Текст книги "Журнал «Вокруг Света» №06 за 1979 год"

Сквозь хребты

Хребты стискивают северный Байкал с двух сторон; у их подножия и по долинам рек – болота, валунник, редкая тайга. «Гнилое место», «гиблое место» – так переводятся многие местные названия. Суров климат на перевалах, злые, обжигающие ветры наметают снега по нескольку метров глубиной; зверь, птица сторонятся «мертвых долин», не добыть им здесь корма...

По этим местам пройдет трасса БАМа. Там, где на пути ее встают горы, прокладывают тоннели. Связь с внешним миром тоннельные отряды осуществляют по автомобильной дороге. Нескончаемой вереницей идут машины с дизельным топливом, цементом, продовольствием и снаряжением для людей. Эта притрассовая автодорога, транспортное плечо длиной около пятисот километров, тянется по болотистым равнинам Иркутской области, Байкальскому хребту через перевал Даван, дальше – в обход озера Байкал с севера и, наконец, по болотистой долине реки Верхняя Ангара, на восток от Байкала. Она пересекает десятки малых речек, глухую тайгу, поднимается на горные перевалы.

По этой самой дороге я проехал прошлой зимой на мощном «Магирусе». А еще раньше, три года назад, мне довелось быть на Даване вместе с колонной, перебрасывающей технику (1 См. очерк «Бросок на Даван» в № 6 за 1976 год.). И вот теперь я узнавал и не узнавал эти места...

Оранжевый «Магирус», груженный тюбингами, мягко покачивается на рессорах. Литые чугунные секции пойдут на облицовку тоннеля. Они взяты в Улькане, в Иркутской области, где сейчас идет перевалка грузов с железной дороги на автомобильную; место доставки – поселок Северо-Муйский за Байкалом, за Северо-Муйским хребтом.

Позади – многие километры пути. Впереди – поселок Гранитный.

Здесь начинается Байкальский тоннель, что пройдет сквозь хребет, под перевалом Даван, к Байкалу.

...В белой морозной мгле еле различимы очертания крутых высоких склонов. В ранний, утренний час, когда небо начинает светлеть и горы сливаются с небом, поселок приходит в движение. Отчетливо слышен скрип автомобильных колес по плотному промерзшему снегу, шаги людей, собирающихся на смену, короткие разговоры. Морозная мгла то сгущается, то разряжается, клубится белым паром отработанный газ двигателей. Фонари выхватывают из сумерек стены и крыши домов, деревянные коробы, в которые одеты трубы отопительных магистралей.

Портал тоннеля, врезанный в скалу, покрыт инеем и льдом, в глубь горы ведут рельсы. С высоких сводов свисают сосульки. С каждым шагом становится темнее и теплее. Влажная темень подсвечена желтыми точками лампочек. Под ногами журчит теплый водяной поток, он стремится по уклону прочь из тоннеля.

Глаза еще не привыкли к темноте, я шагаю почти на ощупь вслед за Владимиром Ивановичем Перебейнос – главным маркшейдером тоннельного отряда. Это он со своими помощниками должен так вести проходку, чтобы с точностью до сантиметра встретились забои с востока и запада.

Параллельно основному тоннелю высотой в девать с лишним метров идет штольня – это тоннель меньшего диаметра. Назначение штольни – разведка. Проходчики должны знать, что их ждет впереди: вода или рыхлый пласт, который может дать вывал. Штольня принимает на себя большую часть подземных вод, осушает тоннель.

Владимир Иванович показывает мне рассечки – коридоры, которые соединяют тоннель со штольней, камеры – выработки в стенах, где хранится инструмент и устанавливается различное оборудование. Здесь уже целое хозяйство: водяное, воздушное, электрическое. Тянутся кабели, контактные провода, по которым скользят дуги токоприемников локомотива. Мы посторонились: прошел небольшой состав из вагонеток, груженных породой.

В забое работала буровая установка. Телескопические штанги протянули свои суставы к скале, бурильные головки вгрызались в камень. Потом придут взрывники, заложат в шпуры взрывчатку. Бурильная установка отъедет назад, на безопасное расстояние. Несколько десятков взрывов с отставанием один от другого на доли секунды прозвучат как один, раздробят скалу, словно обрежут ее по контуру тоннеля. Подъедет самоходная погрузочная машина и, работая вращающимися захватами и транспортером, погрузит раздробленный камень в вагонетки. Прозвучит очередной сигнал, одна техника отойдет от забоя, другая встанет на ее место. Людей на проходке работает мало, они управляют техникой.

В тоннеле встречаем девушку. На ее каске горит фонарик, девушка улыбается, можно подумать, что встретили ее не в забое, а на лесной тропинке с корзинкой ягод. Валя Лесникова работает в тоннельном отряде. Недавно кончила институт. Ей, геологу, под землей намного интересней, чем человеку, не посвященному в тайны недр. Чередование пластов, их контакты, сдвиги, выход водоносных горизонтов – все это здесь геологу видно как на ладони. О таких разрезах можно только мечтать! Валя рассказывала, что перед началом проходки с поверхности земли по оси тоннеля – по всей его длине – были пробурены разведочные скважины. Извлеченные из них образцы дали предварительные сведения о геологической ситуации. Но когда проходка углубилась в хребет, геологи получили много новой информации. Трудность для строителей тоннеля состоит прежде всего в том, что они имеют дело с молодыми горами, тектоническая жизнь которых еще не закончилась, они продолжают формироваться. Внутренние связи, как говорят геологи, неустоявшиеся, непрочные; к тому же – повышенная сейсмичность района...

Валя показала гладкую, словно специально кем-то отполированную поверхность камня: «Зеркало скольжения». По подобным поверхностям пласты перемещаются один относительно другого.

Среди твердых гранитных пород может вдруг попасться пласт из сыпучего материала, где камень словно перемолот гигантскими жерновами, перемешан с песком и глыбами. Встречаются источники, дающие воду под давлением в несколько атмосфер. Валя показала один из них, уже укрощенный. Теплая подземная вода по трубам, снабженным вентилями, поступала на промывку буровых скважин-шпуров. Проходчики очень быстро приспособили ее к делу.

Тяжелый «Магирус» легко берет подъем за подъемом, закладывает плавные виражи, следуя за движением рук водителя. За рулем Володя Хлесткий, опытный шофер. Ему около сорока, в бороде уже пробивается седина, но выглядит он гораздо моложе своих лет. Верно, дух первопроходчиков, стройки, дальней дороги молодит человека...

Если прикрыть глаза, не смотреть через широкое стекло на дорогу, то ее можно представить по шуму двигателя. То звучат высокие ноты... выше, выше, громче, напряженней – это берем подъем. Спад, еле журчит двигатель на холостых оборотах – это Володя поднялся на гору, сейчас начнется спуск. Машина разгоняется – ниже, спокойнее, басовитей звучит мотор. Двигатель зарокотал совсем низко, глухо и опять напряженно, даже как-то тревожно – это заслонки горного тормоза перекрыли выхлопной коллектор. Воздух, упруго сжимаясь в цилиндрах, сдерживает всю огромную массу тяжело груженной машины, которая, плавно колыхаясь, словно поддерживаемая кем-то, спускается с крутого склона. Требуется немалый опыт и сноровка, чтобы так плавно спустить машину, «удержать» ее.

Теперь наш путь лежит на перевал Даван. Рядом с автомобильной дорогой сюда поднимается железнодорожное полотно. Это участок временной дороги. Пока строится тоннель, часть грузов уже поступает по рельсам.

Когда-то, в начале строительства, один парень прошел от Усть-Кута до перевала на лыжах, и считался этот поступок дерзким и смелым. Опасен был путь в сорокаградусные морозы по глубокому снегу. На перевале Даван стояли всего три домика, поставленные первым десантом. Московские и харьковские метростроевцы начинали строительство, обживали перевал. Прокладывали к нему подступы, рубили просеки. К ним летал вертолет, но не всегда. Днями, неделями, месяцами падает на перевале снег. Снег может пойти и в июне – июле. Чтобы жить здесь, кроме физических сил, нужны еще и психическая устойчивость, выдержка. Трудно смотреть, как снег падает день за днем без конца из свинцового неба, словно собираясь похоронить под собой все живое... Это была настоящая зимовка. В глубоком снегу люди прорыли коридоры от одного дома к другому, к складу, к вертолетной площадке, к воде. Начальником зимовки был Владимир Самойлович Уселко, московский метростроевец.

В 1974 году зимой механик участка Михаил Сергеевич Беликов прошел на тракторах от Байкала до перевала. Колонна эта почти ничего не доставила на перевал, но был преодолен важный психологический барьер – стало ясно, что доставлять на перевал грузы, в том числе и тяжелые, можно. Через некоторое время тот же неутомимый Беликов протащил на Даван две передвижные электростанции и экскаватор. Работы на перевале начали разворачиваться. По пробитой дороге автомашины повышенной проходимости начали забрасывать сборные дома и горное оборудование для строительства ствола – вертикальной шахты посредине будущего тоннеля. Сейчас проходка ведется от ствола в обе стороны – на восток и на запад. И от Восточного и Западного порталов идут строители – так что уже четыре проходческих участка действуют в недрах неприступного когда-то Давана.

«Магирус» остановился на перевале возле столовой. Разглядываю знакомый пейзаж: те же ослепительно белые хребты, оцепеневшие от холода, внизу редкая тайга, в долине реки темнеет кедрач. Даже вертолетная площадка на прежнем месте. Только там, где стояли домики первого десанта, вырос небольшой поселок. На восток и на запад ведет широкая, хорошо укатанная дорога. Над стволом возвышается здание шахтного подъемника, вокруг – промплощадка: мастерские, гаражи, склады, серебристые цистерны с горючим. Строители обосновались на перевале прочно.

Из окна кабинета начальника тоннельного отряда Николая Алексеевича Твердохлебова был виден крутой склон с редкой щетиной деревьев; весной этот склон, как тупой бритвой, обдирают снежные лавины. Николай Алексеевич запер дверь, чтобы нам не мешали разговаривать. Постучал в фанерную стенку. «Потише, пожалуйста, галдите», – сказал вежливо, но достаточно твердо. Шумевшие за стенкой о своих делах механики притихли на минуту и тут же загудели вполголоса. Важные дела у механиков: выбить технику, доставить, пустить в работу. Ствол буквально пожирает все, обычные производственные проблемы усложняются удаленностью, оторванностью, вносят свои поправки и жестокие стихии, в результате даже такая простая вещь, как гвозди, – проблема. Хоть плачь, не было одно время гвоздей, рубили из проволоки. Николай Алексеевич рассказывал о сложнейшем оборудовании, которое работает под землей, о том, что постоянно требуются все новые мощности котельных, электростанций. Уже подведена высоковольтная линия, которая принесет энергию из Братска и Усть-Илимска...

В запертую дверь громко постучали. «Черт побери, не дают поговорить!» – сердито заворчал Николай Алексеевич. Направился к двери, готовый дать разгон настойчивому посетителю. В раскрытую дверь ворвалась краснощекая девушка. «Зачем заперся?» – спросила она довольно бесцеремонно. Николай Алексеевич смешался и слегка покраснел. Решительная девица тем временем снимала шубу и вешала ее на гвоздь. «Дочка», – шепнул мне Николай Алексеевич, он сразу стал каким-то худеньким, домашним, пахнущим папиросами, с приятной хрипотцой в голосе.

Скоро мы опять остались вдвоем. Но теперь меня почему-то больше интересовал сам начальник тоннельного отряда. Синий якорек на кисти руки... Да, служба на флоте, Балтийском флоте. Потом Ленинградский метрострой. Тридцать лет подземного стажа, за плечами три кессона под Невой. Давно мог выйти на пенсию, подземный стаж в три раза превышает необходимый; но попросили его, депутата Ленинградского Совета, принять тоннельный отряд – принял. В Ленинграде оставлен дом, но все многочисленное семейство рядом, в поселке Гранитном: жена, две дочки и даже внучка. Из разговора с другими людьми я узнал, что Николай Алексеевич выбрал себе не самый лучший дом, отказался от персонального «бобика» – полулегковой автомашины. На работу из поселка ездит в «вахтовке» вместе с рабочими.

На перевале Даван хороший моральный климат. Раньше его создавали такие люди, как Владимир Самойлович Усенко. Теперь Твердохлебов. Когда Усенко поехал работать на Даван, за ним потянулись проходчики, знавшие его прежде; основное же ядро составили те, с которыми он строил дорогу Абакан – Тайшет. Похоже, что теперь такое же крепкое рабочее ядро сложится и вокруг начальника тоннельного отряда.

Дорога от перевала Даван к Байкалу узнавалась с трудом. Глаз улавливал то знакомый косогор, то излучину реки, скалу, нависшую над водой. Но три года назад, когда колонна Беликова тащила здесь экскаватор, дорога извивалась немыслимыми петлями среди гор, болот и снегов. Теперь, широкая и безопасная, она шла прямо, по ней до Байкала – полтора часа езды, а в год освоения «Уралы», надрывая двигатели, пробивались шестнадцать часов...

Сразу же за перевалом, за Западным порталом тоннеля, находится поселок Гоуджекит, получивший свое имя по названию реки и долины. Он вырос недавно, пристроился к сосновому лесу, закрыт со всех сторон горами. Я знал, что в этом поселке жил кое-кто из участников первого десанта на Даван, и торопился их разыскать. Удалось повидаться с Анатолием и Аней Коваленко, с Борисом Стрекаловым. Люди, пережившие первые суровые зимы на перевале, теперь, когда разъехались по трассе, по разным отрядам, считали себя не просто знакомыми. Мы вспоминали, где теперь тот-то, а где тот, что с кем стало. Борис тогда вместе с четырьмя бульдозеристами тащил на перевал экскаватор. Михаил Сергеевич Беликов говорил, что веселый нрав Бориса добавляет лошадиных сил двигателям. Теперь Борис работал под землей, в забое, занимался налаживанием горного оборудования. Анатолий был звеньевым на бурильной установке, тоже в забое. Его жена Аня работала на поверхности.

Я спросил о Михаиле Сергеевиче. Волею случая мы часто оказывались рядом, но никак не могли увидеть друг друга. В прошлом году, когда я был на трассе БАМа в Якутии, на строительстве Нагорного тоннеля, мне и в голову не могло прийти, что Беликов работает там механиком: последнее письмо от него было с Байкала. Теперь он, оказывается, работал где-то здесь, на мысовых тоннелях. Мы вспомнили, что Беликова иногда в шутку называли «летучим голландцем». Сам себя он называл «человеком в футляре» – Михаил Сергеевич лыс, носит очки в роговой оправе, тепло одевается. Но в отличие от чеховского героя удивляет всех необыкновенной решительностью, постоянно участвует в рискованных предприятиях по доставке оборудования и при этом твердит: «Никакого лихачества, максимум осторожности».

Когда я прощался с ребятами-первопроходцами, комсомольцами первого десанта, они с легкой грустью сказали, что тогда, в самом начале, было интересней и отношения между людьми были особенными: все дни рождения, все праздники отмечали вместе, вместе жилье строили, вместе прорубали первые дороги. Теперь жизнь стала более обычной.

«Магирус» снова катил к Байкалу. Дорога шла рядом с уже отсыпанной железнодорожной насыпью. На реках возвышались опоры будущих мостов. Из-под опалубки бетонных монолитов, еще не законченных, поднимался пар: это грели затвердевающий бетон. Рядом с каждым мостом, словно деревеньки, в удобном и защищенном от ветра месте стояли балки-вагончики мостоотрядов, как избы в деревне, дымили трубами. Трасса казалась обжитой.

На берегу Байкала вырос новый город – Северо-Байкальск. Три года назад на этом месте было лишь несколько палаток и причал. Надеясь встретить здесь Беликова, мы сразу же поехали на строительство мысовых тоннелей. На самом берегу, в скале была начата портальная выработка. Начальник смены сказал, что Беликов неделю назад уехал... в Якутию. Он занят переброской оборудования с Нагорного тоннеля, проходка которого закончилась, сюда, на начавшееся строительство мысовых тоннелей. С Михаилом Сергеевичем, подумал я, можно встретиться только неожиданно, когда этой встречи не ждешь...

Мы торопились засветло добраться до Муйского перевала. Дорога начиналась у впадения в Байкал Верхней Ангары и шла по болотистой плоской равнине. На одном безопасном участке мы вдруг увидели другой «Магирус», который лег боком в рыхлый снег. Возле него суетились трое ребят. Володя Хлесткий промычал что-то многозначительно и тревожно, стал подруливать к лежащей машине. Первый вопрос: все ли целы? Оказалось, все. В кузове пострадавшего «Магируса» был шифер, часть его съехала в снег.

– Ши-и-фер побило, – бормотал один из парней.

– Хорошо, что сами живы-здоровы, – говорил Володя, осматривая место происшествия. Он обошел вокруг машины, закурил папиросу. Ребята перестали суетиться, смотрели на него, ждали, что скажет.

– Баллон правый не выдержал?

– Да, сразу как-то.

– Сра-азу. Растерялся, стало быть. Не смог удержать машину. Мо-ло-дежь! – Володя усмехнулся в бороду. – Аккумуляторы сняли?

Ответ был утвердительным.

– Что теперь делать с «Магирусом»-то? – спросил парень.

– Да ничего не делать, поднимем сейчас, и дальше поедешь. Доставай трос у меня в кузове.

Ребята снова засуетились, теперь уже от радости. Однако было сомнительно, что наш «Магирус» сможет поднять машину такого же веса. Но Володя, зацепив длинным тросом за раму поваленной машины, стал раскачивать ее, натягивая и ослабляя буксир. Сначала «Магирус» просто колыхался в снегу, потом стал приподниматься... больше, больше и наконец под восторженные крики «зрителей» приподнялся настолько, что стал на колеса. Володя обошел его со всех сторон, осмотрел, проверил масло в двигателе и сказал, что сейчас заведет. Сдвинутая с места, с включенной скоростью, машина заработала.

– Вс-с-сего две плиты шифера разбилось, остальные целы! – радовался водитель. – Сейчас побросаем в кузов... Где тебя разыскать-то? – говорил он Володе.

– Чего меня разыскивать, – отвечал тот, – встретимся еще не раз, дорога одна.

Отъехав немного, Володя остановился, стал ждать, посматривая в зеркало на дорогу позади себя,

– У него запаска в кузове заложена грузом, сейчас спохватится, – объяснил он мне причину остановки. Через некоторое время нам действительно стали сигналить светом. Володя развернулся и возвратился к месту происшествия. С его машины было снято запасное колесо. Растроганный коллега горячо благодарил, клялся, что завтра же найдет Володю и вернет колесо.

– Молодежь! – усмехнулся в бороду Хлесткий. – Конечно, вернешь завтра же, кто в этом сомневается, перестань «спасибо» говорить...

– Молодой, – повторил он, когда мы продолжили путь. – Не обвыкся еще в нашем климате.

С подъемом на перевал тайга все редела, шло одно лиственничное мелколесье, потом и его сменил кедровый стланик. Это было среднее высокогорье – погребенные под глубоким снегом ложбинки, голый заиндевевший камень, «мертвые озера». В нескольких километрах от поселка Северо-Муйский, возле дороги, стоял предостерегающий знак: треугольник с волнистыми линиями и надписью: «Наледь». Володя остановился в нерешительности: по объезду крутой спуск и крутой подъем, наледь – тоже радости мало... Подумав, решил ехать по наледи.

Ручей, который тек со склона, промерзал до дна, вода покрывала лед новым слоем, снова замерзала, снова изливалась потоком, и опять ее схватывал мороз. Машина погрузилась в это месиво воды и льда по самые оси. Заглох двигатель. Завести его стартером от аккумуляторов не удавалось, заводных ручек на тяжелых дизельных машинах нет. «Влипли, как муха в варенье», – сказал Володя. С каждой минутой положение становилось все более угрожающим. Ледяную кашу начало прихватывать пятидесятиградусным морозом. Я знал, что серьезная наледь может поглотить целиком застрявшую в ней технику...

Чуть подальше от того места, где мы засели, однажды заглох двигатель у гусеничного вездехода лавинной службы. Люди, специальностью которых является борьба со льдом и снегом, не растерялись. Одни принялись вырубать ломами гусеницы изо льда, другие возились с заглохшим двигателем, третьи отпугивали волков, которые выли где-то поблизости безумными от голода и стужи голосами. Вырубать гусеницы или колеса нужно быстро, быстрее, чем образуется наледь. Люди оказались проворнее...

Володя закурил, хотя ясно было, что времени терять нельзя. «Если отпустить тормоза, машина сможет еще продвинуться под уклон метра два, – сказал он. – Если двигатель на этих метрах заведется от колес, то вылезем, нет – вмерзнем напрочь». Он докурил папиросу, выкинул окурок, отпустил тормоз и сцепление. Очень медленно, по сантиметру, машина стала сдвигаться, провернулись колеса, через три метра было повышение, вот на этом отрезке должен был завестись или не завестись двигатель. Двигатель зарокотал! Немного побуксовав в ледяном крошеве, машина вылезла на сухое место. Чуть было не состоявшаяся неприятность у шоферов за таковую не считается. Слишком много пришлось бы вспоминать да переживать. Володя об этом происшествии забыл, как только мы отъехали с километр.

Наконец показался поселок Северо-Муйский. Он расположился на водоразделе рек Муякана и Верхней Ангары, возле строительства Восточного портала Северо-Муйского тоннеля. Здесь мы расстались с Володей. Он поставил машину и отправился в общежитие отдохнуть перед новым рейсом.

К припортальному сооружению я отправился вместе с главным инженером тоннельного отряда Арием Евгеньевичем Птушкиным. Арий Евгеньевич – горный инженер. «Говорят, – замечает Птушкин, – что горное дело не наука, а искусство. Наверно, потому, что постоянно возникают непредвиденные обстоятельства, которые науками не учтешь».

На горе, над порталом, стояли буровые установки, бурили водопонижающие скважины. Строители тоннеля наткнулись на термальные воды; мало того, что вода под давлением, она еще и горячая, до семидесяти градусов. О том, что термальные воды здесь есть, знали и раньше. Но количество их было неожиданностью...

Сразу же, начиная с портала, тоннель был одет в тюбинги – чугунные кольца, собираемые из секций. Здесь проходка шла через рыхлые моренные отложения. В одном месте несколько метров тоннеля было забетонировано, словно забинтовано, – тут прорвался плывун. На другом участке очень долго приходилось останавливать вывал; сыпучий материал выбирают и выбирают, а сверху сыплется и сыплется... Ближе к забою, где стенки тоннеля еще не были одеты в тюбинги, сверху лил теплый, почти горячий душ: это прорвались подземные воды. В самом забое было как в бане. Горячая вода хлестала потоком из-под брезента, прижатого к стенке досками и домкратами. Проходка велась специальным щитом: ножи углублялись в пласты, гидравлические домкраты продвигали щит вперед, другие домкраты прижимали крепежный материал. Вот в таких уникальных по сложности условиях ведется строительство пятнадцатикилометрового Северо-Муйского тоннеля, одного из самых длинных в мире.

В 1984 году по этому тоннелю должны пойти поезда, по Байкальскому они пройдут раньше.

Андрей Фролов, наш спец. корр.