Текст книги "Пятая Космическая"

Автор книги: Вячеслав Шалыгин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

В бортах «Марк-3» раскрылись бомболюки и четыре термоядерных ракеты класса «Кайтен» унеслись навстречу своей судьбе. Незавидной, но единственно возможной для этого вида оружия и... для настоящих воинов.

* * *

Ван Ли искал везде: и в планетарных сетях, и в гиперсети, но ничего не нашел. Сведений о мистере Даймонде с Марса не было нигде, словно его не существовало в природе. Между тем Эрг настаивал на том, что Тайный Советник реален, ведь следы его присутствия комп обнаружил как минимум в трех местах – на Марсе и орбите Земли. Но следы эти давно остыли, а новых Даймонд пока не оставлял. Ван Ли решил терпеливо ждать, листая от безделья архивы.

– В тридцать седьмом году Тайный Советник участвовал в переговорах с правительством Гефеста, – задумчиво пробормотал Ван Ли. – Что это нам дает?

– Это прямой вопрос или риторический?

– Это мысли вслух. – Ван Ли устало потер глаза. – О его участии осталось лишь одно свидетельство: бумажная записка начальника контрразведки Колонии. В ней он предупреждает председателя Народного собрания Гефеста о возможном психовоздействии. О гипнозе. Но председатель не сумел противостоять Советнику. Договор был подписан на выгодных для Марса условиях. Странно, что после этого случая Советник больше нигде не светился вплоть до сегодняшнего дня.

– Или он не считал нужным вмешиваться, или учел ошибки и стал осторожнее, или тогда эту должность занимал другой человек.

– Надо прерваться. – Ван Ли встал и прошелся по салону. – Через два часа прибываем, хотелось бы иметь ясную голову.

– Не получится. Вижу цель, хозяин, – вдруг сообщил Эрг. – Даймонд на борту разведкорабля класса «Снайп». Он вышел из прыжка в тридцати мегаметрах от Лидии.

– Зачем? – удивился Ван Ли. – Ты можешь взломать навигационный комп его корабля? Мне нужна программа полета.

– Я вижу мощный блок... – Эрг неожиданно отключился.

Ван Ли замер перед компом, как статуя. То, что произошло, было практически невозможно. Ни один гений не сумел бы отразить виртуальную атаку Эрга. Ни один и никогда! Между тем комп завис и явно не сам по себе. Полковник коснулся компьютера, но ни изображения, ни лазерной проекции традиционной клавиатуры на столике перед ним не возникло. Эрг молчал.

– Черт знает что! – Ван Ли торопливо прошел в рубку. – Господа, вы можете запросить спутники гиперсвязи над Лидией?

– Без проблем, – второй пилот коснулся приборного экрана. – Странно... Спутники молчат.

– А сетевые?

– Тоже. – Пилот пробежал пальцами по экрану. – Все спутники над Лидией молчат. И с «Альфой» связи нет. Что-то случилось?

– Позвольте? – Ван Ли склонился над экраном и ввел неизвестный пилотам код.

– Новый канал гиперсвязи? – хмыкнул пилот. – Или по линии разведки?

– Это марсианский. – Полковник ввел еще какие-то цифры. – Если все получится, мы увидим картинку, так сказать, глазами врага.

– Чудны пути твои... – пилот усмехнулся, – разведка.

– Выживший? – донеслось из салона.

Ван Ли жестом приказал пилотам дождаться и записать картинку, а сам бросился к Эргу. Над компом разливалось довольно странное розовое сияние, в его глубине вращался огненный шар, по экватору которого плыли объемные латинские буквы.

– «Я и альфа и омега», – прочитал Ван Ли. – Неслабая самооценка у мистера Даймонда. Впрочем, с такой фамилией... Эрг, что это значит?

– Противник убежден, что это его заслуга.

– Он силен, если смог подвесить тебя почти на минуту.

– Я говорю о горящей планете, Выживший.

– О чем?! – Ван Ли уставился на голограмму. – Это... Это... Лидия?!

– Учтенная в Главной последовательности трагедия произошла, Ван Ли. Ты не сумел ее предотвратить, как и было предсказано нашей программой.

– Снова смерть. – Ван Ли сел в кресло и схватился за голову.

– Ты не в силах соперничать с Провидением, Выживший. Ты способен лишь помогать ему.

– Или послать к черту! – Ван Ли резко поднялся и сжал кулаки. – Что изменится?!

– Ты расстроен, поскольку эта трагедия напомнила о судьбе твоего народа. Но Провидение бессмысленно посылать к черту. Если не ты сыграешь роль ассистента, ее сыграет Даймонд. Но тогда Главная последовательность событий изменится.

– Я понимаю. – Ван Ли сделал несколько дыхательных упражнений и, немного успокоившись, потребовал: – Дай мне расчет с поправкой на то, что случилось с Лидией.

– Павел Преображенский уцелеет, но бригада Гордеева останется одна против целого флота. Генералу потребуется поверить врагу, чтобы вывести Пятую из окружения.

– Хорошо. Ты можешь послать сообщение Гордееву? Блокировки больше нет?

– Я готов. Диктуй.

6. Июль 2290 г., орбита Лидии – гипертрасса «Лидия – Ганимед-4».

– И вот, чтобы спасти Землю и всю Федерацию от полного разрушения марсианскими агрессорами, наш президент, говорит Дюссон, принял непростое решение – нанести термоядерный удар по главной базе колониальной группировки. – Гордеев сильно треснул кулаком по столу. – Всех подставил, скотина! Всех до одного! Всю армию, всю Федерацию в грязь втоптал! Не прощу гаду! Никогда! Я за эти погоны полжизни отдал, а он их дерьмом мазать?! Чтоб он сдох, параноик стокгольмский!

– Что делать-то теперь? – угрюмо спросил перепачканный глиной и сажей Бородач.

– А Овчаренко что говорит? – тут же спросил Преображенский.

– Сухари сушить, – скрипнул зубами Гордеев. – А Овчаренко ничего не говорит. Где я тебе его возьму? Ушла наша Первая ударная. В Солнечную, выручать правительство наше обезумевшее с президентом свихнувшимся. Как только «Марки» из прыжка вынырнули, Овчаренко тут же приказал всем уходить. Вот все и ушли. Только три наших корыта остались. Добровольно.

– Ну да, – хмыкнул Вяземский в дальнем углу кают-компании. – Добровольно. Это Овчаренко сказал, что рассматривает наш поступок, как акцию прикрытия, а в штабе могут и дезертирство приписать.

– Зачем им это? – удивился Родионов.

– Есть там деятели, которые только и ждут, чтобы мы оступились. Очень не по нутру некоторым «латиноязычным» генералам и маршалам вроде Дюссона, что в армии русские всем заправляют. А уж после бомбардировки тем более нужно козлов отпущения найти. Погодите, еще и саму бобмежку на нас спишут. Вспомните тогда мои слова.

– Накаркаешь, Петр Вадимович. – Гордеев поморщился и трижды стукнул кулаком по столу. – Сплюнь!

– Не в чем нас упрекнуть, – помотал головой Родионов. – Мы действовали по плану, утвержденному командармом. Работали по графику, секунда в секунду, в компе-координаторе все записано.

– И вообще у нас еще четверть часа было в запасе, – сказал Павел. – Мы же не виноваты, что Овчаренко поспешил трубить отход.

– Верно. – Гордеев кивнул. – А толку, что мы не виноваты? В окружении оказались? Факт. А что за причины – вопрос сто второй. Тут Вяземский прав. Еще хлебнем мы с этой историей дерьмеца. «Марки» должны были только через три часа объявиться. Это мне Овчаренко перед отходом шепнул. Но кто-то там, в Генштабе, подсуетился, может, и сам Дюссон, чтобы президенту Френо угодить, и приказал форсировать события. Вот и форсировали. Чуть задницы нам не прижгли.

– Нет, ну а делать-то что? – повторил Бородач. – Так и будем дрейфовать в прицеле целого флота? И как долго? Пока не поседеем или с голода не опухнем? Или будем ждать, когда им надоест нас караулить и они отсалютуют из всех стволов?

– Пока у нас в плену Стивенсон и его генералы, мы в безопасности. Абордаж возможен, а «салют» – это вряд ли. Все-таки Шестой флот на девять десятых колониальный, Стивенсон у них в авторитете. Пока шок не пройдет, будут молчать, а потом... возможно, поменяться предложат.

– На что?

– На гипердрайв. Мы им генералов, они нам – зеленый свет.

– После Лидии? – засомневался Бородач. – Они нам только «тот свет» предложат. Я бы на их месте не стал меняться. Разве что на голову Френо.

– Вот именно, Френо. – Гордеев сплюнул. – Он один за это безобразие в ответе. А мы воевали честно. И людей из печки вытащили, сколько смогли. Вон, на «Каллисто», просто детский сад с гражданским общежитием. Наша совесть чиста, это я любому марсианину или колонисту готов в глаза сказать.

«Воевали честно... – Преображенский поднял взгляд на подставку у стены. На ней лежали два самурайских меча, подаренные Гордееву генералом Накано Наохиро после штурма Реаниматора. Командующий Пятой бригадой ценил этот знак признания своих боевых заслуг более всех прочих наград. – Да, так и было».

Гордеев не кривил душой. Насколько это интересно марсианам, а уж тем более колонистам – вопрос, но перед собственной совестью десанту оправдываться было не в чем. Разве, в том, что среди пленных нет Мясника. Впрочем, если он сгорел на Лидии – тем лучше.

Преображенский вспомнил то, что произошло каких-то полчаса назад. Вспомнил, как боевая операция в одну секунду превратилась в спасательную. А еще он вспомнил короткий, но парализующий волю и тело приступ паники, когда из компа прозвучал тревожный зуммер оповещения о ядерной угрозе...

...Он прозвучал неожиданно и в самый неподходящий момент – десант уже ворвался в штаб марсиан. Рота Блинова отправилась в подвал, пробиваться на выручку к Бородачу, бойцы Воротова «паковали» штабных генералов Стивенсона, а бывшая рота Бубликова, которой теперь командовал «взводный один», черный старлей Дигемба, сосредоточилась на северном крыле здания. Там, прикрываясь отрядом рейнджеров под командой ненавистного Мясника, засел сам Стивенсон. Об этом Преображенский узнал от полковника Холли, сдавшегося одним из первых. Почему полковник так легко «продал» начальство, история умалчивала, да Павел и не интересовался.

– Может быть, есть какой-то черный ход? – спросил он, с интересом взглянув на многочисленные медали полковника. Для синекурщика, двадцать лет просидевшего на должности командующего заштатным колониальным гарнизоном, Холли выглядел, мягко говоря, нескромно.

– Если вы проникнете вон в ту пристройку, то окажетесь перед лестницей, которая ведет в комнаты прислуги, – охотно ответил Холли. – Это как раз за кабинетом Стивенсона. Но в пристройку можно попасть лишь через окна.

– И то хлеб. – Преображенский подозвал Дигембу. – Слышал вводную?

– Так точно! Сделаем!

– Десять минут осталось, старлей, если не уложишься – минируй и отходи. Ясен приказ?

– Так точно, – офицер утер со лба пот и захлопнул щиток шлема. – Первый и второй взвод, за мной!

Десантники нырнули в дымовую завесу, протянувшуюся вдоль здания от горящего марсианского броневика. С комбатом остались только «бойцы-упаковщики» из третьей роты. Павел жестом приказал увести пленного полковника и взглянул на таймер. До контрольного времени оставалось девятнадцать минут.

– Апостол, вижу марсианские танки, – пришел рапорт командира эскадрильи штурмовиков. – Идут с юга по шоссе. Вероятно из форта Пайн. Время подхода примерно двадцать минут. И с запада колонна подкатывает до двухсот единиц бронетехники. Но этим не меньше получаса езды.

– Плюнь на всех, Сокол! – приказал Преображенский. – Через восемнадцать с половиной минут нас здесь уже не будет. Главное – держи воздух. Чтобы авиадестроеры не помешали нам стартовать.

– Задачу понял.

Вот в эту секунду и прозвучал зуммер, а затем пришел короткий комментарий от электронного координатора. «Зафиксирован пуск ракет. Время подлета – восемь минут. Немедленно покинуть зону поражения». Преображенский даже немного растерялся. Программа оповещения обычно молчала, как партизан, ведь ядерное оружие мощнее килотонны не применялось никогда и никем – да оно и «ранцевое» не применялось, больше хлопот, чем эффекта! – и вдруг такое странное происшествие. Из штаба бригады ответ на запрос Преображенского пришел быстро и был еще короче, чем зуммер: «экстренная эвакуация!»

– Спасайте, кого сможете, – добавил начштаба.

– В каком смысле? – не сразу сообразил Павел.

– В прямом. – Хосокава негромко выругался на родном языке. – Код «Татьяна».

Преображенский похолодел. Ситуация была из разряда почти невозможных. Код «Татьяна» означал термоядерную бомбардировку. Несколько секунд подполковник отказывался верить в реальность происходящего, но тут в поле его зрения попал выбравшийся из подвала Бородач, и Павел очнулся.

– Ну, слава богу, живой! Ты слышал?

– Бред какой-то. – Борис покачал головой. – Может, ошибка? Или Хос пошутил?

– С такими кодами не шутят. Да и не умеет он... Ротные, внимание, ядерная опасность!

А дальше были восемь минут кошмара. Вой сирен, полная неразбериха, стрельба и рев садящихся прямо на территории форта челноков. Со всех сторон к кораблям бежали люди. Солдаты – свои и чужие – забрасывали успевших выбраться из укрытий гражданских в раскрытые люки челноков, будто мешки с крупой. Из бомбоубежища потянулась цепочка женщин и детей. Преображенский махнул рукой, и бойцы Воротова тут же забыли о пленных генералах, бросившись к бомбоубежищу. Подхватывая детей на руки, они мчались к ближайшему челноку, сдавали ценный груз и возвращались за следующими. Из другого бункера начали выбираться раненые защитники форта, их тащили на себе рейнджеры. Правда, куда нести беспомощных товарищей марсиане не понимали, а потому их колонна остановилась на полпути к челнокам.

– Слава, этих в пятый! – крикнул Блинов, выныривая из-за ближайшего космолета. – Вместе с генералами!

Воротов подбежал к колонне и коротко переговорил с каким-то лейтенантом. Тот сразу же возглавил колонну, и когда она дотянулась до корабля, лейтенант ухитрился привлечь к погрузке раненых всех брошенных конвоем штаб-генералов. У парня, определенно, имелся командирский талант.

Преображенский взглянул на часы. Четыре минуты. Земля под ногами ощутимо дрогнула. Крики людей стали громче и истошнее. Некоторые женщины упали на землю и забились в истерике. Солдатам пришлось тащить их волоком.

– Смотрите, на востоке!

Павел поднял голову. На востоке – от горизонта в треть небес – разгоралось багровое зарево. Земля дрогнула снова, а затем вошла в ритм – толчок в три секунды. Зарево поглотило восходящее солнце и перекрасило небеса в алый цвет. Где-то справа прогремел взрыв, а затем послышался нечеловеческий вой и топот. Преображенский обернулся. Справа располагалась тюрьма. Взрыв сорвал ее ворота, и к челнокам теперь бежали освободившиеся узники. Мимо комбатов проковыляли две исполосованные плетками женщины. «И эти наблюдатели от СОН еще смеют говорить, что в марсианских тюрьмах все цивильно. Псы продажные». Из-за угла выбежали трое безоружных солдат в форме лидийского ополчения. Увидев десантников, они затормозили, затем двое бросились обратно за угол, а один остался. Преображенский махнул растерянному лидийскому солдату, жестом приказывая помочь несчастным женщинам добраться до челнока. Тот безропотно подчинился. Из-за угла снова выглянули двое его товарищей. Они уже сообразили, что прятаться гораздо опаснее, чем попадаться на глаза десанту и теперь пытались исправить оплошность.

– Помогайте своим! – крикнул им Павел. – И сами уматывайте!

Лидийцы тут же бросились на помощь к выбивающимся из сил экс-заключенным. Билет на ковчег был солдатам по карману.

– Павел Петрович, уходим, – Бородач толкнул друга в плечо. – Мои все выбрались. Через минуту погрузятся.

– А у меня два взвода в северном крыле. – Преображенский покачал головой. – Дождусь.

– Сгоришь вместе с ними! – Борис схватил его за рукав. – Не дури!

В памяти у Павла промелькнул эпизод с Блиновым и Бубликовым в тоннеле. Сейчас Преображенский понимал чувства погибшего капитана гораздо лучше, чем тогда. – Генерала взяли! – включился канал связи с Дигембой. – Мясник ушел.

– Рысью к транспорту! – выдохнул Павел.

К моменту, когда на борт челнока поднялся последний землянин – это был Преображенский, – зарево протянулось почти до западного горизонта. Фактически, корабли стартовали «на гребне волны». А когда челноки вышли в стратосферу, термоядерный пожар охватил уже всю поверхность планеты.

Спасти удалось всех, кто добежал до челноков к исходу седьмой минуты зловещего отсчета. В сумме человек двести. И это из семидесяти тысяч жителей Гатлинга и защищавших форт солдат. Позже офицеры, наблюдавшие катастрофу с борта «Урана», сказали, что кроме челноков десанта с планеты успели стартовать еще какие-то корабли, но было их не больше двух десятков, а из района форта Гатлинг – и вовсе лишь два, причем один федеральный, наверное, флотской разведки...

...От тяжких воспоминаний Преображенского отвлек стук в дверь. На пороге отсека появился десантник из роты Дигембы. Парень был из пополнения. «С корабля на бал, да сразу к Сатане. Не думал, наверное, что попадешь в такую передрягу в первые же сутки?» Подполковник вспомнил его фамилию – рядовой Стольников. Несостоявшийся кавалер Яны. От мысли о Яне на душе сначала стало чуть легче, а потом тревожно – где она сейчас? Жива ли?

– Господин генерал, пленный Стивенсон доставлен!

– Господа офицеры! – Гордеев выразительно взглянул на подчиненных. – Первая брачная ночь моя, уж не взыщите. Хочу побыть с нашим главным трофеем наедине. Отдохните пока, ребятки.

Офицеры через внутреннюю дверь вышли в коридор, ведущий на полубак, где, кроме всего прочего, располагался небольшой, но уютный офицерский бар. Приказ «отдохнуть» все поняли одинаково, хотя в прицеле орудий целого флота это понятие становилось сродни нервному безделью, даже за «рюмкой чая».

В баре уже обосновались несколько штабных во главе с Хосокавой и трое флотских офицеров. Десантников приветствовали стоя. Встал даже обычно бесстрастный начштаба. Он показал бармену один палец. Матрос мгновенно выставил стограммовые стеклянные рюмки с толстым дном и наполнил их до краев. Офицеры подошли к стойке и выпили до дна. Уточнять, кого они поминают, было излишним. Всех. И своих, и чужих. В конце концов, все они были люди.

Бармен налил снова, но теперь офицеры расселись вокруг стола. Минут пять сидели молча. Потом Родионов о чем-то негромко спросил Хосокаву, а один из флотских продолжил какой-то лирический рассказ, прерванный появлением десантников. После третьей бар наполнился негромким гулом голосов.

– Я хотел тебе сказать... – к Павлу наклонился Вяземский. – Я понимаю, что тебе и так несладко, но...

– Петя, – строго взглянул на товарища подполковник, – не надо книксенов. Говори, как есть.

– Понимаешь, когда наши уходили, марсиане попытались отсечь хвосты. Ну и сам понимаешь, в клещи в первую очередь попали почти все вспомогательные корабли. Часть удалось отбить, а часть...

– Каперанг Вяземский. – Павел нахмурился и несильно хлопнул ладонью по столу. – Я тебе старушка-сердечница, что ли?! К чему ты меня готовишь?

– «Бурденко» захвачен. – Вяземский вздохнул. – Ты извини, что я лезу в твои дела. Блинов сказал, что у тебя там... друзья.

– Спасибо, Петя. – Преображенский опустил потемневший взгляд и отставил рюмку. – Душно тут. Мне надо подышать.

Он вышел из бара и направился в сторону мостика. На душе было муторно до предела. Вахтенный офицер, увидев Павла, посторонился и пропустил его к большому обзорному иллюминатору. Минут десять Преображенский стоял, глядя в иллюминатор и ничего за ним не видя. Даже звезд. Офицер сразу понял, что подполковник не в духе, и старался ему не мешать. Лишь когда взгляд десантника немного прояснился, вахтенный встал рядом и, заложив руки за спину, покачался на каблуках. Преображенский на него не взглянул, но и не отвернулся.

– Вон они, волки, – процедил вахтенный, кивком указывая в истыканную звездами черноту за бортом. – Только и ждут, чтобы в глотку нам вцепиться.

– Ничего не вижу. – Преображенский всмотрелся в темноту.

– С непривычки трудно увидеть, – офицер указал на «десять часов». – Вон там силуэт их флагмана, линкора «Трумэн». Огоньки видите? Красные и зеленые. Левее три крейсера и авианосец. Ну а все остальные так, москиты. Но это лишь в направлении от планеты. На самом деле примерно такая же картина везде. Колпак что надо. И поставлен грамотно: для разгона места мало, для тарана – много, успеют потопить. Дуэль затевать и вовсе нет смысла, у них огневой перевес сто к одному. Шайбу в борт загонят – и до свидания.

– «Шайбу» в смысле – тяжелую торпеду?

– Ну да, «килотоннку». – Офицер кивнул. – Сейчас новые пошли, с предохранительными мини-порталами в боеголовке. Просто фантастика. Выталкивает цель в гипердрайв в момент взрыва. Можно работать на любой дальности, даже если враг уже на кабельтов подкрался. Раньше-то попробуй, взорви ядерную торпеду ближе мегаметра, сам окочуришься, приходилось из пушек друг друга поливать, а теперь красота. Загнал шайбу, и воюешь дальше, а на том месте, где был противник, только зеленая вспышка сверкнула. Быстро и экологически чисто.

– А в гиперпространстве?

– А что в гипере? Это же не пространство на самом деле, а особый вариант движения. Там физика другая, и наши ядерные взрывы там, что муравьиный чих. Ни на что не влияют.

– Спасибо. – Преображенский похлопал вахтенного по плечу.

– За что? – удивился офицер. – За лекцию? Так это вам спасибо, что послушали. Нервишки заодно друг другу успокоили.

– Вот за это и спасибо. – Павел улыбнулся. – Встретимся, еще поговорим, в баре.

– Всегда к вашим услугам, ваш свет, – офицер козырнул. – А вы конкретно какой-нибудь корабль хотели рассмотреть или звезд побояться приходили?

– Побояться? – Павел рассмеялся. – Нет. Я звезды люблю, чего их бояться? Есть во Вселенной и пострашнее создания. Люди, например. Я просто так приходил. Проветриться. Будь здоров.

– Ну да, – глядя вслед подполковнику, пробормотал вахтенный. – Пострашнее.

Офицеру вспомнилась серебристая цепочка замерзших тел, выплывающая из шлюза захваченного марсианами «Бурденко». Эту страшную картину он наблюдал буквально час назад, пока новые хозяева еще не отогнали госпитальный корабль на другую сторону планеты. Картина была настолько жуткой, что у офицера даже не повернулся язык поделиться неприятным воспоминанием с десантником. Преображенскому и так досталось, зачем грузить его лишними кошмарами? Вахтенный и не подозревал, насколько верным было это решение.

Вернувшись в бар, Павел застал там лишь младших офицеров.

– У генерала, – подсказал матрос-бармен.

Преображенский кивнул и прошел в «пентхаус» к Гордееву. Как оказалось, там ждали только его. Почему не вызвали по внутренней корабельной связи – непонятно.

– Ну вот. – Генерал кивком предложил офицерам садиться. – Недолго мучилась старушка... – Он потянул носом. – А вы, рябчики-субчики, уже разговелись?

– Моя вина, – привстал Хосокава.

– Сиди, я не в претензии. – Гордеев махнул рукой. – В общем, так: Стивенсон предлагает нам зеленый коридор в обмен на свободу для себя и своих «придворных».

– А гарантии? – недоверчиво спросил Родионов.

– Никаких. Только слово генерала и здравый смысл.

– Последних лидийцев тоже отдадим? – поинтересовался Бородач.

– Бандитские замашки отставить, – строго сказал Гордеев. – Космодесант гражданскими лицами не прикрывается.

– Тогда шансов ноль. – Борис обиженно отвернулся.

– Открою тебе секрет, Борис Александрович, и все остальным тоже... – Гордеев почему-то загадочно взглянул на Преображенского. – Стивенсон приказал пропустить нас без препятствий. И это не финт. Сам видел, как он приказ отдавал.

– Если хотите, я вам десять таких «приказов» отдам, – фыркнул Бородач. – И все будут со скрытым смыслом, с противоположным. Липа это, ваша светлость. Военная хитрость.

– Думаешь, я не отличу липу? – Гордеев поманил Бородача пальцем. – Ко мне.

Подполковник будто бы нехотя встал и подошел.

– По вашему приказанию...

– Смотри сюда, – генерал протянул Борису свой личный комп. – Пришло по гиперлинии, пока вы квасили.

Бородач, морща лоб, почти минуту смотрел на экранчик, но потом сдался – пожал плечами и уставился в сторону.

– Кодировка вроде бы настоящая. Только это мистика какая-то, ваша светлость, а я материалист.

– Преображенский, твое слово. – Гордеев махнул рукой, приглашая Павла тоже заглянуть в комп.

«Верьте Стивенсону. – Прочитал Преображенский. – Ван Ли».

* * *

О том, что на корабле имеется инспектор военной полиции, Депп узнал от Томбы. Негра вызвали на беседу сразу после завтрака, а через час он как обычно с невозмутимым видом вновь принялся за работу. Санитары уже вторые сутки драили отсек, но до рабочего состояния «первой хирургии» было еще далеко. Гарри как истинный колонист выдержал паузу, но потом отбросил к черту вежливость и выключил полотер.

– Где ты был?

– На допросе. – Томба тоже остановился. – У инспектора военной полиции.

– У инспектора? – Гарри удивленно поднял брови. – Откуда он взялся? Ведь мы уже десять часов в прыжке. До гипердрайва с нами никакие полицейские корабли не стыковались, а в прыжке это нереально.

– Он не взялся, – Томба покачал головой. – Он был. Это третий помощник капитана Кертис. По штатному расписанию – заодно и начальник бортовой службы безопасности в должности инспектора «эм-пи» [3]3
  Military police – военная полиция (англ.).


[Закрыть].

– Джин?! – Депп удивился еще сильнее. – А-а, ну да, ребята в камере что-то такое говорили. До плена Джин служил в военной полиции или прокуратуре, точно не помню. Значит, его восстановили и назначили нашим корабельным надзирателем? Понятно. О чем он спрашивал?

– О разном. – Напарник пожал плечами. – Сказал – обычная беседа, как со всеми новичками.

– Ты поверил?

– Нет. Он спрашивал про солдат и раненых землян.

– А ты?

– Я рассказал, что видел.

– Зря. – Депп скрипнул зубами. – Солдаты все правильно сделали! Эти федеральные скоты того заслуживают!

– Чтобы резать их на куски?

– А ты предлагаешь их в задницу целовать? – Депп мрачно взглянул на санитара. – Ты же видел, что они сделали с Лидией!

– Это не мое дело. – Томба равнодушно взглянул на Гарри. – Я отвечал, что спрашивали.

– И... про медсестру? – Депп понизил голос.

– Про нее меня не спрашивали. – Негр отвернулся и добавил едва слышно: – Она не бомбила твою планету.

– Сам знаю, – буркнул Депп и снова взялся за полотер.

При всей жгучей ненависти к землянам, он не сердился на спрятанную в техническом кубрике девушку.

Гарри снова вспомнил, как это было. Вспомнил загаженный отсек, пьяных рейнджеров, и чувство отвращения, овладевшее им целиком и полностью. Отвращения ко всему: к войне, к этим ржущим ублюдкам, к самой жизни...

... – Пресвятая... срань! – друг воскликнул один из солдат, глядя в свой наручный комп. – Парни, это надо видеть живьем!

– Выпей лучше, Рой.

– Да вы гляньте, что на планете творится!

– Что за дерьмо? – последовав совету товарища, пробормотал Джокер. – А ну, пошли наверх!

Уже изрядно пьяные солдаты подхватили оружие и почти бегом, громко топая тяжелыми ботинками, покинули хирургический отсек. Поведение рейнджеров Деппа заинтриговало, но пойти за ними без разрешения начальства он опасался – издержки «воспитания» под чутким руководством майора Джемисона. Гарри оглянулся на доктора. Тот сидел на полу, прислонясь спиной к переборке, и пил спирт, из-за тряски рук расплескивая его во все стороны. В качестве начальства он никуда не годился. Томба, в ответ на вопросительный взгляд напарника, лишь пожал плечами. Гарри осторожно выглянул в коридор, затем быстро миновал его зловонное жерло и остановился, оглядываясь. В шлюзовом отсеке иллюминаторов не было. Депп сориентировался по непривычным надписям на «федеральном двуязычье» – русском и англо-испанском языках – и бросился к трапу на уровень «А-2». Его подгоняли неясные, но очень скверные предчувствия.

На верхнем уровне было людно. Здесь собрались почти все бродившие по кораблю солдаты и пригнанные на работу бывшие узники «Центра-4». Все стояли у иллюминаторов, будто статуи, и смотрели на диск Лидии. Еще не добравшись до смотровой площадки, Гарри понял, что дело очень и очень плохо. По окаменевшим лицам зрителей плясали оранжево-красные отблески. А когда Депп заглянул в иллюминатор, он понял, что рано начал жалеть оставшихся в живых землян. Самое худшее – слепая беспощадная месть – ждала их впереди. И еще Гарри понял, что отныне будет солидарен с каждым из мясников, подобных Джокеру и его дружкам. Пожалуй, он даже присоединится к ним.

Однако странно, что когда после увиденной чудовищной бомбардировки нахлынула волна ярости, Гарри даже не вспомнил про девушку. Будто бы где-то в мозгу включился предохранитель. Ведь Депп готов был порвать на части любого федерала, невзирая на звание и пол. Гарри даже ринулся искать крайних, но на палубе оказался Джин, который и приказал все тому же Джокеру и его товарищам скрутить сорвавшегося с катушек санитара и запереть на пару часиков в карцере.

Короткая отсидка помогла, но ровно настолько, чтобы Гарри прекратил бесноваться и выть, будто раненый волк. Выпустил бывшего сокамерника Джин Кертис только с условием, что тот не будет покидать хирургического отсека. На огромном «Бурденко» к тому моменту оставалось не больше десятка землян-врачей, но найти их в полупустых отсеках одинокому мстителю не составило бы труда. В хирургическом же секторе доктор был теоретически доступен для мести, но валялся в запертой каюте в стельку пьяный, а потому тоже был в относительной безопасности. Вышедшему на свободу лидийцу оставалось только «наслаждаться» видом вражеских трупов, но и тут его ожидало легкое разочарование. За время изоляции Деппа из отсека исчезли все тела с перерезанными глотками, остались только обгоревшие в бою. Не обнаружил Гарри и следов пребывания на борту изнасилованных рейнджерами медсестер. Возможно, их отправили в качестве пациенток в другое отделение, а может, и нет. Гарри не исключал, что девушек могли отправить туда же, куда и трупы добитых раненых, – за борт. Впрочем, их незавидная судьба в тот момент его не волновала. Даже радовала. Все земляне должны умереть. Гарри был в этом убежден. Чтобы отвлечь лидийца от тяжелых мыслей, Джин загрузил его работой – поставил задачу за двенадцать часов очистить отсек от следов побоища – но работа только вымотала Деппа физически и ничуть не притупила душевную боль. От одной мысли, что на Лидии погибли все до единого, и что он, Гарри Депп, остался, возможно, последним лидийцем, видевшим свою планету пригодной для жизни, его охватывало такое отчаяние – врагу не пожелать. Впрочем, врагу теперь Гарри желал только одного – смерти. Свалившись через двенадцать часов в изнеможении, он погрузился в глубокий сон, почти бессознательное состояние, но проспал лишь три часа. Потом еще час пялился в потолок, предаваясь грустным мыслям, и наконец встал, поскольку не видел смысла валяться на неудобной жесткой койке. Кое-как умывшись, Депп снова взялся за полотер и тряпки, найденные в ящике с загадочной надписью на русском: «рундук для обтирочных концов». Гарри не горел желанием работать, но иного занятия в запертом отсеке не нашлось. Наблюдать за звездами, что рекомендовалось марсианскими психоаналитиками, как средство от бессонницы и нервных расстройств, возможности не было, на верхнюю палубу вход был заказан, да и если бы Гарри туда попал, это ничего бы не изменило – корабль, как и весь флот, находился в прыжке. За иллюминаторами вместо звезд переливалась какая-то серая муть, будто и не гиперпространство там было, а потревоженная кораблями грязная весенняя лужа.