Текст книги "Офицерские звезды"

Автор книги: Вячеслав Марченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

   Ехали они тогда долго – целую неделю.

   Всю дорогу будущие пограничники учили наизусть военную присягу и воинские уставы, а по вечерам, разместившись в купе, молодые ребята, с восторгом глядя  на ладных рослых сержантов, сопровождавших вместе с офицерами призывников к месту службы, взахлеб слушали их рассказы о жизни на границе. Говорили о нарушителях границы, о собаках, о быте, о змеях и скорпионах, о дедовщине… А однажды, когда после одной из остановок на станции, призывники, отпросившись в буфет за продуктами, притащили в вагон несколько литровых банок с содержимым и этикетками похожими на компот, а на самом деле это были сливы в вине и употребили их, один из сержантов, расслабившись, поведал им то, отчего на душе Владимира стало тоскливо и он почувствовал досаду.

   – А что граница?.. – говорил подвыпивший сержант.– Если сильно захотеть то можно и на границе гульнуть, то есть: и выпить и бабу найти. Понятно, что на учебке и в отряде это вряд ли получится, а на заставе это вполне возможно. Бывало, идешь нарядом: к одной юрте подошел – документы проверил, к другой… нашего брата местное население боится, а значит, уважает. Мне раз сто выпить предлагали…

   – И вы, товарищ сержант,  пили? – не в силах сдержать в своем голосе разочарованное  удивление, спросил сидящий рядом с ним симпатичный светловолосый  парень.

   – Нет.  Я  же говорю о том, что при желании солдат, несущий службу на заставе, может и выпить и бабу найти… Я с заставы – она рядом с населенным пунктом стоит – сколько раз захаживал к одной подруге. Хорошая деваха – зверь! Задница у нее даже на табуретке не умещалась, – сержант самодовольно растянул рот до ушей, и окружившие его призывники тоже восторженно хихикнули.

   – А что, с заставы можно уйти в самоволку? – вновь спросил сержанта все тот же парень, слушавший его с  расширенными глазами.

   – Зачем в самоволку? – хмыкнул сержант, – в самоволку это вряд ли… Просто тебе приказали выступить на охрану Государственной границы СССР, ты ответил: «Есть!» и пошел… к бабе.

   – А я где-то читал, что за такие дела можно и под суд загреметь,– почти шепотом вмешался тогда в разговор Владимир, при этом подумав: «Ерунда это все – не может такого быть на границе!»

   – Да, загреметь под суд можно,– сержант в упор посмотрел на Владимира веселым взглядом, – но только в том случае, если у тебя будет начальник заставы дурак. А у меня начальник заставы был толковый мужик, его все уважали и любили. Так вот, он раз как-то поймал меня, когда я из дома этой девахи выходил, завел меня к себе в канцелярию и, несколько раз дав мне по роже, спросил:

   – «Кирюхин, я тебя бил?»

   – «Никак нет, товарищ капитан»,– ответил я.

   – «Так ты все понял?»– вновь спросил он.

   – «Так точно!» – ответил я.

   – «Ну, иди и служи»… – сказал он. Вот так-то!.. На границе ведь как?– сержант обвел взглядом опытного пограничника лица будущих солдат славных Пограничных войск. – Если офицер тебя накажет, ну там выговор объявит или на гауптвахту отправит, то этим он вынужден будет признать, что на заставе, которой он руководит, – плохая воинская дисциплина, за состояние которой он же сам и несет ответственность, и за что он же сам, в конечном итоге и будет наказан командованием части. Понятно?

   Все слушавшие сержанта молчали и он пояснил:

   Ну, за то, что он, к примеру, накажет солдата, за это и его самого накажут… Система у нас такая, понимаете?.. Вообще, все странно как-то устроено, – вдруг задумчиво заговорил он,–  чем больше офицер вскроет нарушений воинской дисциплины среди личного состава и примет по ним официальные меры воздействия для наведения порядка на заставе, тем строже будет с него спрос. Его же самого за эти меры воздействия и накажут. Вот такой парадокс получается.

   Сержант вновь обвел взглядом  призывников и, едко усмехнувшись, добавил:

   – Офицеры не очень-то стремятся наказывать своих подчиненных солдат и сержантов, потому что им нужно по службе продвигаться, звания очередные получать, семьи свои кормить, медали получать…Это понимать нужно!..

   После сержантской разъяснительной работы, все надолго замолчали. Не пили, не ели, а лишь тупо глядели перед собой.

   – Ладно, юноши,– после продолжительной напряженной паузы вновь заговорил сержант,– учите дисциплинарный устав, а я через час проснусь и проверю каждого: на чем основывается Советская воинская дисциплина.

   Сержант поднялся, снял свои юфтевые сапоги, аккуратно обмотал вокруг голенищ портянки и полез на верхнюю полку. Там он улегся и, расслабившись,  пробурчал:

   – «Служи по Уставу – завоюешь честь и славу!»

   …Да, глубоко копнул тогда сержант,– со злостью подумал Владимир, удивляясь, как тот смог точно подметить болевые точки офицера, и действия своего начальника заставы по сокрытию грубого нарушения воинской дисциплины обрисовал он почти точь в точь, как и действия Минаева в отношении Асхакова. И зачем  Минаеву это нужно было?! Ладно – я, замполиту «лезть поперек батьки в пекло» вроде бы как не принято: сказал начальник «люминий» – значит: «люминий». Да и мое время исканий, проб и ошибок уже подходит к концу – уже почти год как на заставе. Но он-то, молодой начальник, только что принявший под командование чужую заставу, он-то ведь мог воспользоваться для наведения порядка на заставе своим «первым конвертом».

   …Вдруг Владимир почувствовал, как стало невыносимо холодно – дрожь буквально пробила его.

Вскочив на ноги, он сделал несколько энергичных движений, чтобы согреться и, взглянув на неподвижно лежащего рядом Корнева, сказал:

   – Вставай, а то окочуришься.

   Корнев даже не пошевелился.

   – Ты живой?– вновь обращаясь к солдату, спросил лейтенант.

   – Ноги болят,– тусклым голосом после длинной паузы отозвался Корнев.

   – Чтобы ноги не болели, нужно больше спортом заниматься…

   – Спортом…– недовольно шмыгнул носом Корнев,– бегаем, высунувши языки, по горам как пришибленные,… если загнусь, – через мгновенье бесцеремонно  добавил он,– вам отвечать придется!

    Кровь бросилась в лицо лейтенанту. Посмотрев на Корнева изучающим взглядом, он сквозь зубы, нервно процедил:

   – Да, то, что есть, кому за вас отвечать, это вы хорошо усвоили. Только вы, товарищ солдат, не учли главного:  именно потому, что я отвечаю за вас да за таких ублюдков как  Асхаков, я и бегаю тут по горам как «пришибленный». Я прекрасно знаю, что мне придется нести ответственность за случившееся на посту, и не советую вам, товарищ солдат, напоминать мне об этом.

   Владимир на минуту замкнулся, остро ощутив, как к его сердцу вновь подкатила волна злости и жгучей ненависти к Асхакову. Тут же в его воспаленном мозгу эта волна сменилась чувством своей вины за все случившееся на посту.

   «Проморгал гада! Совсем утратил бдительность: все казалось, что солдаты с уважением ко мне относятся, а что оказалось?.. «Комиссар» хренов! А теперь что?! Кашу заварил я такую, что на все Пограничные войска прогремлю! Скорее всего, уже весь резерв части тут – ищут, ловят ублюдка, а он, ужравшись, наверное, где-то посапывает под кустиком и плевать хотел на всех».

   Словно в подтверждение своих мыслей далеко справа вспыхнул мощный прожектор, шаря голубым лучом по широкой долине. Тут же в темноту врезались вспышки осветительных ракет.

   Владимир с беспокойством взглянул на часы, стрелки на светящемся циферблате  показывали почти двадцать два часа.

   Он огляделся и внимательно прислушался: вокруг стояла мертвая тишина, а вдали, мрачно вгрызаясь в темное звездное небо, виднелись лишь черные силуэты высокие гор.

   «Что же делать? На что мне надеяться теперь? – раздумывая над сложившейся ситуацией, вновь стал задавать себе вопросы лейтенант.

   После того, как он узнал об исчезновении с поста Асхакова, уже была бездна пережитого и передуманного. Что бы его найти, лейтенант сделал все, что было в его силах и даже сверх возможного. Кажется, уже потрачены все силы, и в груди ломит от ощущения безысходности, но надо ему еще что-то предпринять. Но что?!

   Чутье ему подсказывало, что Асхаков где-то рядом: выжрав две бутылки водки он вряд ли далеко смог бы уйти.

    «А раз так, – думал Владимир,– то, дождавшись рассвета,  следует еще раз прошарить это место. А чтобы не терять времени зря, – нужно выйти к ближнему перевалу, протянувшемуся вдоль долины ближе к границе, и, поднявшись на нее, попытаться связаться с постом. Это же не дело,– зло  думал он,– когда на участке моей  заставы ведется поиск моего сбежавшего солдата, а я нахожусь в полном неведении, что вокруг происходит».

   Не давая более себе времени на раздумья, Владимир в очередной раз посмотрел на часы, потом  на Корнева и, протянув ему его автомат, безжалостно скомандовал:

   – За мной, вперед!

   Корнев что-то недовольно пробурчал себе под нос, нехотя поднялся и, закинув автомат себе за спину, шатаясь, как пьяный, из стороны в сторону, медленно поплелся за лейтенантом.

   К перевалу они шли около часа. По дороге Владимир долго думал о том, как дальше сложится его офицерская судьба. Он понимал, что жизнь человека редко складывается так, как он об этом мечтает, что чаще все бывает наоборот. Вот и у него судьба складывается не так, как хотелось бы: мечтал стать моряком дальнего плавания, а стал офицером-пограничником. Мечтал о большой искренней любви, а женился экспромтом.

    Во время учебы в пограничном училище курсанты представления не имели: где и как искать свое счастье. Увольнения  были слишком скоротечны для того, что бы наладить с девушкой глубокие отношения, а те девушки, что приходили на  организованные в училище вечера отдыха  –  буквально терроризировали курсантов своей навязчивостью и беззастенчивостью, стремясь завязать с ними близкие отношения. Не трогали они душу Владимира. А после окончания училища, молодые офицеры уже не задумывались над тем, что свою семью нужно строить неторопливо и взвешенно, они без разбору женились, при этом главным критерием женитьбы на девушке часто становилось  ее желание ехать вместе с ним на границу.  Владимир тоже подхватил эту «свадебную инфекцию».  Женился он быстро, словно невзначай, на своей бывшей однокласснице и уже вроде бы как стал привыкать к ней.

    Он мечтал попасть на хорошую заставу и к опытному начальнику, а попал на беспризорную заставу, да еще и начальника «зеленного», как и он сам, ему подбросили: дерзайте, мол, молодеешь! Вот и дерзнули!..  Дерзнули так, что шум на все Пограничные войска Союза подняли.

   «Хоть бы еще Асхакова поймать, чтобы ни так стыдно было на «дно ямы» падать. Хотя,– продолжал размышлять по дороге Владимир, – что бы упасть, нужно хотя бы немного подняться, а мне пока падать неоткуда.  Вот Минаеву – да, и четырех месяцев он каблуками не пощелкал в должности начальника заставы, бедолага! Больно ему будет падать, да и перспектив в продвижении по службе у него уже нет никаких: быстрый взлет и такое же быстрое падение – такова его офицерская судьба! Жалко Минаева, все же хороший он офицер и человек неплохой… Да и себя жалко – долго теперь придется в дерьме барахтаться – свалился туда прямо как пацан какой-то. Хоть бы еще в хозвзвод не бросили,  как это случилось с Саней Новославским.

    Владимир по мере возможности интересовался службой своих близких друзей и знал, что один из них – Виктор Сомов, удачно устроился: женившись на четвертом курсе на племяннице преподавателя училища – подполковника, он при распределении попал служить на  уважаемую заставу – на ней  когда-то служил первый, а в будущем –  Генеральный секретарь ЦК КПСС Константин Черненко. Владимир знал, что Витька  не обделен вниманием ни командованием части, ни командованием Погранвойск Союза.  А вот Сашке Новославскому, как видно не повезло…

    «Может, я не за свое дело взялся?» – вдруг впервые для себя задался вопросом Владимир, остро ощутив навалившееся на него сомнение в правильности выбранного жизненного пути. Работал бы сейчас в совхозе «Красная Баштанка» механизатором и горя бы не знал, а так офицером стать захотел – такой груз ответственности  взвалил на свои плечи, что, не справившись с этим, возникает желание себе пулю в лоб пустить.

   Размышления  лейтенанта вдруг прервал грохот сзади.

  «А, черт!..» – громко прошипел Корнев.

   Владимир обернулся и увидел метрах в пяти от себя лежащего на земле Корнева.

   – Ты чего?!– подходя к солдату и ощупывая его напряженным взглядом, спросил Владимир.

   – Кажется, я ногу подвернул,– выдохнул Корнев с истерическим надрывом.

   – Ну, только этого мне не хватало! – Процедил сквозь зубы Владимир, злясь на себя за то, что не отправил  этого горе-солдата  на пост еще тогда, когда тот на перевале пускал слезы и сопли. Присев на колено, он вгляделся в освещенного лунным светом скривившегося  Корнева. – Идти-то ты сможешь?– озабоченно спросил его Владимир.

   – Не знаю,– простонал солдат слабым голосом.

   – Что, сильно болит?

   – Ага.

   – Ну-ка вставай, попробуем…

   Владимир помог Корневу подняться на ноги и, проследив, как тот пытается ступать на вывихнутую ногу, спросил:

   – Ну как?

   – Вроде бы смогу идти,… больновато, но смогу идти,– сказал Корнев, делая несколько пробных шагов, при этом прихрамывая на левую ногу.

   – До свадьбы заживет,– подбодрил Корнева лейтенант и тут же добавил: – Значит, так, Корнев, мне с тобой сейчас возиться некогда, сам знаешь почему,… кроме того, мне кровь из носа, но нужно выйти на связь с постом, а для этого мне нужно взобраться повыше в гору. Для  тебя есть два выхода из создавшейся ситуации: первый – ты сидишь здесь и ждешь, пока за тобой  придет машина или пригонят за тобой лошадь, и второй – ты потихоньку двигаешься вдоль цепи этих гор до встречи с нашим заслоном. Потом мы тебя заберем. Ну, так как?

   – Я лучше потихоньку пойду, товарищ лейтенант.

   – Дорогу, я надеюсь, ты найдешь и не убежишь, как Асхаков  водку жрать – а?

   – Ну, что я, совсем уже, что ли?..– обиженно отозвался Корнев.

   – Тогда – вперед!

   Корнев, прихрамывая, пошел.

   – Все же, ты, Корнев, постарайся, что бы мне еще и тебя искать не пришлось, хорошо?! – провожая  взглядом, вдогонку, строго попросил солдата лейтенант.

   – Хорошо, постараюсь,– послышался в ответ голос из темноты.

    «Понабирали детей – не Погранвойска, а сплошной детсад…» – со злостью подумал Владимир и, как только Корнев полностью скрылся в темноте, подошел к горе и начал подъем.

   Через двадцать минут он, тяжело дыша, упал возле огромного валуна и посмотрел вверх: гора, черным силуэтом вгрызаясь в звездное небо, совершенно не увеличилась в размерах.

   Владимир поправил на себе радиостанцию и несколько раз повторил позывной поста, но ответа не последовало.

   Черт бы побрал эту связь!– со злостью пробурчал он, подумав при этом о том, что ему придется еще долго карабкаться в гору, что бы, наконец-то, услышать с поста ответ на свой вызов.

   Вдруг где-то далеко, чуть ли не на пределе слышимости, появился звук автомобильного мотора. Вскоре показались желтые огни. Лучи фар скользнули по склону горы, затем нервно забегали по широкой долине.

   Быстро вскочив на ноги, лейтенант приник к биноклю, стараясь разглядеть, что это за машина.

   «УАЗик»…– различив контуры, прошептал он, с сожалением подумав тут же о том, что не сможет воспользоваться машиной – слишком далеко.

   Выехав из-за горы со стороны поста на равнину, она направилась туда, где были разбросаны многочисленные юрты. Было ясно, что это машина с пограничного отряда и, скорее всего – машина разведотдела.

   «Сейчас подключат агентуру», – радостно подумал Владимир и после короткого раздумья, решительно двинулся дальше вверх.

   Р-р-р!

   Не успев сделать и пяти шагов, как лейтенант испуганно остановился. Из-за валуна, метрах в десяти от него, светились два зеленных глаза.

   Застыв на месте, Владимир медленно потянулся рукой к пистолету. Вдруг в  какое-то мгновенье что-то большое и черное сделало резкое движение ему на встречу,  грозно рыкнув, затем оно опрометью шарахнулось в сторону, продолжая светить своими зеленными глазами и рыча.

   «Вот, черт!– торопливо снимая пистолет с предохранителя, тихо прошептал лейтенант. – Так и заикой стать можно. Откуда же ты взялся на мою голову?»

   Вытянув руку с пистолетом в сторону светящихся глаз, Владимир стоял в тревожном ожидании и готов был, в случае  еще одного резкого движения зверя в его сторону открыть огонь. Но спустя минуту светящиеся глаза исчезли.

   Владимир старательно прислушался: было тихо, но тревога не проходила, он понимал, что зверь где-то рядом. В целях нервной разрядки, Владимир сделал несколько резких движений в ту сторону, где минуту назад стоял зверь, но  ответа не последовало.

   Что это был за зверь, Владимир не разглядел, но опасность от него исходила реальная, и он, не убирая в кобуру пистолет, вновь продолжил подъем.

   Через полчаса скала у самой вершины горы, которую он заприметил вовремя своей последней передышки, заметно выросла и стала громаднее.

   Владимир остановился и, опустив голову на руки, долго сидел тяжело дыша. Затем он стал смотреть вдаль. Желтое пятно посреди равнины все еще двигалось. Владимир поднес к глазам бинокль, продолжая наблюдать за  машиной: она какое-то время продолжала двигаться по высокой траве, высоко подпрыгивая на ухабах, затем светом своих фар она осветила юрту, у которой он был днем, и, подъехав к ней вплотную, остановилась.

   Владимир видел, как из машины вышли два офицера, а из юрты – уже знакомый ему мужчина в новом национальном халате. Они о чем-то говорили. Чабан, жестикулируя руками, указывал офицерам куда-то в сторону, затем, пожав  друг другу руки, они расстались. Машина вновь начала движение и Владимир отметил, что машина двигается по тому же маршруту, что и он двигался днем.

   Он опустил бинокль и, откинувшись навзничь,  долго смотрел на яркие звезды, рассыпавшиеся прямо над его головой. Вокруг стояла спокойная тишина, и от этого неудержимо хотелось забыться, уйти от проблем, навалившихся на него непосильным  грузом. Он закрыл глаза.

   Тут же перед его мысленным взором всплыло лицо жены, потом – лица матери и отца… Он вспомнил о сыне, и тревога, ставшая уже его неотъемлемой принадлежностью, как-то притупившись, стала терять свою остроту. На него наваливалось безразличие ко всему происходящему. Ему больше не хотелось ни искать Асхакова, ни ощущать эту тихую ночь, ни переживать о тяжких последствиях, непременно ожидавших его… Он лежал на спине под нависшими над ним яркими звездами, холод зябко подбирался под его форму, а у него не было ни сил, ни желания шевелиться. Тупое оцепенение и апатия охватывали все его тело.

   «Все, пора!»– не давая себе расслабляться, сквозь зубы процедил Владимир, открывая глаза. Он заставил себя встать на ноги и посмотрел на часы. Стрелки показывали два часа и тридцать пять минут.

   Взглянув вверх, он тяжело вздохнул и, нагнетая в себе необходимую ему сейчас бодрость и боевую злость, начав движение, зло процедил: «Лучше гор могут быть только горы»…

   Через десять минут каждый метр ему давался уже так тяжело, словно к его ногам привязали пудовые гири, а под лопаткой кололо так, словно ему в сердце воткнули острые длинные спицы.

   Затаив от боли дыхание, Владимир вновь повалился на землю. Отдышавшись и немного придя в себя, он бросил взгляд на долину и первое, что ему бросилось в глаза, это то, что свет фар удалялся в ту сторону, откуда он появился час назад –  машина ехала в сторону поста.

   «Как это понимать?– глядя на далекий, прыгающий в темноте свет автомобильных фар, пронеслась в голове лейтенанта  тревожная и одновременно обнадеживающая мысль. – Неужели нашли Асхакова?!»

   Владимир посмотрел на часы, они показывали – три часа.

   Что же мне делать?!– Владимир от злости готов был треснуть об землю болтавшуюся на нем радиостанцию, постоянно работавшую на приеме и не издававшую ни каких признаков связи с постом. Выругавшись от злости, он после некоторого колебания продолжил подъем в гору.

   Метров через сто в наушнике послышалось прерывистое шипение – явно кто-то нажимал на тангенту. Владимир прижал наушник к уху, вслушиваясь в возникающую в нем время от времени тишину.

   Поднявшись еще метров на тридцать, он наконец-то услышал едва пробиваемые в эфир чьи-то слова. Уловив момент, Владимир нажал на тангенту и несколько раз повторил позывной поста, вызывая его на связь. Через секунду, с трудом разбирая слова, он услышал:

   – «Шарканд-1», «Шарканд-1», я «Шарканд-2» – я вас слышу. Как вы слышите меня? Прием!

   «Ну, наконец-то!» – Владимир облегченно вздохнул.

   – «Шарканд-2», я «Шарканд-1» – я тебя слышу. Объект мной не обнаружен. Я намерен продолжить его поиск в долине с наступлением рассвета. Одиннадцатый вывихнул ногу и двигается вдоль горной цепи в направлении заслона, по возможности организуй за ним машину или лошадь. Что ты имеешь для меня? Как понял? Прием!

   – «Шарканд-1», я «Шарканд-2» – я вас понял. Поиск объекта прекратить. Всем отбой! Всем отбой! Как вы меня поняли? Прием!

   «Отбой?» – Владимир бессмысленно уставился в микротелефонную гарнитуру. От услышанного он не почувствовал ни радости, ни облегчения. Сознание словно отключилось, а обрывки мыслей блуждали где-то далеко, за перевалом, там,  где сейчас сидел сержант Козлов и передавал ему эту, с таким трудом добытую им,  информацию.

   Владимир вновь нажал на тангенту.

   – «Шарканд-2», я «Шарканд-1» – объект обнаружен? Спрашиваю: объект обнаружен? Прием!

   – «Шарканд-1», я «Шарканд-2» – объект обнаружен и доставлен на пост. Всем отбой! Как поняли? Прием!

   – «Шарканд-2», я «Шарканд-1» – я тебя понял.

   Закрыв глаза, лейтенант шумно выдохнул сквозь зубы и, едва сдерживая желание заорать от злости за то, что он, измученный интенсивными, но безуспешными поисками, вынужден довольствоваться лишь положительным результатом, стал шарить бессмысленным взглядом по небу. И только сейчас он вдруг обнаружил, что разбросанные над ним звезды уже стали таять, растворяться, а вдали, где-то за вершинами гор, загорелось ярко-красное зарево. Ночь отступала, зарождалось утро, близилось время драматической развязки.

   Откуда-то издалека явственно раздалось жужжание вертолета. Потом шум мотора смолк. Вновь образовалась звенящая тишина.

   Лейтенант отрешенно сел на камень, достал табак и, свернув самокрутку,  закурил, но сделав затяжку – ему стало противно. Он притоптал окурок подошвой, поеживаясь, встал, постоял так с минуту, затем привычным движением он передвинул на ремне кобуру с пистолетом, поправил на плече радиостанцию и, в последний раз вглядевшись вдаль, прикидывая не близкий обратный путь к посту, начал спуск.

   Он вновь бежал по гигантской  равнине, огибая подножия высоких холмов и преодолевая овраги и ручьи. Он вновь перебирался через бурлящую реку и вновь карабкался по крутому склону к вершине горы.

   Многокилометровый марш-бросок, выматывающий его тело и душу, продолжался еще четыре часа, наконец, к девяти утра он взобрался на вершину хребта, отделявшего широкую долину от поста, и взглянул вниз. Там он увил домики, словно два спичечных коробка, рядом с ними стояли два «УАЗика». На территории поста, словно маленькие букашки, шевелились люди, а метрах в ста от него, на вертолетной площадке с обвислыми лопастями стоял вертолет.

   Владимир сразу понял, что на пост пожаловало большое начальство.

   «По мою душу»,…– промелькнуло у него в голове, ему стало муторно.

   Жмурясь от затекавших в глаза соленых струек пота, он прильнул к окулярам бинокля.

   По номеру на машине, Владимир узнал «УАЗик» начальника особого отдела майора Багрова, рядом с ним стоял покрывшийся пылью «УАЗик» разведотдела. Метрах в двадцати от барака кучковались с десяток офицеров, а чуть дальше, в сторонке, на громадном булыжнике, опустив голову, сидел солдат.

   «Асхаков!»– царапнула сердце догадка, но сил радоваться этому у него уже не было: «Дать бы ему сейчас в рыло!» – со злостью лишь подумал он, опуская бинокль.

   Вытерев с лица капли пота, он поправил на себе гимнастерку и начал спускаться по крутому склону вниз. Спуск занял сорок минут.

   Грязный, усталый до дрожжи в коленях и щемящей болью в груди лейтенант подошел к посту.

   Поприветствовав, проходя мимо, с любопытством уставившихся  на него старших офицеров, среди которых он узнал нескольких офицеров штаба части и особого отдела, лейтенант, сжав кулаки, направился к Асхакову.

   Тот по-прежнему, безучастно сгорбившись, сидел на булыжнике, украдкой зыркая на стоящих в сторонке офицеров. Увидев приближающегося к нему лейтенанта Есипенко, Асхаков еще сильнее втянул голову в плечи и тупым  взглядом  уставился в землю. Какой-то пожеванный, с потухшими мутными глазами на посиневшей от обильного употребления алкоголя физиономии, он часто вздрагивал и постоянно икал.

    Как Владимир смог сдержать себя, что бы ни влепить по его мышиной роже – одному только богу известно.

   – Что же ты, ублюдок, так хреново Родину охраняешь, а? – лишь осипшим голосом спросил он, и эти слова откликнулись в его душе еще большим отвращением к Асхакову. Ему хотелось сказать все, что он о нем думает, но не смог – горло перехватило. Стиснув зубы, он лишь смотрел горевшим ненавистью взглядом на Асхакова – человека, сломавшего ему офицерскую судьбу, и не мог найти должных слов, как он ни пытался. То ли их не было вообще, то ли у него от потрясения отшибло соображение.

   Асхаков тоже сидел молча. Жалобно сморщившись и опустив глаза, он время от времени лишь втягивал в себя сопли и продолжал громко икать.

   Молчание длилось около минуты, до тех пор, пока лейтенант не услышал скрип открываемой двери. Он взглянул в сторону барака и увидел в проеме двери начальника политотдела части майора Сазонова, он пальцем поманил: зайди, мол.

   «Ну, вот и начинается второй этап – этап моральной экзекуции»,– мысленно взвыл Владимир, ощутив, как к горлу подступил какой-то комок, вызывающий мгновенное удушье. Судорожно сглотнув сухость, мешавшую в горле, он обреченно поплелся к двери – там, в почерневшем и покосившемся от времени бараке, сейчас будет решаться его офицерская судьба.

   Подойдя к двери, он одернул гимнастерку, поправил портупею, кобуру с пистолетом на ремне и, открыв дверь, непослушными ногами переступил порог.

   В плохо проветриваемом помещении дым лежал густыми пластами. Вдали, между кроватями, за длинным почерневшим столом из тесаных досок сидел  генерал-майор, его  должности и фамилии Владимир не знал, но понял, что это один из заместителей начальника Пограничного округа.  Рядом с ним и напротив него сидели офицеры: командир части  подполковник Егоров, начальник разведотдела части  майор Рязанцев, начальник особого отдела части  майор Багров, начальник политотдела части  майор Сазонов и еще два неизвестных ему полковника с округа и майор.

   На столе, поверх расстеленной карты, лежала генеральская фуражка, а чуть дальше, в сторонке, – до краев набитая окурками металлическая консервная банка.

   – Разрешите, товарищ генерал?

   Генерал поднял на лейтенанта хмурый изучающий взгляд и, кивнув головой, лаконично бросил:

   – Да.

   Владимир  приложил руку к головному убору.

   – Товарищ генерал-майор, заместитель начальника пограничной заставы по политчасти лейтенант Есипенко,– представился он и тут же уныло добавил: На посту произошло происшествие – самовольное оставление поста рядовым Асхаковым, а так же хищение им военного имущества с целью его обмена на спиртные напитки и их употребление.

   Генерал нервно бросил на стол шариковую ручку, которую вертел в руках,  и из-за густой завесы дыма с головы до ног и обратно оглядел тяжелым угрюмым взглядом стоящего по стойке «смирно» офицера.

   В помещении воцарилась грозная тишина.

   – Какое ты оканчивал училище, лейтенант?– наконец спросил генерал, строгим  властным голосом.

   – Голицынское, товарищ генерал-майор,– потупив взгляд, ответил лейтенант, почувствовав при этом, как у него еще сильнее защемило сердце, а по спине заструился холодный пот. Он знал, что через год после окончания училища на каждого офицера пишется аттестация, своеобразная характеристика, которую отправляют  в училище с целью информировать командный  и преподавательский состав о степени их работы по подготовке этого офицера к  службе на границе.

   «Представляю, что теперь обо мне напишут,…– с горечью подумал Владимир.– Всего лишь год как на заставе, и уже такой ляпсус! Вот невезуха! Вот позорище!!!»– мысленно простонал он при этом ощутив тяжесть в желудке.

   – Так тебя там, что, не учили, как нужно работать с личным составом, а? – все так же строго спросил генерал, не отводя от лейтенанта своего тяжелого взгляда.

   – Учили, товарищ генерал-майор.

   – Учили?.. Тогда в чем дело, лейтенант?!– генерал повысил голос.– Почему твои  пьяные солдаты по границе бегают? Почему они военное имущество на водку меняют? Ты, что здесь, для того чтобы Государственную границу охранять, или для того, что бы в бирюльки играть?!

   Генерал встал, вышел из-за стола и, остановившись шагах в двух от лейтенанта, посмотрел на него в упор своим жестким, пронизывающим взглядом.

   Не выдержав тяжелого генеральского взгляда, Владимир опустил свои нервно-воспаленные глаза. Он стоял, не шевелясь, молча, время от времени облизывая свои пересохшие губы.

   – Ну, что молчишь?– обрывая молчание, жестко спросил генерал.– Отвечай, когда тебя старшие по званию спрашивают!

   Мысли в голове лейтенанта метались, в душе кипело. Он знал, что виноват в том, что произошло на посту, и понимал, что побег Асхакова можно было бы ему предотвратить, если бы он своевременно, не послушав своего начальника заставы,  настоял бы на необходимости принять по Асхакову меры дисциплинарного воздействия и попытался бы убрать его с заставы. Получалось так, что его недостаток опыта в работе с личным составом – сыграл свою негативную роль, и теперь он, получив свой первый жестокий урок, будет еще долго пожинать плоды своей допущенной ошибки. Но  вместе с острым ощущением  своей вины за произошедшее на посту, Владимир также понимал и то, что к происшествию привели и некоторые другие причины, независящие от его работы.  Его распирало желание сказать генералу о том, что уже давно наболело: что помимо порядочных, добросовестно относящихся к службе молодых людей, на заставу присылаются люди с низкими моральным и психологическим качествами, и, как не копайся в их душевном хламе, все равно не узнаешь, что у них на уме и кто из них «почетную обязанность» выполнять, как полагается, не желает.