Текст книги "Полдень, XXI век (май 2012)"

Автор книги: Вокруг Света Журнал

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 13 страниц)

Кровавый ленч аглицкой королевы Виктории, или До бога высоко, до царя далеко

Бодрым строевым шагом перемещались гренадеры в сторону Вышнего Волочка, имея вполне определённую цель движения. Впереди двигался жандармерии ротмистр Штаницын. Ещё более впереди – неопрятного вида мужик. «Нездешний», – сказали бы про него местные крестьяне. И они бы не ошиблись. То же самое могли сказать про него и негры, и китайцы, и эскимосы. Да и вообще – вряд ли нашёлся на Земле хоть один человек, который взял бы на себя смелость назвать Квазара Пульсарова своим земляком, соседом, шабром и тому подобное.

Но всё это мало заботило Квазара. Он добросовестно выполнял функции проводника, за что ему были обещаны лавры Сусанина (каковые представлялись ему в форме сена) и пять рублей денег серебром. По устному приказу ротмистра гренадеры время от времени начинали исполнять партию хора из оперы композитора Глинки «Жизнь за царя», оглашая окрестности хорошо поставленными голосами.

Вокруг простирался бескрайний простор радиусом вёрст пятнадцать. Простор был пуст. Дорога тоже. Если не считать трёх телег, со страшной скоростью несущихся навстречу отряду.

– Господи боже мой, – заволновался Квазар. – Так это же наши мужики едут! С сеном!

Телеги резко затормозили.

– Квазарушко! – закричали с них. – А мы-то тебя который день ищем!

– Сателлит Болидович, батюшко! Вот уж не чаял! – прослезился Квазар.

– Ты домой, что ли, Пульсаров? – осведомились с третьей телеги. – А служивые зачем?

– За курями! – радостно выдал государственную тайну проводник.

– Что им – своих не хватает, али как?

– Молчать! – рявкнул Штаницын. – Молчать про царскую фамилию!

– Ваше благородие, – начал самый старший из галактионовских. – Вы, небось, брехуна нашего Квазарку послушали? Так он вам ещё и не то расскажет. Курей уже недели две как всех продали: уж больно нерентабельны оказались.

– Как продали? Кому продали? – похолодел ротмистр.

– Да рогоносику и продали. Восьмому.

– Что? Восьмому? Царскую фамилию?

– Не могём знать, барин: фамилию у курей никто не спрашивает, когда продаёт. Знаем только, что обменял их Восьмой в Лондоне.

– Неужто на пудинги?

– Какие пудинги? Не оправдали себя пудинги. За сэндвичи взялись. Так, глядишь, до макинтошей дойдут или до файф-о-клоков. Беспутный народ.

Перед Штаницыным медленно вырисовывалась страшная картина: аглицкая королева Виктория и юный принц Уэльский, повязав салфетки, садятся за стол, в середине которого на золотом блюде, весь в петрушке и специях, лежит… О господи!

Когда Штаницын стряхнул с себя наваждение, то увидел, как телеги альфацынтаврских мужиков, увозя сено и Квазара, катят в небо под углом в сорок пять градусов. Это его не удивило.

В течение нескольких минут он тупо смотрел вслед телегам, а потом вдруг сдавленно закричал и бросился за ними. Какая-то неведомая сила поддерживала его в воздухе.

Сила эта была – любовь к государю-императору!

…Гренадеры дождались, пока ротмистр станет неразличим глазом, помолились недолго и неискренне и, неторопливо обсуждая происшедшее, направились на постой. Старшим команды автоматически становился унтер-офицер Нерубович. Это предполагало не только повышение по службе, но и всю тяжесть ответственности перед генерал-аншефом Орловым. Нерубович знал одно – экспедиция отправлена за курями. Этого было достаточно.

– Трофимов, Пантелев, Крестец! – подозвал он кое-кого и выдал им денег на приобретение – благо деньги не вознеслись вместе со Штаницыным.

Отослав фуражиров, унтер направился к знакомой вдовушке бывшего коллежского асессора Гумурдюкова, где и провёл не без приятности служебное время на казённые деньги.

Потому что заживо ушедший в мир иной ротмистр Штаницын не успел сообщить ему, что виновны все и ответить должны тоже все.

Новый маркиз де Пугачёв, или Петух встаёт рано, но злодей ещё раньше

Граф Орлов знал себе цену, но по некоторым соображениям предпочитал держать её в тайне. Так и в этот раз: ввязавшись в государеву игру (а может быть, даже инспекцию под видом розыгрыша), он особенно не афишировал свои приготовления, хотя с другой стороны старался, чтобы слухи об этих приготовлениях как можно скорее дошли до государя, коий вот уже второй день не давал о себе знать. Граф каждый час ожидал, что возлюбленный монарх вот-вот появится, похвалит своего слугу за усердие или, на худой конец, посмеётся над ним. Но государь не давал о себе знать настолько упорно, да и членов венценосной фамилии никто не видел так давненько, что Орлову всё чаще и чаще приходила в голову мысль: а может, они и вправду… того?

Мысль эту он гнал от себя обеими руками. Одно утешало: отослал подальше ротмистра Штаницына. Пусть-ка поищет таких курей, чтобы престола Российского достойны оказались! Наверное, ротмистр – такая же пешка в этой игре, как и его подставной мужик из таинственной деревни. Один граф Орлов всё знает и понимает.

Шло время, а император не спешил. Нервы графа находились в состоянии такого же напряжения, в каком находятся параллели и меридианы, которые, как известно, удерживают землю нашу от рассыпания. То ему казалось, что это и не государево испытание, а некий отвлекающий маневр, то – что куриный машкерад организовали мерзавцы англичане…

Неудивительно, что в то недоброе утро, когда унтер-офицер Нерубович доставил по назначению несколько клеток с пышными белыми курами, нервы графа не выдержали.

Куры-Романовы были действительно великолепны. Орлова затрясло.

– А где ротмистр? – обернулся он к унтеру.

Унтер снял форменную фуражку и перекрестился. От него несло поминками по ротмистру.

– Пошёл вон, – сказал граф брезгливо. Он не успел ни осознать гибели канальи Штаницына, ни порадоваться ей в полной мере. Графу стало легко-легко и всё понятно.

«Этот с переливами – ОН», – благоговейно думал граф про могучего петуха в головной клетке.

– Ваше императорское…. Какие будут распоряжения? – спросил Орлов, упадая всё глубже в бездну безумия.

Он так близко наклонился к петуху, что петух не удержался и клюнул графа в глаз. Граф стойко вынес это и выпустил птицу из клетки. Но петух не успокаивался: гневно шаркая шпорами, он то и дело налетал на графа, причиняя ему физические страдания. По всей видимости, такова была монаршая воля. «Лютует», – подумал Орлов, прикладывая к глазу батистовый платочек…

Вдруг что-то, хрустнув, перестроилось в его мозгу.

Сначала он испугался этой мысли. Но боль в глазу не проходила, а в груди неотвратимо возникало чувство, страшно сказать, мести. Он встал с колен и начал шагать по комнате. «Романовы – Орловы, Романовы – Орловы», – повторял он, обрывая в голове лепестки воображаемой ромашки. Резко остановился и со злобой посмотрел на петуха.

– Всё, – сказал он решительно. – Поцарствовали. Не будете в следующий раз глаза клевать.

Боясь передумать, он вытянул руки и пошёл на петуха. Последний, почуяв недоброе, заорал благим петушиным матом.

– Что это ты, Алексей Фёдорыч, за курятник тут развёл?

Вздрогнув, Орлов обернулся.

Перед ним стоял государь император.

Вот тогда-то и до графа дошло, что виновны все и ответить должны тоже все.

Евгений Лукин. Призраки
Рассказ

Для начала следует выйти на балкон и взяться обеими руками за шершавую рейку перил. Потом позволить взгляду равнодушно скользнуть по крышам особняков и уйти в безоблачное утреннее небо. Именно безоблачное, поскольку нужен купол. Без купола – никак. И смотреть надлежит до тех пор, пока не осознаешь, что небесный изгиб просто-напросто повторяет кривизну земли. Лишь тогда ощутишь, до чего огромен этот раскалённый шар с его хрупкой, едва схватившейся корочкой, на которой ненадолго завелась исполненная гордыни плесень, именующая себя разумной жизнью. Шумящая под балконом автострада, черепичные крыши, аккуратные дворики, обнесённые каменными стенами, утрачивают смысл, их недолговечность очевидна. Что уж говорить о таком микробе, как Ярослав Петрович Ротмистров, взирающий на всё на это с шестиэтажной высоты! Крохотен он, и горести его смехотворно крохотны. А коли так, то, чем горевать, поди-ка ты лучше, Ярослав Петрович, в ванную да займись чисткой оставшихся зубов.

Хорошая штука мировая скорбь. А то скулил бы сейчас о том, что второй месяц за электричество не плачено…

* * *

Старость застигла врасплох. Белёные катакомбы жилуправлений, собирание справок. Судорожно стал примерять приличные возрасту личины: патриарх, лукавый дедок, страдалец-пенсионер… Другие обычно делают это заранее.

– Тут у вас одного года нет, – сказала секретарша.

– То есть как? – обомлел Ротмистров. – Какого?

Выяснилось: того самого, что располагался в точности посерёдке стажа. Помнится, оформляли Ярослава Петровича откуда-то куда-то переводом – видимо, тогда и посеяли годик.

– Клава! – взвыл он. – Но в трудовой-то книжке…

– Мало ли что в трудовой! – возразила она. – Нету. Вот.

Со справкой в руке Ротмистров вышел из приёмной в коридор и остановился там в оцепенении. Что родная контора постарается хоть в чём-нибудь облапошить бывшего своего сотрудника, не подлежало сомнению изначально. К этому Ярослав Петрович был готов. Но чтобы так, средь бела дня, взять и ограбить на полжизни…

Из забытья его вывела давняя сослуживица. Тоже, видать, чем-то была потрясена – даже не спросила, а что здесь, собственно, делает Ярослав Петрович Ротмистров, уволенный по собственному желанию полтора года назад.

– Ярек! Ты слышал?

– Нет, – глухо отозвался он.

– О призраке? Не слышал?

Вот только призраков ему не хватало! Самому в призраки пора.

– В газетах уже пишут! – Перед глазами трепыхнулся номер «Вечёрки».

«Призрак бродит по “Европе”», – машинально прочёл Ротмистров.

– Почему Европа в кавычках? – спросил он через силу.

– Развлекательный центр! «Европа Сити Молл»! Не был, что ли, ни разу? Думали сначала, голограмма по этажу ходит, а проверили – нет такого аттракциона… Охранник его дубинкой ткнул – одна рукоять от дубинки осталась!..

Ярослав Петрович прерывисто вздохнул, отстранил газету.

– Прости, Мань. Не до того мне…

* * *

Перед железнодорожным мостом сели в пробку. Покинуть салон не представлялось возможным. Проползающий мимо троллейбус был бесконечен, как космический крейсер из «Звёздных войн». Пассажиры маршрутки давно уже смирились: кто болтал по сотику, кто промеж собой.

– Как же он может стены дырявить, если сам прозрачный?

– Ну вот написано!

– Да сейчас тебе что хочешь напишут!

Толковали наверняка всё о том же газетном призраке. Хорошо, небось, живётся, если больше уже и поговорить не о чем…

Ярослав Петрович чувствовал себя на грани срыва. Автомобильный затор грозил стать последней каплей: ещё мгновение – и взвоешь, завизжишь, забьёшься в припадке. В подобных случаях оставалось крайнее средство, открытое Ротмистровым ещё в юности и к которому он в последнее время прибегал всё чаще и чаще: например, сегодня утром на балконе… Салон маршрутки, говорите? А ты представь, будто видишь его впервые и даже не знаешь, как что называется. Допустим, прибыл ты из иного мира, возник внутри не поймёшь чего – ну и вот… Пара минут такой нарочитой оторопи – и окружающее волшебным образом обессмысливается, а самое главное, вместе с ним обессмысливается и то прискорбное обстоятельство, что государство обуло тебя даже напоследок.

Вы не поверите, но, лишившись имён, предметы и существа начинают чуть ли не истаивать на глазах.

До крайнего средства на сей раз, впрочем, не дошло – автотранспорт вокруг зашевелился, благополучно въехали на мост, даже обошли на полкорпуса бесконечный троллейбус. Затем впереди зазиял просвет, куда немедленно рванулась их маршрутка, и тут же была резко осажена с кряканьем тормозов, визгом покрышек и сдавленным матом водителя. Соседку Ротмистрова сорвало с сиденья, так что, не ухватись она за плечо Ярослава Петровича, быть бы ей на полу.

– Вы видели? Видели? – вскрикивала попутчица.

– Нальют с утра зенки и под колёса лезут… – рявкнул склочный бас справа.

– Прозрачный он был! Прозрачный!..

– Кто прозрачный?

– Ну, этот… под колёса который…

– Во блин! Ещё одна газет начиталась…

Кажется, имело место ДТП. Удачный денёк, что и говорить… Водитель покинул кабину и присел озадаченный перед левой фарой. За ним, видя такое дело, полезли наружу и пассажиры. Послышались возгласы:

– Эх, ни хрена себе!..

– Гля! Как бритвой отхватило…

Кому там что отхватило, Ярослав Петрович выяснять не стал – протиснулся между бамперами, переступил парапет и, оказавшись на узеньком тротуаре моста, двинулся дальше пешком.

* * *

Нужная кнопочка кодового замка на двери подъезда была утоплена заподлицо с металлической пластиной и не нажималась.

«Сил моих больше нет… – в отчаянии подумал Ротмистров. – Ещё и это…»

– Вы палочкой, – тихонько посоветовали сзади. – Или ключом.

– Спасибо, – сказал он и достал брелок. Кнопочка поддалась, щёлкнула. Остальные две, слава богу, оказались исправны.

– Только сразу не закрывайте, пожалуйста…

– Проходите… – Ротмистров придержал дверь и чуть посторонился, пропуская доброго человека.

– Только вы осторожнее, пожалуйста…

Ярослав Петрович не понял, обернулся. Далее хватка его ослабла, и дверная скоба чуть было не ушла из пальцев. Шагах в четырёх от Ротмистрова стоял скромно одетый мужчина лет пятидесяти, и сквозь него слабо просвечивали подробности городского пейзажа: бордюр, качели, тополёк, соседняя пятиэтажка.

Принято считать, что встреча с призраком непременно чревата благоговейным ужасом, предобморочной слабостью, вытаращиванием глаз, шевелением волос. Возможно, так оно обычно и бывает. Но когда за электричество не плачено два месяца, а в родной конторе вас не далее как сегодня обули на полстажа, трудно, согласитесь, требовать от человека приличных случаю чувств.

«Вот только тебя мне, гада, и не хватало!» – с бессильной ненавистью подумал Ротмистров.

Должно быть, лицо его при этом дёрнулось. Полупрозрачный встревожился.

– Нет-нет, – торопливо заверил он. – С вами всё в порядке. Я вам не мерещусь…

Ярослав Петрович перевёл дух.

«Ужасное не может быть подробно, – утверждал известнейший литературный критик девятнадцатого века. – Призрак тогда страшен, когда в нём есть какая-то неопределённость…» Святые слова. Чем пристальнее вглядывался Ротмистров в полупрозрачного незнакомца, тем меньше находил в нём поводов к ужасу Куртейка на призраке была ношеная, рукав явно обмелён о какую-то, видать, потустороннюю стену.

Вот только голос несколько глуховат. Чуть громче шёпота.

– Вы кто? – отрывисто спросил Ротмистров.

– Шкарин… – с запинкой представился тот. – Андрей Андреевич Шкарин…

– Что это с вами?

Прежде чем ответить, видение нервно оглянулось. Ротмистров – тоже. Двор был пуст. Во всяком случае, свидетелей поблизости не наблюдалось.

– Слушайте… – искательно обратился к Ярославу Петровичу полупрозрачный Андрей Андреевич. – Вы бы всё-таки впустили меня в подъезд… а то стоим на виду… заметят…

Странная просьба для бесплотного существа, которому, казалось бы, никакая стена не преграда, но, раз просит, значит и впрямь нужда припала. Тем более вежливо просит.

– Д-да, п-пожалуйста… – Ротмистров неловко отступил в сторону, распахнул дверь пошире.

Призрак двинулся к металлическому порожку, ступая с такой боязливостью, будто под ногами был не майский асфальт, а октябрьский ледок. Шагнув, приостановился.

– Только не прикасайтесь ко мне, ладно? – попросил он. – А то я вон уже попробовал кнопку нажать…

Ротмистров ошалело взглянул на кодовый замок. А кнопочка-то и впрямь не утоплена – скорее неровно срезана. Да, но… если это след нажатия, откуда он знает код?

* * *

В скудно освещённом подъезде назвавшийся Шкариным слегка загустел и словно бы обрёл плоть, что, конечно же, было оптическим обманом, поскольку иногда кое-какие предметы сквозь Андрея Андреевича нет-нет да просвечивали. Лампочка, например.

– Послушайте… э-э… – сказал в отвердевшую спину призрака Ротмистров. – Так это вы под нашу маршрутку сунулись? Там, на мосту…

Растерянность его была настолько велика, что для иных чувств просто не хватило бы места.

– А вы что, внутри были?

– Да.

С величайшей осторожностью и сосредоточенностью призрак одолевал одну за другой семь ведущих к лифту ступеней, причём делал это, следует признать, весьма неуклюже.

– Еле увернулся, – посетовал он, достигнув площадки. – Ну и он тоже хорош! Стоял-стоял – и вдруг…

– А если бы не увернулись? – спросил Ротмистров.

– Вам эта железяка не мешает?.. – Как бы не расслышав вопроса, Шкарин указал на вывернутый из перил металлический прут.

– Ну как это не мешает! Позавчера брюки об неё порвал…

– Тогда, если не возражаете… – Андрей Андреевич наклонился и нанёс рубящий удар указательным пальцем. Отсечённая железяка грянула о бетон и с лязгом запрыгала по ступеням, пока не уткнулась в левую туфлю остолбеневшего Ярослава Петровича. Пару секунд тот неотрывно смотрел на металлический обрезок, потом заставил себя поднять глаза и с содроганием уставился на Шкарина.

– Т-то есть всё, к чему вы здесь прикоснётесь…

– Вот именно, – последовал мрачный ответ.

– Да, но… как же вы тогда…

– А вот так, – с горечью отозвался Андрей Андреевич. – Осторожненько, впереступочку… Главное – резких движений не совершать.

Ротмистров нагнулся, с опаской подобрал отрубленную железяку, осмотрел, тронул сияющий, словно шлифованный, срез. Холодный.

– Ас кнопочкой, значит…

– С кнопочкой не вышло, – подтвердил Шкарин. – Слишком тугая. Хорошо, вовремя палец отдёрнул. А то бы насквозь проткнул…

– А просто сквозь дверь пройти?

– Дыра бы в двери осталась…

– И что?

– То есть как это – «и что»? Ремонтировать потом кому?

– Ну не вам же!

– Не мне… – согласился Шкарин. – Слушайте, может, вы тоже представитесь?

Ротмистров смущённо крякнул, прислонил железяку к стене.

– Ротмистров, – сказал он, выпрямляясь. – Ярослав Петрович.

– Очень приятно… Так вот ремонтировать пришлось бы вам, Ярослав Петрович, – сварливо продолжил Шкарин. – Вам и прочим жильцам. Вскладчину. У вас что, деньги лишние?

Стоило услышать о деньгах, Ротмистров вспомнил про выданную Клавой справку и болезненно крякнул.

– Что с вами?

– Так, – процедил Ротмистров. – Житейские неприятности. – Стиснул зубы и с такой решимостью взошёл по ступеням, что призрак беспокойно отодвинулся – от греха подальше. – Лифт вам вызвать? А то ещё одну кнопку проткнёте…

Призрак заколебался.

– Лифт? Пожалуй… не стоит. Не знаю, как тут у вас, а у нас он дёрганый какой-то… последнее время…

– Где это – у вас?

– Н-ну, в моём мире… Да вы не беспокойтесь! Шестой этаж – можно и пешком…

– А к кому вам на шестом?

– Понятия не имею! А впрочем… Вы не в курсе, кто проживает в девятнадцатой квартире?

Ротмистров моргнул.

– В девятнадцатой квартире проживаю я, – с расстановкой произнёс он. – А собственно, в чём дело?

* * *

Выйдя из лифта на шестом этаже, Ярослав Петрович спешно закурил и попытался хотя бы вчерне осознать случившееся.

Галлюцинация? Тогда уж весь мир галлюцинация! И сегодняшний номер «Вечёрки» галлюцинация! «Призрак бродит по “Европе”». Хотя… Ротмистров покряхтел. Почему не допустить, что поводом к сдвигу по фазе явилась именно заметка в «Вечёрке»? Сколько бы ни брать собственную психику на излом, то представляя себя микробом на балконе, то лишая окружающую реальность имён и доводя её чуть ли не до исчезновения…

Сигарета кончилась. Ротмистров спустился на промежуточную площадку, затушил окурок о крышку мусоропровода и, поколебавшись, продолжил путь вниз. Вот смеху будет, если, не встретив никакого Шкарина, он дойдёт сейчас до последней площадки, а там торчит из перил всё та же вывихнутая железяка. Целая и невредимая.

Шкарина Ярослав Петрович встретил между четвёртым и пятым этажами.

– Ас чего это вас, интересно, занесло в «Европа Сити Молл»? – спросил он почти враждебно.

– Какая вам разница? – устало огрызнулся призрак. Чувствовалось, что подъём давался ему нелегко: каждый раз бережно устанавливать ногу впритирку к бетону, чтобы, упаси боже, резким движением не продавить ступеньку насквозь, – пожалуй, замучишься… Выходит, и бестелесное существо имеет вес (естественно, крохотный – иначе при такой способности всё дырявить оно бы просто провалилось сквозь лестницу).

– Да вы отдохните, – предложил Ротмистров. – Я подожду.

Остановились.

– Дурака свалял, – нехотя признался Андрей Андреевич. – Где, думаю, может спрятаться привидение?.. Только на выставке голограмм… Ну вот и…

– Вам-то от кого прятаться? – не понял Ярослав Петрович.

– От придурков, – хмуро молвил Шкарин. – Потрясающий народ! – пожаловался он. – Думают: раз уворачиваешься от них – значит боишься. Ну и начинают ловить… Инстинкт, что ли, такой?

– Надеюсь, без жертв обошлось?

– Да обошлось, слава богу…

Отдохнув, добрались до шестого.

– И всё-таки, – сказал Ротмистров. – Что вам понадобилось в моей квартире?

– Ну я же объяснил уже! В моём мире – это моя квартира. И мне в неё надо попасть.

– А-а… – сообразил наконец Ярослав Петрович. – То есть это единственное место, откуда вы можете…

– Нет, – произнёс Шкарин сквозь зубы. – Из вашего мира в мой я могу попасть когда угодно и откуда угодно. Но мне хотелось бы очутиться именно в моей квартире… Ну что уставились? Думаете, у вас у одного житейские неприятности? У меня, между прочим, тоже… Да открывайте же! – чуть ли не прикрикнул он на Ротмистрова. – Не дай бог, Марья Петровна на площадку выпрется…

А он ещё и с Марьей Петровной знаком?

* * *

Оказавшись в квартире, гость приостановился, огляделся.

– Ну и как вам обстановочка? – не удержавшись, полюбопытствовал хозяин. – Сравнительно с вашей, конечно…

Андрей Андреевич Шкарин поджал губы.

– Поскромнее… – сдержанно молвил он. – Вдовец, небось?

– Да.

– Вот я и смотрю… А, простите, социальное ваше положение?

– Пенсию оформляю.

– Молодо выглядите, – заметил Шкарин.

– Да и вы тоже…

– Ну мне до пенсии ещё три года тянуть… Не подскажете, который час? А то у меня сотик разрядился…

Вот времена! Призраки – и те с мобилами! Ярослав Петрович достал телефон, взглянул. Тоже бы подзарядить пора…

– Четверть третьего.

Шкарин жалобно поморщился. Чем-то его, видать, такое время не устраивало.

– Вы уж извините, – попросил он, – но я вам ещё с часок глаза помозолю, ладно? Дело в том, что квартиры наши должны ещё и в пространстве совпасть…

– Не понимаю… – искренне признался Ротмистров.

– Чего тут понимать? Оба мира смещаются. Через определённый промежуток времени совпадают… Вы разрешите, я у вас тут поваляюсь немного? Не бойтесь, постараюсь не дёргаться… ничего не продырявить… Устал просто, ноги гудят…

– Пожалуйста-пожалуйста… – разрешил Ротмистров, озадаченно глядя, как полупрозрачный Андрей Андреевич с величайшей осмотрительностью располагается на рассохшемся заскорузлом паркете. – Только почему на полу? Вот же диван…

– Пол надёжнее, – пояснил Шкарин. – Твёрже.

– Так, может, вам подстелить что-нибудь? Дня два не подметал… Замотался, знаете, со справкой этой, будь она неладна…

– Не надо, – отвечал возлёгший навзничь, утомлённо прикрывая веки. – Ваша грязь на нашем вороту не виснет…

– Выпить-закусить вам тоже не предлагать?

– Естественно…

– Как же вы здесь дышите?

– Как-то вот дышу… А что за справка?

– С места бывшей работы, – с несколько диковатой усмешкой ответил Ротмистров – и сам удивился тому, как спокойно он это сказал. Оказывается, отрешиться от бытовых невзгод можно и не прибегая к хитрым психологическим фокусам. Достаточно простой встречи с призраком.

Присел к столу, закурил.

– Дым не мешает?

– А?.. – Лежащий приоткрыл глаз. – Нет, ничего… Запахов я здесь, представьте, вообще не чувствую.

Облезлые дощечки паркета просвечивали сквозь него, словно рёбра. Определённо с чем-то надо было прощаться: либо с рассудком, либо с привычным устройством мироздания. И поди ещё пойми, что лучше. Мироздание, конечно, подленькое, сволочное мироздание, но где гарантии, что, исказившись, оно похорошеет?

– Говорите, не различаете запахов? Может, потому что частицы дыма – твёрдые? А с твёрдыми-то телами у вас… э-э…

– Может быть… – безразлично согласился Шкарин. – Который час?

– Вы же только что спрашивали!

– Жрать хочется, – ворчливо признался гость. – Сутки не жрамши… Давайте уж лучше о справке.

А вот интересно, подумалось Ротмистрову, когда обессмысливаешь окружающую обстановку, она словно бы начинает таять. А если проделать то же самое с призраком? Совсем исчезнет?..

– Так что там у вас стряслось? – спросило видение.

В двух словах Ротмистров изложил постигшее его несчастье. Андрей Андреевич злобно усмехнулся в низкий, давно уже требующий побелки потолок.

– Вот так вас, лохов, и разводят, – с желчной назидательностью выговорил он. – На кой, простите, хрен вы увольнялись за полтора года до пенсии? А, Ярослав Петрович?

– Съели, – угрюмо бросил тот, тычком гася окурок в немытой пепельнице. – Начальство сменилось – и давай стариков выживать…

– Нет, но полтора года не дотерпеть! – Кажется, призрак был и впрямь возмущён.

– А куда деться? Так и так сократили бы…

– Вот пусть бы и сокращали! Вы, кстати, где работали?

Ротмистров сказал.

– A-а… та шарашка за мостом? Знаю. Даже бывал однажды… В суд подавать будете?

– А толку…

– Я валяюсь!.. – с сарказмом объявил потолку полупрозрачный Андрей Андреевич. – Вы на каком свете живёте?

– А вы на каком? – огрызнулся Ротмистров.

Шкарин помолчал, подумал.

– Да в общем на таком же, – безрадостно признал он в конце концов.

– Позвольте! – словно бы проснувшись, Ярослав Петрович вздрогнул, уставился на лежащего. – А кто у вас там президент?

Шкарин равнодушно огласил фамилию. Президент был тот же самый.

– А премьер-министр?

Выяснилось, что и премьер-министр тоже.

– Нет, погодите! – Ротмистров вскочил со стула. – Кто у вас живёт в двадцатой?

Перебрали соседей – всех, кого удалось припомнить. Совпадение вышло полное: от Марьи Петровны до Эдуарда Ипполитыча.

– Интересно… – Ротмистров недоверчиво улыбнулся. – Это, выходит… вообще никакой разницы?..

– Ну почему же? – возразил Андрей Андреевич. – Там в девятнадцатой квартире живу я, а здесь – вы…

– И всё?!

Видение осторожно пожало плечами.

– Так вот почему вы ту железяку отрубили! – уразумел Ярослав Петрович. – Она и у вас там из перил торчала… Тоже, небось, за неё цеплялись?

– Торчит, а не торчала, – уточнил Шкарин. – Я ж её только здесь отрубил…

Ротмистров смотрел на него и пытался представить: каково это – очутиться в хрупком, непрочном мире, где каждый твой шаг, каждый жест разрушителен, смертоносен и безнаказан. Страшно подумать, что бы тут на месте Шкарина натворил кто-нибудь другой. С людьми Ярославу Петровичу всю жизнь не везло, зато первый встреченный им призрак оказался на удивление порядочным человеком.

– А насчёт этой вашей справки… – скрипуче присовокупил Шкарин. – Возможно, вы не знаете, но в каждом учреждении существует отдел экономии государственных средств. Проще говоря, отдел по обуванию таких вот простофиль, как вы.

– Первый раз слышу.

– Не сомневаюсь. Знали бы – вели себя по-другому.

– Да может быть, он только у вас существует!

– Вряд ли, – отозвался тот, нервно позёвывая. Должно быть, с голодухи. – Сколько там натикало?

Ротмистров взял со стола сотик, тронул кнопку.

– Шестнадцать одиннадцать.

– Сколько?! – Гость опрометчиво привскинулся, чертыхнулся.

– Одиннадцать минут пятого, – перевёл Ротмистров.

– А-а… – Шкарин расслабился и вновь возлёг. – Вы извините, – смущённо вымолвил он. – Кажется, паркет я вам всё-таки… того… повредил…

– Этому паркету ничего не повредит, – утешил Ярослав Петрович. Положил телефон на стол, а когда обернулся, гостя уже не было. В полу чернела дыра – там, где полупрозрачный локоть прошёл сквозь рассохшиеся дощечки, сквозь древесностружечную плиту и угодил в пустоту между лагами. Вторая пробоина, судя по всему, оставленная каблуком, зияла в полутора шагах от первой.

Несколько мгновений Ротмистров оцепенело смотрел на причинённый ему ущерб. Нащупал не глядя спинку стула, сел, обмяк. И всё-то в жизни происходит наоборот, всё не как в книжках! Призрак исчез – и стало, представьте, жутко. Ярослав Петрович беспомощно огляделся, словно впервые видя убогую свою обстановку: ослепшую на пару лампочек люстру; некогда щеголеватую, а ныне облезлую, с пыльными стёклами стенку; немытую пепельницу с окурком, кривовато висящий портрет покойной жены – и вдруг почувствовал нутром, что больше ничего не будет. Никаких призраков. Вот только это. Старость, нищета, одиночество. Сволочная действительность раздвинулась лишь на секунду, дав перемолвиться с полупрозрачным пришельцем, а теперь вновь подступила вплотную и не отпустит, поганка, пока не придушит окончательно…

Именно в такие минуты прибегал обычно Ярослав Петрович к своим психологическим трюкам, но сейчас было проще напиться.

* * *

Снаружи длился светлый майский вечер. Пересчитывая немногочисленные купюры, будущий пенсионер вышел из зарешёченной арки на проспект. Напиться… Для того, чтоб напиться, – маловато. Выпить – ещё куда ни шло…

– Ярек!..

Ротмистров обернулся и вновь был атакован всё той же сослуживицей, что и утром, когда он со справкой в руке столбенел у дверей приёмной. Внезапное возникновение Манечки возле арки ничуть не обрадовало Ярослава Петровича, хотя и не удивило: проживала Манечка неподалёку, было время – на работу вместе ездили.

– Ярек! – схватила за матерчатую куртку и то ли со страхом, то ли с восторгом заглянула в глаза. – Какие суки! Какие суки у нас в бухгалтерии!.. Ты прости, я ж ничего не знала!..

– Ты о чём?

– Да о справке же! На сколько обули?..

– На полстажа…

– Стаж? – отстранилась, уставилась в недоумении. – А при чём тут стаж? Он же только на больничные влияет! Мне сказали, тебе максимальную зарплату распополамили… Вынули год из серёдки – ни там, ни там пяти лет не выходит… Бедняжечка… – простонала она, оглаживая небрежно выбритую щёку Ротмистрова. – Пойдём пожалею – сто грамм куплю.

Тот подумал и согласился. Конечно, Ярослав Петрович предпочёл бы сейчас надраться в угрюмом одиночестве, но, раз предлагают… Они расположились за столиком под недавно разбитым шатром летнего кафе, где возбуждённая Манечка заказала сто граммов водки, бутерброд, а себе что-то розовое, слабоалкогольное. Пригубив, порывисто повернулась к Яреку.

– Так вот о призраке! – выпалила она, ухватив его за руку и таинственно раздувая зрачки. – Ни с какого он ни с того света… И нечего на меня так глядеть! Да, представь себе! Он из параллельного пространства…

Ярослав Петрович осторожно вынул стакан из ухваченной Манечкой руки. Хорошо не расплескал. Мог бы, кстати, и сам догадаться, что внезапное благодеяние вызвано не столько сочувствием, сколько желанием высказаться на заветную тему. Ничуть за полтора года не изменилась. Помнится, в отделе её так и звали – Манька-эзотеричка.