Текст книги "Журнал «Вокруг Света» №11 за 1991 год"
Автор книги: Вокруг Света Журнал
Жанр:
Газеты и журналы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 12 страниц)
– Я вполне допускаю мысль, что в деревне разумно было измерять время восходами и закатами солнца, – сказал Крипа. – Здесь, в Двараке, совсем иной ритм жизни. Сутки делятся на восемь страж – четыре стражи дня и четыре стражи ночи. Счет страж начинается с рассвета. Спать дозволяется только две ночные стражи. Еще две стражи надлежит посвящать сосредоточению, размышлению и учебе. Первая утренняя стража – для упражнений с оружием, вторая – для домашних дел, третья для еды и отдыха в самый знойный период дня, четвертая стража для вас снова означает возвращение на площадку для упражнений.
Наше обучение боевым искусствам началось совсем не так, как мы ожидали. Нам не дали оружия, нас не заставили накачивать мускулы тяжелыми физическими упражнениями.
– Вы еще не вступили в мужскую пору, – заявил Крипа в начале Занятий. – Тела ваши словно гибкие побеги бамбука. Ваша подготовка в ашраме закалила мечи вашего духа.
Теперь ему нужны крепкие ножны тела. Вы должны научиться голыми руками убивать вооруженного противника.
Увидев недоверчивую улыбку на лице Митры, Крипа сказал:
– Ты вроде посильнее. Возьми палку, ударь меня по животу. – И видя, что Митра, подняв бамбуковую палку, медлит, Крипа прикрикнул: – Бей сильнее!
Митра размахнулся и сплеча врезал бамбуковой палкой по ребрам наставника. С тем же успехом он мог бы ударить слона цветочной гирляндой. Крипа даже не поморщился, а произнес назидательно:
– Такова мощь брахмы.
– А при чем здесь брахма? – спросил я, отбрасывая соблазн тоже попробовать ударить Крипу палкой. – Вы просто сильнее...
– Тонкий росток пробивает гранитные скалы, – сказал Крипа.– Какая сила помогает корням деревьев крошить камни? Какая сила живет в ячменных зернах, в траве, питаясь которой быки наливаются неодолимой мощью? Я, как и вы, состою из мяса и костей. Но любую кость переломила бы эта палка. Значит, есть что-то еще. Какая-то великая сила вместе с дыханием входит в мои жилы. Дайте ей наполнить пустой сосуд вашего тела, сделать его крепче бронзовых доспехов. А когда ваши тела окрепнут, вам будет проще обращаться с оружием кшатриев. Вам придется освоить стрельбу из лука – благороднейшую из военных наук. Вас ждут упражнения с мечом и кинжалом, с которыми не расстается ни один кшатрий, потом вы научитесь сражаться на палицах и топорах, метать копья и камни из пращи, а также боевые остроконечные диски...
Но пока мы должны были часами стоять на полусогнутых ногах с протянутыми вперед руками, не меняя позы, исходя, то холодным, то горячим потом от напряжения. А наставник во время этой нечеловеческой пытки прохаживался перед нами или сидел на помосте в тени деревьев и объяснял, что неподвижность выше движения.
– Только в Неподвижности в человеке пробуждается брахма, – говорил он. – Никакого внутреннего диалога с самим собой. Даже мысль о достижении совершенства будет мешать сосредоточению на потоке брахмы. Упражняться надо так же, как и трудиться, не ожидая плодов своего труда...
Мы ничего не ждали, кроме отдыха, и ничего не чувствовали, кроме нечеловеческой усталости.
За целый месяц жизни в Двараке нам удалось увидеть ее молодых царей только однажды. Крипа сказал нам, что старейшины ядавов решили совершить паломничество к священному водоему тиртха-ятру. Вместе с ними туда отправлялись придворные со своими женами и охрана. Мы с Митрой были зачислены в свиту Арджуны. Крипа по этому случаю принес нам два боевых меча. Я впервые должен был принимать участие в подобной церемонии и несколько беспокоился: смогу ли соответствовать торжественности обряда? Митра с особой тщательностью осмотрел мою одежду, помог прикрепить ножны меча к крепкому поясу с бронзовой пряжкой. Ранним солнечным утром вместе с нашим наставником мы выехали на конях к пылающим медью воротам Двараки, поджидая Арджуну. Улицы были еще полны утренней свежестью, и эхо радостного оживления толпы, словно солнечный зайчик, трепетало на моем сердце Митра, широко улыбаясь, вертелся в седле и щурился, пытаясь в море лиц приметить на будущее те, что помоложе и посимпатичнее. И вот раздались звуки барабанов, пронзительно протрубили боевые раковины, и с шумом и лязганьем на главной улице показались колесницы под белыми зонтами. В них ехали воины в роскошных блистающих доспехах. Крипа указал на высокое знамя с изображением обезьяны, которое трепетало над золоченой колесницей:
– Там Арджуна.
Помню, что сначала молодой царь мне не понравился – показался слишком гордым, отрешенным от восторгов толпы. Глаза под густыми черными бровями смотрели куда-то вдаль, поверх моря голов. Зато цари ядавов весело улыбались своим подданным. Кришна, который выехал во главе отряда телохранителей навстречу Арджуне, просто сиял радостью, приветственно махал рукой в ответ на восторженные крики подданных и, судя по жестам, перебрасывался шутками с теми, кто ехал рядом с его колесницей. Баладева был более сдержан в проявлении своих чувств, но и он благосклонно отвечал на «приветствия. Оба молодых царя ядавов в блеске золоченых одежд, казалось, плыли по реке всеобщего ликования. За царями и охраной на разряженных колесницах ехали придворные. Мерно покачивались над их повозками зонты из перьев белых диких гусей. Над колесницами молодой знати пестрели хвастливые зонты из павлиньих перьев. Степенно шли слуги, неся на плечах укрытые шелками носилки, в которых путешествовали жены сановников, а также храмовые танцовщицы, которых Кришна взял для увеселения. Замыкали процессию повозки со всевозможной снедью и большая толпа певцов, музыкантов и плясунов.
Небольшое круглое озеро, к которому мы приблизились, оказалось необычайно чистым и спокойным. По его зеркальной поверхности плавали белые и голубые лотосы. Все пришедшие в благоговейном молчании созерцали эту нерукотворную красоту. Брахманы разожгли жертвенный огонь, вылили в него несколько плошек масла и молока, прочитали нараспев священные мантры. Слуги меж тем занимались подготовкой к пиру. Прямо на берегу были разостланы ковры и циновки, укреплены зонты, спасающие от полуденного солнца, повсюду были расставлены низкие столики на резных ножках. Огромные куски буйволиного мяса жарили прямо на вертелах, обильно поливая их жирным молоком и маслом. И началось веселье. Под громкую радостную музыку пустились в пляс цари ядавов, подав пример своим подданным. Баладева подхватил под руки свою жену Ревати, Кришна, секунду поколебавшись, повел танцевать одну из своих любимых супруг – Сатьябхаму. Арджуна обнимал Субхадру – сестру Кришны, отданную ему в жены несколько лет назад, но живущую большую часть времени в Двараке. Пришедшие без жен быстро разобрали танцовщиц и веселились от души.
Митра поймал за руку какую-то танцовщицу и скрылся с моих глаз. А я отошел к тихой заводи, чтобы окунуться в прохладу озера. Но оказалось, что побыть в уединении мне не удастся: перед самой кромкой воды очень прямо стояла невысокая стройная девушка в серебристой одежде. Но не. одежда, а невидимая аура светлой силы, окружавшая ее, заставила меня приблизиться. Словно почувствовав мое присутствие, она медленно обернулась и посмотрела на меня.
Спокойно, даже безмятежно остановился на мне взгляд ее удлиненных, как лепестки лотоса, глаз. Серебряная диадема вспыхнула на высоком белом лбу. У меня захватило дыхание, когда я понял, что стою перед прекрасной северянкой, посетившей полгода назад наш ашрам. В немом вопросе она склонила голову набок и улыбнулась одними губами. Мы обменялись несколькими словами приветствия, а потом к нам подошли веселящиеся молодые придворные и увлекли северянку с собой. Я придержал одного из них за край одежды и, боюсь, не очень вежливо, спросил его, кто эта женщина.
– Ее зовут Лата. Она апсара-дваждырожденная.
Надо сказать, что первое знакомство с.Арджуной несколько разочаровало меня и Митру.
– Он мало похож на дваждырожденного, – сказал Митра Криие. – Воин, уставший в боях, царь без царства, но не повелитель брахмы, не мудрый риши.
Пришло время взяться за руки. Впрочем, воспоминания о том пире скоро улетучились. Прямо на тренировочном поле Крипа принимался рассказывать нам истории о великих сражениях и подвигах героев.
Однажды Митра попросил его вспомнить о том, как осваивали военную науку братья Пандавы. Думаю, что Митрой в тот момент руководило желание увлечь Крипу разговором и передохнуть в теньке после тяжелой тренировки. Но Крипа расслабиться нам не разрешил, а предался воспоминаниям, стоя на солнцепеке перед нашими окаменевшими в неподвижности, измученными телами.
– Первым наставником царевичей стал патриарх Дрона, не имевший равных среди дваждырожденных в стрельбе из лука.
– Но ведь сейчас Дрона живет при дворе Кауравов,– удивился Митра.
– Карма иногда ведет жизнь человека извилистыми тропами, – сказал Крипа. – Но я уверен, что Пандавы и сейчас чтят его как Учителя.
Когда принцы вступили в пору своей юности, Дрона был вызван в Хастинапур.
– Значит, Арджуна сейчас самый искусный стрелок Хастинапура? – спросил Митра.
Крипа с сомнением потеребил бороду:
– У Арджуны есть соперник. Это Карна, сын колесничего.
Правда, в народе говорят, что настоящим его отцом был сам бог солнца Савитар. Он дваждырожденный, и в минуту душевного напряжения его окутывает поле брахмы такой силы, что окружающим заметно сияние и кажется, что он одет в естественный панцирь. Впрочем, Арджуна, воспитывавшийся при дворе, понятия не имел о Карне и встретился с ним лишь в день, когда Дрона счел, что пришло время царевичам показать свое искусство. Неподалеку от Хастинапура были возведены арена и беседки для знати, чуть поодаль плотники соорудили скамьи для простого народа. В день, когда созвездия благоприятствовали, Дрона призвал царевичей принять участие в состязаниях. Повелитель Хастинапура Дхритараштра вышел в сопровождении своей супруги Гандхари и матери Пандавов Кунти. Он очень сожалел, что из-за своей слепоты не может наблюдать состязание. Первым среди стрелков из лука был, бесспорно, Арджуна. Бхимасена и Дурьодхана показали, насколько искусно они владеют палицами. Их поединок был таким ожесточенным, что народ пришел в неистовство. Повсюду раздавались крики, кое-где началась потасовка. Дхритараштра, ощутивший эти волны ярости, приказал Дроне остановить поединок. Противники разошлись. С одной стороны арены Бхиму, разгоряченного схваткой, окружали четверо Пандавов, против них стеной стояли многочисленные Кауравы во главе с Дурьодханой. И вдруг на арену вышел воин в сияющем панцире и серьгах. На поясе его был меч, а в руках он держал лук. Чараны не скупятся на слова восхищения, когда сочиняют песни о Карне. Они сравнивают его с золотистой пальмой, могучим львом, самим богом солнца.
Его появление потрясло не только певцов, даже патриархи Высокой сабхи были удивлены его способностями и больше всего тем, что такой человек остался вне нашего братства. Потом выяснилось, что он долгое время жил в какой-то глухой деревеньке среди джунглей, неподалеку от Хастинапура. Но хоть его отец и служил колесничим в армии Дхритараштры, сам Карна в городе почти не бывал, а жил затворником в доме своей матери. Нрава он был замкнутого, недоверчивого и, рано почувствовав свой дар, никому о нем не рассказывал, интуитивно постигая приемы управления брахмой. Отец научил его обращаться с оружием, а брахма помогала достичь совершенства. Потом он ушел из дома и долго скитался, но не прекращал упражнений. Где-то он обрел сияющий панцирь, который сидел на теле, как вторая кожа, и был недоступен никакому оружию. В панцире и драгоценных серьгах Карна появился в Хастинапуре, Карна попросил разрешение продемонстрировать свое умение и поразил все мишени, которые до этого достигли только стрелы Арджуны. Это необычайно обрадовало Дурьодхану.
«Наконец-то нашелся достойный соперник Арджуне! – воскликнул он. – Благодарение судьбе, что ты явился сюда. Располагай же мною, как желаешь, о могучерукий!»
Эти ласковые речи размягчили сердце Карны, не привыкшего к учтивому обращению. Поединка Высокая сабха всё-таки не допустила. Но Карна остался при дворе Дхритараштры. Неисповедимы законы кармы. Из ничего родилась смертная вражда Пандавов и Карны. Она разгорелась с новой силой на сваямваре дочери царя Панчалов.
– Вы, наверное, слышали легенды о том, как молодой Арджуна завоевал прекрасную Кришну Драупади. А я был там и видел все это своими глазами, – сказал Крипа.
– Мы хотели еще раз услышать об этом, – сказал Митра.
Крипа, кивнув в знак согласия и встав с циновки, проверил, правильно ли мы держим луки на вытянутых руках, достаточно ли широко расставлены наши ноги в стойке «треугольника».
– Лук – первейшее оружие дваждырожденных. Выстрел я бы приравнял к обряду жертвоприношения. Вы должны забыть о себе, слиться с тонким стержнем, соединяющим небо и землю. Сознание прокладывает дорогу стреле. Любое колебание мысли уводит стрелу в сторону, подобно мощному порыву ветра. Пробежало по чистому небосклону сознания облако мысли – и порвана священная нить, ведущая стрелу к цели. Не случайно на сваямваре Драупади именно владение луком должно было помочь избрать самого достойного. И не случайно победа досталась Арджуне. Его брат Бхимасена наделен большей физической силой, и страсть его к Кришне Драупади была сильнее. Но только его младшему брату Арджуне, любимому ученику Дроны, оказался под силу этот подвиг духа. А состязаться пришлось с самыми известными воинами нашей земли.
Да, Кришна Драупади была во всех отношениях достойной того, чтоб за нее бороться.
Чараны пели, что при одном взгляде на нее все цари были поражены богом любви. «Безупречно сложена, нежна и разумна, глаза подобны лепесткам лотоса, смуглая кожа словно излучает теплый свет. От нее исходит благоухание, как от лепестков голубого лотоса».
К собравшимся вышел могучий сын царя Друпады Дхриштадьюмна и голосом глубоким, как облако, провозгласил имена, происхождение и заслуги собравшихся на сваямвару царей и кшатриев. Там был Дурьодхана в сопровождении других сыновей Дхритараштры, царя Кауравов, с ними был могучерукий Карна, слава о сверхъестественной силе которого давно пересекла границы Хастинапура. Доблестный сын Друпады Дхриштадьюмна провозгласил: «Кто, обладая высоким происхождением, прекрасной внешностью и силой, исполнит трудный подвиг, пронзит стрелами высокую цель, того Драупади должна избрать сегодня в мужья!» Такое испытание вместо поединка на мечах или палицах было назначено царем Панчалы по совету Высокой сабхи и позволяло дать преимущество дваждырожденным – кшатриям. Только человек, обладающий брахмой, мог попасть в мишень по размерам, не превосходящим наконечника стрелы. Да и для дваждырожденных, как думали многие, эта цель была недостижима.
Впрочем, у большинства претендентов до стрельбы вообще дело не дошло, они не смогли даже натянуть тугой лук царя Друпады. Брат Дурьодханы Духшасана, распаленный красотой Кришны Драупади, несколько раз подходил к этому оружию, все-таки смог натянуть тетиву, но не совладал с пожиравшей его страстью, и пущенная им стрела просвистела мимо цели далеко в открытое поле. И вот перед мишенью остались лишь два воина. Карна в блистающих доспехах и никем не замеченный до этого широкоплечий юноша, одетый по обычаю странствующих риши в шкуру черной антилопы. Карна легко натянул тугой лук, но Кришна Драупади не позволила ему сделать выстрел, сославшись на его низкое происхождение. Тогда все взгляды обратились к неизвестному брахману.
– Я представляю, как трудно было Арджуне, – сказал Крипа. – Даже здесь, в тиши царского дворца, отрешенные от тревог, вы не можете сосредоточиться для одного-единственного выстрела. А там, в сполохах факелов и мерцании звезд, среди сотен зрителей, криков и свиста, враждебных мыслей и стремлений, Арджуне потребовалась великая сила духа, чтобы, забыв о собственных Тревогах и страхах, о врагах и мечтах, выстрелить точно в цель.
– Но что было дальше?– не выдержал Митра.
– Дальше было так, как поют чараны. Увидев прекрасную Кришну, все пятеро пандавов обратились сердцами к ней, бог любви Кама возмутил их чувства, и мудрая Кунти, чтобы не допустить соперничества между сыновьями, посоветовала им вместе взять в жены царевну. И Юдхиштхира сказал царю Панчалов: «Прекрасная Драупади будет супругой для всех нас».
– Но как это возможно? – спросил Митра.
– Говорят, что раньше такой обычай был принят у дваждырожденных. Тем более в нем есть смысл сейчас, когда так редки стали девушки, способные чувствовать и накапливать брахму. Так что Высокая сабха сочла такое решение благом. Брак был признан. Пандавы вместе с прекрасной супругой в ореоле славы вернулись в Хастинапур под сгущавшиеся тучи вражды и зависти. Дхритараштра счел за лучшее поделить царство. Пандавы получили землю к востоку от Хастинапура, у огромного девственного леса Кхандавапрастха. Видура сообщил эту радостную весть Пандавам. Пятеро братьев со своими сторонниками и войсками, которые им дал Друпада, воздвигли там военный лагерь, который потом был окружен стеной, со временем были сооружены дворцы и лавки ремесленников и торговцев. Они назвали свою столицу Индра-прастха и зажили в ней счастливо, охраняя благополучие подданных.
Но Пандавам не суждено было долго наслаждаться мирной жизнью. Только они укрепили город, собрали армию, как в Хастинапуре забеспокоились Кауравы, не желавшие усиления соперников. Пандавы, почувствовав свою силу, обложили данью соседние владения мелких царей и начали требовать права участвовать в делах Хастинапура. У них появились сторонники в Высокой сабхе, которые считали, что Юпхишт-хира способен лучше блюсти интересы дваждырожденных. Наша община встала перед угрозой раскола.
И тогда в Хастинапур были приглашены братья Пандавы и все члены Высокой сабхи, и состоялась игра в кости между Юпхиштхирой и Дурьодханой. На кон было поставлено владение всем царством, и Юпхиштхира проиграл. В народе, правда, идет молва, что за Дурьодхану играл его дядя Шакуни, умевший повелевать игральными костями. Что ж, для дваждырожденного в том нет ничего невозможного, но я уверен, что в присутствии всех патриархов никакой обман не мог бы пройти незамеченным...
По решению игральных костей пятеро Пандавов и их супруга Драупади были вынуждены оставить Индрапрастху и покинуть пределы царства. Срок изгнания был определен в двенадцать лет. И вот теперь они истекли, а соперничество не ослабло...
– Я не понимаю, как можно было доверить судьбу всей общины дваждырожденных игральным костям. Чараны поют, что Юпхиштхира проиграл и свой город, и казну, и даже их общую жену Драупади, – подал голос Митра.
Крипа нахмурился:
– Вы решили, что царевич проигрался, как пьяный наемник в увеселительном заведении? Когда вы отучитесь верить поэтическим вымыслам? Знайте, в Высокой сабхе существует древний обычай – когда разделяются голоса ее членов при решении самых важных вопросов, тогда выбор предоставляется судьбе. Как бы ни были умны люди, никто не может предугадать всех последствий того или иного решения. Только жизнь может стать единственным судьей... Когда расходятся мнения мудрых, то они понимают, что любой из предложенных путей может оказаться ложным, но не в их силах определить, какой.
– Тогда не понимаю, зачем что-то решать. Поговорили бы и разошлись. Пусть карма сама все устроит... – начал Митра.
– Если выбрать путь к достижению цели и начать действовать, то при хорошей карме и благоволении богов можно достичь успехов. Если же воздержаться от действия, то ни карма, ни удача не смогут проявить себя, и дело будет обречено на провал. Но как выбрать путь во мраке будущего и не посеять семян розни и обид? Любое голосование, любой подсчет сторонников и противников ведет к разобщению людей, уводит от поиска истины к ненужному соперничеству, пробуждает низменное желание одержать верх над всеми, кто с тобой не согласен. Поэтому и решила Высокая сабха, когда мнения в ней разделились, доверить выбор будущего царя в Хастинапуре игральным костям. Карма Пандавов оказалась тяжелее. Чтобы пресечь борьбу за престол и раскол общины, им было приказано удалиться в леса и вести жизнь обычных риши.
Для меня самое удивительное, что игра в кости вообще состоялась.
Ведь и Бхишма, и Дрона, и Видура были против игры, прекрасно понимая, к чему она может привести. Супруга Дхритараштры Гандхари тоже не желала этого. Дхритараштра потом много раз раскаивался, что не внял добрым советам, но ни вмешаться в саму игру; ни заставить Дурьодхану отказаться от его притязаний он так и не смог. Можно ссылаться на рок, на всеобщее ослепление, но, вернее всего, отцовская любовь сделала всемогущего царя игрушкой в руках собственного сына, хотя, я думаю, что там было нечто большее, чем престо любовь. Дурьодхана ведь дваждырожденный, и, очевидно, в какие-то моменты его воля может влиять на сознание отца, подчинять его. Поэтому Арджуна оказался в Двараке. Поэтому его братья и их супруга скрываются где-то в тайном лесном ашраме. Но долго ли теперь это будет продолжаться? Срок их изгнания истек, но надежды на то, что соперничество между Пандавами и Кауравами ослабнет, не сбылись.
Рассказы Крипы о борьбе Пандавов за Кришну Драупади разбередили рану в моем сердце.
– Может быть, ты попал во власть небесных чар и готовишься отдать все свои силы на алтарь служения женщине? Берегись! – сказал мне однажды Митра.
– Сам-то ты давно отдаешь... А брахмы не растерял, – ответил я.
– Это потому, что сердце мое спокойно. А вот тебя что-то, мучает. Неужели не можешь забыть Лату? Не делай удивленного лица: надо меньше говорить во сне.
Пришлось мне все рассказать Митре. Хотя что там было особенно рассказывать. Лату я в Двараке так и не встретил.
– Но ты же и не искал! – совершенно справедливо заметил Митра.
– А если тот мужчина, с которым она приезжала в ашрам, был ее мужем?
– А если просто спутником? Судя по словам Крипы, братство дваждырожденных пока еще не погрязло в предрассудках, запрещающих женщинам путешествовать в обществе друзей, – сказал Митра.
– Я не могу решиться...
– Вот это честное признание. Ты все еще кажешься самому себе крестьянином в лохмотьях. Но ты же дваждырожденный! И если ты забыл, что мы – часть единого узора, то этого не может не помнить апсара. Она не на твои одежды, а в душу твою глядеть будет. И вряд ли ее очарует сердце, трепещущее от смущения, как хвостик антилопы. Преисполнись мужества и ступай смело на поиски.
Не скрою, Митра меня подбодрил. Он был прав – я изменился. И главным доказательством этого были мои мечты о Лате. Если при первой нашей встрече я только смиренно восторгался красотой апсары, то теперь я мечтал о ее любви, то есть где-то в глубине сознания уже допускал, что она не богиня, на миг показавшаяся мне, как луна в разрыве туч, а живая женщина, которой можно коснуться.
Эти дни были, как сны наяву, а ночи пролетали в томлении мечтаний, не задевая сознания. И наконец мы встретились. Наверное, моя обострившаяся интуиция уловила волны, исходящие от Латы, и направила меня в один из садов Двараки недалеко от дома Латы. Сгущались сумерки. Запах жасмина густо стоял в неподвижном теплом воздухе. Первые звезды раскрывали на небе свои белые соцветия. Дату я узнал сразу, несмотря на полумрак. Она стояла, закинув голову к небу, неподвижно, как луч лунного света. Я застыл за ее спиной, не решаясь нарушить ее одиночества. Но повернуться и уйти было выше моих сил. Не поворачивая головы, Дата тихо сказала:
– Что это за созвездие из пяти звезд, напоминающее тележку?
Я понял, что вопрос относится ко мне. Я глубоко вдохнул теплый ароматный воздух и сказал:
– Рохини—четвертое лунное созвездие,– И мысленно воздал хвалу моему Учителю, посвятившему меня в тайны звездного неба. Не отрывая глаз от Латы, словно боясь, что она может растаять в вечерних тенях, я протянул руку и на ощупь сорвал тонкую ветку жасмина, усеянную гроздьями белых цветов. Дата медленно повернулась ко мне. Я ощутил ее взгляд всей кожей, как тепло костра. Померкли звезды, пропали цветы жасмина, вечернее небо, раскинувшийся вокруг нас город с оранжевыми огнями в окнах. Ничего не осталось в ми ре, только свет ее глаз из бесконечной дали. Как и во время первых наших встреч, у меня захватывало дух от молочно-теплой белизны ее кожи и ювелирной тонкости черт лица. Ее зубы были белее жасмина, цветочным ароматом было ее дыхание. Серебряная тиара ровным строгим светом горела над чистым лбом. На груди покоилось ожерелье из серебряных пластинок, и в сиянии луны на нем были заметны священные знаки, выполненные чернью. Тонкая серебристая ткань окутывала ее грудь и бедра, как мерцающий лунный свет. И вся она казалась совершенным творением ювелиров – серебряной статуей богини Луны Чандры. И мне, ее смиренному по читателю, надлежало сложить подношения цветов к ее ногам и удалиться. Но потом я с каким-то ожесточением напомнил самому себе, что я дваждырожденный и соединен с нею не зримыми нитями брахмы. Я набрался решимости и протянул ей ветку жасмина.
В тот день я вернулся домой совершенно счастливый. И еще несколько дней я пребывал в этом состоянии безмятежного счастья. Мы встречались с Датой, бродили в роще на горе Райвата. Стояли безоблачные, но не жаркие дни весны. В воздухе носился запах цветущих яблонь.
За несколько месяцев, проведенных в Двараке, Лата стала частью моего существа, вошла в сознание, кровь, сердце. Как переносится светоч памяти через черную бездну небытия? Какие оболочки спасают зерно духа от костра времени? Не знаю. Но чувствую – Лата и сейчас в любую минуту может вернуться ко мне.
Однажды вечером к нам пришли дворцовые слуги и сказали, что Крипа уехал во дворец Кришны и нам предоставлено время для отдыха. Мы вышли из покоев на улицу и увидели, что нас ожидает Лата в своей колеснице, запряженной парой белых лошадей.
– Я приехала за вами, – сообщила она. – Поехали кататься.
Мы взошли на колесницу, и легкая повозка со стуком и лязгом понеслась по пустынным темным улицам Двараки. У ворот дворца Кришны Лата сдержала лошадей. У обитых медью дверей дворца как раз менялись стражники с обнаженными мечами в руках.
Лата удовлетворенно кивнула—здесь все четко! Бдительность и верность долгу. Наступает вторая стража ночи.
– Принцы отдыхают? – спросил я.
– Кришна и Баладева не уходят спать или предаваться удовольствиям, пока не выслушают последние донесения надзирателей дворца и тех, кто следит за делами города. Днем для этого нет времени – с утра правители заняты делами государства – выслушивают советников, обсуждают законы, принимают купцов, путешественников или устраивают смотр войскам. Потом отдыхают в садах в тени беседок у водоемов или объезжают коней и слонов.
– В Хастинапуре живут такие?
– Да и в Хастинапуре, и в других городах...
– А я думал, хоть правители могут от души наслаждаться жизнью, – вздохнул Митра.
Лата улыбнулась чуть снисходительно.
– Кто так поступает, недолго остается правителем.
Власть – тяжелая ноша, она не всякому под силу.– Хлестнула коней и унесла нас в сгущающуюся тьму.
За всеми этими переживаниями я не заметил, как закончился жаркий сезон. В Двараку пришли дожди. Жара отступила, и задули свежие, насыщенные морской солью ветры. Низкие черные тучи ползли по небу, как стада коров. Однажды, когда дождь немного затих, ко мне приехала Дата. Поверх обычного платья на ней был надет кожаный плотный плащ, защищающий от влаги, которая буквально висела в воздухе, как плотный туман. Я оседлал своего коня, и мы отправились на прогулку к морю. Раньше мы любили уединение морского берега. Там, вдали от людей, я острее чувствовал близость Латы, там покой и величие океана передались моему сердцу. Но в тот день покоя не было нигде. Пенные валы обрушивались на берег, с волчьей яростью грызли белыми клыками серую плоть земли. Грустным и тревожным было лицо апсары.
– А как у вас на севере совершают брачный обряд? – неожиданно для самого себя спросил я у Латы.
Впервые за время нашей встречи Лата улыбнулась:
– Наверное, так же, как и у вас на юге.
– Тогда пойдем в храм, – сказал я, чувствуя, как дрожит от волнения мой голос.– Я возьму тебя за руку и трижды обведу вокруг священного огня слева направо, и скажу слова: «Буду тебе кормильцем», Лата опустила голову. Округлые линии на ее шее напоминали спираль морской раковины.
– Бессмысленно говорить об этом, – тихо сказала она.– В надвигающейся буре тебе будет непросто остаться в живых. Если часть твоего сердца останется со мной, то ослабнет внимание и не будет крепка твоя рука. Учитель в ашраме говорил тебе, что мудрый всегда сомневается и каждый свой шаг соизмеряет с велением сердца. Так можно пройти по жизни, не отяготив своей кармы. Но Крипа дал вам другую мантру. «Разрушена пелена заблуждений, я вижу истинный свет, я стоек, привержен долгу». Думай о долге и забудь обо мне.
Не знаю, как это у меня вырвалось, но прежде, чем отвернуться от Латы и пойти к своему коню, я сказал:
– Я потерял больше, чем наставника.
Лата никогда больше не появлялась во дворце, где мы с Митрой принимали последние наставления Крипы.
– Камень не чувствителен к боли. Дикий человек более вынослив, чем изнеженные придворные. Чем больше развиваются разум и чувства человека, тем острее он переносит страдания. Но вы должны стать властелинами воли!!! – почти кричал Крипа, глядя, как мы с Митрой охаживаем друг друга по плечам длинными бамбуковыми шестами.
– Я уже начинаю сомневаться, что нам пригодится твоя наука, – тяжело отдуваясь под моими ударами, проговорил Митра. – Похоже, что мы с Муни убьем друг друга прямо здесь, на тренировочном поле, или вообще почим от старости, так и не выйдя за стены Двараки. Время уходит, Пандавы скрываются где-то в лесах, а мы тупо упражняемся, ожидая, когда победа сама упадет к нам в руки, как перезревший кокос.
Крипа только улыбнулся и отошел под навес, куда не проникал накрапывающий дождь. Потом кивком головы пригласил нас к себе.
Мы с Митрой не заставили себя долго ждать и, растирая саднящие плечи руками, уселись рядом с наставником на жесткие циновки.
– Я заметил в тебе, Митра, признаки нетерпения, – сказал Крипа. – Только безумец может добывать славу ценой собственной жизни. Как гласят сокровенные сказания, «нет пользы от славы мертвому, чье тело обратилось во прах». Только для живого имеет смысл радость победы. Конечно, нам приходится идти на жертвы. Но мечтать о них?.. Вы нужны общине живыми.
Пристыженный Митра поник головой, а я попытался за него заступиться:
– Крипа, мы все понимаем. Разговоры Митры о славе и смерти – просто бред, вызванный усталостью. В объятиях красавиц он забывает и о том, и о другом, мечтая о вечной жизни.