Текст книги "Журнал «Вокруг Света» №02 за 2006 год"
Автор книги: Вокруг Света Журнал
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)
Как начнешь учебный год, так его и проведешь – «Урок мира» по-саламански, Или кому нужны прививки? – «Снегопад » для новичка
В первый день учебного года никто не учится – сегодня только торжественная церемония по случаю «открытия сезона». Старое здание, которое служит для проведения всех важных ритуалов, с раннего утра заполняется людьми. В мемориальной аудитории имени Франсиско Салинаса (был такой слепой композитор эпохи барокко) облачаются в традиционные тоги деятели всех факультетов во главе с ректором, причем у каждого факультета свои цвета накидок и шапочек: медицина – желтый, филология – голубой и так далее.
Пока профессура таким образом переодевалась, экспедиция «Вокруг света» поднялась на второй этаж в старинную библиотеку, «хозяин» которой, похожий на хоббита дон Пепе, с важным видом продемонстрировал свои сокровища. «Мы на третьем месте по всей Испании – после Национальной библиотеки в Мадриде и Эскориала, у нас – 2 779 манускриптов и 484 инкунабулы (первопечатных книг. – Прим. авт.). Можете потрогать страницы, если, конечно, уберете в сумку пишущую ручку». Поверьте, трогать корешки из разного материала, пытаясь на ощупь отличить шкуру новорожденного теленка от шкуры еще не рожденного (эмбрион специально выскабливали!), очень увлекательно. А также – читать на староиспанском рукописные тексты, вымаранные инквизицией. От этого занятия меня отвлек Андрей: ему надо было донести до дона Пепе свое желание сфотографировать содержимое какого-то таинственного сундука под пятью замками. «О, в нем раньше хранилась вся университетская казна. Ключами владели пятеро хранителей, но, лишь собравшись вместе, они могли его открыть. А сейчас там только Тора. Единственный сохранившийся на полуострове список из Кордовы», – «хоббит» неохотно открыл сундук. Желтоватый свиток с иудейскими письменами сиротливо покоился на самом дне и, судя по всему, не служил предметом особой гордости библиотекаря: «Лучше взгляните на эти четыре глобуса. Их привез из Парижа в самом конце XVII века один из наших профессоров. Его послали вообще-то за книжными новинками. А он привез «игрушки», безделицы. Университетский канцлер тогда очень возмутился и отказался возвращать потраченные деньги транжире. Но тот не растерялся и в описи указал: «Куплены 4 круглые книги…»
Тем временем пришла пора спешить на церемонию: преподаватели уже нестройными рядами потянулись к мессе в университетскую церковь под аккомпанемент старинных духовых инструментов чиримийас.
Мы за ними, однако, не последовали, а отправились сразу в бывшую аудиторию канонического права «Паранимфо», где уже многие столетия в этот день торжественно и чинно при огромном стечении народа оглашается подробнейший доклад об ушедшем годе. Затем преподаватель одного из факультетов, признанный в докладе особо отличившимся, читает присутствующим первую лекцию – эдакий аналог «урока мира» в советской школе. Вести «урок мира» считается неслыханной честью: в 2005-м ее удостоилась одна дама, профессор медицины, которая говорила о «Прививках как о способе борьбы с инфекционными заболеваниями». Студенты, как вы догадываетесь, после оглашения темы потихоньку из зала расползлись, зато седовласые доктора всех наук слушали с живейшим участием.
Естественно, юные, семнадцати-восемнадцатилетние организмы первокурсников еще плохо приспособлены к долгим официальным мероприятиям. Им приятнее заниматься своими нехитрыми делами: греться в жарких солнечных сентябрьских лучах на лестнице филологического факультета, лениво листая увесистые томики расписания, пить пиво на улице Либрерос, где раньше, как явствует из названия, торговали больше книгами, чем напитками. Кто-то еще толпился у окошка секретариата: несмотря на всю ученость экзаменаторов, ряд работ они так и не успели проверить, соответственно, десятки абитуриентов в первый учебный день еще не знали своей участи. Тут уж не до «прививок»…
Завтра все изменится. Неудачники этого сезона разъедутся по домам, везунчики начнут потихоньку втягиваться в водоворот обычных саламанкских забот. Главная из них, конечно, поиск жилья. Самая распространенная здесь форма студенческого бытия – снимать вскладчину квартиру на несколько человек. Половина города живет на доходы от сдачи внаем жилья близ университетских корпусов. Средняя цена за комнату в такой «коммуналке» – 150 евро в месяц, что в пять-шесть раз дешевле, чем в «законном» общежитии. Выбор, как говорится, очевиден.
Впрочем, не пустеют и общаги – родители побогаче предпочитают, чтобы их неоперившиеся дочери и сыновья находились под постоянным надзором администрации, мало ли что. Правда, допускаются к проживанию в домах, принадлежащих университету, – за большие деньги – только те, кто хорошо учится. Эти «богатенькие ботаники» и заполняют все 520 мест в длинных узких строениях, которые, между прочим, до сих пор делятся на женские и мужские для поддержания иллюзии «нравственной чистоты» (опять-таки типично испанский «рудимент», замешанный на лукавстве, уважении к чужому личному пространству и безобидном ханжестве).
Как правило, почтенные отцы и матери каждый сентябрь сами наблюдают за вселением своих чад в храм знаний, после чего, успокоенные, уезжают, не подозревая, какое испытание ожидает новоселов уже через пару суток. Неофициальное посвящение в студенты по-саламанкски – это не шутки. Старшекурсники обходятся с салагами разве что чуть мягче армейских «дедов»…
...На Центральной площади большая группа девиц производила какие-то необыкновенно шумные ритуальные действия. Я протиснулась в середину, схватила одну из них за рукав и «потребовала объяснений». Девушке, видимо, давно не терпелось их кому-нибудь дать, потому что она очень обрадовалась и тут же возопила: «Всем построиться! Эта сеньорита – журналист, представьтесь по форме!» И, к моему удивлению, примерно половина девиц действительно встали во фрунт. По очереди, делая шаг вперед, каждая докладывала: я, нижайшая и глупейшая студентка имярек (следует факультет и прозвище), не смею ослушаться старшей, а если осмелюсь… – далее следует перечисление кар, которые присягающая призывает на свою голову в этом страшном случае. Вторая половина барышень – лет на пять повзрослее – со строгим видом наблюдали.
Забава называется «новатада» (от слова «novato» – новичок) и потешными клятвами не ограничивается: всю первую неделю учебного года «желторотых» интенсивно учат жизни. Самая невинная шалость – нарядить вчерашних школьников и школьниц как можно нелепее (обмотать пищевой пленкой, напялить нижнее белье поверх джинсов) и выгнать в какое-нибудь общественное место, где полно народу. Жаловаться, убегать, прятаться, сопротивляться – запрещается. На полном серьезе. Еще испытуемые должны знать гимн своего общежития, отзываться на присвоенную кличку и уметь, как было описано выше, представляться «по форме» любому прохожему. Потом ребят сгоняют в какую-нибудь просторную средневековую залу университета и устраивают «работорговлю»: «связками» по 3—4 человека «вручают» тому «старику», который изъявит желание их «приобрести». Правда, отдавая дань плодам просвещения и исконно кастильскому добродушному благородству, «слуг» и «служанок» всего-навсего заставляют раза два сбегать за пивом или попаясничать перед окнами женского общежития. Не более.
Традиция новатад, как вы уже догадались, имеет средневековые «плутовские» корни и произрастает из той самой стихии, которую известный всем филологам мира ученый Михаил Бахтин называл «народносмеховой культурой». В эпоху ее расцвета все было далеко не так безобидно: практиковались и денежные поборы, и показательные порки, и даже омерзительная невада (то есть «снегопад») – новичка ставили в круг и плевали в него до тех пор, пока он не становился похожим на снеговика. Случались «перегибы», и уже многими столетиями позднее ректорату и администрации общежитий пришлось даже официально запретить новатады. Взамен были предложены теплые и милые вечера знакомств за чашкой какао. Студенты вняли лишь отчасти: теперь они сначала пьют какао, а потом высыпают на улицы и принимаются за старое. Сентябрьская Саламанка, таким образом, представляет собой сплошной парад озорства и дуракаваляния. Сами испытуемые, кстати, совсем не против: на этом карнавале, по словам опрошенных, им легче перезнакомиться. И вообще там весело – чего еще надо?
«Товары» и цены
В современной Саламанке на 16 факультетах – изящных искусств, биологическом, аграрном, естественных наук, химии, социологии, юридическом, экономическом, педагогическом, фармацевтическом, филологическом, философском, историко-географическом, медицинском, психологическом, перевода и архивоведения, – а также в 10 университетских центрах можно получить 88 специальностей. Не считая основного города, университет «разбросан» еще по четырем: Авиле, Саморе, Бехару и Вильямайору. Общее количество студентов в 2004/05 учебном году составило 28 155 человек, аспирантов– 2 343. Год обучения здесь обходится в среднем от 500 до 800 евро, в зависимости от факультета. Действует общеконтинентальная система оплаты академических часов той или иной дисциплины. Курсы испанского языка, литературы и культуры работают круглый год, в широком почасовом диапазоне. Стоимость 50 академических часов – 395 евро, 250 часов (то есть три месяца) – 1 380 евро. Принимаются слушатели от 17 лет, возможна запись по Интернету. Жить во время обучения можно в официальных или частных общежитиях. Цена отдельной комнаты в университетском общежитии «Фрай Луис де Леон» с полным пансионом 626,65 евро в месяц. Гораздо дешевле снимать квартиру или комнату.
Мир полон варфоломеевцев – Модно ли быть лингвистом? – Парад иногородних – Что природой не дано, в Саламанке не получишь – Кто поет в туне?
Когда в 1401 году некий дон Диего де Анайа-и-Мальдонадо основывал саламанкский университетский колледж Святого Варфоломея, он, конечно, не подозревал, что его начинание будет иметь такой международный резонанс и войдет в пословицы. «Мир полон варфоломеевцев», – говорят испанцы, когда видят незаслуженное продвижение родственников и друзей начальства по службе, круговую поруку и блат.
Сам же Мальдонадо не имел в виду ничего подобного. Этот прогрессивный человек и меценат просто хотел поддержать способных, но неимущих молодых людей специальными стипендиями и подал, кстати, пример многим другим: вскоре подобные колледжи выросли по всей Испании.
Благотворитель так заботился о «своих» студентах, что не только добился для них права бесплатно посещать любые занятия всех факультетов, но и раскрыл перед ними двери уникальной профессорской библиотеки. Знания, накопленные европейской (и не только) цивилизацией к XV веку, были собраны там настолько полно, что в качестве современного аналога можно предложить лишь Интернет.
Неудивительно, что эксклюзивная подготовка «коллегиатов» достигла высочайшего уровня. Активно составляя друг другу протекцию, варфоломеевцы скоро оккупировали ключевые посты в светской и церковной администрации королевства. Как водится, демократическая политика распределения стипендий «по способностям, а не по чину», заданная основателем, уже забылась...
С тех пор утекло немало воды. Современной Испанией управляют выпускники самых разных вузов. Но в старом здании колледжа Сан-Бартоломе, дворце Анайи, по-прежнему «творятся великие дела». Здесь расположен самый знаменитый в знаменитом университете факультет – филологический.
На ступенях широкой лестницы дворца и на площади перед ним в любое время года и суток сидит, лежит, слоняется и шумит золотая молодежь страны. Ярко-красная майка с надписью «СССР» на одном из ее представителей не оставила меня равнодушной: обозначился повод вклиниться в подвижное людское сообщество. Подсев к носителю майки, я невинно спросила: «Ты не русский, случайно?» Абсурдный вопрос. Вся внешность собеседника говорила о том, что он не русский. «Сочувствующий», – остроумно высказался паренек и с живейшим участием выслушал мои азартные объяснения про журнал «Вокруг света», который выходит в стране, ему любезной. Тут же – на свист – прилетела многочисленная стайка его друзей, и мы отправились пить пиво в популярный бар филфака – «Caballerizas» (в переводе – «Конюшни»). «Зачем вам испанская филология? – допытывалась я. – Ведь неперспективно. И немодно». Конечно, это была провокация, учитывая, что вопрошавшая сама по образованию лингвист-испанист. Отреагировали мои новые знакомые так, как я и рассчитывала: «Да ты сама не знаешь, что говоришь! Да ты что! Очень модно – к нам со всего мира приезжают! За нами будущее, если хочешь знать…»
Действительно, приезжают. Но тут необходимо сделать отступление и некоторые моменты прояснить.
Отступление II
«Легенда о Саламанке» имеет широкое хождение еще и потому, что местный университет – единственный в королевстве – выдает официальный государственный диплом испанского языка как иностранного – D.E.L.E. (аналог американского TOEFL, английского IELTS и немецкого GDS). Иное дело, что для получения этого диплома совершенно не обязательно ехать в Испанию. Наоборот, практический учебный процесс здесь даже несколько затруднен, поскольку преподаватели по традиции строго охраняют секрет ежегодно составляемых ими экзаменационных заданий и не имеют права натаскивать соискателей. Тем не менее факт: университетские языковые курсы Саламанки, объявившие о первом наборе еще в 1929 году, остаются излюбленным местом изучения испанского. От студентов нет отбоя. Когда шла Гражданская война, на этих курсах, окрасившихся, как и весь университет, во франкистские цвета, занимались итальянские и немецкие офицеры. Полвека спустя, в 80-х, было объявлено, что численность испаноязычного населения планеты скоро перевалит за миллиард, и начался мощный «иберийский бум». Саламанка оказалась на высоте положения и справилась с внезапно утроившимся потоком желающих накоротке познакомиться с литературой, культурой и языком Сервантеса и Лорки. С тех пор в среднем более шести тысяч заграничных студентов (первое место по «поставкам» делят Греция и Бразилия) болтаются по городу, внедряя коммуникативную методику, усвоенную на занятиях, в жизнь. Шансы на успех, естественно, высоки. Многие женятся – и остаются…
С иностранцами вроде бы все ясно: их привлекает среда. Сложнее объяснить то обстоятельство, что в Саламанку съезжаются юноши и девушки со всех концов самой Испании. Ведь эта страна не похожа на Россию, где все дороги ведут в столицу, в «центр». Для жителя Пиренейского полуострова отечество – это главным образом дом, родная деревня и окрестности. Он прежде всего андалусиец, галисиец, кастилец, а уж только затем испанец. Архетип «малой родины» настолько прочно укоренен в национальном сознании, что охота к перемене мест совершенно нехарактерна даже для молодого поколения. В большинстве случаев вопрос «куда пойти учиться» тоже решается по территориальному признаку: чем ближе к семье – тем лучше. А тут – такой «парад иногородних». Что бы это значило?
А то, что «мы же не просто литературу любим. Саламанка – отличный университет… Всегда здесь что-то происходит… Люди разные – где еще встретишь русских журналистов?!» – так мотивировали свой выбор мои новые знакомые. «А как же программа? – продолжаю провоцировать я. – Она здесь тоже принципиально более высокого класса?» Тут уже отвечают уклончивей: все, мол, в порядке и с программой. Да и вообще, «мы же не мир менять готовимся, его и до нас много раз изменили. Университет помогает развиваться, а дальше все зависит от тебя. Знаешь такое выражение: «Quod natura non dat Salmantica non praestat» – «Что природой не дано, в Саламанке не получишь»?
Это глубокомысленное замечание как нельзя лучше иллюстрировало отношение ребят к учебному процессу – уже второе занятие они посвящали не лингвистике, а мне: «Ничего, что вы прогуливаете?» Смеются. Что ж, понятно.
«Вы и экзамены так сдаете? Что делаете, чтобы сдать?» – спрашиваю я, вспоминая, как ровно в 12 ночи высовывала открытую зачетку в форточку и заклинала: «Халява-халява, ловись!» «Что делаем? Учим, когда подожмет», – был ответ, стандартный для всех студентов на свете. Правда, один мальчик сказал: «А я молюсь», – и никто из его «циничных» товарищей, представьте, даже не улыбнулся…
Так мы, наверное, просидели бы до поздней ночи, но у меня встреча – ровно в пять под часами на Пласа-Майор, где как раз появляются живописно одетые в черные камзолы с цветными атласными перевязями и длинными плащами через плечо юноши. Тоже саламанкские студенты, но «особой породы». Аккомпанируя себе на разных инструментах, они рассыпаются по всему периметру Большой площади и поют народные и ненародные песни. Позже ряженая компания разделится на маленькие группки. Каждая найдет в университетском городке балкон с красивой девушкой по вкусу, и в ход пойдут уже серенады. Барышни в ответ похихикают, а потом достанут заблаговременно приготовленные ленты с вышитыми гладью приятными словами, вроде: «Я тебя люблю, а ты уходишь, сердце навсегда мое с тобою». Некоторые, возможно, даже отважатся преподнести их своим прекрасным хугларам (так в средневековой Испании звали исполнителей эпических рассказов и романсов), чтобы те прикололи их как талисманы на свои плащи в дополнение к таким же, уже заработанным под другими балконами.
Вам кажется, что речь идет о каком-то фольклорном представлении? Ничего подобного. Это современность и живая жизнь Саламанкского университета. Это действо называется «туна».
«Само слово tuna происходит от tunar – вести праздную жизнь, бродяжничать в поисках пропитания, – рассказывает бывший туно, а ныне теоретик-энтузиаст, собиратель студенческих историй и баек Роберто Мартинес-дель-Рио, с которым мы и встретились под часами. – Этот глагол выражал саму суть жизни средневекового студента, который в поте лица зарабатывал себе на хлеб и учебу, но как-то ухитрялся ни на вечер не забывать о вине, дамах и шалостях». Объединяясь в факультетские туны, сегодняшние питомцы Саламанки вывели традицию едва ли не на профессиональный уровень. Теперь они не только развлекают себя (и весь город), но колесят с гастролями, устраивают фестивали и даже ведут «пропаганду» среди чужаков. Например, японцы, которых очень много в «иностранном учебном легионе» университета, уже имеют свой аналогичный ансамбль. А что? Занятие весьма почтенное и серьезное. И мэр Саламанки, и, говорят, даже сам премьер-министр Хосе Луис Родригес Сапатеро студентами пели в туне.
Фома Аквинский и PR – Воинственный Мигель де Унамуно – Вопрос ректору – Испанский студент как идеальный глобалист
Достославное академическое сообщество Саламанки поддерживает и развивает решительно все освященные веками традиции, особенно усердно оно занимается этим с 1954 года, когда университет расправил крылья, получив обратно отнятое когда-то право присваивать степени самостоятельно – по решению своего Ученого совета. Сегодня, как и века назад, в Саламанке пишутся «виторы» в честь присвоения докторского звания Honoris Causa – правда, уже обыкновенной красной краской. Сама торжественная процедура с вручением символических кольца, книги и шапочки проводится всегда в день покровителя испанского университетского сообщества Святого Фомы Аквинского. Причем, как и в Средние века, на латыни. Те местные профессора, которые получили звание раньше, надевают совершенно римские с виду тоги факультетских цветов (такие же, как в первый день учебного года) и, сопровождаемые церемониймейстером, жезлоносцами и оркестром, обходят мемориальные аудитории старого здания.
Сохранение всех этих живописных ритуалов почитается в Саламанке очень важным, причем не только с символической точки зрения. В новую эпоху официозная сторона мифа служит лучшим пиаровским ходом: она привлекает прессу, иностранцев и потенциальных студентов действеннее любого рекламного ролика. Вообще, управленческое маневрирование всегда отлично удавалось университетской администрации, которой приходилось лавировать между самыми консервативными и самыми бунтарскими силами. Нередко ректоры принимали решения непростые и выходящие далеко за рамки собственно образования. Случалось, что на них ложилась ответственность за судьбу всего студенчества, всей Саламанки и – косвенным образом – всего испанского общества.
Отступление III
Имя дона Мигеля де Унамуно, ректора Саламанки, философа, литератора, политика, объявленного еще при жизни пророком, знакомо всем. «Когда я говорю вам о моей Испании, я говорю вам о Саламанке», – со свойственной ему афористичностью любил говорить он, имея в виду, естественно, что во вверенном ему учреждении сконцентрировано все лучшее, что способна дать нация. Лучшее надо защищать всеми доступными средствами. А лучший способ защиты – нападение. И дон Мигель постоянно атаковал своих идейных противников – и церковь, и социалистов, и короля, и диктатора Примо де Риверу, которого называл «зубодером». В конце концов ученый муж был «сослан» на Канары. Вслед за ним ушли лучшие профессора, однако оставшихся это не смутило, и они всего через несколько месяцев присвоили звание почетного доктора как раз «зубодеру». На одной из стен появился соответствующий витор…
Впоследствии, после смены режима, Унамуно триумфально вернулся в Саламанку и вновь занял свое кресло. Он постарел, но пыла у него не убавилось – демократическая республика 30-х годов получила от ректора на орехи. А когда пришли франкисты, он и им бросил: «Победите, но не убедите». Случился скандал, после которого жена самого Франко проводила профессора домой – в Ректорский дом, где он и умер через три месяца, 31 декабря 1936 года.
Итак, первая и главная традиция саламанкской власти – независимость. Отказ подстраиваться под конъюнктуру. Даже ригоризм. Способность выдерживать, не сгибаясь, бремя векового авторитета.
Нынешний «хозяин» университета преподает не древнегреческий, а весьма практическое и трезвое ремесло врача, но вышеперечисленными «стандартами» не тяготится: «Мне они, скорее, помогают. Я ведь, смею сказать, тоже не из трусливых», – заявляет доброжелательный и прямо-таки светящийся оптимизмом дон Энрике Баттанер Ариас, Его Сиятельство Великолепный Ректор (именно так – по протоколу).
С Его Сиятельством мы беседовали о проблемах великого, но небольшого по масштабу провинциального университета, о сложностях, свалившихся на его голову после вхождения в общеевропейскую систему высшего образования, о том, насколько хорошо его выпускники подготовлены к новой жизни… О разных частных университетских делах и хитростях, известных сеньору Баттанеру досконально: он сам и трое его детей окончили Саламанку.
Главное, что мне хотелось узнать (этот вопрос я часто и самой себе задаю): изменились ли нынче молодые люди? «Изменились условия. Вот, скажем, когда я учился, в университете было четыре тысячи студентов и четыре факультета – совсем как в Средние века. Сейчас же факультетов во много раз больше, и обучается на них 30 000 человек. Кроме того, я учился при диктатуре, а теперь для юношества франкизм – это уже палеолит. Сегодняшний студент аполитичен, но космополитичен, открыт миру и готов к любым контактам. Я со стороны наблюдаю за своими питомцами и прихожу к выводу: при всей этой почти чудаческой приверженности традициям, при готовности жить внешне жизнью XVI века, при некоторой даже нашей испанской лени они – готовые глобалисты… Знаете, зачем им сегодня все эти исторические забавы и игры? Я думаю, они хотят другим себя показать. В широком смысле – когда человек приходит в большую незнакомую компанию, ему ведь необходимо обратить на себя внимание, чтобы потом быть полноправным, уважаемым членом этой компании. Так и Испания. Так и Саламанка. Так и наши студенты – бессознательно готовятся поразить своим ярким своеобразием единый мир, в котором им предстоит жить. А в душе-то они подготовлены к нему и себя от него не отделяют… Что ж, пусть так и идет. Пусть они используют Саламанку в качестве и «театральной школы» тоже. Пусть играют в архаизм, лишь бы было, где играть. А то вот мне недавно урезали государственное финансирование до 60% нашего общего бюджета. Остальные должен найти я сам…»
Надеюсь, найдет. Не знаю, насколько ректор деловит, но человек он мудрый и проницательный. Впрочем, Саламанка выживала 800 лет, выживет и теперь. Я уверена.
Вместо эпилога: саламанская невеста
В пятницу многие студенты разъезжаются до понедельника по домам, и на улицах становится потише. В воздухе висит предчувствие выходных. Мы с Андреем в последний раз шли в университет – попрощаться и подарить кому следует слегка помятые от частых демонстраций журналы. Пятачок перед входом в старое здание имел чрезвычайно нарядный вид благодаря группе празднично одетых граждан с цветами, которые ждали невесту. В университетской церкви, той самой, где служат торжественные мессы в честь важных событий академической жизни, имеют право венчаться только те, кто непосредственно связан с университетом. Сегодня оба брачующихся – молодые преподаватели. Мы пристроились к гостям без малейшего стеснения – за эти семь дней экспедиция «Вокруг света» вполне успела проникнуться духом всеобщего единства. Наконец приехала в эффектной красной машине без пяти минут законная супруга – о да, ведь я ее знаю. На днях видела в пресс-службе. Мы поболтали. Вчера эта миловидная и очень трезво мыслящая девушка все прикидывала, сколько часов лучше взять в этом семестре, чтобы сбалансировать трудозатраты с жалованьем. Сколько лет хорошо бы проработать в Саламанке, чтобы потом уехать в какой-нибудь другой академический центр, не такой «церемонный» и побогаче…
Куда же ее трезвомыслие подевалось сегодня? У ворот храма – Дульсинея Тобосская в роскошных одеждах. Триумф Золушки. И такое возвышенное выражение лица. Такое идеальное соответствие пышным декорациям. Конечно, я понимаю, свадьба – для каждого большое событие, но такое перевоплощение…
Вышел из ректората, с улыбкой помахивая портфелем, сеньор Баттанер. Узнал нас в толпе, помахал на прощанье: «Вы там напишите, что, хотя мы и «старики», нафталином тут не покрываемся. Стараемся приносить пользу, а не только публику развлекать». Пишу.
Фото Андрея Семашко
Анна Папченко
