Текст книги "Офицерские звезды"

Автор книги: Вячеслав Марченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)

                                                                       ВЯЧЕСЛАВ МАРЧЕНКО

                                                                       ОФИЦЕРСКИЕ ЗВЕЗДЫ       

    СОДЕРЖАНИЕ:

–  Офицерские звезды – повесть.

–  Советский синдром – рассказ.

–  Кто мы? – рассказ.

                                                                       ОФИЦЕРСКИЕ ЗВЕЗДЫ

   Лето 1977 года. Казахстан, Советско-китайская граница.

    Лейтенант Владимир Есипенко спал чутко. Услышав рядом с собой голос сержанта, он открыл глаза и произнес:

   – Встаю.

   Мгновенно сбросив дремоту, он вскочил на ноги, оделся, достал из-под подушки свой пистолет, и, вложив его в кобуру, посмотрел на часы: они показывали ровно шесть часов.

    – Значит так, Козлов, –  отхлебнув из кружки  несколько глотков несладкого, чуть теплого чая, обратился лейтенант к младшему сержанту,– я уезжаю на левый фланг дозором, а ты в мое отсутствие остаешься на посту за старшего, что это значит, я, надеюсь, ты понимаешь?

   – Так точно, – невыразительно отозвался младший сержант, прибывший на заставу совсем недавно из инженерно-саперной роты,  в виде усиления, в связи с нехваткой на заставе сержантского состава.

   Вчера лейтенант провел с ним тщательный инструктаж и сейчас он еще раз предупредил сержанта о том, чтобы он в отсутствие на посту офицера, по всем возникающим вопросам строго действовал согласно «Инструкции по охране Государственной границы». В завершении он еще раз напомнил сержанту о главном:

    – Связь со мной за перевалом, скорее всего, пропадет, поэтому до семнадцати часов, если я не вернусь к этому времени, по моему маршруту вышлешь  тревожную группу. В мое отсутствие через каждый час докладывай на пограничную заставу о положении дел на посту. Сменишь в восемь часов часового. У вернувшегося наряда, как положено, примешь оружие  вычищенным – ясно?

   – Так точно.

   – В свободное от службы и сна время, – продолжал лейтенант,– без дела никому не болтаться – отремонтировать забор по периметру поста и навести на конюшне  тщательный порядок, вернусь – проверю! Вопросы?

   – Никак нет.

   – Вам все понятно, товарищ младший сержант?

    – Так точно.

   – Смотри, чтобы на посту все было нормально, – строго взглянув в глаза сержанту, предупредил его лейтенант и вышел из помещения. Там, возле входа,  рядовой Корнев – не высокого роста, щупленький солдат-первогодка, в ожидании офицера держал за повод широкогрудого неспокойного коня по имени Каток. Лейтенант проверил на нем подпругу, похлопал ладонью по его могучей шее и, ухватившись рукой за холку, вскочил в седло. Каток тут же, с места, пошел крупной рысью.

   С самого утра стоял зной, поднявшееся над горами яркое солнце уже осыпало землю своими горячими лучами, вовсю припекая плечи Владимира.

   «День сегодня будет жарким», – подумал он, взглянув на сверкавшую снежную вершину под огромным солнечным сиянием. Тут же он перевел свой взгляд на широкую долину, распластавшуюся между длиной вереницей гор, там вдали виднелись многочисленные казахские юрты и отары овец.

   Левый фланг Государственной границы, которую  охранял лейтенант Есипенко,  был протяженным – девятнадцать километров, и все холмистая равнина, справа и слева тянулась бесконечная цепь скалистых гор Джунгарского Алатау, покрытых густым кустарником и высокими деревьями.

   После полутора лет срочной службы в песках Средней  Азии эта местность очень нравилась лейтенанту и казалась ему сказочно красивой. Он был счастлив, что после окончания училища попал служить именно сюда – на горный участок границы, он мечтал об этом. И теперь, почти ежедневно уезжая верхом на коне то на левый, то на правый фланг поста, лейтенант с удовольствием любовался красотой гор, наблюдал, как чабаны перегоняют с места на место отары овец, с наслаждением вдыхал аромат диких трав… Швейцария, да и только!

   Но не все так хорошо складывалось в офицерской судьбе лейтенанта Есипенко, как ему хотелось бы.

   Почти год назад, в такой же знойный летний день, подъезжая к затерявшейся между горбатых сопок пограничной заставе «Покатовка» вместе с выпускником Алма-Атинского пограничного училища – лейтенантом Бабаевым, он, новоиспеченный замполит, думая о том, как он начнет свою службу на пограничной заставе, жалел только об одном: о том, что ему не повезло с начальником заставы. Он уже знал, что бывший замполит заставы – лейтенант Баркалиев, исполняющий обязанности начальника этой заставы, после того, как введет прибывших офицеров в курс дела, должен уехать принимать свою новую заставу, куда он был назначен начальником. А штатный, опытный начальник пограничной заставы «Покатовка» капитан Балышников,  находящийся  в госпитале в Алма-Ате, по прибытии также должен покинуть заставу – его переводят в штаб части.

    После того, как машина въехала на территорию пограничной заставы, лейтенант Баркалиев, обращаясь к прибывшим офицерам,  радостно воскликнул:

   – С прибытием,  товарищи офицеры, вот вы и дома!

   Под пристально изучающими взглядами нескольких солдат, вышедших из старенькой казармы, он провел молодых офицеров в канцелярию и сказал:

   – Пока располагайтесь, а минут через десять повар обещал нас чем-то вкусненьким угостить.

   Владимир огляделся. Это была небольшая, обклеенная дешевыми обоями,  прокуренная комната с одним небольшим окном и свисающими рядом с ним  выцветшими, однотонными шторами. В центре кабинета стояли два небольших старых канцелярских стола и несколько стульев вдоль стены, на которой висела огромная схема участка Государственной границы. Возле стола начальника заставы стояли два металлических сейфа, в одном из которых укрывалась аппаратура «ЗАС»*

   В канцелярию, время от времени заходили с докладами о результатах  службы по охране Государственной границы пограничные наряды, на столе громко звонили телефоны, в широко распахнутую форточку, врывался свежий ветерок, вытесняя из помещения густой табачный дым, а вместе с прохладным воздухом, в канцелярию врывались  характерные для пограничной заставы и уже хорошо знакомые лейтенанту звуки: то топот солдатских сапог,  то стук копыт лошадей,  то счелкание затворов автоматов… В открывавшуюся постоянно дверь, в канцелярию заходил дежурный по заставе: высокий стройный сержант с докладами о подготовке пограничных нарядов к службе по охране Государственной границы. За ним в канцелярию тянулся запах оружейной смазки и приятные ароматы с кухни. И эта окружающая реальность распахивала перед лейтенантом Есипенко тот мир, о котором он долго мечтал, распахивала захватывающе, вытесняя из его души тогда уже появившееся вдруг чувство тревоги  – это была его пограничная застава, это было то таинственное, опасное и в то же время – притягательное, что называется Государственной границей, то, что теперь становилось смыслом всей его дальнейшей жизни.

    Успешно окончив пограничное училище и убывая для службы в войска, лейтенант Есипенко,  как и все молодые офицеры, не был лишен романтического  восприятия  пограничной службы, но вместе с тем, ему, прошедшему срочную службу в Пограничных войсках, уже не грезились ежедневные погони со стрельбой за коварными нарушителями Государственной границы. Он отчетливо понимал, что работа офицера на пограничной заставе – это ежедневный тяжелый и кропотливый труд и ему, молодому офицеру, для успешной работы как воздух, нужно обогатить полученные в училище знания опытом по организации охраны границы. Но для этого нужно время, а на данном этапе для каждого молодого офицера очень важно, чтобы кто-то более опытный смог направить его деятельность в нужное русло и показать, как нужно работать на этой заставе. А ему кто это покажет?

     В течение  недели бывший заместитель начальника заставы по политчасти лейтенант  Баркалиев, как смог ввел молодых офицеров в курс текущих дел, рассказал о проблемах, связанных с жизнеобеспечением заставы, поведал об особенностях работы с личным составом заставы, признающего авторитет лишь начальника заставы  капитана Балышникова, и, собрав свои немногочисленные вещи, укатил принимать свою новую заставу. А через день вместо него на заставу прибыл комендант Пограничной комендатуры капитан Жулин.  Волевой и жесткий офицер, он тут же отправил лейтенанта Бабаева с девятью солдатами на пост «Шарканд», а его, лейтенанта Есипенко, оставил за начальника на пограничной заставе.

   Лейтенант тут же с головой окунулся в работу, ночь для него перепуталась с днем – благо энергии было много, выручали молодость и здоровье. А комендант пограничного участка вместо того, чтобы направить кипучую деятельность молодого офицера  в нужное русло, не позволять распыляться и излишне суетиться, оказать ему практическую помощь и научить его живой плодотворной работе с личным составом,  – сосредоточил свое внимание на жестком контроле за выполнением лейтенантом распорядка дня  – объема работы штатных трех офицеров заставы.

   В течении трех месяцев лейтенант, забыв о сне и отдыхе, как проклятый, рвал жилы, не поспевая при всем своем желании объять необъятное, а потом в его офицерскую судьбу командованием части стали вноситься некоторые коррективы.

   Сначала, как и предполагалось, с заставы ушел начальник заставы – капитан Балышников, потом его на три месяца отправили работать на учебный пункт – готовить молодых солдат к службе на границе, а когда Владимир вновь вернулся на заставу, он там не увидел лейтенанта Бабаева – вместо него его встретил другой офицер, однокурсник Владимира  лейтенант Минаев. Две недели назад он был назначен начальником  пограничной заставы «Покатовка».

   Это уже был второй ощутимый удар по офицерской судьбе лейтенанта.

   Многие офицеры, в том числе и он, лейтенант Есипенко, понимали, что Минаева назначили начальником заставы не от хорошей жизни.  Минаев, будучи еще замполитом пограничной заставы «Джингарская», звезд с неба не хватал, и, не смотря на положительные результаты его работы на заставе, ему явно недоставало опыта в работе по руководству пограничной заставой.  Он, конечно же, и сам понимал, что главную роль в его назначении начальником заставы сыграла не столько его положительная работа на заставе, сколько нехватка опытных офицеров. Выходило так, что командование части закрывало им образовавшуюся брешь, бросив молодого офицера,  прослужившего чуть больше полугода на заставе в качестве заместителя начальника заставы по политчасти, «под танк без гранаты», давая ему, правда, великолепный шанс быстрого продвижения по службе.

   Высокого роста, грузный, с широким мясистым лицом и густым басом, лейтенант Минаев  внешне был полной противоположностью невысокого, с худощавым лицом  лейтенанта Есипенко. Но он, так же, как и лейтенант Есипенко, был офицером амбициозным и перспективным. Планируя свое военное будущее, лейтенант Минаев, конечно же, не мог отказаться от предложенной ему вышестоящей должности и, как мог, старался быть хорошим начальником заставы, но согласившись взяться за бразды правления  заставой, он явно не подумал о том, что одного старания мало. Уже первые дни его работы в должности начальника заставы показали, что ему, а вместе с ним и его еще «зеленному» замполиту, уготованы тяжкие испытания.

   Гром грянул через  полмесяца после прибытия на заставу новоиспеченного начальника: вышла из строя единственная, уже плохо поддающаяся ремонту машина, и застава осталась без воды (вода была привозной). Для приготовления пищи воду еще кое-как на лошадях возили во флягах, а сама застава за неделю чуть ли не обросла грязью. Командование части пыталось помочь с ремонтом машины, но время шло, а застава, оставаясь без машины, вынуждена была полностью перейти на решение всех вопросов жизнеобеспечения с помощью конского состава.

    Владимир обратился к председателю местного  колхоза, несколько раз он выступал там с лекциями о бдительности местного населения и председатель, уже хорошо зная лейтенанта Есипенко, взялся помочь ему – в колхозе подлатали машину. Но не успели офицеры устранить одну проблему, как возникла другая: бесконтрольно пасущаяся лошадь упала в опорный пункт, сломала ногу, и ее пришлось пристрелить – начались вычеты из зарплаты.

   Оба офицера «варились в собственном соку», пытаясь успешно решать стоящие перед заставой задачи, но проблем меньше не становилось. Почувствовав слабину со стороны молодых, еще не опытных офицеров, все более разболтанными и обнаглевшими становились старослужащие солдаты, иногда негативные проявления отмечались даже со стороны молодых, недавно прибывших на заставу солдат. Одним словом – на пограничной заставе все более отчетливо стали вырисовываться серьезные проблемы с дисциплиной личного состава. Владимир жил в каком-то постоянном предчувствии чего-то нехорошего, и когда Минаев отправил его на пост, он вздохнул спокойнее.

   …Ехали они молча, каждый, думая о своем.

   Временами они подъезжали к юртам чабанов, лейтенант интересовался у них обстановкой, проверял их документы, потом они вновь ехали по мягкой пахучей траве. Каток, легко перебирая ногами, то поднимался на холм, то, припадая на круп, быстро спускался в каменистое ущелье. Перед ними открывались все новые и новые пейзажи. Высоко в небе весело щебетали птицы – красота! А главное, находясь наедине с собой, лейтенант мог думать, мечтать, вспоминать…

   Главной мыслью, ни на минуту не отпускавшей его в последнее время, державшей его возле себя – была мысль о сыне.

   Отправив три месяца назад жену на Украину рожать, он две недели назад по телефону услышал от дежурного по части радостную весть: «У тебя родился сын».

   Сын! С этой минуты его беспокойство о жене сменилось на радостную тоску по сыну. Все его мысли теперь были посвящены ему. Мысленно он брал своего Сашку на руки, сажал на колени, разговаривал с ним, как со взрослым. Он мечтал поскорее увидеть его, подержать на руках. Тоскливая грусть одолевала, но перспектив увидеть сына в ближайшие несколько месяцев у него не было никаких: еще только начало июля, а в отпуск обещают  отпустить не ранее ноября месяца.

   «Это сколько же ему будет? – горестно прикидывал лейтенант, подсчитывая месяцы до отпуска, – пять месяцев… многовато! Но, как говорится:  «такова се ля ви!»

   В воспоминаниях и мечтах лейтенант подъехал к намеченному месту и посмотрел на подаренные ему отцом по случаю успешного окончания училища часы. Они показывали двенадцать часов десять минут. Он оглядел в бинокль прилегающую местность и, не обнаружив ничего подозрительного, повернул коня обратно.

   Километра через два они выехали на узкую тропку вдоль оврага по взгорью и, обогнув высокую скалу, стали спускаться по склону оврага.

   – Товарищ лейтенант, смотрите страус!

   – Что?! – лейтенант придержал коня и обернулся в седле.

   Корнев пальцем показывал в сторону  скалы, отдельно возвышавшейся у изгиба шумящей реки. Там, склонившись над падалью, отрывая своим мощным клювом куски трупного мяса и озираясь по сторонам, сидел огромных размеров гриф.

   Лейтенант засмеялся и, пуская в галоп коня, повернул в сторону птицы. Та некоторое время с интересом наблюдала за приближающимися всадниками, затем, высоко подпрыгивая на своих коротких ногах, она разбежалась и, тяжело взмахнув своими длинными крыльями, взлетела.  Описав на небольшой высоте полукруг, птица  ушла в небо.

   – А ты говоришь – страус… – усмехнулся лейтенант, взглянув на Корнева. – Здесь таких «страусов» полно, смотри, чтобы они и тебя не утащили – такой вес, как у тебя для них  не проблема, – тут же добавил он, ощупывая взглядом щуплую фигурку солдата.

   – Конечно, утащат,… – не возражая, пробормотал Корнев, – с такой жрачкой как у нас, загнуться можно, не то, что в весе потерять,…  уже вторую неделю мы, как цыплята, одной пшенкой питаемся, меня уже тошнит от нее.

   Лейтенант тоже чувствовал от этой пищи постоянную изжогу, а сейчас еще и сосущий голод, но, улыбнувшись, он бодро ответил:

   – Давай не будем стонать, машину сегодня-завтра подремонтируют, и у нас будет все!

   Пограничная жизнь сделала Владимира неприхотливым и безропотно терпеливым  в преодолении подобных проблем, но одно дело терпеть голод ему самому, и другое дело – его подчиненным, о которых он должен проявлять заботу и внимание.

   Вчера в разговоре по телефону с начальником заставы Владимир напомнил ему о том, что  уже прошла неделя, как на посту закончились продукты и курево, что личный состав  вынужден питаться  остатками пшена и мясом сурков, изредка попадавшихся в расставленные у их нор ловушки.

   Ответ Минаева был извинительным.

   – Володя, потерпите еще немного… Ты же знаешь наши проблемы с машиной – опять ее, сучку, завести не удается. Ждем запчасти с отряда,… как только – так сразу…

   – Я-то могу потерпеть,– скривился Владимир, – но личный состав…

   – А ты там для чего? – раздраженно прервал своего замполита начальник заставы.– Объясни им, что солдат обязан «стойко переносить все тяготы и лишения военной службы»…

   В ответ помолчав, Владимир доложил начальнику заставы о намерении  завтра с утра выехать дозором на левый фланг поста,  и что в его отсутствие на посту за старшего остается младший сержант Козлов.

   – Хорошо, я тебя понял… – густым басом отозвался Минаев, и в трубке тут же послышалось ровное шипение.

   Словно насильно, мысли лейтенанта потянулись к приехавшему на пост спустя час после этого разговора офицеру особого отдела  лейтенанту Губину. Чистенький, благоухающий, в выутюженном кителе и в брюках на выпуск, он аккуратно, чтобы не выпачкаться об покрывшуюся пылью машину, выгрузил свое холеное тело и, поздоровавшись с Владимиром, спросил:

   – Ну, что Володя, чем ты меня сегодня вкусненьким  угощать собираешься?

   От этих слов кровь бросилась Владимиру в лицо: он здесь безвылазно сидит уже почти три месяца, питаясь, чем придется, а этот интеллигент в погонах, не успев выйти из машины, как уже размечтался о чем-нибудь вкусненьком.

   – Черной икрой с маслом,– язвительно отозвался Владимир, при этом со злостью подумав: ехал, паршивец, мимо заставы и не удосужился даже заехать туда, поинтересоваться у начальника: может, что нужно на пост завести?

   Дав команду солдату, нештатному повару, накормить офицера, Владимир тут же ушел составлять план боевого расчета на следующие сутки, при этом  с некоторым злорадством представив, с каким «удовольствием» Губин будет после недавних домашних харчей давиться пшенной кашей.

   Общаться с Губиным ему абсолютно не хотелось, он так же, как и все офицеры застав, особистов не переносил, и не только потому, что те считали себя элитой КГБ, а офицеров застав – людей возившихся в дерьме. Особистов он не любил, во-первых, за то, что в основе своей это были бывшие курсанты пограничных училищ,  еще там начавшие свою карьеру «особиста» в качестве стукачей. А, во-вторых,  за их работу с такими же, как и они были сами, –  солдатами стукачами;  за дешевые трюки в виде благодетельного угощения солдат сигаретами, за сюсюкание с ними: Коля, Витя, Саша… с целью расположить их к себе и заполучить от них нужную для себя информацию, больше касающуюся недостатков в работе офицеров застав, чем пресечения со стороны личного состава разного рода негативных проявлений.

   Отрапортовав потом командованию части о своей работе по «разоблачению» или «пресечению ими угрозы безопасности Советскому государству»  – начинались вызовы офицеров застав на партбюро, парткомиссию** и т.д.  и  т.п., с вытекающими отсюда выводами и последствиями.

   Составив план боевого расчета, Владимир вышел из помещения и подошел к солдатам, сидящим на скамейке у отведенного места для курения.

   Сев, он оторвал полоску из газеты и стал вертеть «козью ножку». Свернув конусом, он насыпал туда махорки и, загнув в виде трубки, закурил, пуская горький дым и передавая пачку табака по кругу своим солдатам.

   Курить он начал на заставе, потому что трудно было быть не курящим: все вокруг дымят, в канцелярии – хоть топор вешай. На посту тоже все  провоняло дымом. Несмотря на то, что сигареты давно закончились, бросать курить никто не собирался, наоборот: все озабочены доставанием табака. Сначала солдаты поподбирали все «бычки» в радиусе ста метров от поста, потом начали выколупывать из щелей деревянного сруба мох. Хорошо, что позавчера, проезжая мимо пилорамы, он смог одолжить у мужиков пачку махорки.

   Солдаты с упоением обсуждали проблемы, связанные с дембелем. Владимир скупо улыбнулся и про себя подумал: сейчас про дембель поговорят, потом – про баб начнут.

   И точно.

   – Да, – тоскливо вздохнул рыжеволосый солдат-первогодка по фамилии Колотов,– сидишь тут на краю земли родной: позабыт, позаброшен… ни кино тебе, ни телека, ни жрачки…

   – Хоть бы бабу какую-нибудь паршивенькую привезли, что-ли, – страдальчески сморщив лицо, тут же подхватил сидящий рядом с лейтенантом рядовой Меньшов. – Мне старший брат рассказывал – он тоже в Погранвойсках служил в Закавказье, что видел, как для иранских солдат на пост ежемесячно баб привозили, вроде бы как для того, чтобы с них стрессы снимать.

   – Вот бы нам…– мечтательно пророкотал басовитым голосом светловолосый солдат в сбитой набок потрепанной зеленной фуражке. – Смотришь, и дисциплинка была бы на уровне, и охрана границы… а, товарищ лейтенант?

   – Да уж…– усмехнулся Владимир. –  Представляю, какая была бы у вас дисциплинка… Женщина – это «помеха мировой революции», – тут же с веселостью добавил он,–  и если ее вам дать, то вы все на свете забудете.

   – Тут забудешь… уже скоро двадцать стукнет, а мне вместо баб по ночам пограничные столбы сниться стали… Так и атрофироваться можно, – чуть ли не простонал светловолосый солдат.

   – Да ты, Сеня, уже давно атрофировался, поэтому вместо баб тебе столбы и снятся, – хихикнул Меньшов.

   Все дружно захохотали, а Сеня как-то съежился весь, как будто он и впрямь атрофировался.

   На протяжении вот уже почти трех месяцев, ежедневно слушая подобные солдатские разговоры, Владимир чувствовал, что глупеет. Но вместе с этим он  уже давно притерпелся к этим разговорам и даже как офицер, ответственный за выполнение стоящих перед ним задач по охране Государственной границы, находил в этом положительный момент. Он считал, что это хорошо, когда его подчиненные, не стесняясь, говорят при нем на интересующие их темы. Значит,  доверяют,  считал он, а вместе с этой мыслью, ему почему-то все чаще навязчиво  вползала в голову  противная,  резонно произносимая многими офицерами поговорка: «Как надену портупею – все тупею и тупею!»

   Ни света, ни радио, ни телевизора, ни газет, ни хороших книг… Те, зачитанные до дыр произведения русских классиков и военные мемуары советских полководцев, что привозились на заставу с отряда с очевидной целью – воспитать у пограничников чувство Советского патриотизма, уже были давно прочитаны и читать их по сто раз было неинтересно, а другие, словно подаренные кем-то на заставу за ненадобностью, книги – были пустыми и неувлекательными. Недалеко уйдя по возрасту от своих подчиненных и живя  долгий период времени рядом с ними в одном покосившемся бараке, решая вместе сними одни и те же задачи и преодолевая вместе с ними одни и те же проблемы, Владимир чувствовал, что как офицер он деградирует.

    …Время от времени, сменяя друг друга, солдаты уходили на индивидуальную беседу с Губиным – кто-то из них наверняка был нештатным осведомителем, но знать: кто это, офицеру заставы не полагалось, и спрашивать у офицера контрразведки о результатах его работы на заставе, тоже было не принято.

   Спустя час, пообщавшись с последним солдатом, Губин вышел из помещения и направился к сидящим в курилке.

   Все притихли.

   – Ничего, мужики, – вставая, подытожил разговор о бабах лейтенант,– все, что не делается в нашей жизни, делается только к лучшему: за два года вы озвереете – сильнее девок любить будете, а они без ваших ласк помаются – дороже вас ценить станут.

   Солдаты уныло улыбнулись, а лейтенант, поправляя на себе портупею, скомандовал:

   – Строиться на боевой расчет!

   Губин подошел к Владимиру и, с напыщенной многозначительностью ухмыляясь, протянул руку для прощания.

   – Пока,– сказал он и, сев в «УАЗик», укатил в отряд.

   Интересно, что он там накопал?– продолжал думать Владимир, вспоминая вчерашний день.– Наверняка солдаты жаловались ему, что продукты закончились, что нет курева, что белье уже две недели не менялось… Конечно же, он доложит начальству, что офицеры заставы бездельники… Наверное, правильно доложит, но, что я могу сделать: позвонить начальнику политотдела и доложить ему, что начальник заставы нас тут решил голодом уморить? Нет, так не делается – я же не стукач, решивший через голову начальника заставы обращаться к вышестоящему начальнику, подставляя его под удар. Наверняка потом все офицеры отряда будут говорить, что я  подсиживаю своего начальника заставы.

   Погрузившись в свои грустные мысли, лейтенант ехал часа два. Потом он поговорил с Корневым о его  родных, о письмах, о доме, о его девушке. Потом они вновь надолго замолчали, каждый думая о своем. Время от времени лейтенант останавливался и осматривал в бинокль местность, и, не обнаружив ничего подозрительного,  вновь продолжал движение. Несколько раз он пытался связаться с постом, но ему это не удавалось: на сильно пересеченной горной местности радиостанция обеспечить связь с постом была не в силах.

   Наконец, поднявшись по крутому склону холма, они подъехали к дощатому бараку – это было жилое помещение для рабочих, работавших на пилораме.

   Спешившись, Владимир поприветствовал сидевшего на высоком пороге у входа в помещение штатного повара – дядю Васю, справился об обстановке и прошел в помещение. Там, на длинном тесаном столе среди кружек и тарелок стоял армейский телефон «ТА-57»  с прямой связью с постом.

   Крутанув ручку и приложив трубку к уху, Владимир услышал голос младшего сержанта Козлова.

   – Лейтенант Есипенко,– кратко представился Владимир.– Как дела на посту?

   – Товарищ лейтенант, хорошо, что вы позвонили,– голос сержанта от волнения дрожал.– Срочно приезжайте – пропал рядовой Асхаков!

   – Нервно сглотнув, лейтенант почувствовал, как у него лихорадочно, будто на крутом подъеме, застучало сердце, а тело под гимнастеркой покрылось липкой испариной.

   – Как, пропал?!..

   – Товарищ лейтенант,– захлебываясь словами, бубнил сержант,– Вы уехали, я обнаружил…

   – Во сколько он пропал?– Владимир машинально взглянул на часы – на них было шестнадцать часов двадцать три минуты.

   – Я обнаружил в двенадцать часов.

   – Ты доложил на заставу?

   – Никак нет, товарищ лейтенант, я вас ждал.

   – Что?! А поиск ты организовал?! – прокричал в трубку лейтенант, ошарашенный последними словами сержанта.

   – Никак нет,– после продолжительной паузы чуть слышно ответил сержант.

   – Идиот… – не выдержав, сквозь зубы процедил Владимир, бросая трубку на панель телефона.

   Выскочив из помещения, он ухватился за холку коня, стоящего рядом с крыльцом и, легко подпрыгнув, вскочил в седло.

   – На посту ЧП, за мной – не отставать! – бросил он Корневу.

   Прижавшись к шее и с силой сжав ногами мокрые бока коня, он, с места пустив коня в галоп, помчался по ущелью в сторону поста.

   Мысли в голове лейтенанта лихорадочно метались, он терялся в догадках...

   Что же с Асхаковым могло случиться? Может, зверь напал – мало ли, что в горах случиться может?.. Бывали же случаи, когда вышедших ночью в туалет солдат, находили помятыми от лап медведя. А может, его китайцы захватили?.. – Владимир знал, что такие случаи тоже имели место в округе – обстановка была сложной на границе. – Неужели, мы проморгали… неужели  китайцы похитили его?!

   Мозг лейтенанта работал на полных оборотах, перебирая варианты и версии и  ища пути выхода из создавшегося положения. Внезапно его обожгла пугающая мысль: «А, что если он сам сбежал?.. А, что если в Китай?!»

   До офицеров доводили некоторые сведения о состоянии дисциплины в Погранвойсках, и он знал, что случаи побегов за границу солдат и сержантов имели место, даже офицер разведотдела части вместе со своей семьей перебежал в Иран несколько лет назад.

   Неужели Асхаков тоже за границу сбежал? – секунду он старался об этом не думать, мелькнул совершенно шизофренический страх.– Нет, не может этого быть, только не это!!!

   Лихорадочно перебирая возможные причины исчезновения Асхакова, в памяти лейтенанта всплыл тот день, когда он впервые увидел его. Это произошло три с половиной месяца назад – он прибыл на заставу со сторожевой собакой на должность вожатого.

   Маленького роста, форма, туго обтянутая солдатским ремнем, на нем висела мешковато. На скуластом смуглом лице его зеленые, глубоко посаженные, с характерным для кавказца блеском глаза, смотрели смело и даже нагловато.

  В сопроводительных документах указывалось, что он по национальности татарин, что вырос он в порядочной семье в районном центре на Урале и что после учебного пункта окончил курсы собаководов. В целом Асхаков характеризовался положительно – ни в чем подозрительном он замечен не был.

  И все же, не смотря на положительную характеристику, в личных беседах с Асхаковым лейтенант отмечал некоторую его скрытность: говорил он о себе неохотно, скупо, при этом в его лице улавливалась некоторая настороженность и нежелание быть искренним. Говорил он медленно и невыразительно. У него было малоподвижное лицо и медленные движения.

   Тут же в памяти Владимира всплыл и другой эпизод трехмесячной давности. Тогда, через неделю после прибытия Асхакова на заставу, в два часа ночи выпустив очередной наряд на охрану границы, Владимир зашел в бытовую комнату, и там в темноте обнаружил солдата. Он включил свет и увидел растерянные глаза Асхакова, рядом с ним стояла металлическая кружка, наполненная густой белой жидкостью – это была разведенная в воде зубная паста.

   Владимир еще несколько лет назад, находясь на призывном пункте в Николаеве, в ожидании формирования команды, в которую он должен был попасть для отправки к месту срочной службы, всякого наслушался от будущих защитников Родины и знал, что солдатская фантазия, для того, чтобы словить кайф, не знает пределов. А уже служа срочную службу на заставе, ему доводилось слышать о том, как на соседней заставе солдаты заквасили брагу в огнетушителе, а еще где-то, для быстроты сквашивания браги, солдаты дрожжи в стиральной машине прокручивали. Доводилось ему слышать и о том, что в некоторых подразделениях, типа: хозвзвод или строительный батальон, некоторые не лучшие представители пограничной солдатской братии, озабоченные желанием напустить в голову дурман, употребляли намазанный обувным кремом хлеб, а некоторые и клей «БФ» перегоняли. Бывали случаи, когда солдаты тормозной жидкости, с риском для своей жизни, напивались, а бывало, что и зубной пасты.  Словом, Владимир знал, что фантазии солдат бывают самыми что ни на есть вывихнутыми, и ожидать от них можно чего угодно, но чтобы вот так, в одиночку, через неделю после прибытия на пограничную заставу пил зубную пасту молодой солдат – это уж чересчур нагло!