Текст книги "Журнал «Вокруг Света» №02 за 2006 год"
Автор книги: Вокруг Света Журнал
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)
Ледяные сателлиты Солнца
Многовековой поиск границ Солнечной системы уже неоднократно перекраивал стройную картину мироздания, заставляя ученых предлагать все новые гипотезы относительно того, почему у Солнца так много спутников и планет. Сначала астрономы обнаружили, что помимо крупных планет в Солнечной системе есть тысячи мелких космических тел. Они образуют пояс астероидов, расположенный внутри орбиты Юпитера. 3атем были открыты Плутон, Седна, Орк, Кваоар, Варуна и множество других объектов, обращающихся вокруг Солнца на расстояниях, в десятки и сотни раз больших чем Юпитер. Так называемый пояс Койпера, в котором находятся упомянутые выше небесные тела, обнаруженный в конце XX века, разрушил сложившуюся систему взглядов, в результате ряд астрономов предложили даже лишить Плутон статуса планеты.
Три вида планет
Великое планетографическое открытие – обнаружение внешнего пояса астероидов, расположенного за орбитой Нептуна, – существенно изменило представление о Солнечной системе. В масштабах нашей планеты такому событию соответствовало бы открытие неизвестного ранее материка. Возник новый взгляд на структуру планетной системы, которая до этого представлялась не вполне стройной, поскольку в ней имелась «странная» планета – самая дальняя, девятая по счету от Солнца, – Плутон. Она не вписывалась в закономерное чередование восьми предыдущих планет. Четыре ближайшие к Солнцу планеты (Меркурий, Венера, Земля и Марс) относятся к так называемому земному типу – они сравнительно небольшие, но «тяжелые», сложены преимущественно из каменных пород, а у некоторых имеется даже железное ядро. Следующие четыре планеты (Юпитер, Сатурн, Уран и Нептун) называются планетами-гигантами – они очень большие, в несколько раз крупнее Земли, и «легкие», состоящие главным образом из газов. Еще дальше находится Плутон, не похожий на планеты первой и второй групп. Он существенно меньше Луны и состоит преимущественно изо льда (см. «ВС», январь 2006). Отличается Плутон и характером движения: если первые восемь планет перемещаются вокруг Солнца по почти круговым орбитам, расположенным в одной плоскости, то у этой планеты орбита очень вытянутая и сильно наклонена.
Так и был бы Плутон «изгоем» Солнечной системы, если бы в последние пять лет ему не подобралась достойная компания: совершенно новый, третий, тип планетных тел – ледяные планетоиды. В результате он стал всего лишь одним из объектов внешнего пояса астероидов. Таким образом, внутренний, или главный, пояс астероидов, расположенный между Марсом и Юпитером, перестал быть уникальным образованием и у него появился «ледяной брат», так называемый пояс Койпера. Такая структура Солнечной системы неплохо согласуется с современными представлениями о формировании планет из протопланетного облака вещества. В наиболее жаркой области близ Солнца остались тугоплавкие материалы – металлы и каменные породы, из которых образовались планеты земного типа. Газы улетучились в более прохладную, удаленную область, где и сконденсировались в планеты-гиганты. Часть газов, которые оказались на самом краю, в наиболее холодной области, превратилась в лед, сформировав множество крошечных планетоидов, поскольку вещества на окраине протопланетного облака оказалось мало. Кроме планет из этого облака образовались кометы, чьи траектории пронизывают все три области, а также спутники, обращающиеся вокруг планет, космическая пыль и мелкие камни – обломки астероидов, бороздящие безвоздушное пространство и иногда падающие на Землю в виде метеоритов.
Ледяной пояс
В 1930 году, когда открыли Плутон, границей Солнечной системы стали считать орбиту этой планеты, поскольку за ее пределы улетают лишь бродяги-кометы. Полагали, что Плутон несет свою пограничную службу в полном одиночестве. Так думали до 1992 года, когда за орбитой Плутона, но не слишком далеко от нее, обнаружили астероид 1992 QB1. Это событие стало началом последующих открытий. Создание новых мощных телескопов на Земле и запуск нескольких космических способствовали выявлению на окраинах Солнечной системы множества малых объектов, которые ранее не удавалось рассмотреть. «Ударной пятилеткой» стал период с 1999 по 2003 год, в течение которого было обнаружено около 800 неизвестных ранее астероидов. Стало очевидно, что у Плутона имеется огромная семья, состоящая из тысяч небольших небесных тел.
Внешний пояс астероидов, находящийся за орбитой Нептуна, чаще всего называют поясом Койпера в честь американского астронома Джерарда Койпера (Gerard Peter Kuiper, 1905—1973), занимавшегося исследованием Луны и планет Солнечной системы. Однако присвоение его имени внешнему поясу астероидов выглядит весьма странно. Дело в том, что Койпер как раз считал, что все малые планеты, если таковые когда-либо находились вблизи орбиты Плутона, должны были сместиться в очень отдаленные области, а пространство, непосредственно прилегающее к Плутону, – свободно от космических тел. Что же касается предположения о существовании за орбитой Нептуна многочисленных малых ледяных астероидов (неразличимых в телескопы того времени), то его неоднократно высказывали с 1930 по 1980 год другие астрономы – американцы Леонард и Уиппл, ирландец Эджуорт, уругваец Фернандес. Тем не менее к этому поясу астероидов каким-то образом прочно «приклеилось» имя Койпера, который отрицал саму возможность его существования. Международный астрономический союз рекомендует называть астероиды внешнего пояса просто транснептуновыми объектами, то есть расположенными за орбитой восьмой планеты – Нептуна. Такое обозначение соответствует географии Солнечной системы и никак не связано с какими-либо научными гипотезами прошлых лет.
Койперовские обитатели
Сейчас известно около 1 000 астероидов пояса Койпера, большинство из которых имеет в поперечнике несколько сотен километров, а у десяти крупнейших диаметр превышает 1 000 км. Тем не менее общая масса этих тел невелика – если «слепить» из них один шар, то он по объему будет равен 2/3 Луны. Вокруг 14 астероидов вращаются небольшие спутники. Предполагают, что всего в поясе Койпера имеется около 500 тысяч астероидов размером более 30 км. По площади пояс Койпера в полтора раза превышает ту часть Солнечной системы, вокруг которой он расположен, то есть ограниченную орбитой Нептуна. Пока неизвестно, из чего состоят астероиды в поясе Койпера, но ясно, что в их строении главную роль должны играть льды различного вида (водный, азотный, метановый, аммиачный, метаноловый – спиртовой, углекислый – «сухой лед» и др.), поскольку температура в этой чрезвычайно удаленной от Солнца области очень низкая. В таком природном «морозильнике» могло сохраниться в неизмененном виде то вещество, из которого в далеком прошлом формировались планеты Солнечной системы.
Более 90% новых объектов движутся по почти круговым «классическим» орбитам, расположенным на расстояниях от 30 до 50 астрономических единиц от Солнца. Многие из орбит сильно наклонены к плоскости Солнечной системы, у 20 астероидов наклон превышает 40°, а у некоторых доходит даже до 90°. Поэтому очертания пояса Койпера имеют вид толстого бублика, в пределах которого движутся тысячи небольших небесных тел. Внешняя граница пояса на расстоянии 47 а. е. от Солнца выражена очень резко, поэтому возникло предположение о наличии там довольно крупного планетного объекта, возможно, даже размером с Марс (то есть вдвое меньше Земли), чье гравитационное воздействие не позволяет астероидам «разбредаться». Сейчас ведутся поиски этой гипотетической планеты. Однако внешняя граница пояса не служит непреодолимым барьером, и 43 астероида (4% от известного их количества) уходят за ее пределы в область практически абсолютного холода и тьмы, следуя по сильно вытянутым орбитам, простирающимся на расстояния более 100 астрономических единиц (15 млрд. км) от Солнца.
Год за годом представление о роли Плутона в Солнечной системе изменялось, и теперь его рассматривают как предводителя ледяных планет-карликов пояса Койпера. Группу из двух сотен астероидов, у которых и расположение орбит, и скорости движения практически совпадают с такими же характеристиками Плутона, даже выделили в особое семейство, названное «плутинос», то есть «плутончики».
Внешний край пояса Койпера, резко очерченный на расстоянии 47 а.е. от Солнца, вполне бы мог называться новой границей Солнечной системы. Однако некоторые из ледяных астероидов удаляются и за этот предел. Кроме того, вокруг Солнца есть магнитное поле, простирающееся примерно до 100 а. е. Эта область называется гелиосферой – сферой магнитного поля Солнца.
Планета-карлик или астероид-гигант?
Начиная с 1992 года количество астероидов, обнаруженных на окраине Солнечной системы, возрастало и постепенно становилось все яснее, что Плутон – это не самостоятельная планета, а лишь наиболее крупный представитель внешнего астероидного пояса. Гром грянул в 1999 году, когда было предложено присвоить Плутону порядковый номер, который имеется у каждого астероида. Нашелся и подходящий повод – количество пронумерованных объектов приближалось к десяти тысячам, поэтому Плутон хотели перевести из планет в астероиды с почетом, присвоив ему «примечательный» номер 10 000. Дискуссия разгорелась сразу же – одни астрономы были за это предложение, другие – резко против. В результате Плутон на время оставили в покое, а «почетный» номер достался очередному рядовому астероиду. Однако в 2005 году обсуждение статуса Плутона вспыхнуло с новой силой. Масла в огонь добавило открытие группой Майкла Брауна на Паломарской обсерватории в США очередного астероида в поясе Койпера. Этот объект, которому дали обозначение 2003 UB313, оказался не рядовым, а довольно крупным. Сейчас считается наиболее вероятным, что новый объект имеет поперечник в 2 800 км, тогда как Плутон – 2 390 км. Однако данные по новому астероиду еще предстоит уточнять более надежными способами. Например, дождаться, когда он пройдет на фоне далекой звезды и заслонит ее свет. По времени между исчезновением и появлением звезды можно будет узнать диаметр астероида весьма точно. Правда, такие астрономические события случаются редко, и остается лишь ждать подходящего момента.
Первооткрыватели заявили, что если новый астероид превышает по размеру планету Плутон, то его тоже следует считать планетой. В то же время они сказали, что если бы Плутон был открыт не в 1930 году, а сейчас, то вопрос о его классификации даже бы и не возник – его, безусловно, причислили бы к астероидам. Однако история есть история, и принадлежность Плутона к планетам стала уже не столько астрономическим, сколько общекультурным явлением, поэтому вопрос о переводе Плутона в астероиды встречает достаточно сильное сопротивление.
Новому крупному объекту надо было дать собственное имя, и вот тут-то у первооткрывателей возникло серьезное затруднение. Если это планета, то по правилам Международного астрономического союза (МАС) и в соответствии с традицией она должна получить имя божества из классической греко-римской мифологии, а если это астероид, то его следует назвать именем мифологического персонажа, связанного с подземным миром, управляемым Плутоном. Правда, группа Брауна нашла остроумный выход из этой ситуации, предложив назвать новый «астероид-гигант» Персефоной – именем жены Плутона в греческой мифологии. Такое название соответствует всем правилам. Но тут возникло препятствие чисто бюрократического характера: планетами заведует одна рабочая группа МАС, а астероидами – другая. Спор достиг такого накала, что был образован особый комитет из 19 астрономов разных стран, призванных решить вопрос о том, считать ли объект 2003 UB313 планетой.
Участники этого комитета уже несколько месяцев никак не могут прийти к единому мнению. В конце концов, отчаявшийся председатель, британский астроном Иван Уильямс (между прочим, утверждающий, что его имя – типично валлийское, характерное для уроженца Уэльса), нашел простой выход из тупиковой ситуации, заявив, что если согласованный вывод получить в ближайшее время не удастся, то он пойдет не научным путем, а проведет самое обычное голосование, и вопрос будет решен простым большинством голосов.
Самый далекий планетоид
Новое представление о принадлежности Плутона не столько к планетам, сколько к астероидам еще не успело устояться, но уже нашло много приверженцев. Казалось, что найдена гармония в расположении планет, которой не мешает присутствие «лишней» девятой планеты. Однако открытия новых планетоидов продолжались и 15 марта 2004 года привели к очередному нарушению гармоничности среди планет. В этот день группа американских астрономов, возглавляемая Майклом Брауном, объявила, что при наблюдениях на высокогорной Паломарской обсерватории (Калифорния) в ноябре 2003 года ими был открыт самый дальний объект Солнечной системы. Он оказался расположенным в 90 раз дальше от Солнца, чем Земля, и в 3 раза дальше, чем «самая далекая» планета Плутон. И такое гигантское удаление оказалось лишь наиболее близкой к Солнцу частью его орбиты. Диаметр этого астероида поменьше, чем у Плутона, – около 1 500 км. Он получил название Седна по имени морской русалки, правительницы холодных и темных пучин северных морей в мифах эскимосов (инуитов). Такой персонаж выбран не случайно – ведь этот планетоид «ныряет» в самую темную и холодную область Солнечной системы, удаляясь от Солнца в 928 раз дальше, чем Земля, и в 19 раз – чем Плутон. Так далеко не уходит ни один из известных астероидов. Седна сразу же заняла место «планеты-изгоя», ранее принадлежавшее Плутону. Ее сильно вытянутая орбита снова нарушила устоявшиеся представления о Солнечной системе.
Один оборот вокруг Солнца она совершает за чудовищный срок – 10 500 лет! Этот планетоид уже не причисляют к поясу Койпера, поскольку даже при наибольшем сближении Седна находится в 1,5 раза дальше от Солнца, чем внешняя граница этого пояса. Астероид стал своего рода «Плутоном XXI века» – объектом, роль которого непонятна. Он постоянно находится в полной темноте, и Солнце с его поверхности выглядит небольшой звездочкой. На нем царит вечный холод. При этом планетоид оказался окрашенным в довольно интенсивный красный цвет и уступает по «красноте» лишь Марсу. Неясно, одинока ли Седна или же на столь большом удалении есть и другие планетоиды – ведь возможности телескопов позволяют обнаружить объект с похожей орбитой только в течение 1% времени его оборота вокруг Солнца, когда он находится на наиболее близком участке своей траектории. Для Седны такой период длится около 100 лет, а затем она уходит в далекую область более чем на 10 000 лет, а там объект ее величины в современные телескопы разглядеть невозможно.
Кометный заповедник
Влияние Солнца распространяется очень широко, до тех расстояний, где прекращается его гравитационное воздействие и начинается влияние других звезд и всей массы нашей Галактики. Достоверных сведений о том, насколько это далеко, пока нет, хотя гости из этих просторов время от времени посещают окрестности Солнца. Гости – долгопериодические кометы, движущиеся по сильно вытянутым орбитам. Каждая из таких комет подходит к Солнцу один раз в несколько сотен или даже тысяч лет. Например, самая яркая в ХХ веке комета Хейла – Боппа, которую хорошо было видно весь 1997 год, следующий раз пролетит возле Солнца лишь через 4 000 лет. Куда же на столь долгое время скрываются эти кометы, оставаясь тем не менее «привязанными» к Солнцу? Первым на этот вопрос попытался ответить в 1932 году эстонский астроном Эрнст Эпик, который предположил, что Солнце окружено сферическим облаком комет, расположенным очень далеко за пределами планетной системы. В 1950 году голландский астроном Ян Оорт, проанализировав расположение орбит долгопериодических комет, вычислил, что расстояние до такой «кометной сферы» должно быть 50—100 тыс. а. е. (то есть в тысячи раз больше, чем от Солнца до пояса Койпера). Разглядеть крошечные ледяные ядра комет на таком расстоянии, конечно, нельзя. Поэтому гипотеза Эпика и Оорта пока не подтверждена экспериментально, но более 700 долгопериодических комет, которые наблюдались за последние века, свидетельствуют в ее пользу. Астрономы именуют эту гипотетическую сферу комет облаком Оорта, хотя изредка ее называют и более справедливо: облаком Эпика – Оорта. Предполагается, что в этом «облаке» находится несколько миллионов ядер комет, большинство из которых никогда не покидало пределов этой, как сейчас представляется, самой далекой, окраины Солнечной системы.
Один из двух космических «Путешественников» Voyager-1, запущенный с Земли в 1977 году, за 28 лет полета удалился от Солнца на 97 а. е. (14,5 млрд. км) и является сегодня самым удаленным искусственным объектом. Voyager1 преодолел границу гелиосферы, то есть области, где солнечный ветер встречается с межзвездной средой, в 2005 году. Теперь путь аппарата, летящего со скоростью 17 км/с, лежит в зону ударной волны. Voyager1 будет работоспособен вплоть до 2020 года. Однако весьма вероятно, что сведения с Voyager-1 перестанут поступать на Землю уже в конце 2006 года. Дело в том, что в NASA намечено сокращение на 30% бюджета в части исследований Земли и Солнечной системы
Георгий Бурба
Саламанка – город-университет
То, что ученые люди могут больше, чем неучи, понимал еще Альфонс IX, король Леона, который издал в 1218 году Указ о создании в Саламанке Универсальной школы («Эстудио хенераль»). Почти одновременно с учреждением воинственного ордена доминиканцев и инквизиции в городе, где епископом был не кто-нибудь, а капеллан легендарного Сида, появилась тогда же Свободная гильдия учителей и учеников. Иными словами, создался оплот всяческого свободомыслия и даже вольнодумства. «Волшебным» образом Универсальная школа прошла и сквозь темные времена раннего Средневековья, и сквозь эпоху церковных трибуналов, и сквозь имперский централизм Католических королей – так «получился» Саламанкский университет, очаг деятельного просвещения в цитадели самого сурового консерватизма европейской цивилизации. Получился – и благодаря ему, и вопреки, и в симбиозе, и в борьбе…
История Саламанки и ее выпускников действительно контрастна до забавного. Здесь учился неумолимый циник Эрнан Кортес – завоеватель Мексики и, чуть позже, Франсиско де Витория, который первым выступил в защиту индейцев и тем фактически положил начало современному международному праву. Тут же проходил курс наук основатель ордена иезуитов Игнасио Лойола, а доктором теологии при этом был крайне «неблагонадежный», с точки зрения клириков, философ и поэт Луис де Леон. В этих же стенах Антонио Небриха, профессор риторики и автор первой в мире грамматики «народного» романского языка (испанского, естественно), имевший в университете кафедру, легко получил высочайшее благословение на публикацию своего труда, хотя Изабелла Кастильская и удивилась: «Что за странную книгу вы написали, профессор? Для чего она?..» Тот нашел спасительный ответ: «Язык всегда сопутствовал империи, Ваше Величество». Проницательная королева наверняка оценила иронию, но сделала вид, что не поняла ее, Небриху не сожгли, хотя могли. Тогда считалось, что христианские государства покоряют новые земли для Папского престола, и, соответственно, их приобретение должно «регистрироваться» на латыни. Все это происходило в Саламанке – центре либерализма XVI века, где уже тогда открыто изучали гелиоцентрическую систему Коперника, повсеместно проклятую.
И все же перед поездкой в этот «лагерь архаического образования» мне было как-то не по себе. Воображению рисовались монахи в длиннополых одеяниях за кафедрами, факельные шествия с пением псалмов по случаю присуждения докторских степеней, постные обеды и мистический ужас перед диктофоном. Чтобы не ударить в грязь лицом на встрече с ректором, я даже начиталась разных специфических саламанкских историй: например, о «войнах» между томистами (прихожанами церкви Сан-Томе) и бенитистами (Сан-Бенито), которые раскололи город и университет на два лагеря в XV веке. Тогда двое братьев, принадлежавших к пастве первого храма, убили двоих братьев из второго, не поделив что-то во время игры в мяч. Мать погибших, Мария, прозванная после этого Ла-Брава (то есть «отважная», или, если угодно, – «дикая»), собственноручно отрубила головы убийцам и бросила их на свежие могилы своих сыновей, чтобы той, другой матери пришлось прийти и поклониться врагам, подбирая страшные трофеи. Все четверо жертв учились в Саламанкском университете – такие вот страницы быта. Конечно, прошло пятьсот лет, но…
«Муча фиеста», потом «мистейк» – В поисках лягушки
…Первое, что обнаружилось в моей комнате университетского общежития, был лежащий в кровати мужчина. Естественно, поднялся некоторый переполох: он в ужасе вскочил, я поспешно ретировалась, все это с криками, из которых выяснилось – иностранец. Накрутив на бедра полотенце и все еще нервничая, он вскоре вышел в коридор, представился Стивом из Мичигана, США, и «отослал» меня в администрацию, где, правда, «не понимают даже по-испански». Там мне предстояло объявить, что американец отъезжает только на следующий день, а я некоторым образом уже здесь и хочу спать. Комнату второго участника экспедиции «Вокруг света», Андрея Семашко, мы открывали с замиранием сердца, предварительно постучав. Вопреки горячему желанию фотографа симпатичной девушки там не обнаружилось. Тем не менее – вы не поверите – небрежно брошенный на спинку стула халат свидетельствовал о том, что она скоро вернется.
Наконец кое-как разобрались: свободные помещения нашлись, и мы успели немного пройтись перед сном. Навстречу снова попался Стив. Он уже оправился от потрясения и даже, не снимая с лица широкой заокеанской улыбки, решил сострить: «Все о"кей, я понимаю, это – Испания. Mucha fiesta, потом mistake!»
Фиеста, как удалось узнать на следующий день, действительно имела место – так называемые Дни Саламанки, длившиеся всю неделю, достигли к пятнице апогея. Центральная площадь – по утверждению местных жителей – «самая красивая в Испании», кипела и бурлила. Проскакал на лошади ряженый Дон Кихот, за ним протрусил Санчо на осле. Чуть поодаль разыгрывался интерактивный спектакль для самых маленьких. Монашки пили кока-колу на открытых террасах, а беспечные молодые люди щеголяли в линялых джинсах. Почувствовав привычный «вкус Иберии», я успокоилась и воодушевилась.
К последним праздничным выходным в город стекался разнообразный народ: туристы, привлеченные «typical Spanish fiesta», студенты всех «мастей» и факультетов, ловящие последнюю возможность повалять дурака перед началом учебного года, саламанкцы, которых жизнь раскидала по стране и континенту. Спешили к родным пенатам и мои старые знакомые, Альберто и Алисия, которые обещали ввести нас с Андреем «в курс» Саламанки.
Пока же их не было, мы рассеянно бродили по улицам древнего города, то и дело натыкаясь на «университетский след».
По-южному жадные до общения прохожие охотно давали пространные разъяснения по любому поводу. Красные «тексты», которыми испещрены стены многих зданий? Это «виторы» (от латинского «victor» – победитель). С их помощью на протяжении столетий велась хроника университета. «Граффити» оповещали о разных торжественных событиях, вроде присвоения докторской степени или получения кафедры.
Почему они именно красные? В Средние века по таким случаям устраивали корриду и кровью убитого быка, смешанной с оливковым маслом и перцем, фиксировали: кто чем отличился. Причем старались делать это поблизости от самого места подвига.
Скажем, в старом кафедральном соборе святой отец сводил нас в придел Святой Варвары и, взгромоздившись на деревянное кресло прямо перед надгробием одного из епископов, экспансивно, в лицах изобразил процедуру экзамена на степень лиценциата (что-то вроде нашего кандидата наук), принятую в XVI веке.
«Соискатель проводил здесь всю ночь перед испытанием – в молитвах и занятиях. Наутро отвечал комиссии, и если все проходило успешно, то виторы о нем оставлялись тоже прямо на кладке собора – только снаружи, конечно. Кстати, вы уже видели Лягушку?»
Лягушка – «аттракцион», действующий опять-таки с начала XVI столетия. Вот уже полтысячелетия каждый, кто приезжает в Саламанку, должен остановиться перед фасадом основного университетского здания и на «завитках» эффектного орнамента в стиле платереско, среди причудливых растений и фантастических фигур отыскать маленькое зеленое земноводное. Никакого розыгрыша – оно там действительно есть. Мне даже подсказали, что неизвестный автор, большой шутник, «посадил» маленького лягушонка на один из черепов, коих в каменном узоре множество.
Считается, что только наблюдательный человек, который сможет самостоятельно отыскать лягушку среди резных изгибов золотистого кастильского песчаника, достоин вступить в студенческое сообщество достославной Саламанки.
Корреспондент «Вокруг света», как ни глазела, оказалась «недостойной». Было уже темно, к тому же меня отвлекало щебетание каких-то юных барышень, одетых в национальные костюмы и резвившихся тут же, на ступенях лестницы. «Извините, – проговорила в конце концов я, раздраженная своей «слепотой», – это какая-то инсценировка? Готовитесь что-то танцевать или петь?» – «Да нет, мы иногда так одеваемся по праздникам. Просто так», – отрезали гордые красавицы и, отвернувшись, продолжали форсить.
Попробуйте, скажем, 8 марта «просто так» выйти на московскую Тверскую улицу в сарафане и кокошнике. Иное дело – Саламанка. Мы находимся в замкнутом пространстве культурного мифа: пронизанный тонкой паутиной традиций Университет, к которому прилагается Город, – именно так, а не наоборот. Во время учебного года из 180 тысяч жителей почти треть составляют студенты. Спросите на улице любого прохожего не старше тридцати пяти, «местный» ли он, и в большинстве случаев вам ответят: «Почти, я здесь учусь».
В этом мире уместно все, что соответствует «игровым», площадным законам (отсюда и легкость, с какой здесь носят средневековые одежды). Крошечная «независимая» страна, «Средиземье» старинного духа служит идеальным местом обитания для столь же мифологизированной, «театральной» фигуры испанского студента. Во всякий момент из-за угла может появиться любимый герой народной литературы XVI—XVII веков – веселый школяр-авантюрист, лиценциат Видриера. Рожденный фантазией Сервантеса в Саламанке, он бравирует бедностью, носит дырявые плащи и ветхие шляпы, смущает горожанок, затевает дуэли и обыкновенные драки с поножовщиной…
Могу побиться об заклад, что через час прогулки я бы его встретила, но тут приехали Альберто с Алисией и увели меня в праздничную палатку (всего таких, как сообщал плакат, разбито в городе пятьдесят три) – пить вино и закусывать тапами. Это такие пресные «печеньица», начиненные яйцами, маслинами, фаршем – чем угодно. Очень вкусно, к тому же целая порция вместе с бокалом красного стоит 1 евро. Я сбилась со счета на четырнадцатой-пятнадцатой и проявила вопиющее легкомыслие, не приняв во внимание, что Альберто настаивал еще и на дегустации мясного пирога орнасо. Мне ведь известно, что такое испанская настойчивость. Тем более что речь шла о гастрономической «визитной карточке» Саламанки и ее университета, которую к тому же как на грех прекрасно изготовляет мама моего приятеля, жительница деревни с немудрящим названием Монтеррубио-де-ла-Армунья. Расположена она в самом центре плоской, как блин, окрестной равнины Чарро.
Земли Чарро свободны от сельскохозяйственных культур. На нетронутых полях, поросших почтенными средиземноморскими дубравами, пасутся черные иберийские свиньи и быки. Селяне провинции Саламанка испокон веков только тем и занимаются, что поставляют «сырье» и для национального «хлеба», и для зрелищ: из свинины делают хамон, рогатых исполинов растят для корриды.
А орнасо пекут для себя, «для души» – опять-таки в соответствии с памятной традицией.
Отступление I
Дело было так: юный, но уже в высшей степени набожный инфант, будущий король Филипп II, 12 ноября 1543 года торжественно въехал в Саламанку, чтобы обручиться в местном соборе с принцессой Марией Португальской. При этом шестнадцатилетнего принца так потрясло «истинное лицо» города – разврат и пьянство среди студентов, преподавателей и даже священников, огромное количество таверн и борделей, – что первым делом он распорядился хотя бы на время поста удалять из города девиц легкого поведения. С того самого времени в первый понедельник после Пасхи истомленные воздержанием студенты выходили за городские стены, переплывали на лодках реку Тормес и приглашали проституток назад. Возвращение плотской любви в обитель науки, естественно, сопровождалось шумными пирушками с обильными возлияниями и скоромной пищей, теми самыми орнасо, которыми «влюбленные на час» запасались загодя (запеченное мясо хранится дольше).
От Альфонса Мудрого до наших дней
Как уже говорилось в основной статье, годом основания университета считается 1218-й, когда по указу леонского короля Альфонса IX монастырская школа Саламанки была преобразована в Универсальную. Внук основателя, Альфонс Мудрый, продолжая дедовское начинание, в 1254 году закрепил за ней особые привилегии и источники финансирования. Церковь тоже не осталась в стороне от воспитания молодежи: в 1255-м папа Александр IV дарует университету право собственной печати, а его выпускникам – право повсеместного преподавания.
Благодаря высочайшей поддержке университет окреп и стал бесспорным лидером среди прочих учебных заведений Пиренейского полуострова. Централизация же светской власти при Фердинанде и Изабелле, активная колонизация испанцами Нового Света и необходимость распространения веры на новых территориях потребовали увеличения числа образованных людей. Юные отпрыски благородных семейств, дети зажиточных – и не очень – горожан, чиновников, землевладельцев, военных и коммерсантов из разных концов королевства в повозках, запряженных парой мулов, а то и пешком отправляются в Саламанку, где их учат в основном праву и теологии. В 1566/67 учебном году количество студентов достигло 7 863 человек. Для времени, когда все население Мадрида составляло 11 тысяч, – беспрецедентно высокая цифра. Золотой век университета продлился почти четыре столетия, с XIV по XVII. Среди знаменитых выпускников этого времени – драматург Кальдерон де ла Барка, поэты Хуан де ла Крус и Луис де Гонгора, писатель и музыкант Висенте Эспинель, писатель и математик Диего Торрес Вильяроэль... Затем, однако, последовали десятилетия упадка и забвения. В XVIII—XIX веках Саламанка разделила печальную участь всех испанских университетов: Война за независимость в Америке и бесконечные реформы надолго подорвали престиж классического образования. Тем не менее ее имя в общественном сознании не померкло и вновь зазвучало актуально в ХХ веке, когда ректором (в 1901—1914 и в 1930—1936 годах) стал Мигель де Унамуно. Победивший франкизм, естественно, использовал университет как политический инструмент: жесткий контроль и идеологическое давление со стороны правительства не способствовали процветанию свободолюбивой гильдии студентов и преподавателей. В 1965 году здесь обучалось немногим более 6 тысяч человек – меньше, чем в XVI веке! Образовательный бум, охвативший Европу пятнадцатью годами раньше, в аудитории Саламанки ворвался с опозданием, в 70-х, когда диктатура прекратилась. Молодежь снова устремилась к знаниям, новые центры образования стали расти как грибы (в Саламанкский университет в 1991 году записалось почти 30 000 человек). Это кардинально изменило задачи, политику и смысл высшей школы. Появилась конкурентная среда, которой до тех пор классический испанский университет не знал. В привилегированной ситуации оказались столичные вузы, и маленькому Саламанкскому университету в национальном рейтинге уже не под силу стало соперничать с Мадридом и Барселоной, но по ряду параметров он тем не менее первенство удержал. В частности, Саламанка остается самым «гостеприимным» вузом Испании: по территориальному признаку состав ее студентов наиболее пестр и разнообразен, здесь представлена молодежь со всех концов страны и, разумеется, из-за ее рубежей.
