Текст книги "Острова и капитаны"

Автор книги: Владислав Крапивин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 54 страниц) [доступный отрывок для чтения: 20 страниц]

Прямо на Толика мчался взъерошенный курчавый мальчишка.

Галстук синей матроски отчаянно колотился у мальчишки на груди. Лямки коротеньких парусиновых штанов съехали с плеч. Тюбетейка пружинисто подскакивала на коричневых кудряшках. Толик хотел вскочить, но в трех шагах от него тюбетейка сорвалась с головы бегуна, и тот затормозил. Выхватил тюбетейку из лебеды, сжал в кулаке и глянул на Толика.

Большие мальчишкины глаза сидели широко от переносицы и были зеленовато-желтого цвета. В них мелькали и настоящий испуг, и веселье. Часто дыша, мальчик сказал:

– За мной гонятся. Не выдавай меня, ладно?

Он упал рядом с Толиком в жесткую траву «пастушья сумка» и пополз, извиваясь, под мостки тротуара. Толик растерянно следил, как исчезают под досками тонкие ноги в коричневых чулках и новых твердых ботинках.

Ботинки дернулись и пропали, и почти сразу опять разлетелся по улице частый топот. Это, разумеется, была погоня. Четверо мальчишек. Толик принял равнодушный вид.

Конечно, Толик не знал, игра тут или ссора всерьез и кто прав, а кто виноват. Но кое-какие жизненные правила за одиннадцать лет он усвоил крепко, и одно такое правило говорило: помогать следует тому, кто слабее. Впрочем, теперь помогать было не надо. Сиди и делай вид, что ты ни при чем.

Мальчишки остановились. Двое по бокам у Толика, один за спиной, а один встал прямо перед ним.

Толик быстро глянул назад, направо и налево. А потом опять на того, кто впереди. В нем Толик угадал главного. Нет, мальчишка не был похож на шпану. Стройный такой мальчик, немного выше и старше Толика. Аккуратная ковбойка, брюки хотя и помятые, но со следами стрелок от утюга. Гладкие светлые волосы по-взрослому зачесаны назад. И лицо такое… Эльза Георгиевна сказала бы: «Удивительно интеллигентное». Однако обратился он к Толику довольно жестко:

– Эй, ты! Здесь никто не пробегал?

– Что?

Мальчик со сдержанным нетерпением повторил:

– Тебя спрашивают: здесь никто не пробегал?

– Кто?

– Ты что, издеваешься? – сказал мальчик.

– Я не издеваюсь. Я не понимаю, что вам надо, – объяснил Толик с жалобной ноткой. Притворялся он лишь наполовину, потому что и в самом деле побаивался. Садняще заболел рубчик под коленом.

– Третий раз спрашиваю: ты никого здесь не видел?

– Никого, – сказал Толик и сразу понял, как он сглупил. Надо было сказать, что видел. Что курчавый мальчишка побежал вон туда, в переулок. Пусть мчатся по ложному следу.

Но было поздно.

– Врет, – подал голос тот, кто стоял сзади (Толик быстро оглянулся). Это был рыхлый парнишка с лицом, похожим на круглую булку, в мешковатых штанах и босой. – Шурка нигде не мог пробежать, кроме как тута.

– Ясно, врет, – печально подтвердил тот, что слева, – мальчишка с тонкой шеей, толстым носом и оттопыренной нижней губой. За ремешком у него торчала красивая отполированная рогатка.

– Врешь, – спокойно сказал Толику главный.

– Не вру я… Чего вы все на одного?

– Ты встань, когда с командиром разговариваешь, – сказал четвертый мальчик. Мягко так сказал, будто посоветовал по-хорошему. Он и сам казался хорошим, самым добрым из всех. Был он, видимо, одногодок Толика. Славный такой, с каштановым чубчиком и длинными, как у девчонки, ресницами. Смотрел совсем не сердито. Но Толик, несмотря на это, огрызнулся:

– Какой командир? Может, он вам командир, а я-то при чем? – И… все-таки встал. Потому что понял: не встанешь сам – «помогут». – Что вам от меня надо? Я сидел, вас не трогал…

Командир терпеливо разъяснил:

– Нам надо узнать про мальчика в белых штанах и синей матроске. Куда он побежал или где спрятался?

– А! – Толик будто лишь сейчас сообразил. – Он вон туда пробежал!

Это получилось так ненатурально, что засмеялись все сразу. А командир кивнул:

– Ясно. Сообщник… Ну-ка, к стенке его…

Толика ухватили за локти, в секунду оттащили от тротуара и плотно придвинули к забору.

– Ну чего… – сказал Толик.

– Пленник, молчать! – перебил командир. – Будешь отвечать, когда спросят.

Толик понимал, что это пока игра. Но именно пока. Но… не такой уж он трус! И не убьют же, в конце концов… И, глядя поверх голов, Толик с печальной гордостью произнес:

– Не буду я отвечать.

– Будешь… – просопел круглолицый, стискивая Толькин локоть. А командир коротко спросил:

– Где беглец?

– Не знаю.

– Лучше скажи сразу, – посоветовал мальчик с девчоночьими ресницами. Он аккуратно придерживал Толика за плечо.

– Сейчас заговорит, – скучным голосом пообещал мальчишка с оттопыренной губой. Вынул из-за пояса, аккуратно размотал и зарядил чем-то рогатку. Далеко вытянул шею из воротника рыжего свитера и прицелился. Прямо Толику в лоб.

– Неужели в человека будешь стрелять? – спросил Толик не столько со страхом, сколько с удивлением. Рогатка щелкнула, доска над головой отозвалась резким стуком, на волосы посыпались мелкие крошки. Видимо, пулей служил сухой глиняный шарик.

Натти Бумпо из романа «Зверобой», когда ирокезы метали в него томагавки, не закрывал глаза. Но у Толика такой выдержки не было. Он зажмурился и со слезинкой проговорил:

– Дурак, выбьешь глаз – отвечать будешь.

– Он не выбьет, – негромко успокоил мальчик с ресницами. – Он снайпер.

– Витя, помолчи, – попросил командир. А над самой головой у Толика опять свистнул и рассыпался глиняный шарик. Толик дернулся и услышал слова командира:

– Мишка, хватит. Это храбрый пленник, он так просто не заговорит. Надо устроить другое испытание.

«Какое еще?» – тоскливо подумал Толик. Стрелок Мишка сматывал рогатку. У командира было задумчиво-деловитое лицо: наверно, он придумывал способ развязать пленнику язык.

«Может, рвануться и удрать? – суетливо думал Толик. – Не успею, догонят… Может, зареветь? Тогда, наверно, отпустят. Нет, реветь еще рано… Эх, Султана бы сюда… Вот влип-то. А им сплошная радость: поймали «языка». Наверно, все-таки отлупят… Фляжку бы не отобрали… А если все-таки зареветь?»

В общем, совсем не героические прыгали мысли. Но одной не мелькнуло ни разу: сказать, где беглец, и тем спастись. Это было так невозможно, что бедный Толик даже и забыл про курчавого Шурку. И удивился, когда услышал тонкий голос:

– Подождите! Я здесь!

Показались из-под мостков блестящие ботинки и перемазанные сухой землей чулки. Беглец по-рачьи выбрался на траву, вскочил. Отряхнул штаны и матроску, посадил на пружинистые кудряшки тюбетейку и опустил руки по швам.

– Вот я. А его не трогайте. Олег, он нисколько не виноват!

– Та-ак, ясно, – сказал командир Олег и прошелся по измятому Шурке взглядом. От ботинок до тюбетейки.

– А я тоже не виноват, – поспешно сказал Шурка. – Я по правилам убегал. Рафик и Люся в одну сторону, я в другую…

– Убегал-то ты по правилам, – усмехнулся Олег и аккуратно поправил волосы. – А потом пошел на измену.

– Я?! – Шурка стиснул опущенные кулачки и побледнел так, что почернели его крупные веснушки: две на носу и одна на подбородке.

– Ты, – вздохнул Олег. – Потому что впутал постороннего в наши дела. Воспользовался помощью врага.

– Какой же я враг! – отчаянно проговорил Толик (его все еще прижимали к забору). – Я вам что плохого сделал?

– А почему не сказал, где он прячется? – пропыхтел круглолицый мальчишка и кивнул на Шурку.

– А ты бы сказал, если тебя просят: «Не выдавай»?

– Пленник прав, – решил командир Олег. – Он не обязан нам помогать, он ведь не наш союзник. И ведет он себя смело…

– Тогда я пойду? – обрадовался Толик.

– Не так скоро… Может быть, ты чей-то разведчик! Ты ведь не с нашей улицы. Может, еще где-нибудь такой же отряд, как у нас, есть и вы решили наши тайны выведать…

– И, может, Шурка их уже разболтал ему, – сказал Мишка.

– Я?! – Глаза у Шурки влажно заблестели.

– Ничего он не говорил, – заступился Толик.

– Я ни словечка! – клятвенно добавил Шурка.

– С тобой разберемся потом, ты никуда не денешься, – небрежно решил Олег. – А пленника придется допросить в штабе.

– Пошли! – обрадовался круглолицый и потянул Толика за локоть. Толик уперся:

– Куда еще? Чего пристали?

Витя ласково махнул ресницами и успокоил:

– Да не бойся, мы же играем.

– Ага, «играем»! Из рогатки…

– Мишка больше не будет, – успокоил Олег. – И вообще ничего плохого не будет, если станешь говорить правду.

– Ага! Я – правду, а вы опять скажете, что вру!

– Разберемся, – пообещал Олег. – Ну? Пойдешь или тащить?

– А куда?

– Недалеко, в этом квартале, – успокоил Витя.

– Пойду, – вздохнул Толик. Сопротивляться было глупо. К тому же, кроме страха, сидело в Толике любопытство: что за отряд, что за игра? И ребята были, кажется, ничего. Ну, Мишка и этот вот, сопящий, так себе, а Олег и Витя – совсем неплохие. Да и Шурка. Честный такой: вылез и заступился…

– Даешь слово, что не убежишь? – спросил Олег.

Это понравилось Толику. Он кивнул.

– Пускай ремень снимет, – потребовал Мишка.

– Зачем? – Толик вцепился в пряжку.

– Потому что с арестантов всегда ремни снимают.

– Не бойся, это ведь не насовсем, – объяснил Витя.

– Все равно не сниму. Это… отцовский.

Ремень был в доме у Нечаевых давным-давно, мама в прежние годы подпоясывала им телогрейку, когда ездила копать картошку или разгружать уголь, если посылали от редакции. Откуда ремень взялся, мама и Варя не помнили. Но Толику нравилось думать, что в давние, может, еще довоенные времена этот широкий кожаный пояс со звездной пряжкой носил отец.

И сейчас у Толика закипели в душе злые слезы, и он понял, что будет биться до конца. И даже страх пропал.

Но биться не пришлось. Олег серьезно спросил:

– А отец кто?

– Он политрук был. Он под Севастополем…

– Ладно, пошли, – сказал Олег. – Ремень не трогать.

Толика привели в длинный заросший двор на Уфимской улице. Во дворе стоял дом с верандой. В дальнем конце поднимался из репейников приземистый сарай. К боковой стене сарая был пристроен самодельный навес. Раму из жердей и палок накры вали старые половики, рваная плащ-палатка и куски толя. Боковым и задним краями эта крыша прилегала к забору и сараю, а свободным углом опиралась на кривой шест. Когда Толик задел шест плечом, весь балдахин качнулся и сверху что-то посыпалось.

– Поосторожнее, – сказал Олег.

На бревенчатой стене сарая висели под навесом разрисованные картонные щиты и деревянные мечи. На утоптанной траве стоял дощатый ящик с круглым клеймом «Коровье масло». Вокруг него – ящики поменьше и перевернутые ведра.

Толику велели остановиться под кромкой навеса.

Витя объяснил чуточку виновато:

– Посторонним вход в штаб запрещен.

Грузный круглолицый парнишка (его, как выяснилось, звали Семен) остался снаружи – то ли просто как часовой штаба, то ли конвоир пленника. Олег, Мишка и Витя сели вокруг «стола», а Шурка поодаль, в уголке. Он тихонько вздыхал. Олег вытащил из-под ящика тетрадку, ручку и непроливашку…

В эту минуту с забора ловко упали в заросли и оказались под навесом еще двое: высокая смуглая девчонка с короткими волосами и гибкий мальчик ростом с Толика. Им шумно обрадовались, но Олег сразу восстановил порядок:

– Тихо! Люська, садись и пиши. – Он уступил девочке место. Она ткнула пером в непроливашку.

– Чего писать?

– Пиши: «Пятнадцатое июня. В отряде была игра в часовых и разведчиков. Часовые были Олег Наклонов, Семен Кудымов, Витя Ярцев и Мишка Гельман. Разведчики были Люся Кудымова, Шурка Ревский и Рафик Габдурахманов…»

Светловолосый, синеглазый Рафик весело сообщил:

– А вы нас не поймали!

– Не до того было… Люсь, пиши: «Разведчики разбежались, а часовые…»

– Подожди, я не успеваю…

Пока Олег диктовал, Толик разглядывал щиты. Они были из тонкого картона – видимо, не для боя, а так, для красоты. На каждом акварельными красками нарисована какая-нибудь картинка или знак. «Наверно, гербы, как у рыцарей, – догадался Толик. – У каждого свой».

Рафик глянул на Толика – будто выстрелил синими огоньками:

– Это кто? Новичок?

– Это пленник… – сказал Олег. – Люська, пиши дальше: «Разведчик Ревский нарушил правила и впутал в наши дела постороннего, который, наверно, вражеский лазутчик…»

– Не впутывал я! – подал голос Шурка.

– Не лазутчик я, – сказал Толик.

– Пленник, тихо. Сейчас допросим, все скажешь… Люсь, пиши прямо здесь же: «Протокол допроса…»

– Щас… П-р… После «рэ» надо «о» или «а» писать?

– «О», – сказал Толик и не удержался, хихикнул.

– Пленный, ну-ка без глупого смеха, – одернул Олег. – Встань смирно и отвечай: имя и фамилия?

Толик не то чтобы вытянулся в струнку, но встал попрямее и опустил руки. Почему-то была капелька удовольствия в том, чтобы подчиняться симпатичному и строгому Олегу.

Но что отвечать на вопросы? Все как есть?

– Имя и фамилия! – повторил Олег.

У игры свои правила. Раз Толик пленный, он должен и скрывать правду, и водить противника за нос.

– Липкин, – брякнул Толик. – Гришка. То есть Григорий.

– Школа и класс?

– Десятая. Четвертый «Б»… То есть уже пятый. Теперь в другую школу пойду…

Это было правдоподобно. Тем более что в их десятой школе, в четвертом «Б», и в самом деле учился Гришка Липкин.

– Так, хорошо, – кивнул Олег. – Место жительства?

Но Люся вдруг положила ручку.

– Олег! Он врет! Я с Липкиным, с Гришкой, из десятой школы, в лагере была! В прошлом году! Он маленький и черный!

– Ага, и я был, – сказал за спиной у Толика Семен.

Ох и вляпался Толик! Теперь не будет ему пощады.

– Я это… вырос уже, – пробормотал он, и все засмеялись.

Рафик обрадовался, будто приятеля встретил:

– Конечно, он разведчик! Он не с нашей улицы, и снаряжение у него разведчицкое! Фляжка и компас!

«Все…» – подумал Толик. И опять заболел и зачесался под коленом рубчик от полосного железа. Толик согнулся, чтобы почесать, и снова задел плечом шаткую подпорку навеса.

… Потом Толик вспоминал эти секунды с удовольствием. С гордостью за свою находчивость и быстроту! Как он собрал в пружину все свои небогатые силы, повернулся, дернул за рубаху грузного Кудымова и отправил его на тех, кто сидел у ящика! И рванул в сторону шест!

Уже у калитки Толик на миг оглянулся. Тряпье рухнувшего навеса ходило ходуном, из-под него неслись гневные вопли.

ЭПИГРАФ

Выскочив со двора, Толик решил было, что он спасся. Но те ребята оказались не дураки – в калитку не кинулись, а махнули через забор, и Толик еле успел проскочить мимо Рафика и Мишки. Теперь шла погоня. Бежали за Толиком все, даже Шурка грохал ботинками, не отставая.

Если семеро гонятся за одним, тому ой как плохо. Среди нескольких все равно окажется кто-нибудь быстрее, чем беглец. И пойдет обходить с фланга, наперехват.

Сейчас таким перехватчиком оказался Мишка Гельман. Да и Олег от Мишки почти не отставал. Они выскочили на дорогу и отрезали Толику путь влево. Словно знали, что ему туда и надо: к дому, на свою Запольную!

Теперь ничего не оставалось, как мчаться вдоль забора, по недавнему Шуркиному пути. И деваться некуда, не залезешь ведь, как Шурка, под тротуар…

Толик чувствовал, что все равно поймают. Потому что ноги уже ослабели, сердце колотится не в груди, а где-то в горле и не дает дышать. Да еще ремень сползает и тяжелая фляжка с невыпитой водой молотит по бедру. А в сандалии набились колючие крошки…

Догонят… Может, лучше сдаться сразу, не мучиться? А что дальше? За обман да за разваленный штаб компания, конечно, разозлилась не на шутку, тут уж не игрой пахнет…

Олег и Мишка обогнали, встали на пути. Вот и все… Толик прижался лопатками к забору. Отбиваться руками и ногами или со спокойной гордостью покориться судьбе?

А до чего же обидно! Так лихо удрал, а теперь выходит – зря. Ох и будет ему сейчас!.. Толик вдавился в забор.

Что это?

Судьба изредка бывает милостива к беглецам. Широкая доска за спиной подалась внутрь. Ура!.. Толик развернулся, даванул плечом доску из последних сил и провалился в открывшуюся щель. Кувыркнулся в чертополохе, вскочил, подхватил пилотку. Повисшая на гвозде доска захлопнула в заборе лазейку – прямо перед весело-изумленными глазами Рафика.

Толик промчался через садовые джунгли, умоляя судьбу об одном: чтобы калитка, ведущая на Ямскую, не была заперта. И ему повезло опять – калитка распахнулась от удара ладонями.

Теперь можно было не так спешить. Пока вся погоня соберется вместе, пока они посоветуются, он уже ой-ей-ей где будет!.. Толик перешел на утомленную рысь. До родных мест еще далеко, надо беречь силы. Он уже миновал садовый забор и был на перекрестке. Он совсем успокоился, и…

Прямо на него выскочили Олег, Мишка и Витя!

Значит, они не побежали через сад, а кинулись в обход! Перехитрили…

Толик рванул назад. Ему вдруг стало страшно так, будто все по правде. Будто если попадется, то ему настоящий плен и расстрел!

Был теперь только один путь, одно спасенье. Еще немного… Вот…

Он грудью грянулся о калитку у знакомых ворот…

На крыльце Толик слегка отдышался, оглянулся. Те, кто догонял его, заглядывали теперь во двор, но здесь была для них чужая территория, незнакомая и, может, опасная. Толик выдернул из-под ремня майку, вытер подолом лицо и постучал в дверь.

Курганов был дома – опять везенье! Он не удивился, увидев Толика. Просто обрадовался:

– Ох какой гость хороший! Молодец, что пришел, входи…

Был Курганов какой-то помолодевший, веселый. В очень белой рубашке с подвернутыми рукавами. Он взял Толика за плечи, ввел в комнату.

– Очень, очень я рад… А почему ты взмокший? Бежал, что ли? И вад у тебя такой… военно-полевой. Ты откуда?

– Я… так. Мы с ребятами в войну играли, – приврал Толик. – А потом я вот… решил зайти.

– Замечательно решил… – Курганов поспешно убрал со стола газеты, задвигал стулья. – Вот сейчас мы и чаек сразу сообразим. После жарких боев чаек полезен. А? Ты не спешишь?

– Да нет… – пробормотал Толик, представив, как топчутся у ворот преследователи.

– Прекрасно… А то мы так давно не виделись. Я… признаться, я думал: уже не обиделся ли ты? В последний раз я, кажется, был как-то не так… не очень гостеприимен… Да?

– Нет, что вы! Это я сам… Ну, сам такой лентяй, никак не собрался зайти. Да еще мама болела, да экзамены потом… – Толик согнулся и стал чесать под коленом рубчик.

– А с мамой что? – встревожился Курганов.

– Сейчас уже все в порядке!

Комната Курганова тоже казалась веселой и (если можно так сказать про комнату) помолодевшей. Наверно, потому, что впервые Талик видел ее днем. Солнце рвалось в окна. Марлевая занавеска парусом надувалась у открытой форточки. Шелестела на краю стола открытая книга. Шкуры на полу не было, пахло вымытыми половицами.

Хронометр стоял на подоконнике. Желтые винты, ручки и кольца разбрасывали лучистые блики. Стучал хронометр все так же – словно ронял на стекло медные дробинки. И в дробинках этих, казалось, тоже вспыхивают солнечные звездочки…

Карта на стене, рисунок с Нептуном, некрашеные доски полок – все было светлым, все отражало радостные лучи. Лишь черный камин выглядел сумрачно, он был не нужен лету. Толик пожалел камин и приласкал его глазами: не грусти. Глаза прошлись по чугунным завиткам от пола до узорчатого карниза, скользнули выше… И оттуда, со стены, глянул на Толика Крузенштерн.

Тот самый Крузенштерн с его, Толькиного, портрета.

– Ой, – шепотом сказал Толик. – Значит, повесили портрет…

– А как же! Сразу и повесил, как ты ушел тогда. Замечательный рисунок. И стихи прекрасные…

Толик застеснялся, подошел к камину, уперся ладонями в холодный чугун. Из каминной пасти дохнуло по ногам неприятным холодком. Толик зябко переступил и, задрав подбородок, уставился на рисунок. Перечитал свои строчки.

Нет, стихи сейчас не казались ему хорошими. Так себе… И рисунок был не такой уж удачный. И Крузенштерн смотрел с него не в синюю даль океана, а прямо на Толика. Укоризненно смотрел: «Что же ты не приходил столько времени?»

Чтобы оправдаться перед Крузенштерном и Кургановым, а заодно и перед собой немножко, Толик сказал:

– Я заходил в весенние каникулы, а у вас закрыто было… А потом я подумал: приду, а вы, наверно, работаете…

– Сейчас не работаю, отпуск…

– Да я не про эту работу. Я думал, что книгу пишете, – вздохнул Толик.

Арсений Викторович подошел к Толику со спины, положил ему на плечи свои ручищи.

– Видишь ли, с книгой я тоже… кажется, все.

Толик крутнулся у него под ладонями.

– Кончили? Правда?

Голубые глазки Курганова смущенно радовались. Он потрогал рубец у краешка рта, словно хотел придержать неловкую улыбку.

– Видишь ли… самому не верится. Столько лет. А теперь страшно даже… Но делать нечего – кончил.

– А когда напечатают?

– Ну… что ты, дорогой мой. До этого еще… Я и не показывал никому пока. Главное, что дописал… Пойдем-ка за стол.

В углу на табурете уже булькал новый электрочайник. Толик запоздало сдернул пилотку, снял ремень с фляжкой, положил на подоконник рядом с хронометром. Незаметно подмигнул хронометру. Придвинулся с табуреткой к столу.

– Вприкуску будешь?

– Ага… спасибо, вприкуску… Арсений Викторович, а чем кончается повесть?

– Ну, как тебе сказать… Кончается тем же днем, что и начинается. Крузенштерн уже в годах. Размышляет… Может, это и не очень интересно, не приключения, но, как бы это сказать… необходимо для смыслового завершения…

– Почему не интересно? Там все интересно!

– Да? Тогда… может быть, прочитать последнюю главку, а? Ты пей, а я прочитаю… если хочешь, разумеется. А?

– Ну, конечно же! – Толик зажал в зубах алмазно-твердый осколок рафинада, поставил на край стола локти, взял в ладони теплую кружку и прижался к ней щекой.

Арсений Викторович, оглядываясь, вытянул с полки папку.

… Читал Курганов минут десять. Толик слушал с ощущением, словно ничего не кончалось. Словно лишь вчера они сидели у горящего камина, а потом неожиданно наступило летнее утро и за ним очень быстро – день. А повесть будто и не прерывалась…

– Ну вот так, значит… – Курганов закрыл папку и глянул на Толика нерешительно и выжидательно.

– Хорошо, – сказал Толик, застеснявшись этого взгляда. – Правда, Арсений Викторович, хорошо. Немного печально, но, наверно, так и надо, да?

– По-моему, да. Значит, ты это почувствовал?

– Ага… Эпилоги всегда немного грустные, – со знанием дела заметил Толик. – Это ведь эпилог?

– Видишь ли… это не совсем эпилог. Он будет дальше, отдельно. А это просто конец последней главы.

– А-а… – Толик почувствовал, будто его слегка обманули. Вернее, он сам сглупил. Арсений Викторович поспешно сказал:

– Впрочем, наверно, ты прав, это эпилог. А дальше – как бы отдельный еще рассказ, окончательное послесловие.

– А там про что? Можно почитать?

Курганов улыбнулся:

– Можно. Только это ведь самый конец. Может, уж лучше все по порядку, а? Своими глазами. Если, конечно, интересно…

– Ой, правда? – Толик даже чай расплескал. – А вы дадите? Все, что написали?

– Я вот что подумал… Может быть, твоя мама согласится перепечатать рукопись? Почерк у меня разборчивый… Мама бы перепечатала, а ты бы прочитал заодно. По печатному-то легче. И впечатление более правильное… А?

– Ну конечно! – Толик вскочил. – Она согласится!

– Вот и хорошо. Ты спроси, а я…

– Да чего спрашивать! – Толик испугался, что Арсений Викторович передумает. – Я и так знаю! Мама недавно говорила, что хорошо бы дополнительную работу найти, а то денег совсем нет… Ой… Нет, она вам, наверное, и бесплатно…

– Ну-ну, это уж ты не туда поехал, – засмеялся Арсений Викторович. – Ни к чему такое дело. Главное – чтобы не очень долго. Хочется до осени показать свое творение знающим людям, а в издательстве не возьмут, если не на машинке…

– Я прямо сейчас могу отнести, – нетерпеливо сказал Толик.

– Да? А… – Курганов нерешительно замолчал.

– Думаете, я потеряю? Вы не бойтесь, ничего не случится!

– Я не боюсь. В крайнем случае у меня черновики есть…

Курганов посмотрел вдруг серьезно и ласково, сказал тихо:

– Ничего плохого не случится. Ты мне всегда приносишь удачу…

Толик зачесал ногой ногу и засопел. Но Курганов и сам смутился:

– Да, тут еще такое дело… Там сразу на первом листе… Ты знаешь, что такое эпиграф?

– Это… ну, такие строчки в начале книжки, да? Из какого-нибудь другого рассказа или стихов…

– Вот-вот… Ну, и так уж получилось у меня… Видишь ли, ты мой первый читатель. И стихи у тебя очень подходящие. В общем, я, как говорится, взял на себя смелость… сделал их эпиграфом к повести. Если ты не возражаешь.

– Ой… – У Толика щекам стало горячо от радости и благодарности. – Но ведь это еще не такие… не настоящие стихи.

– Как тебе сказать… Они хорошие. Для моей повести – очень хорошие. Самые подходящие. Я так и подписал: «Четвероклассник Толик Нечаев, первый читатель этой повести». Можно?

– Конечно… Только я ведь уже в пятый перешел.

– Это неважно. Когда писал стихи – был четвероклассник. Будешь потом расти, а в стихах останется твое детство… А?

– Ладно, – прошептал Толик. – Но я боюсь немного…

– Чего?

– Вдруг мама не разрешит. Скажет: куда тебе в настоящую книжку… Скажет: не заслужил еще.

Курганов медленно проговорил:

– Во-первых, ты очень заслужил…

Толик нерешительно поднял глаза:

– Чем?

Курганов будто не услышал. Сказал:

– А во-вторых, маму мы уговорим.

Толик совсем не боялся засады. Ему казалось, что он пробыл у Курганова чуть ли не полдня. Кто же станет караулить его столько времени?..

Попался он, когда миновал сад и перекресток.

Мишка, Рафик и Люська прыгнули из-за пустого киоска. Семен выбрался из рассохшейся бочки, что валялась у изгороди (бочка при этом развалилась). Олег и Витя подскочили сзади.

Обступили плотно.

Толик притиснул к животу тяжелую папку.

– Ребята, вы что! Я сейчас не играю!

– Мы тоже не играем, – разъяснил Олег. – Мы в самом деле берем тебя в плен.

– Но я сейчас не могу! У меня важное дело!

– Ай-яй-яй, – медовым голосом сказала длинноногая Люська, и глаза ее были безжалостны. – А нам-то что? Тащите его, робингуды.

Семен влажными ладонями ухватил Толика за локти.

– Но я же правда не могу! Мне домой надо! Вот видите – папка? В ней важные документы, у меня мама машинистка!

– Вот и посмотрим, что это за документы! – обрадовался Рафик. Синие глаза его засияли лучистым любопытством.

– Там, наверно, тайные планы против нас, – выдохнул Семен.

Они не понимали! Им нужны были тайны, охота за шпионами, чтобы жизнь была интересной! А ему как быть? Если отберут или растреплют рукопись, растеряют листы, что он скажет Арсению Викторовичу?

«Ты мне всегда приносишь удачу…» Принес удачу!

– Вы какие-то совсем глупые, – с тихим отчаянием проговорил Толик. – Сейчас ну нисколько не до игры. Если с папкой что-то случится, знаете что будет? И мне, и вам…

– Ох как страшно, – хихикнула Люська.

Но Олег сказал:

– Нам твоя папка не нужна, если в ней ничего про нас нет. Ты сам нам нужен.

– Да зачем?!

– Как зачем? Протокол-то еще не дописан, – вредным голосом напомнила Люська.

– Мы так и не выяснили, кто ты такой, – махнув ресницами, разъяснил Витя.

– Ну, Толька я! Нечаев Анатолий! На Запольной живу!

– А зачем говорил, что Липкин? – сказал Семен. – Липкина-то мы знаем.

– Я думал, что игра такая: раз попался в плен, надо обхитрить… А теперь же не игра!

– А зачем по нашим улицам ходил, если ты с Запольной? – вмешался Рафик. – И все высматривал.

– Да не высматривал я! Просто гулял!

– Подозрительно это, – решил Олег. – Надо все выяснить до конца и записать. Пойдешь добровольно?

Толик решился на крайний шаг:

– Знаете что? Я папку отнесу и приду! Сам приду, честное слово! Честное пионерское! Вот, за звезду держусь! – Он вырвал у Семена локоть и взялся за звездочку на пилотке. И подумал: будь что будет, лишь бы с рукописью не случилось беды.

Но Олег сказал:

– Не выйдет. Ты уже давал слово и нарушил. Сказал, что не убежишь, а сам драпанул.

– Да еще штаб развалил! – весело добавил Рафик.

Толик искренне возмутился. Так, что даже бояться забыл:

– Вы что врете! Я слово дал, что не убегу, пока вы меня по улице ведете! А больше никакого слова не было!

– Выкрутился, – сказал Олег. – А сейчас опять слово дашь и снова потом причину выдумаешь уважительную.

– Как наш Шурка! – вспомнил Мишка. – Сперва пообещает, а потом: «Мама не пустила. Разве можно не слушаться маму?»

«Шурка-то ваш лучше вас всех», – подумал Толик, вспомнив честные глаза курчавого мальчишки. И сказал насупленно:

– Он тоже ни в чем не виноват. А вы все на него.

– Виноват или нет, мы сами разберемся, без посторонних, – сказала Люся.

– Конечно, – подтвердил Олег. – Хотя… почему без посторонних? Вместе с ним и разберемся. – Он кивнул на Толика. – Пускай доказывает, что наш милый Шурочка ни в чем не виноват.

– Как? – удивился Толик.

– Он за тебя заступился, когда мы тебя поймали? Заступился. Вот теперь ты заступайся, раз он тебе так нравится.

Толик хотел спросить: откуда они взяли, что совсем незнакомый Шурка ему нравится? Но спросил вместо этого:

– Да как заступаться-то?

– Очень просто: Докажи, что ты не разведчик и он тебе ничего про нас не рассказывал.

– Опять вы одно и то же… – безнадежно проговорил Толик. – Как еще доказывать? Головой о забор, что ли, стукаться?

– Стукаться не надо, – спокойно растолковал Олег, а остальные внимательно слушали командира. – Приходи сегодня в штаб, когда мы с Шуркой будем разбираться. Там все и объяснишь подробно… И никакого слова от тебя не надо. Придешь – хорошо. Не придешь – значит, будет Шурка изменник, а ты трус.

– Во сколько приходить-то? – сердито спросил Толик.