Текст книги "Журнал «Вокруг Света» №09 за 1987 год"
Автор книги: Вокруг Света Журнал
Жанр:
Газеты и журналы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц)
– Это все друзья писали. Один я тут... В мэрии иной раз кофе себе сварю. Посмотрите книгу...
На темном длинном столе лежит солидный том – «Пловдивский дом» архитектора Христо Пеева.
– Книга вышла после его смерти. Большой души и большого ума человек. Учился в Петербурге, участвовал в рабочем движении, был сослан в Сибирь. Вернулся в Болгарию и по собственному почину делал зарисовки, чертежи домов болгарского Возрождения. Подвижник. Без него мы не смогли бы восстановить множество домов. Эта книга – мой учебник, всегда на рабочем столе. Я счастлив, что был знаком с Христо Пеевым, мы часто встречались в последние годы его жизни...
По дороге в мэрию Крыстев, отчаянно жестикулируя, в лицах рассказал целую эпопею – историю создания «Аптеки Гиппократа».
Хотелось сделать аптеку, достойную Тримонциума и действительно похожую на прежние, старинные. Уже отреставрировали подходящий дом; где только могли доставали старую мебель, банки и склянки, бюсты великих медиков и даже кассу прошлого века.
В разгар подготовки к аптечному новоселью Крыстев получил приказ о том, что здание займет какая-то «канцелярия», как называет Атанас всякие непонятные ему учреждения. «Не бывать тому!» – воскликнул с жаром «Начо-культура». Ключ от аптечных дверей он опустил в карман и позвонил директору аптекоуправления: «Объект готов, можно въезжать». Объект, то бишь аптека, была взята без боя в течение 24 часов. Прибывшие с опозданием столы «канцелярии» отбыли восвояси. Как позже выяснилось, «Аптека Гиппократа» разместилась в доме, где жил врач и действительно в далеком прошлом существовала аптека.
Зайдя сюда, я как на редчайшие экспонаты смотрел на бюсты Эскулапа и Гиппократа, на скульптуры у аптечной стойки и банки с латинскими надписями. А от кассы «Националь» – со звонком! – просто не хотелось отходить.
В книге отзывов, лежащей открыто, есть восхищенные записи певца Николая Гяурова, поэта Павла Матева, художника Бориса Димовского и... той женщины, которая подписывала приказ о въезде «канцелярии».
Житие Атанаса Крыстева богато подобными происшествиями. Он убежденно непримирим к казенщине и твердо верит в заповедь своего наставника архитектора Пеева: «Сохранять старый город, как живой действующий механизм». В восстановленных зданиях Атанасу Крыстеву вместе с общественностью удалось создать Дома творчества писателей, художников, ученых, архитекторов.
В крошечной кофейне «мэрии» старого города Крыстев варит крепчайший кофе, а я рассматриваю на стенах рисунки – автографы известных художников. Есть среди них и шарж на «Начо-культуру». Атанас Крыстев влюблен в художников, очень дружил со Златю Бояджиевым. В числе его заслуг – коллекция выдающихся болгарских художников в «Доме Балабанова».
Подвижничество завещано ему Пеевым. И хочется повторить слова Валентина Распутина, произнесенные на болгарской земле: самое сильное впечатление у писателя осталось от старого Пловдива и встречи в нем с Атанасом Крыстевым...
Из кафе мы поднимаемся в управление «Старинный Пловдив», где нас ждет его начальник инженер Радко Стефанов Петков. Беседуем о новых территориях и памятниках культуры, включаемых в охранную зону. Только в районе Тримонциума резерв старого города – 350 домов, из них свыше 200 – ценные памятники. Есть надежда – и хорошо бы она сбылась,– что в «резерват» войдет античный форум, который органично примыкает к заповеднику старого Пловдива. Заповедник станет «живым организмом»: будет расширен жилой фонд, помещения в старых постройках станут комфортабельными – тогда придут молодые семьи; наладится комплексное обслуживание горожан и туристов – откроются кафе, магазинчики. В лавках-мастерских «Товарищества народных ремесленников» будут рождаться керамика, рисунки по фарфору, станут трудиться медники, резчики по дереву, ткачи и кондитеры. В дни праздников на улицах, во дворах старого Пловдива зазвучат музыка и песни.
...Сумерки тихо вплывают в улочки Тримонциума, резко звучат шаги по каменной мостовой. Вера и Атанас шутливо спорят, в какое время года лучше всего Пловдив. Осенью город тихий, нежный и золотистый. Зимой – как снежная сказка. Летом – жаркий и радостный. Весной он выбрасывает ростки зелени и весь в ожидании будущего...
Пловдив – София – Москва
В. Лебедев, наш спец. корр. Фото Веры Коларовой
Цена тщеславия
У каждого народа есть свои поэтические сказания. Немало их и у народа овамбо, который живет на севере Намибии и юге Анголы. Его язык относится к группе языков банту – на них говорят многие племена и народности Африки. Да и весь уклад жизни скотоводов-овамбо имеет много общего с нравами и обычаями других южноафриканских народов. Советский читатель впервые знакомится с фольклором овамбо. Эти истории переведены мной из сборника сказок, подготовленного для намибийских детей сотрудниками СВАПО – Народной организации Юго-Западной Африки, борющейся за освобождение страны от южноафриканских оккупантов.
Ольга Михайлина
У одного крестьянина жил козел Шикомбо. Каждое утро после сна он тщательно вытряхивал соломинки из мохнатой шелковистой шубки, начищал до блеска копытца и только тогда выходил из загона пастись в поле. Ходил он важно и любил, чтобы на него обращали внимание. С наступлением темноты он возвращался под защиту ограды родного крааля (Крааль – у народов Южной Африки несколько хижин, скотный двор и амбары для зерна, обнесенные оградой.).
Петух Кондобола жил в том же краале. В отличие от козла он выглядел не столь опрятно, ведь целыми днями ему приходилось копаться в пыли в поисках корма.
Однажды утром, когда Шикомбо ушел пастись в поле, крестьянин сказал жене, что завтра к ним придут гости.
– Есть ли у нас ячменная мука, чтобы сварить пиво? – поинтересовался он.
– Да, конечно. А что приготовить на обед?
Кондобола подслушал этот разговор и испугался. Когда Шикомбо вернулся вечером домой, петух слетел с насеста и рассказал ему о том, что задумали хозяева.
– Что же делать? – вздохнул козел, разравнивая солому на лежанке.
– Давай завтра пораньше убежим из крааля и спрячемся где-нибудь,– предложил петух.
Шикомбо согласился. Кондобола разбудил товарища задолго до рассвета, и Шикомбо тут же принялся приводить себя в порядок.
– Поторапливайся, у нас нет времени,– подгонял его петух.– Хозяин проснется с минуты на минуту. Пошли скорее!
– Я не могу появиться на улице в таком виде,– отвечал козел, позевывая.– Что обо мне подумают?
Петух услышал, что хозяин проснулся, и подтолкнул товарища к выходу. Шикомбо глянул на траву, мокрую от росы.
– Мне нельзя ходить по росе, я промочу ноги. Давай подождем, пока взойдет солнышко и высушит траву! – заныл он.
Кондобола помотал головой. Спорить бесполезно. Времени на разговоры не осталось. Тогда петух перелетел через ограду и со всех ног помчался в лес.
А крестьянин тем временем думал, как бы получше угостить гостей, и решил зажарить петуха. Он разбудил сына и послал его ловить петуха, но тот вернулся ни с чем.
– Где же петух?
– Его нигде нет.
– Ладно. Тогда лови Шикомбо.
Сын вышел во двор, где козел все ждал восхода солнца, схватил его за рога и поволок в хижину.
– Омуне! Помогите! – заверещал козел.
Петух услышал жалобный зов товарища, но помочь глупому козлу был уже не в силах. Стоит ли расчесывать шубку, когда надо спасать голову?
Черепаха Кошима и птицы
Черепаха Кошима в лесу считалась мудрым животным. Ведь она решала на собрании зверей все споры, возникавшие между обитателями леса.
Между тем птицы не считали черепаху самой мудрой. И однажды решили доказать, что это именно так. А надо сказать, что собрания птиц проводились на самой высокой пальме в округе, и звери, конечно же, не могли залезть на нее.
Вот птицы и задумали пригласить Кошиму на собрание к себе. Они были уверены, что та откажется, и тогда по всему лесу разнесется весть о том, что черепаха не могла решить такую простую задачу.
– Я берусь пригласить Кошиму,– с ухмылкой сказал ворон Кола.
В полдень ворон Кола подлетел к дому черепахи. Кошима грелась на солнце у забора.
– Что тебе надо от меня? – спросила она у ворона.
– Знаешь, у нас разгорелся спор. Не могла бы ты помочь нам?
– А где будет собрание? – спросила Кошима, предвидя ответ.
– На вершине пальмы,– снова ухмыльнулся Кола.
Кошима подумала и согласилась:
– Хорошо, я приду. Только кто-то должен зайти за мной, чтобы я не заблудилась. Для меня все деревья на одно лицо.
Кола удивился, но пообещал завернуть по пути.
Ворон улетел. Кошима вошла в дом. Ее бабушка принесла горячий фруктовый пирог из кухни.
– Спасибо тебе,– поблагодарила Кошима.– Только что прилетал Кола и пригласил меня на собрание птиц. На дорогу потребуется уйма времени и еды. Приготовь мне такой же пирог, только еще больше. Я возьму его с собой в корзине.
За день до собрания птиц бабушка испекла ей большой-пребольшой пирог.
– Он такой огромный, что я одна не унесу. Скажи ворону, пусть захватит с собой вот эту корзину с пирогом. Да предупреди, чтобы был поосторожнее!
На вершине пальмы все птицы были уже в сборе. Они галдели, смеялись, представляя, как посрамят черепаху.
– Не придет,– заявил аист Каимби.– Черепаха на куст не залезет, не то что на пальму!
Все засмеялись. Орел Онхва хотел было открыть собрание, но в этот момент прилетел ворон и поставил корзину в кружок.
– Не видно черепахи? – спросил он.– Подождем... Нельзя же начинать собрание без мудреца!
И птицы громко захохотали.
– А почему бы и не начать? – пропищал кто-то в корзине.– Я давно уже здесь!
Птицы умолкли, заглянули в корзину. А в ней сидела Кошима и вытирала лапкой со рта крошки пирога.
Урок льву Нгоши
Как-то утром голодный лев Нгоши брел по лесу и вдалеке заметил зебру Нголо, пасшуюся под деревом. Нгоши прижался к земле и пополз. Нголо ничего не слышала, а лев видел только ее шею и лопатки. Он изловчился и... Шлеп!
Нголо испуганно отпрыгнула и увидела над собой льва, застрявшего на дереве между двумя толстыми ветвями. Лев не мог двинуться ни вперед, ни назад.
Прошел день. Наступила ночь. Нгоши замерз. Тело болело. Утром он потерял уже было совсем надежду на освобождение, как вдруг увидел обезьяну Мунгиму. Она подошла к дереву с корзиной и заметила льва.
– Что ты там делаешь? Как ты туда забрался?
– Я тебе все расскажу, только ты помоги мне выбраться из этой ловушки.
У Мунгимы было доброе сердце. Она поставила корзину на землю, мигом забралась на дерево, раздвинула ветви и освободила ослабевшего льва.
– Ты спасла мне жизнь, Мунгима,– сказал лев, когда они оба оказались на земле.– Спасибо тебе. Когда-нибудь и я тебе помогу.
Мунгима угостила льва своим скудным завтраком. Нгоши вмиг проглотил еду, но только раздразнил свой аппетит. Сейчас он мог бы слопать целую лошадь или, на худой конец... обезьяну!
– Ты куда-нибудь спешишь? – спросил он, облизываясь.– Давай посидим на травке, отдохнем.
Антилопа Нгалонгобе, пасущаяся неподалеку, наблюдала за ними из кустов и слышала их разговор. Она догадалась, что задумал лев. А тот уже бил хвостом по земле, готовясь к прыжку. Антилопа выбежала из-за кустов и окликнула льва.
– Эй, Нгоши! Скажи-ка, не тебя ли я видела вчера отдыхающим на дереве? Как ты туда забрался?
Нгоши обернулся.
– Я сам запрыгнул на дерево,– прорычал он, злясь, что антилопа помешала ему.
– Не могу поверить! – воскликнула Нгалонгобе.– Львы не прыгают по деревьям, как леопарды. Ты обманываешь!
Нгоши нехотя рассказал ей, как оказался на дереве, но Нгалонгобе покачивала рогами, всем своим видом показывая, что не верит ему.
– Ладно,– вспылил лев,– если не веришь, я покажу тебе, как это было. Видишь это дерево? Гляди!
.Нгоши оттолкнулся от земли и вновь оказался на дереве между ветвями.
– Ну что я тебе говорил?! Теперь помогите мне слезть.
– Нет, Нгоши,– антилопа улыбнулась,– Не поможем. В следующий раз ты подумаешь, стоит ли на доброту отвечать злом.
С этими словами Нгалонгобе и Мунгима убежали.
Кот Мбиши и собака Омбва
Давным-давно жили-были два друга – кот Мбиши и собака Омбва. Жили они в доме крестьянина, и тот был ими доволен.
Однажды крестьянин посеял пшеницу и ячмень.
Погода стояла прекрасная, и урожай выдался на славу. Жена помогла ему обмолотить и просеять зерно. Они ссыпали его в тыквенные кувшины и сложили в амбар. Но крестьянин стал опасаться, как бы зерно не украли воры и не съели мыши. Он позвал Омбву и Мбиши и приказал им охранять зерно и днем и ночью.
Вначале друзья стояли на страже вдвоем. Но никто не приближался к амбару.
– Сколько стоим, а ничего не произошло,– вздыхал Мбиши.– Давай сторожить амбар по очереди.
Омбва согласилась и сказала, что пойдет отдыхать первой. Как только собака покинула пост, появились воры. Они унесли с собой несколько кувшинов. Мбиши видел это, но посчитал, что не его это дело – отгонять воров. Свернулся в клубочек и заснул.
Когда собака вернулась, кот ничего ей не сказал.
Как только кот ушел, мышь Омуку с детишками и многочисленными родственниками залезли в амбар и начали есть зерно. Омбва видела их, но решила, что не ее это дело – отгонять мышей. Улеглась поудобнее, положила голову на передние лапы и заснула.
Так продолжалось долго-долго.
Однажды крестьянин заглянул в амбар и ужаснулся, увидев, что часть зерна съедена мышами, а остального вообще нет.
– Омбва, Мбиши! – сердито закричал он.– Я приказал вам охранять зерно, где оно?
Собака и кот испуганно переглянулись.
– Это Мбиши виноват. Мыши таскали зерно, пока он отлучался!
– Нет, это Омбва виновата,– оправдывался кот.– Воры уносили зерно, а ее не было...
Они начали кричать, обвиняя друг друга. Крестьянин разозлился.
– Прекратите! – прикрикнул он.– Вы оба виноваты! Я никому из вас больше не верю. Вон из моего дома!
С того дня кот и собака стали злейшими врагами. Где бы они ни встретились, они дерутся и грызутся до тех пор, пока один из них не уступит и не убежит.
Рисунки Е. Яковлева
Бенгт Даниельссон: Больше знать друг о друге!
Самое удивительное, что я точно помню день и час, когда мне на глаза попалось имя – Бенгт Даниельссон. Это было 30 ноября 1957 года. Тогда у нас в доме появилась удивительная книга. Яркую обложку ее помню по сей день. Она изображала бурное зеленое море, желтое небо, парус с нарисованным красным бородатым лицом, пальму и попугая, летящего на переднем плане. Только что вышедшая книга называлась «Путешествие на «Кон-Тики». Вечером, забыв про все на свете, я раскрыл ее и начал читать. Потрясение, испытанное мною, описывать не буду: оно знакомо каждому, кто в возрасте семи лет пускался в воображаемое плавание с Туром Хейердалом через Тихий океан. Все спутники норвежского морехода казались мне полубогами. И вот буквально на второй странице текста читаю: «Я посмотрел вправо, в глубь полутемной хижины. Там лежал на спине бородатый человек и читал Гёте; пальцы его ног были просунуты сквозь бамбуковую решетку низкого потолка шаткой, крохотной хижины – нашего общего дома.
– Бенгт,– спросил я, отгоняя зеленого попугая, намеревавшегося устроиться на вахтенном журнале,– можешь ты объяснить, как дошли мы до жизни такой?
Золотисто-рыжая борода опустилась на томик Гёте.
– Тебе это лучше знать, черт возьми! Сия отвратительная идея принадлежит никому другому, как тебе. Однако, каюсь, мне она кажется великолепной.
Он передвинул пальцы на три планки ниже и преспокойно снова углубился в Гёте.
С тех пор прошло тридцать лет, и все это время мысль о том, что я могу сидеть за столом рядом с «живым» Даниельссоном и пить с ним чай, как-то не приходила в голову. Но... в феврале этого года Бенгт Даниельссон приехал в Москву, чтобы принять участие в международном форуме «За безъядерный мир, за выживание человечества». Конечно же, мы не простили бы себе, если бы шведский ученый не оказался в гостях у журнала. И вот Бенгт Даниельссон – в редакции. Рядом с ним – жена Мария-Тереза. Ну, разумеется, это та самая Мария-Тереза, которую мы помним по книгам «Счастливый остров» и «Позабытые острова» – о свадебном путешествии на остров Рароиа и жизни на Маркизском архипелаге.
Я мысленно сравниваю двух Бенгтов Даниельссонов – молодого ученого на фотографии в той самой, тридцатилетней давности, книге (а сам снимок относился к 1947 году!) и сидящего передо мной человека. Словно бы не было этих десятилетий. Крупная лысая голова. Золотисто-рыжая борода (конечно, к золоту добавилось изрядно серебра). Живые проницательные глаза. Добрая улыбка. И сквозящая во всех движениях энергия нестареющего исследователя: сразу видно – этот человек из тех непосед, которые сегодня готовы быть на форуме в Москве, завтра – на симпозиуме в Швеции, послезавтра – на раскопках на острове Пасхи, через три дня – в открытом Тихом океане,– и никакие годы не сладят с этой неуемностью...
– Вы, наверное, меня немножко знаете,– преувеличенно скромничая, шутит Даниельссон.– Хотя я часто сталкивался с тем, что молодое поколение имеет смутное представление о плавании «Кон-Тики» ( «Если швед не боится выйти на плоту в океан один с пятью норвежцами, он храбрец»,– сказал себе Тур Хейердал, глядя на молодого рыжебородого незнакомца. И включил его в команду плота «Кон-Тики».) . Все-таки много лет прошло. В этом году будем отмечать сорокалетие нашего путешествия.
Это было в 1947 году, а звали шведа Бенгт Даниельссон. Он только что спустился к морю из джунглей Амазонки, где участвовал в первой экспедиции в своей жизни. И сразу – новая экспедиция, да какая: через Тихий океан на плоту! "Три месяца длилось отважное плавание, которое прославило его участников на весь мир". (Из предисловия Льва Жданова к книге Бенгта Даниельссона «Капитан Суматоха».)
Мы наперебой говорим, что, конечно же, читали знаменитую книгу Тура Хейердала, и не раз, но готовы слушать бесконечно.
– Ну что же,– меняет тему Даниельссон,– тогда давайте беседовать о современности.
– Начнем с того, где вы сейчас живете,– возникает у нас естественный вопрос.
– Через два года после плавания на «Кон-Тики» я приехал на остров Рароиа, чтобы хорошенько изучить жизнь полинезийцев. Затем мы с женой жили на Маркизских островах, а в конечном итоге осели на Таити, где обитаем поныне. Наш дом стоит на западном берегу, в 19 километрах от Папеэте. Оттуда открывается прекрасный вид на соседний остров Моореа, расположенный в 20 милях. Видите ли, большинство антропологов живут и работают в крупных городах. Это профессора университетов, директора музеев... Все понятно: нужно зарабатывать на жизнь. Но получается, что они могут выезжать в поле – на острова Тихого океана или в Африку, в Южную Америку – очень редко – раз в семь-десять лет. Ведь нужно оформить длительный отпуск, собрать побольше денег, добиться финансирования. Я делаю все наоборот. Живу среди полинезийцев, а время от времени преподаю в университетах Европы, Америки или работаю в музеях. Но основную часть времени провожу на островах. А на жизнь зарабатываю тем, что пишу книги. Я написал историю Таити в шести томах – каждый том около пятисот страниц. Издание богато иллюстрировано. Оно было опубликовано на Таити и имело огромный успех, потому что нынешние таитяне полны страстного желания побольше узнать о своем прошлом, о своей культуре. А ведь они очень мало знают об этом – таково наследие колониализма. В течение 150 лет таитян обучали во франкоязычных школах по французской программе, они учили французскую историю, французскую географию, французские обычаи, французский язык... Так что теперь они заново открывают свою собственную культуру. А я – единственный историк на острове. Это же парадокс! Я ведь европеец, швед. И им нужно читать мои книги, чтобы узнать историю собственной страны! Мы с женой также написали книги о современной политической ситуации на островах. О французских ядерных испытаниях на атолле Муруроа, о борьбе тихоокеанских государств за независимость...
Уже после первых минут разговора стало ясно, что шведский ученый живет на Таити весьма насыщенной жизнью. Да и не только на Таити: сам факт участия Бенгта Даниельссона в международном форуме в Москве говорит о многом. Забегая вперед, скажу, что спустя несколько месяцев после встречи в редакции мы получили с Таити письмо, в котором Даниельссон пролил дополнительный свет на свои занятия. Отрывок из письма Б. Даниельссона в редакцию «Вокруг света»:
«Многие люди в Европе считают, что жизнь на островах Южных морей – это бесконечный праздник, что здесь никто не работает и все проводят большую часть времени на песчаном пляже под кокосовыми пальмами, абсолютно ничего не делая,– нежатся или спят. Ну что же, наша жизнь очень далека от этого образа, поскольку мы постоянно страшно заняты научными исследованиями или писанием книг и статей.
В настоящий момент мы работаем над книгой о плаваниях капитана Кука и параллельно снимаем документальный фильм. Затем нужно будет подготовить новое издание моей книги о Гогене для большой выставки, которая пройдет в 1988-1989 годах по США и Франции... Далее: на Таити приехала группа шведских кинематографистов. Они заключили контракт с Туром Хейердалом и будут снимать фильм о его жизни и научной работе. Эта группа уже побывала на острове Пасхи, где сняла археологические раскопки, а теперь кинематографисты хотят, чтобы я помог им в создании фильма...»
– Вы несколько раз упомянули слово «исследователь»,– продолжил я разговор в редакции.– Что вы имели в виду? Какими проектами занимались в последнее время?
– Знаете, слово «исследователь» употребляется ныне слишком часто,– откликнулся Бенгт Даниельссон.– Оно затерлось, но не остается ничего другого, как все же употреблять его. Исследовать, открывать... В сущности, нельзя «открыть» то, что никогда не составляло тайны: люди живут на островах Тихого океана с давних-предавних времен. Конечно, есть районы – на Папуа – Новой Гвинее, на некоторых больших островах из числа Соломоновых, в центральной части Южноамериканского континента, в Амазонии,– где до самого последнего времени не ступала нога белого человека. Но все же пора эпохальных географических открытий миновала. Теперь время антропологов, географов, социологов, этнографов, которые интересуются культурой, обычаями иных народов. Таким образом, для нас всегда много работы. Вдобавок, мы много путешествуем – на судне, именуемом «Линдблад иксплорер». Мой соотечественник Линдблад – очень интересный человек. Лет двадцать – двадцать пять назад он обнаружил, что существует множество людей, которые страстно желают отправиться в путешествие, чтобы больше узнать о дальних народах, их нравах и обычаях. Заметьте, речь идет не о туристах, для которых главное – приехать, поснимать и уехать, а о людях пытливых и вдумчивых, ставящих перед собой серьезные познавательные цели. Будучи богатым человеком, Линдблад купил теплоход – это было в 1 969 году – и стал возить людей по морям и океанам. А мы стали выступать на этом судне с лекциями. Получилось нечто вроде маленького плавучего университета. Лекторы – в большинстве университетские профессора, которые отправляются в подобное путешествие во время отпуска. У каждого свой курс, свой предмет. Нас бывает пять-шесть человек, мы читаем лекции каждый день. Пассажиры приходят на занятия, слушают, конспектируют. Все как в «сухопутных» учебных заведениях. С той лишь разницей, что здесь бывают практические занятия – на различных архипелагах. И для преподавателей, и для студентов учеба совмещается с чудесными путешествиями. Нам удается посещать и те острова, на которых мы ранее не были, и те, до которых вообще очень трудно добраться. На некоторых островах нет ни взлетно-посадочной полосы, ни порта. Как же попасть туда? На судне «Линдблад иксплорер» имеются «содьяки» – маневренные надувные лодки. У них плоское днище, поэтому они проскальзывают над рифами, проходят по любому мелководью и выскакивают прямо на берег. Таким образом, за пятнадцать лет подобных плаваний нам удалось посетить великое множество наиболее удаленных островов. В Тихом океане их десятки, если не сотни. Конечно, такие острова – самый лакомый объект для исследований...
– А вы бывали на Понапе?
– Да конечно.
– И видели руины Нан Мадола (См. «Вокруг света» № 7, 1984 г.)?
– О, да! В книге, которую я только что написал, а мой друг и постоянный переводчик Лев Жданов будет готовить для издательства «Прогресс», есть глава о руинах Нан Мадола. По сей день люди очень мало знают об этом заброшенном городе. Там почти никто не бывает. Те случайные посетители, которые добираются до Понапе, как правило, застревают в столице острова, если можно так ее назвать,– маленькой деревне под названием Колонна. А сам Нан Мадол – еще в тридцати километрах. Единственное средство сообщения – лодка. Это дальнее путешествие, успех которого во многом зависит от прилива. При «низкой воде» попасть в каналы Нан Мадола очень трудно: слишком мелко. В общем, правдивые описания Нан Мадола весьма редки.
– И поэтому,– подхватываем мы,– множество людей считает, что этот город, сложенный из гигантских базальтовых «шпал», якобы был построен инопланетянами.
– О да,– всплескивает руками Даниельссон.– Я тоже слышал немало подобных глупостей. А еще есть легенды, будто Нан Мадол построили испанские пираты. Или китайские морские разбойники. Или какой-то загадочный народ. Но, конечно же, Нан Мадол построили микронезийцы – этому есть множество свидетельств. Тут вообще двух мнений быть не может.
– С островом Пасхи – та же история,– подливаем мы масло в огонь.
– Безусловно,– хмурится Даниельссон.– Вокруг каменных статуй высятся уже горы домыслов. Хотя ученые давно выяснили, кто вытесывал статуи, когда и для каких целей. Впрочем, начиная с «Аку-аку» Тура Хейердала научная литература об острове Пасхи успешно противостоит назойливым измышлениям о пришельцах из космоса и неведомых народах, якобы живших на континентах, которые впоследствии ушли под воду. Кстати, вы знаете, недавно на острове Пасхи был сильный лесной пожар. Конечно, лесов там не так уж много – точнее, всего один, в центре острова. Но зато там много высокой травы, которая покрывает практически весь остров Пасхи. Пожары очень редки, в этот раз огонь метался от одного конца острова до другого. Многие статуи покрылись сажей. Конечно, состояние их от этого лучше не стало...
Пока Даниельссон рассказывает, я припоминаю, сколько же книг вышло у него в русских переводах. «Счастливый остров», «Бумеранг», «Позабытые острова», «Большой риск», «Гоген в Полинезии», «На «Баунти» в Южные моря», «Муруроа, любовь моя», прелестная детская книжка «Капитан Суматоха». Поразительно широк круг интересов Даниельссона: его занимают культура и традиции Французской Полинезии, волнует судьба аборигенов Австралии, он исследует плавание капитана Блая и путешествия Кука, болью в его душе отдаются французские ядерные взрывы на атолле Муруроа – и давней печалью лежит на сердце судьба великого и не понятого при жизни Гогена.
В своей книге «Позабытые острова» Бенгт Даниельссон пишет: «Мы долго не могли решиться пойти на кладбище, где погребен Поль Гоген... И вот... наконец собрались. Покинув деревню, пошли по крутой тропе на восток, на пригорок, где расположено католическое кладбище Атуаны... Выйдя из густого сумеречного леса, мы вдруг очутились на вершине, с которой открывался вид на море. Внизу простерлась долина с извивающейся речушкой. Отвесные склоны горы Хеани терялись вверху в облаках. Над морем величественно кружили огромные фрегаты. Волны поблескивали на солнце...
Мы повернулись. Вот кладбище, обнесенное проволочной изгородью... В первом ряду крайняя справа – могила Гогена. Наши иллюзии развеялись быстро: она выглядела совсем заурядно. На гладком цементном надгробии простая плита белого мрамора, поставленная несколько десятилетий назад «Полинезийским обществом». И надпись:
Здесь покоится
ПОЛЬ ГОГЕН
французский художник
7 июня 1848 года
8 мая 1903 года
Цветов, разумеется, не было. Кто их принесет? Для благочестивых белых жителей долины Гоген остается «бесноватым художником». А островитяне так боятся тупапау – привидений, что на кладбище появляются только после смерти...»
– Какие острова вы считаете наиболее экзотическими? – Я понимаю, что вопрос звучит очень примитивно, но не задать его я не мог. Действительно, что есть экзотика с точки зрения ученого, живущего и без того в очень экзотическом, по нашим представлениям, месте?
– Начать надо с Каролинских островов,– приступает к рассказу Бенгт Даниельссон.– Как вы знаете, их открыли русские мореплаватели– Литке и Коцебу. Большие острова архипелага – Понапе, Трук, Кусаие, Палау, Яп – весьма цивилизованные. Но мелкие атоллы, как правило, изолированы, на них трудно высаживаться. Островитяне сохранили там свою культуру, до сих пор ведут традиционный образ жизни. Каролинский архипелаг – единственное место в Тихом океане, где поныне строят огромные парусные каноэ с аутриггерами. И местные жители покрывают на этих лодках огромные расстояния. Еще несколько лет назад каролинские мореходы плавали даже на Окинаву. От группы Яп до этого японского острова по прямой приблизительно 1100 морских миль! А потом каролинцы, естественно, возвращались назад. Они великолепные кораблестроители и навигаторы.
– Совсем недавно у нас в гостях был Дэвид Льюис– вы, наверное, знаете его.
– Да, конечно. Его книга «Мы, навигаторы...» – замечательный труд. Увы, на островах Санта-Крус, описанных Льисом, старинная навигация практически уходит в прошлое. Там уже нет больших парусных каноэ. А на Каролинских островах их по-прежнему строят. И в невероятно больших количествах. Вы приезжаете на атолл Пулуват, или, скажем, Ламотрек – там живет по пятьсот-шестьсот человек – и видите на берегу десяток больших парусных каноэ. Это на полтысячи-то человек! Естественный вопрос: «Зачем вы строите столь большие лодки?» – «Таков обычай»,– отвечают они. Прекрасный ответ! Каролинцы устраивают соревнования между островами. Например, с атолла Пулуват плывут на Волеай – это больше трехсот морских миль. А на каком-нибудь ином острове местные мореходы говорят: о, мы должны побить их! И тоже пускаются в плавание, хотя им приходится покрыть гораздо большее расстояние. Вот такие соревнования. По-моему, это просто здорово!
Далее Бенгт Даниельссон принялся увлеченно рассказывать об острове Тикопиа, принадлежащем к группе Санта-Крус. Но здесь мы прервем ученого: впоследствии Даниельссон прислал очерк о Тикопиа, написанный специально для «Вокруг света», мы помещаем его в качестве дополнения к «Кают-компании»
– Каковы ваши ближайшие планы?
– Что поделывает Тур Хейердал?
Эти вопросы раздались одновременно – секунда в секунду, Бенрт Даниельссон поначалу шутливо вскинул руки, как бы сдаваясь перед натиском спрашивающих, но тут же довольно кивнул и руки опустил.
