Текст книги "Тень креста (СИ)"

Автор книги: Вячеслав Паутов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)

Первым, соблюдая закон старшинства – младшие говорят первыми, заговорил мореход, чьё лицо оказалось спрятано под объёмистым куколем:

– За последние дни в Нидаросе хладирцев прибыло значительно. За столом сбоку от нас сидит полудюжина людей хладирского ярла Эйрика Хаконссона – язычника, мятежника и предателя Норвегии. Я хорошо знаком с их говором, его-то ни с чем не спутаешь. Вчера с пристани сюда – на постоялый двор, пришлые доставили десяток крепких лошадей и пять тяжёлых повозок, сопровождаемых вооружёнными возничими. Все эти люди собрались здесь – они передвигаются по Нидаросу единицами или парами, чтобы не бросаться в глаза жителям, страже и властям столицы. Нужно разом окружить постоялый двор и повязать всех приспешников ярла Эйрика из Хладира. Прямо сейчас, пока не поздно!

Продолжая невозмутимо перебирать чётки, монах ответил:

– Ну и что? Они ответят, что прибыли на венчание короля Олава, которому Эйрик Хаконссон теперь благоволит и ничего преступного не умышляет. Их нужно брать только с оружием в руках, тогда они уже не от вертятся. А, поднявшего меч, обязательно найдёт другой меч, готовый предотвратить нападение на короля.

– Постоялый двор и его хозяин давно под наблюдением моих соглядатаев и послухов, которые и сейчас здесь, – так в разговор вступил человек в воинском плаще, край его куколя был тоже опущен на самые глаза, но не смог скрыть след шрама, идущего с лица на подбородок. – Тайный схрон с оружием, заложенный кузнецом Хаки Оспаксоном, раскрыт и сегодня ночью будет опустошён.

Беседу продолжил монах-миссионер, обратившись к человеку со шрамом с вопросом:

– Сколько воинов сейчас в городе и какими силами вы располагаете для подавления возможного мятежа?

– Две сотни городских стражников хоть сейчас могут выступать на защиту города и короля. Все они – опытные воины, хорошо снаряжены и вооружены отменно. Каждый второй имеет лук и полный тул стрел. Люди мои верны королю и ждут приказа встать на его защиту или достойно сопроводить Олава в любое место, куда он укажет.

– Ещё полсотни хускарлов-телохранителей короля вам в помощь, – добавил монах, не переставая перебирать чётки. – Датчан вдвое меньше, но они всё ещё продолжают пребывать. А постоялый двор не может разместить и снарядить больше пяти десятков хладирцев. Такое количество копий и щитов не так легко спрятать, а без них будущее сражение для людей Эйрика превратится в свалку. Сдаётся мне, что в большинстве своём хладирцы – стрелки, вооружённые мечами…

Мореход молчал, ему не пристало вмешиваться в разговор старших по рангу и положению, но монах заметил в его глазах вопросительный блеск и желание высказаться, потому кивнул в знак согласия.

– Когда? Когда и где они могут напасть? – озвучил свои опасения мореход, в волнении потирая медный крест правой рукой. – Завтра очень важный день. Венчание короля и королевы… Завтра Олав Трюггвасон станет королем под рукой Господа, а не просто хозяином-владетелем Норвегии, и его потомство по закону будет наследовать власть и страну. Во время венчания враги и мятежники не дерзнут напасть на короля Олава… Многие из них – христиане! И обряд венчания для них свят… Значит это может произойти до или сразу после венчания. Так?

– И так и не так, – ответил мореходу воин. – У короля Олава нет наследников! Погибни он в любое время и в любом месте, трон займёт Тира Датчанка или её брат – датский король Свен Вилобородый. Я бы на месте предателей напал, когда от меня этого никто не ждёт… На венчании! Только так врагами может быть достигнут успех. Там удара и смерти уж точно никто не ожидает. Церковь не может уместить всех наших сторонников и защитников. В ней ещё будут именитые горожане и богатеи.

– Но ведь ты – христианин, сын мой. Откуда такие мысли и желания? – возразил воину монах. – Почему ты не ждёшь нападения на пиру после венчания или по дороге во дворец ещё до пира? А может враги нападут по дороге в церковь?

– Да, святой отец, я-то христианин, чего не могу утверждать в отношении врагов-датчан и приспешников Хаконссона. Да и говорил я не о себе, а о противниках, – с горячностью в голосе ответил воин. – Всем известны их подлость и коварство. Сражаться по дороге ко дворцу или обратно врагам не с руки. В это время королевскую свиту будут окружать ряды моих людей со щитами и копьями, здесь же встанут и наши стрелки – противнику просто не добраться до венценосных особ. Пиршественный покой дворца вдвое больше церковного помещения – есть, где разгуляться сражающимся. Но там поставят длинные и широкие столы – люди короля и королевы сядут по разные стороны. Пусть враги нападают! Получится бой, подобный лесному, когда противников разделяет засека – через столы ни ножом, ни мечом врага не достанешь, да и стрелки там не смогут развернуться: станет так тесно, что луки уже не понадобятся.

– Твои слова да Господу в уши, сын мой во Христе, – набожно произнёс мнимый монах. – Однако, вот, что ещё нужно учитывать… Одно могу сказать определённо: когда враги точно не нападут. Пока супружеская чета вместе, смысла нападения на короля Олава не вижу. Ненароком можно и Тире Датской навредить, а датчанам этого бы очень не хотелось, не для того они все вьются вокруг королевы. Враг нападёт, тогда, когда будет уверен, что Датчанка в полной безопасности и недосягаемости для ответного удара. А нападение может произойти в любом месте и в любое время. Сейчас королева стала уж очень покладистой, что совсем не вяжется с её буйным и капризным нравом, этим она как будто усыпляет нашу бдительность. Значит развязка наступит совсем скоро. Скоро – может быть и завтра. С сегодняшнего вечера надевайте под одежду любую защиту – короткую кольчугу или лёгкий пластинчатый доспех, а оружие держите под рукой, не показывая посторонним. Это же накажите всем своим ближним, помощникам и слугам. Воинам всегда быть наготове и сопровождать короля Олава во всех его перемещениях.

И в этот момент мореход подал голос, его вопрос прозвучал своевременно, но по сути своей должен был быть задан раньше, а обращён он оказался к монаху-миссионеру:

– А что же сам король Олав? Разве ему ничего не ведомо о заговоре и измене? Ведь вы, господин, видите его каждый день и свободно говорите с самодержцем, обсуждая всё, что сейчас вершится под крышей дворца и в самом Нидаросе...

Опущенный куколь скрыл недовольное лицо святого отца – вопрос оказался ему крайне неприятен, а ответ мог быть непозволительно волнительным. Однако, монах выдохнул недовольство и спокойным голосом ответил:

– Король Олав и слышать не хочет ни о каком заговоре, а об измене тем более. Он верит королеве, не смотря ни на что, отвергая все мои доводы... Кто вздумает напасть на короля со всем его войском, да ещё и в его столице? Так он мне отвечает... Олав Трюггвасон просто пьянеет от мысли о венчании, которое упрочит и его власть, и власть Господа в Норвегии. Король слишком этого хочет, потому и закрывает глаза на многое. Вся надежда на нас – будущее короны лишь в наших руках.

– Того, что должно свершиться, никак не миновать, – добавил к словам монаха воин. – Но предупреждённый и готовый к неожиданностям, загодя вооружён. А вооружённого взять не так просто.

– Предупреждён значит вооружён, – повторил слова воина монах. – И Господь нам в помощь.

Произнеся эту фразу, мнимый монах отодвинул от себя пустую глиняную кружку и положил обе руки на стол, что означало конец разговора и окончание встречи. Троица вышла за двери трапезной, не оборачиваясь и следуя друг за другом. А под покровом ночи, когда рядом уже никого не было, мужчины обернулись лицом к лицу и попрощались.

– До завтра, Огге сын гауларского ярла Свана, и ты, градоначальник нидаросский Гамли Лейвссон, – обратился к простому мореходу и воину в чёрном плаще монах-миссионер, в отблеске лунного света сверкнув серебряным браслетом.

А те ответили в один голос:

– До завтра, Атли сын Сигурда, королевский хольд! Да хранит тебя Господь!

***

Снова за этим окном густо чернели сумерки. А в самом помещении угадывалась скрытая жизнь. В этот раз шесть восковых свечей освещали его убранство: резной стол и резные двери, гобелены и богатые занавеси, отделанные блестящим железом, сундуки с утварью, массивное хозяйское ложе, усланное меховыми одеялами. Но к уже имеющимся удобствам добавилась длинная жаровня с дышащими жаром углями. Во всём дворце теперь стало холодно и промозгло, а по залам гуляли сквозняки.

Больше не было людских теней, черными кошками сновавших в одной тёмной комнате. Все четверо пребывали на виду, не пряча лиц и чувств. Каждый присутствующий привнёс свой запах, который теперь имел и конкретного хозяина. От королевы Тиры также пахло лавандой, от мастера-кузнеца Хаки Оспаксона – дымом кузни, гарью и горячим железом, от хозяина постоялого двора Орма Ульфссона – кухней, конюшней и пивом, от Тореборга Стейнссона – неизменной селёдкой. Только терпкого запаха полыни и кожи доспехов больше не было.

А руки собеседников теперь обрели свободу: Тореборг Стейнссон, спрятал увечную левую кисть под правую мышку, королева Тира наоборот – унизанные кольцами пальцы держала на самом виду. Только кузнец и хозяин постоялого двора не знали куда пристроить свои натруженные руки. Кисти рук со следами железной окалины, множественными мелкими ожогами и рубцами Хаки Оспаксон постоянно пытался спрятать под столешницей, а Орм Ульфссон, стыдящийся вида пальцев, разбухших от постоянной работы с горячей водой и паром, на ногтях которых виднелся постоянный налёт копоти очага – то и дело пристраивал их за спину.

Лица простолюдинов пребывали в волнении, Стейнссон с головой окунулся в задумчивость, лишь королева Тира неистовствовала, больше не в силах скрывать раздражительности и крайнего неудовольствия.

– Нет моего Квига, и вы уже в растерянности, не зная, что дальше делать и как поступить сейчас! – голос Тиры прозвучал осуждающе, не предполагая никаких оправданий или сомнений со стороны. – Мне надоело влачить жалкое существование в этой нищей стране, каждый день видеть нищего мужа и его оборванцев вокруг себя. Я – королева, а не сельская молочница. Мой удел повелевать и жить достойно сестре главного государя всей Скандии и Англии в придачу. Но лишь холод, нищету и безвластие я нашла в вашей Норвегии… Жена моего брата Свена – шведка Сигрид почитается по-королевски, потому и зовётся Гордой. И она одна принесла Свену целое королевство, которое не чета вашему, похожему на захудалый постоялый двор… Женщины Норвегии должны быть терпеливыми и покорными? Ну, уж нет! У меня, урождённой датчанки, его, этого терпения, совсем не осталось, а покорности никогда и не было – я ей не обучена. Львам негоже прясть. Негоже! Нигде и никогда. Потому как рождены они не для прялки.

Выговорившись, королева Тира замолчала, но глаза её продолжали метать молнии злобы и ненависти. Губы затряслись от возбуждения, и она отвернулась от присутствующих, чтобы скрыть обезображенное яростью лицо.

Только один человек мог и имел право сейчас говорить, и Тореборг – посланец короля Дании и его главный помощник в тайных делах взял слово:

– Моя королева… Но Квиг не был ни датчанином, ни норвежцем, он – преступник и убица, нидаросский волк-оборотень... Своей близостью он унизил тебя и сделал врагом в глазах короля Олава. Квиг был всего лишь неуправляемым злом...

– За-мол-чи-и! – не оборачиваясь, бросила Тира, цедя слова сквозь зубы. – Он... Он один оказался проворнее, решительнее, безжалостнее и хитрее вас всех, вместе взятых. Мне всё равно, кого он убивал для себя – для меня он бы сделал больше: умертвил десятки и сотни, даже не поморщившись... А потом я бы решила, как с ним поступить и, как отправить ненужного на тот свет.

Набравшись смелости, в разговор вступил Орм Ульфссон:

– Ваше величество, хладирцы – люди ярла Эйрика уже собрались на моём постоялом дворе. Оружие и лошади доставлены последним кораблём, луков и стрел в достатке. Мы готовы умереть за тебя, королева Тира.

– А короля Олава вы готовы убить? – перебила речь простолюдина королева. – Вы все богаты обещаниями, но никто ещё не доказал свою верность на деле.

Оба норвежца потупили взоры и онемели – им нечего было возразить: слишком неожиданно прозвучал главный вопрос, на которыЙ требовался немедленный ответ.

– Когда? – Тореборг оборвал затянувшуюся паузу и вернул собеседников к действительности.

Королева Тира резко обернулась к своим единомышленникам, наконец, справившись с приступом раздражительности, но волны внутренней бури ещё не покинули её.

– И это я тоже должна определить сама? – теперь в словах женщины звучала усталость от беседы, от необходимости личного выбора и ответственности за него. Но такие решения венценосная персона должна принимать единолично и без тени сомнения, тщательно скрывая нерешительность или пряча её в самый дальний уголок души.

– Я дам знак, когда наступит подходящий момент... – произнесла Тира, тщательно подбирая слова. – Дания никогда не станет ни лоном, ни ложем для Норвегии – вот каким будет мой словесный знак. Запомните эти слова! У меня нет другого выхода – или я стану настоящей королевой, или меня вовсе не станет. Никем я жить не смогу. Моим хускарлам-телохранителям и воинам-датчанам всегда находиться подле моей особы. Оружие держать тайно, но быть готовыми пустить его в ход немедленно! Нашим союзникам норвежцам всегда оставаться наготове поддержать действия датских сил. Стеречь ворота Нидароса, чтобы ни один мой враг не ушёл. И Олава Трюггвасона не теряйте из вида, чтобы он там не задумал. Встретимся завтра утром. Теперь каждый знает своё место. Всё! Вы свободны, слуги мои.

Помощники королевы, почтительно поклонившись, тихо удалились. Так же тихо закрылись и двери. И тут внутреннее напряжение покинуло Тиру – она во весь рост упала на меховую постель. Эту женскую слабость никому не суждено было увидеть. Решение оказалось принято слишком дорогой для Тиры ценой... Слёзы душили королеву, давая выход отчаянию. С королевской кровью Тира унаследовала и королевскую гордость, родовую жёсткость и непокорность. Ей никогда не говорили, что она – женщина, что она – слабая и зависимая, но Тира, пройдя немалый жизненный путь, всё же ей оставалась. Мужество – мужчинам, женщинам – решительность и терпение в достижении собственных целей, умение ждать подходящего момента для их воплощения в жизнь. Завтра она предстанет перед Господом, чтобы отдать свою независимую гордость другому человеку – мужчине. А что останется ей самой? И будет ли она тогда прежней Тирой? Слёзы скоро высохли, сердце забилось ровнее и дышать стало легче, а сомнения ушли навсегда. И в тишине королевского покоя раздались слова облегчения:

– Завтра... Или никогда!

Глава 17

17. Венчание.

Это утро выдалось бодрым и каким-то особенным. Белыми, пушистыми хлопьями падал первый снег. Зимняя прохлада ещё не обратилась стужей или метелями. В этот памятный день Нидарос проснулся раньше обычного: в рассветный час уже слышались голоса людей и звуки пробуждения животных – мычание, блеяние и собачий лай; над крышами домов серыми облаками повис дым разожжённых очагов; движения множества людей – из дома во двор и обратно, наполнили звуками жизни сам Нидарос и его окрестности. Сегодняшний день должен был стать праздником для всех горожан и жителей застенья. Венчание королевской четы – большое событие даже для столицы. Явление важное для всех её слоёв и носителей вероисповедания. И язычники, и христиане считали себя в праве участвовать в этом городском действе. Малоимущих и людей среднего достатка после церковной службы будут ждать пиршественные столы и бочки королевского пива. В отведённое для этого место уже свозили дрова, обустраивали вертела, подвозили доски для сооружения длинных пиршественных столов, на скотобойне уже отбирали животных для всеобщего праздника.

Скоро минет три года, как Нидарос считал себя христианской столицей Норвегии. Но обряд венчания – заключение брака перед Господом и под его покровительством ещё по-настоящему не прижился. А само латинское слово "nuptiae", как венчание, было для нидаросцев внове, потому использовалось редко и преимущественно самими христианами, прошедшими этот церковный ритуал. В народе данное событие называли просто – "высокое время" – Хёй тид. Дело происходило обыкновенно поздней осенью, когда полны житницы и погреба, когда наступает время покоя и для поселянина, и для моряка. В случаях, когда брак заключался в среде простолюдинов или состоятельных горожан, сама невеста приглашала гостей на свадебное торжество, но, если или жених, или невеста оказывались знатного рода, молодые назначали лиц из числа своих подданных, нарочно для этого дела избираемых обеими сторонами. Свадебные вестнимки-глашатаи на словах доносили приглашение на торжество всем приглашённым. Предстояший праздник отличался от предыдущих тем, что брак пары перед людьми и страной уже был заключён – в миру король Олав и королева Тира жили мужем и женой. Теперь же церемонию бракосочетания-венчания предстояло повторить перед лицом Господа, а свадебные клятвы подкрепить его благословением. Венчание, как брачный союз и клятва верности супругов, заключался один раз и навсегда: венчанных супругов развести или разлучить могла лишь смерть. И ещё, венчание ещё одна возможность обратить внимание Господа на отсутствие потомства у короля Олава – теперь сам Бог своим вниманием будет сопутствовать зачатию наследника или наследников трона Олава Трюггвасона.

По сути и содержанию брачная церковная служба не имела сословных различий – одинаково проводилась и для обычных, и для королевских персон. Венчанию предшествовали три встречи со священнослужителями: определение наличия или отсутствия препятствий для брака – мужчина и женщина проходили это собеседование порознь; если препятствий не оказывалось, вместе внимали церковным канонам предстоящего торжества – кто, что и когда должен делать на церемонии бракосочетания; перед венчанием оба его участника исповедовались и причащались. Для всех нидаросцев в этот день прошлое соединялось с настоящим, ради крепкого и надёжного будущего. Чтобы поднять заздравную чашу за семейное счастье короля Олава и вкусить от его щедрот не обязательно было быть христианином – весь Нидарос стал гостем на торжестве для короля и королевы. И это действо нового воплощения старых традиций с участием мужчины и женщины уже началось. Пусть люди его называли по-разному, но венчание – свадебная церемония, то чего ждали с восходом зимнего солнца, началось ещё до полудня.

По церковному уложению венчания гости короля прибыли первыми – ещё до появления венценосца. Этим поступком они выказывали верность сюзерену и приверженность его власти. Процессия городской знати, облачённая в лучшие одежды и сверкающая драгоценностями, медленно – открыто церемониально приблизилась к нидаросскому храму Христа Спасителя: лучшие и знатные находятся на стороне короля, так всё это должно было выглядеть для всего Нидароса. Сегодня единственный вход церкви гостеприимно раскрылся для посещения и обозрения всеми, желающими изнутри увидеть оплот столичной веры в Христа. Убранство храма теперь открылось каждому – даже тем, кто там никогда не бывал. Деревянные изображения святых, окруженные деревянными же кружевами и цветами, как будто оживились при блеске солнца первого зимнего дня. И благоговея перед домом Бога, люди шагнули внутрь.

Чудотворное зрелище предстало перед вошедшими – необъятный простор, высота сводов храма, божественность сооружений. Группы соединенных друг с другом высоких деревянных колонн, поддерживающих собой стрельчатые своды потолка – всё это поражало воображение смотрящих: их впечатления, мысли и желания, которые без всякой собственной воли устремлялись к священным сводам, напоминавшим божественные небеса, принадлежали только Богу – только ему одному. Цветными витражами окон играло утреннее солнце. Здесь ничто не напоминало человеческого жилища, здесь забыто всё, что окружает мирское существование. Тот, кому воздвигнут этот дом, – Силен, Велик, Дивен. Как отец милосердый, принимает Господь в своё обиталище всех людей – слабых, малых, бедных и одиноких. Сбор королевских гостей, отягощённый свадебными подарками, занял правую сторону церковного помещения – только пятеро из них остались на улице, будучи вестниками монаршего приближения.

В это же время на церковной площади – напротив дверей храма, разыгралось другое, исключительно народное, свадебное действо, совсем не новое – давно укоренившееся в старой норвежской среде: народное гуляние, приветствующее и во всю славящее брачный выбор своего господина. Простолюдины, ряженные в пёстрые одежды, украшенные свадебными лентами белого, красного и синего цвета, скрывая лица под фривольными масками, разделившись на две группы, славили брачующихся самодержцев. Про-королевская партия песнями и танцами превозносила мужские достоинства жениха – мужчины, держащего королевское звание. Визжали дудки и лиры вторили им:

– Олав Кракабен – жеребец Небесной Кобылы. Он богат серебром и семенем, а его потомству быть великим. Наш жеребёц лучший из всех! Проворный, быстрый и неутомимый, потому лучше нашего Олава жениха нигде не найти. Славься король Олав Трюггвасон! Славься трон его! Славься Норвегия – для всех и для каждого норвежца. Лучшего жениха, чем Олав Трюггвасон нигде не сыскать!

После этих слов толпы вперёд вышел человек, изображавший короля-жениха, и приосанившись на виду у всех присутствующих, поправил на голове корону, плетённую из ивовых ветвей.

Вторая группа изображала приверженцев королевы-невесты – женщины, выбранной в жёны самим королём Норвегии. На головах этой партии красовались белые платки-повязки, а движения и жесты людей напоминали женские. Теперь дудки и лиры, поддерживаемые маленькими барабанами, перевели общее внимание к этому собранию ряженных. Оказалось, что их втрое больше королевских балогуров – все одеты в глухие плащи серого и чёрного цвета, а по внешности они мало напоминали обычных простолюдинов. То и дело слышался хладирский говор, который эти люди тщательно пытались скрыть. Группа мужчин, отождествляющих королеву – не отличалась подвижностью: они не могли согнуться, даже к собственной обуви, тогда как королевская партия была готова пуститься вприсядку, вытанцовывая немыслимые кренделя. К хладирцам нидаросцы отнеслись снисходительно: Хладир – тоже Норвегия, а ярл Эйрик Хаконссон – подданный короля Олова, и люди ярла – гости на венчании королевской пары.

Из рядов хладирцев выдвинулся человек, облачённый в женскую накидку, и встал рядом с королевским балагуром. Потом хладирец , выпрямившись во весь рост, громко произнёс:

– Пусть муж – голова! Но... Жена всегда будет шеей! А шея у королевы Тиры очень крепкая.

И тут все его соотечественники, подбоченясь, подхватили, понравившуюся им фразу:

– Королева Тира – крепкая шея! Такая никому не кланяется!

Неизвестно, чем бы закончилась эта перепалка, но на соседней улице, выходящей на церковную площадь, послышался шум тяжёлых шагов, перемежающийся со звуком бряцания боевого железа. Король Олав Трюггвасон приближался к месту венчания, сопровождаемый свитой и войском. И вот первые ряды воинов сопровождения вступили на церковную площадь, сразу заполнив её. Шествие это было похоже на движение по суше большого драккара. В центре, как мачта, на болом коне восседал сам король-жених, облачённый в праздничные одежды: длинный зелёный кафтан, шитый золотыми листьями и ширококрылыми птицами; сверху накинут богатый красный плащ, подбитый белым мехом и скреплённый золотой заколкой на плече; голову короля венчала золотая корона Хорфагеров. Вокруг Олава двигался отряд его хускарлов, блестя начищенным железом доспехов. Их окружали плотные ряды пеших королевских воинов и городской стражи. Королевские телохранители, тоже передвигавшиеся верхами, выглядели весёлыми и радостными, повторяя настроение короля-жениха. Оружия ни у кого не было видно. Лишь ряды пеших воинов за спиной несли щиты, а в руках копья, мечи же находились в ножнах. А чтобы ежё раз подтвердить торжественность и значимость происходящего, воины хором пели старую песню, сопровождавшую их в походах. Но " Виллеман и Магнхильд" звучала сейчас не как песня победы или предчувствие битвы, а как выражение общей радости:

Виллеман-скальд устремился к реке,

Туда, где прекрасная высилась липа.

Шёл, арфы тело сжимая в руке.

К рунному камню седому, не ведая лиха.

И избежав все преграды воды,

Песню любви стал наигрывать тихо.

Мотив, известный каждому с самого детства, охватил души окружающих праздничным восторгом. Чудесное – просто магическое избавление невесты Виллемана-скальда – Магнхильд из лап гнусного тролля издавна впечатляло умы и сердца всех норвежцев. Теперь эта песня объединила собравшихся чествовать королевскую пару на обряде венчания, и уже все присутствующие подхватили её слова:

Струны нежно ласкал, извлекая мотив колыбельный.

И в дремоте весь мир утонул беспредельной...

Вдруг громкой, как слава, и властной та музыка стала.

Вмиг дрёмы оковы она разорвала, чтобы Магнхильд спасти.

Везде царило приподнятое настроение, лишь королевский хольд Атли Сигурдссон оставался мрачным и задумчивым. Его взгляд непристанно ощупывал округу, а левая рука придерживала боевой сигнальный рог, подвешенный к поясу хольда. По законам предстоящего обряда жених пребывал к месту венчания первым, чтобы подготовить своих людей к встрече невесты: пара была венценосной, но эта особенность не меняла условий ритуала. Атли подал знак, и королевское войско разделилось на три части – первая осталась справа от входа в церковь, вторая направилась к постоялому двору, третья – проследовала к городским воротам. Король Олав спешился, в ожидании невесты-королевы, и занял место у церковных дверей, находясь на виду у всех, окружённый рядами хускарлов, стоящих плотным полукругом. Справа – высились копья городской стражи и пеших воинов. Слева – ряды молчаливых хладирцев. Нидаросские простолюдины оказались оттеснены на самый край церковной плащади. И тут проревели парадные датские трубы – их медные голоса летели впереди приближающейся свиты королевы Тиры. Королева-невеста дала знать о себе задолго до своего соединения с женихом-королём. Дания приближалась – об этом должны были знать все, чтобы увидев, обомлеть от её величия.

***

Партия королевы, будучи меньше сопровождения короля Олава, от этого не двигалась быстрее. Наоборот, датчане приближались медленно, как будто крадучись. В центре их шествия катилась повозка королевы Тиры: вся деревянная поверхность её была убрана синим покрывалом, шитым золотыми королевскими львами; лошадей украшали попоны с этим же датским символом, в гривах лошадей белели праздничные ленты. Венценосная невеста облачилась в красное платье из дорогой заморской ткани, само платье с ворота и до подола было украшено жемчугом, цена такой одежды – целый боевой корабль. Красный цвет, в этом случае, имел своё неприложное значение, имеющее прямое отношение к церемонии христианского венчания. Красный цвет суть защита: он единственный ассоциируется с безопасностью и силой, которые Святой Дух дает истинным христианам. В целом, красный цвет служил мощным символом в таинстве Миропомазания королей и королев. Он олицетворял присутствие Святого Духа во всех мирских делах христиан, где венчание и есть эта защита и высшая благодать для брачующихся.

На плечах Тиры Датской красовалась белая зимняя накидка. И этот цвет тоже имел значения для невесты-христианки: он воспринимался единоверцами, как цвет полной открытости, граничащей с беззащитностью, чистоты души и помыслов, а у простоюдинов ещё и невинности. Белый, он же – цвет христианской радости, а также и восторга триумфа. На голове Датчанки золотом сияла маленькая корона-венец королевы Норвегии. Хускарлы Тиры выглядели чопорными, выставляя напоказ свой достаток и близость к королевской персоне: подбородки гордо всздёрнуты, на шеях золотые цепи, одежды пестрят разноцветием. На поясах – охотничьиножи в богатых ножнах. Кавалькада телохранителей двигалась на вороных лошадях, а из-под верхней одежды выглядывали края подолов тяжёлых кольчуг. И вот датчане достигли церковной площади. Король Олав помог Тире выбраться из повозки и бережно взял под руку, чтобы сопроводить в помещение храма – к алтарю. Он только начал своё ритуальное шествие, и тут вся округа разразилась славящими возгласами:

– Слава королю-жениху!

– Слава королеве-невесте!

– Слава Олаву и Тире!

И под ноги брачующимся полетели щепоти золотистых зёрен драгоценной пшеницы. По древнему поверию, так выглядело пожелание молодожёнам: пусть хлеб всегда растёт прямо у ваших ног – только нагнись и он уже в руках. Вскоре всё пространство перед венчающейся парой стало золотистого цвета. Но они не жалели посевное добро, наступая на него шаг за шагом – после их выхода с венчания, беднота соберёт всё, просушит и в срок посадит в землю. Ходила молва, что из этих зёрен вырастает самый богатый урожай.

Когда венчающиеся вступили под церковный свод, служки затянули "Credo":

– Credo in unum Deum, Patrem omnipotentem, factorem caeli et terrae, visibilium omnium et invisibilium!

А епископ Альбан со святым отцом Матеусом вторили им, распевая продолжение молитвы " Верую":

– Et in unum Dominum Iesum Christum, Filium Dei unigenitum, et ex Patre natum ante omnia saecula. Lumen de lumine, Deum verum de Deo vero, genitum, non factum, consubstantialem Patri, per quem omnia facta sunt.

Мужские голоса звучали торжественно и назидательно, вызывая в слушателях трепет благоговения перед Господом и домом его. К алтарю венчающаяся чета шла медленно, а за ней тянулся ручей свит и спешившихся телохранителей – люди короля соединились с его гостями и заняли всю правую половину церкви, люди королевы – левую. Не доходя пяти шагов до святого места, королевская пара остановилась. Тиру из рук Олава принял Тореборг Стейнссон, а самого Олава взял под руку Атли Сигурдссон. Будуших супругов, которые должны были стать парой под рукой Господа, развели по их свитам. Вместе им положено было стоять только перед финальным наречением мужем и женой – возложением брачного венца на будущих супругов, но до этого должен был осуществиться весь ритуал христианского венчания. Перед Господом все равны, и Матеус подал знак главным представителям жениха и невесты, тогда Атли принял в руки корону Олава, а Тореборг взял её у Тиры.

В это время на церковной площади свободной осталась лишь дорожка к открытым дверям храма – она разделила стоящих там людей на две группы: справа находились воины короля, конюхи держали лошадей прибывших хускарлов за воинскими рядами, слева – плотный строй хладирцев, насторожённо смотрящих на дорогу к постоялому двору, лошадей хускарлов королевы они не спрятали за свои ряды, расположив тех сбоку, ближе к средине площади.