Текст книги "Русская богиня (СИ)"

Автор книги: Владислава Груэ

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 12 страниц)

Лицо директора внезапно заблестело от пота. И этот помрет, поняла она с досадой.

– Там некоторые моменты с правом собственности пока что в процессе оформления... – пробормотал директор, пряча глаза.

– Значит, предоставьте, чтоб без некоторых моментов! – отрезала она. – И побыстрее!

Пока не загнулся от желудочных колик, добавила она мысленно.

-=-=

Квартиру, прекрасную старую квартиру в центре города она теряет, это понятно. Ну, кто ж предполагал вторую жизнь? А так здорово планировала подложить здоровенную свинью корыстолюбивым внучатым племянницам. Почуяли смерть, всей толпой слетелись. Планировала им, подложила себе, бывает. Обычно именно так и бывает. Зло – оно зло и есть, в какие одежды его ни ряди. То есть – вторым концом палки обязательно навернет тебя же. Так что зло лучше оставить упырям, они к колотушкам привычные, неотъемлемой частью их никчемной жизни считают.

С другой стороны, переезд ей на руку. Она ж молодеет не по дням, ей соседи, знающие ее не один десяток лет, ни к чему.

М-да, проблема. Она раскрыла сумочку с документами, достала паспорт. Посмотрела на фотографию, на дату рождения и взялась за тяжелый подбородок. С этим-то что делать? Придет через две недели такая вся из себя девица устраиваться в родной универ на работу, сунет паспорт, а там!..

Она приблизительно перебрала ситуации, в которых требуется предъявлять документы. И призадумалась. Перечень внушал. И что теперь? Подделать? Не умеет. Украсть? Э, нет, зло – это к упырям, плавали-знаем.

Ну, паспорт – это подождет, жили как-то раньше без документов, и ничего, а вот с рожей что делать? Морщины-то уходят! Заселится она, вся из себя такая пожилая, в общагу, и выйдет из комнаты через дюжину дней молоденькой девочкой – то-то все поверят, что это она и есть!

Могучий умище четко выдал: переждать без свидетелей. А себя потом выдать за квартирантку. Мол, хозяйка уехала к сыну в Англию, а квартирку сдала студентке надолго-надолго.

Она прикинула, где бы переждать пару недель. Не прикинулось. Попробовала еще раз – тот же результат. Не, за долгую жизнь в научной среде многочисленными знакомыми она обзавелась, да и родственники имелись, среди них можно найти тех, кто согласятся помочь... но чтобы без вопросов, на полном доверии? Чтобы увидели ее помолодевшей и сохранили это знание в себе? Да ну нафиг, так не бывает.

Утратилось человеческое единство, как и не было его, подумала она вдруг. Случилась беда, и не к кому пойти. Ни рода, ни общины. И родственники уже совсем не родичи, и общее стало неважным на фоне личного. Боги ушли, некому хранить законы и традиции...

Имелась у нее и дача. Любила повозиться в земле, пока двигаться могла, любила и понимала землю, чувствовала ее. Но дача – тем более не вариант. Там ее все знают. И знают, что на свою дачу чужих она не пустит. Никогда. Земля – это святое.

Оставалась природа. П-ф... Собирайся, бабуся, в турпоход. Двухнедельный. Желательно – по безлюдным местам. Не, она, конечно, поздоровела, но не настолько же! В Саянах, знаете ли, в одиночку и сгинуть недолго!

Она все же выбрала природу. Не потому, что лучший вариант, просто других не нашлось. Заказала машину, грузчиков, переехала в предоставленную хосписом квартирку гостиного типа. Сходила в магазин рыболовных товаров, купила палатку из тех, что на упругих тросиках и разворачиваются с полпинка, заодно и дешевенький набор удочек прихватила. Собрала рюкзачок, приподняла – тяжел, зараза! И не убавить, там в основном еда, которая лишней не бывает.

И-эх! Пора в путь-дорогу, во славу богов Руси Изначальной, мать их за ногу так-перетак!

На самом деле поход ее не пугал. Имелся соответствующий опыт. Попала она как-то по молодости-глупости и от большого желания подзаработать в геологическую партию. Одна девчонка на семерых мужиков. С весны и до ледостава. Набродилась на всю последующую жизнь, натаскалась рюкзаков. Накувыркалась с мужиками в палатке до полного цинизма в любовном вопросе. И много чего еще испытала за сезон, очень познавательно провела время. Разнимала пьяную поножовщину – из-за нее, кстати – травилась консервами, тонула в реке. Там же застудила придатки, да так качественно, что осталась бездетной. Получила два предложения руки и сердца и один раз в глаз вместо предложения. В общем, путешествовать умела.

Перед уходом заглянула к соседям, предупредить, что убывает – ха-ха три раза, в энцефалитке и спортивных брюках, и с рюкзаком на пятьдесят литров! – в Англию к мифическому сыну и что вместо нее жить будет квартирантка – студентка, спортсменка и вообще девица строгих правил, чтоб не обижали. Соседи заинтересованно кивнули. Молоденькую девочку они готовы были не обижать каждый день. А она уставилась на тетку-соседку – лицо словно топором вытесано, растрепанные волосы торчат и халатик заношенный.

– Кикимора! – озадаченно пробормотала она. – Ты-то чего среди людей затесалась? Вот же ирония жизни: кикимора лесная в городе живет, а я на ее место по кустам бродяжить иду! Неладное творится на святых землях Руси Изначальной, ох неладное...

Тетка агрессивно вылупилась, но она заткнула ее тяжелым взглядом.

– Живи пока что! – обронила перед уходом. – Но квартирантке своей весть о тебе передам. Попадешься ей на глаза – на судьбу потом не жалуйся, не будет ее у тебя. Вреда от тебя немного, но и пользы нет, только настроение людям поганить горазда скандалами...

Закинула на спину тяжелый рюкзак и ушла в новую жизнь. У подъезда ее проводил взглядом бродячий пес. Обычная дворняжка, но окрас приметный – на морде над глазами по светлому пятнышку. Взглядом проводил, потом поднялся и уверенно побежал за ней следом.

 

3

 

Богов нет! Биохимия forever!

Хм. Она недовольно потерла подбородок – уже не могучий, просто подбородок. Курица не птица, биолог не ученый – это да, но совсем уж тупой она себя не считала. Могучий умище, подарок природы, никуда не делся. Умище не делся, а наблюдательность добавилась: медведя, осторожно и недовольно наблюдающего за ней со склона противоположной сопки, она бы раньше не заметила, уж очень аккуратно появилось промеж кустов бурое пятно. Да хрен с ним, с медведем, сидит там и сидеть будет, не людоед он, с другими фактами что делать, как воспринимать?

С биохимией она здорово ввернула, сама себя убедила, что омоложение и выздоровление бывают. А что? Есть зафиксированный наукой случай. Один мужик собрал самолет на мусорке и полетел. Так хапнул адреналина, что у него рассосался рак. Было такое? Сама читала, еще в те времена, когда напечатанному можно было доверять. Ну а она так испугалась, что...

Могучий умище тут же подсказал, что не пугалась она, а тихо померла в приюте для смертельно больных стариков. Следовательно, гипотеза несостоятельна.

Удилище пару раз дернулось, потом ощутимо прогнулось. Есть! Она азартно потянула, ощутила легкое сопротивление, выдернула рыбку из воды. Полюбовалась. Мелочь, простым сибирским людом без разбору прозываемая чебаком, хотя она только за это утро насчитала четыре разновидности. Съедобное чудо на сто грамм.

Пес за ее спиной проявил интерес.

– Тебе, – согласилась она и отбросила рыбешку через плечо.

С псом тоже вышла странная история. Подбежал какой-то бродяжка, встал у левой ноги, как обученный служебный, и пошел. Куда она, туда и он. Молча, без искательных заглядываний в глаза, как будто так и надо. Но пес ладно, может, он одомашниться желает. Поведение животных вообще мало изучено, они и не то выкидывают. Говорят, у них и разум свой есть. С богиней-то что, вот так и принимать, на веру?! Для закоренелой атеистки оно как-то... б-р-р, бе-е-е.

Ладно, допустим, безупречных гипотез не бывает, и биохимия иногда творит чудеса. Собственно, она это сразу приняла, потому что положила в рюкзак две запасные смены одежды. На себя похудевшую – и на молодую девушку. Чтоб было в чем из тайги вернуться. Это ладно. А упыри? Про них откуда знает? Да что всё она – упыри ее тоже знают! Боятся, нечистики, дохнут на бегу!

Она поморщилась. Насадила на крючок очередную личинку, лихо забросила через плечо. Леска натянулась течением и заиграла. Вот, самое то. На течении поплавок бесполезен, нужно использовать либо донку с тяжеленным грузилом, но свинец таскать лень, либо наоборот, легонькое грузило без поплавка, чтоб наживка играла в струях воды. Правда, с верхней воды верховку и поймаешь, то есть мелочь. Но ей большой и не надо, псу тоже. Да и есть ли здесь крупная рыба? Река Каменка – ах какое оригинальное название! – невелика, если хорошо размахнуться, наживка на другой берег улетит. Воды по колено, но есть ямы по пояс. Около одной из них она и устроилась.

«А знания об упырях – по роду деятельности!» – решила она злобно. Диалектолог? А то! Всю жизнь в этом котле варится, вот и нахваталась народных верований. Которые в критический момент оформились в твердое убеждение. А то, что упыри ее боятся – а кто ее не боится, а? Студенты до дрожи в коленках, оно понятно, но и преподаватели обходят по стеночке. Еще бы. Старуха за метр восемьдесят, весом на полтора центнера, прокуренная, хамло и матершинница. От нее все бомжи-попрошайки района шарахаются. Как дала одному в ухо по старой баскетбольной памяти, так и шарахаются.

Пес за спиной чихнул, видимо, мошка в нос попала. Могучий умище тут же напомнил, что – вот чудо – около нее самой мошки не наблюдается. Это в тайге, у воды, средь сырой травы. Ни мошки, ни комаров, ни слепней. Даже клеща ни одного не сняла. Накомарник валяется в рюкзаке без пользы, и окуриватели валяются. Это как, а? Тоже биохимия?

Удочка подпрыгнула. Она стремительно нагнулась, подхватила. Ого! Здорово, что предусмотрительно поставила прочную леску!

Чудо сибирских рек, ленок радовал глаз. Есть, оказывается, крупная рыба, никуда не делась!

Рыбачить резко расхотелось. Нахрена? Ленка бы съесть, хороша рыбка, да пропадает за полдня.

И еще так же резко расхотелось употреблять крепкие выражения. Ну к чему через слово вставлять в речь упоминания о половых органах, пусть даже эвфемически? Она что, сексуально неадекватная? Нет. Вот и ни к чему.

Топот и шум веток она услышала заранее. Слух тоже подкрутился на чувствительность, как и зрение. Так что появлению двух мальчишечек она не удивилась. Деревня не так уж далеко, вчера через нее проходила.

Мальчишки уставились на нее, но не с детским любопытством, а как-то оценивающе, по-взрослому. Как воры или мошенники. Она в три движения скатала палатку в упругое кольцо, запихала в чехол и застегнула. Прикинула вес рюкзака – полегчал, родимый. Потом обернулась к детям:

– Ну, чего приперлись?

– Просто так, – сказал один.

– Здесь рыбы нет, – сказал другой бесхитростно. – Рыба за скалкой ловится. Позавчера приезжие с ночевой стояли, тайменя взяли на кобурнадцать кэгэ.

– Ну-ну, – усмехнулась она. – За скалкой, говорите? На кобурнадцать, говорите?

– На четырнадцать, – поправился первый и укоризненно посмотрел на второго.

– А то я не знаю, что местные городским никогда хороших мест не покажут! – снова усмехнулась она. – Удавитесь, но даже к полянке с черемшой не проведете. За скалки, по кустам, всех клещей на себя собирать? А сорвусь в воду, вообще обрадуетесь? Там же тропы нет, верно?

Ребятишки моргнули.

– Шли бы вы стороной, – посоветовала она тяжело.

– Ходим, где хотим, – улыбнулся второй. – Это наша река. Сейчас здесь камушки в воду будем кидать. Играем.

Пес поднялся из травы, уставился на детей. И зарычал.

– Рычать умеешь? – поразилась она.

Обернулась – дети уходили, не спеша и не оглядываясь, но явно сдерживаясь из последних сил, чтоб не побежать.

Что ж, ей тоже пора обратно. Засиделась в тайге. Недельку вниз по течению – и вот он, город. А вместе с ним нерешенные религиозные вопросы. И могучий умище что-то не в помощь.

Она поднялась вверх по склону – и недобро усмехнулась. По верху сопки тянулась, змеилась неширокая, но вполне накатанная дорога. А она к реке через бурелом продиралась. Вот же деревенские. Злокозненное, завистливое и недоброе племя. Хоть бы кто подсказал, как легче к реке пройти, она же спрашивала.

Пес вылез на дорогу, отряхнулся и явно повеселел. Тоже не любитель буреломов да кустов. Она усмехнулась – сработаемся! Убедил, лохматый. Опустила псу на макушку тяжеленькую свою руку, заглянула в карие собачьи глаза:

– Служи верой и правдой.

Пес смотрел серьезно, а она вдруг задумалась, что именно от дворняги потребовала. Ну, если на современном русском? Та, древняя вера из клятвы, она же ближе к доверию по смыслу. А правда... ну, «Русскую правду» любой филолог знает. Свод правил и законов Ярослава Мудрого. То есть она потребовала доверять ей и защищать законы? Древние законы? М-да.

Затертые слова вдруг развернулись иным, потаенным смыслом. А ведь пес принял их. Точно у животных разум есть. Свой, ущербный. Она бы на такой развод не согласилась. Чтоб за еду столь много взять на себя? Не лохушка.

От светлых сосен накатывали мощные запахи хвои и смолы, из распадков иногда долетал одуряющий аромат цветущего белоголовника. Дорога стелилась под ноги скатертью, шагалось легко, думалось... м-да.

Наконец она сдалась и задала честный вопрос самой себе. А чего это ее так корежит от признания богов? Научное мировоззрение не позволяет? Да ну. Капице, значит, великому ученому, позволяло, и Тимофееву-Ресовскому тоже, а ей, ничтожной преподавательнице универа из сибирского городка, так сразу нет? Существует возможность совмещать научное мировоззрение и личную религиозность, и всегда она существовала. Если, конечно, иметь в виду именно веру в бога, а не ту чушь, что несут в церквях священники.

Тогда что? Она криво улыбнулась. Что, что... тоже мне, загадка века. Если бог создал этот мир, то он конченая сволочь. Всемогущий допускает столько зла и несправедливости? Ах, не допускает, просто создал и далее не вмешивается? Ну и какой тогда из него Отец? Козел он, а не Отец. Вот именно это ее и отвращает от идеи бога. Она же как была восторженной девчонкой, так в душе ей и осталась. Она чуда жаждет, любви и ласки. А тут такой козел! Бе.

Так что богов нет. Что угодно, кто угодно есть, а богов нет.

А как же Капица, Тимофеев-Ресовский? Могучие же умы. Ну, она предполагала, как. Смерти боялись ребятки. А еще – что придется отвечать за злодейства. Много чего товарищи натворили. Про Тимофеева-Ресовского доказано публично, ну а Капица по умолчанию идет в палачи. На его многолетнем посту чистым не останешься и в стороне не постоишь. Вот и отмаливали.

Если не боги, тогда – потомки из будущего. Это совсем, совсем другой расклад. Чего они хотят? Вряд ли чего-то для себя, у них там наверняка хорошо. Для ее реальности – чего? Может, даже чего-то хорошего, но лично для нее это обозначает смерть. Снова. Потому что ушлые ребятки четко увязали ее жизнь с предназначением. А она, извините, как не верила в богов Руси Изначальной, и уж тем более в саму Русь, так и не будет верить. Если б боги существовали, они столько страданий и несправедливости не допустили бы.

Она не испугалась. Подумаешь, умрет. Ради чего жить-то еще раз? Снова ради места завкафедрой диалектологии? Ради изучения «сладкоголосых» говоров средней Ангары? Ну, смягчают "р", йотируют "л" где ни попадя, и что? Один косноязычный когда-то начал, остальные переняли, чего там изучать? И уж тем более ради этого жить? А на великое служение в науке у нее, извините, талантов нема. Так, обычная докторишка наук, не более. Филолог, короче, курица не птица...

– Извини, пес, недолго дружили, – вздохнула она. – Скоро расстанемся на веки вечные.

Треск мотоцикла, зудящий где-то далеко, вдруг раздался совсем рядом. Она сошла на обочину, не оборачиваясь. Едут местные и пусть себе едут, дела им нет до обычной женщины на лесной дороге.

Трехколесный монстр обогнал ее, резко затормозил, вильнул и встал, перекрывая дорогу. С коляски спрыгнули и уставились на нее знакомые мальчишки. Оп-ля. Не к добру. Деревенские всегда догоняют не к добру. Ни разу следом за ней не бежали с целью вручить на дорожку хлеб-соль. Вот претензии выкатить, обвинения, подозрения – сколько угодно. Не любят деревенские городских, ох не любят.

Мужик покинул сиденье и направился к ней. Невысокий, но крепкий такой. Кряжистый. Сапоги, форма. И ружье в руке. Лесник, что ли?

– Эта? – осведомился мужик.

– Она на нас собаку натравливала! – подтвердили поганцы.

Мужик мельком глянул на пса.

– Дворовый, – отметил он. – А ты в лес притащила. Правила нарушила. Ну, это мы...

Достал из кармана патрон и стал заряжать ружье.

– Пошел вон, – тяжело сказала она.

Мужик уставился. Еще бы, она таким тоном птиц на лету, как говорится, сбивала.

– Извини, не узнаю, – сознался мужик. – Ты чьих?

– Пошел вон.

– А, – протянул мужик без удивления. – Понял. Ничья. Тебя не боюсь. Его боюсь, да, кусал такой в детстве, и не раз, а тебя – нет. У нас, сама знаешь, закон – тайга.

И ствол ружья недвусмысленно уставился ей в живот.

Она только успела подивиться, как странно обрывают ее жизнь потомки – через выстрел сдуревшего от безнаказанности лесного мужичка – когда пес прыгнул. Молча, без рычания. Мелькнул темной молнией, ударил кряжистого в грудь. Явно на горло целился, да не достал, росту не хватило. Грохнуло, ружье дернулось, мужик отступил, споткнулся, упал, но тут же поднялся. И ружья из рук не выпустил. Пес стоял перед ним, звонкий в настороженности, как струна, совсем не как зверь. Зверь, если нападает, то бьется, а тут...

– Сидел бы в лесу, как заповедано от веку, остался б жить, – обронила она в полной уверенности, что ее поймут.

– А я в лесу! – хрипло огрызнулся мужик и отступил. – Здесь я хозяин!

– Приживала, не хозяин, – усмехнулась она.

Мужик, пятясь, отступил к мотоциклу. Отвесил по затрещине мальчишечкам.

– Вы на кого навели, дурни?! – прошипел сердито. – Женщина, женщина, одна! А посмотреть?!

– Мы смотрели! – проныл старший.

– Не так смотрели! Повезло, что дети, пожалела вас! Меня не пожалеет!

Мотоцикл взревел и умчался. Пес, настороженный, проводил его взглядом.

– Благодарю за службу, – сказала она внезапно задрожавшим голосом.

Пес попытался развернуть к ней голову... покачнулся вбок и упал. Заряд, предназначенный ей, он принял своей грудью.

Она села рядом с псом на дорогу. Сломила стебель бессмертника, положила рядом с мордой. Такое странное, такое неживотное поведение. И характерные пятнышки над глазами – знак древнейшей породы собак, способных узнавать и отгонять от двора нечисть. Последний рубеж обороны села, надежнейшие помощники и защитники хозяек. Название породы – дворнага. Первое упоминание – в Краледворской рукописи, уверенно определяемой учеными как подделка.