Текст книги "Журнал «Вокруг Света» №11 за 1991 год"

Автор книги: Вокруг Света Журнал

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц)

Большинство моряков прибывало в Амурский край вторым путем – «кругом света». Именно морским путем отправился на Восточный океан мичман Николай Иванович Рыков.

С Кронштадтского рейда, держа курс на Англию, снялись 15 июля 1859 года. Фрегат «Светлана» шел под флагом августейшего шефа флота, следовавшего в Туманный Альбион с дипломатической миссией.

Через десять дней прибыли в Порт смут. Оставив здесь генерал-адмирала, пошли в Геную. Из Генуи, приняв на борт вдовствующую императрицу, «имея тихий ход, чтобы удары винта не могли беспокоить высокую путешественницу», пошли в Тулон. Из Тулона, приняв свиту герцогов Лихтенбергских и багаж великой княгини, – в Виллафранку. Так прошло лето. Настала средиземноморская зима с ее непогодью и ветрами. Потом вдовствующая императрица пожелала, чтобы командиры кораблей эскадры, «если возможно», встретили Рождество на берегу. Плавание все откладывалось.

26 января 1860 года на «Светлану» прибыл новый командир, капитан 2-го ранга Николай Матвеевич Чихачев. И сразу начались большие перемены.

Увеличили констапельскую. В ней разместили трехмесячный запас сухарей. Чтобы в плавании печь для офицеров хлеб, переоборудовали камбуз. Устроили стойла для десяти быков. Для облегчения корабля несколько уменьшили артиллерию. Сократили и команду. 37 слабосильных матросов списали на другие корабли, а взамен набрали 10 человек из охотников.

И вот закончен инспекторский осмотр. Отслужен молебен. И в половине пятого вечера 7 февраля 1860 года, имея на борту 19 офицеров, 406 нижних чинов, 40 пушек и 450 сил в машине, «Светлана» снялась с якоря и вышла из Тулона для следования с военно-дипломатической миссией в Сингапур. Оттуда уже давно и настойчиво требовал усиления Русской Дальневосточной эскадры ее энергичный и строптивый командующий капитан 1 -го ранга Иван Федорович Лихачев. Это он, вице-адмирал Лихачев, при выходе в отставку чуть не единственный не удостоится чина полного адмирала. Это ему принадлежат крылатые слова: «В морском искусстве единственное средство не быть позади других – это стремиться быть впереди всех!»

Миновав «ревущие сороковые», выдержав трехдневный шторм и преодолев Индийский океан, Чихачев с гордостью отмечает: «От мыса Доброй Надежды до Зондского пролива, ни разу не вступая под пары, прошли в 28 с половиной дней. Это быстрее знаменитого фрегата «Паллада» семью днями».

Между тем истекал третий месяц беспрерывного плавания. Изо дня в день все одно и то же: фрегат, океан, небо. Все темы в кают-компании давно исчерпаны. Все книги прочитаны. Все истории пересказаны. Недаром говорят, что Каин убил Авеля за старые анекдоты...

Но – всему приходит конец. 4 июня 1860 года капитан Лихачев донес из Шанхая: «Третьего дня в 8 часов вечера пришел фрегат «Светлана» благодаря Бога совершенно благополучно и в совершенно исправном виде».

«Светлана» становится флагманским кораблем эскадры.

Неспокойно было у китайских берегов. Продолжалась Опиумная война. Англичане и французы старались с помощью оружия вынудить Китай на уступки. Очень настороженно держались японцы. В прибрежных водах, да и на суше, хозяйничали все кому не лень. Власть же русских в приграничных районах, даже после заключения Пекинского договора 1860 года, определившего принципы торговых и пограничных взаимоотношений с Китаем, оставалась лишь номинальной. Толпы бродяг-манз свободно переходили границу в обоих направлениях, нападали на русские посты, добывали золото, истребляли леса. В прибрежных водах шныряли пиратствующие браконьеры всех мастей.

«Как жаль, – доносил в июне 1860 года Лихачев,– что наши северные богатства остаются для нас бесполезными».

Пора было россиянам стать твердой ногой в своих владениях на берегах Тихого океана. Как воздух был необходим краю незамерзающий порт.

И вот 20 июня 1860 года в пустынную гавань Золотой Рог вошел транспорт «Манджур» под командованием капитан-лейтенанта Алексея Карловича Шефнера. С транспорта на северный берег бухты высадилась группа солдат. Они принялись рубить в дальнем лесу деревья и, вытянувшись длинной вереницей, таскать бревна на пустынный берёг. А потом стали строить казарму и провиантский склад. Родился Владивосток.

Не сразу новый пост станет главной нашей базой на Тихом океане. Еще не один год будут оспаривать между собой первенство Николаевск и поселение Де-Кастри. Еще долго будет ходить «с разными поручениями» по восточным морям и рекам транспорт «Манджур». И еще не раз пересекутся морские пути Шефнера и Рыковых.

Все чаще у русских берегов появлялись английские, французские и даже голландские флаги. Вот содержание донесения начальника эскадры Лихачева об одном из таких посещений.

...23 октября 1860 года в одной из бухт корвет «Боярин» застал голландский военный бриг «Кашалот». Бриг салютовал 11 выстрелами. Корвет ответил тем же, но приподнял голландский флаг вверх ногами, то есть синей полосой кверху. Ошибка была вдвойне неприятна потому, что на корвете не заметили ее вовремя. И сам Лихачев узнал об этом много позже. Голландский капитан, к которому Лихачев счел обязанностью приехать с извинениями, попросил, чтобы исправить ошибку, вновь поднять голландский флаг и произвести национальный салют в 21 выстрел. Лихачев решил без затруднений исполнить его просьбу. Голландец немедленно ответил тем же – салютом наций при подъеме русского флага. И вслед за тем явился в полной форме принести Лихачеву официальную благодарность за почесть, оказанную голландскому флагу.

Эпизод этот, примечательный сам по себе, я привел вот почему. Когда мне попалось донесение Лихачева, вспомнился давний рассказ отца об истории русского военно-морского – Андреевского – флага. История, по-моему, очень любопытна. Вот вкратце ее смысл.

На первом своем морском военном корабле «Святые пророки» Петр I поднял – как российский морской флаг—именно перевернутый голландский – «крабес» (Забытая аббревиатура. Как и русский «бесик» (белый, синий, красный)). Однако ведь подъем всякого перевернутого флага означал, что корабль терпит бедствие: Продолжая поиски морского флага, Петр все чаще обращался к образу греческого синего креста. Корабли, осаждавшие Азов, уже несли на мачтах белые флаги с «косицами» и голубым греческим крестом. Но и такой флаг не удовлетворял Петра. Он снова возвращается к перевернутому голландскому, добавив голубой косой крест на белое поле. Но и этот вариант не был последним.

И вот однажды, уже глубокой ночью, сидя за столом перед чистым листом бумаги и раздумывая о флаге, Петр задремал. Разбудил его яркий луч утреннего солнца, упавший сквозь промерзшее окно на белый лист. Луч, преломившись, изобразил на бумаге две голубые пересекающиеся косые линии —подобие креста, на котором был распят Святой Андрей. Петр, счел это откровением свыше и тотчас же нарисовал Андреевский флаг. И написал на рисунке: «Зане святой Андрей Первозванный землю русскую светом Христова учения просвети». С выходом в устье Невы корабли русские уже гордо несли на стеньгах новый Андреевский флаг. И не спускали его свыше двухсот лет...

Но вернемся на «Светлану». Ровно полтора года фрегат, а с ним и Николай Рыков проплавал на Дальнем Востоке. Наконец, 20 октября 1861 года, «по изготовлении вверенного мне фрегата в обратное плавание в Россию, – записал в рапорте новый командир, капитан 2-го ранга Иван Иванович Бутаков, – оставил Вусунгский рейд и следую в Манилу и Батавию для собрания сведений относительно доставки в Кронштадт ценных лесов и особенно тику».

В Батавии (Джакарте) застали судно из Любека, груженное 70-ю пушками, предназначенными для Владивостока. На судне, разумеется, не оказалось карт Владивостокской бухты. Их вообще еще не печатали. Чтобы ускорить доставку пушек, Бутаков распорядился выдать людскому шкиперу имевшиеся на «Светлане» рукописные карты, составленные по последним описям.

На обратном пути капитан Бутаков решил замкнуть кольцо – вернуться в Европу не через Индийский, а через Тихий океан. «Хорошо познакомившись с отличными качествами фрегата, несмотря на то, что путь, мною избранный, гораздо более пути через мыс Доброй Надежды (тогда ни Кильского, ни Панамского, ни даже Суэцкого каналов еще не существовало.– В.Р.), я надеюсь, – писал Бутаков,– прибыть в Кронштадт к ранней весне».

Прибыли 20 июня 1862 года. На палубе «Светланы» забавно скакали ручные кенгуру, кричали на разные голоса попугаи...

Через несколько дней на «Светлане» произвел смотр император Александр II. «При опросе, обративши на себя внимание своим бодрым, здоровым и молодцеватым видом, команда отвечала дружно, что всем довольны». Хотя... За три года на корабле умерло 11 человек. Из них трое – при падении с рей. Царь объявил «особое благоволение» командиру. Нижним чинам пожаловал по рублю. Многих офицеров наградил. Рыков, ставший в плавании лейтенантом, получил орден Св.Станислава 3-й степени, годовое жалованье и, «по высочайшему повелению» шестимесячный отпуск.

На этом морская эпопея Николая Ивановича Рыкова завершилась.

Братья сменяют брата

30 сентября 1865 года по Морскому министерству состоялся приказ: «Переводится Павел Рыков в Сибирскую флотилию вместо лейтенанта Николая Рыкова».

Перед самым отъездом дед женился. Вот как об этом рассказывал папа. Была какая-то вечеринка. На рояле играла скромная девица. На девицу (звали ее Зиночка Давыдова) обратил внимание бравый лейтенант. И тут же, у рояля, сделал ей предложение.

– Как маменька... – только и вымолвила, потупя взор, девица.

Маменька не стала возражать. Сыграли свадьбу, и бравый лейтенант с молодой женой укатил в далекий край. Там уже второй год капитан-лейтенант Василий Рыков командовал сперва знаменитой винтовой шхуной «Восток», потом транспортом «Японец». Это тот Василий, чьим именем в 1865 году был назван входной мыс в заливе Де-Кастри. Вскоре сюда приедет и Сергей.

Вот несколько штрихов, говорящих о том, чем жил далекий Амурский край.

1860 год. Циркуляр Морского министерства уведомляет: флотские экипажи в скором времени будут снабжены нарезными ружьями.

1862 год. Ученый мир вскоре впервые получит достоверные известия о Приуссурийском крае, о бассейне неизвестной Уссури, и впервые увидит точную карту этой местности. На этот раз одним только русским принадлежит вся честь нового приобретения для науки.

В том же году был подписан трактат между Англией и Соединенными Штатами Америки о прекращении торговли неграми. Всем командирам кораблей всех стран поручено следить за выполнением этого трактата.

И еще. До тысячи славянских семейств переселяются из Америки в пост на Владивосток.

1863 год. 25 января во Владивосток первый раз пришла большая почта. Весть эта через несколько минут собрала всех. Письма из Петербурга были отправлены в июне прошлого года. Но слава Богу – почин сделан!

А в Новгородском посту солдат попал на зубы тигру... 1864 год. Женское училище в Николаевске работает успешно. Прежде там было всего четыре девочки. Теперь – постоянно живущих 10 да приходящих 21. Их учат грамоте, шитью, музыке – всему, что необходимо для нормальной жизни.

Только что построенный телеграф от Николаевска до Мариинска действовал лишь зимой. Весной телеграфные столбы повалило. Один из дальневосточников – пессимистов при этом заметил: «Посадите на рыбу и бруснику. Отнимите у людей живое начало. Да добавьте сюда 40-градусные морозы – поверьте, ничего не выйдет из такой жизни».

Но русские моряки жили, трудились и не сдавались. И растили детей. Дочерью Софией одарила Василия супруга-англичанка Екатерина Вениаминовна, урожденная Бидол. Зинаида Яковлевна, моя бабушка, родила в Николаевске Ивана, Владимира и Марию. А Екатерина Петровна, урожденная Персина, жена Сергея, произвела на свет пятерых дальневосточников – Анну, Екатерину, Сергея, Юлию и Ивана!

Три навигации плавает Павел Иванович Рыков на «Манджуре» старшим у Алексея Карловича Шефнера. Да-да! Основателя Владивостока! Дел хватало не только летом, в навигацию, но и зимой.

В 1864—1865 годах «Манджур» зазимовал в Де-Кастри. Пользуясь тем, что залив замерз, матросы изо дня в день долбили во льду лунки. Рядами. Прорубили их 8500 штук. И делали промеры глубин по параллельным линиям, соединяющим остров Обсерватория с мысом... Рыкова.

После доброй шефнеровской школы, в 1866 году! Павел Иванович получает под свое начало одноколесный пароход «Лена». А через год назначается командиром только что смущенного со стапелей Николаевска двухколесного парохода «Константин» и несет пограничную службу на Амуре и Уссури. За нелегкую службу эту он был удостоен ордена Св. Анны 3-й степени с мечами и бантом.

В ту пору корабли Сибирской флотилии не ограничивались выполнением только лишь одной – военной функции. Они вдобавок работали. На каждую навигацию устанавливалось четкое разделение труда. Корабли расписывались на две категории. «Вооруженные для надобностей морского ведомства» составляли первую категорию. Шхуна «Восток», например, обычно занималась описью, промерами, постановкой вех, осмотром маяков и крейсированием у берегов. Транспорт «Японец», пароход «Лена» и некоторые другие перевозили военные грузы.

Вторую категорию составляли корабли, «вооруженные для надобностей посторонних ведомств». К их числу принадлежал и транспорт «Манджур». Эти корабли доставляли почту, буксировали суда, перевозили пассажиров и грузы. Ведь у Русского берега не было тогда ни одного постоянного частного парохода. Лишь в 1872 году созданному Товариществу срочного пароходства по рекам Амурского бассейна передали несколько военных судов, в их числе «Константина» и «Лену». Конверсия!

Вот так и плавали день за днем, год за годом братья Рыковы. Василий – на «Японце», Павел – на «Константине», а Сергей – чуть не на всех кораблях Сибирской флотилии. А когда в 1870 году капитан 1 -го ранга Шефнер станет командиром Амурского экипажа, командовать «Манджуром» будет лейтенант Павел Рыков, Когда же Главный порт перенесут из Николаевска во Владивосток и будет создан Штаб Главного командира портов Восточного океана (с совершенно фантастическим по нынешним понятиям штатом —7 офицеров!), Павла Ивановича назначат адъютантом Штаба. И он получит «густые эполеты» взамен своих лейтенантских «ватрушек». А командиром Владивостокского порта станет Шефнер.

Немало сил и энергии вложат они в становление нового порта. А позже и в деятельность Комитета по устройству города Владивостока.

Снова Балтика

В 1874 году Павел Иванович возвращается на Балтику. Чуть ранее сюда же вернулся Василий Иванович, капитан 2-го ранга. Из братьев на Дальнем Востоке остался один Сергей. Он так же, как и Василий с Павлом, заслужит «амурскую пенсию». Проводит на Балтику Шефнера. Отпразднует «возведение Владивостока в степень города», объявленное приказом шефа флота 7 июня 1880 года. Станет, увы, последним командиром корабля-ветерана «Восток». Переживет его гибель: «Восток» разбился о рифы при промерах малоисследованных шхер залива Петра Великого.

Только в 1886 году, после двацатилетней дальневосточной службы, с одним лишь отпуском в Петербург – для женитьбы,– старший офицер клипера «Опричник», капитан 2-го ранга Сергей Рыков, обойдя «кругом света» сокращенным путем – через Суэцкий канал, вместе со всем своим многочисленным семейством вернется на Балтику. И примет здесь командование над таможенной шхуной «Страж». Но мы забежали вперед.

На Балтике Павел Иванович назначается старшим офицером пароход-фрегата «Олаф». Это был отличный корабль, причисленный к гвардейскому экипажу. Служить на «Олафе» считалось большой честью. Здесь, на «Олафе», случилось одно происшествие, о котором много тогда писали. И которое, надо полагать, не лучшим образом сказалось на морской карьере деда.

Дело было так. Ранним утром 7 августа 1875 года «Олаф» вышел из Кронштадта в Копенгаген для сопровождения яхты «Цесаревна» с наследником престола на борту. На четвертый день, к вечеру, благополучно бросили якорь на внутреннем рейде Копенгагена. Офицеры «Олафа» собрались поужинать в кают-компании. Все как обычно.

И тут вдруг раздался пожарный колокол. Все бросились наверх. Из офицерского люка валил густой дым. Пожарные партии заняли свои места, однако проникнуть в люк было уже невозможно. Все шланги направили в офицерский люк. Помпы работали вовсю, вода лилась потоками, но пожар усиливался. Огонь вскоре показался и через решетки пассажирских кают левой стороны. Бросились эвакуировать ценное имущество. Свезли на берег порох. Ружья, денежный сундук, столовое серебро, шнуровые книги и журналы отправили на «Цесаревну». Но, несмотря на все усилия, огонь не унимался. Корабль-то ведь сплошь деревянный! А в отсеках – еще семь тысяч патронов. А кругом – множество иностранных кораблей, тоже сплошь деревянных. А рядом Копенгаген...

Я рассказал эту историю своему внуку. Глазенки у него округлились, рот полуоткрылся.

– Что тут делать капитану? – спрашиваю внука.

– Бежать! – выпаливает внук.

– Ай-я-яй! Да разве можно бежать? А корабли вокруг? А люди? А старый сказочник Андерсен в Копенгагене?!

– Взорвать корабль! – подумав секунду, уже менее уверенно решает внук.

– Вот тебе и раз! Ты же знаешь, капитан должен бороться за жизнь корабля до конца. И покинуть корабль последним. Или погибнуть вместе с ним. А ты – «взорвать».

Окончательно сбитый с толку внук растерянно хлопает глазами.

– А ведь на «Олафе» нашли выход.

«Команда под руководством старшего офицера капитан-лейтенанта Рыкова делала чудеса». (Читатель, думаю, легко представит мое состояние, когда я наткнулся на эту фразу.) Продолжая эвакуацию и борьбу с огнем, открыли кингстоны. Вызвали датский буксир. Отвели корабль на глубину 20 футов. Встали на якорь. Вода шла во все кингстоны, но «Олаф» погружался медленно. Решили накренить корабль на левый борт, там огонь бушевал с особой яростью. Перевели все орудия на левые штыры. Вода хлынула в иллюминаторы левых кают. Тут сразу же закрыли кингстоны – это потом облегчило подъем корабля. И в начале двенадцатого ночи, быстро погружаясь, оставив над водой только верхнюю палубу и огромные клубы пара, «Олаф» лег на грунт. Утром наняли водолазов. Заделали иллюминаторы. Подошел датский, пароходик «с сильной паровой помпой, выбрасывающей до 7 тысяч бочек воды в час». И к ночи, пробыв под водой всего одни сутки, «Олаф» был уже на вольной воде. Оказалось, что по невыясненной причине загорелись голики-веники, дрова и запасные лопасти гребных колес, сложенные в водяном трюме.

На следующий день датские газеты вовсю расхваливали находчивость русских, восхищались хладнокровием и мужеством офицеров и дисциплиной бравой команды «Олафа». Царь специальным приказом объявил «особое благоволение» командиру корабля, капитану 1-го ранга Ребиндеру и всем офицерам. «Молодцам нижним чинам объявил царское спасибо». Унтер-офицерам пожаловал по три, а матросам – по рублю. Ребиндер стал флигель-адъютантом, а Рыков – кавалером ордена Св. Владимира 4-й степени.

Опала

«Олаф» же вскоре снова благополучно ходил по разным европейским портам. Но уже с другим старшим офицером. В морской биографии деда происходит крутой и неприятный поворот.

Хоть и хвалили датские, а потом и русские газеты бравую команду и капитан-лейтенанта Рыкова, хоть и спасли корабль, но... Случай этот стал для Павла Ивановича, надо полагать, суровым уроком. В конечном счете за порядок, точнее – за непорядок на корабле во все времена был в ответе прежде всего старший офицер—старпом. Короче говоря, весной 1876 года, вопреки желанию, предписанием Штаба Кронштадтского порта капитан-лейтенант Рыков был откомандирован в распоряжение Министерства путей сообщения. К единственному утешению – не сухопутных, а речных путей, В общем – чуть не в пехоту! Вместе с семьей дед обосновывается в Гродно и наводит морской порядок в молодом Неманском пароходстве.

Тут, в Гродно, как раз на Рождество, 25 декабря 1877 года родился мой отец. По поводу дня рождения он иногда шутил:

– На целый год помолодел, когда ввели новый стиль.

В 1883 году Павел Иванович получил наконец чин капитана 2-го ранга. Плавал он теперь на Приладожских каналах.

Недавно обнаружилась редкостная вещь, связанная с этим периодом биографии Павла Ивановича, – кусок широкой муаровой ленты. Ленту много лет хранила в Киеве дочь деда – тетя Саша. Раньше эта старенькая выцветшая лента была, оказывается, голубой. На ней и сейчас легко читается выполненная более ста лет тому назад типографским способом надпись о том, что лента сия, протянутая поперек Свирского канала, в полдень 16 июня 1883 года была перерезана серебряными ножницами собственноручно самой царицей. А затем ею же разрезана на куски и роздана участникам церемонии открытия каналов...

Возвращение на море

Наконец гродненский «карантин» Павла Ивановича закончился. Он возвращается в ведение Морского министерства. Быть может, тут сыграло роль «монаршее благоволение», объявленное деду за порядок на пути во время следования царской яхты на церемонию открытия Свирского и Сясьского каналов?

На Новый 1886 год капитана 2-го ранга Рыкова назначают старшим помощником командира Ревельского порта и одновременно – старшим помощником директора маяков и лоции Балтийского моря к... контр-адмиралу Шефнеру. Оба дальневосточника снова вместе. Морские карты и лоции, составленные ими, на многие годы переживут и директора, и его помощника. А ровно через год, когда Шефнер станет командиром Санкт-Петербургского порта, Рыков, вплоть до назначения в 1888 году контр-адмирала Повалишина, фактически будет командовать и Ревельским портом, и маяками Балтики.

В апреле 1888 года Рыков переименовывается в подполковники по Адмиралтейству с производством «за отличия» в полковники. Увы, пришлось деду проглотить и эту подслащенную пилюлю. Совсем ведь на сушу выполз! В те годы со сроками морского ценза было ой как строго!

В мае 1894 года полковник по Адмиралтейству Рыков назначается старшим помощником командира столичного порта. Увы, это произошло уже после смерти командира порта, генерал-лейтенанта флота Алексея Карловича Шефнера. Въезжает со своей большой семьей в подобающую чину двенадцатикомнатную квартиру на Фонтанке, 181. Дом этот и сейчас стоит. Под тем же номером. Через неделю получает чин генерал-майора по Адмиралтейству. Еще через год отгуливает «внутри империи» четвертый за почти полувековую службу отпуск.

А еще через три месяца, 16 августа 1895 года, простудившись на какой-то церемонии в честь воцарения последнего императора российского и заболев смертельным в те времена воспалением легких, Павел Иванович вдруг умирает.

Похоронили деда в морском мундире со всеми почестями на Митрофаниевском кладбище Петербурга. Рядом с отцом. И могила была как у всех моряков —с якорными цепями...

Ну а что братья? Контр-адмирал Василий Рыков – о нем также есть статья в Русском биографическом словаре – под конец службы занялся набором молодежи на флот. Генерал-майор Николай Рыков по возвращении с Дальнего Востока, не без влияния молодой жены Софьи Васильевны, дочери статского генерала Лапина, покинул флот. Пошел по интендантской части, чем немало шокировал братьев, а пуще их жен. Стал «адмиралом от инфантерии»,– вздыхала тетя Катя. Последнее время он жил на Лабораторном, 2. Дом этот я не нашел. А отставной генерал-майор флота Сергей Рыков, говорят, еще долго плавал на «торговцах» по сибирским рекам. Потом на Каспии командовал пристанью Узун-Ада под Красноводском. Овдовев, шестидесяти семи лет женился вторично. Фотографию Марии Александровны, так звали молодую даму, показала мне как-то тетя Катя в своем заветном альбоме. «Здесь все белая косточка, все белая... – доверительно шептала она, поглаживая своей тоненькой ручкой залоснившийся зеленый переплет с серебряными застежками.– А «даме» импонировало стать генеральшей...»

Молодые поселились на Васильевском, на Среднем проспекте в помпезном доме №11, сохранившемся до наших дней. И даже телефон имели: 41137!

Последние годы все братья жили в Петербурге. Там и похоронены.

...После революции могилы «царских генералов» были разрушены. А Митрофаниевское кладбище уничтожено вовсе...

С трудом по сохранившимся в архивах кладбищенским планам удалось отыскать на Ново-Девичьем, к счастью, не до конца разграбленном питерском кладбище, что на Московском проспекте, место могилы Николая Ивановича Рыкова, его жёны и сына Николая. Потом вдвоем с Людмилой Сергеевной, правнучкой Николая Ивановича Рыкова, мы перенесли в эту могилу символический прах всех Рыковых с того места, где некогда находилось Митрофаниевское кладбище. По мере сил восстановили и могилу. Поставили крест. В этом святом деле приняли участие наши родственники – Рыковы, Крыловы, Климовы. Моряки Ленинградской военно-морской базы, наследники славы дедов, привезли из Кронштадта и укрепили на могиле Рыковых якорные цепи.

Судьба потомков братьев Рыковых была драматична. Вместе с остатками Черноморского флота оказался в Бизерте, в Тунисе, помощник начальника Гидрографической экспедиции Восточного океана Иван Сергеевич Рыков. Едва уцелел в тридцатые годы береговой артиллерист Константин Павлович Рыков. В 18-м году был без суда и следствия расстрелян в числе десяти заложников инвалид, Георгиевский кавалер, герой Порт-Артура, генерал-майор флота Александр Николаевич Рыков... Сергей Сергеевич Рыков летом 1933 года в составе известной Экспедиции особого назначения номер один привел свой эсминец с Балтики на Север. И стал таким образом одним из основателей Северного флота страны. Увы... по приговору «тройки» Сергей Рыков семнадцать лет провел в сталинских лагерях... Судьбу потомства Василия Ивановича Рыкова мне выяснить не удалось.

Когда очерк был уже написан, мне позвонил историк Александр Иванович Алексеев. Тот, что трудами своими, настойчивостью своей подтолкнул меня на поиск, указав на общественную значимость эпопеи дедов. Великое спасибо ему за это. Алексеев сообщил любопытную деталь из своих недавних исследований. Оказывается: супруга Шефнера – Екатерина Яковлевна, урожденная Давыдова, и Зинаида Яковлевна, моя бабушка, тоже Давыдова,– родные сестры!

Однажды мы с Алешей Шефнером, Димой Рыковым и Володей Беляевым (по маме Рыковым), праправнуками наших героев, побывали в прославленном Военно-морском училище имени Фрунзе. Прошли по классному коридору. Тому самому! Вышли в Компасный зал, на это некогда «лобное место». Здесь все – от курсанта до адмирала – бережно обходят выложенную на паркете картушку. Позором считается наступить на компас. Мы тоже обошли зал вокруг. Остановились. Несколько дощечек паркета в центре картушки слегка покоробились. Те, что образовали цифры «1701»– год основания Корпуса. Долго вслушивались в тишину громадного Столового зала... Потом наугад вошли в один из классов. Может быть, именно в тот, откуда ушли на флот наши предки?

Виктор Рыков