Текст книги "Последняя война царской России"

Автор книги: Вячеслав Шацилло

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 21 страниц)

После Ютландского боя в Берлине было окончательно осознано, что германскому флоту не хватит сил разгромить англичан в следующем генеральном сражении и тем самым внести коренной перелом в ходе борьбы на море. Они вновь обратили свои взоры к подводному флоту.

9 июня Гольцендорф уведомил канцлера о том, что после Ютландского боя многое прояснилось. Поэтому он попросит аудиенции у кайзера, с тем чтобы убедить того возобновить с 1 июля 1916 года в ограниченных формах подводную войну. Канцлер отнесся к этому известию негативно. Наступление русских войск в Галиции, опасность вступления в войну Румынии, отрицательное отношение к подводной войне со стороны нейтралов, прежде всего США, Нидерландов и Швеции, – все это могло в случае возобновления акций немецких субмарин привести к нежелательным для Германии последствиям.

В июне 1916 года крайним милитаристам так и не удалось столкнуть Германию в пропасть – было решено подождать окончания президентских выборов в США и вполне вероятного тогда начала американо-мексиканской войны. Именно эта грядущая война должна была, по замыслу немцев, отвлечь внимание Белого дома от европейских дел.

Но 29 августа в военной верхушке Германии произошли серьезные перестановки, что непосредственно сказалось и на отношении к подводной войне. Фалькенгайн на посту начальника Генштаба был заменен Гинденбургом в тесной связке с Людендорфом. Для последнего была специально создана должность первого генерал-квартирмейстера. Возникновение так называемого Третьего Верховного командования (3-е ОХЛ), решающее слово в котором все чаще принадлежало именно Людендорфу, означало, по сути, установление в Германии своего рода военно-диктаторского режима, сосредоточение в руках ОХЛ не только военных, но и политических, экономических и дипломатических рычагов и решений. Этот новый центр власти со временем решительно потеснил не только имперское правительство, но и самого Вильгельма II с его окружением.

С приходом тандема Гинденбурга и Людендорфа к руководству армией связывались надежды и «верхов», и значительной части германского общества на переход от «бухгалтерски расчетливого» стиля войны к «тотальной войне» (терминологическое нововведение Людендорфа). Оба военачальника являлись сторонниками победы любой ценой. И хотя они детально не разбирались в специфике военных действий на море, но активно поддерживали и здесь самые решительные действия [142]142
  Jonas М. The United States and Germany: A Diplomatic History. Ithaka – L. 1984. P. 118.


[Закрыть]. Людендорф, например, полагал, что «неограниченная подводная война является последним средством закончить войну победоносно, не затягивая ее до бесконечности. Если подводная война в такой форме могла стать решающей, – а флот надеялся на это, – то она при нашем военном положении становилась долгом по отношению к германскому народу» [143]143
  Людендорф Э. Мои воспоминания о войне 1914-1918 гг. Т. 2. М., 1924. С. 249.


[Закрыть].

Гинденбург и Людендорф дали толчок к возобновлению дискуссии о подводной войне, когда 31 августа на совещании в Плесе заявили о необходимости возврата к ней. И вновь их оппонентами стали те в правящих кругах Берлина, кто хотел добиться заключения мира при помощи сепаратных переговоров с Антантой при посредничестве США. Возобновление подводной войны ставило крест на всех попытках достижения сепаратного мира с Лондоном. Тем не менее в начале осени 1916 года в германском адмиралтействе и в командовании океанического флота началась интенсивная разработка новых планов возобновления беспощадной подводной войны. По существу, однако, ни Гольцендорф, ни командующий флотом адмирал Р. Шеер и его помощники не предложили никаких новых идей. При полном игнорировании опасности вступления в войну на стороне Антанты Соединенных Штатов они требовали скорейшего возобновления акций субмарин в самых жестких формах.

Тревожные сообщения из-за океана никоим образом не оказали влияния на мышление германских военных стратегов. Опьяненный успехами в Румынии, Гинденбург 8 декабря представил меморандум. В одном из его разделов говорилось, что немецкие войска в Румынии будут продвигаться лишь до реки Сирет, а затем перебросятся на Запад для ведения войны против Дании и Нидерландов. Одновременно с этим в январе 1917 года он обещал возобновить неограниченную подводную войну. Таким образом, впервые из уст военных прозвучала конкретная дата интенсификации войны на море.

Высокопоставленные германские военно-морские стратеги полагали, что внезапное объявление неограниченной подводной войны полностью прервет связи США с Европой, потому и угрозу вступления американцев в войну следовало воспринимать серьезно. 24 декабря Гинденбург полностью солидаризировался с точкой зрения шефа адмиралтейства. Канцлер же, как и прежде, возражал против требований генералов и адмиралов. Он сколько мог оттягивал этот роковой шаг и все еще искал выхода в дипломатической сфере, возлагая надежды прежде всего на Вильсона. Но аргументы Бетман-Гольвега в условиях категорического отказа Антанты пойти на какие-либо переговоры о мире с Берлином звучали все менее убедительно. Во многих кругах в Берлине восторжествовала другая точка зрения: войну можно выиграть только при коренном повороте в свою пользу, введя в дело все доступные средства. Не случайно вопрос о подводной войне столь остро встал после Брусиловского прорыва и боев за Верден, показавших, что и на Востоке, и на Западе Антанта имеет достаточные резервы для окончательного перелома хода военных действий в свою пользу. Указанная тенденция проявилась 29 декабря во время совещания в Плесе политического руководства и 3-го ОХЛ. Хотя там не прозвучало никаких официальных заявлений относительно способов ведения войны на море, по сути, оно знаменовало поворотный пункт в этой дискуссии.

Последний раз вопрос о подводной войне обсуждался на заседании коронного совета 9 января 1917 года. Рейхсканцлер капитулировал перед членами ОХЛ. Окончательно было одобрено роковое для Германии решение о начале с 1 февраля неограниченной беспощадной подводной войны. Берншторф в Вашингтоне безуспешно пытался убедить американское правительство понять ситуацию, которая вынудила Германию использовать «грубые методы войны» и не доводить дело до полного разрыва. 3 февраля Лансинг передал ему ноту о разрыве дипломатических отношений между двумя странами.

События, связанные с подводной войной, являются одним из наиболее ярких свидетельств недальновидности и порочности германской внешней политики, сделавшей ставку исключительно на силу. Краеугольным камнем этой политики была уверенность, что новый вид оружия может поставить Британию на колени за пять месяцев. Но эта решительность ни на чем не основывалась. Тирпиц явно кривил душой в декабре 1924 года, отвечая на упреки бывшего немецкого канцлера Бюлова в недостаточном внимании к подводному флоту Германии. Адмирал утверждал, что якобы «именно вопрос о подводных лодках был приведен нами с чрезвычайными усилиями в действие таким образом, что уже к началу войны, что касается подводных лодок, мы были сильнее, чем все флоты мира, вместе взятые» [144]144
  Михельсен А. Подводная война 1914-1917. М.-Л., 1940. С. 105—105.


[Закрыть].

Год обманутых надежд

Антанта в предвкушении близкой победы – Митавская операция – Июньское наступление – Рижская операция – Апрельское наступление на Западном фронте – Операция у Камбре – Битва за Капоретто – На Салоникском фронте – Бои на Кавказе и Ближнем Востоке – Моонзундская операция

1917 год воюющие коалиции встретили с разным настроением. Особо унылым оно было в стане Центральных держав. Морская блокада привела к резкому спаду производства вооружения и предметов военного снабжения в Германии, до минимума сократились возможности подвоза продовольствия и стратегического сырья. Более того, в 1916 году страну постиг жестокий неурожай, в стране начался голод. Пытаясь хоть как-то справиться с тяжелой ситуацией, Германия первой из воюющих стран ввела карточную систему на продовольственные товары. По установленным нормам население могло получить в сутки: хлеба – 270 г, мяса – 35 г, жиров – 12,7 г, картофеля – 400 г. Зима 1916-1917 годов в народе получила название «брюквенной», потому что все основные продукты питания: молоко, масло, жиры, хлеб – были заменены брюквой. Это в некоторых городах привело к акциям протеста [145]145
  Садовая Г.М. Германия: от кайзеровской империи к демократической республике (1914-1922 гг.) Самара, 2008 С. 98


[Закрыть].

Полностью Берлин исчерпал и мобилизационные ресурсы, в войска были призваны все способные носить ружье. Это привело к падению морального духа среди солдат и офицеров рейхсвера. Сам Людендорф с болью в сердце признавал, что положение страны к началу 1917 года было «почти безысходным».

Еще хуже ситуация обстояла в Австро-Венгрии, которая практически находилась в состоянии полураспада, а порядок в армии держался только на германских штыках. В стране было полностью исчерпано сырье, людские ресурсы, все слои населения многонациональной империи охватило тупое отчаяние. Аналогичная ситуация складывалась и в других двух странах Четверного союза – Болгарии и Турции. Было ясно, что противник находится в смертельной агонии.

Стремясь в последней попытке собрать всю свою волю и силу в кулак, осенью 1916 года немцы приняли «программу Гинденбурга», согласно которой военное производство в Германии должно было увеличиться в 2, а по некоторым видам вооружения в 3-3,5 раза, была проведена всеобщая обязательная трудовая повинность для всех граждан в возрасте от 16 до 60 лет. Но, несмотря на все предпринятые меры, достичь уровня, в полной мере удовлетворявшего потребности германской армии, так и не удалось.

Сложная ситуация оставалась и в странах Антанты. Там тоже ощущался недостаток всего необходимого, хотя и не в такой мере, как у Центральных держав. Тем не менее после того, как в январе 1917 года самая промышленно развитая держава в мире США сначала разорвала дипломатические отношения с Германией, а затем в апреле присоединилась к Антанте, в распоряжении союзников оказались неисчерпаемые сырьевые и людские ресурсы. В пользу Антанты складывалась и расстановка сил на полях сражений – она имела к началу 1917 года 425 дивизий против 331 у противника, а общая численность вооруженных сил была 27 млн. штыков против 10 млн. у Центральных держав [146]146
  Мировая война в цифрах. М.-Л., 1934. С. 13-14.


[Закрыть].

Для разработки планов ведения войны в новом году, в ноябре 1916 года во французской главной штаб-квартире в Шантильи по установившейся традиции собрались представители союзных армий. После недолгих консультаций в Шантильи были приняты решения, которые сводились к следующему: 1) союзные армии должны подготовить к весне 1917 года совместные и согласованные операции, которые имели бы целью придать кампании этого года решающий характер; 2) чтобы воспрепятствовать противнику вернуть себе инициативу, в течение зимы должны продолжаться уже начатые наступательные операции в том размере, который допускается климатическими условиями отдельных фронтов; 3) к первой половине февраля должны быть подготовлены совместные наступательные действия теми силами и средствами, которыми к тому времени будут располагать союзные армии; 4) если обстоятельства позволят, то общие наступательные операции с наиболее полным использованием тех средств, которые каждая армия будет иметь возможность ввести в дело, будут начаты на всех фронтах, как только окажется возможность их согласовать [147]147
  История Первой мировой войны 1914-1918. М., 1975. Т. 2. с.288


[Закрыть].

В январе-феврале 1917 года была проведена очередная встреча представителей союзных армий. На этот раз она состоялась в Петрограде. Участники конференции ставили своей задачей уточнить те решения, которые они приняли в Шантильи, – прежде всего ими была подтверждена выраженная ранее непоколебимая уверенность довести войну до победного конца именно в предстоящую кампанию. В постановлении конференции говорилось: «Кампания 1917 года должна вестись с наивысшим напряжением и с применением всех наличных средств, дабы создать такое положение, при котором решающий успех союзников был бы вне всякого сомнения».

На встрече в российской столице также был обсужден и вопрос о сроке начала общих операций. Особое место в работе конференции заняли вопросы, связанные с оказанием России помощи оружием и военными материалами. Русские представители накануне произвели тщательный подсчет всего боевого имущества, которое находилось на фронте и на складах. Ставка просила союзников удовлетворить потребности русской армии в важнейших предметах боевого снабжения, однако союзники направляли свои усилия главным образом к сокращению заявок русских [148]148
  Емец В.А. Петроградская конференция 1917 г. и Франция // Исторические записки 1969. Т. 83. С. 33.


[Закрыть].

Куда более пессимистично смотрели на будущее в Берлине. Общее положение страны и ее союзниц не позволяло думать о проведении серьезных наступательных операций. Там не оставалось ничего другого, кроме как перейти на всех фронтах к стратегической обороне и уповать на господа бога.

В полном соответствии с разработанными вместе с союзниками планами, в конце 1916 – начале 1917 года русское командование решило провести в районе Риги наступательную операцию, получившую название Митавской. Операция носила частный характер. Выполнение операции было возложено на 12-ю армию Северного фронта под командованием генерала Р.Д. Радко-Дмитриева. Ей противостояла 8-я германская армия. У немцев насчитывалось 99 батальонов при 567 орудиях (из них 275 тяжелых), а у русских – 184 батальона при 886 орудиях (из них 245 тяжелых). Такое соотношение в силах и средствах позволяло русскому командованию добиться известных оперативных результатов.

Выбранный русским командованием для проведения Митавской операции район представлял собой лесисто-болотистую местность с песчаными дюнами. Высокий уровень грунтовых вод не позволял оборудовать развитую систему траншей. Германская оборона передовой позиции опиралась на сильные узлы сопротивления, созданные на дюнах. Каждый из них состоял из блокгаузов, защищенных засеками и завалами из оплетенных проволокой деревьев. В промежутках между дюнами были сооружены окопы из бревен, укладываемых на поверхность земли. Окопы прикрывались тремя рядами колючей проволоки в 4-6 кольев. В глубине располагалась еще не достроенная вторая полоса обороны противника. Германское командование считало возможным обойтись на этом участке фронта сравнительно небольшими силами.

Генерал Радко-Дмитриев решил воспользоваться слабостью обороны 8-й германской армии и нанести удар на широком фронте. Цель операции состояла в том, чтобы прорвать германские позиции и отбросить противника за реки Эккау и Аа. В дальнейшем предполагалось овладеть Митавой и перерезать железную дорогу Митава-Крейцбург.

О грядущей операции знал строго ограниченный круг лиц. Кроме того, чтобы ввести в заблуждение противника, была имитирована переброска 6-го Сибирского корпуса в Румынию. В результате этих мероприятий германское командование оказалось введенным в заблуждение относительно намерений русских.

Силы 12-й армии были сведены в три оперативные группы: Одингскую, Бабитскую и Олайскую. Главный удар наносила Бабитская группа. В ночь на 23 декабря 1916 года (5 января 1917 года) внезапно, без артиллерийской подготовки, русские войска атаковали противника. В первые же часы на участке Бабитской группы обозначился успех. Ее части прорвали фронт противника в двух местах и к исходу дня заняли район Скудр – Граббе. Атаки же Одингской и Олайской групп оказались безуспешными, отсеченные сильным огнем противника, они вынуждены были отойти на исходное положение. На остальном фронте 12-й армии велись бои местного значения.

Тактический прорыв, осуществленный Бабитской группой, не был, однако, развит в оперативный, а элемент внезапности был утерян. Дальнейшие боевые действия вылились в затяжную и кровопролитную борьбу за овладение отдельными пунктами. 29 декабря 1916 года (11 января 1917 года) по приказу Радко-Дмитриева наступление было прекращено. Войска получили приказ «прочно утвердиться на занятых новых позициях».

Атака на Митаву оказалась полной неожиданностью для германской главной квартиры. Резервов у немцев на этом участке не оказалось. Предоставлялась реальная возможность, развивая наступление, выйти к железной дороге Крейцбург – Митава и, угрожая флангу и тылу якобштадтской и двинской группировок противника, заставить его оттянуть свой фронт от Западной Двины. Но этого не было сделано. В результате наступление свелось только к некоторому улучшению расположения русских войск.

В конечном итоге Митавская операция оказалась безрезультатной, а намеченная цель достигнута так и не была. Причиной этого явился ряд серьезных упущений русского командования при ее подготовке и ведении. Сосредоточив все свое внимание на подготовке к прорыву неприятельской обороны, оно не продумало мероприятий по его развитию. В ходе операции вскрылось и истинное состояние российской армии. Давно назревавшее среди солдатских масс недовольство войной вылилось в открытые революционные выступления. Наиболее широкий размах они получили в сибирских частях, считавшихся самыми дисциплинированными и боеспособными. Генерал Рузский отмечал, что «Рига и Двинск – несчастье Северного фронта, особенно Рига. Это два распропагандированных гнезда» [149]149
  Разложение армии в 1917 г. М.-Л., 1935. М. 7


[Закрыть]. Это подтверждал и генерал Брусилов, главнокомандующий Юго-Западным фронтом. Армия не хотела больше воевать. Мало кто из многих миллионов простых русских солдат понимал, за какие «идеалы» они годами должны гнить в окопах, кого и от кого они должны защищать. Не понимали, за что воюет их страна, и простые граждане России. Больше страдать и голодать за «Проливы» никто не хотел. «Запас прочности» Российской империи, в отличие от Германской, оказался низким.

Таким образом впервые столь очевидно политический фактор вмешался в события Первой мировой войны.

В этой книге мы оставим за скобками сами революционные события февраля и октября 1917 года в России, лишь кратко остановимся на том, как они отразились на состоянии российской армии и положении на фронте.

Особенно важную роль в этом смысле сыграл приказ № 1 от 1 (14) марта 1917 года, изданный Петроградским Советом рабочих и солдатских депутатов по гарнизону Петроградского военного округа. Он предписывал во всех воинских частях немедленно выбрать комитеты из представителей от нижних чинов, а также избрать, где это еще не было сделано, по одному представителю от рот в Совет рабочих депутатов. В политическом отношении воинская часть подчинялась Совету рабочих и солдатских депутатов и своим комитетам. Распоряжения, исходившие от Государственной думы, подлежали исполнению только в том случае, если они не противоречили приказам и постановлениям Совета рабочих и солдатских депутатов. Смертная казнь за дезертирство и невыполнение приказа теперь также отменялась.

Приказ № 1 оказал огромное революционизирующее влияние на солдат действующей армии и тыловых воинских формирований, способствовал прогрессирующей деморализации армии и неуклонному падению дисциплины в войсках. Именно после этого приказа начался неконтролируемый развал некогда могучей российской армии, развал, который привел к подписанию в марте 1918 года унизительного Брестского мира, по которому Российское государство теряло огромную часть своей территории.

Именно в этот период в русской армии получило широкое распространение такое позорное явление, как массовая сдача в плен. К концу 1917 года в немецком или австро-венгерском плену оказалось огромное количество русских солдат и офицеров – почти 2,5 млн. человек. (Французов сдалось в плен чуть более 500 тыс. человек, англичан – 107 тыс. Даже из разношерстной австро-венгерской армии к концу 1918 года в плен к противнику попало 2,2 млн. человек.) Несмотря на крайне тяжелые условия содержания, наши солдаты предпочитали сдаваться врагу, а не защищать с оружием в руках чуждые им интересы правящих кругов страны [150]150
  Подробнее на эту тему см.: Сергеев Е.Ю. Русские военнопленные в Германии и Австро-Венгрии в годы Первой мировой войны // Новая и новейшая история. 1996. № 4. С. 65—78; см. также: Микшич Д. Русские военнопленные Первой мировой войны в Хорватии (по документам Хорватского государственного архива) // Последняя война Российской империи. Россия, мир накануне, в ходе и после Первой мировой войны по документам российских и зарубежных архивов. М., 2006. С. 263—265.


[Закрыть].

Однако в феврале 1917 года Россия из войны не вышла и вопрос об организации крупного наступления на русском фронте, предусмотренного общим планом союзников, встал со всей остротой перед Временным правительством и верховным главнокомандованием уже в первые дни после революции.

К сожалению, западные союзники России, требуя от нашей стороны перехода в наступление в соответствии с общим планом действий, поступили крайне неразумно и не пытались понять всей сложности внутриполитической ситуации в России, сориентироваться в ней. Впрочем, со своей чисто эгоистической точки зрения они, может, и были правы – Гинденбург готовил решающее наступление на Западе, и европейским стратегам казались хорошими все средства, которые позволили перебросить немецкие дивизии с Запада на Восток. Военные и политики в Париже и Лондоне были куда менее сентиментальными по сравнению с их русскими коллегами и руководствовались в своих действиях исключительно конкретными интересами собственных стран и народов, а не абстрактными принципами союзнической солидарности. Благородные действия русских в ходе подготовки и осуществления Восточно-Прусской операции и Брусиловского прорыва были ими забыты прежде, чем остыли дула наших артиллерийских орудий.

9 (22) и 12 (25) марта главнокомандующий Алексеев представил военному министру два доклада, в которых изложил тяжелое положение армии и высказал мысль о невозможности в ближайшее время вести наступательные действия, предусмотренные решениями конференций в Шантильи и Петрограде. «Мы приняли на этих конференциях известные обязательства, – писал он, – и теперь дело сводится к тому, чтобы с меньшей потерей нашего достоинства перед союзниками или отсрочить принятые обязательства, или совсем уклониться от исполнения их… Сила обстоятельств приводит нас к выводу, что в ближайшие 4 месяца наши армии должны бы сидеть спокойно, не предпринимая решительной, широкого масштаба операции…» [151]151
  История Первой мировой войны 1914-1918. Т.2. М. 1975. с.309


[Закрыть].

Через несколько дней, 18 (31) марта, в Ставке было проведено совещание представителей центральных управлений Военного министерства. Его участники пришли к выводу, что русская армия не сможет начать наступление в намеченный срок, т.е. во второй половине апреля. Отмечался упадок дисциплины в войсках, расстройство железнодорожного транспорта и связанные с этим нарушения снабжения армии всем необходимым, нехватка продовольствия, невозможность отправки на фронт пополнений в ближайшее время вследствие неблагонадежности запасных частей. Было высказано веское мнение об отказе от весеннего наступления и переходе к обороне.

Чтобы более досконально разобраться в сложившейся ситуации, Ставка решила запросить главнокомандующих фронтами. Мнения по этому вопросу разделились. Главнокомандующие Западным и Юго-Западным фронтами были сторонниками скорейшего перехода в наступление, т.к., по их мнению, чем быстрее войска будут втянуты в боевую работу, «тем они скорее отвлекутся от политических увлечений».

В ответе главнокомандующего армиями Юго-Западного фронта Брусилова говорилось: «… На военном совете всех командиров фронта под моим председательством единогласно решено: 1) армии желают и могут наступать, 2) наступление вполне возможно. Это наша обязанность перед союзниками, перед Россией и перед всем миром».

Только главнокомандующий Северным фронтом Рузский считал необходимым «отказаться в ближайшие месяцы от выполнения наступательных операций и сосредоточить все усилия на подготовке к упорной обороне» [152]152
  Зайончковский A.M. Стратегический очерк войны 1914– 1918. М, 1923. Ч.7. С. 130.


[Закрыть].

Под влиянием соображений большинства главнокомандующих фронтами это особое мнение было проигнорировано, пересмотрел свои взгляды и Алексеев. 30 марта (12 апреля) он подписал директиву № 2647 о подготовке наступления на русском фронте. Направления главных ударов назначались: для Юго-Западного фронта – Галиция, для Западного фронта – на Вильно и для Северного фронта, если обстоятельства позволят ему перейти в наступление, – на Митаву. Кавказскому фронту ставилась задача удерживать свое положение. Черноморский флот должен был быть готовым оказать полное содействие возможным операциям румынского фронта на Нижнем Дунае и в Добрудже, а Балтийский флот – скорее восстановить свою боеспособность.

Принимая в марте решение о переходе в наступление на русском фронте, Ставка еще руководствовалась стратегическими соображениями. Но в апреле – мае положение круто изменилось. На первое место стали выдвигаться мотивы политического порядка, задачи борьбы с нараставшим в стране революционным движением. Об этом красноречиво говорят материалы совещания главнокомандующих фронтами, которое состоялось 1 (14) мая в Ставке верховного главнокомандующего. На нем было подробно обсуждено положение в армии. Командующие пришли к выводу о необходимости перехода в наступление на русском фронте, видя в этом единственное средство «спасения армии и России», восстановления пошатнувшегося авторитета у союзников.

Вскоре началась усиленная подготовка к новому наступлению. 16 (29) июня артиллерия Юго-Западного фронта открыла огонь по позициям австро-венгерских войск. 18июня (1 июля) в атаку были брошены 11-я и 7-я армии. Большой успех выпал на долю войск 8-й русской армии, которая 23 июня (6 июля) прорвала оборону противника южнее Станислава. 27 июня (10 июля) она заняла Галич, 28 июня (11 июля) – Калуш. Ставка и штаб Юго-Западного фронта предприняли попытку использовать успех 8-й армии за счет ее усиления 7-й армией. Однако достаточно боеспособных частей для продолжения наступления не было. Из-за отказов войск выходить на позиции перегруппировка задерживалась. 6 (19) июля германское командование нанесло контрудар. Русские войска почти не оказывали противнику сопротивления. Они массами снимались с позиций и уходили в тыл. Отход прекратился 15 (28) июля на линии Броды – Збараж – Гржималов – Кимполунг.

10 (23) июля на Северном фронте перешла в наступление 5-я армия. Заняв первую линию окопов противника, солдаты отказались продвигаться дальше и вернулись на исходные позиции.

Не лучше обстояло дело на Западном фронте, где 9 (22) июля развернула боевые действия 10-я армия. После исключительно эффективной артиллерийской подготовки ее войска двинулись в атаку, прошли церемониальным маршем две-три линии окопов противника, побывали на его батареях, принесли прицелы с орудий противника и… вернулись в свои окопы.

Начатое 7 (20) июля на фокшанском направлении наступление Румынского фронта, силами 4-й и 6-й русских, 1-й и 2-й румынских армий, тоже поначалу протекало успешно. Однако уже 12 (25) июля ввиду неблагоприятной обстановки на Юго-Западном фронте оно было прекращено по приказу Керенского. В свою очередь, 24 июля (6 августа) армии фельдмаршала Макензена контратаковали русские и румынские войска. Ожесточенные бои, стоившие германцам 47 тыс. убитыми и ранеными, закончились 30 июля (13 августа) их незначительным продвижением [153]153
  Виноградов В.Н. Румыния в годы Первой мировой войны. М., 1969. С. 216—217.


[Закрыть].

Июньское наступление русской армии потерпело закономерную неудачу.

Говоря об итогах последнего наступления русской армии в ходе Первой мировой войны, необходимо подчеркнуть, что после 4 (17) июля политическое положение в России переменилось коренным образом. Окончилось двоевластие, а вся полнота власти перешла в руки Временного правительства.

18 (31) июля 1917 года Брусилов, не согласившийся с некоторыми указаниями правительства, был освобожден от должности верховного главнокомандующего и отозван в Петроград. На его место был назначен генерал Л.Г. Корнилов.

После провала июньского наступления на фронте начался взрыв возмущения, население многомиллионной империи охватила непреодолимая жажда мира. Началось массовое бегство солдат с полей сражений.

Летом 1917 года в районе Риги оборонялась 12-я армия Северного фронта. Численность войск фронта достигала 161 тыс. солдат и офицеров при 1149 орудиях. Этих сил было вполне достаточно для успешного ведения оборонительной операции, тем более что подготовка германского наступления не являлась секретом для русского командования. Тем не менее для отражения наступления противника ничего существенного сделано не было.

Нашему командованию было известно заранее не только место, но и время немецкой атаки. Идея проведения операции с целью овладения Ригой – важным политическим и административным центром Прибалтики – уже давно созревала у германского командования. «Мы уже в 1915 и 1916 гг., – признавался Гинденбург, – строили планы о том, как мы прорвем эту позицию». Выбор направления удара у Риги диктовался не столько военными, сколько политическими соображениями. По мнению Гинденбурга, наступление на этом участке Восточного фронта вызвало бы «в России большое беспокойство за участь Петербурга…» [154]154
  Гинденбург П. Воспоминания. Пг., 1922. С. 51.


[Закрыть].

Главная роль в проведении Рижской наступательной операции отводилась 8-й германской армии. Прорыв русского фронта предполагалось осуществить на узком участке севернее Икскюль с форсированием Западной Двины. В дальнейшем планировалось, прорвав оборону на восточном берегу, развивать наступление в направлении Икскюль – Реденпойс – Хинценберг с задачей окружить и уничтожить в районе Риги основные силы 12-й русской армии. Наступлению предшествовала тщательная предварительная подготовка, причем в первые часы артподготовки стрельба должна была вестись химическими снарядами.

Оборонительные позиции русской армии на участке германского наступления состояли из двух укрепленных полос. Первая полоса пролегала вдоль берега Западной Двины, а вторая – по реке Малый Егель на удалении 3-4 км от первой. В тылу, по реке Большой Егель, подготавливалась третья оборонительная полоса.

В 4 час. утра 19 августа (1 сентября) германская артиллерия открыла массированный огонь химическими снарядами по русским оборонительным позициям в районе Икскюля. В 6 час. началась стрельба по первой укрепленной полосе. Ураганный огонь германской артиллерии дал свои результаты: оборона наших войск была расстроена, а русские батареи подавлены. В 9 час. началась атака германцев. Русские полки оказывали достаточно упорное сопротивление и неоднократно переходили в контратаки, но сбросить противника в реку им не удалось.

Во второй день наступления германцы неожиданно атаковали 6-й Сибирский корпус и вынудили его отойти на тыловую позицию, где продвижение немцев было приостановлено. Наступление противника встретило стойкое сопротивление латышских полков. В упорных боях в районе Рекетынь на реке Малый Егель, где пролегала вторая русская оборонительная позиция, немцы были остановлены латышской стрелковой бригадой. Стойкость латышских стрелков позволила избежать окружения. Следует особо подчеркнуть, что наиболее боеспособными частями в ходе этой операции проявили себя латышские соединения. Именно благодаря мужеству латышских стрелков была фактически спасена 12-я армия, бойцы которой смогли выйти из города без значительных потерь [155]155
  Екабсон Э. Латыши в российской армии во время Первой мировой войны // Последняя война Российской империи. Россия, мир накануне, в ходе и после Первой мировой войны по документам Российских и зарубежных архивов. М., 2006. С. 224.


[Закрыть]. Замысел германского командования окружить и уничтожить 12-ю армию потерпел крах. Ригу еще можно было удержать, но русское командование, не исчерпав полностью всех своих возможностей, приказало оставить рубеж обороны по реке Малый Егель и отходить на третью позицию. Во исполнение директивы Корнилова командующий 12-й армией отдал приказ об отступлении к Вендену. В ночь на 21 августа (3 сентября) русские войска оставили Ригу и Усть-Двинск. 24 августа (6 сентября) соединения 12-й армии достигли Венденской позиции и здесь закрепились.