Текст книги "Союз нерушимый (СИ)"

Автор книги: Владислав Савин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 31 страниц)

– Девушка хоть красивая? Адресами обменялись? – спрашивает Рябов.

– Спокуха, мужики, далеко ехать не надо – говорит Валька (в том мире живший в Москве) – автобусом доберемся, я уже узнавал. Народ, ну хватит уже постоянно в боевом режиме, нервы не казенные, надо и разрядку дать. Анка, я понимаю, как тебе в Киеве – но здесь-то бояться чего? Не девяностые – тут никого опаснее мелкой шпаны быть не может. В несколько часов обернемся. Ну, кто желает?

Пожелали – я с Михаилом Петровичем, Юрка с Лючией, и Валька. Влад намекнул, что у него вроде как свидание, "и кажется, серьезно", и у Рябого нашлось какое-то дело, а Финн с Мазуром, я подозреваю, все на Москву ни могли никак насмотреться, на все ее культурные места (хотя возможно, тоже не в одиночку). Автобус по Большой Калужской, за поворотом на ЗИЛ, мы вышли на развилке Калужской и Воробьевского шоссе, и дальше пешком. Вдоль берега Москвы-реки, полоска нетронутой природы, зелень, трава, кусты – но и дорожки хорошо протоптаны, поскольку известное место воскресного отдыха москвичей. Ленинские горы – и не горы вовсе, а просто местность на высоком берегу (над ее уровнем, метров восемьдесят). Река тут извивается огромной петлей, вид замечательный, вся Москва у ног!

– Воробьевское в улицу Косыгина еще не переименовали – говорит Валентин, взявший на себя обязанности экскурсовода – и проспект Вернадского не проложили пока. Был бы хороший бинокль, увидели башни Кремля, вон там, на северо-востоке, до них километров десять.

Ой, ну что он говорит? Лючия ведь пока не знает Тайну! А она далеко не дурочка. При первом случае обязательно Вальке внушение сделаю!

– Там Сталин сидит? – спрашивает Лючия, всматриваясь в ту сторону – и правит всей Россией?

– Советским Союзом – поправляет Юрка – куда кроме России еще четырнадцать республик входят. Или больше уже?

А в самом деле, сколько? Читала в "Правде", что с Монголией и Словакией переговоры ведутся, хотя принципиально вроде решили уже? Зато Карелию в автономные перевели, и Украину вот разделили – хотя восток, это уже АССР. И вроде бы, какая-то разница будет между "старыми" республиками и новопринятыми – например, пограничный контроль сохранится? Особенно на границе с Галичиной, куда Кук скорее всего и сбежал.

Самой теперь вспомнить страшно, как на меня двое бандеровцев там… А тогда действовала, как на автопилоте, тренировками вбитом. И русбой бросать не намерена категорически – вдруг еще раз жизнь спасет? Когда я Михаилу Петровичу о своих киевских приключениях рассказывала (и то не о всех), то отчего-то неприятно мне было думать, а вдруг он расшумится, скажет, "больше ни ногой", к Пономаренко пойдет разбираться? А он лишь меня обнял и сказал, солнышко, ты себя береги! И я разревелась – благо, в номере было, без свидетелей! А он меня по волосам гладит, успокаивает – а я еще больше в слезы, а потом… И сейчас идем – я руки его не отпускаю, на шаг отойти не хочу! Потому что знаю, что может быть, завтра снова, он туда, я сюда – и чтобы хватило мне на время ожидания… ой, опять разревусь, нельзя, при всех!

Юрка с Лючией о том не думают! Взрослые люди, а играют как дети – вот он ее поцеловать хотел, она из его объятий вывернулась, и убегает смеясь, вокруг нас, чинно идущих по дорожке! Шляпку потеряла, Юрка на лету подхватил, протянул – Лючия остановилась, взяла, надела, улыбается. А затем Смоленцев ее на руки взял и понес, она его за шею обнимала. И целовались, нас не стесняясь. Знаю что в мире будущего нравы проще, но здесь так прилюдно не принято, ну если только родного человека с войны встречая. Но, здесь некому замечания делать нашим влюбленным – суббота, будний день (прим. – напомню, что два выходных в СССР ввели лишь в 1967 году – В.С.) и рабочее время, так что гуляющих нет, кроме нас, никого вокруг не видно. Теперь, набегавшись, впереди идут, Юрка незаметно Лючию обнимает за талию, просунув руку под ее плащ, расстегнутый с боков, чем и удобен фасон «летучая мышь». Я с Михаилом Петровичем больше привыкла, чтобы его ладонь в моей, или под руку, как у своих родителей видела – а если и так попробовать, чтобы его рука на моей талии, мне было бы очень приятно?

Лючия в сторону попыталась упорхнуть, Юрка ее за край плаща схватил и нечаянно весь сдернул! Тогда она остановилась и царственно плечи подставила, Смоленцев ей накидку как мантию подал, набросил, помог застегнуть – застудишься, свежо тут! С реки ветерок тянет, мою шляпку готов унести, я придерживаю, не хватает еще сейчас ее ловить! А Юрке с Лючией что – вот, снова бегают друг за другом, смеясь, ну дети прямо! Она-то ладно, двадцати не исполнилось, но Смоленцеву уже под тридцатник, майор, Герой, с личным кладбищем в несколько сотен врагов. Ой, как там на Севмаше Ленка без меня, как девчонки? И что я им отвечу – сказала, что в Ленинград уехала, а в Киеве и Москве побывала? Юрка с Лючией снова друг за другом, ну дети прямо!

Или я сама уже на жизнь смотрю, будто мне сорок, а не двадцать два? Хотя и не седая, как Наташа, моя ровесница (или даже моложе на год), которая на Севмаш после ленинградской Блокады попала. Но стала, в сравнении с довоенной Анечкой, суть вещей глубже видеть. Что войну выиграли – но это лишь первый этап, дальше без войны война будет, по результату столь же страшная, и мы в ней тоже выстоять должны, или уже дети наши, каких мы воспитаем. И солнце сейчас над нами – а завтра снова тучи набегут. Хотя наверное, той Анечкой мне легче было бы, не задумываться, не видеть – нет, вот предложили бы мне снова такой, отказалась бы! И моему Адмиралу, вот кажется мне, я такая как сейчас нужна!

– Ну вот, пришли – сказал Валька – тут будет смотровая площадка. Вон там стадион Лужники встанет, самый большой в СССР. А позади нас уже скоро построят высотное здание Московского университета. Самое высокое в Москве – двести сорок метров, вполне себе небоскреб!

Даже выговаривать Вальке за язык сейчас не хочется. Я пытаюсь представить, новую Москву. Какую видела уже на фото "из будущего". Сейчас на том берегу какие-то сараи, старая застройка. Но будет он скоро – "лучший город Земли"! И за это мы тоже дрались насмерть. Вот только – ну, построили новые проспекты и кварталы, и во что это выродилось, в "москвабад" – пусть только попробует при мне кто-то так этот город назвать! Чего нам в том мире не хватило? Слышала – что и во всяких там Греции и Риме тоже, парфеноны, колизеи и триумфальные колонны, это уже время упадка, почивания на лаврах – а когда те же римляне шли вперед, к славе, им не до памятников было?

– У историков надо уточнить – отвечает Михаил Петрович – а вообще, похоже. Петербург при Петре больше на сегодняшний Молотовск был похож, город-казарма при верфи. А все его архитектурные ансамбли, это в большинстве, при Николае Первом построили, тоже в "блистательный застой", закончившийся Крымской войной. Но вовсе не в неблагодарности дело – мне кажется, что современники величия своих дел просто не замечают.

– Верно – тут же встрял Валька – вот увлекался я одно время исторической фантастикой, и книжка запомнилась. Время гомеровские, какой-то там принц или как у них там знать называлась, из Вавилона бежит, где престол не поделили, и попадает в Афины. И не нравится ему там решительно ничего: и город, куча глиняных лачуг, и народ, ну совсем не героический, и армия, которую одна ассиро-вавилонская сотня запросто разгонит пинками. Но нет под рукой ничего другого – и стал по книге этот вавиловянин каким-то жутко легендарным греческим царем, чье имя поминают в веках. (прим – А.Валентинов, «Серый коршун», вольный пересказ – В.С.). Анка, да не бери ты в голову! Решать проблемы будем по мере поступления, все разом все равно не разрулишь, лишь нервы тратишь. На Смоленцева с нашей римлянкой глянь – вот ей-богу, завидно, люди жизни радуются, пока она у них есть!

– Вот Валь, ты скажешь! – отвечаю я – начало за здравие, а конец за упокой.

Юрка и Лючия нашли тем временем новую забаву – обнаружив, что от реки вверх по склону дует ветер, ровный и сильный. Там, где мы идем, уступ затеняет и кусты, а на самом краю такие восходящие потоки, что стоять можно, лишь наклоняясь вперед, будто на ветер ложась – смотреть страшно, упадут ведь! Или взлетят в порывах – Лючия на бабочку похожа, на ней одежды раздувает крыльями вокруг тонкой фигурки, а она лишь смеется, в крепких Юркиных объятиях, совершенно не боясь! Ко мне обернулась, волосы вокруг лица беснуются – и кричит, взмахивая шляпкой, сжатой в руке:

– Ань, к нам иди! Тут так хорошо!

– А в самом деле, солнышко? – обращается ко мне Михаил Петрович – ну что ты беспокойная сегодня? Пойдем!

Я улыбаюсь. И что я, в самом деле, как "товарищ брекс" – так в старушку превращусь, не заметив! А ведь я всего на три года старше Лючии! Только шляпку снимаю и вешаю на куст. И крепче вцепляюсь в руку моего Адмирала.

А тут не опасно. Вниз склон уходит полого, это издали кажется, что обрыв. Зато ветер словно приподнимает над землей, ощущение как при полете, голову кружит, пьянит как вино! Мне кажется, я лечу над Москвой, внизу проплывают пароходик на реке, улицы, дома, железная дорога! И облака навстречу, и ветер в лицо. А я ощущаю себя летающим человеком из романа Грина, или девушкой из книги какого-то болгарина, мне Михаил Петрович рассказывал, ему фильм понравился, про "перешагнуть барьер". На миг страшно становится, а вдруг по разные стороны останемся, как там в конце – нет, мой Адмирал всегда со мной, даже когда мы далеко, я знаю! И не нужен мне никто другой!

А вот если люди будут когда-нибудь летать как птицы… Если там, в будущем, изобретут дельтаплан … или параплан? Смоленцев что-то говорил, у него друг всерьез увлекался. А ведь это не только для спорта, но и для разведчиков, диверсантов подойдет! Удобно очень – в большой рюкзак влезает. И если у нас это тоже начнут, вот попробовать бы? Я до войны еще дважды с парашютом прыгала в Осоавиахиме, но там мне жутко страшно было… только еще страшней, если бы все после со значком парашютиста ходили, а надо мной смеялись бы, как над трусихой! А к партизанам в сорок втором мы на самолете с посадкой летели, повезло. Сейчас, наверное, не боялась бы. Все просто так кажется, против ветра, и "волну поймать", с небом слиться. Крылья не вырастут, и волшебный дар не появится – но страх исчезнет.

– Солнышко, ты что? – кричит мне в ухо Михаил Петрович – с тобой все в порядке?

Я снова вижу себя стоящей на земле. Твердо и устойчиво, хотя ветер толкает меня, треплет платье и волосы. Ой, не смотри на меня сейчас – наверное, я на косматую бабу-ягу похожа! А что случилось?

– Ты танцевать начала. И взгляд у тебя был… как будто смотришь уже издалека. А лицо – как с иконы.

Я улыбаюсь. В душе покой, будто я и в самом деле летала под облаками. Ощущаю в себе спокойную силу и уверенность. А чувство времени пропало, как остановились часы – если бы мне сказали, что прошел час или два, я бы не удивилась. Что это было вообще?

– Все хорошо! – отвечаю – пойдем? Больше уже так не будет.

Я поворачиваюсь, и ветер, который только что поддерживал, начинает меня беспощадно терзать, как в обиде, что я решила уйти. Пытается закружить меня и повалить, не получается, и тогда задирает мой плащ выше головы, захлестывает лицо тканью как волной – ой, задохнусь сейчас! Пытаюсь выпутаться, расстегнуться – вдруг дышать легко, и перед глазами свет, а плаща на мне нет уже, сорвало с плеч, кружит в воздухе, как большую птицу! И юбку закинуло на плечи, поспешно одергиваю, прижимаю у ног – все равно, настроение такое радостное, ну просто петь хочется, я не огорчилась потере, а улыбнулась, ну что за ветер-хулиган, нравится ему женщин раздевать? Небольшая это плата за то, что было – память полета, ощущение покоя и внутренней силы, остались со мной.

– Спасибо! – говорю я моему Адмиралу – и тебе, Валя, спасибо, что привел нас сюда. Запомню это место и этот день. Придем сюда снова, когда будем в Москве.

Отошли мы от края, я на Юрку с Лючией смотрю – как дети, придумали новую игру! Римляночка наша свой плащ скинула на траву, увидев что со мной случилось, шляпку там же оставила, и теперь изображает мерилин (слышала я уже, что это), сама додумалась, или Смоленцев надоумил? В отличие от той блондинки, притворяется скромницей, юбку честно пытается удержать, изо всех сил – зная, что охальник-ветер все равно одолеет, подол на голову задерет, раньше или позже, так в том и игра, "я не виновата, это дует так"! И лишь отбегут от откоса, смеясь, она платье одернет, и по новой! Ну взрослые ведь люди, на войне смерти в глаза смотрели! Оттого и хочется сейчас напряжение сбросить – а чем игра плоха? Уж всяко лучше, чем пьяные оргии у "их высокородий", дядя Саша рассказывал, как золотопогонники гуляли! И Лючия перед законным мужем свои стройные ножки в шелковых чулках и вполне приличное нижнее белье показывает (шелковое, очень дорогое, вместе покупали – и на мне сейчас такое же), а не танцует голой на столе перед фрицевским офицерьем (а вот это в оккупированном Минске видела я уже сама!). Так что пусть наиграются, молодожены – однако, хорошо что местных нет, Мазура с Финном, те еще не так понять могут. Озорство вдруг заиграло – а может и мне рядом встать? Нет, все же стесняюсь – хотя наедине, чтобы только я и мой Адмирал, не возражала бы!

В небе гремит. Странно, здесь ветер от реки, с северо-востока – а тучи надвигаются с запада. Опять гроза, как в прошлом году, когда я и Михаил Петрович были застигнуты непогодой на ВДНХ? Что ж, теперь всем вместе придется бежать, где беседку найдем, чтобы укрыться, как в тот раз? И зонтика у меня с собой нет.

Валька вернулся, с моим плащом – все кусты облазал, пока нашел, закинутый в заросли, шагах в ста. Спасибо огромное – раз погода портится, плащ мне очень пригодится! Надевать пока не стала, через руку перекинула, духота в воздухе висит, как обычно перед бурей, весь западный горизонт тучи закрыли, в лучах солнца выглядевшие особенно темными и страшными. Подошли Юрка с Лючией, итальянка сплела венок из полевых цветов, надела на голову вместо шляпки. И мы начали отступление по пустынному Воробьевскому шоссе.

За девять дней отпуска, там и не выходило у меня почувствовать, что мир, нет уже войны – висело это над нами, что завершилось совсем недавно, повсюду это было в Москве, от песен из уличных репродукторов, до афиш с репертуаром кино и театров. Ну и конечно, военная форма, нередко уже без погон, на очень многих мужчинах, да и женщинах иногда. А я вот не хочу в мундире, устала! Лючия как-то умеет забыться и жить в настоящем, когда оно прекрасно – а у меня в мыслях постоянно и прошлое крутится, и будущее, даже когда мне хорошо и счастливо, как сейчас!

Пыльный предгрозовой вихрь настиг нас, когда автобусная остановка была уже видна. Мужчины схватились за фуражки, опуская ремешки, я за шляпку, у Лючии слетел венок, затрепало волосы фонтаном вокруг лица, все наши одежды захлопали парусами. Ой, какая буря скоро начнется!

– Сейчас небесная артиллерия ударит, и мы все промокнем – сказал Валька – бежим, вдруг на автобус успеем!

И мы побежали по пустынному Воробьевское шоссе – первым Валька, за ним Лючия с Юркой, взявшись за руки, дальше я и Михаил Петрович. Ветер сгибал кусты по обочинам, бросал в нам лица пыль и сор, платье на мне трепало как флаг, я придерживала подол, и все равно задирало выше колен, я была как в "мини" (видела уже и это, в фильмах "из будущего"). А Лючии все игра, лишь чулками сверкает, юбку рукой прихлопнет, как парашют, и опять бегут, рук не разнимая и смеясь, счастливые вы ребята, даже завидно – и я такой была, три года назад! Пока о будущем не узнала, что еще страшней войны. Кстати, итальянка хорошо тренирована, от Смоленцева не отстает – надо бы и Михаилу Петровичу лучше за своей физической формой следить… хотя зачем адмиралу бегать наперегонки со спецназом?

– Солнышко, ты плащ надень – тем временем, говорит он мне – остановимся, на минуту. Если автобус и будет – ребята придержат его до нас.

А приятно, когда тебе пальто или плащ подают, как мантию королеве! И любимый человек касается твоих плеч, это так хорошо! Я улыбнулась, и мы с моим Адмиралом под руку пошли, уже не спеша, я плащ застегнула, платье укрыв, все равно треплет, ой как все на мне пляшет и трепещет на ветру, но уже в пределах приличия, а шляпку придерживаю, не даю сорвать. Тень на землю опустилась, это тучи закрыли наконец солнце, и молнии вдали, и гром рокочет. Был бы зонтик, совсем можно было на погоду рукой махнуть – ой, дура, что не взяла, он же легкий совсем, складной! Ну вот и остановка, сейчас лишь дождемся автобуса и будем в гостинице, через какие-то полчаса.

– Молнии белые, а не желтые, скоро нас накроет – сказал мой Адмирал, смотря на небо – а вдруг это второй московский ураган, случившийся, помнится мне, через сорок лет после того, девятьсот четвертого года? (прим. – Лазарев ошибается, второй московский ураган был в 1945, в сентябре – В.С.).

– Это когда по Москве смерч прошел, в воздухе коровы летали, а на рынке будку вместе с городовым унесло, так и не нашли потом? – подхватил Валька – еще разрушило здание суда, и унесло архив с делами на арестованных революционеров. И это было воспринято народом как знак близкого конца царскому самодержавию.

Это он Лючию пытается "развести", как над новичком обычно шутят? Я про ту бурю еще в "Ниве", у Якова Исидоровича Перельмана читала, он разрешал нам журналы смотреть в своем шкафу… а вот итальяночке, помню, еще в самолете ребята байки травили, что у нас в России простор, стихия, природа, не чета Европе. Так ей же нервничать сейчас нельзя! Хотя после того, что у нас в Киеве было… ладно, пусть сочиняет дальше, а я послушаю!

– Коров уносило, а людей? – испуганно спрашивает Лючия – tornado ведь и человека тоже может поднять?

– Женщин особенно – продолжает Валька – тогда ведь дамы такие длинные юбки носили, а еще накидки, зонтики, громадные шляпы, все это такие паруса! Почти как на вас сейчас, девчата – а вы такие легкие обе. Так что вам лучше расстегнуться, чтобы подует, лишь ваши одежды унесло, а не вас самих.

– Валька, ты человек хороший – сказала я – но вот сейчас ищу, чем в тебя запустить? До войны летом я к тетке под Лугу ездила, так там один парнишка деревенский за нами подсматривал, когда мы купались. Так мы все вместе его поймали, и в одних трусиках, в густую крапиву.

– Бить меня не надо – Валентин отбежал в сторону – лучше бы ты, Ань, с кем-то из подруг познакомила поближе! А то на вас глядя, завидно, чего это я один хожу.

– Так не ходи – сказал Юрка – на себя глянь, герой с орденами, за такими девчата сейчас толпами бегать будут.

– Мне толпами не надо – серьезно ответил Валька – одну хочу, но чтобы всерьез. На вас глядя – счастливые вы…

И тут ветер резко усилился, закружил вокруг таким вихрем, что даже мне показалось, сейчас нас унесет. Лючия с визгом вцепилась в Юрку, в то же время пытаясь расстегнуть на себе плащ, рвущийся ввысь – Смоленцев обхватил римлянку за плечи, она прильнула вся к нему, спрятала лицо на его груди. Пыль хлестнула по лицу, я зажмурилась и отвернулась, схватившись за шляпку двумя руками, мой плащ, застегнутый на все пуговицы, и впереди, и с боков, надуло как воздушный шар и вдруг задрало на голову весь целиком, вместе с юбкой! Валька, ты что, правду говорил?!

– Шторм баллов семь-восемь – сказал Михаил Петрович – тебя не продует, солнышко?

И стал помогать мне усмирять непослушные одежды. Руки наши встретились – и вот, мы уже не столько поправляли на мне плащ и платье, как просто касались, ласкали друг друга. Те, кто провожают своих мужей на службу каждое утро и ждут вечером – поймете ли вы меня, чья семейная жизнь пришлась на войну, и расставаясь с любимым человеком, а ведь кроме него у меня никого нет, не знаешь, когда увидишь его снова, и увидишь ли вообще? Авторы слезливых "дамских" романов и сериалов (не смотрела, не читала, но слышала, что это такое) ваши творения насквозь фальшивы, поскольку напоказ – мы же научились обращать свое тепло и нежность исключительно друг на друга, чтобы уместить в каждую встречу то, что в других семьях растягивается на месяцы и даже годы! И уж не ждите рассказа "об этом", тем более что и не было ничего – на взгляд со стороны, мы всего лишь стояли рядом, и Михаил Петрович помог мне придержать развевающийся плащ на ветру. А что при этом сказали нам не наши слова, а наши руки – пусть это останется лишь между нами! Валька, клоун, вот попробуй только посмейся!

– Отпусти! – наконец говорю я тихо – ну взрослые же люди, адмирал, и инструктор ЦК! Не надо раздевать меня, при всех, ребята же смотрят! Скоро уже в гостинице будем.

– Это не я – отвечает мой Михаил Петрович – это все ветер.

Ну да, такой ветер хулиган, чья рука сейчас была на моей подвязке? Счастливая и раскрасневшаяся, я чуть отстраняюсь, плотно обвернув юбку вокруг ног вместе с полами плаща, и прижав руками, это единственный способ сохранить приличие, чтобы опять не задрало все выше головы, ветер ураганный, волосы просто улетят сейчас, так их треплет, путает, ворошит – шляпку я сама сняла, удержать ее одновременно с подолом никакой возможности нет. Теперь я словно "брекс" выгляжу, в узком, шаг ступить не могу – знаю, что моему Адмиралу так не нравится, но это временно лишь, пока автобус не придет. Ну не могу я все напоказ, не стесняясь, как Юрка с Лючией – вон, целуются в обнимку, гроза им не гроза! И римлянке безразлично, как на ней все задрало, ну словно раздетая стоит – эти платья, что мы купили, нам в талии чуть широки, и если поясок ослабить, то ветер снизу прямо от плеч все завертывает! Смоленцеву, понятно, так приятнее обниматься, да и итальяночке наверное, тоже – ну а если пойдет или проедет мимо кто-то? Ветер не унимается, волосы и одежду на мне дерет бешено – природа будто ополчилась на нас за все хорошее, что досталось нам с утра, наверное, все же вымокнем мы сегодня! Ну вот, первые капли упали в пыль – ура, показался автобус! Едва мы сели, как хлынул дождь.

– Успели – сказал Валька – как я обещал, и полдня не прошло.

– Сейчас шляпку надену – говорю я Михаилу Петровичу – меня не слишком растрепало?

– Не бойся, галчонок – говорит Юра Лючии – а шляпу не жалей, новую купим.

Что ответила Лючия, я не расслышала. А мой Адмирал просто обнял меня, и я положила голову ему на плечо. Пассажиров в автобусе было мало, и мне не было дела, кто что скажет. Мне было очень хорошо.

Мы уезжали от грозы. Но недалеко. Валька, переговорив с кондукторшей, обрадовал нас, что автобус этого номера нас не довезет, сейчас свернем, "а вам, товарищи, надо с пересадкой". И мы, сойдя, снова смотрели на приближающуюся тучу. И ехать в этот раз было не на чем, разгневанная стихия явно не собиралась оставлять нас в покое!.

– Туда! – сказал Валька – вы не против посетить еще одно примечательное место, пока не кончится гроза?

Выбирать не приходилось. Перебежав улицу, мы поспешили через сквер к указанному Валентином зданию, двухэтажному, бело-желтому, похожему на загородный дворец прошлого века.

– Бывшие конюшни графов Орловых – сказал Валька – а теперь, Минералогический музей.

Тут снова ударил ураганный пыльный вихрь, как мне показалось, даже более сильный, чем был на Воробьевском шоссе. С меня сорвало шляпку, и стремительно унесло как листок, куда-то вдаль. Вот наказанье, ну отчего мне с головными уборами так не везет!

– Новую купим, солнышко – сказал Михаил Петрович – а сейчас, скорее!

Это было что-то невероятное, похожее на тучу, катящуюся по земле, с воем и свистом. Мы бежали, подгоняемые в спину, Лючия изо всех сил вцепилась в Юрку, я в плечо Михаила Петровича, нам было уже не до приличия, не до удержания одежд, на ногах бы устоять! Плащ захлестнул мне на голову, ай, сорвет сейчас, юбка облепила лицо – хорошо, зевак в такую погоду точно нет, ой, а если из окон смотрят? Сумочку едва не выхватило из руки вместе с летящей тканью, при моей тщетной попытке что-то придержать – остается лишь бежать, в надежде скорее попасть в укрытие! А Лючии повезло – Юрка на последней "стометровке" подхватил ее и нес на руках, она обнимала его за шею. Наконец мы все вместе вбежали в музей, будто вдунутые внутрь, под шум начинающегося дождя, и мужчинам пришлось долго ждать, пока я и Лючия перед зеркалом в вестибюле приведем в порядок растерзанные прически. А снаружи было светопредставление с молниями и всемирным потопом.

Музей оказался не Минералогическим, как думал Валька, а Палеонтологическим (прим – в 1944 размещался именно там, здание было передано Минералогическому музею после – В.С.). Еще когда я в школе ходила в кружок к Перельману, он рассказывал, зачем это нужно, изучать окаменелые останки возрастом даже не тысячи, а миллионы лет! Ведь обнаружение их в каких-то слоях земли говорит, когда эти слои формировались, и какие полезные ископаемые там могут быть. Ну и конечно, интересно – хотя например, чучело мамонта я видела в Ленинградском зоологическом музее. А окаменелые раковины и прочее – с уважением отношусь к тем, кто разбирается в их отличиях, раз это столь нужное и важное дело, вот сама совершенно не могу о том судить! Интересными лишь показались красочные изображения древних животных, как имеющих сходство с современными тиграми, медведями, оленями, лошадьми, так и совершенно непривычного вида. Народу в музее было очень мало, и те в большинстве на студентов похожи. Так что наша компания, трое военных с орденами (у Михаила Петровича две Золотые Звезды, у Юрки одна), и две красивых и нарядных женщины, сразу обращала на себя внимание.

– Простите, я могу чем-то вам помочь? Вижу, вы о чем-то спорите?

Человек лет сорока, рослый, в клетчатой рубашке и поношенных брюках. Лицом похож на молодого Брежнева, с которым я в Киеве виделась десять дней назад. И где-то я его портрет видела, точно – память напрягаю, пытаюсь вспомнить. Но он представился сам:

– Ефремов, Иван Антонович. Заведую отделом низших позвоночных в этом музее.

Тот, который через тринадцать лет напишет "Туманность Андромеды"? Одну из любимых книг Михаила Петровича! И в то же время, несмотря на молодость (ему тридцать шесть, это он после болезни выглядит старше), один из крупнейших советских палеонтологов! Ни в коей мере не кабинетный ученый – совсем мальчишкой, воспитанник автомобильной роты РККА, дошел с ней до Перекопа. Затем в Питере работал автомехаником и шофером, тогда же прочел попавшую ему книгу и заинтересовался палеонтологией. Но успел еще закончить мореходку, ходил по морям Дальнего Востока, был знаком со знаменитым капитаном Лухмановым (тоже известным автором морских рассказов). И начался его научный путь – геолог, палеонтолог, с дипломом горного инженера, исходил в экспедициях всю Сибирь, Урал. Кандидат, затем доктор наук, в сорок первом просился на фронт, но был поставлен на Уральскую экспедицию, затем эвакуация, (Средняя Азия), профессорское звание, капитальные труды, ученики… и первые фантастические рассказы, написанные еще в сорок втором. Там изданы были в этом, сорок четвертом – но вот здесь были ли уже? Я прочла его биографию в предисловии к «Андромеде»… или к «Лезвию бритвы»? Учение из которой, «красота есть целесообразность», уже включил сам товарищ Сталин в одну из своих статей. Спасибо Вальке, да и погоде тоже, что нас сюда занесло! И никаких вопросов, Иван Антонович, что вы перед нами по-рабочему – хозяин ведь не обязан быть при всем параде, если гостей заранее не ждал?

Мы тоже вежливо представились. И Юрка, нисколько не смущаясь (а ведь должен был узнать!) указал на изображение тираннозавра, по поводу которого только что и спорил с Валькой. И спросил, а как такая туша, весом и размером со слона, способна быстро бегать на двух ногах?

– Слон тоже на дыбы встать может, в цирке видел. Но бегать, а тем более прыгать лягушкой – этого даже в цирке нет. А у этой твари на картинке ноги даже не тумбообразные, как у слона, это какая тогда нагрузка выходит на мышцы и кости? Уж простите, может я в ископаемых животных ничего не понимаю – но думаю, что если у него мясо и костные ткани из того же, что у современных живых существ, то как они мощность и прочность обеспечивали? Перельман про бегемота писал, отчего он толстомяс, массивен – а у этого, я думаю, все еще толще быть должно?

Перельман на примере мыши и бегемота показывал отчего разница в пропорциях – но я на фильме про Кинг-Конга объясню. Если гориллу просто увеличить в десять раз, то сила ее мышц и прочность костей возрастет стократно (квадрат линейного размера, площадь сечения), а вес в тысячу (ну это понятно). И будет выросшая обезьяна все равно что обычная, но попавшая на планету с десятикратной силой тяжести – она там двигаться не сможет, не то что с дерева на дерево прыгать! Так и тираннозавр – видела я на компе какой-то фантастический фильм из тех времен, там этот ящер за машиной скакал как кенгуру! Но тогда у него плоть и кости должны быть какие-то особые – достаточно общалась я с инженерами на Севмаше, и как конструкцию на прочность рассчитывать, понятие имею.

– Простите, товарищи, а вы про метод Герасимова слышали? Как по черепу лицо восстановить? Вижу, слышали. У нас, палеонтологов, задача сложнее – от организмов, живших миллионы лет назад, остались только окаменелости и отпечатки. Однако мы сравниваем кости ископаемых животных с костями современнных. Есть закономерность: животные, приспособившиеся к одинаковым условиям существования, похожи друг на друга. Например, крупные рыбы – акулы и морские звери дельфины похожи формой тела. Внутреннее строение их сильно разнится, но образ их жизни – быстрые движения в толще воды – определяет внешние очертания. Поэтому мы предполагаем, что и вымерший морской ящер ихтиозавр был похож на рыб и дельфинов. Тираннозавр пропорциями скелета похож на современных австралийских кенгуру. Поэтому его рисуют стоящим на задних лапах и опирающимся на хвост. Но задние ноги у него имеют много общего с ногами страуса. Поэтому можно утверждать, что он не прыгал, как тушканчик, а переступал ногами поочерёдно, как современные птицы. И про когти на лапах мы говорим уверенно – на последних фалангах есть характерные уплощения. А вот какой образ жизни он вел и чем питался – есть разные гипотезы. Но его зубы однозначно указывают на то, что он был хищником – они похожи на кинжалы, ими нельзя срывать листья или перекусывать ветки. Зато очень удобно прокалывать и резать шкуру и мясо. Однако хищник должен быстро двигаться, хотя бы накоротке – нападая из засады. Иначе добыча от него убежит.