Текст книги "Журнал «Вокруг Света» №02 за 2006 год"
Автор книги: Вокруг Света Журнал
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц)
Чем ближе к поселку, тем глубже тундра раскопана драгами – конструкциями для разработки полезных ископаемых. Искусственные темно-серые горы песка и гальки сменяют за окном плавные тундровые сопки: мой любимый пейзаж тает на глазах, но что поделаешь? Прекратить терзать себя и землю в поисках золота – выше человеческих сил. Уже слышен шум тяжелой техники. Вот и люди. Они сосредоточенно сшивают металл сварочным аппаратом. Мужики на секунду отвлекаются и смотрят на нас. Наверное, они думают: «И чего уставились?..»
Они работают никак не меньше 12 часов в сутки, без выходных, старым вахтовым методом: полгода здесь – полгода на материке. Женщин мало: две поварихи, трое – за шлифовальными столами, щеткой собирают золотые крупинки. Еще одна девушка заседает в так называемой бухгалтерии, где взвешивают драгоценный песок и самородки. Мне дали подержать таз для стирки белья, полный самородков, и вот я думаю: «Неужели за этими тусклыми камушками люди идут на край света, обманывают, воруют, убивают?» А в другом полушарии мозга неожиданно возникла мысль: «Хоть бы кусочек взять на память». Но везде камеры – опасно. Представляю себе заголовки криминальной хроники: «Итальянка похищает золото на Чукотке». Ладно, обойдусь без сувенира.
Куда уходят чукчи? – Северная территория сосуществования – Фантом национального вопроса
Все это, конечно, очень интересно, но я уже несколько дней на Чукотке и везде вижу только русских – местных и приезжих, в магазинах и на приисках, на охоте и дома. Где же чукчи? Где эскимосы? Их надо искать, хотя они никуда не «уходили». Конечно же, нет их в городах, основанных «колонизаторами», которые изо всех сил стараются построить себе быт, хоть немного похожий на тот, что оставлен в родных землях. Туземцы остаются в тундре, в своих маленьких прибрежных селениях, где годами, веками, тысячелетиями они жили и продолжают жить, придерживаясь старых обычаев, несмотря на постоянное соприкосновение с переселенцами.
Подданные русского царя появились здесь в середине XVII века. Цели у них были всякие: найти для государя новые земли, собрать с местного населения ясак (тогда так называли нечто среднее между данью и натуральным налогом), составить карты и торговать.
Именно «бартер» положил начало влиянию Запада на местные народы. Заезжие купцы предлагали табак, чай, сахар, водку, железные и медные бытовые приборы. А предкам читателей «Вокруг света» доставались пушнина, шкуры, моржовый клык и оленина.
С тех пор попытки освоения Чукотки с переменным успехом продолжаются по сей день. В своей основе и сегодня они имеют экономические цели: добыча полезных ископаемых – золота, серебра, платины, нефти.
Число некоренных жителей – около 36 000 человек (по данным на июнь 2005 года) – давно уже превысило число коренных, из которых чукчей около 12 000, эскимосов – меньше 1 500, а остальные – эвены, коряки, юкагиры, чуванцы и другие. Цивилизация, видимо, из-за крайней удаленности Чукотки даже по сравнению с Якутией или краем хантов, здесь плохо приживается и не прорастает сквозь толщу традиций. Главными занятиями остаются по-прежнему оленеводство и морская охота – на моржей и китов. Местным аборигенам она официально разрешена. Так же, как в прошлом, оленеводы кочуют, а в прибрежных селах зверобои живут оседло. Первые ставят посреди тундры яранги, или переносные палатки из шкур, вторые «орудуют» гарпунами. Безусловно, некоторые изменения в образе жизни местного населения произошли: зимой дети кочевников в принудительном порядке, на вертолетах, развозятся по интернатам для обучения, женщинам запрещено рожать в тундре; охотники помимо гарпунов пользуются карабинами и ходят в море, в основном на моторных вельботах, а не на байдарах из моржовых шкур.
Почему же все-таки так многое сохранилось из старого? Мне на ум приходят две причины. С одной стороны, быт, выработанный населением в древности, настолько хорошо сочетается с суровыми северными условиями, что его незачем менять на «экспортный». С другой стороны, во все века приезжие смотрели на Чукотку только с утилитарной точки зрения и занимались освоением территории для своих собственных нужд: изучать, добывать, торговать, защищать границу государства.
Коренные жители Чукотки русским в их деятельности, в общем, совсем не препятствовали. И русские мало вмешивались в их жизнь. И те, и другие на Чукотке мирно сосуществуют и сегодня. Иногда помогают друг другу. Национального вопроса здесь нет...
Утилизация по-чукотски – В яранге – Перестройка в краю кочевников – Одна история про северных зверей – Оленеводческий пи-боттл, Или как важно знать закон о сообщающихся сосудах – Политические уроки в тундре
Середина февраля, на улице минус 50. Полярная ночь подходит к концу, глухая навязчивая темень уступает место застенчивому солнцу: оно держится на небосводе всего несколько часов.
Оленеводы выходят на мороз «проинспектировать» стадо, наколоть дров, починить полозья старых деревянных нарт, съездить на речку за плавником (очень хорошо, кстати, что в тундре построили новую линию электропередач, теперь можно собирать для костра поваленные деревянные столбы старой). Женщины остаются в палатках у очагов.
На печке, которая помещается в середине жилища, стоит древняя черная кастрюля. В ней почти уже сварились огромные куски оленьего мяса прямо на ребрах. Готова и горячая заварка, можно ставить чайник – трудно представить себе, опять же, сколько ему лет или веков.
В жилище тепло, хоть дрова и принято экономить. Можно снять тяжелую верхнюю одежду и спокойно сидеть на оленьей шкуре в блузке, поджав ноги. Света совсем мало. «Кукольного» размера форточка, вырезанная высоко в «стене», около дымового отверстия, почти не пропускает света (его, кстати, мало и снаружи). На низком самодельном столике горит, правда, еще свечной огарок, и можно разглядеть чашки самого разного происхождения, словно в каком-нибудь музее посуды: керамические, глиняные, а также граненые стаканы – и все с отколотыми краями или ручками. Банка из-под тушенки используется как сахарница.
Все сидят, едят руками, аккуратно очищая кости от мяса. И молчат, несмотря на величину компании: пять взрослых и двое детей (даже они – не пискнут). То ли слишком вкусная пища, то ли слишком пустые еще желудки. А может быть, все уже давно сказано.
Пришлось начинать самой – с Андрея-бригадира. На мои вопросы он отвечает охотно и красноречиво на ломаном русском языке. Беседа завязывается. Анкетные данные: родился в тундре, окончил в Певеке два класса. С тех пор работает сначала рядовым пастухом, потом бригадиром.
Андрей вспоминает, как много оленеводов разбежалось при перестройке, спасаясь от голода. Кто-то стал рыбачить в прибрежных поселках, а кто-то остался в тундре и от безысходности продавал, съедал или пропивал целые стада. Сейчас приходится выправлять все это и работать больше, чем раньше. Андрей уверен в своей философии: «Я всем говорю, особенно молодым, держитесь! На рыбе долго не проживете. Все равно какой-нибудь хороший руководитель придет во власть, и тогда все будет хорошо. Самое главное – сохранять стада, чтобы было, что потом кушать».
Естественно, рост стада зависит не только от умелого попечения пастухов. Летом бедствие – овод, зимой – волки. А еще – откол: дикие олени «зовут» домашних на вольную жизнь – и многие убегают. К тому же летом олени ищут грибы, которые для них – лучшее лакомство.
Ампул с вакциной от овода в последние годы завозят на вертолетах в достаточном количестве. Волков кочевники бьют с «буранов». Но объявилась новая беда: «Одичавших собак много стало. Русские их оставляли в брошенных поселках, на приисках… Они объединились в стаи и научились выживать, питаясь зайцами и «наезжая» на оленьи стада. Эти дикие собаки совсем бесстрашные, человека знают и не боятся...» – жаловались оленеводы.
Оставляем «проблемные» разговоры... Все в палатке смеются, слушая рассказ Андрея о драке между волками и росомахой: «Эти зверюги – как цыгане, воруют все и везде. И они сильнее волка! Однажды я видел, как три волка загнали оленя и убили его. Вслед за ними выскакивает росомаха. Она – одна! – кидается навстречу волкам, выгибая спину, как японский джудоист. У нее мышцы, как у Шварценеггера. И эти три волка, напуганные, убежали. Потом сидели и смотрели издалека, как росомаха ела их добычу».
Или еще смешнее: авторский рассказ бригадира о «чукотском пи-боттл». Спровоцировала его я сама, объяснив Андрею, к слову, что такое актуальное изобретение, как pee-bottle, позволяет путешественникам справлять малую нужду, не покидая палатки. Тот встрепенулся: «О! Я о нем знаю. Один шмидтовский чукча из второй бригады, Саша зовут, тоже соорудил пи-боттл. Холодно было, за пятьдесят. Как выходить? А надо. Берет воронку, присоединяет к шлангу, а другой конец шланга – на улицу. Доволен. Думает: какой я умный, теперь можно «сделать маленькое дело», не выходя из чоттагина. Но однажды другой человек проходит мимо палатки и видит, что из шланга вытекает вода. Что и откуда – непонятно. Поднял шланг. Все кончилось тем, что вся жидкость вернулась обратно в Сашины меховые штаны». Для тех, кто несведущ в физике, напомню про закон о сообщающихся сосудах. Рассказчик с радостью присоединился к общему хохоту, вызванному его историей. Лицо у него морщинистое, а зубы – белоснежные: интересно, сколько все же ему лет? По-моему, никак не больше пятидесяти. Впрочем, вы наверняка замечали, как трудно определить возраст людей другой расы. Вероятно, поэтому и сама я из года в год слышу на Чукотке два неизменных вопроса: бывает ли в Италии снег и сколько мне лет…
Шесть часов вечера – время новостей. Бригадир включает коротковолновое радио и устанавливает тем самым единственную информационную связь с большим миром. Все, шумно глотая горячий чай, внимательно слушают, а потом, к моему удивлению, вступают в оживленную дискуссию о международных проблемах – от войны в Ираке и палестино-израильского конфликта до ошибочных действий Путина и даже, представьте, Германа Грефа. Откуда, скажите мне, известны все эти подробности людям, раз в год посещающим соседний поселок и полчаса в день слушающим радио? Как они все это запоминают? Думаю, дело обстоит так. Мы, мучаясь от избытка информации, научились фильтровать ее, пропускать мимо ушей, автоматически забывать все это, чтобы разгрузить мозг. Чукчи же, напротив, инстинктивно желают насытить его. Слушают все подряд, последовательно разбирают услышанное, тщательно взвешивают и запоминают на долгое время, которое, в свою очередь, мерится пространством. Особенно это ощущаешь здесь, в тундре. Вот и писатель Олег Куваев примерно о том же: «Кьяе думал о времени. Когда он думал о веренице прожитых лет, о том времени, когда не было еще самого Кьяе… но был народ Кьяе, он всегда представлял себе вереницу холмов в тундре. Холмы в аналогии Кьяе были событиями, которые, в сущности, составляют Время. Без событий нет Времени – это Кьяе знал твердо… Холмы составляют тундру. Тундру можно сравнить с жизнью, с безбрежным ее пространством. Такова была схема жизни, пространства и времени, выработанная пастухом Кьяе, и она вполне устраивала его. Одни холмы затеняют другие, из-за ближних не видно дальних холмов, точно так же обстоит дело с событиями. И между холмами существуют закрытые отовсюду низины, а вовсе дальние холмы исчезают в воздухе, как теряется, слабеет и тонет дальняя память!»
…Печка уже почти не горит, и хозяйка, судя по всему, больше не будет подбрасывать дров. В чоттагине заметно и быстро холодает, хозяевам пора всей семьей укрываться за внутренним пологом. А гостям, увы, благодарить за чай, угощение и возвращаться в свою неотапливаемую палатку. Отряхиваюсь от последних оленьих волосков, которые имеют свойство прилипать повсюду, словно шерсть колли после линьки, укутываюсь в толстенный пуховик. Непросто, между прочим, если нет привычки, вылезти из оленеводческой палатки. Кажется: поднял полог-дверь из грубо выделанных шкур, слегка нагнулся и вот – на «свободе». Для чукчей это, конечно, так и есть, но для меня – целая эпопея: падаю под тяжестью собственной одежды и неподъемного полога.
Пока мы общались, совсем похолодало, хотя термометр, привязанный к деревянному столбику, показывает минус 33°C – он явно сломан. После недельного пребывания в зимней тундре можно легко определить температуру с точностью до градуса по скорости замерзания кончика носа: сейчас определенно ниже пятидесяти. Тундра гудит в своей тишине. Бесконечный ряд сопок под снегом, утрамбованным ветрами, блестит в лунном свете.
От зимы до незимы – Охота пуще неволи – Преступление и ненаказание – Немного сентиментальности – Люди, как киты
Весна, лето и осень, вместе взятые, занимают на Чукотке всего 4 месяца (чуть дольше в южных районах округа, где арктический пейзаж переходит в лесотундру и в лиственную тайгу). Межсезонье – самое живописное время. Первые растения нового года прорезаются сквозь тающий лед, или, наоборот, увядающая флора «желтеет», а воздух отсвечивает красной краской поздних ягод. Плоды тундры: голубика, морошка, шикша, брусника, кедровый стланик, багульник и множество разных лечебных трав – после сбора поступают в рацион всех обитателей полуострова: и кочевых, и приморских, и приезжих. Но все это, разумеется, «пищевые добавки». Кочевники едят в основном оленье мясо, а для береговых жителей первым блюдом рациона является мясо морских животных.
От Певека на восток лежат одно за другим прибрежные села: Нешкан, Энурмино, Инчоун и у самого предела российского государства, возле мыса Дежнева, Уэлен. Последний гордится своей косторезной мастерской, потомственные художники которой прославились по обе стороны Берингова пролива.
В прибрежных поселках все охотятся: зимой и весной селяне бьют нерпу на припайном льду или в полыньях, летом и осенью – моржей и гигантских китов в открытом море. Бывает, по старой традиции, охотники выставляют свою добычу на берег, и она отдается всему поселку. Любой житель может взять столько мяса, сколько нужно, чтобы накормить семью.
К сожалению, непомерные промышленные запросы еще в советское время нарушили естественный баланс возможностей и потребностей, и чтобы избежать полного уничтожения целых видов морских животных, была введена система квот: каждому поселку в зависимости от численности населения разрешено бить лишь определенное количество зверя.
Но случается и так, что установленные ограничения не соблюдаются даже тамошними органами надзора. Мне лично пришлось присутствовать при незаконной охоте на моржа, подготовленной с помощью местной рыбоохраны для двух богатых москвичей – искателей острых ощущений и трофеев-клыков.
Из поселка Эгвекинот (на берегу залива Креста в Беринговом море) наша группа на моторной лодке «выдвинулась» к косе Меечкын, где расположено крупное лежбище морских гигантов. Попасть туда легальным образом – непросто. Это заповедная, строго охраняемая территория, для посещения которой требуется специальное разрешение. Еще задолго до отъезда из Москвы мы запросили его и прошли всю цепочку инстанций: Петропавловск-Камчатский – Анадырь – Эгвекинот.
В последний момент перед отплытием к причалу подбежал запыхавшийся представитель рыбоохраны: «Мне с вами по закону положено. Чтобы проверить, уважаете ли вы правила заповедника. Не жжете ли костры, не кормите ли моржей, не шумите ли? А то ведь они могут уйти и больше никогда не вернуться в будущем. Нарушится тончайшая экосистема…» Вроде бы резонно, но тут за спиной инспектора обнаружились еще двое молодых людей, явно не местных жителей.
Страж экологического порядка пустился в невнятные объяснения: «Это со мной… С нами. Беспокоить вас не будут. У них – совершенно другая программа». Ясное дело – другая, и присовокупить ее к безобидной и десять раз проверенной фотосъемочной группе очень удобно и безопасно. Замечательная идея, рожденная, я подозреваю, за хорошие деньги…
Вдоль побережья, около поселков, бывает, спотыкаешься об останки разделанных морских животных, о сломанные пожелтевшие клыки моржей. Однажды я набрела сразу на две моржовые головы с бивнями и без туловища. Глаза у них были закрыты, казалось, что головы живы и только заснули. И уж совсем тяжкое зрелище – присутствовать на пиршестве при разделывании кита. Для человека нездешнего оно становится сильным испытанием, даже если умом понимаешь, что эта процедура жизненно необходима для селян. Если у прибрежных жителей отнять морскую охоту, то они не только потеряют важный источник пищи – исчезнет и смысл их существования.
А вдруг эскимосская легенда о родстве китов и людей в далеком прошлом правдива? Она гласит, что одна женщина из поселка Нунак в стародавние времена родила китенка. А Юрий Рытхэу в рассказе «Когда киты уходят» пишет о девушке Нау, которая полюбила морского великана Рэу. Он превращается в красивого парня, они вместе живут и у них рождаются китята. Девушка Нау «никогда не смотрела на себя со стороны и не задумывалась, чем отличается от жителей земных нор, от гнездящихся в скалах, от ползающих в траве». И она чувствовала себя «одновременно упругим ветром, зеленой травой и мокрой галькой, высоким облаком и синим бездонным небом».
Стефания Дзени
Петроглифы Пегтымеля
В июле—августе 2005 года на Чукотке работала Первая российско-итальянская полярная археологическая экспедиция, целью которой было изучение известных рисунков на скалах в районе реки Пегтымель. Это – единственное в азиатской части России местонахождение наскального искусства, расположенное за Полярным кругом.
Примерно в 50 км от Восточно-Сибирского моря вдоль правого берега упомянутой реки больше чем на километр протянулся Кайкуульский обрыв. В высоту он достигает 30 м. С обращенных к воде отвесных «холстов», из-под козырьков и расщелин мастерски выгравированные или выбитые в горной породе изображения сквозь тысячелетия глядят на окружающий мир.
Случайно обнаруженные в 1965 году геологом Николаем Саморуковым петроглифы стали широко известны благодаря работам археолога Н.Н. Дикова. В 1967—1968 годах экспедиция под его началом «зафиксировала» 103 группы рисунков, а также изучила стоянки, самые древние из которых относятся к концу каменного века. Вскоре в СССР и США в свет вышел труд Н.Н. Дикова под названием «Наскальные загадки древней Чукотки. Петроглифы Пегтымеля».
И хотя могло показаться, что о петроглифах Пегтымеля известно более или менее все, сам исследователь, снова посетив Кайкуульский обрыв в 1986 году, обнаружил еще несколько «пропущенных» им ранее древних «шедевров».
Наша экспедиция была немногочисленной: за один месяц семь человек выявили и составили электронную документацию более чем на 270 петроглифических групп и композиций. Работая без выходных, команда осуществила сквозное прочесывание скал и составила полную базу каталожных данных по Кайкуульскому обрыву, дополнив ее многочисленными фотографиями.
А главное – пегтымельские изображения теперь разделились по стилистическим группам и сюжетам. Огромный массив ежедневно получаемых данных корректировался при помощи нескольких мощных компьютеров, питающихся от переносной электростанции. Были обнаружены и совершенно новые объекты на камнях, находящихся ныне под водой или же скрытых под слоем грунта. В центре одного из них – единственный пока в своем роде профиль «отмеченного» оленя, на его крупе имеется символ в виде круга с точкой. В евразийской мифологической традиции подобными знаками маркировали посвящаемых богам животных. Форма камня, на грани которого расположена эта группа, очень своеобразна.
Возможно, этот камень служил непосредственно для жертвоприношений. Другой интересный осколок скальной породы мы обнаружили выше по склону. Его также практически полностью скрывали осыпь, мох и кустарник. Расчистив камень, участники экспедиции «опознали» на нем изображение конструкции, отдаленно напоминающей жилище. Под самим же объектом лежал настоящий рог северного оленя, возможно, именно им и был выбит рисунок.
Одной из задач экспедиции было скопировать наскальные сюжеты и сохранить копии. Помимо прорисовки на прозрачный материал и «эстампажей», передающих фактуру скальной поверхности, мы изготовили копии-матрицы самых интересных камней, которые позволяют в деталях проследить технику нанесения петроглифов и изготовлять – для выставок – отливки, в мельчайших подробностях воспроизводящие особенности оригинала. Ведь до самого этого оригинала мало кто доберется даже из специалистов. Да и утрачен он может быть в любой момент, тем более что нынешнее состояние Пегтымельского массива, вообще, вызывает беспокойство: камни с изображениями часто обваливаются, интенсивно зарастают лишайником и мхом (а под ними разрушается слой патины – природного консерванта поверхностей).
В последние дни нашей экспедиции мы отправились на поиски возможной сенсации – неких абсолютно новых, неизвестных науке следов первобытного творчества, и исследовали правый берег до самого моря, но, увы, безрезультатно. Местные жители, правда, упорно утверждают, что такие изображения встречаются, но сведения их расплывчаты и противоречивы – никак не удается воспользоваться ими с пользой для дела. Впрочем, команда не теряет надежды и на будущий год обязательно опять вернется на Чукотку.
Екатерина Девлет, Стефания Дзени Экспедиция «Петроглифы Пегтымеля» состоялась при поддержке журнала «Вокруг света», Клуба «Приключение» Дмитрия и Матвея Шпаро, а также Института археологии РАН. Участники экспедиции выражают благодарность авиакомпании «Кавказские Минеральные Воды» и властям Чукотского автономного округа.
