Текст книги "Полдень, XXI век (март 2011)"

Автор книги: Вокруг Света Журнал

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 12 страниц)

2
Личности. Идеи. Мысли

Станислав Бескаравайный
Отчуждение автора как следствие индустриализации творчества

Последние годы литература, как индустрия, как система не просто художественных приемов и жанров, но и технологий, переживает серьезнейшую трансформацию – создание Интернета, переход к электронным книгам (в США электронных книг продается уже больше, чем бумажных), рост социальных сетей. Но как повлияет технология на литературу – именно этот вопрос будет предметом данной статьи.

Оценивать содержательную сторону искусства – чрезвычайно сложная проблема, и она будет лишь косвенно затрагиваться в данной работе. Но вот оценка искусства как своеобразной индустрии, как специфической отрасли деятельности, которой присущи свои умения и технологии – это принципиально иная задача, её решение возможно и необходимо.

Если бегло осмотреть области человеческого труда, где прежде царствовало индивидуальное мастерство, а теперь господствует конвейер, то, пожалуй, нигде с такой силой не проявляется механизация ремесла и автоматизация творчества, как в продуктах ширпотреба. Когда-то керамика сплошь была продуктом ручного труда. И самый дешевый глиняный кувшин, и драгоценный фарфоровый сервиз с росписью несли на себе отпечатки пальцев мастеров, частицу их трудолюбия и вдохновения. Сейчас же конвейеры производят десятки тысяч прекрасных сервизов, сюжеты для росписи которых – котята, щенята, пейзажи или абстрактные орнаменты – попросту скачиваются из Интернета.

Есть, разумеется, коллекционеры, которые обожают работу отдельных мастеров и платят за индивидуальную роспись. До сих пор не умер палех, сохранилась гжель. Но по своим потребительским качествам эти народные промыслы в глазах львиной доли обывателей совершенно не превосходят стандартные изделия из любого универмага.

И если керамика «помнит» эпоху ручной работы, то конвейерная сборка для машин – это основной способ изготовления. Кто создатель очередной модели легкового автомобиля? Инвестор? Инженер-проектировщик? Дизайнер? Или наладчик робота-сборщика? Каждый из них может легко испортитьавтомобиль. Не дать денег на разработку, использовать ложную статистику в проекте, соединить не те провода в конвейерной линии. Но если всё идет нормально – кто из них может похвалиться, что выразил себя в работе? Ведь каждый делал то, что должен был делать.

Вернемся, однако, к искусству.

Чтобы понять эволюцию литературной индустрии, необходимо раскрыть систему противоречий, которая лежит в её основе. И уже проанализировав развитие литературы в результате нескольких технических революций в изготовлении книг – попытаться спрогнозировать её дальнейшие изменения.

Что можно считать основополагающим, несущим противоречием в индустрии искусства? Это противоречие «создание произведений искусства – потребление обществом/эксплуатация произведений». То есть творец создавал нечто, а потом либо он, либо владельцы произведений могли контролировать потребление товара (количество напечатанных книг, доступ к созерцанию статуй, доступ к прослушиванию симфоний и т. п.). Можно ли сказать, что это не противоречие, а части одной последовательности – ведь продажа следует за созданием, точно так же, как при производстве сапог, кирпичей и т. п.? Нет. Противоречие заключается в том, что, с одной стороны искусство, эстетика появляются там, где нет прямой заинтересованности – искусство проявляется как кантианское «незаинтересованное приятное», а с другой – эта заинтересованность необходима создателю, чтобы прокормиться. То есть существует вполне закономерное противоречие между трудом и его оплатой, обладающее своей эстетической спецификой.

Каждая противоположность выражена в своих социальных группах: с одной стороны, люди «свободных профессий», с другой – владельцы авторских прав (в их управлении студии звукозаписи, издательства, галереи и т. д., кроме того, работники галерей и типографий также заинтересованы в распространении предметов искусства).

При этом каждая из противоположностей содержит собственное внутреннее противоречие. «Создание произведений искусства» (даже если целиком устранить власть денег) предусматривает и развлечение, и развитие потребителя – однако крайне редко удаётся найти баланс между одним и вторым. Ведь учёба – это труд, а людям хочется отдыхать. «Эксплуатация объектов искусства» сталкивается с той трудностью, что, с одной стороны, к этим объектам необходимо организовывать доступ (копировать, демонстрировать и т. п.), а с другой стороны, этот доступ надо ограничивать.

Схема противоречий в индустрии искусства

Литература в эпоху «до Гуттенберга» определялась дороговизной рукописной книги – «затраты на копирование» были столь велики, что специально ограничивать доступ не имело смысла. В римском праве отсутствует концепция авторского права.

По сравнению с «чистыми» литераторами в куда более выигрышном положении находились сочинители пьес и вообще, люди, имевшие доступ к театру: порой проще было дать сотню представлений, чем выпустить сотню экземпляров книги.

Поэтому литературная индустрия отличалась следующими качествами:

– авторы не жили на гонорары. Древнеримский поэт Марциал, широко прославившийся еще при жизни, чьи книги издавались сразу у нескольких книготорговцев, жил от щедрот меценатов. И хотя он жаловался, что «Стих распевается мой, говорят, и в Британии дальней, /Попусту! Мой кошелек вовсе не знает о том!» – эти жалобы скорее исключение, чем правило, ведь они были заведомо бесполезны. Кроме меценатства, существовал государственный заказ на идеологическую и элитную литературу, однако этот заказ никогда не мог обеспечить всех авторов;

– если анализировать развлекательные жанры, автор, то есть единоличный сочинитель текстов, сам по себе был сравнительно редкой фигурой, порой совершенно вторичной. Наиболее распространен был исполнитель: софист-оратор, менестрель, сказочник, скальд, миннезингер, гусляр, скоморох. Такой исполнитель может блеснуть свежей драпой, озорной частушкой или же остроумной эпиграммой – но сочинить еще одну «Старшую Эдду» не в его силах [1]1
  Разумеется, могут возникнуть вопросы и по поводу Гомера, и по поводу Снорри Стурлусо-на. Однако нет никаких сомнений, что поэты подобного уровня появляются редко, и в эпоху до типографского станка исполнителям приходилось десятилетиями довольствоваться повторением чужих стихов. Притом Гомер, Стурлусон, Петрарка – разве приобрели они состояние на своём стихосложении?


[Закрыть]. Отсюда преобладание народных песен, расхожих сказочных сюжетов и т. п. Если рассмотреть исполнителей, которые сохранялись на отдельных территориях даже в эпоху печатного станка, то самым ярким примером будут бандуристы. На фоне «книжных», «городских» авторов, которые каждый год издавали новые поэмы, повести, без устали выдумывали рассказы, чем могли похвастаться бандуристы? Репертуаром в полторы-две сотни песен? Однако в эпоху «до Гуттенберга» других песен попросту негде было взять;

– показателен образ единственной книги, которую человек прочел за всю жизнь, и другие книги ему больше не нужны. Разумеется, этот образ эксплуатировали религиозные фанатики, пытаясь свести все к Библии, Корану, Трипитаке и т. п. Но библиотека – это чрезвычайная редкость и великое сокровище. А большая часть людей, даже считающихся образованными, редко и одну полку может заполнить принадлежащими им книгами.

Появление печати окончательно разделило создателя текста и исполнителя – вместо рассказчика истории были теперь книжные страницы.

Книгопечатание сняло противоречие между затратами на копирование (создание каждого отдельного экземпляра книги стало дешевым) и затратами на ограничение доступа (само типографское оборудование оставалось дорогим, а экземпляры книги охранялись, как и прочие товары). Как результат – появление писателя, живущего на гонорары от распространения произведений, а под пару ему – редактора, сидящего у печатной машины и «дающего добро» на издание [2]2
  Точно так же, как становление патриархальной семьи привело к появлению в культуре образов мужа-рогоносца и героя-любовника, к требованиям женской верности и чистоты.


[Закрыть]. Также произошло громадное количество изменений в стилистике текста [3]3
  Наиболее известная работа, в которой анализируются данные изменения, «Галактика Гуттенберга» Маршалла Маклюэна.


[Закрыть].

При этом фигура автора-исполнителя отошла в тень литературной жизни. Подобные таланты не исчезли окончательно. Можно вспомнить и Леонида Филатова с его «Сказкой о Федоте-стрельце», и блестящие рассказы Ираклия Андроникова, и даже плеяду позднесоветских сатириков, но эти фигуры откровенно единичны.Куда больше сейчас известна традиция бардовской песни, однако там больше эстрады, чем литературы, исполнение превалирует над содержанием. Песни Высоцкого пережили своё время, но смогут ли они существовать так же успешно не в авторском исполнении, но на страницах книг? Могут ли их так же хорошо воспроизводить нынешние певцы?

Образ библиотеки раскрылся во всем своём многообразии – это не тайна, не роскошь для сверхбогачей или для государства. Это собственный маленький мирок, который создают все образованные и сколько-нибудь состоятельные люди.

Что же произошло при начале информационной эры?

В результате компьютерной революции одна из противоположностей второго уровня, а именно «затраты на копирование» (шире, «затраты на доступ») стала стремиться к нулю. Каждый потребитель обладает возможностью неограниченного копирования информации, неограниченного её распространения. Как следствие – затраты на ограничение доступа к информации начали стремиться к бесконечности. А вернее, к тому пределу возможностей, которым располагает общество. Возникло едва ли не классическое противоречие между производительными силами и производственными отношениями.

Разумеется, авторы (и еще больше – издатели) попытались применить несколько инструментов для компенсации снижения прибылей:

– юридическое преследование за нарушение авторских прав. Не слишком перспективное и чрезвычайно хлопотное мероприятие. Оно имело бы шансы на успех в единственном случае: если бы уже сейчас существовало государство, контролирующее все территории Земли, подчиняющее себе общество. Но в современном политически раздробленном мире информация перемещается через границы юрисдикций абсолютно свободно и в любых количествах. Поэтому попытки подчинить информацию законам одной территории, которые не соблюдаются на другой, заведомо контрпродуктивны. В каком-нибудь Эквадоре всегда найдется пиратская библиотека. Единственной гарантией от пиратства выступает наказание конечного потребителя книг, фильмов, аудиозаписей. Это приведет к такому уровню бюрократического и в итоге политического давления на человека, что поставит под сомнение статус гражданина, замедлит развитие общества. Пираты будут иметь доступ к более свежей, к более полной и достоверной информации;

– подобно тем биологическим видам, которые резко увеличивались в размерах, чтобы соответствовать новым условиям обитания, стали развиваться и юридические лица. Громадной кинематографической студии легче договориться с банками. Выбить деньги, заключить договора с прокатчиками и т. п. Можно увязать выход книги с премьерой фильма, с выпуском игры. Однако и это во многом тупиковый путь. Конечную его стадию, как ни странно, уже представили в России – и это сделал Н. С. Михалков, прямо организовавший сборы с продаж носителей информации в пользу «обладателей авторских прав». Есть даже проекты введения государственных налогов на компьютеры и принтеры, опять-таки в пользу авторов. Дойдут ли деньги, полученные со сборов, до конкретного Ивана Ивановича Иванова, автора очередной книги, – большой вопрос. Теоретически можно представить себе систему, в рамках которой количество просмотров того или иного текста повышает государственную субсидию автору. Но практически такие системы работают редко: почему-то оказываются очень высокими накладные расходы и неадекватно учитываются художественные достоинства текстов;

– кроме увеличения размеров, существует и прием миниатюризации. В контексте литературной индустрии он состоит в возможно более полном отказе от «посредников» – издательств, книготорговцев (пусть даже интернет-магазинов) и т. п. Читатель может сам, непосредственно отдать автору деньги, если книга ему понравится. Такой эксперимент провел С. Лукьяненко [4]4
  Хотя самого его результаты эксперимента не устроили, и он продолжил агитировать за распространение электронных книг.


[Закрыть][http://dr-piliulkin.livejournal.com/233826.html]. Однако в подобном подходе есть очень неприятная для авторов составляющая: роман теряет качества товара – непосредственного обмена Т-Д не происходит. Есть лишь добровольное пожертвование читателя – коллективное меценатство. Но в таком случае новая книга – это лишь повод для рекламной кампании автора по благотворительным взносам в пользу себя любимого. А значит, любая популярная личность может провести точно такую же акцию, но уже безо всякого литературного произведения – устроив перфоманс из пожирания сигареты или разрубания табуретки.

Более рациональные попытки консервации системы гонораров связаны с теми произведениями искусства, распространение которых ограничено специфическими носителями (в уже имеющейся инфраструктуре нет устройств, которые могут их скопировать). Поэтому в 2010 году высокие сборы в кинотеатрах показали фильмы формата 3-D: множество потребителей еще не могло воспроизвести это зрелище у себя дома. Следует ожидать самых различных вариантов «уникального шоу», которые приближают зрелище к потребителю – уже используют запахи, применяют устройства, двигающие зрительские кресла, и т. п.

Но и это тупиковый путь.

Во-первых, человек как потребитель зрелища ограничен совокупностью своих ощущений. И эти ощущения (как сами по себе, так и общение с другими людьми) все более искусно подделывает high techиндустрия. Какие мраморные статуи можно продать человеку, находящемуся в машине епископа Беркли (то есть лежащему в «матрице»)? Какие особо ворсистые тапочки с эксклюзивным узором можно ему предложить? Никакие. Он будет наблюдать изображения этих вещей с любого ракурса и виртуально получать все ощущения, которые они смогут вызвать. Аналогично и с бумажными книгами: какое-то время казалось, что громоздкие мониторы, от которых страшно болят глаза, никогда не смогут заменить привычную бумагу, с её запахом, шуршанием под пальцами, заметками на полях. Но всё изменило появление хороших мониторов а, главное, «ридеров» (в просторечии «читалок»), которые по своему размеру не отличаются от книги, дают на дисплее устойчивое изображение, могут быть оформлены не хуже дорогих книжных изданий.

То есть в перспективе каждый потребитель сможет не просто свободно копировать информацию, но дублировать ощущения. Подобная утрата товарности, невозможность эксплуатировать предметы искусства означает серьезнейшую трансформацию как «свободных профессий», так и индустрии искусства в целом.

Во-вторых, постоянно развиваются технологии, имитирующие результаты ручного труда. Казалось, что масляная живопись никогда не умрет – да, она утратила значительную долю аудитории еще в момент создания фотографии, но все равно уникальность картины, написанной масляными красками, не ставилась под сомнение. И тут появляется печать на холсте. Как до того среднестатистический потребитель перестал замечать разницу между игрой музыканта и хорошей магнитофонной записью, так и сейчас обыватель не может отличить распечатку на холсте от картины маслом. Распечатка на порядок или даже на два порядка дешевле оригинального произведения. К тому же найти в Интернете превосходную пейзажную фотографию или обработать портрет заказчика, чтобы он походил на картину, – дело нескольких минут.

Привычный образ художника, который в мастерской с кистями и красками пытается создать шедевр, – это обреченная на упадок натура. Композитор, годами доводящий симфонию до совершенства, неизбежно останется любителем. Звукозаписывающая компания в современном своём статусе – такое же исчезающее явление. Примечательно, что современные типографии переживают кризис одновременно с авторами. В качестве примера трудностей можно взять рассуждения обыкновенного современного российского автора Л. Каганова [ «По поводу пиратских оцифровок книги» http://lleo.aha.ru/dnevnik/2010/03/24.html]. Он честно заявляет, что хотя его произведения интересны издательствам, но заработать на хорошей книге не получается. Слишком малы тиражи (5-10 тысяч), причем не у одного Л. Каганова, но и у подавляющего большинства авторов.

Старые технологии искусства, разумеется, обладают очень большой инерцией – их образы настолько прочно закреплены в культуре и в человеческих привычках, что радикальные изменения могут занять целые десятилетия. Однако можно указать две основные предпосылки, проявление которых будет говорить о радикальнейших переменах:

– глобальные экономические кризисы. Возможно, такие привычные вещи, как бумажные книги, станут предметами роскоши. Бумажные учебники ужестановятся роскошью;

– смена поколений. Едва ли дети, которые научатся читать по «ридерам-читалкам», у которых все учебники будут помещаться на единственном ноутбуке или айподе, будут так же, как их родители, благоговеть перед шелестом страниц.

Обе эти предпосылки уже проявились в другом виде искусства – в театре. Театр, конечно, не умер после появления кинематографа, не смогло убить его и телевидение, не похоронит и Интернет, но нельзя отрицать как падения роли театра в обществе, так и громадного прогресса в других областях искусства, который театру недоступен. Первоначально немое, черно-белое кино не могло соперничать с театром и было чистым зрелищем, сродни цирковым представлениям. Однако уже в 20-е годы, то есть еще до изобретения звукового кино, новое искусство было создано, и в его рамках стало возможно поднимать проблемы ничуть не более мелкие, чем в театре. В 50–80 гг. ХХ века хороший театр стал откровенной роскошью,которую могут позволить себе только крупные города (мегаполисы, промышленные центры), в то время как кино и телевидение, создаваемые на нескольких студиях, оказались доступными в каждом селе.

При переходе от театра к телевидению мы наблюдаем гигантскую концентрацию ресурсов: сотни людей работают над каждой секундой эфира, но зрелище потребляют десятки и даже сотни миллионов. Притом что возможности копирования и обработки информации непрерывно растут: кино и телевидение всё больше попадают в ту же ловушку, в которой оказался театр, – самый качественный продукт зритель хочет получить, когда и как ему хочется, без рекламы, а еще лучше даром. И он получает этот продукт благодаря файлообменникам, социальным сетям и т. п. – то есть благодаря системе Интернет.

Каковы же контуры будущей индустрии искусства?

Можно ли говорить о формировании нового несущего противоречия?

С одной стороны – в сети Интернет в последние годы появилось множество любителей, которые пишут, рисуют, делают видеоролики. Компьютерные программы и консультации в Интернете заменяют множество «обслуживающего персонала», узких специалистов. Любителям всё проще воспроизвести произведение искусства или сделать что-то уникальное в единственном экземпляре, в малом формате. Конкуренции с любителями среднестатистический «ремесленник» выдержать не может. Просто потому, что на земном шаре неизбежно найдется человек, который решит ту же задачу лучше и бесплатно выложит решение в сеть. Достаточно широкий круг общения в Интернете обеспечивает современного пользователя развлечениями и позволяет ему обеспечить себе интересный досуг.

С другой стороны, эти любители ограничены своими непрофессиональными возможностями, сравнительно слабой кооперацией. Создание сложных, качественноновых проектов требует привлечения большого числа лиц, устойчивой организации, причем рассчитанной на некую прибыль (хотя бы на содержание её участников). Причем эти организации становятся все сложнее, а начальные капиталы, например, съемок фильма-блокбастера, просто запредельны.

Если предположить, что доступ к новому крупнобюджетному фильму получают практически все жители планеты, причем даром, то следующий фильм создан не будет. Начнется утрата редких профессий, уникальных навыков, остановится разработка новых технологий.

Следовательно, сохраняется общая тенденция развития индустрии искусства – возникает всё больше отдельных профессий, узких специальностей. Несущее противоречие искусства не исчезает: надо реализовывать в массах произведения, созданные вдохновением отдельных людей. Но вот противоречия второго уровня, обеспечивающие профессиональность нынешних форм искусства, должны трансформироваться.

И если копирование представления идет в режиме реального времени и невозможно бороться с пиратами, то единственный выход – лимитировать доступ зрителей к участию в представлении или даже к написанию сценария.

Истории сказочников никогда не могли существовать без воображения слушателей, книга дает материал куда как более подробно, не говоря уже о театре или кино. Виртуальность может буквально погрузить зрителя в зрелище и, что важнее, сделать его участником событий.

Образцы новых технологий в искусстве – это многопользовательские игры, действие в которых идет в «суверенных» мирах. Как пример – Warcraft или Lineage: их создатели предоставляют всем желающим доступ на эти игры в реальном времени. За что же получают деньги? Продают улучшение качеств персонажей, виртуальную валюту, виртуальные магические эликсиры. Игрок самостоятельно решает – платить или не платить. Бессмысленно копировать игрушку или даже содержание сервера. Как правильно было замечено, хотя и по совершенно иному поводу, – «Родина не вмещается в шляпу». Скачать программу не составит труда, но как разместить на своей машине тысячи живых пользователей, которые и обеспечивают реалистичное общение и неиссякаемый поток приключений?

Новым противоречием, характерным для эксплуатации произведения искусства, будет: «затраты на доступ к участию в зрелище, в игре – затраты на ограничение изменений правил зрелища, игры».

Кроме того, противоречие «развлечение-познание» будет снято в рамках искусства как идеально приспособленной для пользователя игры. Чтобы участвовать в игре и развлекаться не хуже остальных, необходимо познавать мир. Естественно, это будет игровой мир – очередная виртуальная реальность. Ничто не мешает этой виртуальной реальности копировать объективную действительность и представать перед пользователями очередным вариантом тренажера, симулятора боевых действий, биржевых спекуляций и т. п. Но проблема в ограниченной зрелищности реального мира.

Потому актуальным противоречием для содержательной стороны искусства станет, вероятно, противоречие между обеспечением солипсизма (игрой, подстроенной под уже существующий внутренний мир пользователя) и обеспечением реальных действия (игрой, позволяющей в реальном времени учиться, участвовать в разработке проектов, зарабатывать деньги на рынке). Противоположности останутся крайностями, а между ними расцветет громадное количество полуреальных-полуигровых вселенных.

Пока многопользовательские игры еще не могут выразить той абстрактной и метафизической проблематики, за которую берется едва ли не каждый сочинитель романов. Однако по сравнению с кино многопользовательские игры не только дают игроку время подумать, но и требуют от него размышления, рефлексии. Количество информации, которое должен усвоить игрок, чтобы развить своего персонажа, постоянно растет. Десятки цен на товары, заряды «кристаллов», мощности ударов – числительные валятся как из мешка. Естественно, приходится запоминать сотни новых названий. От игрока требуют коллективных действий, дипломатии, умения рассчитывать свои силы. Постановка вопроса о смысле и сущности игры, с тем условием, что продвинутый игрок должен ясно сформулировать ответы, – лишь дело времени. Причем эти вопросы вряд ли будут ставить даже организаторы игр, они возникнут в социальных сетях, образовавшихся в виртуальных вселенных.

Что же делать автору при разработке виртуального мира? Картинки создают художники, код пишут программисты, а маркетологи говорят, чего потребитель больше всего желает в этот момент. Однако сюжетность игры сохраняется. Писатель распоряжается выдуманными персонажами – самовластно решает, жить им или умереть, ограничением служит лишь желание читателей сопереживать книжным героям. В игре пользователь сохраняет свободу воли, и задачей автора становится открытие пути.Громадный объем обучающей информации, которая требуется игроку для успешного развития персонажа, последовательность схваток, потенциальные союзы и конфликты – всё это надо придумать, сконструировать. И не просто нагромоздить кучу эльфийских ушей и гномьих топоров, но создать живые предпосылки той активности, которую проявят игроки.

Так рождается на наших глазах принципиально новая профессия – невиданная помесь сочинителя, креатора, режиссера и сценариста [5]5
  С. Чекмаев в своём интервью прямо говорит о том, что «чистый» автор в разработке компьютерных игр невозможен: необходим как минимум тандем с программистом и автор сценария должен очень хорошо представлять суть игры [http://www.cinemotionlab.com/inspire/70].


[Закрыть]. Хорошему автору гуттенберговской эпохи надо постоянно учиться, расширять кругозор, чтобы создать весьма специфический продукт – продаваемый текст. По сравнению со сказителем, помнящим сотню-другую историй и умеющим играть на гуслях, от него требуется едва ли не энциклопедическое образование. Автору игровых сценариев также понадобится громадный объем знаний, расчеты по эргономике, социологии, анализы маркетологов и психологические портреты игроков. Но в своем прямом общении с конечным потребителем он будет ограничен еще больше, чем автор книги. Это текст создается автором как целое, а создать виртуальный мир один человек попросту не в силах – он может заложить в игру мораль, разбросать в декорациях те или иные намёки, но саму обстановку будут делать художники, писать основное тело игры – кодеры. А в мелочах прячется не только дьявол, но и замыслы коллег…

В качестве примера отчуждения можно использовать эволюцию изобразительного искусства. В эпоху Возрождения живописцы, работающие масляными красками по дереву и холсту, разрабатывали теорию перспективы, искали золотое сечение, пытались дать формулу для описания пропорций человеческого тела, – они были как бы на острие прогресса. А имена людей, выразивших своё дарование в передовой технике, остались в веках. Сейчас же ни один крупнобюджетный фильм не обходится без живописной «картинки». При создании качественной компьютерной игры требуется слаженная работа десятков художников. Там решаются передовые задачи – синтезируются тысячи фактур поверхностей, используются тончайшие различия оттенков, раскрываются особенности восприятия динамического изображения. При этом отдельные художники, работающие в таких командах, редко стяжают громкую славу. Они известны коллегам, специалистам индустрии, но широкая публика их знает мало. Куда меньше, чем режиссеров.

Подобнее отчуждение можно наблюдать и в других видах искусства. В Японии эстрада обогатилась синтетически-виртуальной «звездой» Хатсуне Мику: множество групп людей пишут тексты песен, сочиняют мелодии, а потом на синтезаторе голоса озвучивают их, подгоняют звук и видео. В результате – вполне человеческая, реальная толпа на концерте голографической «звезды»

[http://www.youtube.com/watch?v=bMtzNv7pqfA&feature=player_embedded]. В. Мартынов, один из известных российских композиторов, рассуждает вообще о закате композиторской музыки [Композиторская музыка устарела http://www.russia.ru/video/resheto_11145/].

Здесь можно провести определенную аналогию со становлением институтов науки в эпоху Нового времени: после создания работающих академий наук, новых университетов, тесно связанных с промышленностью, ученые-одиночки хотя и сохранились, но их статус понизился. Открытия, сделанные ими, были по-прежнему востребованы, но академии совершали эти открытия регулярно и, что еще важнее, обеспечивали выпуск новых, квалифицированных кадров.

Какой же станет литература после того, как сменится основной «лидер эпохи»?

Допустим, уже через пять лет любая книга будет появляться в сети через два-три дня после издания, а виртуальные миры выиграют битву за пользователей. Что дальше?

Естественно, сохранится элитарная (поддерживаемая государством и различными крупными спонсорами) прослойка литературы. Хотя, возможно, читать её будут ещё меньше, чем сейчас. Не исчезнут разнообразные литературные скандалисты, любители шока, перфомансов и т. п. – они добудут себе деньги, хотя бы и методом «коллективного меценатства». Сохранится и прослойка авторов-любителей: как никуда не исчезли живописцы, существующие безо всяких гонораров, так останутся и авторы, готовые выкладывать свои тексты в сеть без требований вознаграждения – потому как это порывы души, потребности человека.

Но есть у литературы достаточно старый прием, который позволяет текстам существовать в качестве товаров и при их мгновенном копировании. Это реклама. Те схемы, которые предлагает сайт «Блогун», размещение рекламных баннеров – все это может сработать, если текст не будет кончаться, если на следующий день читателю захочется посетить ту же страничку и узнать: что нового? Есть и другие схемы: product placement,то есть скрытая реклама, позволяет заранее получить гонорар у рекламодателя. Не говоря уже об антирекламе. Можно даже вообразить целую карьеру автора: от написания отдельных постов (все более популярных и все более дорогих) он переходит к повестям, которые опять-таки публикует по главам и с грифом «продолжение следует», ну а дальше – к романам, за упоминания в которых «правильной» марки молока или шоколада их создатель получает самые большие бонусы. Если десятки тысяч читателей будут потреблять его тексты – почему бы не вставить туда несколько платных слов?

Разумеется, подобные трансформации будут сопровождаться множеством проблем. Наиболее очевидная из них – необходимость коллективного творчества. Одному человеку чрезвычайно трудно (хотя бы по затратам времени) поддерживать интерес к своему блогу, как фактически к мини-газете, к дневнику, и при этом создавать крупные произведения [6]6
  Можно публиковать роман по отрывкам, по кусочкам, представляя читателям процесс творчества «в режиме реального времени», – так поступают многие на «Самиздате» или на собственных сайтах. Но подобных авторов, которые пишут бесконечное «продолжение следует», и сейчас немало, а дальше будет еще больше. Потребуется чем-то выделиться на общем фоне: это будет либо качество текста, либо его специфическая тема (а узкая тема – лишь узкий круг верных поклонников), либо соединение текста сразу с иллюстрациями, с интересным форумом и т. п. – что уже потребует команды.


[Закрыть]. Вероятно, широко будут реализовываться различные «проекты». Возникнет чрезвычайно интенсивная «обратная связь» – коллективу авторов придется управлять аудиторией, одновременно слушаясь её капризов и навязывая свои идеи. Кроме того, чем больше авторов – тем меньше смысла рекламодателям тратиться на крупные гонорары. Наверняка будут написаны программы, которые станут вычленять скрытую рекламу, и одним из базовых умений автора станет умение хорошо увязать марку товара со смыслом текста. Хоть с помощью рифмы, хоть детальными описаниями.

Но главная опасность для будущей «рекламной» литературы грозит совсем с другой стороны: ребенок не просто будет получать читалку в пятилетнем возрасте (в ней уместится «Букварь» и все остальные книги вместе взятые – вот каким станет образ библиотеки), он будет получать многофункциональное устройство, а с ним доступ к сотням игр, к фильмам, к обучающим программам, к виртуальным мирам. Прообраз такого подарка описал Б. Стерлинг в книге «Алмазный век, или Букварь для благородных девиц». Литература становится частьючего-то большего. Блоги, сериалы и т. п. уступают виртуальным мирам по такому важному показателю, как синкретичность искусства.