Текст книги "Большая Земля (Фантастический роман)"

Автор книги: Всеволод Валюсинский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц)

На матроса эти слова произвели мало впечатления. Он продолжал сидеть в прежней позе, не спуская зачарованного взора с маленького животного. Потом выпрямился и протянул Дэзи Эллен.

– Я еще зайду вечером, – пробормотал он, бессознательно насасывая давно погасшую трубку. – Да, да – я зайду вечером…

Он, казалось, совсем был сбит с толку и довольно бессмысленно повторял: «Зайду, зайду вечером». Но за этими словами скрывался легко читаемый смысл: «Черт возьми! Что же это такое… Это же сверхъестественно…»

Дэвис дотронулся до плеча матроса.

– Слушайте, Янсен, вы пока… воздержитесь, не говорите лишнего своим товарищам. Такое любопытство, вы сами понимаете…

– Хорошо. Я зайду вечером…

Когда шаги норвежца стихли за дверью, Дэвис тяжело опустился у изголовья жесткого ложа Эллен. Шторм все усиливался.

Размахи судна становились шире, и тяжкие удары волн о борт сотрясали пустой трюм.

Дэвис с тревогой всматривался в бледное лицо Эллен и, как спасения, ждал желанного Белого моря. Там качка не так сильна.

Скоро уже…

Он лег на связки каната и, заложив руки за голову, устремил взор в темный потолок своей тюрьмы. Так он часами лежал и думал.

Под шум моря и рокот волн ему в мозг снова, как бывало раньше, вползли сумасшедшие мысли. Он заглядывал в будущее…

Эллен видела в его расширенных глазах зеленые огоньки.

Почти такие же, как у маленькой кошечки Дэзи. Она понимала его и ни о чем не расспрашивала своего странного друга.

13
Кий-остров

В 1638 году беглый монах Анзерского скита Никон, путешествуя по Белому морю в рыбацкой «шняке», попал в сильный шторм. Ветром и волнами суденышко прибило к маленькому гранитному острову. Островок был необитаем, на нем рос сосновый лес, водились гаги, да забежавшие зимой с берега по льду зайцы.

Ступив на гранитную скалу и помолившись, монах обратился к спутникам с вопросом:

– Кий (чей) остров?

Так как остров до того никак не назывался, то и решено было дать ему название Кий-остров.

Беглый монах уехал в Кожеозерскую обитель, сделался там игуменом, потом попал в Москву. Дальше монах быстро пошел в гору. Полюбился он царю Алексею Михайловичу, прибрал его к рукам и сам вскоре сделался патриархом. Но не позабыл он далекого островка.

Да и опору лишнюю не мешало иметь на крайнем севере, особенно поблизости от сильного Соловецкого монастыря, враждебно настроенного против нововведений энергичного патриарха-администратора.

Закопошились на Кий-острове согнанные с окрестных редких деревень мужики-рабочие. Мяли синеватую морскую глину, рубили сосны, тесали дикий гранит… Вскоре на восточном берегу островка вырос маленький монастырь. Издалека белели наклонные, невероятной толщины стены храма, выложенные из крупного кирпича вперемешку с глыбами гранита. Потом специальный отряд стрельцов с несколькими чугунными пушками, тоже посланными в дар монастырю, привез нарочно заказанный в Иерусалиме громадный крест палисандрового дерева. Крест был богато разукрашен и осыпан камнями. Его поставили в стеклянном футляре недалеко от алтаря.

В Крестном монастыре поселились монахи, получили в пользование на материке покосы и землицу и, пользуясь даровой работой послушников-мирян, зажили припеваючи. Постоянные щедрые приношения скоро сделали монастырь богатым. Тихая, заплесневелая жизнь редко чем нарушалась. Только во время Крымской войны подходили два английских корабля, но, не причинив вреда, удалились громить Соловки.

Шли года. Частенько в монастыре сиживали в ссылке разные опальные лица, среди них даже князья церкви, которыми недовольна была власть. Впоследствии на острове начала появляться публика совсем иного сорта. На гранитных скалах и в монастырской стене-ограде раздались новые голоса и речи, появились невиданные люди. Кий-остров сделался излюбленным местом морских прогулок и экскурсий политических ссыльных, живших по прибрежным деревням и в уездном городишке.

Звонким смехом, спорами и шумом наполняла неунывающая молодежь тихие покои монастырской гостиницы. По ночам далеко с моря суровые поморы видывали красное пламя громадных костров, разведенных в расселинах прибрежных скал.

Монахи не очень смущались таким соседством. За бутылку водки они были готовы на всякие услуги. Вообще, вся братия представляла собой отчаянных пьяниц. Рассказывают, что один монах, когда в монастыре выходила вся водка, вплавь, без лодки, отправлялся за пятнадцать верст на берег. Он приноравливался ко времени отлива, когда далеко от берега можно пройти пешком.

Покупал вино у какой-то бабы-шинкарки и, привязав бутылки за спину, пускался в обратный путь. Братия встречала его на берегу в полном составе, на том самом месте, где когда-то море выбросило патриарха Никона.

Видели монахи в начале германской войны, как пограничники потопили немецкие пароходы, стоявшие на баре. Долго еще виднелись из воды мачты да бомы лебедок.

После революции монастырь пришел в упадок. Монахи частью разбежались, частью занялись варкой сногсшибательной «ханжи» и пьянствовали, а чтобы не умереть с голоду, ловили селедку.

Благолепие было окончательно нарушено. Во время английской интервенции, в 1919 году, поспешно очищая север под натиском Красной армии, дорогие союзники не забыли захватить с собой все мало-мальски ценное, что могли найти в монастыре. Английские крейсера под прикрытием островка плевались восемнадцатидюймовыми снарядами по городку, занятому красными повстанцами. Над монастырем свистели снаряды. Тут уж было не до литургий!

А потом пришла советская власть. Монастырские постройки были подправлены, церковь открыта для экскурсий, как образец древней архитектуры и живописи, возобновлен скотный двор.

А в гостинице и нескольких домиках открыт был прекрасный дом отдыха. Отдыхающие наслаждались чудесным морским климатом, купаньем на пляже, не уступающим в жаркие летние дни черноморскому, сосновым скипидарным воздухом. Им приходилось жаловаться лишь на чудовищный аппетит, который разбирал каждого на другой же день по приезде на остров. Такой уж там воздух! Стали поговаривать даже, что в будущем здесь возможно устройство прекрасного северного курорта для легочных больных.

Таким образом за триста лет своего существования Крестный-Ставро-Кий-Островский монастырь превратился в «Кийостровский дом отдыха Уздравотдела».

Это и был тот самый островок, который Иван Петрович видел на горизонте левее линии иностранных судов. Доктора давно тянуло там побывать. Его интересовала геология островка.

Бычки клевали хорошо. Кроме них и камбал, Петька вытащил какую-то противную, скользкую рыбу, похожую на жабу. Он называл ее «пиногором». Снятый с крючка, «пиногор» спокойно смотрел жабьими глазами и, казалось, грустно вздыхал. Его бросили обратно в воду.

Солнце садилось. Рыболовы, увлеченные ловлей, не заметили, как посвежело. Поднялся резкий ветер, и лодку стало подозрительно сильно покачивать. Иван Петрович оглянулся в сторону берега и не поверил своим глазам. Пастушья избушка еле виднелась. Их отнесло километра на три, если не больше. Он вопросительно взглянул на Петьку.

– Вода запала, отлив. Вот нас и отпихнуло от берега. Грести придется. Только вот ветер.

Ветер был, в самом деле, встречный. Отстранив Петьку, доктор поплевал на руки и уселся на весла. Он греб изо всей силы. Но в открытом море трудно заметить направление и скорость собственного движения. Петька бросал в воду бумажки, но волнение и ветер не давали возможности сделать правильное заключение.

Только спустя полчаса охотники убедились, что лодка стоит на месте. Для Петьки это известие не явилось новостью. Он флегматично улегся на дно лодки и закурил. Прилива ждать было долго, и доктор не хотел сдаваться. С удвоенной силой он налег на весла… Но тут случилось то, чего больше всего следует опасаться на море: сломалось весло. Швырнув обломок в воду, доктор улегся рядом с Петькой и крепко выругался. Тот снял шапку, развихрил по ветру свои индейские волосы и захохотал.

– Чему, зверюга, обрадовался?

– Хы-хы! В море унесет, а воды у нас нету… Скоро темно станет, ночи темные теперь, холодно! А может, и морянка придет, – тогда каюк!

– Говори толком, какая «морянка»?

– Ну, буря, что ли, или шторм по-вашему. Здесь морянкой зовут. – Петька вдруг стал серьезен. – Придется нам к заграничным пароходам податься. По ветру и с одним веслом можно. Мимо ведь понесет.

И парень, взяв весло, сел на корму и принялся подгребать, направляя лодку носом прочь от берега. Доктор сидел и зяб. Ночь быстро приближалась. Горизонт потемнел. Только на западе светились полоски низких облаков. На пароходах зажглись огни.

Но они нисколько не приближались. Внезапно Петька перестал грести и прислушался. Вскоре и сам доктор стал различать далекий рокот, напоминавший рев водопада.

– Самолеты, что ли? – нахмурился Петька.

Минуту спустя из-за низкого облака показался большой авиаотряд. Восемнадцать рычащих птиц правильным, гусиным строем прошли над островком, сделали круг и удалились куда-то на север. Доктор успел заметить, что все машины однотипны: это были многомоторные военные гидропланы. Несколько минут прошло в молчании. Петька бросил весло.

– Это не наши. Круги на крыльях. И откуда они летят? – Петька подозрительно смотрел вслед самолетам. – Неспроста это, Иван Петрович, неспроста…

– Ты что же думаешь?

– Англичанка опять гадит. Мы неделю почти в городе не бывали, ничего не знаем. Может, война…

Доктор ничего не мог возразить. Появление военных самолетов в этих местах было, действительно, делом необыкновенным.

Однако положение охотников-рыболовов заставляло их подумать лишь о том, как бы самим выбраться из беды.

Петька снова взялся за свое весло.

Прошел час.

Совсем стемнело, и править приходилось по пароходным огням. Но сколько времени займет преодоление этих десяти километров при такой черепашьей скорости!

Ветер все время усиливался, лодка несколько раз черпала бортом. И все же, хотя и постепенно, огни приближались.

Возрастала надежда. Однако весь день был чреват непрерывной цепью неудач и неожиданностей. Иван Петрович первым заметил, что с пароходами происходит что-то неладное. Вместо того, чтобы оставаться ровной, неподвижной линией огней, этот иллюминованный фронт стал разрываться на части, шевелиться… Некоторые мерцающие острова совсем исчезли из виду, другие погасли. Какие-то огоньки плыли в разные стороны. Петька долго наблюдал это явление, пожимая плечами.

– Пароходы уходят. Все до одного. Держи курс левее: на остров.

Доктор ни о чем не расспрашивал. Да и что мог знать Петька?

Все же одновременный уход всего торгового иностранного флота и появление эскадрильи военных самолетов – все это показалось доктору весьма подозрительным. Петька, пожалуй, прав. Война?

Возможно…

Надежда выбраться на остров была невелика, и, так как волнение не на шутку усиливалось, положение горе-путешественников стало совсем серьезным. Пароходные огни тем временем скрылись с горизонта. При всем своем кажущемся равнодушии, Петька был недоволен.

– Бычков ловить! Тоже, черт дернул… Поедем да поедем!

К счастью, на острове виднелся огонек. На него-то доктор и решил держать курс. Оба сильно озябли и были голодны.

У них сохранились остатки копченой рыбы, но они не смели к ней притронуться, опасаясь мучений жажды. У них не было ни капли воды.

Мрак сгущался. Облачное небо не бросало ни единого отблеска на поверхность моря. А свежий ветер был до такой степени «свеж», что волны кипели. Скоро он достиг силы шторма.

Лодку все скорее несло прочь от берега.

Открылась течь. Доктор отливал воду шапкой, а Петька сапогом, в его шапке для этого было слишком много дыр. Спустя некоторое время это приходилось делать почти непрерывно: каждая волна захлестывала лодку своей пенистой верхушкой.

Так, непрерывно работая и сменяясь у весла, они двигались вместе с волнами около двух часов. Доктор боялся признаться себе, что огонек на Кий-острове нисколько к ним не приблизился.

Огонек этот, упорно и как бы поддразнивая, все отходил куда-то вбок и даже становился как будто бледнее.

Иван Петрович окинул взглядом окружающий мрак и ощутил знакомое ему чувство пустоты в груди. Это всегда случалось с ним в минуты серьезной опасности.

Огонек на острове погас… Теперь их окружал гремящий волнами беспросветный мрак. Петька перестал грести и бросил весло на дно лодки.

– Плыви, мой челн, по воле волн, – с холодным смехом сказал он. – Придется нам с тобой, Иван Петрович, всю ноченьку воду откачивать сапогами и шапками. Авось, до утра не зальет. Ночь не больно долгая. Протерпим.

– А утром, думаешь, лучше будет? Теперь шторм дня на три развеяло.

Петька молчал. Его молчание было скверным признаком.

Доктор излил на него свое раздражение.

– А ты что же, теперь «носом» не можешь определить направление? В лес шли – «не нать компаса, я так», а теперь как бы он пригодился! Надейся на тебя…

Петька относился к несчастью стоически и, видимо, старался скрыть свою усталость. Оба они молча делали свое дело. Шляпа доктора и Петькин сапог стали их орудиями спасения.

Ночь казалась бесконечной. Доктор уже начинал сомневаться, кончится ли она вообще когда-нибудь, как понемногу стало светать.

День не принес ничего утешительного. На всем пространстве, какое мог только охватить глаз, беспорядочно танцевали желтые волны. Ветер срывал их верхушки, и мелкая водяная пыль летела низким туманом.

Лодка, как бешеная, опускалась и поднималась, вычерпывать воду становилось все труднее. Иван Петрович почувствовал упадок сил и полную апатию. Оглянулся… Открытое море. Нигде не видать земли. Взглянул на Петьку. Лицо его было темно, парень отворачивался от доктора.

«Экая глупость, – думал Иван Петрович, закоченелыми руками выливая за борт полную шляпу воды. – Экая мерзость! Ну, Петька – дикарь, а я-то почему ни о чем не подумал, садясь в эту скорлупу? Дурацкое мальчишество!»

– Лодка!

Доктор выпрямился. Сначала он ничего не мог разобрать, потом различил в указанном Петькой направлении белое пятнышко. В правильные промежутки времени оно то показывалось, то исчезало в волнах. Белая лодка виднелась со стороны открытого моря и, судя по направлению ветра, шла к берегу.

Не говоря ни слова, Петька взялся за весло и принялся сильно грести, направляя лодку навстречу белому пятнышку. Расстояние сокращалось медленно. Спустя час уже выяснилось, что лодка идет им навстречу. Довольно ясно обрисовались две темные фигуры, сидевшие рядом. Доктор привязал к веслу носовой платок и принялся размахивать им по воздуху. Петька устроил такой же флаг из своего ружья.

На белой лодке тоже замаячил какой-то сигнал.

– Заметили! – Петька снова схватил весло.

Лодки сблизились. Белая оказалась довольно большим морским ботом, какие называются спасательными шлюпками и висят на рострах морских пароходов. В ней сидели два матроса в бушлатах. Иван Петрович различил и надпись: «Фагеральс, Берген».

Матросы перестали грести. Некоторое время прошло во взаимном разглядывании. Доктор предполагал, что норвежцы должны понимать по-немецки или по-английски, но, как это ни странно, никак не мог придумать, с чего начать разговор. Спросить, кто они? Бессмысленно… Куда едут? Тоже… Просить помощи? Но как они могут помочь, когда обе лодки швыряет волнами, и даже близко подъехать опасно.

Иностранцы тоже молчали и продолжали внимательно рассматривать странные фигуры доктора и Петьки и их убогую лодочку.

Наконец Иван Петрович решился и крикнул по-немецки:

– На каком языке говорите?

– На английском, французском и немецком!

Петька не совсем еще забыл немецкий язык со времени своего плена. Он улыбнулся. Махнул рукой.

– Возьмите нас в лодку. Мы погибаем. Сломались весла…

Матросы переглянулись. Потом взялись за весла и подъехали ближе. Это было трудно: каждая большая волна разлучала лодки, кроме того, Петька и доктор должны были все время откачивать воду. Поэтому разговор шел отрывисто и с большими паузами.

Старший из норвежских моряков привстал в лодке и оглянулся.

– Как мы возьмем вас? Не подъехать!..

– Веревка есть?

– Есть!

Матрос приподнял со дна бота небольшой моток тонкого троса. Доктор понял план Петьки.

– Привяжите что-нибудь и бросьте конец!

Матросы зашевелились. Младший, казавшийся почти мальчиком, привязал к концу троса большой складной нож. Петька горящими глазами следил за этими приготовлениями.

– Бросайте через нас!

С большим трудом удалось поставить лодки в удобное положение. Первая попытка перебросить веревку оказалась неудачной. Матросы снова вытащили снасть. Опять бросили. На этот раз нож перелетел через головы охотников и исчез в воде.

Веревка легла поперек лодчонки. Петька тотчас схватил ее. Так образовалась первая связь со спасителями.

Доктора удивляло, что всеми действиями командовал Петька, моряки же как будто не знали, что делать, и казались совсем неопытными.

– Привяжите конец. Покрепче! – ужасно коверкая слова, снова командовал Петька.

Когда веревка была крепко привязана, парень с усмешкой взглянул на Ивана Петровича.

– А теперь, – сказал он, – надо купаться. Давай я привяжу тебя первого.

Действительно, не было никакого иного способа перебраться в белую лодку. Крепко обвязавшись веревкой вокруг пояса, доктор стиснул зубы и решительно спрыгнул за борт.

– Тащите, тащите! – кричал Петька, снова хватаясь за весло. Облегченная лодка еще сильнее запрыгала на волнах.

Матросы дружно тащили плывущего доктора. Самый опасный момент наступил, когда Иван Петрович достиг лодки и ухватился руками за борт. Лодка сильно накренилась и зачерпнула волну.

Норвежцы не знали, что делать, и продолжали тащить за веревку, отчего бот все больше погружался в воду.

– С носу залезай! С носу! – Петька с тревогой впился глазами в беспомощную фигуру доктора. – Руками перебирай по борту. А залезай с носу!

С величайшими усилиями доктору удалось перетащиться на нос бота. Здесь, наконец, он был вытащен из воды.

Вторично нож с веревкой перелетел к Петьке. Но тот решил сначала спасти сумки и ружья. Привязав все к тросу, он выбросил вещи за борт. Третьим же рейсом переправился сам, не забыв захватить с собой и весло.

После холодной ванны охотники едва не лишились чувств.

Однако положение самого бота было довольно опасно, и норвежцы не могли уделять много времени спасенным ими людям.

Накрыв их куском брезента, они снова взялись за весла.

Первым очнулся Петька. Он растолкал Ивана Петровича. Оба сели на дне бота.

– Есть вода? – был первый вопрос доктора.

Мальчик, не оставляя весла, кивком головы указал на кормовой ящик. Там Петька нашел большой глиняный бидон воды.

Доктор не позволил ему много пить и сам сделал лишь два глотка.

Серьезно поглядывая на них, норвежцы о чем-то говорили. Иван Петрович уловил несколько английских слов и, так как недурно владел этим языком, то сейчас же обратился с вопросом:

– По всему видать, что вы не моряки. Как вы попали на бот и куда едете?

Услыхав английскую речь, иностранцы оживились. Мальчик быстро ответил:

– Мы беглецы из Англии. Англичане… Хотим попасть в Советскую Россию. Но сейчас, кажется, начинается война. Вы ничего не знаете?

– Ничего. Мы несколько дней охотились в лесу, а теперь уж скоро сутки как нас носит по морю. Видели отряд самолетов, но ничего не знаем…

Петька решительно переполз к носу лодки и сел рядом с мальчиком, взявшись за его весло. Доктор сделал то же самое, подсев к старшему матросу. Бот пошел быстрее. Широко улыбаясь, Петька смотрел на своих спасителей.

– Поедем на остров. Держите по ветру, правильно будет, ветер дует с берега.

Прошло немало времени. На горизонте как будто показалась земля. Кий-остров! Но как он далеко… Доктор и Петька, хотя и были сильно измучены, но имели еще некоторый запас сил.

Англичане же совсем валились с ног от усталости. Особенно мальчик. Старший матрос несколько раз порывался заставить его отдохнуть. Но тот, бледный как смерть, задыхающийся, не разжимал рук и старался не отставать в своих усилиях от товарищей.

Петька сначала посматривал исподлобья, потом, ни слова не говоря, довольно грубо оттолкнул его в сторону и остался один у весла. Мальчик покорился этому насилию. Он лег на дно лодки, свернулся калачиком и, укрывшись брезентом, сейчас же уснул.

Старший матрос улыбнулся, глядя на эту сцену. Он, видимо, был доволен таким оборотом дела.

– Спасибо, – сказал он Петьке, – я никак не мог заставить мисс Эллен бросить весло. Да в нашем положении и нельзя было этого сделать…

Петька раскрыл рот. Иван Петрович тоже перестал грести.

– Мисс? Разве это мисс?

– Да. Этот мальчик – девушка. Мы вынуждены были бежать из Англии и попали на норвежский пароход. Наши друзья-матросы высадили нас в эту лодку. Я думаю, что нам пора познакомиться. Меня зовут Джон Дэвис, а мою спутницу – Эллен Хойс.

– Доктор Иоганн Туманов и охотник Пьер Агафонов. Впрочем, моего товарища чаще всего зовут «Петька».

Дэвис повторил вслух странные фамилии, чтобы не забыть.

Налетевшая большая волна заставила прекратить разговор.

Пришлось всем взяться крепче за весла, чтобы держать лодку носом наперерез волнам. Для большого бота четыре человека представляли недостаточный балласт. Хотя бот и не черпал бортами, но отчаянно раскачивался на гребнях волн.

– Мы идем очень медленно, – сказал наконец Дэвис, несколько раз оглянувшись на туманные очертания Кий-острова. – Если долго продлится буря, то, при такой скорости, у острова будем не раньше ночи.

Эллен все время спала. Ее разбудили лишь для того, чтобы заставить поесть. Гребцы по очереди переползали к кормовому ящику и подкрепляли силы консервами и ромом.

По расчетам Петьки, уже наступил четвертый час дня, и остров заметно приблизился, когда на горизонте со стороны открытого моря выросли многочисленные столбы черного дыма.

«Неужели возвращаются торговые суда? – подумал доктор. – Странно».

В этот самый момент донесся, как и вчера, шум моторов, и с той же стороны показался отряд гидропланов. Эскадрилья, низко пролетев над морем, скрылась в стороне берега. Дэвис проводил ее мрачным взглядом. Обернулся и встретился с недоумевающим взором Ивана Петровича.

– Я думаю, – сказал он, – это наши самолеты. А на горизонте – наша эскадра.

Доктор почему-то не сразу сообразил, о какой эскадре идет речь, и пожал плечами.

– Никакой эскадру у нас в Белом море не бывало.

– Я хочу сказать – английская. Другой не может быть… Перед отъездом из Англии, мне пришлось вращаться в известном кругу влиятельных лиц, близких к политике. В этих сферах «решали» войну. Рабочее движение внутри страны, безработица, забастовки, экономический кризис, тысячи причин – все это толкало наше правительство к войне. Только в войне они видели шанс на разрешение кризиса.

Иван Петрович слушал рассеянно.

«Дэвис, Дэвис! – повторил он про себя. – Где-то я слышал или читал о биологе-химике, носящем это имя».

– Скажите, – наконец обратился он к Дэвису, – вы не тот ли самый Дэвис, о котором столько писали года три назад в медицинских журналах, а потом и в газетах? Я помню, работы по евгенике. Да, да… «Проект Дэвиса о станции искусственного подбора для людей»…

– Да, я тот самый Дэвис.

Ученый усмехнулся и некоторое время греб молча. Потом обернулся и выразительно посмотрел Ивану Петровичу в глаза.

– Меня блистательно провалили с моим проектом. Видите ли, общественное мнение культурной Англии не могло примириться с мыслью, что выработка высшей расы, человека, будет производиться таким же путем, как мы создаем породы голубей или свиней в Йоркшире. Ха! Человек, по их мнению, вовсе не животное… Я бросил эту работу и занялся другим. Добился успехов, но, как видите, я не у себя дома, а с вами на Белом море.

Мисс Эллен участвовала в моей работе и в дальнейших неприятностях. Нам пришлось после тяжелых событий бежать. Дважды нас спасли представители пролетариата. Это знаменательно…

Иван Петрович с интересом и вниманием следил за своим собеседником.

«Так это он! – думал доктор. – Тот самый Дэвис, который осмелился выступить в буржуазной Англии со своим смелым проектом. Писали, что он сумасшедший…»

Дымки на горизонте, между тем, все увеличивались и приближались. Стали видны трубы и мачты. По характерному расположению их доктор сразу убедился, что Дэвис прав. Это были, действительно, военные суда.

– А ведь они скоро будут здесь. Нам не уйти, – заметил Петька.

Перспектива попасть в плен к англичанам никому не улыбалась. Поэтому гребцы удвоили свои усилия, хорошо понимая в то же время, что это бесполезно, если флот будет идти в том же направлении и с прежней скоростью.

Военные суда приближались с каждой минутой. Уже можно было различить, что в состав эскадры входят восемь линейных кораблей, несколько транспортов, миноносцы, громадная авиаматка, угольщики…

Доктор, как во сне, смотрел на эту грозную силу. Еще неделю назад не было никаких слухов о войне. Писали, правда, что может быть, но уже много лет так пишут. Все успели привыкнуть к постоянной военной угрозе. А сегодня уже в Белом море вражеская эскадра! Что же делается вообще на свете?

Очевидно, глубоко сидевшие суда не смели подходить близко к берегам мелкого моря. Флот замедлил движение. Со шлюпки хорошо видно было маневрирование судов. Два миноносца отделились и пошли куда-то на запад. Кильватерный строй судов разорвался. Они построились развернутой линией.

«Обратят ли на нас внимание?» – думали гребцы, налегая на весла. Спустя короткое время они убедились, что эти опасения были вполне основательными. От одного из больших кораблей отделился серый моторный катер и, зарывшись носом в волны, понесся к белому боту.

Весла были брошены. Разбудили Эллен и приготовились к неприятной встрече. Девушка все время спала и ничего не знала.

Теперь она молча следила за катером, переводя глаза с эскадры на Дэвиса. Наконец она поняла. Крепко взяв за руку своего друга, она отвернулась.

– И здесь они!..

Все молчали. Катер приблизился.

– Нас хотят взять. Придется назваться отставшими моряками, – сказал Дэвис, – ездили будто рыбу ловить, а суда наши ушли. Вы же…

– Мы скажем то, что есть: охотники. У нас и ружья есть.

Круто завернув, катер остановился. Морской офицер быстрым взором окинул бот, странную смесь костюмов и лиц и крикнул:

– По-английски говорите?

Доктор и Петька решили остаться русскими и ничем не выдавать своего знания других языков. Они предоставили «норвежскому матросу» Дэвису объясняться, как он найдет нужным.

– Да, говорим.

– Кто вы и куда едете?..

– Мы отстали от своего парохода. Попали в шторм, по дороге спасли вот этих двоих русских.

– Куда направляетесь?

– К берегу.

– Примите конец.

Через минуту серый катер тащил на буксире белую лодку по направлению к военным судам. Иван Петрович и Петька переглянулись. Последний через силу улыбнулся.

– Ну и дела… Наловили ревяков, нечего сказать!

Линия военных судов быстро приближалась. Съежившись на лавочке бота, Иван Петрович безразлично смотрел вперед. Больница, городок, привычная работа, мирная жизнь… Все это показалось таким, как почти исчезнувший из памяти сон. А может быть, именно сейчас он грезит?

За бортом ближайшего крейсера волнение было не так велико, и катер подошел почти вплотную. Доктор заметил название корабля: «Королева Елизавета». По веревочному трапу поднялись наверх. На палубе пленников встретил офицер с дюжиной рослых краснощеких матросов. Лодка со всем в ней находившемся была поднята целиком при помощи небольшой лебедки.

Тут же на палубе приступили к обыску. Эллен и Дэвиса не спасла от грубого обращения одежда норвежских моряков. С доктором же и Петькой поступали, как с неодушевленными предметами. Ружья охотников были сейчас же забраны одним из офицеров, потом вытряхнули из кошелей жалкие пожитки. Посыпались на чистую палубу осклизлые «ревяки», полуразвалившаяся копченая рыба, чайник, кружки, запасные патроны… Пинком ноги один из матросов сбросил все это за борт, – но, однако, размокшая шкурка норки была тщательно исследована и куда-то унесена. Англичане знают толк в мехах! Проворные руки ощупали карманы пленников. Мелкие вещи были у них также отобраны, но Иван Петрович был удивлен упрямством, с которым Дэвис не хотел отдавать запачканную и сморщенную дамскую лайковую перчатку. Матросы вырвали ее и тоже швырнули за борт.

– Почему я не могу иметь этой перчатки? – зло вскричал Дэвис.

Ему никто не ответил.

После обыска пленников заперли в одной из кают, где-то на третьей палубе. Когда щелкнул ключ, и все четверо – столь непохожие друг на друга – остались одни, Дэвис сел на койку и расхохотался.

– Вот и приехали в Советскую Россию! Начинается действие третье… Ха-ха!

Эллен с любопытством присматривалась к странной фигуре Петьки. Ее поражала внешность лесного бродяги. Иван Петрович возмущенно ударил несколько раз кулаком в переборку.

– Это безобразие! Какой им толк держать нас взаперти?.. На шпионов мы не похожи. Да и какой на море шпионаж, когда наши могут послать на разведку хоть дюжину самолетов!

Доктор замолчал и внимательно уставился в угол, где расположилась Эллен. Ему показалось, что он сходит с ума. Эллен осторожно вынимала из своей морской фуражки маленькое животное, вроде крупной мыши. Иван Петрович подошел ближе, перевел глаза на Петьку. Тот смотрел на зверька не мигая, как сова.

Наконец взор доктора остановился на Дэвисе.

– Скажите, мистер Дэвис, это животное – кошка?

Дэвис уже привык к тому изумлению, с которым посторонние люди первый раз встречают Дэзи, поэтому равнодушно ответил:

– Да, кошка.

Но он понимал, что от врача нельзя отделаться такой невинной ложью, как от простака Янсена, и решительно добавил:

– Это – мой опыт. Мое последнее достижение. Эта кошечка явилась отчасти причиной нашего бегства из Англии. Потом, при случае, если будем живы, я объясню вам мой метод… Эллен, нам придется скрывать Дэзи до последнего момента. Никто на корабле не должен ее видеть. Наша история, вероятно, известна. Иначе…

– Я буду держать ее в шапке. Она спокойна и не пищит.

– Скажите только одно: это задержанный рост или уменьшение?

– Уменьшение. Я начал над ней опыты, когда ей было три года.

Петька взял Дэзи на руки и долго рассматривал, что-то про себя бормоча. Доктор был так сбит с толку последними событиями, что не нашел больше слов и лег на койку.

– Черт знает что такое! Черт знает… – повторял он одними губами, пока не заснул.

Целые сутки провели пленники в своей тюрьме. Кормили их, правда, прилично. Изголодавшиеся доктор и Петька вовсю пользовались насильным гостеприимством, поедали мясные консервы, галеты и пили крепчайший, как деготь, чай. Иван Петрович не удержался от улыбки, увидев на банках с мясом знакомую надпись: «Корнэд бииф. Аргентина». Опять приехали! Не иначе, как тем же и окончится!