Текст книги "Пока еще не домашние"

Автор книги: Владислав Хлебович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц)

Многие знают, как легко и прочно приручаются врановые птицы – вороны, вороны, грачи, галки, сороки, особенно тогда, когда взяты из гнезда слетками. Три раза я держал ручных воронов. Мне был неизвестен их пол, и всех воспитанников звали Кларами. Последняя Клара жила на биологической станции на Белом море. Круглые сутки она была на свободе, на вольном воздухе. Ночевала на насесте, прибитом под навесом у крыльца.

Рано утром она стучала внушительным клювом в форточку и, склонив голову набок, заглядывала в глубь комнаты, не встаю ли я. Увидев, что я уже встал, она, стремглав, облетала дом и ждала на крыльце моего выхода. Мы здоровались по заведенному обычаю: сначала я чесал Кларе под клювом, а она, прикрыв глаза, тихо ворковала. Потом птица взлетала мне на плечо и аккуратно перебирала клювом мои брови и ресницы. Это была трогательная картина.

Но позже мне стало известно, что в основе таких отношений лежит характерное для воронов половое поведение. Вороны избирают супруга в раннем возрасте и на всю жизнь. Большое значение для этих птиц играет взаимное ухаживание за пером. Ворон – собиратель и падальщик. В отличие от других падалыциков – грифов, сипов, кондоров, у которых голые, с небольшим перьевым покрытием голова и шея, вороны имеют на голове богатую «растительность» с отдельными, франтовато торчащими перышками, напоминающими бородку и усы. У них всегда существует опасность запачкать оперение головы, поэтому элементом брачного поведения у этих птиц стал взаимный уход супругов за перышками. Интересно, что все мои Клары не обращали никакого внимания на обитающих по соседству воронов, и общались только с человеком, запечатленным ими при приручении в качестве супруга. Похожие отношения, как показал в своей замечательной книжке «Кольцо царя Соломона» лауреат Нобелевской премии австралийский зоолог Конрад Лоренц, устанавливает с человеком прирученная галка. А следствие такого глубокого приручения воронов и галок – их неумение или активное нежелание создать нормальную семью с партнером своего вида. Отсюда – неспособность к размножению и тем самым к одомашниванию.

Очень легко на основании запечатлевания новорожденным лосенком человека, выпаивающего его молоком из бутылки, приручаются лоси. И часто приручаются так сильно, что выросшие из них ручные лоси-быки не обращают внимания на пришедших в охоту лосих. Этих ручных лосих покрывают всякий раз приходящие из леса дикие лоси. В стадо на вольном выпасе постоянно вливается «дикая» кровь. Нарушается одно из основных условий искусственного отбора – возможность подбора пар. Так успешному одомашниванию препятствует способность лося к сверхглубокому приручению.

Недаром среди одомашненных животных нет ни одного, которое воспринимает человека как полового партнера. Все они в достаточной мере ручные, чтобы иметь с ними дело в хозяйстве, но в отношениях с человеком «держат дистанцию».

Итак, не все прирученные животные стали домашними, а только те, кому приручение не закрыло пути к искусственному отбору.

Если согласиться с положением, что первым шагом в одомашнивании наиболее старых сельскохозяйственных животных было их содержание в качестве «живых консервов», то, очевидно, не ошибемся, если укажем на один общий для всех случаев признак, по которому начинался отбор. Это уже был искусственный отбор, потому что человек отбраковывал особи с признаками, крайне нужными им в дикой природе, но вредными в зарождающемся животноводстве. И этот отбор был направлен на миролюбие, непугливость, неагрессивность, одним словом, на контактность с человеком.

В первую очередь из загонов изымали наиболее свирепых, агрессивных особей или, наоборот, дрожащих, забившихся в угол паникеров. Эти категории животных приносили больше хлопот при содержании, и они-то чаще всего отказывались от пищи. У более покладистых было больше шансов дольше прожить и оставить потомство. Только отбором на миролюбие и можно объяснить столь разительные различия в поведении между сельскохозяйственными домашними животными и их дикими предковыми формами, агрессивными или настороженными.

Все, о чем здесь было сказано, происходило постепенно и стихийно в различных районах обитания человека на протяжении сотен лет и даже тысячелетий.

Но вот в наши дни зоологи-генетики из Новосибирска провели под руководством академика Д. К. Беляева удивительные опыты по одомашниванию серебристо-черных лисиц, которых в нашей стране разводят ради прославленных на меховых аукционах ценных шкурок. Обычно звероводы мало обращают внимания на поведение разводимых на фермах лисиц.

Новосибирцы же провели специальное исследование и установили большую неоднородность «личного состава» лисьих ферм по характеру и поведению особей. Оказалось, что по отношению к людям 30 процентов животных проявляли резко агрессивное поведение, 20 процентов были отчаянными трусами, у 40 процентов поведение оценивалось как агрессивно-трусливое – звери шарахались из одной крайности в другую. И только у 10 процентов животных наблюдалась спокойная исследовательская реакция на приближение человека. Убедившись, что характер серебристо-черных красавиц передается по наследству, биологи повели строжайший отбор на их миролюбие. Каждый год выбраковывалось не менее 80 процентов животных.

И всего через 20 лет методического отбора поведение животных на ферме разительно изменилось. Лисицы не только перестали опасаться людей, но активно идут на общение с ними. Они лижут руки знакомого человека, а иногда, подобно собаке, пытаются его охранять; в этих случаях они подают голос, чем-то похожий на собачий лай. Удивительно, что отбор, проводимый исключительно только по поведению, существенно затронул и другие признаки. Появились зверьки со свернутым калачиком хвостом, с белой отметиной-звездочкой и даже с висячими, как у собаки, ушами. Изменились сроки размножения. Некоторые мамаши стали в год приносить лисят не один раз, как обычно, а два раза.

Не вдаваясь в подробности, скажем, что такие необычные изменения в облике лисят, отбираемых лишь по поведению, связаны с тем, что характер или темперамент во многом определяется сложными взаимоотношениями в организме различных гормонов. Отбор на иной характер оказывается отобором на иной баланс гормонов. Но гормоны изменением своих концентраций действуют не только на поведение, но и на окраску, сроки размножения, соотношения частей тела. Таким образом, работами ученых было показано, что, отбирая животных только на миролюбие, мы можем вызвать у них к жизни ряд других признаков, многие из которых окажутся важными для одомашнивания. Именно это и должно было происходить при отборе на миролюбие у разводимых впервые коров, овец, коз, свиней, лошадей – через изменение гормонального баланса менялись и другие черты: окраска, плодовитость, время размножения и прочее. Уже первичный отбор на миролюбие, неагрессивность наметил ту пограничную линию, которая отделила домашних животных от их диких предков.

На первых шагах доместикации где-то рядом с загонами для скота обитали дикие предки наших домашних животных. И, наверное, люди давно заметили, что «дикари» опасны тем, что могут сманить домашних в свое стадо. Еще опасность крылась в том, что при контактах диких животных с домашними сохранялась возможность их скрещивания, которая ликвидировала бы те скромные успехи искусственного отбора, которые к тому времени были достигнуты. Наверное, поэтому животноводы всех народов пронесли через века неприязнь и даже ненависть к диким предкам своих домашних животных. Вот что можно прочитать в старинной былине о Добрыне Никитиче:

 
«Приходил по стаду по скотинному
Приходил же тур да златорогий,
Притоптал же всех коров до единою,
Не оставил нам коровушки на симена».
 

Есть свидетельства того, что в конце прошлого века монголы, быт которых был тесно связан с коневодством, нетерпимо относились к появлению вблизи своих табунов диких лошадей и преследовали их. Возможно, в этих случаях речь шла о лошади Пржевальского, которая по современным взглядам не может считаться предком домашней лошади. Но и к тарпану, истинному предку наших лошадей, коневоды всех времен и народов относились враждебно.

Дикие предки овец, козлов, ослов и верблюдов дожили до наших дней, вероятно, только потому, что они часто обитают в горах и предгорьях, труднодоступных для охотников. Дикие остались в горах, домашние были уведены на плодородные долины – ведь именно там развились очаги культуры.

Показателем незримой стены, которую человек построил и поддерживал между одомашненными животными и их дикими предковыми формами, можно видеть в том, что пары «домашний – дикий» обычно имеют разные названия. Этим люди как бы отмежевывали домашних животных, продукт своего труда, от опасной для себя их дикой родни. Корова и бык, соответственно тур и турица, лошадь – тарпан; диким верблюдам монголы дали особое имя – хаптагай.

В наши дни на Дальнем Востоке проводятся крупномасштабные опыты по одомашниванию пятнистого оленя, дающего ценнейшее для медицинской промышленности сырье, – напитанные кровью рога-панты. Предмет особой заботы оленеводов – надежно изолировать дикие и домашние стада друг от друга. Для одомашниваемых животных контакты с дикими опасны сбоями в ходе искусственного отбора. Дикие же животные могут получить не свойственные им признаки домашних, что также нежелательно.

В истории человечества были случаи, когда оно одомашнивало отдельные виды животных, а затем утрачивало их домашние формы. Это случалось в результате войн, массовых заболеваний, но скорее всего в результате конкуренции с другими, более продуктивными видами домашних животных.

На древнеегипетских фресках сохранились сцены, изображающие антилоп-бубалов в ошейнике и антилопы-орикса в недоуздке. Одну фреску специалисты расценивают как изображение пахоты на антилопе-бейзе. В Древней Греции большую пользу людям приносил какой-то хищный зверек из семейства куньих, очевидно, ласка или хорек (точнее сейчас не установить, потому что подробных описаний и рисунков до нас не дошло). Зерно и многие другие продукты тогда хранили в керамических узкогорлых сосудах – амфорах. Одомашненный или бывший на пути одомашнивания зверек истреблял вредителей-грызунов, которые не находили покоя от него даже в глубине амфоры. Тонкий изящный хищник настигал их и там, за что и ценился людьми. Переход на хранение зерна в амбарах и появление завезенной из Египта домашней кошки сделало ненужным существование домашнего куньего хищника.

В русских средневековых судебниках имеется указание о штрафах за кражу или увечье домашних животных, в числе которых упомянут журавль. За что же ценили наши предки эту птицу? Оказывается, для пернатого населения крестьянского двора – кур, гусей и уток – журавль был тем же, чем собака-овчарка для стада. Журавль пас своих подопечных, следил за ястребами и коршунами, предупреждая о появлении хищников и прогоняя их. Были ли журавли в полном смысле домашней птицей, проводился ли среди них из поколения в поколение отбор, сказать трудно. Но некоторое время это вполне могло быть.

На Кавказе можно увидеть пасущихся под буками местных домашних свиней, темно-бурых, на длинных ногах, удивительно похожих на диких кабанов. Как разнятся они с пухлыми розовыми родственниками из промышленных свинарников! Действительно, существуют породы «более» и «менее» домашние. Менее домашний облик имеют те животные, у которых искусственный отбор идет стихийно, и их образ жизни существенно не отличается от обычаев диких форм. Пример тому – домашние северные олени, которые живут в тундре и лесотундре почти так же, как дикие олени, заметно отличающиеся от дикарей разве что терпимостью к человеку.

Зато специализированные высокопродуктивные породы очень далеко уклонились от диких предков. Отбор превратил их в своеобразные машины для производства максимального количества мяса, сала, молока или яиц. Выполняя свое назначение, эти породы чрезвычайно зависят от ухода за ними человека. Как правило, они уже не могут пастись сами, они – стойловые, привередливые и требовательные к пище. Изнеженные, они требуют постоянной температуры, боятся сквозняков. Среди узко специализированных пород отмечается так называемая «переразвитость». Те признаки, ради которых велся отбор, становятся уродливо преувеличенными, а требовательность животных к уходу и кормлению превышает разумные для рационального хозяйства пределы. С биологической точки зрения причины этого понятны.

Естественный отбор у диких видов ведется по всем важнейшим для выживания в суровых природных условиях признакам. Нужно уметь найти пищу, убежать от хищника, сохранить и воспитать потомство. Искусственный же отбор проводится человеком только для своей пользы, обычно по какому-нибудь одному определенному признаку при безразличии к другим. Вместо гармоничного развития всех систем органов и богатого поведения диких видов, у узко специализированных пород переразвита какая-нибудь одна система – молочная железа у коров, яичники у кур, мышцы и подкожный жир у свиней. Все это в ущерб другим органам. Проще и примитивнее становятся формы поведения. Наследственная программа переразвитых форм обеднена, и дальнейшее движение отбора в прежнем направлении неизбежно заводит в тупик.

Выход из положения ученые видят в гибридизации переразвитых пород с малоспециализированными породами или даже с дикой предковой формой. Раньше это называлось прилитием дикой крови, сейчас в гибридизации видят введение в наследственную программу нужных генов от дикарей. Периодически советские растениеводы, например, выезжают в горные районы Южной Америки, откуда привозят для селекционной работы дикие формы картофеля. А зоологи уже никогда не смогут при создании новых пород лошадей использовать тарпана. И никогда гены тура не будут внедрены в наследственную программу коров, а у этих животных были качества, которые на нашем этапе развития генетики и животноводства очень пригодились бы в селекционной работе по созданию новых пород крупного рогатого скота. Вспомним их размеры: высота быков в холке достигала двух метров. И представляете, как много потеряло человечество от того, что не может передать современным коровам, особенно мясным, хотя бы только один признак тура – его размеры.

Поэтому так важно сейчас, когда мы стали уделять больше внимания вопросам охраны редких и исчезающих видов, проявлять особую заботу о сохранении еще живых диких предков наших домашних животных. И не только диких. Тревогу вызывает сообщение журнала «Курьер Юнеско» о том, что из 145 пород крупного рогатого скота Европы и Средиземноморья по меньшей мере 115 находятся сейчас под угрозой исчезновения. А ведь это носители различных свойств, которые могут стать основой селекционной работы будущего, и их нужно хотя бы в небольшом количестве сохранить. Так, например, как сохраняют в Эстонии местную породу крупного рогатого скота серой масти, не выдерживающую по удойности конкуренции с районированными породами, но превосходящую их по жирности молока. Их берегут как резерв наследственного материала, необходимого для работы животноводов-селекционеров.

Направление селекционной работы меняется иной раз довольно круто. Пастьба коров в гуртах или стадах на степных пространствах или в прериях предполагает резвость животных и их некоторую близость дикому типу. Таковы и сейчас коровы и бычки Техаса или равнин Аргентины, которых пасут мужественные ковбои или гаучо. В средние века в некоторых районах Западной Европы крестьяне перешли к стойловому содержанию коров. От животных, вступивших в более тесный контакт с человеком, потребовалось большее миролюбие. Более жестко стали выбраковывать не только малопродуктивных особей, но и животных агрессивных или пугливых.

Интересно, что на разных этапах одомашнивания у коровы, важнейшего сельскохозяйственного животного, менялось отношение к дойке – существенной процедуре в хозяйственном освоении вида. Известно, что верблюдицы и ячихи, относящиеся к видам, одомашненным значительно позже коров, очень неохотно отдают при дойке молоко. Обычно доить их можно только тогда, когда верблюжонок или яченок привязан к передней ноге мамаши или когда помощник дояра держит дитя перед ее мордой. А на фреске из Древнего Египта изображена дойка коровы, к передней ноге которой привязан теленок. Совершенно так же, как сейчас делают при дойке ячих и верблюдиц.

Значит, корова прошла путь от неохотной отдачи молока при обязательном присутствии теленка через обычную ручную дойку к распространенному в наши дни электродоению.

Обитателям наших ферм для того чтобы стать такими, какими мы их сейчас видим, пришлось сильно измениться. Они как бы сконцентрировали в себе труд многих-многих поколений животноводов. И к опыту этих безвестных селекционеров нельзя не обращаться при попытках одомашнить новые виды животных, чтобы поставить их на службу человеку.

РЕЧНЫЕ БОБРЫ

Ученые различают три вида речных бобров. Бобр восточный когда-то встречался повсеместно вдоль речек на значительной части территории СССР, Польши, Норвегии, Швеции, Монголии и Северного Китая. Советский зоолог Л. С. Лавров подразделяет этот вид на подвиды: норвежский, белорусский, восточноевропейский, западносибирский, тувинский и монгольский. К началу нашего века бобр восточный был почти полностью истреблен. Лишь кое-где в лесной глуши сохранялись очень редкие единичные поселения этого зверя. В настоящее время ареал бобра быстро восстанавливается.

Западный бобр живет только в Европе и представлен двумя подвидами – среднеэльбским и рон-ским, названными по рекам, на которых они обитают. Животных ронского подвида акклиматизировали в Швейцарии, в бассейне Женевского озера. Западный бобр – самый малочисленный вид рода речных бобров.

Бобр канадский – единственный вид рода на американском континенте, где он представлен многими подвидами, обитающими на территории Канады и США.

У наших бобров есть однофамильцы, с которыми их никак нельзя путать. Болотным бобром называют часто нутрию. На территории США живет другой грызун, называемый горным бобром. И даже хищника-калана иногда называют морским или камчатским бобром. Поэтому истинных бобров рода «кастор», чтобы отличать от других именитых, предложено величать речными бобрами.

Этих животных человек использовал со времен седой старины. Анализ «кухонных куч» на стоянках древнего человека на берегах Дона показал, что кости бобров составляют иногда до 40 процентов общего количества костей съеденных людьми животных. По свидетельству арабских историков, меха бобров, соболей и куниц были главным предметом торговли Руси на Востоке уже в X веке. Меха на Руси были прочной валютой: ими брали дань, платили налоги и штрафы. Наиболее богатые бобрами места – «бобровые гоны» – были княжескими угодьями. Существовали особые ведомства, которые должны были следить не только за добычей бобров, но и за охраной бобровых поселений от хищников и браконьеров – нарушителей княжеской монополии. Плохие времена настали для пушного зверья в России в XVIII веке. Введя всеобщую подушную подать, государство, начиная с Петра Великого, отказалось от пошлин мехами, от монополий на пушнину и охотничьи угодья. Зверя стали истреблять бесконтрольно. В XIX веке бобры уничтожались как непосредственно в связи с модой на меховые изделия из них, так и через вырубку лесов и обмеление рек, пригодных для их обитания. К началу нашего века в большинстве губерний Российской империи исчезла даже память о бобре. На американском континенте не менее успешно бобра истребляла для вывоза ценных шкур на рынки печально известная Компания Гудзонова залива.

После свершения Великой Октябрьской социалистической революции одним из первых природоохранных актов молодой Советской власти явилось создание в 1923 году Воронежского бобрового заповедника. Затем в 1925 году организовался Белорусский бобровый заповедник, а в 1929 году – Кондо-Сосьвинский соболино-бобровый заповедник в Ханты-Мансийском автономном округе Тюменской области. В задачу этих учреждений входили охрана бобровых поселений, а также разработка мероприятий, направленных на увеличение численности зверя.

Безусловным лидером в этой работе стал Воронежский заповедник, в котором с 1931 года начались планомерные научные исследования ценного грызуна. Уже к середине 30-х годов плотность поселения бобров в Воронежском заповеднике стала такой большой, что были отмечены отрицательные последствия перенаселения и впервые поставлен вопрос о регулировании их численности. Отрицательные явления заключались в первую очередь в том, что при перенаселении бобры истребляют свою кормовую базу – прибрежные деревья и кустарники, обрекая себя и своих потомков на голод. А под регулированием численности подразумевалось изъятие из природных поселений лишних особей, чтобы оставить в лесу их ровно столько, сколько может прокормиться на восстанавливающихся зарослях.

Было решено отлавливать избыток бобров и перевозить их в те места, где звери когда-то водились, но затем были истреблены. Для этого пришлось провести большую подготовительную работу. Надо было научиться отлавливать осторожных животных «мягко», не травмируя их. Надо было приучить бобров к клеткам, в которых им предстояло переезжать, к дорожному корму и, наконец, чуть не самое главное – друг к другу. Бобры образуют прочные пары и не терпят рядом чужаков. Чтобы акклиматизация оказалась удачной, перевозят обычно уже сформировавшиеся пары.

И вот в 1934 году перевозкой воронежских бобров на Кольский полуостров на берега речки Чуны была начата большая работа по восстановлению численности бобра на обширных пространствах нашей страны. Сейчас потомки бобров из Воронежского заповедника живут в десятках других заповедников, откуда их в свою очередь перевозят дальше, в новые места. Более чем в 30 областях наших республик, а также в Польше, ГДР и Монголии обитают потомки воронежцев. А с конца 40-х годов большую работу по вывозу своих бобров для акклиматизации в других местах проводят зоологи Белоруссии.

Даже при «простой» акклиматизации для ее большего успеха применяют некоторые приемы, которые скорее свойственны животноводству, чем обычному разведению дикого зверя для дальнейшего промысла. Осуществляется строгий ветеринарный контроль за отловленными для перевозки животными. Они подвергаются прививкам от ряда микробных заболеваний и освобождению от желудочно-кишечных паразитов. Акклиматизируют не первых попавшихся в ловушки зверей, а прежде всего «из хороших семей», здоровых и крепких. Соответственно этим требованиям подбирают и пары. Ведь им предстоит быть на новом месте основателями новых поселений, и их наследственность должна быть отличной.

Так, подбором пар для акклиматизации удалось создать популяции чисто черных бобров. Во все времена бобры черного цвета (меланисты) ценились дороже, чем бурые или русые. Встречались они в природе значительно реже своих более светлых собратьев. Изучив особенности наследования цвета шкуры, воронежские зоологи подобрали пары для акклиматизации в Хоперском заповеднике таким образом, что сейчас там все многочисленное бобровое население состоит исключительно из животных черного цвета.

Результаты многолетних планомерных работ зоологов по расселению бобров впечатляющи. Если до создания бобровых заповедников в нашей стране насчитывалось не более 900 животных, то в настоящее время их более 300 000. Подавляющее большинство наших зверей относится к виду «бобр восточный», который восстанавливает свой былой ареал и свою численность.

В последние годы в Карелии и Ленинградской области появились поселения канадского речного бобра. Животные проникли к нам из Финляндии, куда они были завезены ранее из США. Канадский бобр по своим хозяйственным качествам не уступает восточному. Они сходны по образу жизни и очень похожи внешне. Опытный специалист отличает канадцев по более светлым щекам и темным ушам. Сосуществование вместе близких видов часто вызывает озабоченность зоологов. Близкие виды обычно вступают в конкурентную борьбу за места обитания и за пищу, обмениваются заразными болезнями.

Что касается взаимоотношений двух видов бобров, то опасность таится как раз в том, что они настолько терпимы друг к другу, что могут образовывать смешанные семейные пары. Но пары эти, как выяснилось, не способны давать потомства. Поэтому в местах совместного поселения бобров обоих видов неминуемо должны падать общая их плодовитость и численность. И озабоченные зоологи принимают меры к тому, чтобы поселения канадского и восточного бобров были изолированы друг от друга. В Ленинградскую область и в Карелию, где обитают сейчас канадские бобры, решено не завозить восточного бобра. А появившегося в нашей стране, на ее западной границе, канадского бобра перевозят для акклиматизации далеко на восток, в бассейны притоков Амура и речек Камчатки, куда других бобров еще не завозили и завозить не будут.

Речные бобры – крупные представители отряда грызунов, достигающие длины 1 метра и массы 30 килограммов. Ведут полуводный образ жизни и поэтому поселяются в непосредственной близости от водоемов. На суше они неуклюжи и медлительны, зато это прекрасные пловцы и ныряльщики. К обитанию в воде бобр прекрасно приспособлен. Его густой мех состоит из сравнительно редких грубых покровных волос и очень густой подпуши. Подпушь не намокает, и бобр в воде как бы одет теплой воздушно-меховой рубашкой. Водоотталкивающие свойства бобрового меха поддерживаются жировыми выделениями специальных желез. Много времени бобры уделяют своему туалету, тщательно расчесывая мех и распределяя по его поверхности защитную смазку.

Ноздри животных при нырянии плотно смыкаются, а ушные раковины складываются – воде через них не проникнуть. При плавании передние короткие конечности прижимаются к туловищу, а загребает бобр сильными задними лапами, между пальцами которых натянута перепонка.

Движителем и рулем под водой служит бобру хвост. Он сплющен сверху вниз, плоский, как ладонь человека, и покрыт шестигранными роговыми чешуйками, похожими на чешую рыб (по этой причине некоторые монастырские уставы причисляли бобров к рыбам и позволяли монахам-чревоугодникам есть бобрятину даже в дни строгого поста). На суше бобр опирается на хвост, когда валит деревья. А подогнутый под себя и пропущенный вперед хвост бобрихи служит люлькой для новорожденных. Кроме того, свой хвост бобр использует как сигнальное устройство. Вспугнутое животное звонким ударом хвоста по воде предупреждает об опасности свою семью и соседей. А вот рассказам о том, что бобры хвостами забивают колья, не верьте. Это уже сказки.

Специального внимания заслуживают зубы бобра. Как у всех грызунов, у него сильно развиты резцы – по два на верхней и по два на нижней челюсти. Они очень длинные – на нижней челюсти тянутся на протяжении двух третей ее длины. Растут резцы в течение всей жизни зверя. Наружная поверхность этих зубов покрыта чрезвычайно прочной эмалью, обычно ярко-оранжевой (у бобров из районов торфяников эмаль резцов может быть коричневой). Внутренняя часть резцов лишена эмали и стачивается быстрее передней. Такое устройство обеспечивает постоянную остроту режущей кромки зуба. Ведь именно на таком принципе работают самозатачивающиеся инструменты современных металлообрабатывающих станков. Одним движением челюстей бобр снимает с дерева стружку длиной до 12 сантиметров, шириной до 4 и толщиной 0,5 сантиметра. Поработав так некоторое время, бобр способен повалить осину диаметром ствола в метр. Ни одно животное не способно на такое. Вот что значит сочетание хорошего инструмента, умения его использовать и трудолюбия.

Бобры – абсолютные вегетарианцы. Они потребляют в пищу не менее 150 видов растений, являющихся обычными в местах их обитания. Главная пища с весны до осени – травянистые растения: крапива двудомная, конский щавель, таволга вязолистная, дягиль лекарственный, сныть, тростник, рогоз, кувшинки и многие другие. Поедают они молодые побеги, листья, стебли, иногда корневища. Зимой грызуны питаются корой и побегами деревьев: осины, ивы, березы, черемухи, вяза, дуба. Ветви поваленных деревьев они разделывают на кряжики по весу: если толстые – то покороче, если тонкие – то подлиннее и переносят обычно к водоему, где постепенно и поедают с них кору. Иногда бобры едят прямо на своем лесоповале. Интересно, что выбор ими пород деревьев в разных местах различный. Если бобры Воронежского заповедника практически не едят коры березы, то для их потомков в Лапландском заповеднике березовая кора – главная зимняя пища.

Очень интересна у этих животных «мокрая заготовка» корма на зиму. Для этой цели чаще всего бобры используют ветви прибрежных лоз ивняка. Зверьки сносят их иногда с удаленных мест и укладывают рыхлой кучей на дне в глубоком месте, недалеко от входа в нору. Объем такой «копны» может достигать 30 кубометров. Кроме ивняка, в дело идут ветви черемухи, дуба, вяза, осины, а также корневища водяных растений – вахты трехлистной, кубышки, белой лилии. Значение создаваемых запасов понятно: они поедаются в разгар зимы, когда бобры затаскивают корм в жилище через подводный вход, не выходя на мороз. Интересно, что инстинкт «мокрой заготовки» выражен у бобров в разной степени.

Живут бобры семьями. Пары складываются нелегко, после долгого привыкания друг к другу. Но зато на всю жизнь. А продолжительность жизни у восточных бобров в природе до 25 лет, у канадских – немногим меньше. В нормальной бобровой семье кроме родителей обитают бобрята двух возрастов, разница между которыми ровно год. Когда после половодья в апреле – мае у бобрихи появляются новорожденные, их старшие, ставшие двухлетками братья и сестры, из семьи изгоняются. Именно в это время и попадаются в самых неподходящих местах неприкаянные, бездомные одиночки. Потом они образуют пары и поселяются на новых свободных местах. Так з природе происходит освоение животными новых участков. Бобры – животные с территориальным поведением. Каждая семья следит за тем, чтобы чужаки не нарушали границ поселения ни в зарослях, ни на берегу водоема. Этому служат прекрасное обоняние животных, а также их особые пахучие выделения, которыми они «столбят» территорию.

Широко известна строительная деятельность бобров. Центром строительного бобрового комплекса можно считать жилье. В качестве жилого помещения служит расширенная камера подземной норы или хатка, построенная из веток, связанных между собой подсохшим илом. Часто встречается комбинация того и другого. В жилом помещении находится гнездо – приподнятая над полом сухая площадка, выстланная стружками. В гнезде бобры спят, здесь же бобриха производит на свет обычно двух-трех новорожденных.