй, еще опоздаем!"
А Святой Петр нарочно замедлял и замедлял шаг, как ни торопил его товарищ, пока наконец они не прознали, что королевна скончалась.
"Вот тебе и на! – сказал с досадою солдат. – А все оттого, что ты так плелся нога за ногу!" – "Помолчи лучше, – отвечал ему Святой Петр, – я ведь не только больных лечить умею, я и мертвых могу вновь призывать к жизни". – "Да, вот если ты это умеешь делать, так оно мне на руку; только уж ты меньше половины королевства за оживление не бери!"
Затем они направились к королевскому замку, где все были погружены в великую печаль; там и сказал королю Святой Петр, что он берется оживить королевну.
Повели его к умершей королевне, и он сказал: "Принесите мне полнешенек котел воды", – и когда котел был принесен, он приказал всем выйти из комнаты, оставив при себе только одного Весельчака.
Затем он изрезал на куски все тело усопшей, побросал куски в котел, развел под ним огонь и стал их варить. И когда все мясо от костей отстало, он добыл из котла тонкие белые косточки, положил их на стол и собрал в обычном, естественном порядке.
Затем он стал перед столом и трижды произнес: "Усопшая, восстань!" И при третьем возглашении этих слов королевна поднялась живая, здоровая и прекрасная, как и прежде.
Король, конечно, несказанно обрадовался и сказал Святому Петру: "Требуй от меня награды, и если бы ты даже пожелал половину моего королевства, охотно отдал бы тебе!"
Но Святой Петр отвечал: "Я не желаю никакой награды". – "Экий дурень!" – подумал про себя солдат, толкнул товарища в бок и шепнул ему: "Да полно же тебе дурить! Коли тебе ничего не нужно, так я-то не прочь бы получить хоть что-нибудь".
Святой Петр ничего не пожелал; однако же король заметил, что его товарищ не так бескорыстен, и приказал своему казначею набить ранец солдата червонцами.
Пошли они далее, и когда дошли до леса. Святой Петр сказал Весельчаку: "Ну, теперь давай делить золото". – "Хорошо, – отвечал тот, – давай делить".
Разделил Святой Петр золото – и разделил на три части. "Что это он за затею опять затеял? – подумал солдат. – Нас всего двое, а он на три доли делит".
Разделив золото. Святой Петр сказал: "Я разделил на три доли очень верно – одна доля мне, одна тебе, а одна тому, кто сердце ягненка съел". – "О, а это я же его и съел, – поспешил ответить Весельчак и поскорее прибрал золото к рукам, – я съел, уж ты поверь мне!" – "Может ли это быть? – продолжал Святой Петр. – Ведь ты же сам утверждал, что у ягненка вовсе сердца нет". – "Э, братец мой, мыслимое ли это дело? И у ягненка сердце есть, как у всякого животного... Почему бы у него сердцу не быть?" – "Ну, ладно же, – сказал Святой Петр, – возьми себе все золото, но я; уж не хочу долее быть твоим спутником, я пойду один своею дорогою". – "Как знаешь, голубчик, – сказал солдат, – на том и прощай".
И пошел Святой Петр другой дорогою, а Весельчак про себя подумал: "Оно и лучше, что он от меня отстал; а то он какой-то мудреный – чудодей, что ли?"
Кстати же, и денег у него теперь было довольно; но он не умел с ними обращаться, разбрасывал их, раздаривал и по прошествии некоторого времени опять остался ни с чем.
Вот и пришел он в одну страну, где, по слухам, королевна только что скончалась. "Вот оно что! – подумал он. – Ведь тут отличное дело может выгореть! Я ее оживлю, и уж, конечно, заставлю себе за это заплатить надлежащим образом".
