Текст книги "Трое из океана"

Автор книги: Вячеслав Тычинин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 13 страниц)

Ворота открылись

Со стороны казалось, что супруги Горюновы едва ли не самая счастливая и дружная пара на свете. На работе Лида рассказывала подругам о своем муже так много хорошего, что все завидовали ей.

– Повезло тебе, Лида, – со вздохом говорили девушки-копировщицы. – Культурный, заботливый не пьет. И зарабатывает хорошо.

С похвалой отзывался о жене и Александр Горюнов. Товарищей по гаражу у него уже насчитывалось немало. Щедрый, веселый, всегда готовый поставить угощение, Горюнов нравился многим молодым водителям.

Не обманывался насчет «семейной идиллии» только Майкл Дрю. Он отлично понимал, что простодушная, ослепленная любовью Лида ничего не подозревает. Но если она узнает… Дрю видел, что Лида скорее пожертвует своей любовью, счастьем, самой жизнью, но никогда не станет его сообщницей.

Сознание этого бесило Дрю, однако из осторожности он перестал расспрашивать жену о ракетодроме, институте и удвоил свою заботливость… Редкий день он возвращался из гаража с пустыми руками. Пяток мандаринов, яблок, коробка конфет, какой-нибудь другой гостинец почти всегда вручались Лиде вечером. Для виду она корила мужа, а сама таяла от удовольствия.

В такие минуты Дрю чувствовал что-то вроде симпатии к Лиде. Очарование молодой женщины было столь велико, что даже шпион невольно поддавался ему. Сравнивая мысленно Лиду с женщинами, которых он знавал в Штатах, Дрю не мог не признать, что они уступали ей по обаянию. Мысль эта заставляла улыбаться.

– Ты чему улыбаешься, Сашенька? – ласково спрашивала Лида.

– Да вот вспомнил, как вчера Володя в клубе вальс танцевал. Умора!

– Бедный, мне так жалко его!

– Надо научить парня танцевать. Я как-нибудь возьмусь за него. Да чего лучше, я уже говорил тебе, – пригласи его к нам на выходной, поучим дома.

– А ревновать не будешь? – задорно спрашивала Лида.

– К этому сопляку? – презрительно усмехался Дрю.

– Опять грубость! – огорчалась Лида. – Как она из тебя временами прорывается, странно даже.

– Не буду больше, – поспешно каялся Дрю. – Извини, родная.

Внешнее благополучие не могло смягчить состояние тревоги, в которой все время жил Майкл Дрю. В разведывательной школе его научили многому. Он мог бежать несколько километров подряд, подолгу плыть под водой, не испытывая головокружения, карабкаться по скалам, метко стрелять в полной темноте на звук голоса, на ходу вскакивать на поезд. Мог бросить через голову человеке, сломать ему руки. Знал приемы джиу-джитсу, болевые точки на теле человека, отдающие его во власть обладателя этих приемов.

Все эти навыки могли понадобиться Дрю и здесь, в Сосногорске, понадобиться в любую минуту. Возвращаясь с работы, он никогда не входил сразу в свой дом. Пользуясь сумерками, внезапно затаивался на поворотах, проверял, нет ли за ним слежки. На работе, в клубе весело смеялся, казалось бы, всей душой отдавался разговору, в то же время непрерывно следил за людьми, которые его окружали. Вступив на советскую землю, Дрю ни дня, ни часу не оставался спокойным. Ночью, лежа рядом с женой, «примерный семьянин» часто просыпался внезапно, словно от толчка. Не двигаясь, Дрю напряженно прислушивался. Ровно капает вода из крана в кухне… Чу, хлопнул ставень! Скрипнула половица в коридоре. Еще… Идут?! Бесшумно, чтобы не разбудить Лиду, но поспешно Дрю одевался, на цыпочках крался к входной двери, припадал к ней чутким ухом. Удары сердца мешали слушать. Нет, никого. На этот раз никого… Проклятые нервы!

Однажды Лида проснулась и удивилась, увидя совсем одетого мужа у двери.

– Ты куда, Саша?

– Ставень хочу подвязать, – нашелся Дрю. – Хлопает и хлопает.

Откуда придет опасность, Дрю не знал, но всегда держался наготове. Выпилив квадратик в полу, под линолеумом, за печкой, он спрятал там пачку денег, стилет и фотоаппарат. Для многозарядного пистолета бесшумного боя это хранилище не годилось. Для него пришлось выдолбить тайник под окном, в толстой стене дома. Собираясь по утрам на работу, Дрю незаметно извлекал его оттуда, пока Лида возилась на кухне с завтраком.

Дрю убеждал себя, что форсирование границы прошло на редкость гладко. Документы у него подлинные. Аро опытен и осторожен, да и не дастся живым. Дашкевич? Но он ничего не знает. Если его схватили, он сообщил лишь приметы их обоих. Конечно, и это плохо. Но опасность ничтожна. Легче найти иголку в стоге сена. Остаются маловероятные случайности.

Однако, успокаивая себя этими рассуждениями, Дрю сам плохо верил им. Советские люди очень неожиданны в своих поступках, непонятны… И вовсе они не просты, не доверчивы, как представлялось из-за рубежа.

Воскрешая в памяти весь путь от границы до Сосногорска, Майкл Дрю не видел на нем ни одного человека, пригодного к вербовке. Сплошь фанатики. Скорей бы проникнуть в институт и убраться благополучно из этой загадочной страны!

Ненавидя самое слово «советский», Дрю вынужден был играть роль активного советского гражданина. В гараже спирто-водочного завода открылся кружок текущей политики. Аккуратнее всех шоферов на занятия ходил Майкл Дрю. Сознавая нелепость ситуации, он бойко отвечал на вопросы руководителя кружка об американском колониализме, безработице и расовой дискриминации в США. «Скоро ты Маркса будешь зубрить, – насмехался над собой шпион. – Ну да ничего. Только бы добыть чертежи! Уж тогда-то я развернусь. Балбес Тэд еще позавидует мне, черт побери!»

Про себя Дрю твердо решил, что если до конца месяца его не зачислят в гараж ракетодрома, он прибегнет к «варианту № 3».

Однако фортуна улыбнулась Дрю. Вечером в субботу, на другой день после возвращения из Обручева, он сразу заметил по виду жены, что она принесла ему какую-то приятную весть.

– Лидок, не томи, пожалуйста!

– А, догадался! Сказать или не сказать? Ладно, не буду мучить: в понедельник с утра иди в отдел кадров, оформляйся на работу.

Дрю схватил жену в объятия, закружился с ней по комнате.

– Пусти, дурной, уронишь! – тщетно вырывалась Лида.

В понедельник Дрю оформил свое увольнение со спирто-водочного завода, явился в отдел кадров почтового ящика № 13 и получил долгожданный пропуск. Предварительно пришлось заполнить еще несколько анкет, в дополнение к прежним. Дома, сравнивая свой пропуск с Лидиным, Дрю обнаружил отличие – косую красную полосу через всю книжечку. Спрашивать Лиду, что это значит, он не стал, чтобы не обнаружить чрезмерную заинтересованность. Неприятно поразила четкая надпись крупным шрифтом: «Без права въезда после 18 часов». Пропуск дневной. Ничего. Важно попасть на территорию института, а там можно инсценировать поломку машины, дождаться темноты.

Впервые перед Дрю открылась калитка во двор громадного бетонного гаража, на который он до сих пор только жадно поглядывал, идя мимо на работу. Машину новому водителю выделили хорошую – кузовной четырехтонный ЗИЛ с пробегом всего в двадцать тысяч километров.

– Проверь крепления, смажь все точки, – сказал автомеханик, подведя новичка к машине. – Завтра поедешь первым рейсом на кислородный завод. Правила техники безопасности знаешь? У тебя какой класс?

– Знаю. Второй.

– Тогда порядок. Не забудь только ящик с песком и огнетушитель.

Назавтра с грузом жидкого кислорода Майкл Дрю подъехал к заветным воротам.

Сержант придирчиво проверил пропуск, несколько раз перевел взгляд с фотокарточки на лицо шофера.

– Новенький?

– Первый день.

– Подними сиденье. Так… Открой капот.

Сержант встал ногой на шины, заглянул в кузов, обошел машину вокруг.

– Можешь ехать.

У вторых ворот все повторилось. Перед третьими вышла неожиданная заминка. Не возвращая пропуска, солдат охраны ушел в будочку вахты. Дрю видел, как он снял трубку телефона, беззвучно зашевелил губами. «Ловушка? Отсюда не выскочишь!» Тошнотно засосало в желудке. Сохраняя прежний беспечный вид, Дрю повел глазами вокруг. Впереди и позади несокрушимо стояли линии ограждения. «Неужели конец? Так глупо…»

Но все обошлось благополучно. Солдат вышел из будочки, возвратил пропуск.

– На всякий случай позвонил. Первый раз тебя вижу. Думаю, не вышло б ошибки какой, – пояснил солдат причину задержки. – Наша служба строгая.

– Это ты верно говоришь, – поспешно поддакнул Дрю.

Наконец и последние, третьи, ворота захлопнулись за грузовиком. Впереди открылась бетонная дорога. Дрю глубоко вдохнул воздух расширенными ноздрями, крепче сжал в руках штурвал и выпрямился. Теперь – вперед!

Благодаря рассказам жены, Дрю до мельчайших подробностей представлял себе дорогу к институту. Представлял так ясно, словно сам не раз проезжал тут.

Вот и развилок, от которого правая бетонная дорога отходит к институту… Но где же она? Дорогу перекрывала еще одна линия заграждения…

Часовой у ворот проверил пропуск шофера и махнул рукой вдоль ограждения:

– Туда езжай. На промежуточном складе разгрузишься.

– На каком складе? У меня жидкий кислород. Путевка на стартовую площадку, – внутренне содрогнулся Дрю. Как ни владел он собой, голос его изменился.

– К площадке и институту во внутреннюю зону тебе проезд закрыт, – пояснил солдат. – Новенький, еще зеленый, потаскаешь с годок лямку – и тебе пропуск с красной полосой дадут.

Голос солдата звучал в ушах Дрю похоронным звоном.

Возвращаясь после разгрузки в гараж, Дрю рвал рычаг переключения скоростей, тормозил так, что на бетоне оставались темные полосы от шин. Злоба душила его. Потерять столько драгоценного времени, так все продумать, так рисковать и лишь для того, чтобы упереться лбом еще в одну линию заграждения! Было от чего сходить с ума!

«Типичная асфиксия»

Неудача в селе Шуй не заставила Яковлева отступить. Уверенность, что он напал на след именно Аро, еще не окрепла. Однако многое подтверждало эту версию: внешность смуглолицего пассажира, неожиданная остановка в селе, дата происшествия, следы на обрыве, показания Овдиной. Интуиция настойчиво говорила Яковлеву, что версия верна.

А раз так, не в его характере было сдаваться. Рано утром следующего дня вместе с водолазом он снова приехал в Шуй, на этот раз на моторной лодке.

Собрав стариков-рыболовов, владельцев лодок, майор подробно расспросил каждого. Выяснилось, что около Шуя течение отжимается к правому берегу, а после излучины – к левому. Года два назад в реке утонула колхозница. Труп выловили в трех километрах ниже села, в протоке у небольшого безымянного островка.

К обеду целая флотилия рыбачьих лодок под предводительством моторки вышла на реку. Рассыпавшись цепью поперек всего русла, забросив сети, рыбаки начали прочесывать дно. Если сети за что-то цеплялись, на лодке поднимали красный флажок, и моторка с водолазом спешила к ней.

Поиски начались снизу, в пяти километрах от Шуя. Постепенно, на веслах, флотилия двигалась вверх. Уже несколько раз водолаз спускался в воду, но неизменно оказывалось, что сети запутались в корягах или валунах, торчавших на дне.

Прошло три часа. Яковлев с тревогой посматривал на красное солнце, совсем низко спустившееся к горизонту, когда на средней лодке, в протоке, выбросили флажок.

– Поехали, – приказал Яковлев мотористу.

Описав полукруг, моторка, звучно татакая, легко понеслась по воде. У лодки с сигнальным флажком моторист сбавил обороты, удерживая свое суденышко на месте. Водолаз перекинул слоноподобные ноги за борт, ухватился за веревочный трап.

Протекло пять минут, десять, а водолаз все еще не показывался. Большая глубина, беспорядочная водяная толчея мешали видеть его. Яковлев перегнулся через борт, пытаясь все же рассмотреть водолаза на дне. Тщетно.

Знакомый медный шар выскользнул у борта моторки только на двенадцатой минуте. Сквозь стекло все увидели серьезное лицо водолаза.

– Нашли! – послышался глухой голос. – Можно тащить.

Яковлев снял шапку, пригладил волосы – жест, всегда означавший у него сильное волнение. Рыбачьи лодки сгрудились вокруг моторки. Над рекой повис возбужденный говор людей.

– Его меж двух валунов заклинило, – пояснил водолаз, успевший освободиться от шлема и помогавший тащить сети. – Пришлось один валун откатывать.

– Поосторожней, товарищи, – предупредил рыбаков Яковлев, – не повредите тело, особенно голову.

Тело извлекли из воды, уложили на брезент, разостланный на дне моторки. Яковлев стиснул челюсти: на месте лица у трупа вздулась сплошная студенистая масса зеленоватого цвета, вдобавок сильно изъеденная рыбами.

Все на том же брезенте, со многими предосторожностями труп доставили к берегу и перенесли в сельсовет. Яковлев соединился по телефону с управлением милиции.

Судебно-медицинский эксперт, фельдшер и фотограф приехали уже в полной темноте. Эксперт – горбоносый сердитый толстяк с сильной одышкой – хотел отложить исследование и вскрытие трупа до утра, но Яковлев раздобыл несколько трехсотваттных ламп и вежливо, но настойчиво потребовал:

– Прошу приступать!

Недовольно хмыкая, эксперт отделил остатки одежды от трупа и начал его тщательный наружный осмотр.

– Видите? Во многих местах уже образовался жировоск, хотя вода очень холодная, – обратился эксперт к Яковлеву. – Верное доказательство, что труп в воде давно.

– Какова причина смерти, доктор?

– Этого я вам пока не скажу, – уклонился от ответа эксперт. – Вот сейчас мы вскроем грудную полость, она нам многое пояснит.

Закончив вскрытие, врач извлек одно легкое и подготовил его к отправке.

– Необходимо лабораторное исследование, – пояснил эксперт. – Если в легких обнаружится планктон, тогда можно окончательно утверждать, что смерть наступила от утопления. Но уже и сейчас это почти бесспорно. На затылке, вот здесь, чувствуете, – рвано-ушибленная рана. Но она невелика, череп не проломлен. Человека оглушили тупым оружием, а затем сбросили в реку. Там и последовала смерть. Ни пулевых, ни ножевых ран на теле нет. Словом, типичная асфиксия. С рук уже снялись «перчатки смерти», но вы, наверное, знаете, что и без этого дактилоскопических оттисков мы все равно не получили бы из-за сильной мацерации кожи.

– Жаль, – разочарованно протянул Яковлев. – А я, признаться, сильно рассчитывал кое-что выяснить, выловив труп. Ну, что ж… Разрешите теперь мне ознакомиться с одеждой погибшего.

Осмотр не дал почти ничего. В карманах нашлись только две почтовые марки и серебряный гривенник. Ни одного документа, ни хотя бы почтовой квитанции, гостиничного счета. Как видно, убийца тщательно проверил карманы своей жертвы, прежде чем бросать тело в воду. Вызванный телеграммой, прилетел полковник Лазарев. Иван Никитович еще раз опросил водителя такси Загоруйко, и тот, перебирая в памяти каждое слово, услышанное от пьяного пассажира, сделал ценное добавление к своим прежним показаниям. «У нас на Лене не такие еще морозы», – сказал пьяный. «У нас на Лене…» – это сужало район поисков.

На совещании в областном управлении КГБ решили отправить голову трупа в Москву, знаменитому антропологу и скульптору Герасимову. Только он мог воссоздать скульптурную маску погибшего. Одновременно решено было выяснить, кто выехал осенью из населенных пунктов бассейна Лены, установить их приметы.

Самое же ценное предложение внес полковник Лазарев:

– С добытыми подлинными документами враг мог проникнуть на важные военные объекты. Надо установить, откуда получали проверочные запросы административные органы на Лене за последние полтора месяца.

Ресторанная сирена

– Я слушаю. Да. Что, что? Кто? М-м-м… – Павлищев метнул опасливый взгляд в сторону кухни, где жена готовила завтрак, прикрыл рукой трубку и понизил голос: – Понимаю. Конечно. Куда? Разумеется!

За утренним кофе Викентий Осипович с недовольной миной сообщил жене, что, несмотря на воскресенье, его срочно вызывают на работу. Предстоит сдать кое-какие чертежи, задержаться допоздна.

– Такая досада, мамочка. Как раз сегодня хотел с тобой в кино сходить. Ты уж меня не жди. Ложись баиньки сама.

Поцеловав огорченную супругу в лоб, Павлищев бодро сбежал по лестнице, но, пройдя квартал, повернул от автобусной остановки к гостинице. На втором этаже отыскал восемнадцатый номер, без стука толкнул дверь.

Нарядная, в черном, сильно декольтированном платье облегавшем ее стройную фигуру, подчеркивавшем высокую грудь, улыбающаяся Марианна стояла посреди комнаты.

– Мари!

– Викентий!

Шляпа и пальто полетели на диван. Чувствуя себя на седьмом небе, Павлищев заключил подругу в объятия. Когда первые восторги улеглись, Марианна деловито сказала:

– Не ходи никуда из номера. Не нужно, чтобы нас видели вместе. Закуску и немного вина я уже припасла.

– Марианночка, ты гений! – молитвенно сложил руки Викентий Осипович.

Из гостиницы Павлищев выбрался за полночь. Назавтра часть вечера договорились провести в ресторане.

– Только приезжай прямо с работы, не заходи домой, – настойчиво повторяла Марианна. – Слышишь? Позвони жене, что остался в бюро. Хорошо? Иначе застрянешь дома. В половине седьмого я жду тебя здесь. Опоздаешь на пять минут – уеду домой. Так и знай!

– Слушаю и повинуюсь!

– А сейчас пожуй вот этого снадобья, чтоб от тебя не пахло вином.

Весь понедельник Павлищев беспрестанно путал цифры, допуски, марки сталей, думая только о предстоящем свидании с Марианной. Однако с автобусной остановки направился было домой, чтобы не носить с собой пропуска. Но в переулке перед ним внезапно очутилась Марианна в синем пальто с серебристо-дымчатой лисицей на плечах.

– Ах, Вика, я не утерпела, вышла тебе навстречу, – капризно оттопыривая губки, сказала Марианна.

Павлищеву оставалось только взять подругу под локоть.

В ресторане парочка выбрала самый уединенный уголок за малиновыми бархатными портьерами. Павлищев подозвал официантку, хорошенькую блондиночку в боярском кокошнике, и распорядился:

– Бутылку рислинга, бутылку коньяку, триста граммов столичной, севрюжку и салатик. Чихиртма из баранины у вас есть? Тогда тетерева и бифштекс с яйцом.

За рюмкой коньяку Викентий Осипович совсем разнежился.

– В августе мы, крошка, опять поедем с тобой в Крым. Все расходы мои, Марианночка. Слово джентльмена. Нет-нет, и не спорь, дорогая.

Когда Павлищев выпил водки, Марианна забеспокоилась:

– Напрасно ты мешаешь коньяк с водкой. Это нехорошо для желудка.

– Пустяки! – браво отмахнулся Викентий Осипович. – Разве по стольку я пивал?

– Тебе лучше знать, – успокоилась Марианна. – Тогда и я выпью рюмочку коньяку. Но только возьми мне в буфете стакан апельсинового соку.

Через час веселье было в самом разгаре. За соседние два столика тоже подсели какие-то парочки. Павлищев был в ударе: много смеялся, рассказывал заплетающимся языком анекдоты, развязно вмешивался в разговор соседей. Хмель совсем одурманил его. Внезапно Павлищев замолчал, оперся на стол. В глазах, помутневших от алкоголя, мелькнула тревога.

– Что с тобой! – всполошилась Марианна.

– Знаешь, мне что-то нехорошо. Но это сейчас пройдет.

– Я ж тебя предупреждала!

– Ох, тошнит! – промычал в ответ Павлищев, почти не разжимая челюстей.

– Идем скорее к умывальнику. Сдержи себя.

Поддерживаемый Марианной, почти ничего не сознавая, Павлищев пересек зал. Никто не обратил внимания на его вид. Слишком заурядны были в ресторане подобные сцены.

Сняв с Викентия Осиповича пиджак, ослабив галстук и расстегнув рубашку, Марианна сунула его голову под кран.

Холодная вода привела в чувство Павлищева. Он открыл глаза, припал к крану, жадно, взахлеб глотая освежающую влагу, ощущая необыкновенную слабость в ногах.

Марианна не оставила друга в беде. На такси довезла его до дверей дома, пообещала утром позвонить и оставила у лестницы. Тяжело опираясь на перила, Викентий Осипович вполз наверх.

– Заболел! – плаксиво объявил Павлищев испуганной жене.

Он мог бы и не говорить этого. Бледность, капли холодного пота на лице, прерывистое дыхание – все говорило о том, что Викентий Осипович серьезно болен.

Вызвали врача, очистили желудок, и страдалец несколько приободрился.

Утром, надев пиджак, Павлищев обнаружил исчезновение внутреннего пропуска. Знобящий холодок пробежал по спине. Не рискуя предположить худшее, Викентий Осипович наигранно беспечно спросил жену:

– Анечка, ты не вынимала из кармана мой пропуск в четвертый отдел?

– Нет. А что, он пропал? – испугалась жена. – Ты его потерял?

– Н-н-нет… Ах, вот он! Я его сунул в другой карман.

Павлищев не смел сказать жене о потере. Это неминуемо вызвало бы очень опасные расспросы.

Резкий звонок телефона заставил его вздрогнуть.

– Это мне! – поспешно схватил трубку Викентий Осипович. – Минутку! Да, да… Анечка, будь добра, поищи мои папиросы.

Жена вышла. Понизив голос почти до шепота, Павлищев с отчаянием сказал в трубку:

– Марианна, я потерял пропуск! Ради бога, осторожно расспроси в ресторане, попробуй найти такси, в котором мы приехали. Иначе я пропал! – В голосе Павлищева послышались слезы.

– Это так серьезно? – спросила трубка. – Ну хорошо, хорошо, понимаю. Сейчас же пойду в ресторан, во что бы то ни стало разыщу такси. Сделаю все. Ручаюсь, пропуск найдется. А пока мой совет тебе: не делай шума. На работу тебя пропустят? И чудесно. Все будет хорошо. Меня беспокоит другое…

– Что? – обмер Павлищев.

– Ты вчера так разошелся, просто ужас. Я пыталась тебя останавливать, куда там! Начал рассказывать о своем институте, о сослуживцах, какой-то важной работе… Как бы не дошло до ушей начальства, а то так и…

– Господи! – У Викентия Осиповича зашевелились остатки волос на голове. – Умоляю, молчи! Ни слова по телефону!