Текст книги "Измерение “Ф”"

Автор книги: Вячеслав Рыбаков

Соавторы: Илья Варшавский,Марианна Алферова,Андрей Николаев,Андрей Балабуха,Александр Сидорович,Леонид Резник,Сергей Казменко,Борис Крылов,Борис Гуревич
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 12 страниц)

2

Он встал из-за стола, за которым писал, вложил в конверт листы, положил рядом рулон чертежей и схем.

Принял душ и переоделся в чистое, проверил – не включен ли на кухне газ, постоял минуту у окна, потом подошел к занимавшему в комнате целый угол аппарату. Застегнул на руке браслет с передатчиком – на передней панели аппарата зажглась зеленая лампочка. Он удовлетворенно кивнул, отошел к дивану, лег.

Электронный индикатор обратным счетом высвечивал оставшееся время; он глубоко вздохнул, приготавливаясь, и, когда пошла последняя минута, мысленно скомандовал: “Пуск!”

Но ничего не произошло. Он подал команду еще раз, еще, и еще… Безрезультатно.

Он приподнялся на локтях, впившись взглядом в секундомер… ДЕСЯТЬ… Он понял, что проиграл, что уже ничего не сможет сделать, остались секунды… ДЕВЯТЬ… Он не сможет включить свое детище, плод своей жизни, подарок своей любимой, памятник ей в день ее рождения, абсолютное оружие… ВОСЕМЬ… Сила, сила его души, – ушла куда-то, потеряна где-то в прошлом, и не найти уже, не вспомнить… СЕМЬ… когда и где, а иначе никак не включить… Нет, не вспомнить, никак не вспомнить, да и ни к чему это, не важно теперь… ШЕСТЬ…

Господи, помоги мне, не дай мне погибнуть так просто, ни за что, Господи, я обращался к тебе за советом, когда был молод, я не знал, как нужно жить, а теперь я знаю, я многое знаю, я обещаю тебе… ПЯТЬ… Помоги мне, Господи, мне надо включить вот это, я же не мог прожить впустую, мучиться столько, и, значит, она тоже погибла зря… Господи, мне нужна сила… Я обладал ею, Ты отобрал ее… ЧЕТЫРЕ… зачем? Ведь никто больше не сможет включить это, только я, для детей твоих, Господи, я должен включить, они должны выключить, тогда они смогут… ТРИ… Или лиши силы яд, не навсегда, на время, Ты можешь, я знаю, я прошу Тебя, и они тоже все Тебя просят, только не знают об этом… ну, сделай же что-нибудь, Ты!.. ДВЕ., Ну же, давай, еще можно успеть… Хоть скажи, дай знак, – почему не включается, почему?… Неужели же я настолько грешен, что и мне не дано это, но кому тогда?… ОДНА… Скажи, ну! Почему? Яд? Он не должен мешать… Что?! Что?! Я– трус?! Я сейчас – трус? Но ведь я не для себя, но для них… Я умираю не потому, что… Я не боюсь, я не хочу ошибиться потом… Но они должны выключить, они обязаны выключить… Ну? Нет? Ну и… НОЛЬ…

3

Мужчина стоял спиной к свету фар и смотрел на лежащее у его ног тело женщины. Крови не было видно, и мужчина с трудом осознал, что женщина мертва. Проглотив в горле комок, он наклонился: лицо не пострадало, оно не было даже искажено… Приятное лицо, лет двадцать пять на вид… Проститутка дорожная, подумал мужчина. Попала под орудие производства…

Он вернулся к машине, взял фонарик и внимательно осмотрел бампер и крылья. Вмятин не было. Очень удачно.

Мужчина немного постоял, вслушиваясь в ночную туманную тишину, потом открыл багажник и вынул из футляра лазер.

“Никто ничего не…” – подумал он и нажал спуск. Раздался негромкий шипящий взрыв, мужчина чихнул от неприятного сладковатого запаха. Задержав дыхание, он спрятал лазер, сел в машину, включил кондиционер. Глотнул из бутылки, завел двигатель, и скоро габаритные огни потерялись в густом тумане.

За многие тысячи километров от этого места в маленькой комнатке на стоящем в углу странном приборе погасла вдруг зеленая лампочка, загорелась красная, и дрогнула единственная маленькая стрелка.

МАРИАННА АЛФЕРОВА
ПОГЛОЩЕНИЕ

Здесь царило запустение, как и всюду: развалины, поросшие травой, ржавое железо, кучи хлама прямо на улицах, а в центре поселка – яма с гнилой водой, из которой торчали черные обрубки фонарных столбов.

Мальчишка-подросток остановился и огляделся с беспокойством: он искал людей, одновременно боясь их встретить. Он был грязен, и одежда его была грязна: драная куртка с чужого плеча и джинсы, перемазанные в глине. Слишком большая шапка с козырьком постоянно сползала на нос, и ее приходилось поправлять рукой.

Три месяца он блуждал по лесам и болотам. Бесконечно тянулись заросли мелкого вырождающегося леса, сменяясь такими же бесконечными заброшенными полями; изредка попадались пустые сараи или сгнившие стога сена. Долгие месяцы мальчишка не видел людей. Ему встречались лишь места Поглощения. Лето в этом году так и не наступило. Вслед за холодной весной сразу же пришла осень и длилась бесконечно. Тучи пыли, что поднимались в воздух во время Поглощения, закрывали Небо и Солнце. Мальчишка не помнил, какой теперь месяц. Но он надеялся, что до зимы далеко.

Здесь тоже произошел обвал, хотя и давно. Быть может, еще в самом начале катастрофы. Мальчишка осторожно двинулся вдоль бывшей улицы мертвого поселка и, вздрогнув, замер… На столбе висел хомосенсор. Экрана не было видно – лишь толстый металлический бок и паутинка антенны. Мальчишка боялся сделать шаг вперед, но уйти он боялся еще больше. Несмотря на холод, ему вдруг сделалось душно. Он провел рукою по лицу и, подпрыгнув по-заячьи, бросился к столбу. Все внутри сжалось: вот-вот раздастся сирена, похожая на вой собаки, и тогда придется бежать назад в пустой бесконечный лес без оглядки. Но прибор молчал. Столб уже рядом. И синий, блестящий маслянисто бок счетчика рядом, можно дотронуться рукой.

Мальчишка остановился. Еще шаг, и он увидит экран. Только один шаг. Мальчик стоял и не двигался. “Господи, пусть там будет цифра пять или шесть, я очень тебя прошу”, – пробормотал он и посмотрел в мутное, затянутое серым небо, хотя никогда не верил, что там кто-то может пребывать.

Потом, глотнув воздуха, он сделал этот последний шаг и взглянул на счетчик. На экране светилась яркая веселенькая шестерка. Мальчишка радостно хрюкнул и провел кулаком по глазам. В удачу не верилось. Вдруг прибор неисправен? Он дотронулся до стекла экрана, пальцы ощутили едва заметную вибрацию. Хомосенсор загудел громче, чуть рассерженно. Работает!

Мальчишка нетерпеливо завертел головой. Ну где же те пятеро, что живут здесь? Хотелось поскорее их увидеть. Кто они? Такие же беглецы или?…

Тут он приметил двух толстобрюхих лошадей. Стреноженные, они смешно подпрыгивали, переступая по лужайке, и недовольно фыркали, хватая губами желтую вялую траву.

А потом он увидел человека. Тот вытаскивал из полуразвалившегося дома мешок. Крыльцо с обрушенными столбиками напоминало упавшего на колени старика, и крыша сползла к земле, как козырек кепки. Чтобы вылезти, незнакомец присел на корточки и, выглянув из-под крыши-козырька, заметил гостя. Странный это был взгляд – без тени неприязни или беспокойства. Незнакомец вылез не торопясь, поставил мешок на землю, но не побежал проверять, сработал счетчик или нет, и даже не повернул головы в ту сторону.

– Куда ты идешь? – спросил он просто.

Казалось, природа больше не создает таких людей, предпочитая жир, тонкие кости и дряблую кожу, а этот возник из недр прошлого во время одного из Поглощений. В древности с него лепили Геракла, а может, он сам был ожившей бронзой, и так неуместны были на нем старый, весь в дырках свитер и хлопчатобумажные брюки.

Мальчишка смотрел на него снизу вверх и улыбался. Он давно не улыбался, и губам было непривычно.

– Куда идешь? – повторил гигант свой вопрос.

– Не знаю… то есть… я бы хотел… Я слышал, что нужно двигаться за перешеек, на север… Говорят, там не произошло очувствления структуры…

– Я иду туда. Меня зовут Ситмах, – и гигант протянул руку.

Пальцы мальчика утонули в его ладони.

– Алекс… – пробормотал паренек. – То есть Саша… Или Шура. Все равно… А вы… Вы знаете, куда ехать? – говорить тоже было непривычно – не находилось нужных слов, лезли какие-то бесполезные и просились на язык.

Ситмах кивнул и принялся складывать лежащее на крыльце барахло в мешок. Многое он отбрасывал, и в углу росла груда покрытых плесенью оберток, мутных пузырьков и бутылок.

– Эй, Ситмах, это что за гость пожаловал? – раздался сзади насмешливый и в то же время раздраженный голос.

Алекс обернулся, инстинктивно пригнув голову. Но он зря ежился – его не собирались бить. Человек, приблизившийся к ним, держал руки в карманах когда-то белого, а теперь серого от грязи полушубка, надетого прямо на голое тело. Из-под косматого меха торчали голые ноги в рыжем густом пуху. Человек сам чувствовал комичность своего наряда и потому постоянно щурил в усмешке холодные без блеска глаза.

– Это Алекс, – отвечал Ситмах просто, будто уже давно знал паренька.

– Он твой родственник? Сват? Брат? – тон был опять шутлив, но вопрос серьезен.

– Никто он мне, – пожал плечами Ситмах.

Подошедший извлек из кармана полушубка мятую пачку сигарет и долго щелкал зажигалкой; затянулся, выпустил струю дыма, аккуратно несколько раз сплюнул в сторону и спросил с непередаваемым оттенком издевки и недоумения в голосе:

– Мы что, уже берем посторонних? Я жду Алису. Или ты забыл?

– Алиса так Алиса, – пожал плечами Ситмах. – Разве я против, Гнейс?

– Но ты же знаешь: семь – это предел, а теперь нас шестеро, и появись здесь еще хотя бы один несчастненький, Алиса даже не сможет к нам подойти.

– Алиса – и не подойдет? – переспросил Ситмах. – Плохо ты ее знаешь. Она не из тех, кого отпугнет сирена.

– Послушай, Ситмах, если тебе нравится рисковать, рискуй своей собственной шкурой, – огрызнулся Гнейс, но тут же сбавил тон и сказал почти заискивающе: – Я лично не хочу провалиться…

– Да ну… – Ситмах расхохотался и пошел прочь, не обращая на Гнейса больше внимания.

– А ну катись отсюда, – прошипел Гнейс, едва Ситмах отошел.

– Не понимаю… – пробормотал Алекс, пятясь к крыльцу и, пригнувшись, юркнул внутрь, в сырой полумрак.

Не разглядев со света лежащей на полу двери, он запнулся о нее и растянулся, стукнувшись головой о стенку. Сверху, будто только и дожидаясь толчка, посыпались опилки и труха, а по лестнице с грохотом покатился какой-то ящик.

Грохот этот отпугнул Гнейса. Алекс увидел, как тот, едва возникнув в проеме, отпрянул назад. Шум, поднятый Алексом, он принял за начало Поглощения. В Гнейсе угадывался человек пуганый. Алекс почувствовал себя смельчаком рядом с этим типом в полушубке. Он встал и прошелся по комнате, где стены покрыла плесень, а доски на полу выпирали криво. Потолок провисал, как брюхо старой лошади, оттуда продолжала сыпаться тонкой струйкой труха. Да и сам дом вот-вот готов был рухнуть. Но все же это был дом. Он не провалился, не ушел под землю. Здесь сохранился какой-то намек на прежнее, и ощущение жизни не мог вытравить даже запах плесени.

Алекс сгреб осколки стекла с подоконника и сел. Воспоминания неожиданно нахлынули, заслоняя серость и сырость вокруг. Такое невзрачное, простенькое житье, такие нехитрые слова, но сколько уже недостижимого тепла…

Он как будто погрузился в сон, блуждая среди призраков близких людей и вещей, и беззвучно шевелил губами, называя их и призывая вернуться. Когда он очнулся, его поразила тишина. Вдруг показалось, что, пока он прятался здесь среди сора и пыли, Ситмах ушел, и все ушли вместе с ним… Алекс перепугался, как ребенок, и, не думая уже о Гнейсе, выпрыгнул в окно. Никого вокруг. Он метнулся в одну сторону, потом в другую… Увидел лошадей и успокоился немного. Потом заметил счетчик, и тут вздохнул облегченно. Без хомосенсора они не уйдут. Куда бы он ни приходил, всюду его встречал проклятый вой сирены. Но даже если хомосенсор молчал, все равно говорили, что Алекс явился восьмым, а счетчик не сработал потому, что седьмой отошел на время. И всюду он был десятым, одиннадцатым, двадцать седьмым, но никогда – седьмым. Он знал, что ему лгут. Потому что нельзя быть десятым, одиннадцатым, двадцать седьмым. В этом случае произойдет Поглощение.

Алекс напился у колодца, сполоснул лицо и руки. От голода сводило живот. Алекс вернулся к крыльцу. Мешок, собранный Ситмахом, все еще стоял здесь, неплотно завязанный. Сверху, соблазнительные, виднелись банки с мясными консервами. Алекс вытащил одну и перочинным ножом вскрыл. Под коркой белого жира притаился красный кусок мяса. Поддев его ножом, Алекс сунул кусок целиком в рот. Но проглотить не смог – кусок застрял в горле. Алекс задыхался, давился, топал ногами, и слезы текли из глаз. Не в силах сдержать конвульсивных спазмов, он перегнулся пополам и выплюнул полуизжеванный кусок на пыльную траву.

– Что, невкусно? – раздался над ним голос Гнейса.

Алекс скорчился, не смея поднять головы, чувствуя, что Гнейс через его плечо смотрит на красный кусок тушенки, облепленный белыми кусочками сала. Кусок этот лишал Алекса всех сил, всех прав. Гнейс мог схватить его, как паршивого котенка, и выкинуть прочь, и Ситмах не стал бы за него заступаться.

Но Гнейс вдруг сделался милостив. Презрительно хмыкнув, отошел и сел на бревно, что лежало в траве. Сидеть ему было низко, колени высоко выпирали. Он делал вид, что не смотрит в сторону Алекса, и насвистывал какую-то песенку себе под нос.

Затем появился еще один. Но не Ситмах. Этот новый выглянул из разбитого окна в доме напротив. У него было толстое мягкое лицо, нечесаные густые волосы и разноцветная, рыжая с белым, борода. Он потянулся, выпятив грудь; рот, раскрывшись в зевке, поглотил лицо.

– Эй, жрать не пора? – крикнул человек в окне и полез наружу.

– Пора, раз ты проснулся, – отозвался Гнейс.

– А это что за тип? – белобрысый заметил Алекса.

– Новенький. Ситмах хочет взять его с собой… Он тебе не нравится, Макс? – поинтересовался Гнейс.

Макс пожал плечами:

– Мне-то что… Ситмаху виднее, кого брать.

– Ну да, конечно… – Гнейс хитро прищурил глаза. – А если он тебя оставит, а этого сопляка возьмет…

– Как это меня оставит? – не понял Макс. – Я же знаю, что должен идти… – и он, хмурясь, поглядел на Алекса.

– Я ведь только шестой, – пробормотал Алекс противным заискивающим голосом. – У вас еще одно место в запасе…

– Ах, он нам позволяет, – засмеялся Гнейс. – Только этого мы и ждали. Премного благодарны. А если Поглощение теперь наступает при шести?

– …Мы бы уже совершали путешествие к центру Земли, – ответил Ситмах. Он подошел и неслышно встал за Гнейсом.

Алекс радостно ему улыбнулся.

Ситмах хотел еще что-то добавить, но в этот момент взвыла сирена. Все разом повернулись и помчались к счетчику.

– Это все ты, гаденыш, – на ходу крикнул Гнейс.

Но Алекс тут не мог быть причиною: по дороге, переваливаясь, ехала машина. Полуразвалившийся драндулет, покрытый толстым слоем грязи, остановился подле самого счетчика, и из него вышла высокая блондинка неопределенных лет в пушистом свитере и брюках в обтяжку.

– Привет, ребята! – она театрально помахала рукою. – Вы, никак, получили пополнение и у вас наступило переполнение? – она первая хихикнула над своим каламбуром.

Гнейс подошел к ней.

– Алиса, дорогая, тут пристал к нам один идиот…

– Так выгоните его, чего ждете? – Алиса пожала плечами и, обернувшись к Гнейсу, засмеялась. – Ну и наряд у тебя, дорогуша! Где ты его раздобыл? Обменял на свой костюм?

– Понимаешь, дорогуша, – передразнил Гнейс, – пошел я купаться, а костюм и поглотило…

Алиса громко расхохоталась, но тут же, переменившись в лице, повернулась к машине.

– Эй, что вам надо? – крикнула она Ситмаху, ибо тот отворил заднюю дверцу и, запустив руку внутрь, шарил где-то под сиденьем.

– Контрабанду ищу, – ответил Ситмах и выволок наружу парня лет восемнадцати в черном смокинге, но только смокинг этот был женским.

Парень, едва Ситмах его выпустил, попытался принять вид самый независимый и изо всей силы вытягивал тонкую шею, пытаясь взглянуть на всех свысока. Но держался он подле Алисы и от машины тоже не отходил.

– А это кто? – спросил Гнейс. Обычная усмешка сползла с его лица, и губы глупо обвисли.

– Брат, – отвечала Алиса. – Не бросать же мне его в лесу.

Макс громко захохотал и в восторге хлопнул себя по животу.

– Парень пусть убирается, – сказал он сквозь смех.

– Который? Этот или тот? – попыталась схитрить Алиса.

– Оба, – процедил сквозь зубы Гнейс.

– Я предлагаю разделиться на две группы, – сказал Ситмах, будто и не слышал всех предложений до, – машина едет быстрее, чем идут лошади. Пусть двое сядут к вам, а остальные пятеро поедут со мной верхом.

– Вот еще! – возмутилась Алиса. – У меня нет бензина. Я надеялась дотащить машину лошадьми до границы Поглощения, а там уж наверняка с бензином проще.

Сигмах насмешливо приподнял брови.

– Лошадьми? Этот дряхлый шарабан?

– Скорее, чего вы тянете? – Алиса начинала нервничать. – Вот-вот начнется Поглощение… Пусть мальчишка уйдет…

– Перебьетесь, – отрезал Ситмах. – Разделимся на группы и пойдем на расстоянии друг от друга.

– Пусть мальчишка едет с Алисой, – предложил Макс.

– На кой он мне черт? – взвизгнула та. – Дайте мне лошадей!

– И не подумаю, – отвечал Ситмах. – Берите Гнейса взамен.

– Но без лошади, – заржал опять Макс.

Гнейс посмотрел на него с ненавистью и отошел подальше от прекрасной блондинки и ее братца.

Глаза Алисы сузились, превратились в две узкие щелки.

– Ну ладно, дружки дорогие, я вам припомню, как вы выгнали женщину, бросили на произвол судьбы… Поехали, – обратилась она к своему братцу.

Тот колебался, осторожно сделал шаг в сторону Ситмаха.

– А нельзя ли… – начал он, но Гнейс вдруг визгливо завопил: “Нет!”

Когда машина уехала, осела пыль на дороге, смолкла сирена хомосенсора, а на экране его загорелась прежняя, радующая глаз зеленая шестерка, Алекс заметил, что к стоящим на дороге присоединились еще двое – мужчина лет сорока, коротко остриженный, с обожженной, шелушащейся кожей на лице и руках, и женщина, такая же немолодая и бесцветная, как он.

– А, Родион, – усмехнулся Ситмах. – Ты, я смотрю, наконец проснулся.

– Да, – ответил тот и притворно зевнул. – Устал вчера очень.

– Поразительно, – засмеялся Макс, – его не разбудила даже сирена…

Женщина смотрела равнодушно, а Родион натянуто улыбался.

Алекс никогда прежде не ездил верхом. Машины, поезда, самолеты – все вдруг оказалось в прошлом, засыпанное землей и пылью, и ржавчина уничтожала могучие тела созданных человеком машин. А к нему, прежде всемогущему, вернулась лошадь, косматая, неторопливая, с понимающими человечьими глазами.

Алекс опасался, что лошадь начнет брыкаться и его сбросит. Но старая кляча встала и не желала никуда идти, изредка лишь переступала с ноги на ногу. Ситмах подъехал и привязал повод лошади Алекса к своему седлу. Конь под Ситмахом был красивый – высокий, длинноногий и диковатый. Когда-то он был гордостью конного завода, а не старой колхозной клячей, как лошадь, на которую взгромоздился Алекс.

Всадники ехали друг за другом. Шаг, шаг, еще шаг… Седло – удобное и мягкое, удивительно смотреть на мир с его высоты – это не автомобиль, где униженно выглядываешь снизу. Тут смотришь сверху вниз, и ты недостижим.

Ехавший сзади Родион то и дело догонял Алекса, конь Родиона тяжело вздыхал и фыркал в спину мальчишке. Опередив остальных шагов на двадцать, ехал Макс. Хомосенсор висел у него на шее.

Низкорослая поросль поднималась на заброшенных полях, что тянулись по обеим сторонам дороги. Порой кустарник сменялся камышами и осокой – подступали болота. Деревья еще не успели сюда добраться. Но скоро придут и они. Неожиданно выскочил на дорогу заяц и понесся впереди. Ситмах сдернул с плеча ружье, но стрелять не стал – позволил косому шмыгнуть в кусты.

– Зверье процветает, – заметил Родион.

Растения пробивались сквозь трещины в асфальте, корни поднимали целые пласты. Жизнь наступала на человека. Земля наступала.

Вдали возник лес и стал приближаться. Зеленые и желтые кроны, темные стволы. Макс первым подъехал к опушке. Неожиданно деревья качнулись, как пьяные, и повалились друг на друга, в листве замелькали светлые пятна серого неба. Тяжкий вздох пронесся над полем, а следом испуганно закричали птицы.

– Обвал… – ахнул Гнейс и нервно дернул поводья, пытаясь повернуть лошадь.

Ситмах остановился, следом стала и лошадь Алекса.

Ситмах вслушивался, но не в звуки – ловил само дыхание Земли, ее дрожь, колебания почвы, что другими еще не ощущались. Гнедой конь под ним тревожился, всхрапывал, дергал шеей и отступал назад. Так же, шаг в шаг, отступала и лошадь Алекса.

– Локальное Поглощение, – заметил Ситмах.

Остальные молчали. Лишь Родион нехотя кивнул, соглашаясь.

– Попробуем откопать?

– Что? – переспросил Гнейс.

– Кого… – поправил Ситмах. – Макса, конечно…

– Ты что, туда полезешь? – Гнейс мотнул головой в сторону обвала и недоверчиво усмехнулся.

Ситмах не стал отвечать ему, хлестнул коня, тот рванулся вперед, повод натянулся, и лошадь Алекса припустила рысью. Алекса подкинуло в седле, раз, другой… Он никак не мог попасть в такт, ноги вылетели из стремян, а сам он летел по воздуху, изредка соприкасаясь с седлом, причем весьма болезненно. Наконец конь Ситмаха перешел на шаг, тут же образумилась и лошадь Алекса. Алекс лежал на шее своего скакуна, вцепившись в гриву двумя руками, радуясь, что вновь едет шагом, и одновременно желая, чтобы “бешеная” скачка повторилась вновь.

Тут перед людьми открылся провал. Посреди ровной блеклой зелени образовался котлован метров двадцать в диаметре и метра два глубиной. Земля осела, все перемешалось – песок и дерн; стволы сосен криво торчали из рыхлой почвы. Алекс таких обвалов видел за последние два года множество. Но человека, который хотел копать в котловане, встретил впервые.

А Ситмах спрыгнул на землю, достал из объемистого мешка лопату и веревки.

– Подержи поводья, – приказал он Алексу. – Да слезь с лошади, увалень!

Алекс спрыгнул вниз, но неудачно – одна нога застряла в стремени и он едва не упал. Тут же получил оплеуху, да такую, что искры посыпались из глаз.

– Кто ж так спрыгивает, идиот?! Жить надоело?

Так, зажмурившись, он и принял из рук Ситмаха поводья. Когда Алекс раскрыл глаза, Ситмах был уже внизу и брел, проваливаясь по колено в рыхлый грунт. За ним змеею тянулась веревка страховки, пропущенная через карабин у пояса.

Родион стоял еще здесь, рядом. Замешкавшись со своим снаряжением, он боязливо поглядывал через плечо – в обвал. Лезть вниз ему не хотелось.

Ситмах остановился. Чувство, шестое или седьмое – неизвестно – подсказывало, что Макс погребен именно здесь. Ситмах всадил лопату в песок, затем оглянулся и крикнул:

– Заснули вы там, что ли?

– Ты слышишь, шеф зовет, – насмешливо сказал Гнейс. Он все еще сидел на лошади и не собирался слезать. – Ну что же ты, никак боишься, Родя?

Родион вздохнул и, как был, без страховки, вооружившись одною лишь лопатою, спрыгнул в котлован.

– Шефа боится больше Поглощения, – хихикнул Гнейс.

Ситмах копал как заведенный. Свитер на спине его вымок, он сбросил его, и теперь кожа блестела от пота, будто смазанная маслом. Родион наконец добрался до него, и они стали копать вдвоем.

Был полдень. Солнце силилось прорваться сквозь серую кашу облаков. Неожиданный луч просочился и ослепил. Алекс зажмурился. Солнце! Сразу же сделалось радостно. Может, все это наконец кончится так же внезапно, как и началось?

Порыв ветра заставил мальчишку вздрогнуть. Земля качнулась едва приметно… Или показалось?

Кони занервничали, стали переступать с ноги на ногу, трясти гривами. Удила позвякивали.

Жена Родиона подошла к самому краю обрыва. Поначалу она смотрела молча, потом что-то прошептала и, наконец, закричала:

– Чего вы там? Зачем?! Назад! Скорее! – она махала руками, и крик ее уносил ветер. – Провалитесь дураки, провалитесь, – причитала она.

Ситмах уже отбросил лопату и разгребал руками песок. Алекс видел лишь его спину и спину Родиона. Неожиданно между ними возникла голова, серая от пыли; руки взметнулись и упали.

Ситмах отцепил от пояса флягу и стал поливать покрытое землею лицо Макса. Тот мотал головою, с жадностью глотал воздух, потом глотал воду пополам с грязью и конвульсивно греб руками, будто хотел плыть по этому морю рыхлой земли и песка. Ситмах и Родион подхватили Макса под руки и потащили назад, на твердую почву.

Тут Алекс заметил, что кусты дрожат мелкой знакомой дрожью. Он закричал отчаянно и дернул за веревку. Ситмах все понял, те трое внизу заспешили, даже откопанный торопливо переставлял ноги. Но они вязли в рыхлом песке. Алекс видел, что Ситмах проваливается уже выше колена. Их засасывало, как в трясине, в ямах выступала вода, как испарина на лице больного.

Алекс повернулся к Гнейсу за помощью, но тот исчез, будто его поглотило. Ситмах что-то крикнул, но крик его заглушил истошный плач женщины. Алекс и сам сообразил наконец. Схватив палку, он изо всей силы огрел коня Ситмаха по крупу. Тот гневно заржал, рванулся вперед и потянул за собою всех – лошадь Алекса, самого Алекса и тех троих в котловане. И почти сразу же земля ушла из-под ног, Алексу показалось, что он проваливается тоже. Но Поглощение произошло где-то рядом, а он просто споткнулся и упал, не выпуская из рук поводьев…

Алекс оглянулся. Новый обрыв был так близок. Женщина стояла подле самого края и протягивала руки вниз, в котлован, где, как вода, волнами двигался песок.

А конь Ситмаха все тянул и тянул вперед, упрямо согнув шею…

Костер догорал. Алекс лениво приподнялся и подбросил еще веток. Глаза слипались, и он против воли ткнулся головой в плечо Ситмаха.

– Не спи, замерзнешь, – засмеялся тот, и смех его был спокоен и весел.

Не верилось, что сегодня его засыпало и он чудом выкарабкался. Лишь на шее и плечах виднелось несколько царапин. Да свитер его навсегда остался под землей, и вместо него Ситмах накинул на плечи тесную кургузую курточку, что нашлась в мешке с барахлом.

Ситмах наклонился, помешал в котелке, который исходил паром над тлеющим костром.

– Царственный суп, – промычал Ситмах, отхлебнув кипящую жидкость даже не поморщившись.

Макс приподнялся на зверином своем ложе из веток, глянул на костер красными пьяными глазами и тут же повалился назад.

– Ну как там, в преисподней, черти есть? – полюбопытствовал Ситмах.

– Душно там… – пробормотал Макс.

– Неужели есть места, где не бывает обвалов? – спросил Алекс, наливая себе суп в пустую консервную банку.

– Да, есть… И одно такое место я знаю, – сказал Ситмах. – Неизвестно, в чем дело, может, базальтовый щит спасает или грабили там не так рьяно, копали не все подряд, оставляли кое-что несчастным потомкам…

– А там что же, город и свет… и все, как надо? – затаив дыхание, спросил Родион. – Все-все? Как до Поглощения?

– Все, – кивнул Ситмах. – Киношка, бары, проститутки. Полный набор цивилизации.

Алекс, не отрываясь, смотрел на огонь. Плясали рыжие язычки, как пестрые всплески реклам, или это огни машин текли – целый поток рычащих железных зверей, прирученных людьми. И сами люди навстречу – толпой. Спешат, орут, не обращают внимания на крошечный заголовок среди новостей. Внизу газетной полосы притаился черный вопрос, пока похожий на очередную “утку”. К чему обращать внимание на то, что ты ежедневно топчешь ногами. Пусть себе корчится от боли, пусть задыхается под корою асфальта, пусть плачет тоскливо, запутавшись в сетях проводов. Плевать нам на это. И бешенством своим, безумным отчаяньем нас не испугаешь: толстые стены, как толстая кожа, от всего ограждают – от ураганов, гроз и бурь. Все это выдумки слюнтяев, пустая болтовня о том, что ей больно, когда вспарывают тело и выдирают внутренности. Нам много нужно: уголь и газ, нефть и сланцы, мы ни в чем не можем себе отказать. Какое нам дело до всех провалов, пустот, показаний сейсмографов. Это не касается нас…

Все долго веселились, себя не помня. А когда пробудились, от дедовского наследства не осталось и следа, вокруг был лишь камень, мертвые реки и черные города…

Но Земля научилась мстить, она давила людей на своем теле, как клопов. Сначала там, где они скопились миллионами, затем – тысячами, потом – сотнями и наконец взялась за десятки. Быть в группе меньше восьми – пока считалось безопасным. Пока…

– А если заняться сельским хозяйством? – спросил Родион. – Взять кусок земли, отгородиться…

– Нет, нет, надо идти в город… Надо как-то остановить, – запротестовал Алекс и замолчал, сознавая, что ему еще рано говорить, и добавил совсем тихо. – Надо отучить ее нас ненавидеть…

– Тише говори, – усмехнулся Ситмах. – А то услышит.

Алекс не понял шутки, испуганно огляделся по сторонам.

– Не туда, не туда, под ноги смотри, – захохотал Ситмах и толкнул его в бок. Алекс едва не упал. Суп из банки пролился на джинсы. Алекс, тонко взвизгнув, вскочил, затопал ногами, пытаясь стряхнуть горячую жидкость, что пропитала штаны. Вдруг захихикал, будто залаял, Родион, и его жена впервые за все время улыбнулась. Даже Макс проснулся и, взглянув бессмысленно, крикнул низким, похожим на пароходный гудок голосом: “Тону, помогите!”

За суматохой никто не заметил, что меж деревьев кто-то движется опасливо, перебежками. Вот шагнул вперед. Вот отпрянул. Вновь побежал. Шаг, шаг, еще шаг…

Его заметили, лишь когда он приблизился вплотную и встал, освещенный красноватым первобытным светом.

– А, Гнейс, дружище! – первым воскликнул Ситмах, развеселясь еще больше. – Не ждал! А где же твоя лошадь?

Гнейс поморщился…

– Я вас искал…

– Да ну?! А я думал – ты напрямую в безопасную зону подался. Ошибся, однако… Надо же…

Гнейс все сносил. Заискивающая жалкая улыбка на губах, такое же собачье в глазах. Теперь преданно он смотрел даже на Алекса.

– Трус! – крикнул Родион и швырнул в пришедшего консервной банкой с остатками супа. Банка ударила Гнейса в грудь и обрызгала жирными каплями. Гнейс снес и это.

– Родион… – Ситмах нахмурился, и тот боязливо втянул голову в плечи.

– Так ты меня возьмешь? – тихо спросил Гнейс и позволил себе взглянуть на Ситмаха.

Ситмах неожиданно посерьезнел и сказал:

– Нет.

Такого ответа не ждали. Алекс вздрогнул и едва вновь не пролил суп на штаны.

– Но почему? – выдавил Гнейс, понимая, что ничего изменить не удастся, но пытаясь настаивать. – Ведь я… я… это… раскаялся…

– Не могу я тебя взять с собой, – сказал Ситмах хмурясь. Решение это и ему не нравилось.

– Но… но подожди… – Гнейс шагнул ближе, взмахнул руками, как больная птица крыльями. – Но ведь так… Ведь ты меня убиваешь!

– Нет, – оборвал его Ситмах. – Не хочу, чтобы ты шел со мною. А сам ты можешь идти, куда хочешь. Это даже безопаснее: ведь у нас нет больше хомосенсора…

– Ты лжешь! Ты знаешь, что я один не дойду! Ты знаешь это! – Ситмах не отвечал. – А этих, этих зачем берешь с собой? – Гнейс ткнул пальцем в сторону Родиона и Алекса. – Зачем они тебе? Они же ничтожества. Что они могут?!

– Не знаю, – отвечал Ситмах. – Этого никто не знает.

Гнейс вдруг коротко, по-звериному взвыл, повалился на землю и, схватив руку Ситмаха, попытался поцеловать. Ситмах вырвал ладонь.

– Уходи, – сказал он тихо и поставил рядом с Гнейсом три банки с консервами.

Гнейс сидел несколько минут не двигаясь. Костер вновь стал гаснуть и тень, наползая, пыталась укрыть Гнейса. Наконец послышался сдавленный шепот.