Текст книги "Журнал «Вокруг Света» №03 за 1960 год"

Ворота туманов

Скала, порох и кинжалы

Это было не десять и не сто лет назад. Это было просто давно.

Отряд лихих абреков народа кисти (Кисти – так грузины называли своих северных соседей – чеченцев и ингушей.)во главе с дерзким и неуловимым Иналом возвращался из набега с добычей. Собственно, он не возвращался, а бежал в горы из равнин Северной Осетии, так как по его следам скакали превосходящие числом преследователи, вовсе не желавшие расставаться со своими баранами и лошадьми. Свернув в ущелье Мартанги, Инал приказал бросить отару овец, насчитывающую несколько сот голов. Отара запрудила узкое ущелье.

Но это не остановило преследователей, и Иналу пришлось принимать бой. Численное превосходство противника не смущало кистийцев, и, может быть, и на этот раз меткие их пули да почти звериная ориентировка на местности отвратили бы опасность. Но в грозовую ночь под ливнем, при мертвенных вспышках молний врагам удалось обойти отряд Инала и запереть ущелье с двух сторон. Ни та, ни другая сторона теперь не могла сдвинуться с места.

Враги резали баранов, жарили шашлыки, пели песни и чувствовали себя победителями. Кистийцы молились, варили конину, тоже пели и не чувствовали себя побежденными.

Была у кистийцев возможность, втыкая в трещины кинжалы, выбраться ночью из каменной ловушки. Но для этого надо было бросить добычу, лошадей, а главное – своих убитых товарищей. Нет страшнее преступления, чем оставить непогребенным павшего воина. Его прах должен покоиться там, высоко в горах, где лежит прах его предков.

Три дня думал седой Инал. На четвертый отдал приказ. Молча подходили воины к разостланной на камнях бурке и ссыпали в одну кучу весь порох, который у них был. Когда последняя пороховница и гозырь (Гозырь – принадлежность национального костюма для ношения пороховых зарядов.)были опустошены, Инал разделил порох на две кучки. Одну маленькую, другую большую. Маленькую он отдал четырем лучшим стрелкам, с большой подошел к скале и вынул кинжал...

По ущелью загремели раскатистые взрывы. Кистийцы долбили кинжалами стену ущелья, вставляли заряды и рвали камень. Они знали, что именно в этом месте толщина стены не превышает трех локтей. К вечеру в скале образовались ворота, через которые отряд ушел в синюю мглу альпийских лугов, оставив заслон из четырех лучших стрелков.

Всему этому можно было верить, если бы рассказчик не продолжал в том же тоне:

– Все четверо, оставшиеся в заслоне, погибли, не пропустив врага. Трупы их остались непогребенными. И стрелки по сей день охраняют ворота, выполняя приказ. Вы их сами можете увидеть каждый вечер, когда выходит луна.

Что это? Вымысел, суеверие или легенда? Слишком уж убежденно говорили люди об этих событиях, бывших просто «давно».

Так или иначе, но тайна своеобразных Фермопил Кавказа взволновала меня не на шутку.

Кто пойдет с нами?

Отправиться в верховье рек Ассы и Мартанги без проводника невозможно. Люди, некогда побывавшие там, давали сбивчивые объяснения и были единодушны лишь в том, что это страшно далекий и трудный путь. Охотники утверждали, что там много зверя, но сами они там не охотились, так как из Черных гор трудно вынести даже шкуру.

Наконец многочисленные расспросы привели меня в дом зверолова и охотника Феди Двадненко.

Федю я знал давно. Возраст зверолова определить было трудно, он был не стар и не молод. Зато характер его был как на ладони. Ярко выраженная склонность к бродяжничеству по звериным тропам довлела над всем его существом. Когда речь шла о какой-либо вылазке в горы, мы понимали друг друга с полуслова.

Как я и предполагал, Федя был у Каменных ворот.

– Ну и что?

– Не знаю. Я близко не подходил. Вечер уже был, да и устал.

Подозревать Федю в трусости у меня не было оснований. «А вдруг откажется?» – мелькнула мысль. Играя на самолюбия зверолова и не жалея красок, я стал говорить ему о грандиозной экспедиции, повести которую, конечно, сможет только он. Рассказывая, я заглядывал в его зеленые глаза, пытаясь предугадать результаты своих стараний.

Федя молчал, царапая крепким грязным ногтем деревянную скамейку. Потом вдруг встал и решительно заявил:

– Нет, ишаков мы с собой не возьмем, не пройдут они там, а вот собаку надо, пригодится...

Здесь же, прямо на скамейке, Федя набросал своим могучим ногтем грубую схему маршрута. Он начинался от города Орджоникидзе и уходил за перевалы горной Ингушетии.

Теперь оставалось бросить клич своим товарищам. Это происходило уже в Москве.

Своего друга инженера Володю Третьякова я застал среди разложенных чертежей, в клубах табачного дыма и прямо с порога стал вводить его в курс дела:

– Володька! Мы отправляемся в далекую интересную экспедицию на Кавказ...

Володя поднял голову и ткнул логарифмической линейкой в чертежи:

– Погоди минутку, мне тут работы не больше чем на полчаса, и я в твоем распоряжении.

– Да нет же, – перебил я его, – поход будет через несколько месяцев.

– А-а… – протянул Володя разочарованно и снова уткнулся в чертежи.

Постепенно состав группы определился. Кроме Володи и меня, к Каменным воротам шли инженер Андрей Башуров, студент Саша Двигубский, токарь Женя Мамаев. Всех нас связывала многолетняя дружба и любовь к горному туризму.

Грохот воды

Грузовик стал. После стокилометрового пробега по горам он своим парящим радиатором едва переводил дух. Прямо перед нами поднималась зеленая стена трав, кустов и деревьев. Из-под нее с грохотом вырывался прозрачно-зеленый, в белой пене поток. Это была Мартанга.

Полумесячный запас продуктов, киноаппарат с пленкой, оружие, палатка и прочее снаряжение – все это разместилось на шести не весьма широких спинах и значительно пригнуло их к земле. В таком полусогнутом состоянии наша цепочка вошла в зеленую стену леса.

С этого момента мы надолго распрощались с солнцем. Деревья сомкнулись над нашими головами. Вокруг были серые скалы, гигантские папоротники, кусты, перевитые хмелем, и... грохот воды. Мартанга неистовствовала. Она била встречные камни в лоб, рассыпалась в искрящуюся пыль, злобно грызла берега, слизывала фантастически изогнутые корневища, холодной влагой дышала в лицо.

Когда деревья расступались, мы могли видеть, как уходили ввысь распиленные рекой скалы. Где-то вверху их рваные края царапали хмурое небо. Несмотря на хаос скал и поваленных деревьев, на дне ущелья все же можно было различить тропу. Иногда она была едва заметна, иногда проступала ярче, и тогда мы могли видеть, кто прошел по ней перед нами. Здесь были маленькие, деликатные отпечатки копытец серн; целые дороги, вытоптанные кабаньими гуртами: иногда встречалась широкая, в короне когтей лапа медведя. Но нигде и ни разу мы не встретили отпечатка ноги человека.

Местами тропа была смыта. Тогда приходилось карабкаться по крутым склонам, прорубать тропу в кустах или осторожно ступать по коварным осыпям. В одном из таких мест нас ожидало первое происшествие.

Склон был особенно крутой и влажный. Земля так и плыла под ногами. Женя вдруг неестественно выгнулся, ноги его разъехались, и он плашмя упал на землю. Правда, ему удалось ухватиться за куст, но тюк... Тюк, который нес Женя и в котором была палатка и все наши одеяла, подминая лопухи, медленно покатился вниз. Потом, набрав скорость, стал делать огромные скачки, ударяясь о камни.

Теперь все зависело от последнего скачка: допрыгнет ли тюк до воды? Мы замерли на своих местах, а зеленый тюк сделал последний прыжок и упал, плотно втиснувшись между двух больших камней у самой воды. Первое происшествие сделало нас осторожными. А осторожность в свое время спасла нас от катастрофы. Но об этом речь впереди. А пока что мы вступили в гигантскую чашеобразную пещеру.

Ее двадцатиметровые своды врезаны в стену каньона. В глубине затаился прохладный полумрак. Местами в стене были ниши. Их покрывала старая, затвердевшая, словно темный лак, копоть. Этой же копотью были выведены едва заметные непонятные знаки. Они сливались с темными потеками сырости, образуя на камне таинственные письмена. На каждый наш шаг пещера отзывалась приглушенным гудением, в котором скрывались невысказанные тайны. По преданию, абреки прятали в этой пещере угнанный скот. Пол ее действительно был покрыт толстым слоем овечьего помета. Он так слежался, что мы кололи его, как уголь, и подбрасывали в костер.

Четвертый день нашего пути ознаменовался лучом солнца, пробившимся в глубокий каньон. С отвесных стометровых стен низвергались водопады. Издали они казались жемчужными нитями, повешенными на скалах. Вблизи же они тяжело гудели, окутанные сверкающей водяной пылью и опоясанные маленькими радугами.

Впереди неизменно шагал Федя. У него не было «легкой, пружинистой» походки, которой обычно наделяют проводников в приключенческих повестях. Как ни странно, он скорее брел, чем шагал, и был похож на человека, который ищет потерянную вещь. Но так «брести», не меняя темпа, он мог часами. Если же Федя вдруг останавливался, значит было что-то интересное. Или он показывал место, где играла волчица с волчатами, или обращал наше внимание на едва приметную щель в скале – полное меда жилище диких пчел.

На этот раз Федя остановился у выхода из каньона под раскидистым грушевым деревом. Вся земля вокруг была усыпана мелкими грушами, а в воздухе стоял запах бродящего вина. Кстати, подошло время нашего дневного привала, и было решено накоротке сварить грушевый компот. Володя с котелком побежал к реке, мы занялись костром. Но не прошло и трех минут, как Володя вернулся большими прыжками, без котелка и свистящим шепотом сообщил: «Медведь!» Мы схватили ружья, ожидая, что тут же следом за Володей из кустов выскочит косматое страшилище. Но Володя, переведя дух, добавил: «Там... за рекой!»

У истоков легенды

Подошли к легендарным воротам вечером. Впрочем, весь этот день был богат острыми впечатлениями. Началось с того, что в предрассветной мгле на отдаленной вершине завыл волк. Федя, сложив у рта ладони, ответил ему таким великолепным воем, что все мы невольно поежились. Волк отозвался еще раз, и на этом их беседа, прошедшая в дружеской обстановке, закончилась.

Дальше мы двинулись молча. Час за часом тянулись мимо нас серые отвесные скалы. Они давили сильней, чем мешки рюкзаков. Реку загромождали теперь такие огромные камни, что через каждый приходилось перелезать, помогая друг другу.

Преодолев один из каменных завалов, мы увидели первые за время нашего пути признаки человека. Но что это были за признаки!

Два домика, сложенные из естественного камня, сиротливо жались к скалам. Мы обошли их. Дверей не было. Было несколько не то окон, не то лазов. Внутри узкие солнечные лучи бросали свет на оскалившиеся лобастые черепа, деревянные, в медных скобах колоды-гробы, полуистлевшие тряпки, глиняную посуду. Это были родовые склепы. Мы с трудом забрались в один из них и сразу почувствовали легкое движение воздуха. Система отдушин в склепе была сделана так, что приток свежего воздуха мумифицировал захороненные трупы. Одежда, оружие, посуда сохранились еще лучше. Солнечные лучи внутри склепа заиграли в густой массе пыли, когда мы стали сдвигать колоды-гробы, рассматривая все, что было оставлено здесь века назад.

Федя не полез в склеп. Он просунул голову в отдушину и, чихая от пыли, тщетно звал нас идти дальше. С трудом ему удалось убедить нас, что самое интересное еще впереди.

Ущелье сужалось все заметнее. Стены его уже совсем оголились: ни кустика, ни травы. Это было уже не ущелье, а узкий каменный коридор. Солнце быстро промелькнуло где-то вверху. Стало заметно темнеть.

У одного из поворотов Федя молча поднял руку: «Привал!» Мы сбросили рюкзаки, сразу почувствовав себя невесомыми. Наконец-то отдых, костер! Но Федя все так же молча пригласил нас следовать за собой. И дальше все происходило молча. Усталые люди мало разговаривают, но без слов все мы поняли, что это где-то здесь, близко. Минут пять мы карабкались, пока не поднялись на маленькую скальную площадку. Каждому из нас воображение рисовало необычную картину, скрытую там, впереди. Но когда Федя протянул руку, мы увидели то, что превзошло нашу фантазию.

За поворотом коридор ущелья упирался в отвесную стену. В стене четко обрисовывался проем каменных ворот. Под аркой безмолвно и плавно двигались высокие белые фигуры. И они не просто двигались, они шевелились, кланялись и выкидывали кверху причудливо изломанные, призрачные руки. Тоскливое совиное «у... у... у...», доносившееся из темных расщелин, дополняло чудовищно-фантастическую картину.

Мы стояли не шелохнувшись, чувствуя, как холодок ущелья пробирается под одежду. Чье-то решительное «пошли!» нарушило оцепенение.

Белые призраки

С каждым шагом арка вырисовывалась в скале все отчетливей. И так же безучастно ко всему двигались перед ней белые призраки. Они поднимались из серой туманной мглы и, словно догоняя друг друга, таяли, минуя зияющий мрак проема ворот.

Если бы их движения были ритмичны! Если бы хоть малейший признак указывал, что это игра природы. Нет! Это был хоровод белых фигур, каждая из которых производила самостоятельные движения, словно поглощенная каким-то лишь ей ведомым делом. Мы шли спотыкаясь, но не отрывая глаз от белых фигур. Словно мелькающие кадры, в памяти возникали эпизоды легенды: абреки, до глаз закутанные в бурки, свист пуль, воинственные песни, мечущееся пламя костров...

А между тем на экран воображения уже падал первый луч действительности: Федя шагнул к сводам ворот. Призраки не уступили ему дорогу. Словно выполняя свой долг до конца, они по одному разбивались о Федину фигуру и исчезали.

Конечно, это был всего лишь густой холодный туман. Теперь только совиный крик поддерживал обстановку таинственности. Федя поднял ружье, и грянул выстрел, утверждающий власть человека. Сова сконфуженно умолкла, а мы занялись костром, ибо с призраками, как и с перевалами, лучше всего иметь дело на сытый желудок. Однако в ворогах костер горел необычно. Сильная тяга воздуха забивала пламя, прижимала его к земле. Это и натолкнуло нас на правильную мысль о причине возникновения «призраков». До наступления полного мрака и обычного в горах ночного холода воздух тонко посвистывал в сланцевых пластинках ворот. Он словно подсказывал нам что-то, но только к утру пришла окончательная разгадка.

Прямо за воротами было другое ущелье и альпийские луга. Разница температур лугов и ущелья в разное время суток вызывала в воротах своеобразный, закрученный сквозняк. Воздух, нагнетаясь в ворота, вздыбливал и стягивал в маленькие смерчи туман, повисший над рекой. А при соответствующей игре воображения туманные смерчи казались хороводом призраков. Вот и все.

Итак, с призраками было покончено. Но вот ворота и по сей день остались для нас неразрешимой загадкой. Они представляли собой арку довольно правильной формы, под которой мог бы проехать всадник.

Мы искали признаки естественного образования ворот. Может быть, их проточила вода? Родника не было. Может быть, стена просто обвалилась? Но рядом нигде не было ни осыпей, ни обвалов.

Почему же именно здесь, в этом месте, где ближе всего соприкасались два ущелья, они соединены воротами? Значит, их сделал человек? Но на сводах арки нам не удалось обнаружить никакого следа.

Андрей настаивал на легендарном происхождении ворот. Для доказательства он даже ковырял охотничьим ножом слоистую породу и собирался взорвать небольшой заряд пороха. Володя же представлял оппозицию. Он решительно заявил, что поверит Андрею лишь тогда, когда тот пробьет рядом еще одни такие же ворота. Этим предложением и закончился спор.

Дальше наш путь лежал через самый большой перевал к верховьям реки Ассы.

Долина крепостей

Мягким зеленым ковром наброшены на горы альпийские луга. Они пестрели венчиками цветов, собирались в морщины, играя тонами красок в ложбинах, и рвались там, где к небу тянулись острые зубцы хребтов. За бурыми скалами искрились первозданной белизной снежные пики. Но нам было не до красот.

Согнувшись в три погибели, мы брели на самый большой перевал. Пот заливал глаза, дышать становилось труднее. Час за часом, с небольшими, погруженными в молчание привалами мы карабкались вверх. Луга сменились сосновым лесом. Сосновый лес сменился березняком. Потом исчезли последние корявые березки. Разыскав крошечный родник, мы заночевали среди суровых замшелых камней.

Первое слово, которое я услышал утром: «Вода!» Оно прозвучало несколько раз, и каждый раз с восклицательным знаком. Я выскочил из палатки. У родника на корточках сидели Андрей и Федя. Родник был пуст. Вода ушла.

– Это к перемене погоды, – заключил осмотр Федя.

Вероятно, он имел в виду перемену атмосферного давления, на которую маленький родник реагировал, как барометр.

Погода действительно переменилась. Густой туман скрывал все в нескольких шагах. В его пелене мы продолжали тяжелый подъем. У самого перевала поднялся холодный ветер. И тут начались чудеса.

Вокруг нас, на высоте более трех тысяч метров, столкнулись северный и южный потоки воздуха. Северный гнал перед собой холодные, насыщенные влагой тучи, стараясь перебросить их через хребет. Южный поднимался снизу, от нагретой солнцем земли, и не пускал тучи в свои владения. Мы оказались на границе борющихся стихий. То темнело, то светлело. Выло то тепло, то холодно. Наконец южный поток начал одолевать северянина. Клубящийся вал туч медленно отступал. Прямо пред нами, словно на листе фотобумаги, брошенной в проявитель, стали проясняться контуры далекой земли.

Прошла минута, другая, и широкая долина, оплетенная серебристыми нитями рек, открылась нашему взору. А там, откуда мы пришли, клубился и волновался побежденный солнцем океан облаков.

Подгоняемые жаждой, а заодно и крутым спуском, мы устремились вниз. И вот после многих ночевок, проведенных в тесной палатке, в нашем распоряжении оказался целый средневековый замок с огромным количеством комнат и двумя многоэтажными башнями.

Мы сразу стали привередливыми и долго слонялись по просторным помещениям замка, выбирая наиболее удобное. Вообще в этот день весь наш строгий распорядок был нарушен. Да и не мудрено! Мы попали в древнее жилище кисти!

Вокруг по долине и на отрогах скал было разбросано много больших и маленьких крепостей. Щурясь на долину узкими проемами бойниц, они стояли гордые, выдержавшие самую трудную осаду – осаду времени. Хотелось осмотреть и их. На это ушли остаток дня и весь следующий.

Андрей без устали ползал на четвереньках, делал обмеры, записывал, зарисовывал. Все наши находки он безапелляционно отбирал и прятал в свой бездонный рюкзак.

Если бы с нами был историк! Видимо, эти места заговорили бы с нами языком древних эпох! Мы же смогли вынести оттуда лишь взволнованные рассказы да несколько предметов, которые добросовестный Андрей передал настоящим специалистам.

Сашин киноаппарат трещал длинными очередями. Сам Саша носился по склонам, как горный козел, – он искал интересные ракурсы.

Чтобы попасть в одну из башен, пришлось сложить из камней ступени. Подняв с земли большой плоский камень, мы обнаружили под ним пустоту. Луч фонарика скользнул по следам древнего захоронения. Так мы обнаружили целую систему подземных склепов.

Из всех крепостей меня особенно привлекла одна. Мне показалось, что я ее когда-то уже видел. Напрягая память, вспомнил, что действительно я видел такую, очень похожую крепость... на рисунке в сборнике сказок, который любил рассматривать в детстве.

Крепость стояла головокружительно высоко на голом скальном утесе. Стены ее башен сливались с отвесными гранями утеса. Мы с Андреем решили туда взобраться. Неохотно лезли в щели скальные крючья, солнце жгло беспощадно, потные ладони с трудом расставались со спасительной веревкой. Андрей упорно лез вперед. Временами он оборачивался и, переводя дух, успокаивал меня, что все это совершенно безопасно. Потом он лез дальше, а мимо меня с визгом проносились тяжелые, словно ядра, камни. Ребятам внизу уже надоело стоять задрав головы, когда перед нами оказались стертые ступени, ведущие в главную башню. Пугая ящериц и шелестя сухими стеблями травы, мы двинулись внутрь крепости.

Очень интересным оказалось то, что крепость стояла на черной сланцевой скале, а ее башни, стены и даже огромные чаны для хранения воды сложены были из светлых гранитов, принесенных рекой. От реки до крепостных стен не менее четырехсот метров отвесных и полуотвесных скал. Ни о какой дороге к крепости не могло быть и речи, а камни основания башен, по самым скромным подсчетам, весили около 2—3 тонн! Даже если к крепости и вела когда-то прорубленная в скале тропа, то ни вьюком, ни волоком такие камни поднять сюда было немыслимо.

Мы с Андреем еще раз посмотрели на камни, потом взглянули вниз, где суетились крошечные фигурки наших друзей, и почесали затылки.

Много еще недоуменных вопросов возникло у нас по поводу удивительного мастерства древних строителей, но большинство из них осталось без ответа. Мы могли лишь повторить слова Лермонтова:

Все дико; нет нигде следов

Минувших лет: рука веков

Прилежно, долго их сметала...

Что имеем, не ценим

Оператор Саша был недоволен. Столько острых, волнующих моментов прошло без участия его киноаппарата! Можно ли успеть за всем, когда самое интересное совершается неожиданно: кабаны бегут в другую сторону, медведи предпочитают встречу с Володей. К этому прибавьте дожди и туманы, которые скрыли от его объектива столько чудесных панорам. И ни у кого из нас не хватало мужества имитировать падение в пропасть, чтобы утешить Сашу.

Мы завершали маршрут по ущелью реки Армхи, обходя стороной многометровые завалы деревьев, – и вдруг!..

Сначала сорвался Саша. Не рассчитав объема своего рюкзака с ящиком киноаппарата, он зацепился им за скалу и, соскользнув с узкого карниза, повис на веревке. Небрежно завязанная веревка (результат нашей ослабевшей бдительности) захлестнула его, причинив сильную боль. Несколько сантиметров не хватало Саше, чтобы ухватиться руками за куст, и столько же, чтобы добраться до опоры внизу. Раскачиваясь и ломая ногти, он мужественно улыбался, но эта улыбка красноречиво показывала, насколько ему невесело.

В следующее мгновение Володя бросился на помощь. Три смелых шага над обрывом, и подтянутый на веревке Саша начал карабкаться вверх. Но теперь наступила Володина очередь – поехал вниз он. Сначала стоя, потом сидя, а потом уже как придется. Сухая сланцевая осыпь, неудержимо скользя по голой скале, влекла его все быстрее. Напрасно Володя расставлял руки, пытаясь задержаться. Сланцевые пластинки только резали ему ладони. Склон обрывался у самой реки. Словно с трамплина, вместе с кучей камней и в облаке пыли Володя слетел в мягкий конус осыпи и был снесен им в воду. Побарахтавшись ровно столько, сколько нужно было, чтобы прийти в себя, Володя выбрался на берег и, задрав голову, улыбнулся знакомой уже нам улыбкой.

Не менее получаса ушло на замазывание йодом царапин и ссадин. Никаких более существенных травм у пострадавших обнаружено не было. И вдруг мы вспомнили, что в рюкзаке Володи находится большая часть отснятой кино– и фотопленки!

Гибкий, мускулистый Володя, усыпанный желтыми пятнами йода, кинулся к рюкзаку, как барс. Саша запустил исцарапанные руки в свою роскошную шевелюру.

– Снимите шапки, друзья... – мрачно сказал Андрей, доставая помятые мокрые кассеты.

Мы еще на что-то надеялись, но Саша! Бедный Саша. Он-то лучше всех знал, что пленка безнадежно погибла. И он уже не думал о том, что не сняты «волнующие кадры». Наоборот! Он утверждал, что именно в этих, подмоченных кассетах было запечатлено самое лучшее и интересное.

Словно траурный кортеж, двинулись мы дальше. Но грусть недолго нас терзала! Подумаешь! Разве мертвая пленка может рассказать обо всем том, о чем расскажем мы, живые?! Путь наш приближался к концу. Нет, решительно для радости было больше оснований.

На следующий день к излучине Терека, где он бежит параллельно с темной лентой Военно-Грузинской дороги, вышла группа усталых, оборванных людей. Они были худы, черны и веселы. Это шли мы. Вид у нас был настолько необычный, что даже пресыщенные впечатлениями автотуристы, которые в мягких «Победах» лихо штурмуют Крестовый перевал, подарили нам несколько подозрительных взглядов.

***

Прошло время. За окном мягко ложится на московские тротуары снег.

Мы снова собираемся на «привале». Только вместо костра горит настольная лампа, прикрытая зеленым абажуром, а под ногами вместо альпийского луга шкура огромного медведя, которую Федя прислал нам на память.

И когда мы вместе, то в комнате шумят водопады, пахнет дымом походных костров и возникают планы новых маршрутов.

Из книг и бесед с историками мы узнали, что посетили действительно очень интересные и еще недостаточно изученные места. Замки, под сводами которых мы пели свои походные песни, были построены еще в XV—XVI веках. Воздвигали их ингушские строители, известные своим мастерством всему Кавказу.

Теперь мы пойдем в поход более подготовленными. И кто знает, может быть, на следующее лето мы принесем из-за лесистых хребтов прекрасной Ингушетии новые рассказы и легенды?

Недоверчивые читатели могут сказать, что во всем описанном много сомнительного (знаем мы эти рассказы туристов!), а концы спрятаны в воду.

Ну что ж, остается только один путь убедиться в нашей искренности – путь через «Ворота туманов». Для того чтобы пройти его, не надо быть сверхчеловеком. Надо просто любить свою землю, стремиться познать скрытые уголки ее и смело идти вперед.

А Федя охотно будет вашим проводником, если только вы застанете его дома.

Марат Гаркушенко