Текст книги "Летчица с листа ивы"

Автор книги: Window Dark

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)

– Полетели, – беспечно согласился Порфирий. – Эх, жаль ОраCOOL смылся. У меня для него тоже была парочка заковыристых вопросиков. Теперь придется ждать следующего раза.

Инга ничего не ответила. Она устала.

В кабине было по-прежнему тепло и уютно. Инга вглядывалась в тьму за окном. Порфирий мельком следил за приборами и думал о чем-то своем. В кабине накапливалось молчание.

Молчание бывает разным. Есть молчание двух друзей, когда глаза смотрят вперед и видят приближающуюся мечту. Или душа откатывается назад, в прошлое, и двое молчаливо плавают в воспоминаниях. Тогда слова не нужны. И без них все просто замечательно.

Но и есть и другое молчание. Молчание между двумя совершенно разными субъектами, которые и рады бы разбежаться, да не получается. А говорить уже не о чем. Вот такого рода молчание заполняло самолет и давило на покатые плечи маленькой девочки, невесть как очутившейся в подземном большегрузе, о существовании которого она несколько дней назад даже не подозревала. Долго терпеть такое давление Инга не могла и поэтому спросила.

– Порфирий, а как это тебя занесло под землю?

– Видишь ли, Инга, – немедленно отозвался пилот. – С детства у меня был один большой плюс и один большой минус. Плюс – невероятное желание летать. Минус – невыносимая боязнь темноты. А когда я поступил в летную школу, то появился еще один страх – подвести друзей. Боишься темноты? Значит, без труда угробишь машину, потому что в ночи не летишь, а дожидаешься посадки. Все мысли уже не о полете, а о темноте, в которой прячется ужас.

– Ну так и что? Разбил машину, сел на новую, да полетел дальше.

– Видишь ли, Инга. Полет без смысла быстро теряет свою привлекательность. Возьми любого летчика, и ты поймешь, что каждый из них не просто летает, а доставляет из одной точки в другую нечто важное для тех, кто по каким-то причинам летать не может. Гибель самолета – трагедия для летчика. Но, как ты сказала, он может сесть на другую машину. Однако то, что ему не удалось довезти, может быть уникальным и незаменимым. Может он вез ниточку, на которой держится жизнь. Предположим, врача к больному. Умирает кто-то, вызвали врача, а летчик отказался лететь, потому что боится темноты. Тогда я наложил на себя испытание. Трудно лететь между звезд, но звезды светят, зовут, дают надежду. Тяжело ждать полгода, когда полярная ночь сойдет на нет, и на небе воцарится солнце, но воцарится на целых полгода. Под землей нет ни звезд, ни солнца, здесь мне сложнее всего. Поэтому я и решил, если выдержу и не сломаюсь на подземной работе, то могу называть себя летчиком. И тогда уже окончательно решу, где летать: среди звезд, среди льдов или среди мрачных скал в подземных коридорах. А потом я узнал про лабиринт, и родилась новая мечта...

– У меня тоже есть мечта, – вздохнула Инга. – Вернуться домой.

Порфирий склонился над девочкой, свернувшейся в клубок на мягком кресле.

– Пусть наши мечты осуществятся, пусть никакие испытания...

– Порфирий, – внезапно перебила его Инга. – А что это там впереди?

Порфирий осекся.

Впереди бушевало зеленое сияние. Тусклое, неприятное, будто пропахшая склизкой сыростью болотная тина.

– Вот черт, – ругнулся летчик. – Размечтались мы с тобой Инга. Не знаю, что за дела у тебя с зеленоглазым, но мы вплотную приблизились к его подземным владениям. Придется поворачивать.

Руки Порфирия решительно легли на штурвал.

– Подожди, – попросила Инга, вскочив с кресла. – А можно открыть кабину?

– Ты хочешь бросить вызов? – покачал головой пилот. – Однако...

Стрелка указателя скорости резко качнулась к нулю. Кабина раскрылась. В лицо Инги ударил промозглый ветер.

– Эй, – крикнула Инга в темноту. – Ты, с зелеными глазами.

Сияние колыхнулось. Из его водянистых глубин полезли грозовые тучи.

Для равновесия Инга вцепилась в спинку кресла, за которую хотелось спрятаться от наплывающего безобразия. Но нельзя прятаться, когда должны прозвучать слова.

– Если ты не вернешь самолет Райлане, то я, Инга, вызываю тебя на бой. Нечестно выменивать то, от чего зависит чья-то судьба. Тем более, если это судьба летчицы. Если у меня есть то, на что ты согласен меняться, приди и поменяйся. Иначе я буду сражаться. Запомни!

Громыхнул гром, и тучи сложились в очертания трех длинных уродливых башен.

– Он услышал, – качнул головой Порфирий. – Теперь полный назад.

Сияние осталось по правому борту. Оно медленно угасало и теперь уже не казалось страшным. Инга дрожала от напряжения. Не так-то просто бросить вызов тому, с кем не хочет связываться даже оракул. Одновременно Инга чувствовала какое-то облегчение, почти как тогда в бассейне, все-таки прыгнув с трехметровой вышки. Пусть стеклянноглазый знает, что не он – хозяин самолета, числящегося за эскадрильей с листа ивы.

Самолет тряхнуло, и он, подпрыгивая, начал сбавлять скорость, проносясь по каменистому плато.

– Приехали! – весело сообщил Порфирий. – Это не тебя ли там так горячо встречают?

С каменной площадки махали руками Зумки и Райлана, что-то неразборчиво выкрикивая.

– Спасибо, – улыбнулась Инга. – Если б не ты, я бы многое не успела. И не поняла.

Когда девочка спрыгнула вниз, то не сразу побежала к подругам. Она обернулась еще один раз.

– На каком дереве была твоя эскадрилья? – прокричала она.

– Каштан! – прокричал в ответ летчик. – А еще, знаешь что, Инга. Если ты все-таки станешь летчицей, выбирай подземных. Вдвоем исследовать Лабиринт Вечной Ночи гораздо интереснее. А ты такая, такая, такая, что я... В общем, я готов отложить свой главный вылет. И подождать, когда ты снова окажешься в подземных небесах.

Инга не могла описать, что она чувствовала после этих слов. И безумную радость, что ее признали за летчицу, с которой можно лететь даже в Лабиринт Вечной Ночи. И ниточку тоскливой печали, потому что Инга не верила в свое возвращение сюда.

– Ингочка, – лапка Зумки хлопнула по плечу. – Срочно возвращаемся. Твое время на излете. Скоро ты снова станешь большой, и тогда никакой самолет не вытащит тебя на поверхность. Жаль, что мы так и не успели...

– Успели, – перебила ее Инга. – Я встретила оракула. Я вызвала зеленоглазого на бой. И еще... я разыскала настоящего летчика, пусть даже и подземного. И он звал меня вернуться.

– Ну ты даешь! – ахнула Зумки.

Обратную дорогу девочки молчали. Даже словоохотливая Райлана.

Глава пятнадцатая

Обмен

Мальчик медленно водил пальцем по шершавым кирпичам полуобсыпавшейся стены. Зеленые глаза неприятно мерцали. Глаза были холодными, стеклянными, мутными.

– Значит, ты явилась за самолетом? – спросил он, улыбаясь.

– Точно, – кивнула Инга.

– А зачем он тебе? Нет, не отвечай сразу. Подумай хорошенько. Взвесь каждое слово. Прочувствуй вопрос. Зачем... Тебе... Самолет... Если ты назовешь неверную причину, то, устранив ее, не выиграешь ничего, кроме тоски и опустошения.

– Я не могу вернуться домой, – призналась Инга. – На меня наложено заклятие полного неузнавания.

– И все? – недоверчиво протянул стеклянноглазый. – Это и есть причина, по которой ты явилась за самолетом?

– Да, – кивнула Инга.

– То есть, – речь текла медленно, – если тебя снова все вспомнят, если мама откроет дверь и улыбнется, а папа больше не станет смотреть на тебя удивленными глазами, то самолет тебе и не нужен?

– Вроде как и не нужен, – согласилась Инга.

– Проще простого, – расцвел стеклянноглазый в улыбке. Только уж очень не понравилась Инге такая улыбка. Нехорошая она получилась, словно делили пирог на две слишком неравные части. Большая часть доставалась не Инге, а она об этом и не подозревала. Зато о результатах дележки хорошо знал стеклянноглазый.

– Тогда договоримся так, – предложил он. – Сейчас ты отправляешься домой и забываешь об этой истории. Тебя сразу вспоминают все-все-все, и жизнь снова становится прекрасной и удивительной.

– А самолет? – чуть не забыла Инга.

– А самолет остается у меня. Мы ведь только что выяснили, что он тебе уже не нужен.

Окрыленная счастьем Инга чуть было не бросилась бежать, но что-то мешало развернуться крыльям в полный размах. Туманные клочья складывались в расстроенное личико Райланы, которой уже никогда не быть зачисленной ни в одну легендарную эскадрилью. За крошечной фигуркой вырисовывалась рассерженная Зумки, чья мордочка побагровела то ли от гнева, то ли от боевой раскраски, а шерсть взъерошилась алыми иглами.

Мальчик повернулся и медленно пошел вдоль стены, поглаживая кирпичи. От его прикосновения на стене оставалась четверка извилистых, сиреневых, словно вылитых из неона линий, угасающих по мере удаления их создателя.

– Постой! – крикнула Инга. Стеклянноглазый обернулся и вопросительно вскинул голову.

– Мне все равно нужен самолет.

– Зачем? – мальчик неожиданно оказался совсем рядом.

– Я обещала его вернуть.

– Зачем, глупышка?! Заклятие уже исчезло! Ты мне не веришь?!

Зеленое стекло мерцало яростными волнами. Казалось, оно немедленно извергнет молнии, которые испепелят любого, усомнившегося в словах странного мальчишки.

– Верю, – устало сказала Инга. – Но мне все равно надо его вернуть.

– Разве ты потеряла эту машину? – большой палец и мизинец оттопырились, превратив ладонь в самолет, который стараниями мальчика принялся выписывать виражи. После виражей тоже оставался след. Бледно-зеленый, как холодные глаза.

– Не я, – созналась Инга. – Но если я его вызволю, то спасу мою лучшую подругу.

– Ага, – уголок губ полез вверх. – Ты хочешь принять на себя чужую ошибку?

– Ну, – кивнула Инга.

Глаза оказались совсем рядом. Инге было видно, как в мутном стекле разлетаются в разные стороны миллионы зеленых молний.

– Видишь ли, малышка, взять на себя чужую вину – это, как ни крути, подвиг. А подвиги нынче в цене. Сможешь ли ты заплатить за подвиг ХОРОШУЮ цену?

– А что надо сделать?

– Делать-то как раз ничего не придется. Я никогда не прошу ничего делать. Я добиваюсь добровольного обмена. Итак...

На его ладони оказался самолет ивовой эскадрильи. Инга напряглась.

– Я тебе самолет, а ты мне, – его рука обвела окрестности, – все это.

– Деревья и забор? – удивилась Инга.

– Без выигрыша, – ухмыльнулся стеклянноглазый. – Мне нужны не сами предметы, а их краски.

– Это как? – испугалась Инга, потому что ничего не понимала.

– Хочешь увидеть? – хитро прищурился мальчик.

– Да, – согласилась Инга.

– Протяни руку, – прошептал он.

Не в силах сопротивляться, Инга протянула руку вперед и чуть вверх. В тот же миг из глаза мальчишки вылетела зеленая молния и больно ужалила ладонь девочки, а потом взорвалась, на мгновение ослепив Ингу. Когда девочка вновь обрела способность видеть, то долго трясла головой, но зрение осталось странно искаженным. Мир вокруг потерял цвета. Серое небо простиралось над головой. Под ногами тянулась серая земля. Кирпичи на стене ничем не отличались от прожилок цемента, разве что были чуть темнее. И даже асфальт, который всегда был серым, казался сейчас каким-то не таким.

– Вот и все, – пожал плечами мальчик. – Теперь ты знаешь цену подвига. Но слово еще не сказано. Тебе решать, останется самолет у меня или вернется... к кому бы то ни было.

– А зачем тебе краски? – вопрос звучал не слишком умно. Но от серого мира что-то важное спуталось у Инги в голове.

– Ну, ответ простой, – уголок губ загнулся еще выше. – Я знаю многих, которые готовы заплатить любую цену, только бы увидеть мир в двойных красках. Эти любители контрастности глотают таблетки, вводят в вены всякую дрянь, нюхают порошки, но никто из них не задается вопросом, откуда берутся двойные краски. А это я вымениваю их и предлагаю для нового обмена.

– Так ты не продаешь?

– Деньгами ворочают другие. Я только меняюсь. Я рожден для вечного обмена. В непрекращающихся обменах вся моя жизнь. Я исчезну, как только люди перестанут меняться.

– Мне страшно, – сказала Инга.

– Бояться как раз нечего, – вздохнул мальчик. – Я никогда не заставляю людей меняться. Они совершают обмен по доброй воле. Слово не сказано, ты еще можешь получить назад свои краски. Правда, это было бы слишком скучно.

Он презрительно поджал губы и взглянул на Ингу с явным вопросом.

– Не будешь скучать, – решилась Инга. – Я согласна меняться.

– Тогда пожмем руки, – кивнул стеклянноглазый и протянул свою.

Рука на ощупь оказалась сухой и мягкой, а пожатие скоротечным и сильным, но не костедробительным. Однако, властным, развернувшим ладонь Инги костяшками к земле.

Когда чужие пальцы соскользнули с ладони, на ней обнаружился потерянный самолет. Только теперь он был серым. Инга посмотрела на деревья, на разрушенные стены, на небо, на потрескавшийся асфальт и комья земли вывороченные экскаватором много лет назад. Цвета продолжали буйствовать и поражать своим многообразием, только утратили краски. Однако миллионы вариантов серого, начиная от почти белоснежного и заканчивая беспросветной чернотой, прекрасно выстраивались в панораму заброшенного уголка, затерявшегося в городских просторах.

– Он так и останется для меня черно-белой фотографией? – спросила Инга про мир.

– Давай по-дружески, – мальчик неожиданно рубанул рукой воздух. – Любой подвиг достоин награды. Ты можешь заслужить краски, но это будет весьма непросто.

– Как? – выдохнула Инга в радостном порыве, прогнавшем туман безысходности.

– Смотри, – мальчик достал из кармана хрустящий продолговатый пакетик.

Инга узнала фруктовый лед. Лимонный. Только лимон выцвел до состояния высохшего листа, а зеленые волны, обернулись цементными разводами.

– Сколько он стоит? – спросил стеклянноглазый.

– Рубля четыре, – протянула Инга.

– Сможешь заплатить?

– Смогу, – Инга вытащила двухрублевые монетки. Левой рукой мальчик забрал деньги, правой протянул мороженое. В тот миг, когда пакетик коснулся пальцев Инги, лимон снова стал желтым, а по глянцевой поверхности побежали зеленые волны, высветив сиреневую надпись "Фруктовый лед". Превращение оказалось столь неожиданным, что Инга чуть не выронила мороженое. Однако, летчицы, в отличие от изнеженных телевизионных героинь, не выпускают из рук вверенное на хранение имущество. Девочка, не отрываясь, смотрела на маленький кусочек радуги посреди серого мира.

– Видишь, – сказал стеклянноглазый, – все не так уж плохо. Краски совсем рядом. Надо только стараться не упустить их.

– Теперь ко всему, куда я прикоснусь, вернутся краски! – возликовала Инга.

– Вовсе нет, – дернулись губы мальчика, будто Инга сморозила глупость. Краски обретут только твои собственные вещи.

– Эй, эй, – возмутилась обманом Инга. – А платье так и осталось серым. И сандалии. И сумка...

– И все остальное, – бесстрастно закончил за Ингу мальчик. – А ты чего хотела?

– Но платье мое!

– Разве ты платила за него деньги?

– Мама платила. Это ее подарок на мой день рождения.

– Подарки не в счет. Подарки – это волшебство совсем иного рода.

– Так нечестно!

– Честно-нечестно ничего не меняет. Ты выбрала, а теперь возмущаться и требовать справедливости поздно. Запомни, малышка, цвета обретет лишь то, за что ты сможешь заплатить. Вот тебе повод не лениться, а копить деньги. Чем больше сумеешь заработать, тем больше красок вернется в твой мир. Вот так-то, девочка. Кто знает, может в один блистательный миг тебе удастся выкупить всю вселенную.

Мальчик снова повернулся спиной, показывая, что разговор окончен.

У поворота он обернулся.

– Ты ешь мороженое, ешь. А то растает, зря пропадет. Сейчас для тебя не те времена, чтобы разбрасываться красками.

Разорвав пакетик, Инга осторожно лизнула желтую прохладу. Казалось, такой вкуснотищи она никогда не пробовала. Ведь сейчас ее язык касался единственного в мире, цветного мороженого. А потом Инга купит еще одно, и еще. Пока не закончатся деньги. А потом...

Но Инга решительно прогнала мысли о столь далеком будущем. Первым делом надо спасать Райлану. Девочка посмотрела на серый самолет, ютившийся на ладони, и побрела на поиски летчицы с листа ивы.

Глава шестнадцатая

Трудный разговор

– Держи, – Инга поставила самолет на сиденье скамейки и осторожно присела на краешек. У Райланы не нашлось слов. Она просто запрыгала вокруг обретенной машины. От маленькой фигурки протянулась длинная, черная, извивающаяся в диком танце тень. Закатное солнце красило весь мир в нежный багрянец. Только багрянец жил сам по себе, а Инга сама по себе.

Зумки посмотрела на самолет настороженно. Инге казалось, что ее подругу старательно вываляли в цементе.

– Как тебе удалось обмануть зеленоглазого? – тревожно спросила она.

– Никак, – равнодушно ответила Инга. Что было, того уж не вернешь. И две ее спутницы в подземном путешествии ничем не смогут помочь Инге. Сейчас они сядут в свои машины и улетят. А Инга пойдет домой. Теперь можно не бояться странного поведения мамы. И она постарается сделать так, что никто и никогда не узнает о потерянных красках. Мультфильмы станут не такими интересными. Впрочем, ничего страшного. Можно просто представить, что от дедушки принесли обратно старенький черно-белый телевизор. Когда-то все люди смотрели мультфильмы по черно-белому телевизору, и никто от этого не умирал. Не умрет и Инга. Ведь даже сейчас...

Инга внезапно вспомнила, что многие рекламы показывали в черно-белых цветах. Краски оживали либо в самом конце, либо собирались в один-единственный зеленый фломастер. Так значит стеклянноглазый выманил цвета не только у нее. Значит, есть и другие люди с потерянными красками. Вот бы разыскать, вдвоем можно сообразить, как выпутаться из всепоглощающей серости. А может остальные уже свыклись с черно-белым миром и побоятся расставаться с привычными тонами?

Кто-то настойчиво дергал Ингу за палец. Посмотрев туда, девочка с удивлением обнаружила Зумки.

– Эй, Ингочка, я тебя зову, зову...

– Я думала, вы уже улетели.

– Давно бы улетели, – раздалось бормотание Райланы. – Но эта Зумки вечно копошится. Добро бы красилась, тут все понятно. Но нет, прыгает возле тебя, словно попрощаться не может.

– Райланочка, ты бы не могла снять свой шлем, – ласково осведомилась Зумки, но в голосе ее явно звучали металлические нотки.

– Легко, – улыбнулась Райлана и плавным движением сдвинула шлем назад. Затем она тряхнула головой, позволив изумрудному водопаду расплескаться по плечам, скатившись на грудь и спину.

Не говоря ни слова, Зумки присела, оттолкнулась лапками в сапогах, перекувырнулась в воздушной дуге, вцепилась в зеленые волосы подруги и отточенным рывком выволокла ее из кабины.

– Ай! Ай! Ай! Ты чего! Сумасшедшая! Больно же! – завопила Райлана так, что даже дедушка на соседней лавочке проснулся, выронил газету и удивленно заозирался.

– И должно быть больно! – процедила Зумки, скрежеща зубами, подтащила подругу к Инге и другим отточенным рывком поставила ее на ноги. Райлана хныкала и хлюпала носом, показывая, что нет в мире существа несчастнее ее.

– Ты куда это собралась? – гневно спросила Зумки, уперев руки в бока. Начищенная пряжка пояса яростно сверкнула на солнце.

– В эскадрилью, а что? – шмыгнула носом летчица ивовой эскадрильи и зажаловалась на судьбу. – Я есть хочу. Я уже трое суток нормально не ела. Полетим, Зумки, а? Нам ведь и так выговор влепят.

– Влепят, влепят, – пообещала Зумки, показывая, что выговор – меньшая из бед, которые в обязательном порядке обрушатся на нерадивую летчицу по возвращении в учебную часть. – А куда мы денем Ингу?

– Ингу? – наивно захлопала глазами Райлана. – А чего ее девать? Пусть домой идет. Поест и баиньки. Ах да, – Райлана умильно сложила ладошки вместе. – Спасибо, Ингочка! Я совсем забыла тебя поблагодарить. Это у меня от радости. Если чего, заходи к нам. Мы всегда поможем!

– Она уже зашла, – с нажимом сказала Зумки.

– Да? – Райлана хлопнула глазами еще раз. – А я и не заметила, как она уходила. Ты подожди здесь, Ингочка, мы только слетаем в...

Неожиданно Зумки оскалилась, молниеносно выхватила из сумочки маникюрные ножницы и тут же оттяпала из волос Райланы не самый маленький клок. Веселье сдуло пулей.

– Ты зачем! – распалилась Райлана. – Да ты знаешь, когда оно снова отрастет...

– Заткнись, – прервала ее Зумки. – Зеленоглазого можно либо победить, либо поменяться с ним. Инга не сражалась, а самолет у тебя. Вывод?

– Ну она... это... поменялась...

– Поменялась на то, без чего не может жить. А мы даже не в курсе, на что именно.

Блестящие глазенки Райланы призывно глянули снизу.

– Ингочка, а на что ты поменялась? Ну скажи нам, мы никому-никому...

– Отстань, – Инга рукой отодвинула настырную летчицу. – Получили самолет? Вот и летите себе.

Ей хотелось остаться одной, чтобы погрузиться в печаль по безвозвратной потере. Нет, конечно, когда-нибудь она привыкнет, но сейчас она желала в полной мере ощутить величину своего горя. И чтобы никто не мешал. Особенно из числа тех, чьи мечты вот-вот осуществятся. Райлана, напротив, возликовала, услышав разрешение улетать, и лихо развернулась к своей машине.

Из глубин Зумки вырвался львиный рык. Мелькнули руки с молнией раскрытых ножниц, и после громкого щелчка на сиденье упал еще один клок зеленых волос. Потерявшей цвета Инге он казался клубком спутанной полупрозрачной рыболовной лески.

– Опять! – взвилась Райлана, но броситься на алую летчицу не решилась.

– И не в последний раз! – грозно пообещала Зумки. – Если тебя можно только так заставить хоть что-нибудь понимать.

– Молчу, молчу, – замахала руками Райлана и опасливо отодвинулась от подруги.

– Ингочка, – просяще обратилась Зумки к согнувшейся в печали девочке. – Ты только скажи, что больше не можешь делать? Или что не успела. Не надо много. Всего несколько слов.

– Не успела заглянуть в глаза соседской кошке, – тихо сказала Инга, смотря сквозь деревья и дома. – Теперь мне никогда не узнать, правда ли у сиамок они голубые.

– Понятно, – протянула Зумки, вглядываясь в лицо девочки. – Тебе поменяли палитру.

– Да что ты вообще понимаешь! – вскочила Инга (дедушка на соседней лавочке сложил газету и не отрывал взгляда от девочки, распекавшей пустую скамейку). Сказано вам – улетайте. Чего пристали! Ты мне что ли вернешь краски? Ты?

– А история с самолетом еще далеко не закончилась, – хмуро сказала Зумки, когда Инга смолкла и принялась утирать брызнувшие из глаз слезинки. Алые пальцы твердо сжимали ремень порывавшейся уйти Райланы.

– А чего мы можем сделать? – робко спросила та, приглаживая изуродованную прическу.

– Сами по себе ничего, – почесала Зумки блестящий нос. – Но мы можем помочь ей в бою. Одна против зеленоглазого она не вытянет. И кто-то должен отвести ее на испытание. Ведь в бой идут только настоящие летчицы.

– А я место не знаю, – хныкала Райлана. Похоже она перепугалась выпадом Инги.

– И я не знаю, – медленно выдавила Зумки. – Придется вызывать Марию.

– Ты что! – Райлана руками закрыла рот. – Нам же потом из нарядов не вылезти!

Снова щелкнули ножницы, и еще один клок мягко спланировал вниз.

– Наряды, значит, не нравятся, – голос Зумки перекатывался громовыми ударами. – А человек без красок пусть пропадает? Красок, отданных, между прочим, за твой самолет.

– А я что, – тихо прошептала Райлана. – Я ничего, не возражаю. Просто никогда еще не приходилось разговаривать с самим командиром эскадрильи.

– Вот и пого... – Зумки осеклась и стремительно юркнула между Ингой и спинкой лавочки.

– Кхм, – раздалось сверху.

Инга подняла глаза. Старичок, сидевший по соседству, теперь нависал над Ингой.

– Не пора ли тебе домой, девочка? – спросил он.

Райлана шмыгнула в Ингин кулак и зашептала оттуда:

– Сваливаем! Собирай самолеты, будто игрушки, и ходу отсюда. Смотри, не поломай чего.

Инга поднялась и бережно поставила самолеты на раскрытую ладонь.

– Первый раз вижу, чтобы девочка, да самолетами играла, – удивился старичок. – В наши времена таких не было. Из фанерок делали. Из дощечек разных... А можно, – глаза его вспыхнули надеждой. – Посмотреть бы... протянутая рука чуть не коснулась самолета Райланы.

Инга торопливо сделала несколько шагов вбок, обогнула скамейку и отступила на газон.

– Извините, меня ждут, – и, резко повернувшись, помчалась прочь.

А старичок так и стоял перед глазами. Ветер растрепал его густую шевелюру, а солнце окрасило каждый волосок призрачным сиянием. Лоб, изборожденный морщинами, смотрелся куполом заброшенного храма. Лицо исказилось печалью. Рука осталась протянутой. Старичок, хоть и не было при нем облачной лестницы, невероятно походил на бога. Бога, спустившегося на Землю и обнаружившего, что никому помочь он не в силах. Что угодивший в проблемы, будет выбираться сам. Совсем в другую сторону, чем та, откуда протянулась рука.

Глава семнадцатая

Мария

Куда привела дорога Ингу? В злосчастный овраг, словно он специально путался под ногами, готовя все новые подвохи и каверзы. Снова из сумрака выползла яма несостоявшегося города, в котором со временем могли поселиться подземные жители. Снова Инга увидела кирпич. Только теперь самолеты оказались не на плите, а в тени за ней. Вдруг прибежит еще один стремительный Самолетный Воришка.

Осторожно, тоненькой струйкой, вместе с чернильным вечерним сумраком заползал в овраг легкий морозец. Инга присела на кирпич, заслонив самолеты от ветра. Летчицы прятались за прозрачными куполами.

– Скоро вы там, – Инга постучала указательными пальцами по кабинам. За стеклом озаренные мягким сиянием приборной доски маленькие летчицы походили на двух только что родившихся призраков.

– Сейчас, Ингочка, – раздался приглушенный голосок Зумки, и пушистая летчица склонилась над крохотным микрофоном. – Ивовая эскадрилья, вызывает курсант Зумки, срочно соедините с командиром. Прием! Прием!

Летчицы напряженно вслушивались в наступившую тишину. И вдруг пальцы Зумки, отчаянно сжавшиеся в кулаки, звонко стукнули по штурвалу.

– Есть контакт! – обрадованно подняла она голову навстречу Ингиному взгляду. – Она вылетает. Лично! Здесь недалеко, так что ждать недолго.

С длинного листа ивы соскользнула серая искорка, лихо развернулась в воздухе и совершила посадку возле двух прятавшихся в тени машин. Инга ожидала стремительного открытия кабины и бурной встречи. Но произошло совсем иное. Крыша кабины медленно отъехала назад, а пилот вовсе не торопился вылезать из самолета.

– Так, – голос оказался ледяным, без единого проблеска тепла. – Вот вы где, злостные нарушители режима.

– Мы не нарочно, Мария, – жалобно застонала Райлана.

– Здесь я – не Мария, а командир эскадрильи, – жестко ответила третья летчица. – Доложить по всей форме.

– Есть! – Зумки и Райлана немедленно выпрыгнули со своих мест.

– Курсант Райлана! Занималась поисками пропавшего самолета! – бодро отрапортовала та, кто казалась мерилом грусти и жалости.

– Курсант Зумки! Помогала в поисках курсанту Райлане, – в том же духе отчиталась пушистая летчица.

– Поиски завершились благополучно, – добавила Райлана уже не так бодро.

– В основном, благополучно, – в голосе Зумки уже сквозила неуверенность.

Инге снова захотелось уйти. Пускай разбираются. Жизнь летчиц и ее собственная казались далекими друг от друга, словно две звезды в разных краях галактики. Даже прибытие командира не вселило в девочку никакой надежды.

Мария выпрыгнула из самолета. Раздался звук, будто на землю сверзился тяжеленный кусок железа. Уверенной походкой, чуть ли не строевым шагом, Мария приблизилась к сандалии Инги. Вблизи она напоминала оловянного солдатика. Только женского рода. Инга никак не могла отыскать заветное словечко. Солдатка? Но так называли жен тех, кто тянул службу. Воительница? Это слово подходило амазонке, скачущей на могучем коне. В общем, Инга решила понапрасну не ломать голову и принимать Марию такой, как она есть. Длинные волосы, застывшие монолитным потоком. Строгая пилотка. Китель, плотно обтягивающий фигуру. Планшет на боку. Чуть сужающаяся книзу юбка до колен. Начищенные сапоги. Лицо, будто отлитое из металла. Одним словом – ожившая статуэтка из олова, сурово разглядывающая Ингу.

– Значит, ты и есть – кандидатка в летчицы?

Инга кивнула. Словами объяснять она была не готова, вот и надеялась, что не понадобится никаких слов.

– А зачем тебе, в летчицы?

Странный вопросец. Не рассказывать же ей всю длиннющую историю, начиная с подземного города? Но как выразить свое желание единым словом.

– А почему ты решила стать летчицей? – Инга попробовала отвертеться встречным вопросом.

– Со мной все просто, – оказывается, металлическое лицо было способно на улыбку. – Дело в том, что я не умею плавать.

– И из-за этого надо идти в летчицы? – удивилась Инга.

– Нет. Просто моей миссией при рождении значилось указывать флажками дорогу воинам, отправляющимся в бой. По рождению я – сигнальщица. Но меня не устраивало положение, при котором кто-то воюет, а кто-то всего лишь указывает дорогу. От миссии отказаться невозможно. Значит, следовало менять среду обитания. Если я не хотела быть сигнальщицей на суше, можно было надеяться, что на море или в воздухе мои задачи коренным образом изменились бы. Но при моей отливке использовались материалы, которые заметно тяжелее воды. Следовательно, в любом кораблекрушении мне предназначалась одна дорога – на дно. Тогда я решила стать летчицей. И, скажу прямо, летчица из меня получилась.

– Кого попало в командиры эскадрильи не выбирают, – улыбнулась Зумки.

– Однако, возвращаемся к вопросу, – посуровел симпатичный комэск. – Зачем тебе надо становиться летчицей? Какую задачу ты видишь перед собой?

– Сражаться, – вскинула голову Инга и сжала губы.

– О-о-о, девочка, – разочарованно протянула Мария. – Так тебе не к нам. Тебе лучше всего обратиться в стрелковый тир. Там настреляешься вволю. И недорого, и не опасно, и можно представить себя победительницей после долгой и упорной битвы.

– Постой, Мария, – вступила Зумки. – Стеклянноглазый забрал у нее краски.

– Девочка неудачно поменялась, – холодно заметила Мария. – Этого недостаточно, чтобы стать кандидаткой на испытание.

– Она выменяла мой самолет, – сдавленно выдала Райлана.

– Самолет? – переспросила Мария. – Правильно ли я поняла, что у курсанта Райланы в очередной раз возникли неприятности с вверенной ей техникой? Поправьте меня, если это не так.

– Так, Мария, – опустила голову Райлана.

– Уже не в первый раз я вынуждена заметить, что ты, Райлана, неудовлетворительно относишься к своим служебным обязанностям. Я помню, уже проводился разговор о том, что при повторении неприятностей наша эскадрилья будет вынуждена расстаться с тобой. Или перевести тебя в обслуживающий персонал. Надеюсь, насчет посудомойки в столовой с твоей стороны возражений не будет?

– Но самолет со мной, – голос Райланы был едва слышен.

– Не вижу в этом твоей заслуги, – заметила Мария ледяным тоном. – Кто-то уполномочивал тебя вести переговоры с зеленоглазым?