Текст книги "Большая Земля (Фантастический роман)"
Автор книги: Всеволод Валюсинский
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 13 страниц)
15
Минима-люди
Уже на третий день после прививки начали замечаться первые признаки уменьшения. Петька подтягивал ремень и пробовал улыбаться. Но, в общем, все это было так необычно, что все предпочитали быть задумчивыми и серьезными.
Чтобы точно следить за уменьшением роста, Дэвис сделал на царских вратах стеклом зарубки, по росту каждого. Ежедневно пленники измеряли свой рост. Оказалось, что в первые же три дня каждый уменьшился на пять-шесть сантиметров. Оборвав кайму от куска парчи, сделали «эталон», длиной около метра. Он служил масштабом.
Снаружи все было по-прежнему тихо. Окрестности казались вымершими. Дрова кончались. Петька проявлял чудеса изобретательности. Он даже выковырял из стен вмазанные иконы, надломил какую-то балку…
Дни проходили в бездействии и нетерпеливом ожидании, когда же явится наконец возможность выйти на свободу. Петька тщательно осматривал и измерял мерко-эталоном все отверстия в воротах, ложился зачем-то на пол, просовывал в отверстия голову. Наконец, объявил, что при росте в метр они смогут пробраться в одну дыру. Его внимание привлекло отверстие в виде ромба, образованное двумя завитками орнамента. «Вот наш выход», – указал он.
Голод и жажда больше не мучили. Все страдали только от скуки и сырости. Долгие вечера просиживали у маленького огня.
Раз как-то доктор спросил:
– Я не совсем понимаю, как происходит сам процесс уменьшения. Картина, по-моему, должна быть такова. Клетки тела распадаются. Продукты распада усваиваются другими клетками, как это бывает с жиром и вообще при исхудании. Отбросы и продукты горения выводятся с дыханием в виде углекислоты и воды. Все это так, но меня удивляет, почему не прекратились естественные отправления почек и кишечника? Уменьшается и скелет, следовательно известь, фосфор, также сера, азот и все прочее, что не может удалиться с дыханием, должно покидать организм как-то иначе. Но я не понимаю, какими путями все это попадает в пищеварительный тракт…
– Мне самому, – отозвался Дэвис, – неясен этот процесс. Может быть, минеральные части костяка переходят в растворимые соединения, белки пептонизируются, затем это все всасывается обратно кишечником и почками. Участвуют тут, несомненно, и кровь, и лимфатическая система. Странно только, что никто из нас не чувствует никаких болезненных явлений. Я, например, никогда не был так бодр и легок!
Если бы все получившие прививку минима-гормона находились в пустыне, они вряд ли могли бы заметить результаты прививки. Разве только песок стал бы казаться крупным, да тело получило бы легкость и подвижность, как у детей. Но пленники сидели в старом монастыре. Каждый уголок служил масштабом.
Спустя несколько дней после прививки, они начали испытывать поистине удивительные ощущения. Собор рос… Стены становились все выше, внутреннее помещение – все обширнее. Им казалось, что увеличивается окружающий мир.
«Большая Земля!» – сокрушенно думал Дэвис. Не в таких условиях и не в таком месте он представлял себе испытание его открытия.
– Большая Земля! – сказал он как-то вслух. – Теперь для нас земной шар стал в полтора раза больше. Вы себе представляете, доктор Туманофф, что будет, если человечество при помощи минима-гормона увеличит Землю в десять, в сто раз! А мы, – зло смеясь, добавил Дэвис, – мы, первые пионеры, первые минима-люди Большой Земли, собираемся спасаться при помощи моего гормона от голодной смерти и… тюрьмы! Ха-ха!
На рассвете опять донесся далекий гром орудий.
Иван Петрович подумал: «Нет, долго еще Земле придется быть маленькой!»
Дэвис измерил себя эталоном и объявил, что его рост равен трем четвертям метра. Было смешно и печально. Одежда на пленниках висела мешками, они едва могли шевелиться. Об этом раньше как-то никто не подумал. Мужчины благодаря отросшим бородам и усам имели страшный и вместе с тем комичный вид.
В конце концов одежду пришлось сбрасывать и переделывать.
Петька ухитрился при помощи острых кусков стекла отрезать брюки и концы рукавов. Получалось нечто совсем безобразное.
Сапоги свалились с ног уже давно… Эллен то смеялась, глядя на своих товарищей, то плакала.
Собор рос… Он уже казался гигантским храмом, вроде Исаакия или храма Петра в Риме. Стены раздвинулись, потолок вознесся на головокружительную высоту. Гранитный алтарь, на котором еще так недавно ломали дрова для костра, представлялся чудовищным монолитом.
Однако маленький рост минима-людей искупался необыкновенной легкостью и свободой их движений.
Последние дни почти никто не отходил от ворот. Петька много раз пытался протиснуться сквозь давно намеченное отверстие, но все еще застревал в плечах. Еще немного, и…
Однако прошло еще три дня, и наконец, в сотый раз атакуя ворота, Петька, усердно подталкиваемый сзади Дэвисом и Иваном Петровичем, продрался сквозь железный переплет. Один из минима-людей был на свободе!
– Сидите тихо, а я схожу на разведку. Скоро вернусь, – сказал он.
Его ждали у ворот.
– А скажи, Дэвис, – спросила Эллен, – долго ли мы еще будем уменьшаться? Может быть, без конца?..
В ее голосе слышалась тревога. Дэвис рассеянно посмотрел вокруг.
– Не знаю, – сказал он тихо, – не знаю… Дэзи перестала уменьшаться, достигнув, по-видимому, предельного для данной порции размера, но я всем нам привил очень небольшую дозу, и, может быть… Думаю, что если мы будем принимать пищу, то остановим действие минима-гормона.
Эллен вздохнула.
Вскоре раздались легкие шаги, и на паперти показался Петька. Не пролезая обратно в церковь, он вытащил из своей необъятной пазухи коробку папирос и бутылку воды. Хотя пленники особенной жажды не чувствовали, но вода ими была встречена с радостью. Папиросы Дэвис и Иван Петрович чуть не вырвали у него из рук.
– Ну и папиросы! Целые сигары… – Петька ухмылялся, – а остров какой большой! До кладбища, стало, версты две. Ходил к заливу. На острове никого нет. Все брошено – палатки, продукты. На берегу видать пожары. Горят Покровское село, город… Ружейную стрельбу как будто доносит, но плохо слышно.
– А эскадра?
– Никакой эскадры… Над берегом пролетели три самолета, далеко, не знаю, чьи. А папиросы и воду я взял в доме отдыха. Там тоже никого нет, все разбросано.
Петька был в полном восторге.
– Ну, погляжу я на тебя, Иван Петрович, – говорил он, смеясь, – на кого ты похож! Прямо бандит! Шляпа-то, шляпа! Бросил бы хоть ее, что ли. Смотреть страшно. Хы-хы!
– Молчи, рожа. Сам на кого похож! Обрежь лучше штаны снизу; болтаются как флаги.
Даже мрачный Дэвис не мог не смеяться, помогая Эллен в ее туалете.
Последнюю ночь провели у костра с тем, чтобы выйти рано утром.
При первых лучах солнца все уже были на ногах.
Протискавшись сквозь переплет ворот, вышли на волю. Открывшееся зрелище заставило остановиться.
Их взорам представилась колоссальная площадь монастырского двора. За ней простирался лес, состоявший из исполинских веллингтоний и мамонтовых деревьев.
– Как странно, – задумчиво заметил Иван Петрович, – наши глаза сейчас меньше, чем на метр от земли. Но если при нормальном росте сесть на корточки, предметы почему-то вовсе не кажутся большими.
– Это правда, – ответил, подумав, Дэвис, – но мы бессознательно учитываем собственные размеры, длину шага, рост тела… Мы всегда определяем расстояние и величину предметов, сравнивая со своими собственными размерами. Это психомоторный феномен. Расстояние зрительных осей тоже имеет значение. Я прекрасно вижу, что до калитки в ограде шагов около пятисот, но когда нас сюда вели, было… двести.
Случилось само собой, что путеводителем сразу сделался Петька. Его лесной и бродяжнический опыт, острый слух, кошачье зрение, сноровка – были в данных условиях особенно ценными качествами. С блеском в глазах, смешной в своих лохмотьях, он пробирался впереди, прислушиваясь к каждому шороху.
– Мы сейчас пройдем в дом отдыха, может быть, там найдем что-нибудь полезное. У завхоза были дети, он говорил как-то…
– При чем тут дети?
– Может, найдем детскую одежду. Пригодится. Все-таки лучше, чем ходить в такой страсти! – Петька со злостью швырнул в траву свою необъятную шапку. Доктор и Дэвис сделали то же самое.
С трудом взобравшись по громадным деревянным ступеням на крыльцо, все они проникли в дом. Там все оказалось разбросанным, носило следы погрома и бегства. Мужчины втроем выдвинули ящик комода.
Петька сейчас же влез в него и принялся выкидывать оставшиеся вещи.
– Гожие вещи, гожие… Это Эллен пригодится, платьице девочки. Вот чулки, лифчик… Хы-хы! А для нас ничего нет подходящего.
Сдерживая улыбку, Эллен рассматривала эти детские вещи.
Очевидно, в комоде хранились лучшие, праздничные платья.
Платье бархатное, с бантом назади, вероятно, для девочки лет четырех. Пальтишко оказалось немного великовато, но все же вполне пригодно. Нашлись и ботинки. Эллен вышла в соседнюю комнату переодеться. Который уже раз ей приходилось переодеваться после отлета из Лондона? Может быть, скоро и этот костюм станет велик…
Эллен вышла неузнаваемой. Нормальный человек вполне мог принять ее в этом детском наряде за четырехлетнюю девочку. Но минима-люди не замечали ее маленького роста.
– Это кстати, – заметил Петька. – Если все мы оденемся как дети, легче будет при встречах. Только вот бороды…
Бороды действительно стали совсем устрашающего вида, надо было побриться. Петька обшарил весь дом, но ни бритвы, ни ножниц не оказалось. Оставалась надежда на домики таможенных около залива.
Минима-люди вприпрыжку побежали по деревянным мосткам.
Эти маленькие оборванцы, как звери обросшие волосами, и девочка в лиловом пальто, с непропорционально маленькой головкой, полной грудью дышали морским воздухом.
– Шоссе, шоссе из дерева, – смеялась Эллен, – не хватает только авто…
Так они вышли на мысок к домикам таможенных сторожей.
Двери были раскрыты настежь. Здесь тоже не было никого.
Проникли в дом. Мужчинам здесь повезло: среди валявшихся по всем комнатам различных вещей нашлось много разного детского платья и обуви. Усердно принялись за туалет. Спустя несколько минут на крыльцо домика вышли трое бородатых мальчишек.
Петька нес узелок с разными хозяйственными вещами. Тут были и спички, и ножик, и веревочки. Дэзи устроили в маленькой наволочке, так ее удобнее было носить. Главной же драгоценностью оказались ножницы. С трудом владея ими, кое-как подстриглись. Стало легче. Теперь все были сносно одеты и не похожи на дьяволят. Первая часть задачи была решена. Петька торжествовал.
Рядом с домиками таможенных находились брошенные английские склады. Валялось несколько винтовок. Петька с сокрушением смотрел на них. Эти ружья были теперь бесполезны – целые пушки… Минима-люди бродили среди громадных ящиков, разложенных рядами на гранитной площадке. Здесь было все то, что англичане возят с собой по всему свету, куда только ни заносят их военные авантюры, поиски рынков, жажда наживы, запах сырья или естественных богатств. Дэвис и доктор рассматривали отчетливые черные надписи. Консервированное молоко, мясо из Аргентины и Чикаго, галеты, маргарин, финики, суп, лимонный сок, копченая грудинка, варенье из апельсинных корок, сигареты…
Дэвис задумался.
– Мы должны питаться, – сказал он наконец, – если хотим прекратить действие гормона. Мне кажется, я начинаю чувствовать если не аппетит, то, во всяком случае, некоторое влечение к пище. Это – хороший признак. Мы, вероятно, сможем остановиться на теперешнем нашем росте. Вы хотите есть?
Доктор и Эллен признались, что с удовольствием покушали бы чего-нибудь мясного или молочного. Да, пожалуй, они чувствуют аппетит…
Петька куда-то исчез. Не дождавшись его, Дэвис и доктор с большим трудом откупорили несколько ящиков и добрались до банок. Однако нож был у Петьки.
– Вы что тут делаете?
Маленький охотник появился из-за скалы совсем не с той стороны, откуда его ждали.
– Собираемся обедать.
– Обедать? Недурно. А я нашел лодку. Там она, за мыском. Больша-а-а-я!
Принялись за консервы. Из опасения привлечь внимание дымом огня не разводили. Закусили холодным мясом, молоком и финиками. Еще раз обшарив дом, Петька наполнил несколько платков и салфеток разными банками и пакетами. Не забыли взять также табаку и спичек.
– Мы, мистер Петька, – сказал наконец Дэвис, – должны постараться попасть на материк. Надо проникнуть к русским.
– На материк? – Петька почесал в затылке. – Это, пожалуй, можно. Только там фронт, наверное. Трудно придется, пойдем левом…
– Все равно. Мы маленькие, как-нибудь проскользнем. А здесь оставаться нельзя.
Петька потянул носом воздух, посмотрел на небо. Потом спустился к воде и отметил что-то на камне. Посидев на корточках у воды несколько минут, довольно крякнул:
– Отлив. А ветер с моря. Парус сделаем. Скоро вода повернет на прилив. Не надо и грести, вечером тронемся.
Он бегом пустился к дому. Через минуту трое мужчин мастерили из большой простыни подобие паруса. Торопились, потому что лодка стояла на мели и каждую минуту прилив мог поднять ее.
К вечеру все уже было готово. В лодку перетащили несколько одеял, провизию, из весла Петька устроил руль.
С наступлением темноты перебрались в лодку. Ветер с моря усиливался, и Петька радовался этому, как ребенок. Вскоре вода окружила лодку со всех сторон, по бортам заплескали волны.
– Сейчас снимет!
Через минуту лодка отделилась от берега. Поставили импровизированный парус. Простыню надуло тугим пузырем, и лодка быстро пошла к выходу из залива.
Настала ночь. Низкие тучи закрывали небо, иногда лишь в просвете виднелся тонкий серп месяца. На берегу багровыми полосками вырисовывались зарева догорающих пожаров. Стало холодно.
Дэвис заботливо уложил Эллен на носу лодки и укрыл ее несколькими одеялами.
– Тебе не холодно?
– Нет, не холодно. Я теперь чувствую себя так легко, как бывало только в раннем детстве. И, знаешь… пока еще не жалею, что стала такой… Смотри, здесь, на море, нет масштаба, и незаметно, какие мы маленькие. Только лодка… Это целый корабль!
Дэзи спала вместе с Эллен. Мужчины сидели на корме и курили. Медовый дымок виргинского табака плыл в воздухе.
– Хорош табак, – сказал Петька, не спуская глаз с темных очертаний далекого берега, – хорош… А все против нашей ярославской не выстоит. Сладость в нем одна, вкусу настоящего нет. Я, Иван Петрович, буду курс держать на морские покосы, к Пастуховой избе. Там никого не встретим, пустое место. А в Покровском, знать, неладно. Вишь, как отсвечивает.
Действительно, по мере того, как темнело, все яснее виднелось отдаленное зарево. Очевидно, деревня уже догорала, пламени не было видно, только столбом светились над берегом облака. Другой такой же столб, более широкий и яркий, поднимался в стороне городка. Это зрелище напоминало Эллен багровый свет неба над Лондоном, когда она покидала его на самолете…
Петька правил по луне и по ветру. Сзади, где-то за горизонтом, изредка вспыхивали зеленые зарницы и доносился отдаленный глухой рокот. Кто и с кем вел бой в открытом море?
Минима-люди не знали этого.
Часа через три-четыре впереди послышался шум прибоя.
Берег! На полном ходу, подгоняемая ветром и приливом, лодка врезалась в глинистую отмель.
– Приехали! – Петька сунул в воду весло. – Ничего, выйдем. Воды до колена.
Эллен перенесли на руках. Иван Петрович напрасно всматривался во мрак. Тучи нависли сплошной пеленой. Вокруг было темно. Серп луны скрылся. Приходилось положиться на звериное чутье и навыки Петьки.
Минима-люди в полном мраке распределяли свой багаж. Говорили шепотом. Тьма и отсутствие знакомых предметов, которые могли бы служить масштабом, заставляли на время забывать о том, что они «минима-люди». Только непомерная величина банок с консервами и спичечных коробков напоминала иногда о действии минима-гормона.
Петька постоял, понюхал, как всегда, воздух. Потом решительно двинулся куда-то в темноту.
– Не отставайте, – сказал он. – Пусть Эллен идет за мной, а ты, доктор, с мистером позади. Не потеряйтесь.
Сквозь зыбкие морские луга маленькие люди шли почти по колено в воде. Петька торопился к лесу. Там они разведут костер!
Хлюпая по вязкой почве, Иван Петрович не то что удивлялся, а как бы присматривался к своей странной судьбе… Они с Петькой поехали на взморье ловить ревяков, а сейчас он, доктор Туманов, идет обратно в лес в детской курточке… С ним какие-то пигмеи, сам он мальчик-с-пальчик. Вокруг то же кряканье уток где-то на лугах, те же приморские «пожни», тот же шум моря…
Несмотря на полный мрак, Петька шел прямо и уверенно. Он ни разу не сбился с пути. Вскоре начали попадаться кустарники.
Они становились все чаще и гуще, потом путь преградили деревья.
Идти становилось все труднее. Петька бросил на землю свой узелок.
– Отдыхайте пока. Я сейчас.
Он принялся бродить вокруг и чего-то искал. Трещал ветками, царапал ножом по деревьям, вспоминал о топоре, поругивался…
Спустя несколько минут лес озарился красноватым светом. В руках Петьки горел яркий, дымящий факел.
– Что это у него? – спросила Эллен.
– Береста, – ответил доктор, – здесь на опушке много берез. Березовая кора хорошо горит.
Двинулись дальше. Петька зажигал один кусок бересты от другого и таким образом освещал путь. Добравшись до елового леса, он каким-то чудом ухитрился раздобыть «смолянку» – куски еловой коры, заплясавшие живицей. Теперь факелы горели ярко и неугасимо. Петька дал по зажженному куску Дэвису и доктору.
Странная, величественная картина представилась глазам минима-людей. Освещенный колеблющимся пламенем факелов, лес исполинскими стволами вздымал кроны к темному небу. Черничный кустарник доходил до пояса, мешал идти. Удавами извивались корни. Поваленные бурей деревья и кочки, похожие на холмы, преграждали путь. Дебри и заросли Хайнозерского ручья показались теперь доктору невинной забавой.
Петька упорно шел вперед. Он искал известное ему возвышенное плато: в километре от опушки можно было развести огонь, посушиться, отдохнуть.
Вскоре начался довольно крутой подъем. Долго шли в гору.
Наконец маленький проводник остановился, передал доктору факел и принялся собирать сухой валежник. Эллен в изнеможении опустилась на мягкий мох.
Запылал костер. Стало тепло. Появились банки с молоком и финики.
– Я думаю так, – говорил Петька, выплевывая косточки. – Дойдем завтра до дороги. Там вы останетесь в укрытии, а я один схожу на разведку в деревню, в Покровское. Надо узнать, кто там и что делается. Если в деревню нельзя, в город тоже пока не пойдем. Опасно. Проберемся тропой к мельнице, оттуда к Алексею Иванычу. А там видно будет.
Дэвис взглянул на спящую Эллен.
– А далеко эта мельница?
– От дороги было километров пять. Теперь выйдет… около пятнадцати, надо думать. Там есть избушка, можно и пожить, если придется. Пойдем не торопясь.
– А как же Алексей Иваныч? – спросил доктор. – Испугается он…
Петька засмеялся.
– Как-нибудь устроимся…
16
Газы
Весь день, до самого рассвета, минима-люди брели по непролазным лесным трущобам. Эллен скоро устала и часто в изнеможении опускалась на землю. Этим пользовались и остальные. Петька торопил, он не чувствовал усталости. Минима-люди поднимались и шли дальше и дальше. Впереди маячила спина Петьки. Он покачивался на кривоватых ногах, осторожно переходя болотистые топи, срывал какие-то травки, слюнил палец и, подняв руку вверх, определял направление ветра.
Стали попадаться ягоды – морошка, черника. Маленькие люди набросились на сочные «фрукты». Морошка на их взгляд была величиной почти с абрикос, спелая, сладкая и встречалась в таком изобилии, что скоро все почувствовали тяжесть в желудке. Даже Петька, не задерживаясь, проходил мимо громадных кочек, осыпанных янтарными головками ягод. В одном месте с шумом поднялся глухарь. Он вылетел почти из-под самых ног Эллен.
Девушка вскрикнула и едва не лишилась чувств, когда исполинская птица ударила по воздуху могучими крыльями. Петька расхохотался.
– Ничего, не съест. Звери тоже не тронут. Мы хоть и маленькие, да запаху человечьего зверье боится.
Только к вечеру достигли дороги. Лес стал особенно глухим и дремучим. Местность пошла немного в гору, потом вдруг мелькнули просветы, блеснули изоляторы телеграфного столба…
Петька сделал знак остановиться. Опасно выходить на дорогу.
Устроили привал. На этот раз минима-люди ели с настоящим аппетитом. Дэвис радовался, он считал это хорошим признаком.
Уменьшающее действие прививки прекратилось.
С наступлением темноты Петька собрался в путь.
– Отсюда до деревни считается пять верст. Теперь, конечно, побольше, но не беда. К утру успею вернуться. Выведаю все, что можно.
– Как же ты, не спавши?
– Не, чего там… Вы сидите тихо и на дорогу не выходите. Огня тоже не разводите, придется потерпеть. А, может, я и не вернусь – дело военное, так ты, Иван Петрович, доведешь их до Хайн-озера. Пойдете не ручьем, где мы шли, а тропой. Здесь недалеко сворот. С озера сделаете разведку в город. А я, думаю, к свету вернусь. Ждите до завтрашнего вечера, на всякий случай.
Подвязав за плечи узелок с кое-каким дорожным снаряжением, Петька вырезал палку. Не прощаясь и не оглядываясь, он отправился в сторону дороги и скоро исчез в густой чаще.
Весь путь до села Покровского он шел быстро, почти бегом, и с большими предосторожностями, самым краем дороги. В случае опасности мог одним прыжком скрыться в лесу. Но ему не повстречалось ни одной живой души.
Деревни достиг он уже в потемках. Не доходя первых домов, свернул в поля и пошел в обход. В другом конце деревни виден был угасающий пожар. В нескольких местах еще выбивались красные языки пламени и мрачными отблесками озаряли понурые очертания уцелевших изб и построек. Светлой, словно вырезанной из картона, казалась небольшая церквушка за речкой.
Деревня молчала. Пользуясь своим маленьким ростом, Петька легко и быстро пробрался мимо амбаров и гумен на задворки.
Посидел, послушал. Потом, скрываясь в тени, пополз дальше.
Началась главная улица… Отблески пожара освещали ее мерцающими пятнами. Улица была совершенно пуста. Петька хотел было уже перестать скрываться и смело продолжать свои исследования, как вдруг откуда-то выскочила большая собака и с лаем набросилась на него. Петька спокойно вытащил перочинный нож и пошел прямо на пса. Тот, как лошадь, прыгал вокруг карлика, щерил зубы.
– Экий дурак пес! – крикнул Петька. – Коего черта брешешь? Не видишь, что ли, человека, дуралей!
Голос Петьки был тонок, как у ребенка, рост тоже невелик, но «карлик» этот имел запах взрослого человека. Этого пес не мог понять. Умолкнув, он озадаченно подошел к Петьке и принялся осторожно обнюхивать. Охотник, не показывая страха, выдержал это испытание и тем победил. Тогда пес, виновато помахивая хвостом и повизгивая, вздумал было попробовать даже поиграть. Но, один раз свалившись с ног от удара лапой, Петька больше не захотел участвовать в такой односторонней игре. Он строго прикрикнул на собаку и, как ни в чем не бывало, пошел дальше. Пес следовал за ним.
– Ах, елки-палки! – Петька кувыркнулся носом во что-то мягкое. Поднялся, пощупал. Корова! Мертвая корова… Гм… Целый слон!
В этот момент пламя пожара вспыхнуло сильнее, и глазам маленького человека открылось тяжелое зрелище. Вдоль всей улицы в разных позах, группами и в одиночку, лежали трупы людей и животных. Со времени прививки он первый раз увидал людей нормального роста. Теперь ему казалось, что вокруг поле битвы великанов. Эти титаны были обыкновенными деревенскими мужиками, бабами, детьми… Не видно было ни одного военного. Смерть застала несчастных во время бегства. У всех за плечами были котомки, кошели. Тут же валялись запряженные в телеги лошади, скот. Все было неподвижно, мертво…
Петька достаточно воевал, видал кровь и трупы, но и его это зрелище смутило. Будь еще это все где-нибудь далеко, ну, хоть в Восточной Пруссии, например, он отнесся бы к этому спокойнее. Но здесь была давно знакомая ему деревня. Он знал почти каждого домохозяина, каждую девку… Парень призадумался. Но через минуту, вздохнув, отправился дальше.
– Экая притча! – бормотал он про себя. – Как их, бедняг, устосали… Никто, видно, не ушел. Не успели. Газами, сволочи, отравили…
Около сельсовета набрел на отдельную группу мертвецов, состоявшую из женщин и ребятишек. Тут же валялось несколько коров и овец. Петька снова остановился.
– Дитятко! Дитятко! – донесся внезапно из темноты хриплый старушечий голос. – Не ходи туды, дитятко…
Маленький человек вздрогнул. Оглянулся. Никого не было видно.
– Кто там? – громко крикнул он в пространство. И снова донесся кашляющий, надорванный вопль. Пройдя несколько шагов, Петька наткнулся на маленькую хатку, каким-то чудом уцелевшую среди пожара. Окна были выбиты. Оттуда, изо мрака, доносился глухой стон.
– Тетка, а тетка! – крикнул Петька, подходя к окну. – Поди-ка сюда, к окошку.
В черном отверстии окна смутно обрисовалась какая-то фигура. Безумная хозяйка избенки не заметила маленького человечка и, притаившись, слушала.
– Что здесь делаешь?
Старуха отпрянула от окна и затихла. Потом стало слышно, как она ходит по избе и что-то делает, стучит какими-то ящиками. Через минуту снова показалась в окне.
– Прими, Христа ради…
Петька услышал стук падения и, наклонившись, нащупал под окном кусок черствого хлеба.
– Прими, Христа ради, божий человек, помолись Нилу угоднику и Алексею Божьему человеку, помолись о душах усопших…
Старуха зарыдала. Потом ее плач перешел в смех. Петька слышал, как она, отойдя от окна, принялась ходить, смеясь все громче.
– Хо-хо! Божьи человеки, проклятые человеки! Чего ищете, чего надо вам? Хи-хи-хи…
Петька постоял еще минуту, послушал. Старуха постепенно стихала, только едва слышно из пустого черного окна доносился ее веселый, как бы себе на уме, смешок: «Хи-хи-хи-хи…» Маленький человек пошел прочь.
«Вот это – война, – подумал он, – настоящая».
Стараясь быть спокойным, тихо побрел дальше вдоль улицы.
Пес отстал. Снова стало темно. Пожар угасал. Вырвавшееся было пламя не находило себе больше пищи. Дорогу приходилось искать почти ощупью.
Выйдя на край деревни, маленький человек присел и достал табак. Закурил. Здесь была тишина.
– Ишь ты! – недовольно ворчал Петька. – Газами отравили да подожгли сверху, с воздуху… Дешево и сердито! А где и какой фронт, шут его знает, не разберешь. Эскадра ушла… Прогнали, что ли? И остров бросили, как в девятнадцатом годе. А наши где?
С места, где сидел Петька, хорошо было видно море. Внезапно он прервал свои рассуждения и недвижно вонзился взглядом в сторону темного горизонта. Там, рассекая тьму туманным клином, вертикально двигался далекий луч прожектора. Как зеленый столб северного сияния, он несколько раз лениво прошелся по облакам, потом опустился куда-то вниз и исчез.
– Вот! Суда там, значит, стоят… Самолетов остерегаются. Наших, надо думать. А все-таки ничего в толк взять нельзя. Надо попасть к Алексею Иванычу. Там ближе к городу. Узнаем что-нибудь…
Поднявшись, Петька побрел обратно. Он сильно устал и только сейчас стал замечать, как заплетаются измученные ноги.
Скоро должно было светать.
Обходя лежавшие на дороге трупы, почти звериным чутьем угадывая препятствия и нащупывая правильный путь, Петька в полной темноте осенней ночи быстро пошел прочь из мертвого села. Отойдя километр, он снова остановился на пригорке закурить и оглянулся. Отсюда деревня была видна как на ладони.
Багровыми пятнами светились ее обгорелые развалины.
– Будь они прокляты! – выругался в пространство Петька, в сердцах сплевывая на дорогу. Он погрозил своим маленьким кулаком в сторону моря. – Будь они прокляты… Затаскай их Жихорь!..
Мельница! Путники остановились. Громкий шум падающей воды наполнял долину гремящим смехом. Тропинка круто сбегала вниз. Отсюда поверх вершин леса виднелись светлые глади озера. Иван Петрович вздохнул полной грудью. Вот, снова оно – Хайн-озеро!
– На мельницу опасно идти, может, там люди, – заметил Петька, – погодите, узнаю.
Через минуту он вернулся. На мельнице никого не было. Можно идти.
Мельница, все та же старая, знакомая мельница, стояла пригорюнившись, как всегда. Серебряная вода все так же летела неудержимым каскадом. Доктор со странным чувством в груди вошел в закоптелую избушку. Давно ли он спасал мух на окне!
Теперь эта хатка выросла в громадный безобразный дом. Пошел на мельницу. Наткнулся на разрытую кучу, где он искал червей.
Комары, громадные комары набросились на минима-людей.
Тучи всякого «гнуса» заставили искать спасения на берегах озера, на ветру. Пошли дальше. Вот коптилка! Петька пошарил взглядом по берегу. Лодка, та самая лодка, на которой они охотились, была здесь. Очевидно, никто с тех пор не заглядывал на этот пустынный берег.
Переезд через озеро стоил больших трудов. Маленькие люди едва справлялись с веслами, сев к каждому по двое. Эллен тоже помогала, как могла. Двигались с черепашьей скоростью, отдыхая через каждые пять минут. Четыре километра, отделявшие от острова Медведя, удалось одолеть только к вечеру.
В наступающих сумерках показался огонек у избушки. Алексей Иваныч, наверно, готовил ужин.
– Прямо не поедем, – сказал Петька. – Обогнем остров проливом.
Они пристали к острову в глубине букли, вдававшейся со стороны пролива. Лодка с тихим шелестом просунулась сквозь тростники и уперлась в берег. Высадившись, усталые беглецы бросились на траву и долго не могли вымолвить ни слова. Петька поднялся первым.
– Я сейчас вернусь.
Дэвис и доктор тем временем выгрузили из лодки свои пожитки. Эллен взяла узелок с кошкой. Показался Петька.
– Идем. Алексей Иваныч один. Уху варит.
Иван Петрович в нерешительности остановился. Его взяло раздумье. Они покажутся «Большому человеку»… Что из этого выйдет? Он медленно двинулся вперед. Его догнал Дэвис.
– Вы, доктор, знаете этого человека? Кто он такой?
– Полунищий отшельник. Живет на озере очень давно. Старик. Во всяком случае, опасаться его не приходится. Кроме того, мы с ним знакомы. Но наш рост…
– А я боюсь, – заметила Эллен, прислушивавшаяся к их разговору, – я боюсь увидеть настоящего человека. Он в два раза, если не больше, выше нас!
Тем временем минима-люди вышли на прогалину и очутились в двадцати шагах от «замка» губернатора острова, Алексея Иваныча. Старик сидел у костра и мешал деревянной ложкой в котелке, подвешенном на крючке. Видна была только эта ложка да сутулая спина в грязном полушубке.
Алексей Иваныч, по привычке всех робинзонов, за недостатком общества любил говорить сам с собой.
Группа маленьких людей остановилась на опушке.
– Вот какой еще нашелся хлюст! – доносилось от избушки. – Гривенник! Да я за гривенник лучше сам в город потопаю… Хы! Ничего, до заговенья подожде-е-ет! А мне что? Один черт, прости Господи, что ему, что другому… Хы-хы!