Текст книги "Флотские байки"

Автор книги: Владислав Мацкевич

Владислав Мацкевич
Флотские байки

«Мы думаем, – никто не будет отрицать того факта, что обстановка и рассказы в детстве оставляют следы на всю жизнь человека. Пушкин говорил, что первая искра поэзии запала в его душу из сказок его няни…

На редком из кораблей не найдется сказочника, который в течение 3-летнего дальнего плавания почти ежедневно рассказывает своим товарищам всё новые и новые сказки. Очевидно, в народе есть какая-то сила, сохраняющая древние сказания о битвах и богатырях, и никто не будет отрицать, что сказания эти не влияют так или иначе на нравственную сторону человека. Желательно, чтобы те из сказаний, которые поднимают дух военной доблести, не выводились».

Адмирал С. О. Макаров, «Рассуждения по вопросам морской тактики»

Книга посвящена курсантам первого набора (1952 г.) Высшего военно-морского инженерного училища подводного плавания («Голландия»)

Об авторе

Капитан второго ранга Мацкевич Владислав Витольдович родился в 1934 году в Забайкалье.

В 1958 году закончил высшее военно-морское инженерное училище подводного плавания в г. Севастополь (затем СВВМИУ). Назначен командиром моторной группы, а спустя год – командиром БЧ-5 подводной лодки «С-345» 25 БПЛ Северного флота. Через два года назначен на должность пФ-5 по живучести 25 бригады ПЛПЛ СФ, затем в 1963–64 годах был советником флагманского инженер-механика подводных сил (бригады) республики Индонезия. После завершения загранкомандировки служил пФ-5 по живучести 22 БПЛ 37-й дивизии ПЛПЛ Балтийского флота, а через два года назначен пФ-5 штаба 37-й дивизии ПЛПЛ. Прошел курсы повышения квалификации при 91-м НИИЦ ОДАС МО, НИИ Коломенского машиностроительного завода и СВВМИУ. Неоднократно участвовал в несении боевой службы на ПЛПЛ и крейсере «Свердлов» в составе походного штаба. В 1968 году по состоянию здоровья переведён старшим преподавателем военно-морской кафедры Николаевского кораблестроительного института им. адмирала Макарова (НКИ). На кафедре им оборудована специализированная аудитория по эксплуатации корабельных дизелей, лаборатория действующей техники и лаборатория дефектоскопии.

Многократно участвовал в дальних шлюпочных походах студентов по Черному морю и Днепру.

В 1970 году, к 50-летию НКИ, им вместе с другим преподавателем ВМК создан музей адмирала С. О. Макарова, в котором продолжает работать научным руководителем на общественных началах. Музей включен в «Морской энциклопедический словарь». В 70–80-х годах им заложена основа фонда старых книг по истории флота в НКИ. Закуплено более двухсот книг XVIII, XIX и начала XX веков. Подавляющее большинство – раритеты. Приобретено несколько сот томов журналов «Морской сборник», начиная с I тома 1848 года.

После демобилизации из рядов ВМФ в 1984 году ему предложено организовать службу стандартизации и метрологии университета. Разработал 7 стандартов НКИ и ряд методических документов в системе управления качеством НИОКР.

В настоящее время работает главным метрологом Национального университета кораблестроения имени адм. Макарова (бывший НКИ).

В марте 2006 г. участвовал в праздновании 100-летия подводных сил России в г. Санкт-Петербурге.

От автора

Эта книга появилась на свет не сразу. В устном виде эти побасёнки часто звучали на шлюпках и у костра во время дальних шлюпочных походов гребно-парусной секции НКИ, встречах преподавателей и студентов, организуемых клубом «Корабел», на «посиделках» студентов, принимавших участие в работе музея адмирала С. О. Макарова при НКИ, юбилейных встречах выпускников ВВМИУпп.

Книга написана по многочисленным просьбам со стороны студентов-выпускников НКИ 70–80-х годов, сейчас директоров фирм, заводов, деканов, профессоров, ведущих специалистов проектных и производственных предприятий. Некоторые из них взяли на себя работу по верстке книги, разработке её дизайна.

Автор выражает искреннюю благодарность доценту НУК Е. Трушлякову, капитану 1-го ранга В. Кизиму, выпускникам НУК В. Торубара и Е. Торубара, сотруднице НИЧ университета А. Клепец, которые непосредственно своими руками создавали эту книгу. А также благодарю всех моих друзей-однокашников и сослуживцев по подводному флоту и военно-морской кафедре НКИ-НУК.

«Голландские» салаги

Кандидаты в курсанты (не абитуриенты, как в ВУЗах) первого набора вновь открываемой «Голландии» из-за неготовности здания училища к занятиям проходили приёмное чистилище в Высшем военно-морском училище имени П. С. Нахимова. Вчерашние школьники из больших и малых городов, сёл и деревень (с флота были единицы), никогда досель, в значительном большинстве, не выезжавшие самостоятельно дальше родной «околицы», прибывали в город-герой Севастополь. Уж это одно приводило их в трепет, а впереди медкомиссия, экзамены, мандатная комиссия. На перроне их встретила толпа уже отсеявшихся по разным причинам мальчишек, которые были все как один наголо острижены – издержки производства, а точнее, приёма. Они сообщили «страшную весть» – пройдя проходную, вы тут же будете острижены, в город ни-ни, так как вас, лысых, тут же отфильтрует патруль. Далее следовали страсти-мордасти о суровой медкомиссии, «зверствах» экзаменаторов и копании в твоей генеалогии до седьмого колена мандатной комиссией. Были такие, кто сразу считал деньги на обратный путь.

Притихших пацанов вскоре отбирали представители (считай – патрули) соответствующих училищ, и вскоре мы уже у проходной «нахимовки». Недолгие формальности с документами, и будущих «голландцев» ведут в «резервацию».

Если «нахимовцы» жили в казармах, то для «голландцев» на берегу моря колючей проволокой был отгорожен довольно большой участок каменистой земли без кустика и травинки, но с множеством больших палаток. Над воротами, почти как в Освенциме, висел оптимистичный плакат «Добро пожаловать». Как только ты переступал за ворота, тебя вежливо приглашали в палатку справа от ворот. Из неё ты выходишь лыс, как бильярдный шар, с торчащими ушами. Заботливо-безжалостные мичманы-сверхсрочники разместили нас по палаткам и расписали нашу жизнь на ближайшие дни по часам. В жару с высокой влажностью в раскаленных палатках шла подготовка к очередному экзамену.

Прошедших горнило всех комиссий переодевали в белые брезентовые робы, которые гнулись и хрустели, как жесть, и натирали тело во всех мыслимых и немыслимых местах. Особенно ненавидели рабочие ботинки с сыромятными шнурками, их тут же окрестили «г…одавами». Чтобы как-то занять во времени эту категорию новобранцев, их приобщали к отработке курса «молодого матроса». С утра до вечера уже курсанты маршировали по растоптанному в пыль стадиону с «винторезами» 1891/1930 года. «Резервация» постепенно пустела, так как поступивших сразу переселяли в палатки, установленные на площадке училища прямо на асфальте, но уже до колючей проволоки.

Как-то под вечер вдоль берега прошел смерч внушительных размеров, а ночью, часа в два, – гроза, солидно затопив площадку и палатки. Неожиданно в одной завалившейся и затопленной палатке грянуло: «Наверх, вы, товарищи, все по местам…» Песню подхватил лагерь. Проливной дождь, молнии по южному – и песня. Запомнилось надолго.

Вскоре людское содержимое двух факультетов «Голландии» построили в колонну по три, и из бухты Стрелецкая строем мы двинули в город, на борт учебного судна «Волга». Зрелище было не для слабонервных. Лысые, с ушами, торчащими из-под бескозырок без ленточек, в негнущихся робах и в этих самых (не будем второй раз повторять) башмаках. Строй растянулся почти на километр. Скоро ли, далеко ли, но мы на борту учебного судна. Практически у всех это первая боевая посудина, дрожь палубы которой мы ощутили у себя под ногами. «Волга» была бывшим испанским транспортом, «прихватизированным» нашими в испанскую гражданскую войну. А чтобы его не узнали – пристроили вторую фальш-трубу. «Зелень подкильную» расписали по кубрикам, точнее, по грузовым трюмам, выдали по прооковому матрасу и прочие спальные принадлежности. Койками служил настил трюмов.

Ночью через нас бегали огромные и наглые испанские наследницы – крысы. Через пару ночей был отработан приём – все укладывались на «койки», то есть на пробковые матрасы, взяв в руки по башмаку. Дневальный вырубал свет, минут пять спустя по условному сигналу врубался свет, и в крыс, сосредоточившихся на шпангоутах и ребрах жесткости, летели тяжёлые рабочие ботинки. Жертвы среди хвостатых тварей были. Второй башмак шел на добивание.

Но не это было самым неприятным. Матросы судна, служившие в те времена по пять лет, отыгрывались на нас, салагах, по полной программе. Не посылали только пить чай с бимсами на клотике, зато в машинном и котельном отделениях чего только не было.

«Волга» снималась с якоря для учебного похода вдоль крымского и кавказского побережий. По дороге мы должны были участвовать в съёмке кинофильма «Корабли штурмуют бастионы», действо которого проходило в районе Судака. Перед отходом расписали нас по боевым постам, меня – дублёром котельного машиниста. По узкой, глубокой – до шести метров шахте по скоб-трапу попадаю в котельное отделение, представляюсь старшине. Тут же следует команда: «Слышь, молодой, в отсеке жарко, залезь за котел, отдрай иллюминатор». Полез в трюм, прополз под котлом и стал в полной темноте тщетно щупать борт, шпангоуты и прочие железяки набора. Иллюминатора нет. Задом выползаю назад.

– Нашел? Лезь, ищи лучше.

Когда прополз половину котла, дошло, что я значительно ниже ватерлинии (слова такого я тогда не знал), поэтому никакого иллюминатора в этом месте быть не может. Вылез, доложился. Велели снять робу и отстирать от мазута. Пока роба сушилась в струях вентилятора, в котельном отделении из машинного появился мой коллега Толя с тазиком в руках (обрезом по-флотски). Передаёт просьбу старшины команды машинистов – одолжить тазик вакуума. Его отсылают назад, якобы тазик для этого не подходит, неси мешок. Толя приходит с рогожным мешком, в него кладут четыре чугунных балластины весом по 16 килограммов, и страдалец по паелам поволок мешок в «закрома». А их поштучно нужно переложить через комингс переборочной двери и уложить опять в мешок. Через несколько минут груз доставлен обратно с объяснениями – начальнику ржавый вакуум не подходит.

Было потом мешание стальной кочергой воды в тёплом ящике, где она бурлит, как в водопаде, продувание ртом манометровых трубок и многое, многое другое.

Конечно, каждый из нас из школьного курса знал, что такое вакуум, но когда на тебя обрушивается лавина всяких ватервейсов, стрингеров, пиллерсов, флор и прочих корабельных технаризмов, клёпки в голове вышибает напрочь, да ещё и Нептун требует своей доли дани.

По окончании похода нас доставили в альма-матер. Громадное здание длиной 393 метра готово едва на четверть, но там внутри флотский порядок. Довольно долго мы расчищали, равняли площадку перед главным корпусом, где 28 сентября 1952 года приняли присягу. И я не знаю ни одного случая среди «голландцев» первого набора, чтобы кто-то принял присягу во второй раз после развала Союза.

После развала Российской Империи Финляндия получила независимость. Вновь образованное правительство этого молодого государства пригласило на должность министра обороны будущего маршала Маннергейма, служившего до этого в царской армии и достигшего значительных высот в армейской иерархии. Прежде чем дать «добро», он официально запросил правительство РСФСР освободить его от присяги, данной России. Он свято чтил честь Офицера (пишу с большой буквы, так как в Петровском морском Уставе слово «офицер» всегда писалось с заглавной буквы).

В «Записках командующего Черноморским флотом» Касатонова рассказано, как исподтишка, заманив командира лодки и старпома с корабля в казарму, «рухнутые» «чинили присягу» на подводной лодке в Севастополе. Часть личного состава во главе с мехом задраилась в кормовых отсеках. Задраившиеся по трансляции и переговорке высказали всё, что они думают об этой вакханалии, напомнили «заблудшим овечкам» о присяге, принятой в курсантские годы.

 
Гардемарин, курсант, что может
Прекраснее на свете быть?
Что может быть для нас дороже,
Чем эти галочки носить?
 
 
Курсант – нет слова благородней.
Кем ни был он за жизнь свою?
Сегодня чёртом в преисподней,
А завтра – ангелом в раю.
 
 
Погоны наши с белым кантом —
Наследье славных дел Петра.
И палаши. Судьба добра
К тому, кто стать сумел курсантом.
 

Эти стихи были написаны в ТОВМУ курсантом, списанным по здоровью с выпускного курса в 1948 году.

Позже он стал видным ученым.

Четыре портрета

После воины Держава приняла новую кораблестроительную программу. Офицеров флота понадобилось много, особенно инженеров-механиков. Посему в 51-м году было принято решение создать на юге, в Севастополе, новое инженерное училище, благо царь перед Первой Мировой войной начал, но не закончил строительство Второго морского кадетского корпуса. С Графской пристани хороню просматривались в бухте «Голландия» на горе большие руины этого корпуса.

За год отстроили примерно пятую часть шикарнейшего здания, длиной более 390 метров, а по огибающей 550 метров. Белый инкерманский камень, колоннады, портики, лепнина, внутренние дворики, километры натёртого до зеркального блеска паркета. От бухты вверх к корпусу шёл каменный трап, 283 ступени. Купаясь в бухте летом, а особенно зимой, мы наперегонки бегали по нему вверх к главному корпусу.

Отделке, оснащению аудиторий и лабораторий могли позавидовать многие ВУЗы. Чуть позже на гору за здание училища затащили целиком подводную лодку-«малютку», переделав её в полигон по борьбе за живучесть лодки, вокруг неё возвели трехэтажное здание с тренажёрными классами управления подводной лодкой.

С развитием атомного подводного флота из факультета отобрали первых 36 «атомщиков», создав новый факультет. В стороне от училища установили действующий исследовательский ядерный реактор «ИР-100», присоединив к нему установку криогенной техники, что позволило, помимо прочего, проводить исследования по линии космоса.

Преподавателей добровольно-принудительно брали из ВУЗов и ВМУЗов Ленинграда и Москвы (времена были такие), подавляющее большинство из них было корифеями.

Пять лет и семь месяцев они добросовестно готовили из школьников инженер-механиков флота.

Высшее военно-морское инженерное училище подводного плавания, в народе «Голландия», было детищем адмирала флота Советского Союза Н. Г. Кузнецова и академика А. П. Александрова. Последний позже сказал, что «Голландия» является одним из лучших технических ВУЗов мира. Сейчас в «Голландии» институт ядерной энергетики и промышленности.

А вот воспитателей юных моряков подобрали по старому принципу. У писателя-мариниста Сергея Колбасьева по этому поводу давно написано: «…и всегда, неизвестно почему, люди, за негодностью выброшенные с флота, могли стать воспитателями будущих моряков».

Многие ли знают этого писателя? Помните кинофильм «Мы из джаза»? Бравый моряк вразвалочку идет по центральному проходу пустого зала к сцене, где в одиночестве сидит группа героев фильма. Это он – Сергей Колбасьев – фактический основатель отечественного джаза. У него учился джазу Леонид Утесов, он в 30-е годы создал звукозаписывающую аппаратуру, «выцарапывая» музыку на кинопленке. У него при аресте давили ногами чемодан с грампластинками – шедеврами мирового джаза.

Так вот, в нашу роту «циклопов» назначили ротным командиром боевого капитана 3-го ранга – отца родного (на 50-летие училища мы его нашли и выпили «по рюмке чая» за его здоровье), а в роту «пигмеев» – капитан-лейтенанта, закончившего когда-то ускоренный курс красных командиров. Он старался, но часто попадал впросак. Тугодум, он, поймав курсанта без бескозырки вне здания, задавал один и тот же вопрос: «Почему без бескозырки?» Курсант отвечал: «А как?» Пока ротный соображал, курсант давал дёру.

Однажды в ротное помещение, где жило около трехсот человек, под его руководством внесли четыре портрета Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина. Став посреди кубрика, он, вращаясь вокруг оси, изрек: «Сюда Карла, сюда Маркса, сюда Энгельса, сюда Ленина». С ним ступор – Сталина некуда вешать.

По тем временам за это можно и на Колыму. Повторив ещё раз эту тираду, ротный почесал не то место, которым думают, и тут увидел, что все курсанты пырхают, едва сдерживая ржание. И он нашел гениальный выход – молча указал пальцем, какой портрет на какую стенку вешать, облегчённо вздохнул, так как Колыма отменялась.

«Шоколадный заяц» в тельняшке

Корабельную практику после второго курса наша рота проходила на торпедных катерах проекта «Комсомолец». Маленькие кораблики из алюминиевого сплава базировались в Карантинной бухте Севастополя. Катера настолько малы, что на них не было предусмотрено ни одного спального места, прикорнуть удавалось только на кожухе гребного вала. При этом катер прыгал на волне, как арба, несущаяся по камням вниз в пропасть. Открытая полурубка, где помещались только командир и боцман-рулевой. Два торпедных аппарата по бортам, за рубкой артустановка. Моторист в моторном отсеке в танковом шлеме и ватнике привязан к трубопроводу, иначе разобьёт. Жили на берегу бухты в больших палатках.

Неожиданно нам сообщили, что практика на катерах сокращается, а я ещё не видел торпедной стрельбы. Узнав, что завтра соседний катер идет в море на стрельбу, уговорил ротного и командира катера взять меня в море.

«Супостата» изображал сторожевик 50-го проекта, он бегал вдоль берега в районе Качи, а катера поочередно выходили в торпедные атаки. Первоначально атаки были условными, т. е. командир определял по РЛС дистанцию, оценивал курс, скорость цели и примитивным рамочным прицелом устанавливал угол упреждения торпеды. Момент залпа обозначался опусканием сигнального флага «рцы». После нескольких таких атак получаем радио «Рцы фактически исполнить».

Командир разрешил мне боком разместиться в рубке рядом с ним. В те времена торпеды не красились серебрином, как позже, а смазывались водостойкой вязкой смазкой «АМС-3». Стрельба торпедой осуществлялась с помощью заряда чёрного дымного пороха. По команде «Пли» торпедист дёрнул за рукоятку и тут же лёг на палубу под аппарат. Командир и боцман присели, а я, зажав зубами ленточки бескозырки, высунулся из рубки, созерцая процесс.

Пороховые газы вытолкнули торпеду из трубы аппарата, при этом давлением газов с торпеды сорвало и раздробило значительную часть смазки. Катер на скорости более 30-ти узлов влетел в облако из смеси пороховых газов и смазки, значительная часть которой тут же осела на катере, а я был покрыт «шоколадной глазурью». Торпеду, упавшую в воду, рулями стало уводить на заданное углубление, при этом её кормовая часть с вращающимися соосными винтами высунулась из воды и через дейдвудную трубу плюнула мне в лицо отходами запустившейся машины.

По нагрудный карман я был чёрен, как нигериец. Оторжавшись, команда тёрла меня соляркой и содой, а робу боцман посоветовал на крепком конце потаскать за катером, но не более десяти минут. Зная, что за испорченную амуницию мне достанется от ротного старшины по кличке «Шомпол», я перестарался, потаскал около получаса. Когда достал, вспомнил и «Шомпола», и ротного командира, так как от рубахи остались одни швы и бахрома. В лагерь пришел в одних штанах с красной от солярки физией. Романтика закончилась чисткой гальюна.

Сокращение практики было связано с тем, что в училище прибыл Главком ВМС адмирал Н. Г. Кузнецов. Перед строем роты он объявил нам, что с этого момента мы становимся подводниками. Так «Голландия» стала подводницким училищем, а мы назавтра отправились в Южную бухту Севастополя в подплав.

Энтропия

Теорию теплотехники в «Голландии» читал флотский полковник С. М. Волосов, долгое время до этого он руководил кафедрой в ленинградской «Дзержинке». Исключительно интеллигентный человек, он с шиком носил флотскую форму. Его опрятная борода была пушистой и большей частью совершенно белой. Лекции читал интересно, доступно, уделяя внимание не только сути читаемой дисциплины, но и этическому воспитанию курсантов – бурсаков, пришедших в училище не из дворянского сословия. Например, наставлял: «Товарищи будущие флотские офицеры, если вы едете в дилижансе, а в нем стоит хотя бы одна женщина, которая не садится уж из-за того, что не желает помять свой кринолин, вы не имеете права сесть».

Закончив читать соответствующий раздел, он, желая подчеркнуть эфирность понятия «энтропия» [1]1
  Энтропия – от греческого слова «entropia» – поворот, превращение. Теоретическая величина. Функция состояния термодинамической системы. Введена в 1865 году Р. Клаузиусом (БЭС)


[Закрыть]и, как потом выяснилось, не впервой, эффектно бросил: «Товарищи курсанты! Запомните, если я когда-либо, у кого-либо спрошу: «Что такое энтропия?» – то плюньте мне в бороду».

В феврале 58-го года наш первый набор «Голландии» защищал дипломные проекты. В одной из секций дипломнику среди прочих вопросов был задан вопрос: «Что такое энтропия?». Руководил секцией начальник кафедры из Второго инженерного училища, в секции пять-шесть человек, среди которых полковник С. М. Волосов и флагманский инженер-механик бригады подводных лодок в Балаклаве, выпускник «Дзержинки».

Отвечая на очередной вопрос – что такое энтропия, курсант возьми да и ляпни – мол, как-то полковник С. М. Волосов по окончании одной из лекции заявил: «Если я когда-либо у кого-либо спрошу, что такое энтропия, то плюньте мне в бороду». У председателя расширились глаза, он окинул взглядом членов комиссии, выясняя, кто задал этот некорректный вопрос. В ответ молчание. Председатель берёт у адьюнкта – секретаря секции протокол, читает и, обращаясь к флагмеху, спрашивает: «Иван Иванович! Вы удовлетворены ответом?». Тот бросает: «Вполне».

Лет 10–15 назад он был курсантом у С. М. Волосова в «Дзержинке».