Текст книги "Журнал «Вокруг Света» №12 за 2010 год"
Автор книги: Вокруг Света Журнал
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц)
Сланцевый бум
И все же пока газ остается гораздо менее экспортоориентированным продуктом, чем нефть. В 2009 году в мире было добыто 3,82 миллиарда тонн нефти, а оборот международной торговли ею составил 2,63 миллиарда, или 68,8% от общего объема. Газа же извлечено 2,98 триллиона кубометров, а экспортно-импортные потоки составили 876 миллиардов, или всего 29,3% (российская структура повторяет мировую – на экспорт в прошлом году пошло 183 миллиарда кубометров газа из добытых 527,5, или 34,7%). Это связано с тем, что газ имеет гораздо более узкую сферу применения, чем нефть, к тому же, как уже говорилось, развитые страны обеспечивают себя газом гораздо лучше, чем нефтью: так, США – крупнейший в мире потребитель энергоносителей – импортируют всего 11,2% используемого газа, а нефти 59,1%. Казалось бы, при такой структуре рынка (тем более учитывая, что вплоть до 2007–2008 годов средства в разработку новых газовых месторождений вкладывались не слишком активно и рынок газа сегодня выглядит довольно дефицитным) вероятность уж слишком значительного падения цены на данный энергоноситель мала. Это было бы так, если бы не явные признаки того, что в ближайшее время предложение на рынке может резко возрасти, а цены, соответственно, спикировать вниз. Собственно, на североамериканском рынке мы такое падение в последние два года и наблюдаем, и связано оно с ростом добычи так называемого сланцевого газа.
Это природный газ, накопленный в сланцах – плотных отложениях, залегающих на глубине в 2–4 раза большей, чем традиционные месторождения. Технология его добычи гораздо более сложная, поскольку обычное бурение не позволяет получить нормального дебита – газ слишком медленно просачивается сквозь плотную породу к устью скважины. Приходится бурить длинные горизонтальные скважины в самом пласте, закачивать в них жидкость, которая разрывает сланец и открывает путь газу. Себестоимость его, по нынешним оценкам, может достигать 230 долларов за тысячу кубометров, что сегодня соответствует границе коммерческой рентабельности. Однако это не мешает Соединенным Штатам, где правительство финансово поддерживает разработчиков новых месторождений, быстрыми темпами наращивать добычу сланцевого газа (пока США – единственная страна, которая добывает его в промышленных масштабах; в первом полугодии 2010 года его доля там достигла 11%). Именно за счет него они вышли на первое место в мире по производству природного газа (см. рисунок на стр. 124) и значительно снизили импорт этого сырья. Что касается себестоимости добычи, то она по мере совершенствования технологии будет падать, как показывает опыт, на 25–35% за первые 10 лет.
У сланцевого газа есть два неоспоримых преимущества. Во-первых, месторождения распределены по земному шару более-менее равномерно (см. карту на стр. 120), а это значит, что большинство стран получат к нему доступ. Более того, во многих случаях скважины можно будет бурить в непосредственной близости от потребителей, что значительно снизит расходы на транспортировку. Во-вторых, запасы сланцевого газа огромны. По предварительным оценкам, они – заметим, после менее чем 10 лет изыскательских работ – составляют около 300 триллионов кубометров и существенно превышают доказанные запасы традиционного газа (185,28 триллиона кубометров на конец 2009 года). Причем более 80% запасов приходятся на три наиболее емких (de facto и потенциально) газовых рынка: Соединенные Штаты, Китай и Канаду. По прогнозу экспертов из Массачусетского технологического института, к 2025 году США доведут (в значительной степени за счет сланцевого газа) добычу до 1,2 триллиона кубометров газа в год и обеспечат им до 40% своих энергетических потребностей (сейчас – 23%). Если учесть, какими темпами ведутся там разведка и бурение, этот прогноз отнюдь не кажется фантастическим: в 2009 году в США было пробурено более 6400 скважин, из которых уже начата добыча, а два месторождения – Barnett/Newark East в Техасе и Antrim в штате Мичиган – заняли соответственно 2-е и 13-е места в списке самых больших по дебиту газовых месторождений страны. Крупнейшие компании Америки только в 2008–2009 годах вложили в разработку новых месторождений и поглощение мелких конкурентов около 20,6 миллиарда долларов. Сланцевая лихорадка охватила и Европу, где лидерами по запасам пока считаются Польша и Восточная Германия. Разведку там ведут СonocoPhillips и ExxonMobil. В Китае разворачивают работы BP, RoyalDutchShell и PetroChina. В Бразилии с ее небольшими запасами нефти компания Petrobras надеется компенсировать этот недостаток за счет сланцевого газа. Иными словами, газовую индустрию ждет по меньшей мере двукратный прирост добычи в ближайшие 20 лет.
Для Европы это означает, что ее зависимость от трубопроводных поставок из России, которая проводит крайне негибкую ценовую политику и вечно конфликтует со странами-транзитерами, Украиной и Белоруссией, будет минимизирована.
Газ на ветер
Экспорт газа в 2009 году принес России, согласно данным Федеральной таможенной службы, 39,38 миллиарда долларов, или 13,05% общего объема экспортной выручки (те же цифры для нефти: 140,27 миллиарда долларов и 46,51%). При этом внутри страны мы используем газ крайне нерационально: в прошлом году Россия потребила 389 миллиардов кубометров газа – столько же, сколько Япония, Китай, Германия, Франция, Индия, Южная Корея и Тайвань, вместе взятые, хотя совокупный ВВП этих стран больше российского в 15 раз! Если бы средняя энергоэффективность нашей экономики была равна польской, то страна смогла бы экспортировать на 86% газа больше, чем сегодня.
Зияющие перспективы
Пока что наш «Газпром», одна из крупнейших в мире энергетических компаний, выглядит вполне сильным игроком. В 1990-е годы он избежал разделения и приватизации, а в 2000-е стараниями правительства стал монополистом на газовом рынке. Как результат, за последние 10 лет существенного прироста резервов в стране не наблюдалось, а добыча газа даже падала (ее рост в первые семь месяцев этого года позволил лишь вернуться к уровню 2007-го). При этом с 2002 по 2009 год средние издержки «Газпрома» на 1000 м3 добытого газа выросли почти в 6,5 (!) раза, а вложения в разведку и освоение новых месторождений упали и составляют менее 20% от общего объема инвестиций. Иными словами, отрасль практически не развивается, если не считать трубопроводного бизнеса, о котором ниже. Думается, правительство давно бы приняло меры, если бы не главный лоббист интересов компании – Владимир Путин. За 2006–2009 годы «Газпром» без конкурса получил лицензии на разработку 16 новых месторождений. Консорциум иностранных компаний фактически вынудили уступить «Газпрому» контрольный пакет проекта «Сахалин-1», а TNK-BP «добровольно» отказался от Ковыктинского месторождения. Но главным подарком «Газпрому» стал Закон об экспорте природного газа, сделавший компанию единственным поставщиком на внешний рынок. Ежегодные повышения цены на газ для отечественных потребителей также укрепляют ее позиции: в 2009 году поставки газа на внутренний рынок впервые сделались рентабельными, несмотря на продолжающийся рост себестоимости. Путин выступает активным лоббистом «Газпрома» и за границей: в прошлом году он поднимал вопросы, связанные с газом, на 85% своих встреч с зарубежными политиками. В результате компания за период с 2000 по 2008 год подорожала в 23 раза и на пике оценивалась рынком более чем в 300 миллиардов долларов (сейчас – чуть более 125 миллиардов). Однако сегодня ситуация изменилась настолько, что даже поддержка российских властей вряд ли обеспечит «Газпрому» безоблачное будущее.
С главными проблемами «Газпром» столкнется (и уже сталкивается) в Европе. В 2006-м его доля на огромном рынке Евросоюза (ЕС импортирует более половины потребляемого газа) составляла 23,3%, а по итогам прошлого – всего около 18%. Такое падение связано в основном с растущей конкуренцией со стороны производителей сжиженного газа и крайне негибкой ценовой политикой «Газпрома», из-за чего некоторым покупателям оказалось дешевле перейти на катарский сжиженный газ и выплатить «Газпрому» штраф или стоимость недобранного из трубы сырья.
При этом «Газпром» не только не намерен отказываться от ставки на газопроводы, но стремительно увеличивает инвестиции в развитие их сети. Три главных проекта – «Голубой поток» в Турцию, «Северный поток» по дну Балтийского моря в Германию и «Южный поток» в Италию и Австрию – обойдутся компании в 33–38 миллиардов долларов, что при плате за транзит в 10–12% от стоимости прокачиваемого газа окупится не раньше, чем через 12–16 лет. В случае же падения (весьма вероятного) спроса, вызванного, к примеру, разработкой запасов сланцевого газа в Польше и Германии или переориентацией Европы на сжиженный газ, об окупаемости вообще придется забыть. Но развивать инфраструктуру продаж сжиженного газа и закупать танкеры для его перевозки «Газпром» явно не собирается. Отчасти это объясняется тем, что компаниями, занятыми прокладкой газопроводов, владеют персоны, близкие к власти, да и очень непросто «втихую» приобрести за границей морское судно по цене, вдвое-втрое превышающей рыночную, – именно во столько раз дороже, чем, например, африканские или китайские, обходятся отечественные газопроводы. Говорить о провале отечественной «газовой стратегии» сегодня еще рано, но то, что времена, когда мы с полным правом называли себя энергетической сверхдержавой, прошли – очевидно. Еще 10–15 лет жизни в газовом тумане – и Россия, при всех ее колоссальных запасах, может оказаться вытесненной с мирового газового рынка. в 10–12% от стоимости прокачиваемого газа окупится не раньше, чем через 12–16 лет. В случае же падения (весьма вероятного) спроса, вызванного, к примеру, разработкой запасов сланцевого газа в Польше и Германии или переориентацией Европы на сжиженный газ, об окупаемости вообще придется забыть. Но развивать инфраструктуру продаж сжиженного газа и закупать танкеры для его перевозки «Газпром» явно не собирается. Отчасти это объясняется тем, что компаниями, занятыми прокладкой газопроводов, владеют персоны, близкие к власти, да и очень непросто «втихую» приобрести за границей морское судно по цене, вдвое-втрое превышающей рыночную, – именно во столько раз дороже, чем, например, африканские или китайские, обходятся отечественные газопроводы.
Говорить о провале отечественной «газовой стратегии» сегодня еще рано, но то, что времена, когда мы с полным правом называли себя энергетической сверхдержавой, прошли – очевидно. Еще 10–15 лет жизни в газовом тумане – и Россия, при всех ее колоссальных запасах, может оказаться вытесненной с мирового газового рынка.
Иллюстрации Лилии Чуриловой
Владислав Иноземцев
Размузеивание политеха
Эскиз внутренних двориков музея, которые по плану компании Event Communications предполагается перекрыть и сделать местом свободного общения посетителей и ученых. Здесь также можно будет разворачивать временные экспозиции
К 2016 году московский Политехнический преобразится в суперсовременную площадку обмена идеями. По замыслу реформаторов он должен стать «модным местом».
2010 год. Политехнический музей переживает непростые времена. По пустынным залам ходят одинокие посетители. «Что же будет с музеем?» – спрашиваю я у одной из грустных смотрительниц. Она растерянно разводит руками.
«2020 год. Политехнический музей переживает ренессанс. Он занимает место в первой десятке научных музеев мира... Общественные пространства музейных зданий входят в число самых модных мест в городе...» – такими словами начинается рамочная концепция развития Политехнического музея британской компании Event Communications. Эта компания выиграла конкурс на разработку детальной концепции развития музея, которая должна появиться к февралю 2011-го.
Перманентная революция
Разговоры о том, что в России нужно создать крупный музей науки и техники, ведутся уже больше полувека. В 1950-х годах Политехнический музей находился под эгидой общества «Знание» и занимался по большей части пропагандой технических успехов СССР в политических целях, поэтому Академия наук СССР задумывалась о создании отдельного, собственного музея истории науки и техники. В 1970-х проблемная группа при Институте истории естествознания и техники начала работу над его концепцией. В 1980 году она предложила строить такой музей на базе коллекций Политехнического музея. Однако эту инициативу никто не поддержал.
В самом Политехническом музее между тем происходили изменения. В 1986 году его возглавил Гурген Григорян – «перестроечный директор», который был призван переделать Политех из орудия государственной пропаганды в современный музей. Но сделать можно было не много: на протяжении 1990-х речь шла только о борьбе за выживание. Министерство культуры относилось к музею, как мачеха к постылой падчерице: техника интересовала чиновников от культуры гораздо меньше музыки или живописи. Чтобы помочь привлечь средства для обновления Политеха, в 2000 году был создан попечительский совет. В январе 2009 года в состав совета вошел Анатолий Чубайс, и можно сказать, что с этого момента открылась новая страница истории Политехнического музея.
Чубайс чрезвычайно энергично взялся за дело. Вместе с тогдашним председателем совета Андреем Кокошиным они обратились к президенту, и тот дал поручение разработать вопрос об обновлении главного научно-технического музея страны. В середине 2009 года на деньги «Роснано» Чубайс создал Фонд развития Политехнического музея. Было принято решение перестраивать музей, и фонд начал привлекать к этому российских и иностранных экспертов. Но тут начались проблемы.
По словам Гургена Григоряна, фонд стал претендовать на самостоятельное руководство музеем, в обход него давать поручения его подчиненным и т. д. По словам директора фонда Юлии Шахновской, Григорян рассматривал фонд как «денежный мешок», не признавая за теми, кто дает деньги, права распоряжаться тем, как эти деньги используются. Конфликт постепенно нарастал и разрешился только в июле 2010 года – министр культуры Александр Авдеев уволил Григоряна с должности директора. Теперь он работает в музее как научный сотрудник, и процесс обновления происходит без его участия. Новым директором назначен Борис Салтыков, бывший в 1990-е годы министром науки.
Мозги и мускулы
Юлия Шахновская, яркая рыжеволосая девушка, встречает меня в маленьком уютном переговорном кабинете. Она с энтузиазмом говорит о будущем музея. Фонд еще летом собрал жюри, в которое вошли Чубайс, Авдеев, помощник президента Аркадий Дворкович, российские и иностранные эксперты. Из 14 компаний, которые претендовали на то, чтобы разработать рамочную концепцию развития музея, жюри на первом заседании в июле этого года отобрало четыре: CosmoCaixa (Испания), Event Communications (Великобритания), Lord Cultural Resources (Канада – Франция) и Ralph Appelbaum Associates (США). Российских команд во втором туре не оказалось: по словам Шахновской, в России пока нет компаний, по опыту и возможностям сопоставимых с западными.
В новый Политех будет включен интерактивный «центр науки»
Эти организации очень разные. Например, Lord Cultural Resources – гигант, создавший 1700 музеев по всему миру, а CosmoCaixa – маленькая молодая креативная группа, которая всего несколько лет назад открыла свой первый, но уже знаменитый музей науки в Барселоне. 30 сентября жюри собралось в Политехническом во второй раз, чтобы послушать презентации конкурсантов, и почти единодушно выбрало концепцию Event Communications.
Гурген Григорян участвовал в работе жюри и тоже голосовал за Event Communications. «Одни компании показывали свои мускулы, а другие рассказывали, какие у них мозги, – говорит он. – Испанцы предъявили блестящие мозги, американцы показали мускулы, остальные пытались совместить то и другое. Удачнее всего это получилось у англичан».
Наблюдатели по-разному оценивают сложившуюся в музее ситуацию. Кто-то решительно не приемлет изменения, а кто-то несказанно рад, что реформы наконец начались. Кто-то беспокоится за экспонаты и уникальную библиотеку музея: что будет с ними во время реконструкции? Предполагается, что часть экспонатов и книг переедет в новое здание, которое планируют построить в Москве или ближнем Подмосковье к 2013 или 2014 году. Многие опасаются, что в процессе модернизации «реформаторы» перестанут прислушиваться к старым сотрудникам музея. А этот диалог необходим: сотрудники музея лучше всех знают свои коллекции, и было бы упущением не учесть их мнение. Впрочем, Фонд развития музея обещает сделать диалог даже публичным: в середине декабря планируется провести открытые слушания по вопросам реконструкции.
Вандалоустойчивый музей
Президент компании Event Communications Джеймс Александер и его деловой партнер, известный шотландский музейщик Марк О’Нил (интервью с ними читайте на странице 138), кажется, очень хотят наладить диалог с сотрудниками музея. Это заметно по тому, какие вопросы они задают, пока вместе с другими участниками конкурса ждут объявления решения жюри. Александер и О’Нил явно не в курсе всех здешних перипетий, но понимают, что, если они выиграют, им предстоит огромная работа по изучению коллекций музея и российских особенностей ведения дел. В помощь им, возможно, привлекут российского партнера. Чаще всего в этой связи упоминают Лабораторию музейного проектирования Российского института культурологии – компанию, которая существует уже 23 года и завершила много проектов в России и за рубежом.
Открытые пространства легко трансформируются в конференц-зал
Правда, с Лабораторией по этому поводу пока никто не связывался, и, судя по всему, ее руководство считает, что могло бы справиться с задачей и без англичан. А вот англичанам самостоятельно не справиться никак. Во-первых, российское законодательство, касающееся музеев, не просто сильно отличается от западного, но часто вызывает у западных специалистов нервный смех – им неизвестна старая российская традиция использовать законодательство как основное орудие личного обогащения чиновников, поэтому контроль за финансами всецело берет на себя фонд. Во-вторых, на Западе музеи опираются на университеты, а у нас на протяжении десятилетий советской власти старательно истреблялись всякие мостики между университетской средой и академической. А кроме того, остаются не решенными до конца «политические» вопросы – в каком соотношении модернизированный музей должен сочетать свои разнообразные функции: поиск, приобретение и сохранение значимых для культуры объектов, их исследование и пропаганду научно-технических достижений. Решение этих вопросов лежит за пределами компетенции музейных интеграторов.
«У нас мало кто понимает разницу между музеем науки и техники и центром популяризации науки, – говорит Елена Чернышкова, которая была президентом Фонда развития Политехнического музея до Юлии Шахновской, а теперь – директор по стратегическим проектам московской школы управления «Сколково». – То, что на Западе называется science center или science museum, это обычно такой интерактивный центр для школьников, в котором на современных «вандало устойчивых» экспонатах в увлекательной форме демонстрируется, как действуют законы природы. Но существует и традиционный формат: это музей, у которого есть фонды в виде коллекций уникальных экспонатов, образцы техники и т. д. В случае Политеха сложность задачи именно в этом: новая концепция должна сочетать разные модели и «обыгрывать» уникальную коллекцию». На взгляд реформаторов, противоречия здесь нет. «Интерактивность – это метод, – говорит Юлия Шахновская. – Он вполне совместим со старой экспозицией. Например, у нас огромная коллекция велосипедов. Если хорошо их отреставрировать, их можно поставить, чтобы на них садились и крутили педали. Они сами могут стать интерактивными».
Кроме всего этого, есть идея объединить в Политехническом музее науку и искусство. «Как Ирландии, так и России сегодня нужны люди инноваций – необычные, нестандартно мыслящие, те, кто сочетает науку и дизайн, технологии и искусство, люди типа Леонардо да Винчи, – говорит член жюри Майкл Джон Горман, директор Галереи науки (Science Gallery) в Дублине. – Музей – это больше не «поставщик контента». Старая модель «мы даем вам знания» уходит в прошлое. Современный музей я вижу как площадку для творчества, общественный центр, где встречаются мода, наука, искусство, бизнес и рождаются новые идеи». Похоже, на новом витке спирали прогресса музеи полностью меняют свое назначение.
Научная демократия
Первый музей создавался во многом для того, чтобы улучшить политический климат. Разным культурам нужно было научиться сосуществовать. В частности, для этого Птолемей I учредил в III веке до н. э. александрийский Мусейон.
Политическое значение музеев не ослабевало и на протяжении последующих тысячелетий. Научно-технические музеи XX века – живые памятники пропаганды. В уставе Немецкого музея в Мюнхене, учрежденного в 1903 году, было прописано, что его экспонаты должны демонстрировать, чем человечество обязано германскому духу. И всего лишь два десятилетия назад премьер-министр Великобритании Маргарет Тэтчер отозвалась с похвалой о Музее науки в Лондоне: этот музей показывает, откуда и как пошла по миру промышленная революция, подразумевая решающую роль Британии в этом великом свершении.
Задачей музеев науки и техники всегда было крепить в сознании человека идею мощи и технического превосходства собственной страны над другими. Задача современных музеев науки прямо противоположная. Сегодняшний музей, очевидно, должен помочь человеку научиться думать. В этом смысле он полный антипод музеев прошлого и не большой помощник авторитарной государственности. «Музей должен быть местом, куда приходят, чтобы обсудить проблемы биоэтики, клонирования, нанотехнологий. Для демократии очень важно повышать уровень научной грамотности людей, чтобы они могли принимать участие в этих дискуссиях и задавать ученым неудобные вопросы», – энергично втолковывает мне Майкл Джон Горман. Я не могу удержаться и спрашиваю: «По мнению многих в нашей стране, российские власти не хотят, чтобы люди были образованнее – невежественными рабами легче управлять. А у вас какое ощущение?» – «По брифу для участников мне показалось, они действительно хотят, чтобы музей стимулировал культуру инноваций», – неуверенно отвечает он.
Каким будет музей, пока что не знает не только грустная смотрительница, но даже и Юлия Шахновская. С чем его надо будет объединить, что придется построить заново, а от чего необходимо решительно отказаться? Пока на большую часть этих вопросов ответы не даны. Но каковы бы они ни были, ясно одно: безболезненной реконструкция не получится!
Хроника Политеха
1872
Май Императорское общество любителей естествознания, антропологии и этнографии (ИОЛЕАиЭ) проводит в Москве Политехниче скую выставку в честь 200-летия со дня рождения Петра I. Ее экспонаты и составили основу экспозиции Музея прикладных знаний – будущего Политехнического.
1872
Декабрь Музей прикладных знаний принимает первых посетителей в арендованном здании – доме Степанова на Пречистенке. ИОЛЕАиЭ задалось целью сделать музей крупнейшим научным и просветительным центром России: «Знания из кабинета ученого должны поступать в массы народа и стать его умственным достоянием».
1875
Начинается строительство собственного здания музея на Новой площади по проекту архитектора Ипполита Монигетти.
1876
Музею назначена государственная субсидия, которая выплачивалась ежегодно до 1917 года. При этом большинство сотрудников музея работали бесплатно. До начала XX века он управлялся общественным советом.
1877
Завершено возведение центральной части музейного комплекса, куда переезжают коллекции. Строительство продолжается еще 30 лет (в 1896 году сдано правое крыло, а в 1907-м – левое, в котором находится Большая аудитория).
1880–1910
Музей становится центром научной, культурной и общественной жизни Москвы. Его отделы возглавляют лучшие ученые города. Они устраивают демонстрации новых технических устройств, читают публичные лекции. В музее выступают такие светила, как биолог Климент Тимирязев и химик-органик Владимир Марковников.
1913–1916
Большая аудитория становится любимой площадкой российских деятелей искусства. Здесь проходят концерты, устраиваются дискуссии, выступают Владимир Маяковский, Иван Бунин, Давид Бурлюк, Александр Серафимович и многие другие.
1918
Ликвидировано самоуправление Музея прикладных знаний . Его передают в ведение Народного комиссариата просвещения и переименовывают в Центральный институт политехнических знаний.
1918–1921
Музей (институт) продолжает в эти годы оставаться открытой и весьма популярной площадкой. Здесь проходят дискуссии между символистами, имажинистами и футуристами, выступают Андрей Белый, Велимир Хлебников, Сергей Есенин, Анатолий Мариенгоф, Валерий Брюсов, Александр Блок и другие. Использует Большую аудиторию и новая власть. Владимир Ленин выступает в ней с речами, а нарком просвещения Анатолий Луначарский для «атеистического воспитания трудящихся» проводит открытые дебаты с митрополитом Александром Введенским.
1922
Институт переименован в Российский государственный политехнический музей и переведен в ведение Главнауки. Новое руководство стремится приблизить музей к задачам индустриализации. Но сохраняет он значение и как общекультурный центр – в 1930-е годы в нем выступают Александр Твардовский, Николай Заболоцкий, Михаил Светлов, Николай Тихонов и др.
1934
Январь В Политехническом проходит всесоюзная выставка «Наши достижения», демонстрирующая успехи социалистической индустрии в годы первой пятилетки. Эта выставка стала основой новой экспозиции музея.
1934 Май Великий датский ученый Нильс Бор выступает с лекцией о строении атомного ядра.
1941–1942
Музей закрыт для посетителей. В первые месяцы войны он не раз подвергался бомбардировке. Здание было повреждено, пострадали многие экспонаты.
1943
Сентябрь Завершены восстановительные работы, двери музея снова открываются для посетителей.
1947
Политехнический включен в структуру Всесоюзного общества по распространению политических и научных знаний (будущее Всесоюзное общество «Знание»). На передний план в работе музея выходит пропагандистская составляющая.
1950–1960
В период «оттепели» Политехнический снова становится центром культурной жизни. Поэты Евгений Евтушенко, Булат Окуджава, Андрей Вознесенский, Роберт Рождественский, Белла Ахмадулина выступают здесь с чтением стихов, часто весьма предосудительных с точки зрения власти.
1970–1979
Как культурная площадка музей теряет свое значение и по сути превращается в витрину достижений народного хозяйства СССР, действительных и мнимых.
1988
Совет министров СССР придает Политехническому статус головного в стране музея истории науки и техники.
1991
Указом президента РФ музей объявлен «особо ценным объектом национального наследия России».
2001
Создан попечительский совет музея под председательством министра промышленности, науки и технологий Ильи Клебанова.
2009
Январь В состав совета попечителей введен глава корпорации «Роснано» Анатолий Чубайс. 2009 Сентябрь Создан Фонд развития Политехнического музея.
2010
Июль Директором музея назначен Борис Салтыков, бывший министр науки и технической политики РФ. Перед ним поставлена задача превратить Политехнический в отвечающий самым современным стандартам Музей науки и техники.
2010
Сентябрь Определен победитель конкурса на разработку новой концепции Политехнического. Им стала британская компания Event Communications.
Карина Назаретян
