Текст книги "С днем рождения, турок!"
Автор книги: Якоб Арджуни
Жанр:
Крутой детектив
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)
ГЛАВА 5
Начало было положено. Я протер уши и смешал виски с содовой.
Теперь я знал, что в деле была замешана проститутка, и стал прикидывать, во сколько тумаков мне обойдутся поиски дальнейшей информации и могу ли потратить полученные от вдовы деньги на посещение борделя. Еще одна порция виски с содовой постепенно успокоила истерзанный желудок. Если мне предстоит искать проститутку, чтобы выяснить что-то об Ахмеде Хамуле, то это будет бесконечный поиск. На адрес Зумпфрайнерштрассе, 24 я не возлагал особых надежд. Футт и его люди там хорошенько пошмонали и наверняка ничего не нашли. Кроме того, я не верил, что Ахмеда Хамула убили под носом у его подружки. Версию случайного убийства я тоже исключал.
Я достал из шкафа свежие носки и парабеллум девятого калибра. Последний раз я пользовался им, когда проходил курс стрельбы. С тех пор он лежал среди белья без всякого применения. Я надел наплечную кобуру и вложил в нее пушку. Скорее всего, она мне не пригодится, но должное впечатление может произвести. Поверх я надел пиджак и посмотрел в зеркало, как он оттопыривается под мышками. Я выглядел нелепо, как неф, задумавший позагорать в солярии. Но иногда иметь под рукой артиллерию совсем неплохо. Я выпил глоток чистого виски и вышел из дому.
Уже во второй раз за сегодня я трясся в вагоне метро, направляясь к вокзалу. Эскалатор вынес меня на одну из улиц красных фонарей, которые мне предстояло прочесать в поисках проститутки. Улица пестрела ослепительным неоном, по обеим ее сторонам вдоль стен тянулись ряды дамочек зазывного вида, с выпирающими килограммовыми бюстами и обтянутыми розовым атласом пышными задницами. Перед входами в красные плюшевые салоны топтались бледнолицые занюханные сутенеры, заманивая прохожих пошлыми призывами посетить их заведение. Из крошечных дребезжащих динамиков струились на улицу постанывания, сопровождаемые сладенькими мелодиями в стиле диско. Здесь же кучковались группки похотливых пареньков из провинции, с разинутыми от неподдельного интереса ртами и вылупленными глазами. Старички с морщинистыми лицами, облизываясь, заглядывали внутрь залапанных тысячами рук входных дверей. Женатые бюргеры, прежде чем войти в храм любви, воровато озирались по сторонам, а покидая его, быстро исчезали в переулках. Я остановился и выкурил сигарету. Вокруг меня кишело месиво из бледных, стертых лиц, напряженных от ожидания чего-то неизвестного. Я разглядывал потрепанных жизнью женщин и спрашивал себя, что же заставило проститутку бежать на вокзал и настойчиво интересоваться Ахмедом Хамулом.
Я почувствовал на себе остекленевший взгляд, пронизывающий меня насквозь.
– Эй, парень, не найдется хоть одной марки для голодающего. Купить пожрать чего-нибудь.
Я отошел метров на двести к киоску с бургерами, купил одну упаковку с рубленым бифштексом, вернулся и сунул пакет парню в руки, наблюдая, как он его распаковывает. Его рубашка сразу же покрылась пятнами горчицы и кетчупа. Я присел рядом с ним прямо на асфальт.
– Слушай, ты тут, я вижу, всех знаешь?
Он повернул ко мне мрачную физиономию.
– А ты не легавый?
– Нет, я турок.
Он смерил меня скептическим взглядом.
– Ну и что? В легавые всяких берут.
– Послушай, если бы я был легавым и хотел бы тебя спросить о чем-то, я не стал бы бегать тебе за гамбургером, а просто отправил бы в каталажку. Через пару дней ты бы раскололся и продал мать родную.
Он дурашливо хихикнул.
– В последнюю пятницу тут человека закололи ножом. Звали его Ахмед Хамул, не слыхал ничего?
– Х-мм, может, и слыхал.
– Так вот. Меня интересует, кто загнал ему в спину нож.
– Понял.
– Я разыскиваю одну девицу, которая его знала. Не исключено, что она замешана в деле и, как и ты, ошивается в этом квартале. Может, расскажешь, как ее найти?
В задумчивости он жевал булочку, не закрывая рта, из которого частично сыпалось то, что он жевал. Мой желудок сразу же отреагировал на это зрелище. Я отвернулся, глядя на прохожих, смотревших в нашу сторону.
– Закурить не дашь?
Я достал сигарету и дал ему прикурить. Он жадно затянулся и закашлялся.
– А ты нормальный парень. Помогу тебе найти эту телку. Хотя таких тут пруд пруди. Будет непросто.
– Так что ты знаешь об Ахмеде Хамуле?
Он покачал головой, многозначительно сдвинул брови и пробормотал:
– Ничего, брат.
В кармане брюк у меня лежали две купюры по пятьдесят марок. Я вынул одну и поднес ее к свету фонаря, слегка похрустев ею. На эти деньги он мог спокойно достать хороший косячок.
Моментально просветлев, он стал рассматривать мои пальцы.
– Кое-что я, конечно, знаю. Может, даже побольше… – Он прикусил губу. – А купюры побольше не найдется?
Я закурил сигарету, выждал, пока ее кончик не раскалился, и поджег банкноту. Когда уголок отвалился, он хлопнул меня по руке.
– Все, кончай дурить, давай сюда бумажку, все расскажу.
Я сунул подкопченную купюру обратно в карман.
– Сначала расскажи!
– Гони сперва бабки, понял?
– Нет, не понял. Не знаю, что ты мне тут наплетешь. Давай, выкладывай. Если будешь складно рассказывать, получишь свои бабки.
– Ах ты говнюк. Я сразу просек, что ты говнюк. Кругом одни говнюки, весь этот говенный мир – одни говнюки. Я думал, что ты нормальный парень, а ты говнюк!
В чем-то он был, конечно, прав. Я испугался, что он начнет сейчас вопить. Лучше всего было бы встать и смыться отсюда. Платить за фуфло я не собирался.
– Не распускай сопли, я эти деньги не на дороге нашел.
Он что-то пробормотал про себя. Потом сказал:
– Ладно, много не расскажу, но кое-что слышал про это дело. Этот убитый чучмек имел дело с наркотой. Сильно увяз с торговлей, но точно ничего не знаю. На улице товар не толкал, по крайней мере здесь. Тут есть один тип, с которым я видел Хамула – они о чем-то шушукались. Когда Ахмеда кокнули, кто-то сказал умную вещь, что, дескать, не стоит ворочать делами в одиночку. Крыша должна быть. Что-то вроде этого. Ну вот, больше ничего не знаю и не хочу знать – меньше знаешь, крепче спишь.
Я задумался, насколько крепко спит он сам.
– А как звали того типа, кто шушукался с Хамулом?
– Даже если ты дашь мне в два раза больше…
– Ладно, – прервал я его, – о девчонке небось тоже ничего не скажешь?
– Нет, тут завязаны многие. Можешь спросить про нее в других домах – тут, по соседству. Но интервью там тебе вряд ли дадут.
Я сунул ему в руку слегка обгоревшую банкноту, поднялся и пошел вниз по улице. Ночная жизнь била ключом. В глаза мне бросился сияющий лиловыми огнями бар.
С чего-то надо начинать. Это был секс-бар Милли. Буква «а» в слове «бар» беспокойно подрагивала. Окно с табличкой «Кайф до 4-х утра», занавешенное шторой, отгораживало бар от любопытных взоров.
Я толкнул дверь и очутился в лиловом раю. Все было лиловым – обои, ковры, стулья, стойка, стаканы, картины, подушки, абажуры и даже сами обитатели этого рая. Народу было немного. Половину присутствующих явно составлял персонал. В темных уголках поодаль сидело несколько потных мужчин со сбившимися набок галстуками, в обществе легко одетых женщин в лиловом. Полумрак бара дополнялся гитарным перебором.
По мягкому ковру я добрался до одного из столиков и устроился на поролоновых подушках, обтянутых шелком. За стойкой стояла Милли. Я определил ее по виду. Много лет тому назад она наверняка была секс-бомбой. Сейчас даже толстый слой штукатурки на лице не мог скрыть глубоких морщин. Выкрашенные перекисью водорода волосы висели, как и ее двойной подбородок. Кусок леопардовой шкуры подчеркивал складки жира на том месте, где раньше находилась талия, поддерживал обвисшие груди и создавал впечатление, что дама ошиблась с размером одежды. Но здесь она была несомненно боссом и грозно покрикивала на девочек.
Я уселся на лиловый плюш и чувствовал в голове легкий дурман. Потом повеяло сквознячком. Я ощутил на лбу чьи-то черные локоны и запах дешевых сладковатых духов. Полуголая грешница местного гессенского разлива подсела ко мне и кокетливо заморгала накладными ресницами.
– Мой дикий шейх, не могу ли я составить тебе компанию? – самозабвенно прошептала она. Ее слова обволакивали мягкостью камамбера. – Что мне сделать, чтобы ты угостил меня скотчем со льдом?
– Ничего, подожди немного, и я буду твоим послушным голубем.
Она встала, слегка виляя узким задом, и погладила короткими, толстыми пальцами мое плечо, словно ее персты были длинными и тонкими, как у красавицы с персидской миниатюры. Я сомневался, что кто-то в этом заведении что-нибудь слышал об Ахмеде Хамуле, и решил выпить виски и пойти дальше. Влажная рука обвила мою шею и стала ее поглаживать.
– Мой дикий шейх, – ворковала она. Я резко отвел ее руку от своей шеи.
– Ну, ты, мой дикий шейх, не так бурно, мы же не спешим?
Идиотское прозвище «мой дикий шейх» прочно прилепилось ко мне. На другое, пусть даже такое же, дурацкое обращение ей, по-видимому, не хватало смекалки. Полузакрыв глаза, она медленно вычерчивала круги вокруг своего пупка, который не вызывал во мне никаких эротических побуждений, тем более что на животе росли не полностью сбритые черные волоски. Все, с меня довольно!
– Послушай, мой гадкий утеночек, я здесь совсем не для того, чтобы грызть мочки твоих ушей или говорить всякие пошлости. Я ищу человека, кто знал некоего Ахмеда Хамула. То, что я забрел в вашу лиловую лавочку, чистая случайность. Но коли я здесь, я спрашиваю тебя: тебе знаком человек по имени Ахмед Хамул?
С мозгами у нее был явно напряг. После того как она все же осознала, о чем ее спрашивают, последовала естественная реакция:
– Ты из полиции?
На этот раз в ее тоне не было приторности.
– Нет, не из полиции.
Я бросил на стол свою лицензию. Она медленно прочла, что там было написано.
– С днем рождения, турок! – неожиданно выпалила она.
Она оказалась не такой уж дурой.
– Тебя можно поздравить? Так ты просто сыщик, ходишь тут, все вынюхиваешь?
– У всех своя работа, тебе ли не знать.
С моей стороны это звучало не совсем вежливо, но мне было наплевать.
– Итак, Ахмед Хамул. Слыхала когда-нибудь?
Она посмотрела на меня не столь враждебно, как я того ожидал.
– Нет, не слыхала. – Пауза. – Но советую тебе: вали отсюда поскорее, а то хозяйка очень не любит, когда сюда шастают типы вроде тебя. Хотя ты был не больно ласков со мной, ничего против тебя не имею. Поэтому и советую тебе валить отсюда по-хорошему.
– А что имеет против твоя хозяйка, если клиент платит?
– Ты же турок, она терпеть не может вашего брата, а уж если заказывают только выпивку, то такой клиент здесь вообще лишний.
– А кто меня отсюда выставит? Эта бабуся в леопарде?
Она посмотрела в сторону стойки, усмехнулась и прошептала мне на ухо:
– Там сзади ее дружки. Они при оружии.
Внезапно я почувствовал симпатию к этой девице. Ее лицо вдруг перестало казаться мне таким глупым, а ее кривляний из репертуара одалиски из гарема полностью исчезли.
– Хочу сказать тебе, моя голубка, что в тебе есть шарм, когда не прячешься под глупой маской из «Тысячи и одной ночи».
Она одарила меня взором, лишенным всякой дежурной ласки, который тронул меня до глубины души.
– Хочется верить, что ты не лжешь.
– А не выпить ли нам еще по рюмашке?
Она бросила на меня быстрый взгляд, почесала нос и прошептала:
– В другой раз. Она все время смотрит на нас. Не хочу неприятностей. Уходи.
– О'кей. Где мне заплатить за виски?
– Вон там, у входа.
– Ладно. До скорого, голубка.
– До скорого, мой дикий шейх, – буркнула она.
Я с трудом пробрался к входу. У стойки стояла Милли, держа в накрашенных блестящих губах сигарету с золотым ободком.
– Сколько я должен за виски?
Она окинула меня насмешливым взглядом и, не выпуская сигареты изо рта, прошипела:
– Восемнадцать, господин.
Я положил вторую купюру, разгладив ее на стойке. В то время как она отсчитывала мне сдачу, я тихо пробурчал:
– В последнюю пятницу неподалеку убили ножом человека. Его звали Ахмед Хамул. Я ищу кого-нибудь, кто был с ним знаком.
Она быстро взглянула на меня:
– Не знаю я никаких Хамулов, – и, протянув мне сдачу, добавила: – И вообще не терплю, когда ходят тут всякие и вынюхивают, тем более если у них пиджак под мышкой оттопыривается. Вообще-то мне надо бы задержать тебя и сдать полиции, но тогда дюжина турецких цыплят лишится своего общипанного петуха. А я женщина добрая, а потому вали отсюда.
Если уж она смогла углядеть мою пушку в этом лиловом тумане, значит, не так уж хорошо я ее припрятал.
– У меня разрешение на оружие и лицензия на вынюхивание, а потому не могу позволить себе крепких выражений. А что, если выяснится, что одна из ваших девочек скрашивает свои лиловые будни, ширяясь кисленьким порошочком?
Мне показалось, что Милли вот-вот вонзит мне в морду свои кроваво-красные ногти. Вместо этого она незаметно нажала на маленькую белую кнопку рядом с пивным краном. Я быстро сунул сдачу в карман и повернулся к двери с табличкой «Служебное помещение». Через две-три секунды дверь медленно открылась, и из нее вывалились три амбала с такими же пузырями под мышкой, что и у меня. Они окинули взглядом помещение, подошли к стойке и обступили меня, как старые друзья. На самом низкорослом из них был галстук горчичного цвета с маленькими светло-зелеными слониками. Он посмотрел на меня сверху вниз, положил пятерню на мое плечо и сжал его. От боли я стиснул зубы.
– Что, супермен, тебе, кажется, очень не хочется расставаться с нами.
Он нехорошо подмигнул мне. Во рту сверкнули три золотых зуба.
– В городе полно приятных мест помимо нашего. Или у тебя другое мнение?
Все трое, если поставить их на весы, весили бы раз в пять больше меня, но, несмотря на это, я почувствовал непреодолимое желание заехать им в гладко выбритые подбородки.
– Какую часть твоего золотого зуба оплатит заведение?
– Что-что?
– Я как раз раздумываю, не пригласить ли тебя на тур вальса.
Все трое покатились от смеха.
– О'кей, супермен хренов. Представление окончено. Вон там дверь, на ней написано «Доброго здоровья».
Он указал большим пальцем на выход. Пока я раздумывал, как бы удалиться, не теряя достоинства, два других охранника подхватили меня под руки и вынесли на улицу. Я чувствовал себя маленьким мальчиком, которого вынимают из ванны после купания. Один из амбалов напутствовал:
– Дальше добирайся сам, иначе разобью твой турецкий нос.
Я показал на что-то за их спиной и простонал «О!». Моя затея сработала. Они обернулись и уставились в глухую стену дома.
– В чем дело?
Я похлопал типа, задавшего вопрос, по плечу. Он повернул голову, и я ударил его кулаком в лицо. Раздался сухой треск сломанной носовой кости. Он хрюкнул и шмякнулся на асфальт.
Его партнер недоверчиво посмотрел на меня, а осознав случившееся, хотел размозжить мне череп. Я видел, как напряглись мышцы под его пиджаком. Он медленно двинулся в мою сторону, хрустнул пальцами и облизал губы. Неоновый свет освещал его лицо, и были отчетливо различимы белки его глаз. Если бы он ударил, у меня было бы мало шансов уцелеть.
Он сделал паузу, разглядывая меня, как котлету. Я двинулся ему навстречу, затем застыл на месте и быстро пригнулся. Его правый чугунный кулак просвистел надо мной. Один прыжок, и я схватил его руку. Всем весом я бросился на него и рванул вверх. Громко затрещали кости. Он взвыл от боли. Здоровой левой рукой он вслепую колотил в моем направлении.
Дважды я увернулся, но на третий раз его кулачище попал в цель. Прямой удар, тяжелее удара молота, пришелся в мой подбородок.
Шатаясь, я сделал несколько шагов назад и наткнулся на столб уличного фонаря. Ноги обмякли, и я осел на асфальт. Мой противник двинулся ко мне, неестественно размахивая правой рукой. Я продолжал сидеть на земле и ждал, когда он подойдет ближе.
– Эй, ты, вонючая турецкая крыса, – прошипел он, – это тебе не пройдет даром.
Я сделал кувырок в сторону и въехал ему носком ботинка в подколенную впадину. Раздался глухой шлепок от падения тела. Он рухнул на землю, как срубленное дерево. Ухватив его за здоровую руку, я перекинул его через бедро.
– Спокойно, громила, а то придется наложить гипс и на вторую руку. Это я тебе обещаю.
Голиаф встряхнулся, и мне стоило немалых усилий удержать его руку, но он быстро сдался, и я смог перевести дух. Сломанная кость, должно быть, причиняла ему сильную боль. Он жалобно застонал.
– Кончай ныть. Лежи смирно, тогда я отпущу тебя. Но сначала скажи – знаешь Ахмеда Хамула?
Стиснув зубы, он выдавил:
– Никогда не слышал про такого.
Я еще раз сдавил его:
– А если пошевелить мозгами?
Он громко застонал и прорычал:
– Да нет же, твою мать, я вправду ничего не знаю.
В этот момент открылась дверь и на улицу высыпала кучка зевак.
Ломать дальше кости не хотелось. Я выпустил истерзанную руку своего противника и поднялся. Золотозубый вдруг быстро запустил руку под пиджак. Но я оказался проворнее и уже держал свою пушку на прицеле.
– Вынь лапу из пиджака, только тихо, иначе продырявлю.
Он скривил рожу, но повиновался.
Только сейчас я заметил толпу глазеющих на происходящее бездельников, соблюдающих дистанцию. Место было не самым подходящим, чтобы размахивать огнестрельным оружием. Я сунул пушку в кобуру. Мой противник тоже заметил собравшихся и ухмыльнулся, блеснув золотым зубом.
Вдали послышался вой полицейской сирены. С каждой секундой он становился все громче.
– Хватай своих дружков и вали отсюда! Сейчас приедут легавые и зададут тебе неприятные вопросы.
Мои слова пришлись ему по душе.
– Благодарю за совет. Сам бы никогда не додумался. А ты не дурак. Смотри, чтобы тебя шальной пулей не задело.
Мне надоело болтать с этим оголтелым типом, да еще с таким длинным языком. Перед тем как смыться, я еще раз взглянул на его дружка, которого я отделал не хуже. Вместо носа у него была кровавая каша. Кровь текла по щекам. Я похлопал его по плечу. Когда он приоткрыл глаза, я процедил:
– Запомни, с зарубежными гостями надо обращаться вежливо. В следующий раз оторву уши.
Он хотел было что-то сказать, но смог только выплюнуть кровавую слюну.
Я покинул поле битвы и бесцельно побрел по улице.
Мимо меня с воем промчалась полицейская машина. Я представил себе, как они задают вопросы очаровашке Милли, которая, наивно подняв брови, отвечает:
– Но, господин комиссар, у нас здесь полная тишина, можете мне поверить.
Добравшись до первой попавшейся забегаловки, я заказал три кружки пива. Подбородок был изрядно искорежен, и стоящая за стойкой смачная красотка скорчила презрительную мину.
– Это грим, подруга. Я прямо из театра, там сейчас антракт.
Она засмеялась.
– Сочувствую, но выглядит очень натурально. И какой же это спектакль?
– «Ромео и Джульетта» Шекспира, современная версия в духе ориенталистского экзистенциализма, антитеза традиционным европейским моделям интерпретации великого драматурга.
Кивнув головой, она протянула: «Вот как!» и немного погодя спросила:
– А в чем там дело?
– Ромео встречается с Али-Бабой и меняет Джульетту на сорок разбойников.
– А что потом? – с интересом спросила она.
– Джульетта влюбляется во всех сорок разбойников, а те хотят делать деток с Ромео. Али-Баба мокнет под дождем. В конце концов все мирятся и совершают заплыв по Нилу навстречу светлому будущему с песней: «Футбол – это наша жизнь».
Девица уставилась на меня вытаращенными глазами, затем отвернулась и налила мне пива. Когда я положил деньги на тарелку, она спросила:
– А подбородок почему окровавленный?
– Это чтобы публика глубже задумалась над проблематикой пьесы.
Балансируя с кружками пива, я нашел свободный столик, сел и закурил сигарету.
В баре было полно народу. Американцы в шортах кучковались вокруг небольших пластмассовых столов зеленого цвета, не спуская с лиц дежурных улыбок. В углу стоял музыкальный автомат, из которого доносились слова из хита Мика Джаггера «Не всегда получаешь то, что ты хочешь». У меня всегда была аллергия на прописные истины рок-н-ролльных шлягеров.
Пиво начало мягко затуманивать мой мозг. Я подумал, не вернуться ли мне домой и лечь в постель. Поиски проститутки казались бесперспективными, ввязываться в потасовки с кем попало больше не хотелось.
В конце концов я решил попытаться выведать что-нибудь от уличных проституток. Тут что-нибудь больше плевка в физиономию я вряд схлопочу.
Но сначала я зашел в туалет. Кому-то здесь совсем недавно стало нехорошо. От лужицы блевотины в углу пар. Мой желудок немедленно отреагировал спазмом, я сделал глубокий вдох, чтобы меня не вырвало здесь же. Я быстро помочился, стер запекшуюся кровь с подбородка и покинул сортир, а заодно и пивную.
На часах было без десяти двенадцать. Я шел по безлюдному переулку, где еще попадались редкие, трусливо заглядывающие в глаза сутенеры, не решавшиеся пристать ко мне с обычными посулами недорогих наслаждений. Из дверей пиццерии торчала белая лакированная туфля. Я подошел ближе. Вентилятор гнал на улицу теплый аромат теста. Я остановился.
В белых лакированных туфлях оказались длинные ноги в белых чулках.
На обладательнице белых туфель был легкий наряд в турецком стиле, прикрывающий живот и груди, светлые волосы, заплетенные в косу, перехватывала турецкая лента.
Я не успел произнести и слова, как услышал от нее:
– Проходи мимо, с такими не трахаюсь, это мой принцип.
При этом она сделала жест рукой, напоминающий манипуляции уличного регулировщика.
– Зачем трахаться, я хочу только кое-что спросить.
Меньше всего ее интересовали какие-либо вопросы.
– Слушай, вали отсюда, чурка, да поживее. Нечего тебе здесь делать.
С Ахмедом Хамулом она вряд ли имела дело. Руки у нее были без следов уколов, и с наркотой она была явно не связана. Я поплелся дальше и по пути предпринял еще пару попыток в надежде что-нибудь узнать. В кровать еще успею. Что мне мешает еще раз спросить? Но дело обернулось иначе.
Когда я подошел к следующему подъезду, какая-то коротышка в ажурных чулках пропищала:
– Эй, красавчик, тебе не одиноко?
Черный атлас, обтягивающий ее бюст, казалось, вот-вот лопнет.
– Очень одиноко, – ответил я. – Вот ищу тут девушку, которая знала некоего Ахмеда Хамула. Никогда не слышала это имя?
Она скрестила руки на груди и бросила на меня взгляд, удивленный и презрительный одновременно.
– С каких пор в нашей полиции работают иностранцы?
– Я не из полиции, я частный детектив.
– Тогда топай отсюда, только мешаешь работать.
С минуту я размышлял, какое впечатление на нее могут произвести тридцать две марки, лежавшие в моем кармане.
Она грызла свои накрашенные зеленым лаком ногти и оценивающе смотрела на меня.
– Не знаю никакого Ахмеда.
– Его убили в пятницу. Здесь, неподалеку.
– Ах, этот!
– Да, тот самый. – подтвердил я.
– Сперва покажи бабки, иначе ничего не скажу.
– А если покажу?
– Там видно будет.
Поскольку я никак не отреагировал на ее предложение, она начала канючить:
– Слушай, парень, а ты, я вижу, скупердяй. Боишься рискнуть какими-то вонючими тридцатью марками? Я стою больше даже с закрытым ртом.
Она была права. Кроме того – это не мои личные деньги. Я протянул ей три десятки, которые она привычным движением сунула себе в бюстгальтер.
– Этот тип, которого ты имеешь в виду, ошивался в баре «У Хайни». Это тут рядом, пройдешь две улицы вперед. Я туда иногда заглядываю.
Такого исчерпывающего ответа я совсем не ожидал.
– А с чего ты взяла, что это именно тот тип, которого я ищу?
– В воскресенье вечером я ужинала там, и подруга рассказала, что зарезали какого-то турка, всадили нож в спину. Он сюда всегда приходил побалдеть.
– А кто она, эта твоя подруга?
– Да уж есть одна.
Вдоль стены семенил небольшого роста мужчина в шляпе.
– Вроде бы она узнала из газеты. Больше ничего не знаю. Так, а теперь делай ноги, не то клиентов распугаешь.
– Ладно, желаю хорошо провести вечер.
Вслед она крикнула, что еще за пару марок можно было устроить и более приятную встречу.
Бар «У Хайни» я знал и раньше, хотя никогда не заходил в него. Теперь я стоял у входа и изучал прейскурант блюд. Когда я вошел внутрь заведения, представлявшего собой комбинацию ресторана и закусочной, в нос резко пахнуло подгоревшим маслом. Я сел за столик у стены, откуда открывался хороший обзор всего помещения. На потолке висели старые гирлянды, оставшиеся от давно прошедшей масленицы. Зал был выдержан в однотонном светло-коричневом колорите. Без всякого порядка в нем стояла деревянная мебель в деревенском стиле. Над стойкой висела голова оленя. Столики большей частью пустовали. Загорелые мужчины в белых пиджаках развлекали своих легкомысленных подруг рассказами о несостоявшихся приключениях. Несколько девиц попивали шнапс. В углу сидел икающий бомж. Подошел долговязый худой официант, покручивавший ус. «Скотч», – заказал я. Он быстро отошел со словами:
– Хорошо, кофе и виски.
Я стал разглядывать женщин. Одна из наиболее симпатичных трудилась в полумраке над аппетитно поджаренным куриным окорочком.
В этот момент к моему столику подошел официант, описывая в воздухе круги подносом, на котором стояли чашка и стакан. Он галантно опустил их на стол и спросил:
– Желаете заказать что-нибудь из еды?
Он мог бы вполне работать в баре отеля «Плаза», где подают омаров гостям ежегодных ярмарок, а не в этой занюханной харчевне.
– Спасибо, я уже поел.
Он, улыбаясь, удалился.
В углу стоял музыкальный автомат. Ахмед наверняка частенько его включал. Кажется, тридцать марок, отданные ажурным чулкам, были явно недостаточны, чтобы я продвинулся в своих умозаключениях.
Я закурил сигарету и подошел к автомату. У меня оставались две последних марки. Чем платить за скотч и кофе, я пока не знал.
Я бросил монету в узкую щель и нажал красную кнопку. Ящик прогремел: «Oh, yes». Девица, оторвав глаза от тарелки с курицей, подняла голову и бросила на меня через весь зал удивленный взгляд.
Я встал и неохотно двинулся в ее сторону.
– Извините, можно присесть за ваш столик?
На ее лице появилось выражение, с каким смотрят на человека с дурным запахом изо рта.
– А это обязательно?
– Я ненадолго, у меня есть сообщение… об Ахмеде Хамуле… Он жив, – шепотом проговорил я.
Я действовал наобум, на ощупь, словно находясь в темноте, да еще с завязанными глазами. Ее рот от удивления раскрылся до таких размеров, что в нем мог поместиться средней величины арбуз. Я почувствовал себя счастливчиком, выигравшим лотерейный билет.
– Да… да… пожалуйста, садитесь, – заикаясь, пробормотала она и пододвинула мне стул. – Кто вы? И что вы знаете?
Я чинно уселся на стул и стал судорожно соображать, что ей сказать.
– Я друг Ахмеда Хамула. Он просил меня кое-что передать вам.
Я повернулся и окинул взглядом помещение. На мое счастье, за соседним столиком кто-то сидел и мог подслушать наш разговор. Под этим предлогом можно было увести девицу отсюда.
– Я вам все объясню, но не здесь. Где мы можем спокойно поговорить?
– Да, конечно, мы можем пойти ко мне, это здесь недалеко, но… Ладно, пойдемте, я совсем растерялась… понимаете, это так…
– Успокойтесь, – прервал я ее, – сейчас платим и уходим.
Я кивнул официанту, попросил счет и только тут вспомнил, что потратил последние две марки на автомат.
– Вы меня простите, но я забыл свои деньги. Не могли бы вы заплатить за кофе и скотч?
– Конечно.
Пока официант выписывал счет, она судорожно рылась в своем бумажнике из крокодиловой кожи. Разумеется, с большим удовольствием официант принял бы еще один заказ, а в конце бросил бы свое дежурное: «Как вам понравилось наше фирменное блюдо?» Вместо этого я покидал бар, так и не отведав курятины, что он воспринимал как личное оскорбление. Хотя, с другой стороны, судя по его худобе, сам он не очень-то увлекался здешней кухней. Наконец моя собеседница дрожащими руками вынула двадцатимарковую купюру и протянула ее официанту.
– Включите в этот счет мой кофе и виски.
В глазах официанта на миг блеснуло удивление. Он, конечно, принял меня за искателя плотских утех и был крайне удивлен, что проститутка платит за своего клиента.
В то время как он отсчитывал сдачу, я отошел к своему столику, чтобы взять сигареты и виски, который успел сделаться теплым, и залпом выпил остаток. Когда я вернулся, женщина прятала деньги в сумочку. Итак, мне удалось в кратчайшее время и без посторонней помощи найти подружку Хамула. Это вдохновляло. Это было уже нечто.
Мы вышли от Хайни.
– Я живу в этом доме, – сказала она, пройдя два метра вперед и толкнув обшарпанную дверь. Подъезд освещала мигающая слабая неоновая лампа. Женщина молча поднималась по лестнице впереди меня. Наверное, обдумывала вопросы, которые собиралась задать мне, и не знала, с чего начать. Мне это было только на руку, тем более что я все равно не знал на них ответов.
Поднявшись на второй этаж, я узнал ее имя. Оно было написано печатными буквами поверх кнопки звонка: ХАННА ХЕХТ. Ханна открыла дверь и включила свет. Мы оказались в крошечной прихожей, выложенной светлой итальянской плиткой. Кроме голубого телефона, здесь ничего не было. Розовый светильник, свисавший с потолка, создавал сумеречный полумрак. Ощущение создавалось такое, как будто ты очутился в ванне, наполненной теплым какао. Из прихожей вели две двери – одна в спальню, служившую «рабочим кабинетом» Ханны Хехт. Она открыла другую дверь – здесь была ее комната отдыха.
Она представляла собой четыре стены, вдоль которых расположились кухонный уголок, раковина и мебель из ИКЕА. На стене, оклеенной обоями, висели картинки с изображением лошадей, розовато-бежевый плакат с сердечками и танцующими детьми и бритые головы какой-то рок-группы. Полка в углу комнаты была заставлена дешевыми безделушками и книгами о лошадях. Здесь же стоял радиобудильник. Эта убогая комнатенка больше напоминала жилище подростка, не познавшего ничего лучше кока-колы, чем жилье проститутки.
– Садитесь. Что-нибудь выпьете?
– С удовольствием.
– У меня есть мартини и водка.
– Лучше водку.
– Лед?
– С удовольствием.
Пока она открывала холодильник и вытряхивала лед, я смог внимательнее рассмотреть ее. Она была высокого роста, с длинными ногами, обтянутыми джинсами. Если бы она побольше ела, то имела бы вполне хорошую фигуру. На изнуренном желтушном лице отпечатались следы неисчислимых доз, вколотых за всю ее жизнь. Крашеные белые волосы висели редкими прядями. Я спрашивал себя, какого рода отношения могли связывать ее с Ахмедом Хамулом.
Она поставила передо мной рюмку водки, села напротив, закурила длинную сигарету с фильтром и напряженно уставилась на меня.
– Скажите, что вы… знаете об Ахмеде Хамуле?
Как лучше соврать ей, не приходило мне в голову. Да и стоило ли врать вообще? Что это может мне дать? И решил выложить ей всю правду.
– Я обманул вас. Ахмед мертв.
На этот раз ее рот не раскрылся от удивления. Она крепко сжала губы. Я испугался, что она их прокусит. Ханна впилась пальцами в край стола.