Текст книги "Белая субмарина"

Автор книги: Владислав Савин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 25 страниц)

Про АК и ПК в армии Большаков уже рассказал. А еще наш Князь, бортовое медицинское светило, был приятно удивлен, получив в аптечку антибиотики уже местного изготовления. И шприц-тюбики с противошоковым и обезболивающим тоже в нашей истории появились много после войны, а тут, как заметил мне Князь, уже поступают в войска. Радиолокаторы и гидролокаторы (тоже собственного производства) на наших кораблях уже как минимум не хуже чем у союзников. И наверное, есть еще много того, что я не вижу и не знаю. Вот будет юмор, если наши начнут патентами торговать – нет, лучше лицензиями: мы вам право производить и ноу-хау, а вы нам постройте завод «под ключ»!

Ладно, читаю дальше. Чисто из профессионального интереса, надо ведь знать, как они воевали. И тут глаз зацепляется… Епрст!! Ну точно, есть Бог на свете!!

«Ночью 10 апреля, находясь в 400 милях юго-западнее Фритауна и довольно близко к экватору, U-181 в лунном свете заметила судно. Это был британский рефрижератор „Эмпайр Уимбрел“. Лют решил, что он станет первой добычей в этом походе.

Мы находились перед ним, и он шел курсом 225. Когда он повернул на курс 0, мы атаковали. Однако он не повернул обратно через 12 минут, как делал раньше, а повернул на курс 90 уже через 3 минуты. В ходе первой атаки Лют в 3.30 выпустил 2 торпеды. Обе прошли мимо, так как „Эмпайр Умбрел“ внезапно повернул на курс 160. Еще 3 атаки оказались такими же бесплодными. Судя по всему, англичане так и не заметили торпед, и „Эмпайр Умбрел“ безмятежно шел дальше, оставляя за собой фосфоресцирующий след.

Выполняя столь хаотический зигзаг, „Эмпайр Умбрел“ продлил себе жизнь на несколько часов. Сокращение дистанции не помогло бы Люту, так как судно шло без огней. Поэтому он дождался рассвета и подошел на расстояние 450 метров».

Ночь на десятое апреля! Сегодня – девятое! И мы как раз где-то в том районе, четыреста миль к юго-западу от Фритауна! Это надо же было так случиться, что эта книжка попалась мне в руки именно сейчас. Хотя как сказать, по большому счету это втык штабным. Ясно, что офицеры операционного отдела СФ и Наркомата ВМФ не были допущены к тайне «мы из будущего», но мы-то куда смотрели? Обязаны были главного виновного назначить еще в Полярном, зная место и время. Ведь на этом театре, надо полагать, не изменилось пока ничего? И история катится по тем же рельсам?

Или все же изменилась? Что во Франции творится, и конкретно в Кригсмарине? Мог этот «бриллиантовый» мегагерой, будущий кавалер всех мыслимых в рейхе наград, выйти позже или раньше, с другой совсем задачей?

С другой стороны, «история тоже имеет эластичность». Тут мы спорили с будущим академиком Александровым (посвященным в нашу тайну) о философских аспектах параллельных времен. По-простому, если наши времена действительно «вдоль» и ход истории разделился, оказывают ли они влияние друг на друга или все полностью автономно? Сан Саныч предположил, что оказывают. По одной причине: система должна быть устойчива. А значит, для каждого процесса обязательно должен существовать и обратный. Если предположить, что подобный нашему феномен все же не уникален, за всю многовековую историю, то должно возникнуть просто огромное количество «перпендикулярных» миров. А если предположить, что после «расщепления» воздействие постепенно сходит на нет, то будет дальнейшее слияние двух ветвей снова в одну. А отрезок (по месту и времени) раздельного существования так и останется загадкой истории, о которую будут ломать копья профессора, отчего это разные свидетельства говорят о разном. Как, например, князь Олег, тот самый, укушенный змеей. Где и когда это с ним случилось: две авторитетнейшие летописи называют 912 год от Рождества Христова и 922-й, Ладогу и Киев! А как на самом деле было, бог весть.

Академик не согласился, сказав, что физика знает массу принципиально анизотропных и необратимых процессов. Например, вся термодинамика (точнее – статистическая механика), обратимость ее процессов – только в рамках наложенного условия «квазизамкнутости». А уж физика ядерная имеет дело с процессами необратимыми принципиально – ядерный распад необратим и непредсказуем (для конкретного атома, в массе применяется статистический анализ) принципиально. Так что здесь скорее впору апеллировать к Шредингеру с его волновыми функциями с «хвостами», уходящими в бесконечность, туннельными эффектами и прочим…

Тут активно включился Серега Сирый, и разговор зашел в такие квантово-эйнштейновские дебри, что я почти перестал его понимать. Уловил лишь то, что в метавселенной, включающей все параллельные реальности, доказано существование между ними энергетического взаимодействия, поскольку наш перенос есть с научной точки зрения как раз обмен энергиями и массой. А если так, то параллельные реальности действительно обязаны друг на друга влиять. И обнаруживается связь разности в скорости течения времени и направления переноса – более скоростной поток времени в одной вселенной «тормозится» за счет переброски (утечки) массы/энергии в другие реальности. То есть перенос возможен преимущественно из будущего в прошлое, если не учитывать возможность локальных флуктуаций. Ну и картинка же выходит!

– Фантастика! – сказал Петрович, когда я, поспешив в ЦП, обрисовал ситуацию. – Ведь так все уже поменялось, не должно уже все настолько совпасть. Ясно, отчего при планировании на этот факт внимания не обратили. Книгу помню, даже Лаврентий Палыч на нее как-то сослался в разговоре с Зозулей, наверное, на компе прочел. Мы же всю историю перевернули, и на море тоже, и в Атлантике. И Лют, наверное, сейчас у Гибралтара, а не по пути в Индийский океан.

– А ведь может и так быть, – вдруг ответил Саныч. – U-181 – это ведь «тип IXD2»! Большая, автономность огромная, но «бегемот», неповоротлива в сравнении с «семеркой». Потому никогда такие лодки у немцев в Северной Атлантике не воевали – только и исключительно в удаленных местах вроде Индийского океана. И Лют ей командует – его же назначили, когда до Франции волна наших изменений дойти еще не могла. И фрицевская манера не лезть туда, где могут убить, а набивать себе счет в далеких «краях счастливой охоты». И если еще эта «эластичность» истории – вполне может быть так, что все совпадет.

– Значит, проверим, – подвожу я итог. – Что теряем?

Ну, ушастые, если вы мне какую-то «девятку» прохлопаете! А уж если еще и она нас как-то обнаружит… На средних «семерках» у фрицев точно гидролокаторов не было, а вот на океанских «девятках» иногда встречались. Имей мы «родной» боекомплект, и беспокоиться было бы не о чем – но вот «местные» торпеды имеют весьма ограниченную дальность. А значит, придется подходить к цели на две-три мили, рискуя быть ею засеченным. В отличие от авианосных групп двадцать первого века, где мы и стрелять могли с удаления в десятки миль.

– Командир, есть контакт!

Ну вот. Наш клиент или кто-то другой? Нет, шумы винтов гражданского судна. Стоп, а если это тот самый транспорт? История меняется, а груз по расписанию? Вот и проверим тезис об «эластичности». Вдруг и в самом деле утопим «бриллиантового», который в Кригсмарине был тем же, что Рудель с Хартманном у люфтов? Кого тогда в Берлине легендой сделают взамен? А может, его и сделают. Мы ведь на себя его личину наденем. И радиоигру проведем, как на севере, когда на «Шеер» охотились. Будет в этой биографии рассказ о том, как Вольфганг Лют, истинный ариец, характер нордический, и прочая, и прочая, в последнем походе утопил пару американских линкоров и авианосец в придачу, о чем были посланы радиосообщения – после чего U-181 на базу не вернулась, пропав без вести где-то в Атлантике. Ну про линкоры шучу, конечно, – если назад мы транспорт поведем, нам будет не до того, – но вот если вдруг британский крейсер по пути нездоровый интерес проявит… А если все же урановоз топить придется, и по пути домой налегке нам навстречу выйдет гоп-компания – пара «Айов» или «Саут Дакот» и парочка же «Эссексов» и куча мелкой шоблы в охране? У нас, правда, приказ: корабли союзников атаковать исключительно в рамках поставленного задания или в целях самообороны. Ну а если по пути домой мы подвергнемся нападению американской эскадры – вернее, сочтем, что сейчас они на нас нападут? Будет это считаться «превышением» или останется в статье «необходимая оборона»?

Да, размечтался… А что хотите, если тампрактически всю службу меня готовили воевать именно против американцев (назовите в 2012-м другого вероятного противника России на море!) и, когда я вижу в море корабли под «матрацем», у меня скачет адреналин на чистом рефлексе?

Короче, пасем транспорт. Идем в трех милях к югу, глубина двести. Начальное удаление засекли, теперь можем вести его прокладку на планшете по угловому перемещению, ГАК в пассивном. Ждем.

– Контакт, пеленг двадцать пять, предположительно подводная лодка под дизелями!

– Сигнатура записана, с «семеркой» не совпадает.

– Пиши: предположительно немецкая «девятка». Вот и попалась нам наконец.

Ага, а то дважды уже англичан по ошибке утопили, за нее приняв. Плыви, бриллиантовый. Хотя пока еще нет, ему бриллианты к Рыцарскому кресту как раз за этот поход повесят, из которого он вернется с рекордным счетом. Ну какая в Индийском океане ПЛО?

Однако нам вступать рано. Во-первых, что со свидетелями делать, британца тоже топить, что ли? А во-вторых, и это главное, очень желательно перехватить и расшифровать его радиообмен. Как мы иначе будем от его имени рапортовать о победах?

А британец? За нашего я вступился бы, наплевав на все. Не демократ я, чтобы ради целесообразности быть в стороне, когда своих бьют. Ну а этот «Эмпайр», как его там, что ж, судьба ему такая. Остаемся на глубине. Слушаем, рисуем на планшете.

Точно, четыре атаки. От одной даже нам пришлось уклоняться. Стрелял-то он понятно, по транспорту – но вот не люблю, когда торпеды прямо на нас, пеленг не меняется, ясно, что дистанция почти пять миль и хрен попадешь под водой, ну а вдруг прилетит такое еврейское счастье? Боевые торпеды, как известно, по прохождении дистанции тонут. А какая у немецких торпед Второй мировой предельная дальность, я не помню, вдруг совпадет, и на нас достанет и на глубине? Пришлось рвануть в сторону, увеличив ход. Услышал ли нас фриц? Теоретически мог, на самом пределе, если у него очень хороший акустик.

Нет, не услышал. Продолжает охотиться на транспорт.

«В 5:50 U-181 выпустила еще 2 торпеды. Обе попали в „Эмпайр Умбрел“ – первая в корму, вторая в носовую часть. Экипаж сразу бросился к шлюпкам, а радист отправил сигнал бедствия. К утру „Эмпайр Умбрел“ все еще не затонул, хотя команда покинула его». [8]8
  Воуз Дж. «Подводный ас. История Вольфганга Люта».


[Закрыть]

А вот хрен вам! Пятой торпедной атаки не было. Доклад с ГАКа – лодка всплывает! Затем слышна артиллерийская стрельба, правда, с непонятной задержкой.

Ну да, Лют же у нас артиллерист! В самом начале флотской карьеры командир зенитного дивизиона на крейсере «Кенигсберг». И это пристрастие у него так и осталось, даже в биографии указано – «Нотр дам», «Клеантис», португалец какой-то, и этот «Эмпайр». Правда, там было написано, что стрелял уже по подбитому и брошенному судну. Это чем же был гружен транспорт, что выдержал два попадания торпедами, пустыми бочками, что ли? А так как про другие случаи записано, что он расстреливал шлюпки, то не завидую я сейчас экипажу «Эмпайра». Интересно, а это тоже было:

«Орудия U-181 молчали с момента потопления „Клеантиса“, то есть почти шесть месяцев. Они были грязны, а стволы забиты смазкой. Последние артиллерийские учения проводились очень давно, и можно было смело сказать, что кое-кто на борту лодки вообще ни разу не стрелял из орудий. И все-таки Лют вызывал наверх артиллеристов.

Первый снаряд, который попытались выпустить из тридцатисемимиллиметрового орудия, заклинило в стволе, и он взорвался с ужасным треском. Стальные осколки полетели во все стороны. Ствол орудия буквально вывернуло наизнанку, как зонтик, с которого содрали материю. Оглушенные люди стояли, пошатываясь. Проклятья, крики, плач… И кровь.

Корабельный кок Вильгельм Виллингер корчился от боли, его колено было размозжено осколком. У боцманмата Кюне оказался сломан локоть. Матросу Эриху Виллу осколок величиной с кулак попал в спину, хотя он стоял в нескольких метрах. Многие получили порезы и ушибы». [9]9
  Воуз Дж. «Подводный ас. История Вольфганга Люта».


[Закрыть]

Что-то не понял. Артиллерист довел свою матчасть до такого безобразия? А куда командир БЧ-2 смотрел (как эта должность у немцев называлась)? Не похоже на мегааса, который во всем должен быть совершенством. Может, и его счет – сорок четыре утопленных – это такой же блеф, как триста сбитых самолетов Хартманна?

А у нас, кстати, сколько уже числится, утопленных абсолютно реально? Ровно пятьдесят фрицев, два британца, один «Канариас» и «Галисия». А до конца войны еще далеко…

Всплываем под перископ, выставляем антенну. Пока ночь, не увидят. Успеваем рассмотреть последние минуты горящего британца. А фриц не уходит, будто ждет чего-то. Ну и мы подождем…

Под утро поймали его радиограмму. Наши компы фрицевский шифр ломают быстро, опыт есть. Да, как вернусь, надо будет рассказать академику Александрову про «эластичность» истории. Все как там – на U-181 разорвало пушку, один убитый, двое тяжелораненых, просят любую лодку, возвращающуюся домой, их забрать.

«Виллингер был похоронен в море на экваторе. Приказ, отданный в понедельник 12 апреля, детально расписывал порядок похорон.

9.00. Форма экипажа – короткие коричневые брюки, тропические рубашки.

10.00. Погружение для панихиды. Два человека стоят в почетном карауле у тела. После погружения караул увеличивается до четырех человек. Старший механик собирает экипаж. При входе капитана команда „Смирно!“ не подается, матросы встают или остаются сидеть молча.

Речь капитана. Затем все поют песню „Ich hatt' einen Kameraden“. Лодка готовится к всплытию. Экипаж медленно расходится по боевым постам.

Капитан командует. Виллингера поднимают на мостик. Сопровождение – десять человек (кроме вахты). Боцман высвистывает „Отбой“.

Эту церемонию похорон в море придумал сам Лют. Позже, уже командуя флотилией, он напишет в руководстве для командиров лодок, ссылаясь на этот случай: „Время от времени необходимо проводить церемониальные мероприятия для поднятия духа матросов. Парадное построение экипажа для похорон товарища было наглядным выражением уважения и скорби. Оно напомнило, что все они – солдаты, а не просто толпа. Также церемонии заставляют людей следить за собой и соблюдать минимальную опрятность. Например, если кто-то имел чистую рубашку, он был обязан надеть ее в воскресенье. Этот день был на U-181 чем-то вроде маленького праздника – поздний подъем, улучшенная еда, праздничный распорядок и так далее. Другие приятные церемонии, вроде шахматного турнира или состязания певцов, помогают бороться со скукой“».

Воскресенье, одиннадцатого. Они, значит, празднуют, а мы болтаемся поодаль и слушаем эфир. С другой стороны, нельзя сказать, что без пользы. Этим самым путем, если все удастся как задумано, мы поведем транспорт. Остров Вознесения не так уж далеко – и где британская патрульная авиация? За все время наш радар не засек ни одного самолета, даже пролетающего в отдалении. И немцы это знают, болтаются в этих водах, как на курорте – не удивлюсь, если они там купание организовали! Но ближе подходить нельзя, по крайней мере днем – увидят антенну, гораздо более заметную, чем перископ. И на глубину уходить нежелательно – тогда прощай, радиоразведка, которая многое может рассказать о силах и намерениях не только немцев, но и союзников, что для нас сейчас важнее. В общем, ловим из эфира все. И достаточно успели прояснить картину. Нет тут никаких «летающих крепостей», «галифаксов» и «ланкастеров», эти четырехмоторники уже стали проклятьем для субмарин, но в северной Атлантике, на пути между Британией и США. А на периферию у англичан пока руки не доходят и матчасти не хватает. Все появится в конце этого года и в следующем, сорок четвертом, и сплошные зоны патрулирования противолодочной авиации, и достаточные ее силы, сидящие на всех береговых авиабазах, и корабельные поисковые группы, в каждом квадрате, в тесном взаимодействии с берегом и самолетами, и даже такая экзотика, как дирижабли, оказавшиеся против подлодок еще более эффективными, чем «летающие крепости»: висит в небе сутками, видит лучше, может зависнуть, точно сбросить глубинки. Ничего этого пока нет – судя по беспечности фрицев, явно знающих обстановку лучше нас.

Следующий день. Сейчас фрицы будут своего хоронить. «Лют слыл очень удачливым, прежде не потерял ни одного человека, боевой дух команды заметно упал». И значит, если мы атакуем их именно тогда, то застанем в «пришибленном», нерабочем настрое. Противолодочных торпед у нас нет (на ЭТ-80CН я не полагаюсь), так что если субмарина успеет нырнуть… Никуда она от нас не денется, но придется караулить, под водой «девятка» выдержит двое суток, ну если совсем по максимуму, все отключено, экипаж в койках, то трое. И сделаем мы из мегабриллиантового, «командира счастливой девятки», кто фильм еще советский помнит, там «Щука» была? Но вроде «девятки» гораздо хуже «семерок» управлялись и не ныряли так быстро. Да и не ждут немцы атаки из-под воды. Единственная неопределенность – лодка U-516, пришедшая забрать эвакуируемых (кстати, в той истории «трехсотый» был лишь один, а не два). В книжке написано, что она подошла «вскоре», а вот насколько? Может, позволить ей забрать раненых и отпустить? С другой стороны, а разве сильно встревожит немецкий штаб, что подлодка по пути домой пропала без вести? С нами ее точно не свяжут. А фрицам лишний убыток. Значит, топим обе.

В 9:30 объявили боевую тревогу. И осторожно, на девяти узлах, начали выдвигаться в сторону цели. Сколько там мегаас будет трепаться, ну пять-десять минут, затем еще тело будут поднимать на палубу. С другой стороны, лучше бить их во время церемонии, чем когда они уже закончат и разойдутся по своим постам. С фашистами ведь по рыцарским правилам не воюют?

– Контакт, пеленг сто семьдесят три, предположительно подводная лодка под дизелями!

Ну вот и второй покойничек. Прикинем дистанцию. А, наплевать, успеем! Что он там увидит, и вряд ли поймет!

Время 10:10. Дистанция до цели – двенадцать кабельтовых (уточнили коротким импульсом ГАК). И сразу залп двумя 53–38СНК (наведение по кильватеру). Два попадания. Стреляли с глубины сорок, под перископ не всплывали – но по ГАКу картина классическая, шум винтов цели прекратился, слышны звуки разрушения корпуса. Песец мегаасу.

Мы же разворачиваемся навстречу второй лодке. Пожалуй, они могли и слышать взрыв. Погрузятся? Нет, чешут под дизелями. Впрочем, их можно понять – наверху день, видимость отличная, волны нет, перископ далеко виден, ну а что можно атаковать без перископа и акустикой не услышать, не предупредить заранее, это сейчас ни в какой канон не укладывается. Идут как шли, но в готовности немедленно погрузиться, лишь что-то услышав и увидев. Но не увидят и не услышат. Ну разве что шум торпед.

Мы занимаем позицию почти на курсе у фрица. И стреляем на этот раз двумя ЭТ-80CН (электрическими, с акустикой). Попали! И этот готов.

А вот теперь можно вернуться к месту утопления первой лодки. Чтобы проконтролировать, не осталось ли там живых. Иначе выйдет неудобно, доклад по радио об успехах U-181, и кто-то из экипажа в английском плену? В этих широтах выжить в воде можно и несколько суток. И по закону подлости, кто-то да пройдет мимо…

Огромное пятно соляра было видно издали. Надеюсь, рассеется за несколько дней и останется незамеченным, при такой «интенсивной» воздушной разведке. Плавали какие-то деревянные обломки и тела. Причем некоторые из них вроде даже шевелились. Позже мы узнали, что наши торпеды дошли до цели как раз в тот момент, когда десятеро из похоронной команды спускали тело в воду (то есть, считая вахту, наверху находилось семнадцать человек). Кого-то приложило взрывной волной, кто-то не выплыл. Но живые все равно остались.

И что нам было с этим делать? А как немцы поступали в подобных случаях?

У нас наверху боцманская команда и бериевский осназ. Старший энкавэдэшник орет по-немецки, ком хир, и машет рукой. Немцы не спешат исполнить, то есть налицо неподчинение. Очередь по воде, из немецкого автомата. Четверо фрицев с натугой плывут к медленно скользящему мимо «Воронежу». Причем двое тащат одного, и еще один рядом. Их вытягивают баграми, тут же вяжут руки и спускают вниз.

– Поджечь, командир?

Я оцениваю направление ветра и волны, куда все это понесет – и даю добро. Соляр, болтающийся на воде уже час, так просто не поджечь, но если использовать подручный материал (старый пробковый жилет, пропитанный бензином) и кое-какие спецсредства… Полыхнуло хорошо, поднимается черный дым. Каково фрицам, если там еще плавали живые, не хочется и думать.

«„Парусное судно, Herr Kapitan“. Вольфганг Лют поднял свой бинокль: Он не стоит торпеды. Швантке, вызывайте артиллеристов. Всех. Беккера тоже сюда. Пусть хоть во что-то постреляет».

Приказ был отдан, и тотчас внизу загрохотали сапоги. Вслед за этим на мостике появились артиллеристы. Они торопливо спускаются по трапу к орудиям, на ходу застегивая спасательные жилеты и пристегивая страховочные лини. Из погребов достают ящики с патронами и передают их в центральный пост. Моряки выстраивают живую цепочку из поста на мостик и вниз к орудиям, передавая ящики из рук в руки. Вахта на мостике удвоена. Появляются артиллерийский офицер Рихард Беккер и рулевой обер-маат Теодор Петерсен. На шее Беккера висит бинокль, чтобы лучше видеть всплески и корректировать огонь; Петерсен несет мегафон, чтобы передавать приказы Беккера артиллеристам.

Парусник и лодку разделяют не больше 500 метров. Стапятимиллиметровое орудие, установленное на носу лодки, с грохотом выплюнуло язык пламени, послав снаряд в парусник. Первый выстрел дал недолет, а потом случилась осечка. Двадцатимиллиметровый автомат на мостике вообще не стрелял. «Сырые боеприпасы», – коротко бросил кто-то.

В полной тишине U-43 медленно подходила все ближе к своей добыче. Новый ящик с двадцатимиллиметровыми патронами был передан по цепочке. Снова рявкнуло стапятимиллиметровое орудие, открыли огонь двадцатимиллиметровый автомат на мостике и тридцатисемимиллиметровая зенитка на палубе позади рубки. Первый же снаряд попал в штурманскую рубку шхуны. Теперь обреченный парусник ожил. Из заполненных дымом отсеков хлынули люди. Огонь быстро охватил мачты и снасти. Экипаж судна даже не попытался спасти его. Две спасательные шлюпки под градом головешек и пепла поспешно отвалили, взбивая веслами оранжевые волны. Столб дыма поднялся над горящей шхуной и уперся в низкие облака. Через несколько минут кто-то пробормотал: «Фок-мачта готова… Бизань тоже…»

«Словно Летучий Голландец», – нервно заметил стажер, но Лют не слышал его. Как раз в этот момент большая волна прокатилась по палубе лодки, чуть не захлестнув рубку. Когда она схлынула, смолк и грохот всех трех орудий U-43. Повернувшись к стамятимиллиметровому орудию, Лют увидел, что возле него никого нет. Волна смыла одного из артиллеристов за борт, и он висел на страховочном лине, в то время как остальные пытались втащить его обратно на палубу.

«Какого черта вы делаете?! – завопил Лют, брызгая слюной. Он указал пальцем на пылающий парусник. – Продолжайте огонь, а этот ублюдок пусть плавает!» [10]10
  Воуз Дж. «Подводный ас. История Вольфганга Люта».


[Закрыть]

Он очень старался быть хорошим фашистом. Всегда громко заявлял о приверженности идеям фашизма, партии и рейху. В своем экипаже, как писал он сам, «читал политические лекции о рейхе и многовековой борьбе за него, о величайших людях в нашей истории, о великом фюрере, о расовых проблемах и вопросах народонаселения, о войне за реализацию идеи рейха». То есть добровольно взял на себя обязанности «политработника», комиссара.

Кстати, тот французский парусник он расстрелял исключительно затем, чтобы поднять боевой дух еще неопытной команды. И будет повторять этот прием еще не раз, дополнительно театрализовав – с приказом, все свободные от вахты наверх, смотреть! Или еще и поучаствовать, подняв на палубу ручные пулеметы.

А боевой корабль на его счету был лишь один – французская субмарина «Дорис», потопленная в мае сорокового. Остальные сорок три – это торгаши. И в подавляющем большинстве, идущие без конвоя, в отдаленных районах океана. Причем почти треть нейтралы. В биографии описана атака судна, которое он сам еще до того назвал шведским. Подводный мегаас… Скорее ass (дрянь).

Я смотрел на существо валяющееся без чувств на полу медотсека. Как сказал Князь, проведший первичный осмотр, его обо что-то капитально приложило головой. Но жив, сцуко, и, похоже, не помрет. Однако двое из его команды не бросили, тащили до последнего – фашисты, что сказать, вымуштровал. Те уже сидели в выгородках, у третьего оказалась сломана рука, ему сейчас оказывал помощь Князь, ну а несостоявшаяся легенда Кригсмарине лежала на полу, под надзором энкавэдэшников и большаковцев (все помнили драку, которую устроил здесь же плененный командир U-703).

И что мне с этим теперь? Может, проще пристрелить и за борт?

Сначала, конечно, допросить. Хотя образцы радиообмена у нас уже есть, но мало ли… Нам ведь надо срочно, от лица U-181, радио в Берлин: «Наблюдали на U-516 взрыв, детонация торпед, спасшихся нет».

Вот зачем мы потопили вторую лодку. Депешу «от Люта» перехватят и союзники, прочтут (немецкий шифр уже взломали). И совсем не удивятся обнаруженным в этом районе соляре и обломкам. И если найдут неучтенный труп в спасжилете (и даже если в его кармане окажутся документы, указывающие на принадлежность именно к экипажу U-181), это будет объяснимо. Кого еще геноссе Лют пересадил на лодку, идущую домой, и зачем, только он сам знает.

А отчего на U-516 вдруг рванули свои же торпеды? Так всякое бывало. Как, к сожалению, и у нас на СФ был случай в шестидесятые…

Вольфганг Лют, бывший командир U-181.

Еще совсем недавно Вольфганг Лют считал себя очень удачливым командиром.

Ему всего тридцать лет, а он уже корветтен-капитан, кавалер Рыцарского Креста с Дубовыми Листьями, командир уже третьей по счету подводной лодки, имея на счету почти тридцать потопленных кораблей и транспортов врага. И неизменно с ним было какое-то военное счастье, не только мастерство и опыт, но и стечение обстоятельств, благодаря которому неприятности обходили его экипаж стороной. Команда считала своего командира живым талисманом, все знали, что пока еще ни один человек под его начальством не погиб. В Кригсмарине не было принято вписывать в личное дело такую характеристику, как «удачливость», в отличие от британского Роял Нэви, – но моряки любого флота любой страны во все времена хорошо знали, что это такое, и весьма ценили.

И вот, все оборвалось. Сначала в совершенно полигонной ситуации при разрыве орудия погибает один человек и трое ранено, в том числе двое тяжело. А затем при похоронах погибшего товарища случилось это. Обиднее всего, что его застигли точно так же, как легендарный Веддинген свои жертвы. Отчего после гибели «Абукира» другие два британских крейсера, «Кресси» и «Хог» будто играли с лодкой в поддавки? Потому что в те времена подразумевалось, что корабль, занятый спасением людей, неприкосновенен, как бы находясь «вне игры». После было время «неограниченной подводной войны», когда подводные лодки топили без всяких предупреждений даже санитарные транспорты – но опять же неявно подразумевалось, что нарушать правила могли лишь охотники, то есть германские субмарины. Печально-торжественный момент, похороны в море погибшего товарища – и когда акустик внизу истошно заорал «торпеды!», в самый первый миг Лют почувствовал не страх, а возмущение столь вопиющей неуместностью подобного действа. Еще секунда ушла на осмысление, ситуация казалась невероятной, вражеская подлодка в этих водах – против кого и как она сумела так точно выйти на нас, может, акустику показалось? Но вот заметили и быстро приближающиеся следы на воде, и уже не было сомнения, но и времени не было тоже. Погрузиться? Но океанская лодка «тип IXD2» совсем не «семерка», она неповоротлива, неуклюжа. Дизеля на полный, лево руля, привести торпеды за корму, все лишние с палубы вниз, по своим боевым постам. Одна торпеда вроде бы должна пройти за кормой, но, проскочив уже мимо, она легла в циркуляцию, на лодку! Но прежде чем она попала, вторая торпеда взорвалась под дизельным отсеком. Что было дальше, Лют не помнит, так как сильно ударился головой.

Он очнулся запертым в железном ящике. Тускло горела лампочка, на полу валялось какое-то тряпье. Хотелось выть: у Кригсмарине были такие торпеды, по истечении заданной дистанции переходящие с прямого хода на спираль, но чтобы так повезло, чтобы торпеда свернула как раз в нужный момент и в нужную сторону?

Он был заперт в отсеке не надводного корабля, а субмарины, опытный подводник легко почувствует маневр погружения-всплытия. Но какого же размера должна быть лодка, если на ней предусмотрены специальные помещения для пленных? Такое лишь у французов было на «Сюркуфе». Наверное, американцы, они всегда страдали гигантизмом в строительстве субмарин. Если так, то это еще не самое худшее, вот англичане к пленным подводникам были безжалостны, обозленные потерями, а янки имели репутацию беззлобных простаков.

Его вытащили из его узилища через несколько часов. Двое, не матросов, а больше похожих на солдат морской пехоты (тут, на борту, особое конвойно-абордажное подразделение есть?), провели его через пару трапов, с одной палубы на другую (что тоже было для подлодки невероятным), но гораздо большим потрясением было увидеть русские надписи на переборках и шкалах приборов и услышать русскую речь. В глазах Люта русские, как и все славяне, были не больше чем объектом завоевания германской расы, неким ресурсом, должным дать рейху решающее преимущество в сражении с англосаксонской плутократией за мировое господство. И говорить с ними для истинного арийца было тем же, как для римского патриция общаться с взбунтовавшимися рабами. Нецивилизованное славянское быдло, в сравнении с культурными германцами, не могло быть ничем иным, кроме как безмолвной рабочей силой. И то, что эти азиаты убили его экипаж и взяли в плен его самого, было вопиющим нарушением мирового порядка. Потому что лишь высшая раса имеет право убивать представителей расы низшей, приводя к покорности и регулируя их численность, – но никак не наоборот!

Он пытался представить, как должен вести себя истинный ариец и германский рыцарь, волей судьбы попавший в руки дикарей. Но ему не дали собраться с мыслями, грубо втолкнули в помещение, непривычно большое по меркам подводной лодки, со всеми атрибутами, положенными кают-компании корабля первого ранга, включая портрет русского вождя над столом, за которым сидели несколько русских, безусловно, офицеры. Лют пытался придать своему лицу и взгляду самое презрительное выражение, какое подобает арийцу по отношению к низшим существам.