Текст книги "Тайны афганской войны"
Автор книги: Вячеслав Забродин
Соавторы: Александр Ляховский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц)
Состояние армии ДРА
Фактически единственной организованной силой, на которую могло опереться новое афганское руководство в своей деятельности по стабилизации обстановки в стране, была афганская армия.
К моменту смещения Амина и перехода руководства в стране и партии к Б. Кармалю более 90 процентов офицеров-партийцев составляли халькисты. С приходом к власти парчамовского руководства и назначением на пост министра обороны парчамиста Рафи многие офицеры-халькисты, ожидая неминуемых расправ и не будучи уверенными в своем будущем, самоустранились от руководства подчиненными частями и подразделениями. Их опасения оправдались. Новая волна внутрипартийных разногласий захлестнула армию (как и другие институты). Началась парчамизация армии, то есть отстранение с постов халькистов (под предлогом борьбы со сторонниками Амина). Нередко офицеры-парчамисты, освобожденные из тюрем, пытались самовольно сместить халькистов и занять их должности. Активное участие в этом принимал сам Б. Кармаль.
Отрицательное влияние на состояние армии оказывала ее раздробленность. Аминовская администрация, пытаясь установить контроль над возможно большей территорией страны, рассредоточила значительную часть войск мелкими гарнизонами для охраны представителей местной власти в провинциальных и уездных центрах. В руках правительства не оставалось достаточных сил для ведения активных действий. В то же время мелкие гарнизоны плохо снабжались положенными видами довольствия и боеприпасами, не имели поддержки со стороны своих частей, не получали информацию о происходящих в стране событиях. Находясь в отрыве от своего командования, эти гарнизоны подвергались массированной исламской пропаганде, теряли боеспособность, сдавались мятежникам.
Армия имела низкие морально-боевые качества. И для того чтобы она могла выполнять возложенные на нее обязанности, необходимо было принимать срочные меры.
Советские представители в Кабуле, советнические аппараты с помощью Центра проделали огромную работу, в результате которой удалось приостановить парчамизацию армии, окончательное изгнание всех халькистов из нее, убедить офицеров-халькистов в перспективности их службы, что имело определенное положительное значение. Хотя мы и не смогли полностью достичь единства партийных организаций афганской армии, открытые формы внутрипартийной борьбы в них были устранены.
По нашим рекомендациям правительством ДРА был принят ряд мер по повышению укомплектованности вооруженных сил, их организационному укреплению, по борьбе с дезертирством, которое приобрело массовые масштабы.
Военные советники оказывали содействие в решении всего комплекса вопросов, связанных с жизнью и деятельностью армии, – помощь в подготовке командиров, штабов и войск, планировании и организации боевых действий, укомплектовании войск, укреплении дисциплины, борьбе с дезертирством, улучшении материально-бытовых условий войск и т. п.
Показные занятия в советских подразделениях проводились и для высшего военного, партийного и государственного руководства ДРА. На таких занятиях присутствовали Б. Кармаль и Наджибулла.
Была организована помощь в налаживании службы на сторожевых заставах – выбор места, инженерное оборудование, приспособление позиций для жизни и быта и т. п.
Когда советские войска стали участвовать в боевых действиях, осуществлялось практическое обучение афганских военнослужащих своим примером.
И все-таки нельзя не признать: боеспособность афганских вооруженных сил оставалась сравнительно низкой, так как само правительство практически ничего не делало для их укрепления. Более того, военному строительству огромный ущерб нанесла позиция Б. Кармаля в отношении своей армии, которой он не доверял, так как в ней были сильны позиции халькистов. Кармаль неоднократно выдвигал идею слома существовавшей армии и создания «армии нового типа», преданной лично ему. Его подходы к решению военных вопросов базировались на фракционных, парчамовских интересах. В качестве альтернативы армии Б. Кармаль ускоренными темпами развивал войска МГБ и МВД.
Кармаль настаивает, чтобы мы воевали
В связи с серьезной дезорганизацией и слабой боеспособностью афганской армии (а зачастую ее нежеланием воевать с оппозицией) основную тяжесть вооруженной борьбы с оппозиционными отрядами в начале 80-х годов вынуждены были нести наши войска. В этот период совместно с частями ВС ДРА были подавлены очаги мятежей в районах Файзабада, Талукана, Баглана, Джелалабада и других городов, а также ликвидированы крупные формирования сепаратистов в Нуристане и Хазараджате.
Какими они были, эти первые бои для наших ребят. С чем столкнулись, что видели и чувствовали советские солдаты. Давайте познакомимся с честным, откровенным рассказом бывшего рядового «кандагарской бригады» Ограниченного контингента советских войск в ДРА Николая Семенова. Вот он что говорит:
– Я один из тех рядовых советских солдат, которые участвовали в первых боях с мятежниками (тогда мы их называли душманами) в марте – апреле 1980 года.
…Разве забыть, как к вечеру растянутые силы отряда собрались на обширном выжженном плато. Впереди раскинулась долина одного из притоков Гильменда. По обе стороны речной долины у подножия мрачных гор как бы растворились неприметные разбросанные деревушки.
На самом краю плато смутно вырисовывались очертания крепости. В наступающих сумерках мы успели рассмотреть ее стены. Подобные сооружения из глины часто попадались нам даже в самых глухих и диких местах, почти все они заброшены, некогда некоторые из них служили убежищем монахам-буддистам.
Штурм крепости был намечен на следующий день.
27 апреля 1980 года мы поднялись в четыре часа утра. Рассвет еще только занимался, в горах было прохладно, многие как спали, так и вылезали из бронетранспортеров в шинелях. Старший лейтенант Волков собрал роту перед походной колонной машин. Лицо его выглядело необычно, каким-то сдержанно-сосредоточенным; похоже, он мало отдыхал ночью. Сам он тоже лишен был обычной своей строгости и не столько доводил боевую задачу, сколько отечески нас напутствовал. Нам предстояло овладеть крепостью и вместе с афганскими подразделениями очистить от душманов лежащие в пойменной долине сады, где предполагалось скопление банд.
– Самая главная задача, – сказал он в заключение, – не потерять ни одного нашего солдата. Лучше упустить десять душманов, чем лишиться хоть одного парня из роты…
Тем временем артдивизион уже начал огневую подготовку. Странно было думать, что это не учебные стрельбы, а настоящие, боевые, и что там где-то притаился невидимый враг. После нескольких залпов в крепостной стене образовалась брешь, пробитая специально для облегчения штурма. Батареи продолжали огонь, воздух сотрясал оглушительный грохот, перекатывающийся эхом в окрестностях, над крепостью вздымались клубы дыма и пыли. После небольшой паузы с воздуха начали атаку вертолеты. Реактивные снаряды с характерным шуршанием окончательно, казалось, уничтожали все живое, что еще могло там оставаться…
Наступила минута вводить в бой пехоту. Раздалась команда: «По машинам!» – и мы двинулись на штурм.
Наш бронетранспортер подъехал под самую стену. Один за другим мы выбрались из люков на землю и бросились в еще дымящуюся брешь.
Почти сразу стало ясно: душманы оставили крепость.
И благополучно проскочив ее, мы спустились в долину. Между заболоченным лугом и обрывистыми склонами плато тянулся сад, в котором росли невысокие деревья с непривычными красными плодами.
Наша маленькая группа растянулась цепью с дистанцией в три-пять метров и двинулась вперед. Каждую секунду мы ожидали появления врага. Впереди и где-то сбоку уже слышались частые выстрелы. Каким-то шестым чувством угадывалось, что здесь обстановка была уже гораздо серьезнее. Внезапно справа из-за кустарников возникла фигура в белой чалме, характерных для афганцев широких белых шароварах и темной рубашке, подпоясанной кушаком, поверх которой была наброшена суконная безрукавка. Машинально я вскинул свой ручной пулемет и нажал на спусковой крючок. Тотчас и душман поднял свое оружие – английскую винтовку старого образца. Нас разделяло не более семи метров, выстрелы раздались одновременно, и он, пригнувшись, исчез с глаз так же неожиданно, как и появился. Наша группа продолжала медленно продвигаться вперед. Через несколько шагов между деревьями, но уже в другом месте, возникла фигура опять все того же душмана. Мы вновь обменялись выстрелами и вновь промахнулись буквально с нескольких метров. Все происходило быстро, в доли секунды, а между тем виделось мне как-то замедленно, точно в странном сне. Инстинктивно я стрелял не с пояса, а с плеча, не столько прицеливаясь, сколько прикрываясь оружием.
Мы прошли по саду около ста метров и уже начали огибать заросли кустарника, почти примыкающие к склону плато. «Коля! – крикнул мне командир отделения, – обойди этот куст с той стороны! Чтобы не зашли нам в спину!» Слова его едва различались в шуме стрельбы. Я тотчас бросился исполнять приказ. За мной последовал автоматчик рядовой Куликаев.
Подойдя к зарослям, мы обнаружили узкий, искусно вырытый арык. Перед нами открывался как бы естественный зеленый коридор, стенами которого служили густой протяженный кустарник и склон горы. Протекая вдоль этого коридора, арык огибал гору и скрывался впереди за выступом.
Бредя по колено в воде, мы обогнули выступ и в то же мгновение обнаружили засаду. Метрах в пяти впереди, в небольшой темной пещере, откуда выбегал арык, находилась группа бандитов, около семи-девяти человек. Из пещеры в нашу сторону был направлен пулемет, однако именно в этот момент залегший возле него душман отвернулся к своим и что-то им говорил. Я открыл огонь – жуткие предсмертные крики послышались в ответ.
Миша же Куликаев, словно тень следовавший за мной, оставался стоять по колено в воде. Его бледное лицо находилось совсем близко от меня, он яростно стрелял из автомата, добивая тех, кто оставался в пещере. «Сволочи! Сволочи!» – бормотал он сквозь зубы. Несколько мгновений я не мог отвести от него глаз, настолько поразил меня вид этого тихого, даже казавшегося в обычное время забитым деревенского паренька из далекой Карелии. Но вот, отступив в проем, он скрылся в лощине сада…
Едва я успел занять позицию на пригорке за редким кустом, как внизу за глиняной кладкой, почти в том месте, где я только что находился и куда исчез Куликаев, один за другим раздались два взрыва. Взорвались гранаты, но чьи? Все принимало какой-то странный оборот. С новой силой загрохотали автоматы и пулеметы, бой становился жарким; все смешалось в невообразимый хаос. Но не оставлять же одного Куликаева – мне казалось, что он еще в саду.
Наугад скатился вниз, за глиняную кладку. Под кустарником я натолкнулся на труп душмана в чалме и цветном халате, с восково-желтым лицом и страшно оскаленными зубами. Чуть поодаль в ручье лежал лицом вниз наш солдат. Я подбежал к нему и повернул за плечо – это был Куликаев. Обе его ноги были изрешечены осколками, и гимнастерка почти вся пропиталась кровью. «Пить, пить…» – шептал он окровавленными губами. Голос товарища звучал глухо и странно, точно в бреду, изуродованная осколком нижняя челюсть не двигалась. Меня поразили его открытые неподвижные глаза – он был без сознания. «Потерпи, потерпи, дорогой», – отвечал я не столько ему, сколько для того, чтобы услышать себя и удостовериться, что все это не снится. Мне становилось жутко. Оглядевшись по сторонам, я обнаружил незамеченного сначала второго автоматчика – Абдулаева. Он лежал без признаков жизни, раскинув руки, головой к пещере: все его тело также было изрешечено осколками.
Отступив к зарослям кустарника и напряженно оглядывая сад, я громким голосом позвал своих товарищей. «Поднимайся сюда, здесь все наши!» – отвечали сверху. «Здесь двое раненых, мне нужна помощь!» – прокричал я опять. Сверху послышалось что-то невнятное. В ожидании подмоги я поискал глазами более удобную позицию.
Мне вдруг начало казаться, что обо мне забыли и что наши ушли вперед. Неизвестность обостряла воображение, меня охватило нехорошее предчувствие, уже мерещилось, что душманы крадутся где-то совсем близко и что они окружают мое убежище. Хотелось встать и оглядеться. Я поднялся и… нос к носу столкнулся с бандитами.
Три фигуры в чалмах с пистолетами в руках пугливо пробирались по арыку, ежесекундно останавливаясь и прислушиваясь к шуму боя. Не подозревая моего присутствия, они, вероятно, намеревались незаметно ускользнуть из пещеры, ставшей для них западней. Мое неожиданное появление оказало самое ошеломляющее действие: вскинув пистолеты, они беспорядочно выстрелили, но промахнулись. Одновременно поднял свой пулемет и я. Однако, когда нажал на курок, выстрела не последовало…
Мне запомнились их страшно перепуганные лица, нас разделяло три-четыре шага. Действуя скорее инстинктивно, я тут же присел в свое укрытие, и душманы, пораженные и загипнотизированные моими странными безмолвными маневрами, тоже присели. На миг мы опять потеряли друг друга из виду. Не теряя времени, я бросился на землю и скатился в лощину.
..Отступив к зарослям кустарника, залег так, чтобы контролировать уже оба опасных места.
«Эй! Черт бы вас побрал! Будет кто-нибудь здесь или нет?!» – закричал я наверх. «Сейчас, сейчас! Идем!» – отвечали мне, и вскоре действительно послышалось шуршание травы и чьи-то шаги. С невыразимым облегчением я увидел, что снова не один. Ко мне подошли пулеметчик соседнего отделения Ивашкеев, приятель Куликаева, и ефрейтор Нестеров, который уже успел сменить свою бесполезную снайперскую винтовку на чей-то автомат. Бледные лица обоих выражали такую растерянность, что трудно было внутренне не усмехнуться. С появлением своих настроение мое поднялось, я испытывал чувство, словно заново родился.
«Сейчас еще подойдут», – торопливо, точно оправдываясь, сказал Ивашкеев. «Почему не спускались раньше?» – спросил я, но он только виновато пожал плечами. В это время показались ротный санинструктор и еще кто-то из третьего взвода. Санинструктор дрожащими пальцами докуривал папиросу, не в силах решиться ползти за ранеными. По его бледному лицу было видно, что он сейчас никого не видит и не слышит. «Смелее! У нас под прицелом каждый куст», – ободрили мы его. Он, наконец, отбросил папиросу и пополз, может быть, так и не расслышав наших слов.
Первым он вынес Абдулаева. Вид изрешеченного осколками тела и полевой формы, почти сплошь пропитанной кровью, вызвал некоторое замешательство; я сам подхватил раненого за окровавленные ноги, и мы с Ивашкеевым потащили его наверх. Тело казалось неимоверно тяжелым, вся моя одежда пропиталась кровью, еще три дня потом я так и ходил и спал в ней.
Увидев, что мы несем раненого, к нам подбежали несколько человек из нашей роты и помогли донести его до санитарной машины. На некоторое время я смешался со всеми. Мимо пронесли Куликаева, я подошел к нему, но он все так же находился без сознания. Так, не приходя в себя, и умер.
Между тем я услышал, что кто-то выкрикивает мою фамилию. Какой-то запыхавшийся, весь в пыли десантник разыскивал меня. «Ты был возле пещеры? Можешь показать?» – спросил он. «Да». – «Пошли, покажешь. Попробуем достать ее с соседнего склона». Мы побежали к стоящей тут же за предместьем боевой машине десанта. Нам удалось обогнуть излучину и выехать на самый край плато, как раз напротив пещеры, скрытой густой растительностью у подножия соседнего изгиба плато. Длинной очередью из курсового пулемета я очертил оба ее выхода, и механик-стрелок послал туда несколько снарядов. Сам я расстрелял всю ленту. Только тут я почувствовал приступ страха от сознания минувшей опасности.
Тем временем за предместьем понемногу начали стягиваться силы отряда. Наше подразделение уже выстраивалось в походную колонну. На расстеленной подле одной из машин плащ-палатке неподвижно лежали Куликаев и Абдулаев. Тут же лежал и наш замполит офицер Захаров. Лицо его было светло и спокойно, на полевой форме – и следа крови. Погиб он возле той же пещеры, но с другой стороны, где открывался небольшой луг.
…Вечером мы расположились лагерем на обширной горной равнине, где кроме верблюжьей колючки почти ничего не росло. Вертолет доставил нам горячий обед и письма родных. Отец, несмотря на все мои уверения в обыденности и повседневности нашей службы, писал: «Дорогой сынок, в первую очередь позаботься и почисти оружие, затем запасись водой и только потом думай о еде…»
Учились на собственных ошибках…
…При проведении таких операций выявилось и то, что наши регулярные части, подразделения не в полной мере подготовлены к партизанским действиям мелких мобильных вооруженных групп оппозиции. Они оказались слабо обученными действиям в горно-пустынной местности и показали недостаточную физическую выносливость. Попытки вести боевые действия традиционными способами были малоэффективными. Поэтому наши части перешли в последующем к рейдовым маневренным операциям, как правило, в составе отдельных усиленных батальонов, с широким применением охватов (обходов) и десантированием вертолетами десантно-штурмовых групп. Однако и рейдовые действия регулярных войск не приводили к полному разгрому отрядов вооруженной оппозиции, так как многие из них, прекрасно зная местность и пользуясь поддержкой населения, находили пути и возможности увести свои основные силы от преследований и разгрома. Успеху деятельности оппозиционеров способствовала также утечка информации на различных уровнях. В связи с тем что все операции проводились совместно с афганской армией, планы боевых действий доводились до афганцев, и они сразу же становились достоянием оппозиции.
Подтвердились и серьезные недостатки тяжелой современной техники для действий в горах. Используемые артиллерийские орудия имели недостаточные углы возвышения и склонения ствола для стрельбы в горах, а главное – были привязаны к дорогам. Танки и боевые машины пехоты (БМП-1) в большинстве случаев «не находили» оперативного простора для своего применения, не могли обстреливать вершины гор и часто становились бесполезными. Ограниченными оказались и возможности использования современных высокоскоростных реактивных самолетов. Наиболее грозным, эффективным орудием в борьбе против вооруженных формирований были боевые вертолеты. Однако с появлением на вооружении оппозиции различных переносных зенитных ракетных комплексов, таких например, как американские «Стингер» или английские «Блоупайп», резко возросли потери в вертолетной технике. Противник применял против вертолетов, действовавших на малых высотах, даже ручные противотанковые гранатометы. Все это вынудило нас использовать вертолеты в основном ночью.
…В первые месяцы 1980 года оппозицией еще делались попытки противостоять войскам достаточно крупными силами. Но уже с лета того же года, в связи с большими потерями в людях, она отказалась от этого и перешла к действиям, главным образом, мелкими группами с использованием партизанской тактики.
Главным в тактике действий оппозиции были обстрелы войск и населенных пунктов, нападения на посты и мелкие гарнизоны, устроило засад, диверсии на народнохозяйственных объектах, диверсионно-террористические акты против представителей партийно-государственного аппарата и военнослужащих, действия по срыву перевозок на основных коммуникациях страны. Иногда применялись наступательные и оборонительные боевые действия, большей частью вынужденно (когда пути отхода отрезаны и избежать открытого боя невозможно).
Во всех случаях главное внимание уделялось достижению внезапности, инициативе и самостоятельности командиров отрядов и групп, хорошо поставленной разведке и оповещения о деятельности советских или правительственных войск.
И хотя по мере накопления опыта советские войска стали действовать все более успешно и при боестолкновении с отрядами оппозиции, как правило, одерживали победы (всего за период пребывания советских войск в Афганистане было проведено совместно с афганской армией более 400 различных операций. В подавляющем большинстве из них поставленные задачи выполнены), масштабы мятежного движения не сокращались. Главные причины этого лежали не в военной сфере, а в политической. Оппозиция быстро восстанавливала боеготовность и создавала новые вооруженные формирования за счет людских ресурсов лагерей беженцев в Пакистане.
