Текст книги "Всеобщая история религий мира"

Автор книги: Вольдемар Карамазов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 51 страниц) [доступный отрывок для чтения: 19 страниц]

Среди этих мелких славянских духов-демонов, которые обитали в древние времена, несомненно, существовали дед и баба. Кроме них, непосредственно засвидетельствованы также див, домовой, леший, мора, вурдалак, упырь, злыден, дракон, чертенок, а также домовая змея, называвшаяся в России и Польше у боже.

На Руси засвидетельствованы еще и переплуты, берегини, вурдалаки (вовкулаки) и упыри; в Чехии XIII-XIV вв. zmeky (драконы), dίblίky (чертенята), mury (муры). Любопытны зафиксированные на Руси в XI-XII вв. представления о хороможителях – духах предков, обитающих в жилищах, где им топилась баня и разводился огонь, чтобы они могли обогреться.

В. Васильев. Русалка

Чаще же всего, уже с XI в., упоминаются берегини с переплутом, а также русалки и вилы. О переплуте, за исключением того, что древние русские христианские поучения часто запрещают приносить жертвы берегиням и переплуту и пить в их честь, нам вообще ничего не известно. О русалках мы знаем больше.

Русалки современного славянского фольклора, так же как и аналогичные украинские мавки, это души умерших девушек. Обитают они в водах и на берегах, предаваясь веселью и танцам. К человеку они относились недоброжелательно, и поэтому люди старались умилостивить их различными мелкими жертвоприношениями.

Название «русалка», несомненно, связано с названием античных празднеств роз. Праздники эти, пронизанные вакхическими мотивами, проводились летом и сопровождались драматическими сценами. Несмотря на решительное сопротивление церкви, эти празднества существовали и после принятия христианства и долго сохранялись в народе под названием русалий. Известия о них имеются в России уже с XI в., а в более позднее время они отмечены и у других славян.

Женские фигуры, выступающие на этих празднествах, очевидно, получили наименование русалок (русалка, множ. русалки), а отсюда это имя распространилось вообще на женские существа, являвшиеся персонификацией душ предков, и русалками стали называть души преждевременно умерших детей, девушек и незамужних женщин. Славяне переняли русалии лишь в конце языческого периода. Когда возникли из них представления о русалках, мы не знаем, но, несомненно, это относится к более позднему периоду. Здесь, вероятно, как и в некоторых других подобных случаях, иностранное слово перешло на нечто уже до этого существовавшее у славян.

Более древними, чем русалки, являются по своему происхождению другие существа славянского фольклора, называемые вилы. Что вилы по своему происхождению представляют собой персонификацию душ умерших предков, уже не так очевидно. Имеются также различные категории вил: наряду с водяными вилами, подобными русалкам, имеются, в частности, вилы облаков и вилы гор.

Вилы исцеляют и заколдовывают, они бывают влюблены, чувствуют зависть и похищают детей. Вообще понять их сущность исходя из чего-нибудь одного нельзя: южные славяне приписывают вилам то, что в разных местах относится к различным духам, гениям, домовым. Вилы – это девы, которые могут вести себя по отношению к человеку как дружелюбно, так и враждебно, в зависимости от его собственного поведения.

Обычно принято считать, что представление о вилах возникло на Балканах, причем довольно поздно, и отсюда литературные источники распространили его среди восточных и западных славян. Более того, ряд исследователей полагает, что и Балканы не являются их родиной. Тем не менее остается фактом то, что вилы упоминаются уже в древнейших славянских текстах как балканского, так и древнерусского происхождения, причем среди существ, в которые верил народ, они названы с такой определенностью, что трудно согласиться с мнением, что вилы на Руси существовали лишь в литературных источниках.

Вилы засвидетельствованы также и на Западе, у чехов, еще в XV в., и трудно предполагать, что представления о них пришли с Балкан, особенно если учесть, что и до сих пор в Словакии бытует верование о том, что вилы являются олицетворением душ предков. Поэтому не исключено, что славяне-язычники уже знали о вилах, и это тем более вероятно, что и название их на основании свойственного им характера существ, любящих страстные танцы, можно легко вывести из славянского языка. Если же у русского народа со временем упоминания о вилах исчезли, то, очевидно, представление о них было вытеснено каким-либо другим, скорее всего, представлением о русалках.

Языческие верования славян представляли собой мир многочисленных духов различного происхождения, которые оживляли жилища славян, окружавшую их природу и небесный мир. Некоторые из этих духов уже в раннеславянский период приобрели большее значение и почитались больше других, превратившись тем самым в богов и возвысившись над остальными духами. С этим пантеоном славяне распространились из своей прародины на новые, отдаленные друг от друга места поселения.

С течением времени славяне испытывали различные культурные влияния, способствовавшие изменению представлений о богах. Однако подробных сведений об этом ни южные славяне, ни чехи, ни поляки нам не оставили. Более достоверные известия сохранились о пантеоне восточных и балтийских славян, на которых, несомненно, сказались чужеземные влияния, в частности скандинавское, а на Руси к тому же влияние восточное и греческое. Позднее начало сказываться и христианское влияние, но оно застало язычество уже в стадии отмирания, и поэтому древняя языческая религия была затронута им в достаточно слабой степени. Значительное влияние христианства на народную веру относится к более позднему периоду.

Культ, обряды и обычаи

Различия в развитии религии приводили и к разнообразию культов богов, которые также не везде были одинаковыми. Там, где сказывалось влияние других чужеземных культов, находившихся на более высокой ступени развития, как это было, например, на Руси или в землях балтийских славян, там, где религия приобретала официальный и государственный характер, где существовало жречество, там и культы, разумеется, приобрели иные, более торжественные формы, чем у народов, знавших только местных и скромных богов.

В. Иванов. Обряд в храме Аркона

Молитвы и жертвоприношения были пышными и сопровождались иногда кровавыми сценами. Алтари, на которых приносились жертвы, были более великолепными, а в честь богов воздвигались больших размеров идолы, покрытые серебром и золотом. Черты и атрибуты этих идолов должны были производить на верующих как можно большее впечатление. Помимо этого, воздвигались они не под открытым небом, а под кровлей специального здания, которое хотя и было деревянным, но зато было богато украшено резьбой, рисунками и металлическими украшениями.

Такие здания нам известны во всех значительных культовых центрах балтийских славян. Они, несомненно, были и на Руси, о чем свидетельствуют упоминания в некоторых литературных источниках. О языческих храмах у других славян древние источники не упоминают.

Однако существование таких храмов более чем вероятно, хотя ни чешские, ни польские святилища никогда не имели такого значения, какое имело дохристианское святилище в Киеве (на месте построенной позднее Десятинной церкви), храм бога Сварожича в Ретре или храм Святовита в Арконе, подробное описание которого оставил Саксон Грамматик и фундамент которого с четырьмя колоннами внутри и пьедесталом для статуи раскопал Карл Шухардт в 1922 г.

В. Иванов. Храм Свентовида

Идолы богов обычно делались из дерева, реже из камня, покрывались золотом или серебром и в соответствии с функциями этих богов снабжались различными атрибутами, среди которых неизменно находился кубок или рог для питья. В церковной славянской литературе X и XI вв. такая статуя бога называлась идол, болван, истукан, или кумир. Все эти названия неславянского, большей частью тюркско-татарского, происхождения. Славянскими названиями были модла, капь и сока, однако не все эти названия упоминаются в древнейшее время. От древнеславянского слова «кань» произошло и название культовых мест, где находились идолы, – капища.

Идолов было особенно много у западных славян, и епископ Герберт Бранденбургский еще в начале XII в. уничтожил у полабских славян многочисленные изображения их богов. Об этом же свидетельствует и Гельмольд, отмечая, что славянские селения и городища изобиловали идолами. Помимо статуй богов, в домашнем обиходе имелись также и небольшие идолы демонов низшего разряда, своего рода пенаты, ставившиеся на очаг или в углу против печи, и если на Украине и Польше такой угол и полку, на которую ставят святые иконы, называют божник, а сами иконы – боги, то это явная реминисценция древнего языческого периода.

Вообще же из того, что мы могли бы считать языческими памятниками славян, сохранилось очень немного. Наиболее известным памятником этого рода является так называемый «Святовит», или «Збручский идол», найденный в 1848 г. неподалеку от города Гусятин в украинской Восточной Галиции и хранящийся сейчас в музее Кракова.

Збручский идол

Идол Святовита представляет собой четырехгранную колонну из известняка высотой 2,7м, которую вверху венчает голова с четырьмя лицами. Несмотря на то что на нем видны бесспорные следы восточного и античного влияния, все же в целом он, несомненно, представляет собой изображение какого-то божества из западных славянских земель. Достоверность и значение находки вызвали много споров. Возможно, это не Святовит, поскольку имя бога, которого изображал этот идол, нам не известно. Помимо этого изображения, сохранилось еще несколько каменных памятников, которые, основываясь на месте находки, стиле и атрибутах, мы с достаточной долей вероятности можем считать славянскими. Такими являются, например, статуи, найденные в реке Регнице у Бамберга, статуя из Гольцгерлингена и ряд других.

Из чего состоял у славян собственно культ, трудно сказать определенно. Ясно только, что основной его частью было принесение жертв. В жертву огромному дубу на днепровском острове Хортица восточные славяне приносили живых петухов, мясо и хлеб. Свои дары – стрелы – оставляли у корней могучего дуба воины.

Особенно часто жертвоприношения упоминаются в связи с почитанием домашних духов, которым славяне-язычники подавали хлеб, сыр, мед, калачи, кур, яйца, чеснок и т.д. Для обозначения жертвоприношений у славян было много терминов, как собственных (треба, жертва), так и заимствованных. При жертвоприношениях жрец или хозяин – отец семьи, подняв руки кверху, обращался к богам и произносил при этом соответствующую просьбу (древнерусское моление – чешское modlitba).

Как правило, молитвы возносили за хороший урожай, благополучие родины, рост богатства и новые победы соотечественников. В особенно важных случаях приносились и человеческие жертвы. Так, например, после похода князя Владимира на ятвягов в Киеве было решено принести богам благодарственную человеческую жертву, наметив ее по жребию.

Не совсем ясен вопрос о древнеславянских служителях культа. По всей видимости, обряды семейно-родового культа выполнялись главами родов. Специальная каста жрецов-профессионалов засвидетельствована только у балтийских славян, религия которых, как мы видели, была наиболее развита и у которых зафиксировано наибольшее количество известных богов и крупных культовых центров с расположенными в них храмами. У остальных славян подобного рода жрецы не отмечены. В то же время в культовых центрах существовали также лица, выполнявшие, вероятно, в какой-то степени функции жрецов. Ими являлись постоянные помощники при жертвоприношениях и хранители святилищ.

В отличие от этого в землях балтийских славян существовали такие известные боги, как, например, Сварожич в Ретре или Святовит на Руяне, а также целые группы жрецов с главным жрецом во главе, которые заботились о поддержании культа и занимались тем, что было самым главным, что приносило больше всего десятины и что более всего оказывало влияние на народ – различными магическими действиями и предсказаниями. Даже у таких богов, которым не был посвящен специальный храм, каким, например, являлся Провен, в дубовой роще в Ольденбурге был, как упоминают источники, собственный верховный жрец.

Солнечная символика в украшениях славян

Описание оракула в храме Сварожича оставил Титмар Мерзебургский, Саксон Грамматик описал арконского оракула на Рюгене, сохранились также свидетельства о священном дубе Триглава в Щецине. Во всех этих святилищах главную роль играл посвященный богу конь, которого жрецы проводили через ряд скрещивающихся копий. Кроме этого, предсказания делались по напиткам, которыми наполнялись чаши, находившиеся в руках идолов, а также по черным и белым древкам, по полету птиц и так далее.

Наряду с настоящими жрецами у всех славян был распространен еще один вид посредников между народом и богами или демонами, действовавший без храмов и жертвоприношений. Они тем не менее оказывали значительное влияние на верования народа и на жизненно важные решения как отдельных верующих, так и целых семей и даже больших поселений. Это были колдуны или маги, обычно называвшиеся у древних славян волхвами. Происхождение этого слова до конца не выяснено, несмотря на многочисленные попытки. Однако не подлежит сомнению связь термина «волхв» со словами «волшебство» и «волшебный».

В. Иванов. Сны капища

Помимо этого, существовал и ряд других специальных наименований, обозначавших колдунов, в соответствии с тем видом магии, которым они занимались: чародей, ведун, вещий, гадачь, баяльник, обавник, ворожец, врач, кудесник, паузник, кобник, кузедлик и некоторые другие. Подобные названия имелись, естественно, и для обозначения женщин-колдуний. Впрочем, точно сказать, были ли волхвы только колдунами или исключительно жрецами языческих богов, не представляется возможным.

Различные колдуны языческих времен упоминаются в древнейших польских и чешских хрониках, а также у древних болгар. Однако наибольшее количество интереснейших сообщений мы имеем по Древней Руси. В первых русских летописях, относящихся к Х-ХП вв., волхвы упоминаются очень часто, и мы имеем возможность более глубоко познакомиться с их значением и деятельностью. Как защитники старой веры, волхвы выступили предводителями восстания 1071 г. в Северо-Восточной Руси, являясь главными представителями лагеря, боровшегося против христианства.

Видя влияние волхвов на народ, церковь со всей силой обрушилась на них, но встретила, особенно в первый период, ожесточенное и радикальное сопротивление волхвов и шедшего за ними народа. Несколько интересных свидетельств этого имеется в Киевской летописи. Большое значение волхвов, обладавших кое-где не меньшей властью, чем князья, подтверждают также и современные источники.

Какова была практическая деятельность и какие магические средства использовали волхвы, а в значительной мере, вероятно, и вещуньи, пользовавшиеся властью над своими соплеменниками со дня их рождения и до самой смерти, объяснить довольно трудно, однако следует отметить, что в славянской Северной Руси сильно сказывалось влияние соседних финских племен и их шаманов. Вообще характерным для Руси было то, что наиболее могущественными и искусными колдунами считались представители неславянских народов: финны, карелы, мордва и другие. Это подтверждается находками в погребениях северных русских областей небольших фигурок, изображающих людей и животных. По всей вероятности, они принадлежали как раз финским шаманам. В других же славянских областях подобных свидетельств не имеется, и поэтому говорить о влиянии и силе финских шаманов на всю славянскую Русь нет достаточных оснований.

Вера в магию, то есть в силу, которая может заставить духа следовать воле человека, выполняющего определенные ритуальные действия, появляется уже на самой ранней стадии развития культуры, когда едва ли можно говорить о какой-либо системе религиозных воззрений, и сохраняется наряду с развитыми культами и тогда, когда появляется уже собственно религия. У славян в языческий период зафиксированы многие магические обряды.

Не случайно основной удар христианская церковь направляла против этой языческой магии, так как языческих богов она уничтожила сразу, разбив идолов и разрушив языческие святилища. Волхвы же и магия остались, и церковь вела с ними упорную борьбу, которая в конце концов все же оказалась безрезультатной. Даже и теперь в глухих славянских областях, находящихся вдали от современной культуры, сохранилось много обычаев и поверий, носящих иногда чисто языческий, примитивный характер и связанных с колдовством и магией.

А. Рябушкин. Князь Глеб Святославович убивает волхва на новгородском вече

К языческому культу относится и ряд празднеств и обрядов, исполнявшихся в различные времена года. Отчасти эти празднества были связаны с культом умерших предков, но большей частью это были празднества космологические, посвященные окончанию зимы и приходу весны, зимнему и летнему солнцестоянию, окончанию полевых работ. Возникали они, как правило, в связи с различными обстоятельствами хозяйственного порядка.

Шла ли речь о наступлении весны, о солнцестоянии или о начале зимы – везде за этим скрывались хозяйственные причины, побуждавшие славян к тому, чтобы определенными обрядами и молитвами обращаться к тем духам и богам, которые именно в этот момент имели для людей наибольшее значение.

Прежде всего это было солнце, оказывавшее определяющее влияние на жизнь и хозяйство древних славян. Отсюда проистекало ведущее значение солнечных богов и годовых празднеств, связанных с определенными временами года, особенно началом весны, когда солнце оживляет природу, затем периодом страды – летней и осенней уборки урожая, – которым солнце, по представлению славян-язычников, завершало свои хозяйственные функции. А обряды, сопровождавшие эти празднества, являлись не чем иным, как актами колдовства или магии, цель которых состояла в том, чтобы оказать влияние на космические силы и получить богатый урожай.

Вместе с тем необходимо отметить, что древние источники об этих культах сообщают очень мало, и мы можем судить о них главным образом по тому, как они отразились в историческом и современном славянском фольклоре. Однако этот вопрос не разработан еще настолько, чтобы можно было определенно сказать, что в современные обряды и празднества перешло из языческих веровании славянства, что уже в древнее время было заимствовано из чужеземных культов славянами-язычниками и что, наконец, привнесено в эти празднества уже в позднейший период.

Б. Кустодиев. Масленица

К группе зимних празднеств относится прежде всего коляда (koleda, то есть хождение от дома к дому с наряженной фигурой, называемой «коляда»; хождение сопровождается специальными песнями и поговорками). Коляда упоминается у славян уже в языческий период, но по своему происхождению этот обряд не славянский, а является заимствованным из Рима новогодним праздником календ, от названия которого и образовалось славянское слово «коляда». Празднества эти появились у славян еще до принятия христианства, но пережитки их сохранились и по сегодняшний день и, по-видимому, слились с остатками каких-то славянских празднеств в честь зимнего солнцестояния.

Другой древний обычай и праздник зимних святок, известный под названием крачун (корочун) и широко распространенный среди славян, засвидетельствован на Руси уже в XII в. Интересно, что этим же словом называли особый хлеб, выпекавшийся к празднику, а также, вероятно, какого-то духа смерти, поскольку выражение «Его хватил корочун» по-русски означает «он умер»[7 – Токарев С. А. Религия в истории народов мира. – Изд. 2-е, испр. и доп. – М.: Политиздат, 1965. – С. 230.].

К весенним празднествам относится главным образом «вынесение смерти», которое у западных и восточных славян называлось Марена (у чехов Маржена, наряду с Морена, у поляков Саржана, у украинцев Марена). До сих пор у всех славян, но главным образом у западных и восточных, в первые дни весны делают фигуру из соломы (местами используют небольшое деревце), которую с песнями проносят по селению, а затем бросают в воду. Этот обряд, хотя непосредственно он нигде не засвидетельствован, несомненно, был известен уже в языческий период и распространен почти у всех славян, а чешские и польские источники XIV и XV вв. упоминают о нем как об очень древнем языческом обряде.

И. Суриков. Взятие снежного городка

Обряд вынесения Марены – смерти, – бесспорно, связан с уходом зимы и наступлением весны и, скорее всего, является пережитком жертвоприношений, приносившихся весенней воде, освободившейся от льда. Жертва, приносившаяся воде, и называлась у славян «марена».

Более богатой является группа летних празднеств, так как на летний период приходилось наибольшее количество сельскохозяйственных работ и летнее солнцестояние в условиях теплой погоды давало больше возможностей для различных игр и развлечений на лоне природы, чем холодное зимнее солнцестояние. Празднества, связанные с солнцестоянием, действительно, заметно выделяются среди других. Они полны шумного веселья и танцев, и главным действием в них являются прыжки через огонь (очевидно, с целью очищения), а также различные гадания.

Местами у славян разыгрывались и какие-то драматические сцены, подобные утоплению марены, то есть вторичное умерщвление или захоронение символической фигуры, носившей различные названия. Известные празднества в период летнего солнцестояния, чаще всего накануне праздника Иоанна Крестителя (23-24 июня), издавна отмечаются у всех славян. Так, на Руси хорошо известен праздник купало (либо купалы), в Польше – соботка, в Чехии – купадло, в Словакии – купадло, вайануо (vajanuo), у словенцев – крес, у сербов – Иван-дан, или крес, у болгар – Иван-ден и т.д.

Празднества, которые сопровождались не только плясками и весельем, но и драматическими представлениями захоронения чучела, имели место на Руси в день Купалы. В отдельных местностях вместо Купала фигурируют Ярила, Кострома, Кострубонка, у болгар – Калоян, Скалоян. Однако подобное драматическое действие, по всей вероятности, не относилось к собственно купальскому празднеству, которое поэтому значительно различается как хронологически, так и по своей форме.

И. Курылев. Ночь на Ивана Купалу

По-видимому, эти празднества носят очень древний характер и косвенно засвидетельствованы уже в XI-XII вв., о чем можно судить по тому, что летописец Козьма Пражский и биограф епископа Оттона Бамберского упоминают о больших языческих празднествах у чехов и поморян, происходивших в июне, во время, соответствующее нынешнему христианскому празднику Святой Троицы. Названия купало и соботка впервые появляются только в XIII в., но уже с этого времени можно проследить их вплоть до сегодняшнего дня.

Значение этих празднеств не совсем ясно, однако в основе их, видимо, лежало своеобразное чествование природы в момент ее наибольшего расцвета, накануне сбора урожая, а с этим, по всей вероятности, были связаны и сильные эротические эмоции, которыми эти празднества сопровождались. К купальским празднествам как по времени их празднования, так и по характеру относятся и празднества русальные (празднества роз).

Эти празднества, в основе которых лежало олицетворение предков, несомненно, возникли у славян под влиянием римских росалий (rosalia). у южных славян из росалий возник праздник, называвшийся ружшало (дружичало). Подобно этому и русская радуница, и возникшие затем представления о русалках и, наконец, летние праздники, распространенные среди всех славян и называвшиеся русалие, рисале, русадла, несомненно, являются не чем иным, как римскими росалиями. Римскоэллинистическое влияние здесь не подвергается сомнению. Не совсем ясно пока только то, что в нынешних формах русалий является по своему происхождению заимствованным, а что – частью какой-то собственной, славянской, обрядности, с которой праздник росалий впоследствии слился.

Основным мотивом празднества повсюду является вождение наряженной девушки (живой или чучела) и маскарад со звериными масками, сопровождающимся разговорами, песнями, плясками и символическим сражением. Такие русальные игрища известны на Руси уже в XI-XII вв. Они представляли собою народные игры, против которых ожесточенно, но зачастую безуспешно выступала церковь. Известны они и на Балканском полуострове, где большое исследование о русальных игрищах опубликовал в 1920 г. болгарский ученый М. Арнаудов, а также в Чехии, Моравии и Словакии, где о них упоминают еще в конце XVI в.

Последней большой группой летних и осенних обрядов были в языческий период все обряды и празднества, связанные с уборкой урожая и вообще с окончанием всех сельскохозяйственных работ. Таких обрядов у славян и по нынешний день много, а что они существовали уже и в языческий период, мы видим по празднику Святовита в Арконе, описанному Саксоном Грамматиком. Праздновался он один раз в год, по окончании жатвы, и жрец Святовита после многих жертвоприношений предсказывал по количеству вина в чаше, находившейся в руках бога, урожай на будущий год. Этими праздниками, очевидно, заканчивался сельскохозяйственный год и серия просительных и магических действий, с которыми древний славянин обращался к богам, пославшим хорошим урожай.

В. Корольков. Перунов цвет

Брак и обряды, связанные с ним

Многие обряды у славян были связаны со вступлением в брак. У всех народов, как малоразвитых, так и более культурных, брак считается настолько важным актом, что сопровождается какой-либо значительной церемонией. О том, что это было так и при славянской свадьбе – древнеславянский брак или общеславянская sυatba, υesele, – мы можем допускать a priori, хотя непосредственных сведений об этом, относящихся к периоду язычества, очень мало.

Судя по всему, в древнейшие времена у славян до известной степени существовал промискуитет. Однако позднее, в конце языческого периода, половая жизнь уже повсеместно регулировалась браком мужчины с одной или несколькими женщинами.

Основу брака у славян составляло похищение девушки из другого рода или племени или ее выкуп. Дети являлись собственностью отца, и девушка могла перейти в собственность другого мужчины только после насильственного похищения или после мирной купли, посредством которой отец уступал свои права другому мужчине. В конце языческого периода у славян встречаются обе формы, причем похищение и купля существуют одновременно (хотя и не у всех). Вместе с тем можно наблюдать, что со времен христианства похищение считается чем-то более грубым и низким, свойственным больше язычеству.

На основании исторических источников сравнительного фольклора и лингвистики нельзя решить, являлось ли похищение действительно более древней и изначальной формой брака. Однако о том, что похищение не было обычаем временным, случайным и только местным, свидетельствует уверенность, с какой Лаврентьевская летопись называет его в конце XI века постоянным для некоторых русских племен: «Поляне… брачный обычай имяху: не хожаше зять по невесту, но приводяху вечеръ, а завътра приношаху по ней что вдадуче. А древляне живяху звериньскимъ образомъ, и живуше скотьски: убиваху другъ друга, ядяху вся нечисто, и брака у нихъ не бываше, но умыкиваху у воды девиця. И радимичи, и вятичи, и северъ одинъ обычай имяху… браци не бываху въ них, но игрища межю селы, схожахуся на игрища, на плясанье и на вся бесовьская песни, и ту умыкаху жены собе, с нею же кто съвещашеся; имяху же по две и по три жены… Си же творяху обычая кривичи и прочий погании, не ведуще закона божия, но творяще сами собе законь».

Страница из Лаврентьевской летописи

Об этом же свидетельствует и большое количество пережитков похищений, долгое время сохранявшихся на Руси, в Чехии, Польше и на всем Балканском полуострове. В более поздний исторический период правовые памятники отдельных славянских народов полны наказаний за похищение девушек, называвшееся по-русски также умыкание, умычка, увод, увоз, по-польски – porwanίe, по-сербски – отмица, по-болгарски – завличане, влачене, грабене Мома, по-чешски – unos.

Однако наряду с этими данными имеются и древние известия о покупке женщин в Польше и в России, а также многочисленные пережитки этого обычая и упоминания о нем в позднейшее время. Для обозначения подарка, который отец получал за дочь, в славянском языке имеется даже специальный индоевропейский термин вено.

Об обрядах, которыми в языческий период сопровождалась свадьба, нам известно очень мало. До нашего времени не сохранилось ни одного описания свадьбы, поэтому приходится воссоздавать ее картину отчасти по общему индоевропейскому языковому и бытовому материалу, частью же по историческим и современным славянским обычаям, во многом сходным и в значительной мере уходящим своими корнями в далекое прошлое.

В тех случаях, когда речь шла не о насильственном похищении, посланцы жениха договаривались с отцом девушки о браке за выкуп, а затем через некоторое время назначалась и свадьба. Приводили невесту и приступали к венчанию, которое начиналось заручинами, или обручением, церемонией, во время которой невеста вкладывала свою руку в руку жениха, причем жених и невеста обменивались подарками, среди которых особенно важным было (и до сих пор является) яблоко, очевидно потому, что в нем заключался какой-то символ плодородия и любви, затем петух или черная курица. Обычай дарить перстень пришел из Византии и, несомненно, был заимствован в более поздний период.

Затем следовало облачение невесты в свадебное одеяние, называвшееся, по всей вероятности, наметка, после чего ее отводили в дом жениха, где встречали медом и хлебом и забрасывали различными плодами (зернами хлебных злаков, маком, горохом и т.д.), чтобы она была плодовита и зажиточна. После этого невесту трижды обводили вокруг очага, домашним богам которого она должна была поклониться, быть может, принести им жертву, и наконец усаживали на звериную шкуру, положенную мехом вверх. При этом гостям раздавали свадебный калач (каравай).

К. Маковский. Под венец

Затем невесте торжественно расплетали косы и остригали, а оставшиеся волосы укладывали под чепец, обернутый фатой. Наконец, невеста развязывала жениху обувь в знак того, что она ему полностью подчиняется (видимо, поэтому и остригались волосы), и жених даже наносил ей символические удары, после чего женщины и дружки одевали новобрачных в новые рубахи и торжественно укладывали их на ложе. Гости же продолжали веселиться, как правило, достаточно бурно. После брачной ночи молодоженов, сопровождаемых веселыми дружками, отводили очиститься водой, а возможно, и огнем.