Текст книги "Журнал «Вокруг Света» №11 за 1991 год"
Автор книги: Вокруг Света Журнал
Жанр:
Газеты и журналы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 12 страниц)
Сперва на свадьбе положено подходить к столику, за которым восседает «бухгалтер» с солидной тетрадью, и вносить взнос (кто сколько может) на подарок молодым, а дальше – к длинным столам, к музыке, к танцам. Свадьба же!
Угощения готовили прямо на улице, под навесом. В огромных казанах томился рис, бурлило мясо. Самые вкусные в мире запахи наполняли округу. Талышская кухня – это обилие запахов. А особый вкус ей придает то, что здесь предпочитают есть руками, помогая себе лишь кусочком хлеба. Скатаешь пальцами шарик – и в рот. Ревнителям изящных манер сообщаю: талыши моют руки до и после еды.
Нам, мужчинам, накрыли в саду, в отдалении от всеобщего веселья, чтобы не опозориться в глазах соседей, а накрыли потому, что мы все-таки – гости. Вдруг кто-то заметил, что руками плов ем только я, все остальные по-европейски, ложкой. Смеялись от души. Правда, надо оговориться, свадьба эта была на равнине. В горах же такого не увидишь...
У каждого народа, как известно, по-своему зарождается семья, хотя и много общего во всех свадьбах. Так и здесь. Только из приличия отведав угощений, мы, мужчины, должны были быстро уехать. Когда проходили через двор, я успел заметить, что старые женщины праздновали в доме, на полу. Так удобнее и привычнее. На Востоке прежде иначе и не принято было. С нами ушел парень, который тихо сидел где-то у края стола, пока мы пировали. Лишь на следующий день я узнал, что он и был жених. На свадьбе он впервые издалека увидел свою будущую жену, которую очень заботливо опекали подруги. Собственно, женская свадьба, она же репетиция, в этом и состоит – в знакомстве.
В селении Хамушам, куда мы спешили, вечером начиналась настоящая свадьба. Мужская. Значит, мужчина принял решение. Но теперь присутствовать на свадьбе имеют право только мужчины, для них – угощения, музыка и танцы до полуночи.
Не стану утомлять: свадьба есть свадьба. Да еще мужская, с обильным застольем, с разговорами. Скажу лишь, меня огорчило то, что представители сильного пола не носят национальные костюмы, будто их и не существовало никогда. Стесняются, что ли? Или перестали быть мужчинами?! Не европейцы и не горцы. Не поймешь, что за люди. То ли дело прекрасные женщины. Сразу видно – настоящие талышки!
А виноваты в невыразительном внешнем виде мужчин, конечно же, женщины, им мой упрек, раз они столь нетребовательны, раз прощают мужчинам такое вопиющее безразличие к своему наряду... Известно же, мужчина – как ребенок, он всегда в руках у женщины, но никогда не подозревает об этом.
Шиндан-гала
Айдын Джаб-Иев – счастливый человек. Сам себя счастливым сделал, потому что следует Корану. А там записано, что самая большая в жизни ценность – уверенность в себе. Айдын именно такой – уверенный в себе. Я это почувствовал сразу, как только увидел его на свадьбе. Танцевал он со своим братом Назимом уж очень здорово. Оба невысокого роста, плотно сбитые, ногами на камнях они рисовали кружева, каждый шаг впечатывая в землю. Причем делали это с удовольствием, чуть сдерживая страсть...
Так угодно судьбе, после свадьбы мы поехали к Айдыну. Правильнее говорить к Айдыну-мюалиму. Ведь по специальности он физик и пользуется большим уважением у односельчан, поэтому и почетная приставка к имени, а вовсе не потому, что отец его Герой Советского Союза, и уж совсем не потому, что он директор совхоза. Директоров много развелось, но далеко не все они мюалимы.
Приехали за полночь, когда весь дом давно спал. Как доехали? Один Аллах знает и мы: ночные гонки по вертикальной стене на вездеходе. Однако все обошлось, и требовалось быстрее набраться сил к завтрашнему Дню, к новым испытаниям. Айдын-мюалим пообещал свозить на Шиндан-гала – в древнюю крепость, она на самой границе с Ираном.
...После завершения всех формальностей наши пограничники открыли ворота из– колючей проволоки, ну, может быть, и не ворота, а большую калитку, словом, мы оказались за колючим забором, который всех нас отделяет от остального мира. В этой свободной зоне разрешается бывать только пограничникам и нарушителям. Редко попадают сюда залетные птицы со спецпропусками, вроде нас. В сопровождении трех «погранцов» – офицера и двух солдат с автоматами – мы поехали в Шиндан-гала.
Смотрел я кругом и подумал, как жаль; что сюда не пускают пчеловодов или биологов: горы на границе утопают в цветах. Каких только нет! Воздух горячий, пропитанный медом и нектаром. Вот желтый склон – от зверобоя. Вот лиловый распадок. Представляете: букет величиной с гору! Кругом пестрое море нетронутой природы. Море бушует... но впустую.
Дорога шла по вершине хребта. Справа Иран, слева СССР. Внешне наша территория выигрышнее. Наши горы под лесом, у них – ни единого кустика. Лишь вдали, ближе к морю, у иранцев еще остались леса. На этом достоинства наши, кажется, заканчивались.
Когда присмотришься, то видишь, иранцы приспособили свои склоны под поля, причем так, чтобы на них могла работать техника. Земля спланирована, будто укрыта лоскутным одеялом. Четко видны «швы» – границы между полями. Асфальтированное шоссе с прекрасными мостами и тоннелями поблескивает под солнцем. Во всей «их» природе видна какая-то не наша рациональность, непривычная взору советского человека...
...Вдали показалась на горе гора. Каменная, огромная, неприступная. Она и была крепостью. Подъехали быстро, а дальше только пешком. Тропы как таковой не было видно, но она чувствовалась. Пограничник бойко шагал, почти бежал, увлекая нас за собой, а другой шел сзади, играя автоматом. Так, гурьбой, поднялись, расселись на скале передохнуть, сидим, будто орлы, на вершине, сидим и болтаем ногами над пропастью. Солнце усердствует, кругом ни намека на тень, и не хочется даже говорить.
Когда перевел дух и успокоилась дрожь в коленях, присмотрелся. Ни малейших признаков человека, сала как скала, сотворенная природой. И только ею! При чем здесь крепость? Появилось сомнение, а не народная ли молва окрестила скалу крепостью за ее неприступный вид?
В одном месте, правда, посчастливилось – нашел выбитое углубление в рост человека. Выбитое давно и явно человеческой рукой. А больше, сколько мы ни лазали по уступам, ничего не увидели.
Уезжал я с Шиндан-гала с горьким чувством, будто провели меня на мякине. И вида подать нельзя. Столько хлопот – и во имя чего: чтобы подняться на голую скалу?
Однако сомнения развеялись уже на заставе. Мы, оказывается, не там были и не то видели. Собственно, крепость была внутри скалы, а вход в нее – с территории Ирана, мы же видели заваленный выход.
В иранских кустах укрыто начало коридора, по которому может проехать всадник. Глубина коридора метров сорок, а дальше... дальше под землей проходит граница и начинается наша территория. Здесь коридор взорвали, чтобы никто не пробрался и «не нарушил наш покой».
Она была известна еще до нашей эры, когда здесь гремело на весь древний мир государство Атропатана, или Малая Мидия, страна предков нынешних талышей. Вполне возможно, что именно здесь, у неприступной Шиндан-гала, споткнулись войска Александра Македонского, так и не сумевшего покорить Атропатану. Об Атропатане писали греки и римляне, о ее правителях знали в Египте... Столько веков никому не мешала крепость...
Айдын-мюалим явно огорчился, он тонко чувствовал мое состояние, может быть, я слишком громко молчал? Конечно, жаль крепость. Но в Талышских горах, говорят, осталось много других памятников истории. «Завтра поедем, еще кое-что покажу», – многозначительно сказал наш добрый хозяин, желая хоть как-то поднять мое настроение.
Он дома даже оседлал жеребца и привязал его перед забором – вдруг я случайно захочу прокатиться...
Назавтра мы поехали на самые дальние пастбища, туда на лето переселяется едва ли не полселения. Люди по пять-шесть месяцев живут в шалашах, при скотине. Так жили их предки... Все-таки традиции в горах незыблемы, потому что природа и время создали их. У шалашей я видел совсем маленьких детей и постарше, видел и совсем седых людей, для которых горы – это жизнь, а костер – родной очаг.
Кстати, об очагах. Без костра талыш не талыш. Женщины здесь обычно готовят в отдельно стоящих сараях – кухнях без дымохода. В углу, обмазанном глиной, выкладывают костер, над которым тренога, на треногу ставят казан или кастрюлю. Воду же кипятят в самоварах или чайниках. А дрова под боком, в лесу.
Особенно хорошо горит железное дерево, «для шашлыка лучший». Похуже дуб, бук, граб. Другого ничего такого здесь не жгут. Когда я увидел у дороги поверженных вековых великанов, аж сердце защемило. Ведь деревья эти даже не ассигнации, а чистое золото. Но им талыши распоряжаются как дровами – другого же топлива нет.
Когда начинается готовка, издали кажется: пожар занимается в сарае. Дым сизыми клубами выбивается из-под крыши. При свете костра, в полумраке кухни талышские женщины очень выразительны – только глаза и зубы блестят, а самих лиц не видно...
Чаруж
Путешествующим по Кавказу советую – ничего не просить. Никогда. Как решат хозяева, пусть так и будет. Закон гостя здесь ко многому обязывает хозяев, а с учетом нынешних жизненных неурядиц своей просьбой вы можете нечаянно поставить принимающих вас людей в трудное положение. Лучше испытывать неудобство, но только не просить.
Опростоволосился я. А началось все вроде бы случайно. Как говорит талышская пословица, «человек дважды бывает ребенком – в старости и в детстве». Детство мое давно прошло, значит, приблизилась старость.
Услышал я, что в селении Сарак живет народ чаруж, говорит на своем языке... Как было не попроситься туда? Попросил Гилала, а он одному ему известными путями сообщил в Сарак, что мы приедем. Нам назначили день и час.
О народе чаруж я никогда прежде не слышал. По-моему, и из талышей мало кто знает о нем. Есть мнение, что язык чаружей ближе всего к гилякам– народу, живущему на севере Ирана, у Каспийского побережья. Гиляков в мире насчитывается более двух миллионов. А сколько чаружей? Не знаю, и никто не знает: этнографическая наука вроде бы просмотрела этот народ. По крайней мере в справочнике «Народы мира» о нем не упоминается.
Позже я разговаривал в Баку с едва ли не единственным в мире специалистом по чаружам, профессором Наврузали Мамедовым, но он не этнограф, а филолог, исследующий диалекты талышского языка, очень серьезный ученый. Его мнение такое – рано объявлять об открытии неизвестного народа, возможно, они говорят на диалекте талышского, потому что язык-прародитель и у тех и у других – фарси. «Не исключено, что они– прямые потомки гиляков, – сказал профессор Мамедов, – а «чаруж» лишь их самоназвание...»
Так или иначе, но вывод очевиден – талышское общество неоднородно. И никогда не было однородным. Талыши – добрые соседи для всех честных людей. И сколько их ни пытались подмять, лишить имени, они все равно сохраняли себя, свое достоинство. В этом, я думаю, и проявляется глубина культуры народа – в умении уважать другой народ. Пусть и малочисленный.
Профессор Мамедов сообщил новость, ради нее я обязательно вернусь как-нибудь на талышскую землю. Оказывается, не только чаруж, но еще три других народа живут среди талышей – мелев, халаджи и дережа. О них я тоже не встречал упоминаний в этнографической литературе. Не встречал, наверное, потому, что плохо искал. Нельзя же допустить, что и их потеряла наша этнография.
...Селение Сарак внешне ничем не показалось: такие же дома, как всюду здесь. Разве что участки при домах побольше да сады погуще. Селение разместилось в самом предгорье, а кругом «железный» лес – деревья настоящие, живые. Талышская земля единственная у нас в стране, где растут железные деревья. У них очень прочная древесина, она тонет в воде, далеко не всякий топор одолеет дерево – металл тупится, топор отскакивает.
КогДа ехали по селению, по узкому, пыльному, но чистому проселку, заметил, что достатка в домах пока еще не бывало. Немало домов недостроены, хотя строятся они, видимо, уже много-много лет.
В горах дома не из камня, как на равнине, а из глины и веток. Сперва строят деревянный каркас дома, между стойками набивают решеткой досточки или вплетают ветки, потом Их обмазывают толстым слоем глины. И стена готова. Дальше же начинаются трудности с досками и со всем другим, без чего дом не дом, а всего лишь стройка.
Глинобитные дома имеют много достоинств. Во-первых, они в сто раз дешевле каменных, во-вторых, не боятся землетрясений, в-третьих, летом в них прохладнее, в-четвертых... «А почему должно быть в-четвертых, в-пятых?» – спросит любой горец. И сам же ответит – так строили наши предки, так строим и мы.
...Гюльпара Мамедова первой встала нам навстречу, за ней – все ее многочисленное семейство. Когда закончился долгий ритуал приветствия, очень торжественный и очень человечный, во дворе появился Багали – хозяин дома. Он чуть-чуть не успел к нашему приходу, потому что с утра провозился с коровой: зарезать корову – работа не на полчаса. Целую тачку мяса он толкал перед собой... Все-таки у него гости.
Эту бедную корову я никогда себе не прощу. Она была единственной в их доме. Я случайно узнал об этом и спросил, как же они останутся без молока, такой семьей. «У соседей будем брать, пока своя телка не отелится», – спокойно ответил Багали.
Стол поставили во дворе, в домике мы бы не разместились. Постоянно подходили люди, соседи. Особенно запомнился Гафиз-мюалим, ветеран, пенсионер, учитель, наверное, самый уважаемый в селении человек. За ним специально послали мальчишку.
Гафиз-мюалим надел новый пиджак, повесил орден, но второпях не успел побриться – слишком уж неожиданно для него мы нагрянули. Подошел он медленно, по-стариковски, протянул руку. Сели, вижу, волнуется аксакал, все-таки возраст берет свое, и чтобы помочь ему, завожу разговор о тросточке, которая нервно подрагивает в его руке. Оказывается, эти палочки старики делают сами из машмалы. Машмала – кустарник, на котором к осени созревают вкусные шишки, их можно есть. Машмала хороша тем, что не ломается и очень легкая. «Бросишь в собаку палку – не сломается». А железное дерево – хрупкое, такой тростью даже собаку в случае чего не ударишь. Машмалу сушат, обжигают на огне, и получается вполне хорошая палочка.
Когда он мне все это рассказал, тросточка уже не прыгала в его руке. И мы стали говорить о чаружах, о его предках, о ныне здравствующих родственниках.
– Хорошо ли живем? – переспросил он по-талышски. – Конечно, хорошо.
Немного помолчал и добавил:
– Рога после ушей появляются, но рога всегда выше ушей бывают.
Когда-то дед Гафиза-мюалима, спасаясь от преследования гиляков (подчеркиваю, он так и сказал «гиляков»), привел сюда из Ирана чаружей. Было это в XIX веке. Теперь в семи селениях живут чаружи, почти все родственники, все мусульмане-сунниты. Этим и объясняется то, что место для их деревень нашлось только в предгорьях. Горные талыши – сунниты, а равнинные в своем большинстве – шииты. Для кого-то эти различия, может быть, и неважны, но только не для самих мусульман.
Сперва было все нормально, когда росли уши, а лет пятьдесят назад начали прорастать рога. И талыши, и чаружи, и многие другие народы потеряли свое имя. Теперь лишь считанные единицы помнят свой умерший язык, забыв, что имя народа – это его культура, язык и все то, что делает народ народом.
Не знаю, слышали-ли они, что чаружи прежде подчеркнуто отличались от талышей даже одеждой. Они обязательно надевали орхалуг, что-то типа жилетки, и делали «ложный» карман, для красоты нашивая ткань треугольником. А женщины на лицо обязательно вешали «раза» – украшения из мелких монет, этакие позванивающие бусы на лбу.
Я взял в руки старинные иранские монетки, им лет сто, не меньше. К каждой монетке какой-то безымянный сельский умелец припаял из проволоки «ушко», но монетка, от этого не потеряла в цене, а только выиграла, ибо стала украшением. Несколько монеток, связанных ниткой,– это уже «раза». Тетушка Гюльпара еще показала украшение, которое нашивали к одежде, – что-то вроде брошки. Тоже монета, но крупная. У нее три ушка внизу и одно наверху. К нижним привязывали мелкие монетки...
Идет человек, и всем понятно, он – чаруж... Теперь этого нет. Не до красоты. Однако добрая тетушка Гюльпара не поленилась, пошла в дом и вынесла свои раза.
Чаружи не унывают. Чаружи надеются. Может быть, разрешат промыслы, которыми традиционно занимались их предки – все-таки уже столько лет им твердят о перестройке. Прежде они сеяли рис, сажали сады, разводили пчел, но особенно любили разводить тутового шелкопряда и продавать его коконы. Теперь всего этого давно нет, а хочется, чтобы было.
Теперь—чай, «сталинское растение», как говорят здесь. На него, словно на плантатора, гнут спины чаружские и талышские женщины от зари до зари, вручную зарабатывая по пятьдесят-семьдесят рублей в месяц. У мужчин же и такой работы часто нет. Полно безработных. Люди месяцами, годами слоняются по улицам, сидят в чайхане и не смеют даже надеяться на возможные изменения. Ни о каких пособиях по безработице они, разумеется, даже не слышали. Увы, такова реальная жизнь на древней талышской земле.
«Рога после ушей появляются, но рога выше ушей...»
Завершить рассказ о поездке в Талышские горы хотелось бы на высокой ноте. Однако никак не получается. Что поделаешь – это жизнь, которую я видел.
Мурад Аджиев Пенсар – Ленкорань – Москва
В тундре, под Воркутой
Помните, как это было? Летчик-космонавт подполковник Алексей Леонов не теряет своего обычного спокойствия, хотя его сердце бьется неровно. Сидящий рядом Павел Беляев подтверждает тревожное сообщение: «Автоматическая система посадки – в аварийном состоянии».
Космический корабль «Восход-2» завершал тогда свою работу после 25 часов орбитального полета. Всего несколько часов тому назад Леонов совершил первую в истории космических полетов «прогулку» за пределы летательного аппарата.
А в это время на космодроме Байконур Юрий Гагарин, готовившийся к этому полету вместе с Леоновым как дублер, совещается с Сергеем Павловичем Королевым. После тщательного анализа ситуации с Земли поступает приказ: «Сделайте еще один виток и готовьтесь к посадке с ручным управлением».
Ручное управление тогда было применено впервые за четыре года пилотируемых космических полетов, однако все необходимые маневры были выполнены успешно. И все же одно незапланированное происшествие на орбите не замедлило сказаться – капсула приземлилась в 180 километрах к северу от Перми, далеко от намеченного места посадки в казахстанской степи. Космонавты оказались в бескрайней тайге. Стоял настоящий сибирский мороз, но люди понимали, что им предстоит противостоять суровой природе.
И они оказались правы: спасательный вертолет прилетел спустя несколько часов, однако из-за густого леса, простирающегося на десятки километров, сесть не смог. Пилот сбросил космонавтам теплую одежду, но даже она не спасала от холода. Ночь космонавты провели у костра. На следующее утро прибыли врачи и техники. Через несколько часов, все вместе, на лыжах они добрались до места, где возможна была посадка вертолета...
Происшествие заставило специалистов пересмотреть уже утвержденную программу подготовки космонавтов к полетам и внести в нее существенные коррективы – целый комплекс мер, направленных на выживание человека в экстремальных условиях. В космический корабль теперь загружают одежду, соответствующую любому из климатов на планете, запас оборудования и инструментов. С тех пор космонавты учатся, как защищать себя от холода Арктики и зноя пустыни, как приспосабливаться к экстремальным условиям в море и горах. По словам Николая Рыбкина, заведующего отделом внешних связей в Центре подготовки космонавтов в Звездном городке, программа подготовки космонавтов ныне очень обширна и в целом «стоит» 1 300 000 рублей.
В космонавтике пока еще каждый полет связан с риском для жизни. Поэтому было бы просто аморально экономить на безопасности людей. К счастью, те, от кого безопасность непосредственно зависит, хорошо это понимают. Помимо основательной технической подготовки, они обеспечивают для космонавтов жесткий тренинг в разнообразных климатических условиях. Результаты этих испытаний – развитие лучших человеческих качеств – стойкости духа, уверенности в себе, настойчивости, готовности ко всевозможным неожиданностям и трудностям.
В Италии я много лет руковожу школой, которая ставит перед собой цель, аналогичную одной из важнейших целей программы подготовки космонавтов: научить людей выживать в самых неблагоприятных природных условиях, не терять самообладания в ситуациях, когда все зависит от самого человека. Особенно от его силы воли, способности выбирать верный вариант действий, правильно пользоваться спасательным оборудованием и предоставляемыми самой природой возможностями.
Поэтому я не раздумывая дал согласие в ответ на приглашение генерала Владимира Шаталова, руководителя Центра подготовки космонавтов, провести эксперимент на выживание вместе с космонавтами за Полярным кругом, в Арктике. Моя экспедиция тогда уже подходила к концу, но я еще ускорил темпы ее окончания, чтобы быстрей вернуться в Москву и заняться непосредственной подготовкой эксперимента.
В Звездном городке я застал некоторых старых знакомых – генералов Ю.Глазкова, В. Джанибекова и А.Леонова. Принял меня полковник Юрий Романенко, ответственный за программу выживания. Его имя вошло в Книгу рекордов Гиннесса – за то количество часов, которые он провел в космосе. В сумме за три полета он оставался на орбите 430 дней. Его отношение ко мне сразу определилось как сердечное и простое, теперь мне уже кажется, что я знаком с ним давным-давно.
Он рассказал мне о стажировке, которая начнется на следующий день в тундре Крайнего Севера, и о том, что я приму в ней участие вместе с пятью космонавтами.
– Хорошей тебе работы, – Романенко крепко пожимает мне руку и добавляет: – Это не простое испытание. Температура «всего» 35 градусов, но со вчерашнего дня поднялся ветер 18 метров в секунду.
Я понимаю, что при таком ветре нам в прямом смысле придется бороться за жизнь. Действительно, ветер подобной силы вызывает охлаждение, как при тихой погоде – мороз в 74 градуса. Я выхожу из теплого помещения на улицу и, готовясь к худшему, даже не ощущаю каких-то минус 20 градусов. Только папахи высших чинов, закрывающие уши, напоминают о том, что и здесь холод дает о себе знать.
На следующий день самолет Ту-134 вылетает из Чкаловской и направляется на северо-восток, в сторону Воркуты. За три часа полета знакомлюсь с моими товарищами и многочисленной группой организаторов. Руководит экспедицией полковник Евгений Хлудеев, прекрасно владеющий ситуацией. Очень скоро я убеждаюсь, что за его строгим обликом военного скрывается добрейшая душа. В группу входят несколько врачей, психологов, много офицеров, имеющих технические задания, и, наконец, группа испытателей, с которыми мне предстоит пережить полярный холод.
Александр Андрюшков, летчик-испытатель, полковник, вот уже несколько лет работает в газете «Красная звезда». Скромность и простота выгодно отличают его от наших деятелей того же ранга. Мне даже трудно представить столь мягкого человека за штурвалом самых современных самолетов. Он подчеркивает свое крестьянское происхождение, очень привязан к семье, любит жену и двоих сыновей, один из которых уже служит в армии.
Талгат Мусабаев, 40 лет, летчик-инженер Аэрофлота и мастер высшего пилотажа из Казахстана. Байконур расположен на территории этой республики. Однажды местные власти направили в Кремль письмо с просьбой включить в отряд космонавтов одного из казаков. Талгат блестяще прошел все испытания и сейчас готовится к исполнению мечты всей жизни. Мне очень симпатичны такие его качества, как терпимость и миролюбие, развитое чувство юмора, облегчающее ему человеческие контакты. «Я хотел бы взять тебя в одну из моих экспедиций», – сказал я ему.
Валерий Бабердин, 42 года, инженер-полковник, ныне корреспондент «Красной звезды». Сначала его жена Татьяна возражала против его участия в этом эксперименте, а теперь за него. Валерий – сильная личность, лидер по натуре, но покорно проходит все испытания.
Владимиру Караштину 28 лет, а Василию Лукьянову 32 года – они самые молодые в группе. Оба медики, из научно-исследовательского института, работающего в области медицинских исследований, связанных с космосом.
В шахтерский город Воркуту мы прибываем уже затемно. Игорь Кот, удивительный человек, ответственный за спасательную службу в шахтах, гарантирует нам вечер отдыха в сауне, прекрасный ужин и удобный номер в гостинице. «Воспользуйтесь отдыхом, – рекомендует он.– Завтра все будет по-другому. Сегодня из-за холода, непривычного даже для нас, закрылись школы».
Утром на автобусе нас отвозят в ближайший военный гарнизон, который будет служить технической базой нашей экспедиции. Проходим медицинский осмотр. Из-за сильной простуды отстраняют Талгата. На глазах у него блестят слезы. Его место занимаю я, который первоначально должен был войти во вторую группу. Пока Александр и Владимир располагаются на корабле «Союз», я начинаю эксперимент снаружи. Нам предстоит провести 48 часов в тундре, среди льда, ветра, снега и холода. Мороз обжигающий, стоит постоять несколько секунд лицом к ветру, как начинает мерзнуть нос, единственная часть лица, не закрытая шапкой. Вальтер Леонарди, наш фотограф, говорит, что не мог даже вообразить" себе подобного холода. И хотя это его первый опыт покорения Арктики, он тотчас принимается за работу. Когда из-за холода перестает действовать один аппарат, он достает другой, потом третий. И лишь когда пальцы теряют чувствительность и Вальтер не в состоянии больше менять объективы, он уходит немного погреться в медицинский пункт.
Холод внутри «Союза» становится невыносимым, и мои товарищи выходят наружу. Пока запас воды окончательно не замерз, мы готовим себе кофе. Но скоро вода превращается в кусок льда, и несколько плиток горючего не в состоянии растопить его. Тундра – настоящая пустыня, здесь невозможно раздобыть даже кусочка дерева, чтобы разжечь огонь.
С помощью маленького мачете вырубаем куски льда и строим укрытие. Движения наши замедленны – чтобы избежать потения, которое могло бы вызвать дальнейшее охлаждение тела. Разрезаем на куски большой парашют, который служит для посадки капсулы, шелк используем для обшивки стен и крыши нашего укрытия и как изолирующий материал от льда на полу, куда мы складываем все, что удается снять с «Союза».
Рядом с люком, ведущим в капсулу, держим наготове пистолет-ракетницу, дымовые шашки, сигнальные огни. Только на второй день мы съедаем несколько таблеток «пеммикана» – концентрата, богатого калориями и минеральными солями. Самый тяжелый момент наступает на вторую ночь. Больше чем на 5—10 минут заснуть не удается. Только согреешься немного гимнастикой, как новая волна холода пронизывает тебя с головы до ног. Особенно страдают пальцы рук и ног. Каждые два часа медики запрашивают по радио о нашем физическом состоянии и настроении.
Мы сильно страдаем, но никто не хочет сдаваться. Успех в подобной ситуации зависит в большой степени от психического и физиологического состояния каждого: воли, умения владеть собой, физической подготовки, способности к сопротивлению. Мы стискиваем зубы, чтобы противостоять полярному холоду и безжалостной природе. Однако невообразимый мороз и стесненность движений в маленьком укрытии начинают притуплять чувства. Требуется огромное усилие, чтобы выйти из этого состояния. Для нас троих испытание на выживание создано искусственно: если мы захотим, то в любой момент сможем выйти из игры. Насколько труднее будет тем, кто окажется в таких условиях непреднамеренно!
Двигаться в нашем тесном укрытии мы можем только по очереди. Александр закончил свой бег на месте и полулежит в кресле, взятом с корабля. Теперь моя очередь греться: бой с тенью, прыжки, наклоны, пока дух не перехватывает. Владимир меньше страдает от холода, он поднимается реже.
Я осознаю, что потерял чувствительность, – это тревожный симптом переохлаждения. Решаю выйти из укрытия, чтобы размять ноги. Мне кажется, что энергичное движение поможет согреться, но внешние условия невыносимы. «Вне человеческих возможностей», – говорю я, чтобы оправдать немедленное возвращение. Даже и нечего сравнивать: минус 20 градусов в укрытии и минус 37 снаружи, так что перехватывает дыхание. Поэтому 5 минут гимнастики, 5 – 10 минут отдыха, опять гимнастика, отдых... Ночь бесконечна.
И так до конца программы, до личной победы каждого из нас.
Яцек Палкевич, итальянский путешественник – специально для «Вокруг света»
Фото Вальтера Леонарди
Перевела с итальянского Елена Лившиц
