Текст книги "Трое из океана"

Автор книги: Вячеслав Тычинин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц)

Сын эфира

Лазарев сел рядом с шофером. Дашкевич поместился между двумя сопровождавшими его сотрудниками. Шофер вывел ЗИМ со двора, повернул на юг.

До самой Корфовской ехали молча. Стрелка спидометра не спускалась ниже шестидесяти километров. Пока свернули в лес, по указанию Дашкевича, пока колесили по заросшим глухим проселкам, совсем рассвело. Оставив машину у края оврага, все трое спустились в него.

Адам Дашкевич отсчитал восемнадцать шагов вниз по руслу ручья от кривой двустволой березы, взял вправо на шесть шагов и опустился на колени, внимательно разглядывая землю.

– Здесь!

Через несколько минут портативная радиостанция была извлечена из земли. Дашкевич стряхнул песок с целлофанового чехла, расстегнул застежку «молнию», развернул сначала прорезиненную ткань, затем промасленную бумагу, в которую была бережно упакована рация; вынул карту края, отпечатанную на тонком шелке, шифровальный блокнот и вопросительно поднял глаза на полковника.

– Какой порядок передачи установлен для вас? – спросил Лазарев.

– Вызывать центр одну минуту, потом переходить прием. Повторять вызов каждые четыре минуты. Прежде всего сообщить количество шифрованных групп. Обозначение в начале передачи: «Сын эфира». Если в конце сообщения указывается: «От Михайлы», это значит, что я нахожусь под контролем советской контрразведки, если просто «Михайла» – все в порядке. В сообщении хотя бы одно слово должно быть из двадцати слов, занесенных в карточку центра. Если его нет – сообщение фальшивое, передано не мной.

Лазарев взглянул на часы.

– Разворачивайте рацию.

Дашкевич послушно установил рацию, заземлил ее, набросил на куст антенну и включил батарею. Глазок индикатора засветился. Лазарев с удивлением рассматривал рацию. Такой он еще не встречал, В корпус передатчика был вмонтирован магнитофон.

Лазарев был далек от самоуверенной мысли, что ему известны все возможные уловки врага для передачи сообщений. Он по достоинству оценивал опытность и изобретательность противника. «Необычный передатчик! Возможно, радист и сам не знает о его новизне?» Подумав об этом, полковник удержался от вопроса, который вертелся у него на кончике языка, вытащил свой блокнот, нашел нужную запись.

– Повторите, какое сообщение приказал вам передать Николай Иванович после благополучного приезда в Хабаровск?

– «Прибыли назначению пунктуально. Выезжаем дальше. Встречаемся условленном месте. Михайла». «Пунктуально» – слово из карточки центра.

– Так. Вот ваша шифровка. Выходите на связь.

Как только стрелки часов показали девять, Дашкевич надел наушники и дробно застучал ключом. После нескольких проб он поднял голову:

– Радиооператоры разведцентра готовы к приему, гражданин полковник, – приглушенным голосом, словно его могли подслушать, доложил Дашкевич.

– Передавайте.

Оставив ключ в покое, включив магнитофон, Дашкевич внятно прочитал шифровку, потом соединил магнитофон с передатчиком, и лента магнитофона побежала с удесятеренной скоростью.

Лазарев понял новую уловку врага. В эфир несутся сплошной визг и свист, напоминающие характерные электрические разряды. Никакое подслушивание ничего не даст. Больше того, радиопеленгаторщики даже не подумают пеленговать этот хаос звуков. Вражеский радист не рискует ничем. Только записав его шифровку на магнитофоне и прослушав ее в замедленном темпе, можно установить текст передачи. «Хитро придумано!» – оценил новый прием Лазарев.

На живца

Длинная стрелка привокзальных электрочасов обежала полный круг, короткая подползла к цифре «11», Адам Дашкевич успел порядком продрогнуть, а Аро все еще не подходил к нему.

Несколько раз Дашкевич вставал, покупал то горячий пирожок, то бутерброд, снова возвращался на свою скамью, напротив вокзала. Аро не появлялся.

Со стороны казалось, что на скамейке терпеливо ожидает поезда один из многочисленных пассажиров, любитель свежего воздуха. Но несколько пар глаз, не отрываясь, наблюдали за каждым его движением.

Пристально смотрел на него и Аро.

Задолго до этого дня он обдумал, как встретиться радистом, не подвергая себя риску. Даже Михайла не узнал бы Аро в толстоносом пожилом человеке. Черная борода. Мохнатые брови. В правой руке – костыль. На голове – серая меховая шапка. Ни дать, ни взять – престарелый колхозник.

Местом наблюдения Аро избрал промтоварный магазин неподалеку от скамьи, на которой сидел Дашкевич. Отсюда радист был виден отлично. Едва магазин открыли, Аро вошел в него с толпой покупателей и сейчас стоял у оконной витрины.

Накануне он установил, что позади прилавков есть коридор, выходящий во двор, а обойдя вокруг магазина, удостоверился, что проход со двора ведет задами к кривому переулку, спускающемуся к реке. Лучшего места нечего было и желать. Даже в случае оцепления района оставалась надежда ускользнуть дворами.

Тогда же Аро тщательно, но незаметно осмотрел всю привокзальную площадь, запомнил лица продавцов всех ее шести ларьков и киосков, шоферов немногочисленных такси. В цепкой натренированной памяти агента зафиксировались фасады домов, окна, ограды.

Сейчас он напряженно размышлял. Ему предстояло решить трудную задачу.

Михайла явился вовремя. Конечно, он еще не знает, что вместо Хабаровска ему предстоит поселиться в Обручеве. Шеф почему-то изменил свои первоначальные планы. А может быть, нарочно дезориентировал Михайлу, чтобы замаскировать подлинный пункт назначения.

Уши меховой шапки Михайлы опущены, значит, чекисты не контролируют радиста. С этой стороны все в порядке. Что же тогда тревожит?

Чем больше вглядывался Аро в Михайлу, тем подозрительнее ему казалось поведение и весь внешний облик радиста. Слишком свободна поза, в которой он сидит! Не чувствуется в ней собранности, скрытой настороженности, естественной для человека, пришедшего на опасную встречу.

И не только облик радиста тревожил Аро. В киоске «Союзпечати» – новый продавец. В одном из такси не горит зеленый огонек. Занято? Почему так долго?

Дашкевич повернулся, и Аро увидел его лицо. Глаза неподвижны, углы рта опущены. «Взят? Ах, сволочь, и шапку не завязал. Продался! На живца берут? Не выйдет!» У Аро глухо, толчками забилось сердце.

Перейдя к другой витрине, Аро снова впился взглядом в Михайлу, лихорадочно соображая: «Уходить? Лишиться связи с центром? А что скажет шеф? Может быть, это все мое воображение, нервы. Эта размазня просто выдохлась. Но лицо, лицо… И такси, продавец…»

Аро не пренебрегал предчувствиями. Несколько раз в его жизни они поразительно оправдывались. А сейчас внутренний голос особенно настойчиво говорил о грозной опасности. И Аро перестал колебаться.

– Девушка, я могу повидать заведующую? – спросил агент у молоденькой продавщицы.

– Пожалуйста. Позвать вам?

– Не беспокойтесь. Я сам пройду. Разрешите?

Зайдя за прилавки, Аро нашел в коридоре нужную дверь. Толстая заведующая в сером халате сидела среди пустых деревянных и картонных ящиков и что-то прикидывала на счетах.

– Товарищ заведующая, я что хотел спросить: у вас, случаем, сторож в магазин не требуется?

– Своих хватает, – отрезала заведующая, даже не подняв головы.

– Жалко. Ну что ж делать. Извиняйте.

– На здоровье.

Аро попятился, прикрыл за собой дверь и по коридору вышел во двор. «Спокойно. Не ускорять шаг. Теперь сюда…».

Выбравшись на берег реки, сделав большой круг, Аро оставил далеко позади опасный район. Теперь предстояло выехать из города. Кто знает, не стерегут ли его на железнодорожном вокзале, и в речной пристани, в аэропорту, на всех дорогах, выходящих из города. Полагаться только на перемену внешности казалось опасным. Уж, конечно, Михайла сообщил чекистам все его приметы.

Поразмыслив, Аро решил подняться вверх по реке на лодке до ближайшей пристани, там пересесть не пароход, идущий в верховья реки, затем автобусом добраться до железной дороги намного западнее города, где его подстерегают, и лишь дальше ехать поездом. Кружной, долгий, зато наиболее безопасный путь.

План удался блестяще. Высадившись ночью с моторки на маленькой захолустной пристани, Аро утром пересел на пароход.

Красавица река прорывалась сквозь гранитные скалы, присмиревшая, текла у подножия головокружительные обрывов. Свинцовая вода, по которой уже кое-где плыла первая шуга, мощно проносилась мимо изумительных по красоте берегов. Столетние сосны держали на своих кронах низкие облака. Аро не видел ничего. Он безвыходно сидел в каюте.

Под белой фатой

Александр не только пришел в воскресенье на танцы, но и снова проводил Лиду Стрельченко до ее коттеджа и даже предложил посидеть на лавочке. Девушка явно нравилась ему. Весь вечер он танцевал только с Лидой не отходил от нее ни на шаг, вызвав этим новую вспышку бессильной ревности у Владимира Прозорова.

Встречи продолжались. Через две недели Лида считала Сашу лучшим и верным другом. Дошло до того, что она поверяла ему свои маленькие девичьи секреты. Александр тоже рассказал девушке о себе. Не скрыл даже того, что уже был женат, но неудачно: жена вскоре умерла. Старики скончались еще во время Великой Отечественной войны там, где и весь век прожили, в колхозе.

Минула еще неделя, и Лида решила познакомить Александра с родителями. Судя по всему, Саша не просто ухаживал за ней. Правда, он еще не сделал Лиде формального предложения, но вполне прозрачно намекнул, что у него самые серьезные намерения.

Для такого торжественного случая Александр надел свой лучший костюм, тот самый, синий, в котором Лида впервые увидела его, купил новый галстук, до блеска начистил ботинки, заменив ими валенки.

– Хочу понравиться твоим родителям, – наивно признался он.

Весь вечер Александр говорил мало, дельно, вел себя очень скромно и с такой явной любовью следил глазами за Лидой, что совсем очаровал ее мать Елену Афанасьевну. Старый конструктор Сергей Петрович Стрельченко иначе отнесся к гостю. Ему не понравилось скороспелое увлечение дочери, и глава семьи держался подчеркнуто сухо.

Однако даже Сергей Петрович, после того как Александр ушел, проиграв ему две партии в шахматы, отведав вишневого варенья и немножко покружившись с Лидой под радиолу, вынужден был признать:

– Парень хоть и смазливый, как рождественский ангелок, но не дурак. Лучше, чем я ожидал.

Стрельченко был человеком справедливым.

Морозы еще не окрепли, вечерами стояла тихая безветренная погода, и Лида подолгу гуляла с Александром Горюновым по улицам Сосногорска. Согревая руки Лиды в своих теплых ладонях, Саша ласково говорил ей в маленькое ушко те самые слова, которые так любят слушать девушки.

В своих ночных странствиях молодые люди выходили за город, спускались на лед Сосновки, забирались даже в окружающий лес. Вдвоем с Сашей Лида не боялась ничего. В ее глазах он был настоящим рыцарем: смелым, пылким, но послушным каждому ее желанию.

Наконец Саша произнес слова, которых Лида давно уже ожидала от него, и преподнес ей дорогой шоколадный набор. Елена Афанасьевна обрадовалась, даже чуточку всплакнула от избытка чувств. Сергей Петрович долго пытался убедить дочь, что нельзя делать такой решительный шаг в жизни, зная человека меньше одного месяца, что можно жестоко ошибиться. Но Лида, первый раз в жизни, твердо стояла на своем.

– Ты несправедлив к нему, папа! – горько всхлипывала она, размазывая слезы по щекам. – Тебе просто досадно, что он не инженер, не врач, а шофер, простой рабочий. Но ты сам всегда учил меня, что в нашей стране рабочий – самое почетное звание. И Саша кончил семилетку, культурный, начитанный, танцует, поет… Да еще учиться будет дальше. Он мне сам обещал.

Три дня в доме Стрельченко все стояло вверх дном. Лида и Елена Афанасьевна объединились и не давали покоя Сергею Петровичу, пока он не сдался:

– Пропади оно все пропадом! Женитесь, разводитесь, раз уж выжили окончательно из ума. Ну, Лида – ребенок еще, не отдает отчета в своих чувствах. А ты, мать… Эх!.. На что ты ее толкаешь?

– Ах, Сережа, но ведь они любят друг друга!

– Любят?! Да ты… Ладно, делайте по-своему, но знайте, я вам не потатчик!

Свадебный вечер был омрачен: Сергей Петрович сказался больным. Но новобрачные так откровенно сияли, стол так ломился от вин, водок, мясных, рыбных, сладких и прочих блюд, что вскоре же веселье стало общим.

Горюнов, по его словам, не успел обзавестись близкими друзьями и никого не позвал на свадьбу. Зато Лида пригласила всех своих сослуживцев по конструкторскому бюро и друга детства Володю.

Прозоров не хотел идти на торжество противника, но нашел в себе достаточно мужества и благородства, чтобы подавить ревность. Что поделаешь, Лида любит не его, а Сашку. И надо быть справедливым: Горюнов достоин ее любви. Вдобавок он не кружит голову девушке, а женится на ней, как подобает честному человеку. Как же отказать Лиде в такой день, огорчить ее?

Выдержки Прозорова хватило ненадолго.

– Горько-о-о! – провозгласил, поднимаясь с бокалом игристого донского, конструктор Викентий Осипович Павлищев. Широколицый, с длинным хрящеватым носом, редкими прилизанными рыжими волосами на шишковатом черепе, он не отличался красотой, а Владимиру показался даже отвратительным. «Облизывается, словно ему целоваться!» – с ненавистью подумал Прозоров.

Александр Горюнов, вопросительно улыбаясь, взглянул на Лиду. Она послушно подняла разрумяненное хорошенькое лицо, обрамленное свадебной белой фатой. Горюнов нагнулся и по-хозяйски крепко, не торопясь, поцеловал жену в губы.

Прозоров скрипнул зубами и выскочил из-за стола. В прихожей он разыскал свое пальто, никем не замеченный, вышел на крыльцо. Морозный воздух обжег лицо, захватило дыхание.

Любящий муж

Проходили дни, а Саша Горюнов оставался таким же внимательным и нежным, как до свадьбы. Иногда Лиде даже казалось, что он стал еще больше любить ее.

Молодые получили отдельную однокомнатную квартиру, обставили ее недорогой мебелью и зажили самостоятельно.

Едва закончив работу, Александр приходил из гаража, с аппетитом ужинал и подсаживался к жене. Лаская ее, он перебирал волосы Лиды, разглаживал пальцем брови на белом лбу молодой женщины, потом страстно целовал ее глаза, губы, ямочки на щеках.

Позже, лежа в постели, молодожены подолгу разговаривали.

– Знаешь, Лидок, – говорил Александр, – я хочу перейти к вам на работу. Тройной расчет. Первое – буду чувствовать себя еще ближе к тебе, второе – там заработок выше, а я ведь теперь как-никак семейный человек! – Александр шутливо теребил жену за нос.

– А третье?

– А третье – мне надо учиться. Для этого нужно время. А в нашем гараже бестолковщина. Готовы днем и ночью машину гонять.

– Чем же я тебе могу помочь?

– Поговори с отцом. Пусть замолвит словечко в отделе кадров. Ведь в ваш почтовый ящик не каждого берут. А с Сергеем Петровичем там считаются, верно? Только проси от себя. Он на меня дуется, не знаю, почему.

– Хорошо, – охотно согласилась Лида. – А теперь поцелуй меня еще раз. Нет, вот сюда…

На следующий вечер Александр просил:

– Расскажи мне, с кем ты проводишь день? Кто вместе с тобой работает?

– Ну, Саша, у нас там полно народу. Зал большой.

– Наверное, и молодых людей много?

– Уже ревнуешь? – довольная силой чувства, которое она внушала мужу, кокетливо улыбалась Лида. – Нет, молодежи мало. Все больше старики.

– А этот, носатый, Павлищев, что ли, тоже с тобой сидит? Даже рядом? Вот видишь… Как он на нашей свадьбе облизывался! Сразу видно – жуткий бабник.

– Ой, Саша, да кто ж на такую обезьяну посмотрит? Не смеши меня!

– Не смеши… – ворчал Александр. – Я, Лидочка, не ревную тебя к нему, конечно, но все, знаешь, как-то неприятно думать, что он целый день рядом с тобой. Глаз, поди, не сводит… У тебя на столе телефона нет?

– Нет. Телефон у Павлищева. А что?

– Какой номер? Хоть и неприятно, что он трубку поднимет, но иначе тебе ведь не позвонишь.

– Знаешь, Сашок, наши телефоны засекречены, – смущалась Лида.

– А если срочное что-нибудь, очень важное. Вдруг авария с моей машиной случится, в больницу попаду…

– Что ты говоришь, Сашенька! – пугалась Лида. – Ну, в случае чего… звони по телефону 2–34–46. Только не называй себя, не говори, откуда звонишь. Я тебя по голосу узнаю.

– Понятное дело. Будь спокойна, не подведу. Это я так, на аварийный случай.

Еще через день Александр, посмеиваясь, говорил жене:

– Воображаю, как у вас поджилки у всех трясутся, когда главный конструктор является. Грозный ваш начальник?

– Это Рампиловский-то? Наоборот, очень вежливый, выдержанный такой. Со мной, мелкой сошкой, и то за руку всегда здоровается. Как-то пришла я к нему в кабинет…

– Ты у него даже в кабинете была? Ай да Лидок! – с уважением качал головой Александр. – Вот где роскошь, верно! Мягкая мебель, ковры, цветы, диваны…

– Ничуть. У него очень простая обстановка. Вот так стол стоит, вдоль стен – стулья в два ряда, а здесь – сейф.

– Не сейф, наверное, а страшилище? Я как-то, Лидочка, кино смотрел. Заграничный фильм. Так вот там понакручено на сейфе… Звуковая сигнализация – только тронь дверку, заревет, будь здоров! Световая сигнализация, киноаппарат – фотографировать каждого, кто открывает сейф, фотоэлементная защита…

– На сейфе Рампиловского тоже какая-то штучка наверху. С глазком.

Наступил вечер, когда Горюнов спросил жену:

– Слушай, Лидок, но что ж это за предприятие у вас? Ехал я вчера мимо: тройная вахта, охрана на вышках, пулеметы, прожектора, собаки…

– Сашенька, – умоляюще сказала Лида. – Не спрашивай меня. Это совершенно секретно. Я и так слишком разболталась с тобой.

Горюнов отодвинулся от жены. При слабом свете ночника Лида увидела нахмуренное лицо мужа.

– Как хочешь, Лида, – ледяным голосом сказал Александр. – Дело твое. Можешь и не говорить. Мне вообще-то это ни к чему. Просто хотелось знать, где работает жена. Но как-то дико слышать от тебя, самого близкого человека на свете… – голос Александра задрожал, – …такие слова. Ты что ж, мужу не доверяешь? Но тогда как жить с человеком, которому не веришь, от которого надо в чем-то таиться? Наконец, ты же знаешь, я сдал документы на проверку, скоро сам буду работать у вас. Так в чем же дело? Когда я ухаживал за тобой, помнишь, я не спрашивал ни о чем. Но теперь другое. Я муж. А между мужем и женой не может быть никаких секретов. Ты хочешь, чтобы я не знал, где работает моя жена, с кем дружит, что делает…

– Но, Сашенька, пойми, это ж не мой секрет, – сквозь слезы сказала Лида, – это государственная тайна!

– А! Подумаешь, «государственная тайна». У нас привыкли туман напускать, играть в секретность. Наверное, всего-навсего заводишко какой-нибудь артиллерийский или танковый полигон.

– Нет…

Лида молча плакала.

– Что с тобой, ты плачешь? – вдруг переменил тон Александр. Куда девалась его суровость! В голосе зазвучало глубокое раскаяние. – Прости меня, Лида, голубка! Зря я тебя расстроил. – Горюнов нежно обнял жену за плечи, жаркими поцелуями осушил ее глаза. – Ну, не буду больше, не буду. Вот никак не думал, что такой пустяк тебя взволнует. Да провались оно все на свете! Было бы из-за чего слезки лить! Мне просто обидно показалось, что ты со мной не откровенна, вот я и начал настаивать. Конечно, глупо это, признаюсь…

Лида не выдержала, тоже обняла мужа. Примирение состоялось полное.

В конце дня Александр вернулся из гаража веселым, добродушным, как всегда.

– Видишь, Лидусь, – мягко упрекнул жену Горюнов, – ты вчера целую сцену мне закатила, а ребята в гараже сами все рассказали.

– В каком гараже?

– В вашем. Вернее, ребята из вашего гаража. Мы на погрузке встретились. Они ведь знают, что я перейду к ним, и рассказали: у вас при научно-исследовательском институте экспериментальный ракетодром, на нем испытываются межконтинентальные баллистические ракеты. Только и всего.

– Только и всего?!

Лида чувствовала себя вконец сбитой с толку. Секрет государственной важности, который она утаила от любимого мужа, с такой легкостью выдан шоферами из их гаража едва знакомому человеку? Что же это такое? Или она в самом деле придает непомерное значение секретности своего предприятия?

– Только учти, Лидок, никому ни слова! – предостерегающе помахал пальцем Горюнов. – А то ребятам может быть неприятность. Да и мне… У нас ведь как? Есть сверхбдительные дураки. Спроси у такого: «Где это самолет шумит?», а он тебе: «Вы что, аэродром ищете?» Начитается человек детективов, и везде ему шпионы чудятся. Вообще лучше никому, даже маме с папой, не рассказывай, чем мы с тобой наедине делимся. Спокойней и нам, и им. Болтовня до добра не доводит. Согласна?

– Согласна, – ответила Лида, не замечая, что логика рассуждений мужа хромает на обе ноги. Скрытность жены оскорбила Сашу, а их разговоры он запрещает пересказывать даже родителям. «Болтовня до добра не доводи!», а сам с явным удовольствием слушает ее рассказы.

Радость примирения затмила собою все. А Горюнов уже вытаскивал из кармана сразу две плитки шоколада.

– Мы прогорим до получки! – пугалась Лида.

– Не бойся, – ласково обнимал жену Александр, вкладывая ей в рот кусочки шоколада, целуя в губы после каждой порции. – Я сегодня одного важного толстяка с кучей чемоданов на вокзал подбросил.

– Нехорошо это, «налево» зарабатывать.

– Пустяки. Не каждый же раз. И по пути. Да, кстати, как с моим оформлением, не знаешь? Двигается?

– Вчера опять просила папку. Отказал, вредный. Но я сама заходила к начальнику отдела кадров Петухову. Сказала, что ты мой муж, зять старшего конструктора Стрельченко. Он ничего не обещал, но считает, что скоро проверка закончится.

– Скорей бы! Надоело спирт возить.