Текст книги "Повседневная жизнь России под звон колоколов"

Автор книги: Владислав Горохов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 20 страниц)

Москва поражала всех, увидевших ее, своей гармонией городских строений и природы, они дополняли друг друга, создавая совершенно уникальную жизненную среду обитания человека, он чувствовал себя в ней уютно и комфортно.

Бесчисленное множество церквей и монастырей, разноголосый колокольный звон подчеркивали, что в этом русском мире духовные, нравственные и интеллектуальные интересы преобладают над материальными. И быть может, в этом и надо искать ключ к «загадочной русской душе».

…Много раз бывал Сергий Радонежский в Спасо-Андрониковском монастыре, любил встретиться со своим учеником игуменом Андроником, увидеть дело его рук. В 1365 году он остановился здесь, направляясь в Нижний Новгород для «умирения» князя Бориса. По древней русской традиции на месте прощания, разлук, если оно было знаковым и этот факт хотели выделить, напомнить о нем или сообщить непосвященным, ставили крест (в народе его называли «прощей»). Там, где простились преподобный Сергий и игумен Андроник, появился крест, а затем и небольшая деревянная часовня. В XVI веке ее заменили каменной.

При Петре I закрыли историческую часовню преподобного Сергия Радонежского. Место было прямо около оживленной дороги, поэтому и разместили в ее стенах булочную, торговали хлебом и баранками. Когда указ отменили, часовню возвратили Церкви, вернули иконы. Но время меняет не только лица людей, но и лицо города, и теперь часовня уже не возвышалась, как раньше, над всей округой, откуда открывалась широкая панорама на Москву, – ее окружила бытовая застройка, и она оказалась на городской Вороньей улице, где, прижавшись друг к другу, вплотную стояли купеческие дома с лавками на первых этажах.

В 1889 году обветшавшую часовню сменила новая, из тесаного красного кирпича, украшенная росписями (архитектор А. А. Латков). Часовню восстановили в 1998 году, и стоит живописное чудо недалеко от монастыря, радуя прохожих, сообщая о разлуке в 1365 году «светильника веры Христовой на Русской земле» Сергия и преподобного Андроника, «первоначальника и строителя» монастыря, доброго, трудолюбивого подвижника. А чуть подальше на той же Николо-Ямской улице в начале XVII века была построена каменная церковь Преподобного Сергия; в старину ее звали «что в Рогожской», а еще раньше – «что у Тонной слободы». И сама улица, которая ведет к ней, теперь носит светлое имя Сергия Радонежского.

Чтобы понять, как важно было восстановить эту часовню, следует вспомнить о Спасо-Андрониковом монастыре, рядом с которым ее возвели. Обитель была основана в 1356 году по обету святителя Алексия, митрополита Московского, чудом спасшегося во время шторма на Черном море, когда он возвращался из Царьграда, где был возведен патриархом Филофеем на всероссийский митрополичий престол. Патриарх благословил нового митрополита иконой Спаса Нерукотворного, которая и защитила святителя Алексия. Он вернулся в Москву и обратился к преподобному Сергию Радонежскому с просьбой помочь в организации монастыря во имя Всемилостивого Спаса. Святитель Русской земли Сергий благословил начинание и направил сюда своего наиболее способного ученика, преподобного Андроника.

Митрополит Алексий и игумен Андроник выбрали место, которое, как показала вся история монастыря, было уникальным, – холм, через который шла дорога на восток из Москвы в Орду; он занимал доминирующее положение в округе. Важно было и то, что холм с запада омывался Яузой, с востока – рекой, впадающей в Яузу, а с юго-запада – ручьем.

В то время Яуза была полноводна и глубока. Даже триста лет спустя именно здесь Петр I начал создавать русский флот. На дошедших до нас рисунках видно, какая она была широкая и какие непроходимые леса были по ее берегам. Об этих местах писали: «Один из крутых берегов Яузы, находящийся на четвертой версте от Кремля, отличался особенной красотой. Он был виден из Кремля, и вся Москва открывалась с этого берега как на ладони. Москвичи, в знойные летние дни совершавшие прогулки за реку Яузу, у протекавшего здесь холодного источника под названием "Золотой Рожок" отдыхали и освежались чистой и вкусной студеной водой и лакомились произраставшими в этой местности ягодами» (Православные русские обители. СПб., 1909).

Название «Золотой Рожок» пошло от митрополита Алексия – ему так запомнилась живописнейшая бухта Золотой Рог в Царьграде, что он перенес это имя на русскую землю, но по масштабам речки и ручья стало звучать оно в уменьшительном виде, трогательно и ласково.

Первую – деревянную – церковь построили в 1360 году. Устав был принят, как и в обители Сергия, общежительный: общие труд, трапеза, молитва; полное послушание и единомыслие. Трудился не покладая рук и игумен обители: здесь был «святой колодец, ископанный руками святого Андроника». Многие века славился этот целебный чудотворный источник.

Новоустроенная обитель представляла собой крепость, обнесенную деревянными рублеными стенами, за которыми виднелась главка церкви, окруженной из дерева же срубленными кельями. Обосновалась она близ дороги на Орду, откуда в далекие времена на Москву приходила беда; по этой дороге она пришла и к инокам Андроникова монастыря, но теперь это были литовцы, которые разоряли неокрепший монастырь в 1368, 1371 (князь Ольгерд), 1372 (князь Кейстут) годах. Нельзя было пройти в Москву с востока, минуя Спасо-Андроников монастырь, и он сражался в 1382 году с Тохтамышем, в 1404-м – с Едигеем, в 1451-м – с Сеид-Ахметом, в 1571-м – с Девлет-Еиреем, в 1611-м – вновь с литовцами и поляками, а в 1812 году с французами… И каждый раз он возрождался из пепла и руин, а на смену погибшим инокам, ставшим защитниками отечества, приходили новые единомышленники, готовые сложить голову за веру, народ, за русскую землю.

Но вернемся в пятнадцатый век. Между 1410 и 1420 годами не было набегов ордынцев, и в монастыре возводится белокаменный соборный храм Спаса. «В соборе под спудом почивают мощи преподобного Андроника и преемника его св. Саввы. В иконостасе находится Нерукотворный Образ Спаса, привезенный святителем Алексием из Царьграда, украшенный богатой ризой» (Проценко Н. Ф. Монастыри в России и соборы в Москве. М., 1863). Расписывали стены собора андрониковские монахи Даниил Черный и Андрей Рублев – величайшие русские живописцы. Это было последнее творение преподобного Андрея Рублева. К сожалению, сохранились только небольшие фрагменты росписи. Преподобный Андрей был похоронен, по обычаю, в его родном монастыре.

На кладбище монастыря могилы многих знатных бояр: здесь нашли покой представители княжеских родов Щербатовых, Барятинских, Толстых; Сильвестр, епископ Крутицкий, Павел Демидов – основатель лицея в Ярославле, Федор Волков (1729–1763) – родоначальник русского театра. На могиле М. Д. и Л. Ю. Трубецких стоял великолепный памятник работы Витали (1833).

Монастырь закрыли в 1922 году. В 1927–1929 годах ликвидировали некрополь со всеми надгробиями.

В 1947 году на территории Андроникова монастыря был создан Музей древнерусского искусства имени Андрея Рублева.

17 июля 1989 года, в первую годовщину причисления преподобного Андрея Рублева к лику общечтимых святых, в соборе впервые после большого перерыва прошла литургия.

Сегодня мы много говорим о бережном отношении к историческому наследию, и действительно есть радующие примеры. К сожалению, есть и печальные факты.

До XXI века дожила одна Поклонная гора на северной Троицкой дороге (Ярославское шоссе) у Бабушкинского кладбища. Предпоследняя была снесена бульдозерами при строительстве Парка Победы. Историческое место, на котором стоял Бонапарт и ждал, но не дождался ключей от «побежденной» Москвы, мешало идеям автора проекта, а органично вписать его в парк не хватило ни ума, ни таланта. На последней Поклонной горе (как и на других) всегда останавливались, крестились и отдавали поклон все, кто входил или въезжал в город, впервые видя колокольню Ивана Великого, золотые купола церквей, панораму Москвы. А уезжающие прощались со столицей, домом, семьей – они их больше в пути не увидят. Поклонная гора была на Троицкой – главной дороге России, она вела к Троице-Сергиевой Лавре, не случайно на полпути размещалось Тайнинское – родовое имение царской семьи Романовых с путевым дворцом. Здесь видна на холме старинная церковь Благовещения Пресвятой Богородицы, дарующая взгляду долгое путешествие по ее фасадам, шатрам, по всем ее кокошникам и карнизам, полуколонкам, витым столбам, лестницам и башенкам, а сердцу – благодать приобщения ко всем поколениям русских людей, молившихся за Россию.

Именно здесь, у начала Троицкой дороги, установлен памятник последнему Романову – Николаю II – известного скульптора Вячеслава Клыкова. А совсем рядом с Троице-Сергиевой Лаврой – его же скульптура Сергия Радонежского. Дальше дорога ведет в Ростов Великий, Ярославль, Архангельск, к Белому морю, к северным монастырям. Вот почему на московской Поклонной горе останавливались цари, купцы, крестьяне, воины – защитники Отечества, получившие благословение в Лавре перед битвой, – и рать Дмитрия Донского, и ополчение Минина и Пожарского – можно сказать, вся Русь на протяжении многих веков. И вот на этом святом месте, которое почитали, сохранили и цари, и даже генеральные секретари, через 390 лет после освобождения Москвы от поляков Мининым и Пожарским потомки в наш просвещенный 2002 год разместили гипермаркет – между кладбищем и церковью Святых мучеников Адриана и Наталии…

Поклонные горы были не только вокруг столичного града, они были не редкостью и рядом со многими почитаемыми местами по всей России. Недалеко от Троице-Сергиевой Лавры на поклонной горе в XVII веке была построена каменная Стефанова часовня на месте древней деревянной. Легенда гласит, что однажды во время братской трапезы в обители игумен Сергий встал и неожиданно поблагодарил за пожелания мира и за благословение. На вопрос, кого он благодарит, изумленные иноки услышали ответ: «В сей час епископ Стефан, идя в Москву, против монастыря нашего Святой Троицы поклонился и нас, смиренных, благословил».

Летописи подтверждают, что действительно в то время, в 1390 году, просветитель зырян Пермский епископ Стефан, спешивший в столицу защитить зырян от произвола сборщиков дани, увидев монастырь, остановился на горе и поклонился Святой Троице. Увековечила память о духовной близости двух святых XIV века построенная на поклонной горе часовня Стефана.

Равноапостольный Стефан, первый епископ Пермский (1340 (?)—1396), родился в городе Великий Устюг. В Ростове Великом, центре епархии, куда входил и Великий Устюг, в монастыре Святителя Григория Богослова он был пострижен в монахи и стал готовить себя к миссионерскому подвигу.

В то время монастырь славился своей библиотекой, в которой было много редких славянских и греческих книг. По ним Стефан готовился к апостольской проповеди и миссионерской деятельности, по ним в совершенстве овладел греческим языком и читал древние подлинники.

Он стал миссионером, посвятившим всю свою жизнь просвещению язычников, создал письменность для зырян и перевел богослужебные книги на их язык. Его подвиг совершенно справедливо сравнивают с подвигом святых братьев Кирилла и Мефодия, давших человечеству церковнославянский язык.

В годы своего служения он ставил в своей епархии церкви, часовни, устраивал монастыри. Именно отсюда в последующие годы Православие шагнуло за Уральские горы в Сибирь.

Святитель Стефан стал самым уважаемым благодетелем для всего пермского народа.

КОЛОКОЛЬНЫЕ ОРКЕСТРЫ

Куранты и карильоны

С высокой башни колокольной,

Призывный заменяя звон,

Часы поют над жизнью дольной,

Следя движение времен.

Но днем в бреду многоголосном

Не слышен звонкий их напев,

Над гулким грохотом колесным,

Над криком рынка, смехом дев.

Мы все, покорствуя невольно,

В пространном царстве вещих снов,

С высокой башни колокольной

Внимаем голосу часов.

Густеют и редеют тени.

А торжествующая медь

Зовет и нас в чреде мгновений

Мелькнуть, побыть и умереть.

Валерий Брюсов. «Голос часов»

В XIII веке в европейских городах появились часовые механизмы с колоколами, размещаемые на высоких башнях – чтобы их было хорошо видно и слышно. В 1439 году на Вселенском соборе во Флоренции, ставшем местом подвига будущего святителя Марка Эфесского, отказавшегося подписать унизительную для православных унию, в составе русской миссии был инок Симеон Суздальский, который побывал во дворе папы Римского Евгения IV. Вот на что он обратил внимание:

«В том же граде Ферраре на Папине дворе возведен бысть столп каменн, высок и велик, над торгом, и на том столпе устроены часы, колокол велик, и коли ударить – на весь град слыщати. И у того столпа отведено крыльцо и двои двери; и коли приспеет час ударити в колокол, и выдет из столпа на крыльцо Ангел, просте видети, яко жив, и потрубит в трубу, и выходит другими дверями в столп; а людям, всем видящим, слышати мочно глас его; и потом в тот колокол великий восходящее Ангел на всяк час ударяше».

Такие наборы часовых колоколов стали прообразами будущего нового, ставшего популярным, музыкального инструмента. Начало было положено тогда, когда умельцы по пожеланиям граждан, не всегда успевавших вовремя начинать считать одиночные (часовые) удары колокола, придумали предупреждать о скором бое часов перезвоном небольших колоколов. С этой целью устанавливались специальные устройства, соединяющие механизмы часов и колокола. С помощью простейшего «игрального барабана», снабженного системой щипов-колок, меняя их расположение, можно было играть самые разные мелодии. Такое устройство, состоящее из часового механизма, «игрального барабана», настроенного набора часовых колоколов и соединяющих тросов, получило название «куранты» – от французского слова courant– текущий. Это этимологическое родство по названию, а по существу у курантов другой французский родственник-предтеча – quadrillon; так называли четыре колокола, настроенных в один аккорд. Такие куранты и их чуть усовершенствованные образцы звонят и в наше время на старинных городских башнях, обычно у ратуши (мэрии).

Самый знаменитый в Европе колокол – Биг-Бен, он звонит в Лондоне, отбивает время на башне Парламента. Очень популярны среди туристов в Праге часы ратуши. Колокол звонит каждый час.

Собственно говоря, появилось новое направление в музыкальном искусстве. Европейские любители музыки, мастера и музыканты, не остановились на достигнутом, расширили диапазон звучания голосов колоколов (две, три и даже более октав), ввели аккорды, а когда «игральный барабан» заменили клавиатурой, то в 1510 году и появился новый музыкальный инструмент. Самым распространенным был набор из девяти колоколов, реже – до двадцати, а иногда и до тридцати колоколов.

В 1602 году систему дополнили педалями, и окончательно сложился карильон – любимый музыкальный инструмент на праздниках в городах Северной Франции, Бельгии и Голландии. Встречаются они и в Германии, Испании, Италии, но редко.

В 1550 году датский король Христиан III прислал царю Иоанну IV подарок – самозвонные часы. Русский «Грозный» царь отправил их обратно со словами: «Нет надобности в часах христианскому царю, верующему в единого Бога и не занимающемуся планетами и знаками зодиака». Чем было вызвано такое решение – мы можем только предполагать, ведь известно, что на великокняжеском дворе похожие часы уже были. Из «Истории государства Российского» Н. М. Карамзина узнаем мы, какие были боевые часы у сына Грозного царя Феодора Иоанновича: «…часы с перечасьем, с людьми и с трубы и с накры (то есть с бубнами) и с варганы (с органом) и как перечасье и часы забьют, в те поры в трубы и в накры и в варганы заиграют люди, как живые, – и другие часы с перечасьем и как забьют, и те часы запоют разными голосы». Их прислал немецкий император. Когда в России сменилась власть и царем стал Борис Годунов, то и ему достались часы от щедрого немецкого императора, «стоячие боевые с знамением небесным».

Куранты на ростовской соборной колокольне присутствуют с XVII века, со времени митрополита Ионы III Сысоевича. Самозвонные механические устройства допетровского периода чудом сохранились до начала XX века. Так, Н. И. Оловянишников рассказывал, что «над церковью Покрова города Александрова устроены те часы, которые в монастыре слывут русскими и которые, начиная счет времени от заката солнечного, обличают италианское происхождение.

При этих часах живет старушка, которая ежедневно заводит их, сверяет с солнцем и заведывает их механикой, которая, судя по наружности ее и устройству, должна быть примитивная…

…Для монастыря они чрезвычайно важны, потому что все занятия монастырской общины распределены по ним.

Когда эти часы сделаны или откуда привезены – неизвестно. Если они устроены уже по основании монастыря, то в эти времена у нас были свои русские часовщики».

Сегодня трудно себе представить, как сложно определяли время по часам до XVII века. Только Петр I подписал указы, по которым на часах появились двенадцать делений и часовая стрелка стала делать два полных оборота в день; тогда же была узаконена вторая, минутная стрелка. До этого время на часах от восхода до захода солнца было дневное, а остальное – ночное. А так как время восхода солнца разное, то летом дневное время могло достигать 17 часов, а ночное только 7; зимой наоборот. Каждый день два раза мастер ставил стрелку на точку отсчета, так что после «7» могла появиться «1», отсчитывая до «17».

В 1404 году в Москве за церковью Благовещения в Кремле на великокняжеском дворе строится башня и на ней «для общей пользы горожан» устанавливают огромных размеров часы. Это чудо только что привезли из средневековой Европы. Н. М. Карамзин уточняет, что эти часы сделал инок из Афонской обители серб Лазарь. Из Троицкой летописи мы узнаём: «Сей же часник наречется часомерье; на всякий же час ударяет молотом в колокол, размеряя и расчитая часы нощныя и дневныя; не бо человек ударяше, но человековидно самозвонно и самодвижно, страннолепно некако сотворено есть человеческою хитростью, преизмечтано и преухищрено».

Вот так и появился прообраз будущего электронного робота – первый механический человек, отбивающий молотом в колокол каждый час.

Самое раннее сохранившееся детище русских мастеров датировано 1539 годом. Известен и автор: на одном из колес в зубчатой передаче стоит надпись: «Зделаны бысть сии часы на Соловки, делал архиепископов мастер Семен Часовик». Это башенные часы Соловецкого монастыря. В монастырской описи Соловецкой обители 1676 года подтверждается, что в это время в монастыре были «часы боевые с перечасьем железные и с кругом указным, а у них четыре колокола перечасных небольших немецкого же литья». Были это часы, изготовленные мастером Семеном почти полтора века назад, или уже другие – сейчас трудно сказать, ведь после описи прошло более трех веков. Но боевые часы имелись, и это факт.

При царе Алексее Михайловиче в любимом подмосковном Коломенском с великолепным дворцом – шедевром русского деревянного зодчества, садами, считавшимися достопримечательностью Москвы, знаменитой шатровой церковью Вознесения, среди многочисленных затей привлекали внимание необычные часы. Их создал в 1673 году русский мастер Петр Высоцкий из Оружейной палаты. Часы разместили в надвратной башне парадного въезда царской резиденции. Внизу с двух сторон ворот сидели на тумбах деревянные львы. Как только начинали бить куранты, львы страшно вращали глазами, открывали пасть и рычали, приветствуя и насколько можно путая царских гостей.

В 1491 году на Красной площади возводятся Фроловские (Спасские) ворота. В то время они ничем не отличались от любых других ворот, размещенных в крепостной стене, защищавшей город, хотя и была у них одна особенность – на плоской кровле возвышалась совсем небольшая башенка-звонница с колоколом, а ее завершала маленькая главка с двуглавым орлом. На рисунках начала XVI века, сделанных с Красной площади, на Фроловских воротах хорошо просматривается под шатровой крышей колокол, не исключено, что часовой. Видимо, часы, к гордости москвичей, совсем недавно установили.

Известно, что в 1585 году уже на трех воротах Кремля: Спасских, Тайнинских и Троицких – были установлены часы с боем. Тайнинские часы «ходили» совсем недолго, а главными кремлевскими курантами стали Спасские. И сейчас они главные куранты России, их перезвоном и гимном страны начинается и заканчивается день. Звон колоколов Спасской башни Московского Кремля отсчитывает не только время, он дорог каждому гражданину России как символ столицы и нашей державы.

На Спасской башне самые первые часы были очень простыми и легкими в обслуживании, они отсчитывали «дневное» и «ночное» время.

Закончилась Смута, и первый царь из династии Романовых – Михаил Феодорович – решил увековечить это событие возведением над Спасскими воротами высокой башни с часами, что и было сделано в 1624–1625 годах. Проект часов предложил английский мастер Христофор Галовей, он же его воплотил в жизнь. Известный «литец» Кирилл Самойлов отлил на Фроловские ворота тринадцать колоколов. По завершении работ довольный царь отблагодарил англичанина, ему вручили 12 рублей, серебряный кубок, атлас, сукно, сорок соболей, сорок куниц и еще кое-что – всего на 100 рублей.

Часы не проходили и года, как страшный пожар полыхнул в Кремле; сгорели соборы и храмы, терема, сгорела и башня. Восстановление часов вновь поручили мастеру Галовею, что он и сделал в 1628 году. Но пожары были страшным бедствием для Москвы, они полыхали вновь и вновь и опустошали дотла целые улицы; им не могли противостоять ни храмы, ни даже кремлевские стены, украшенные надвратными башнями.

Наступил 1654 год; он стал очень важной вехой в череде исторических событий, связанных с Россией. Против зарвавшегося польского короля в военный поход освобождать русские земли двинулись русские полки. Возглавил войско сам царь Алексей Михайлович Тишайший, прихватив с собой практически все «думные и придворные чины», а взял он их, чтобы те в отсутствие царя «не мутили воду в Москве». С боями были освобождены от поляков Рославль, Полоцк, Гомель, Могилев, в сентябре войска Речи Посполитой покинули Смоленск и в город вступили русские полки. Победа… Но царя беспокоила ситуация в Москве. Там летом началась и лютовала легочная чума. Люди умирали за три-четыре дня. Началась паника, горожане побежали из столицы, уехала и царица с царевичем Алексеем Алексеевичем, они укрылись за стенами Калязинского монастыря. В Москве монастырские стены не спасали. В Кремле в Чудовом монастыре умерли 182 инока, в Вознесенском женском («пристанище цариц и царевен») – около ста, уцелели единицы. В усадьбе князя А. Н. Трубецкого выжило 8 человек из 270, в усадьбе князя Я. К. Черкасского – 110 из 423, и так всюду.

Народ во всех бедах винил патриарха Никона, его «иконоборство» и «новины», «затоптавшие древнее благочестие». А тут еще августовское солнечное затмение, «когда день превратился в ночь». Народ воспринял его как «наказание за грехи и шатания в вере». Дополняет всю эту безрадостную, трагичную картину отъезд из Москвы в самый критический момент патриарха Никона, бросившего свою паству.

Народ искал спасения в усердных молитвах. И вдруг 5 октября 1654 года ночью заполыхала Спасская башня Московского Кремля. Даже сегодня представляешь, какой ужас безысходности охватил москвичей.

Эпидемия чумы пошла на убыль, когда пришла долгожданная зима; она не раз спасала русских людей, спасла и в этот раз.

Патриарх Никон вернулся в опустевшую Москву 3 февраля 1655 года.

Сын Антиохийского патриарха Макария архидиакон Павел Алеппский рассказывал: Макарий после долгих мытарств, связанных с войной и чумой, въехал в Москву за день до появления Никона. Греки были поражены размерами города. Но «когда мы въехали в город, наши сердца разрывались, и мы много плакали при виде большинства дворов, лишенных обитателей, и улиц, наводящих страх своим безлюдьем».

Через неделю в столицу после «литовского похода» вернулся царь Алексей Михайлович. Какой предстала перед ним Спасская башня, описал Павел Алеппский.

«Над воротами возвышается громадная башня, высоко возведенная на прочных основаниях, где находились чудесные городские железные часы, знаменитые во всем свете по своей красоте и устройству и по громкому звону своего большого колокола, который слышен был не только во всем городе, но и в окрестных деревнях более чем на десять верст.

…По зависти диавола, загорелись деревянные брусья, что внутри часов, и вся башня была охвачена пламенем, вместе с часами, колоколами и всеми их принадлежностями, которые при падении разрушили своей тяжестью два свода из кирпича и камня, и эта удивительная, редкостная вещь… была испорчена. И когда взоры царя упали издали на эту прекрасную, сгоревшую башню, коей украшения и флюгера были обезображены и разнообразные, искусно высеченные из камня статуи обрушились, он пролил обильные слезы».

Как символ запустения и разрухи стояла обгоревшая главная кремлевская башня на площади столицы, называемой Торгом или Пожаром. Задымленные часы молчали, время остановилось.

Не так много сохранилось рисунков середины XVII века, особенно таких детальных, как у посла австрийского императора барона Мейерберга. Он был в Москве в 1661 году и нарисовал боевые часы на Спасской башне. Совершенно очевидно, что в этих часах стрелка в виде луча солнца и само светило, расположенное сверху, оставались на месте, а двигались золоченые цифры высотой 0,7–0,8 метра, размещенные на круге с делениями – циферблате. Его диаметр был чуть больше пяти метров. На небесно-голубом центре все видимое над землей пространство – звезды и луна. Удивительно красивые часы. Показывали они традиционное «русское» время – «дневное» и «ночное».

Часы дожили до начала XVIII века, и вновь беда – пожар в 1701 году. Через год молодой русский царь Петр I заказывает в Амстердаме «три колокольные часовые пары с танцами», и они должны быть «против (по образцу) немецкого обыкновения на двенадцать часов». Эти часы погибли в Троицком пожаре 1737 года. «Современные» часы после многочисленных ремонтов, реставраций мы можем увидеть на Спасской башне Кремля.

А тогда «немецкие» часы морем доплыли до Архангельска, а оттуда обозом в тридцать подвод доставлены в Москву, в Немецкую слободу на двор знаменитого адмирала, командовавшего Азовскими походами Петра I, – Ф. Я. Лефорта.

Тогда же их распределили так: на Спасскую башню (там часы впервые пробили 9 декабря 1706 года в 9 часов утра, затем начал играть курантный механизм), на Меншикову башню (о них есть запись 1708 года), а третьи отвезли в Ингерманландскую канцелярию – ею руководил А. Д. Меншиков, ставший светлейшим князем в 1707 году, а генералиссимусом – в 1727-м, уже при Екатерине I. Часы где-то затерялись в канцелярии, скорее всего, их установили в одной из многочисленных усадеб любившего и понимавшего толк в красоте князя. Сведений о них с тех пор нет.

В 1734 году в Москву из Петербурга (теперь уже столицы) приехал известный специалист – колокольный игральный обер-мастер Яган-Христофор Ферстер осмотреть часы на кремлевских башнях, и вот его заключение: «Оная Троицкая башня, по его усмотрению, находится в тесном месте, в стенах и в глуши, и музыка с оной башни будет не слышна, а надлежит-де оной колокольной музыке быть на Спасской башне, понеже-де оная стала на всей красоте и вельми та колокольная музыка и играние во дворце и в Москве будет слышна».

Часы полностью сгорели в 1737 году. Более 30 лет на Красной площади не было слышно боя курантов.

Следующие сведения о часах относятся к 1767 году, когда по указу Екатерины Великой на Спасской башне поставили «большие английские курантовые часы»; работы выполнял часовой мастер Фаций, но они затянулись, и только в конце 1770 года вице-президент Мануфактур-коллегии Сукин сообщил в Сенат, что часы действуют.

В те годы древняя столица была самым звонящим городом. «У Спаса бьют, у Николы звонят, а у старого Егорья часы говорят». И это нравилось москвичам.

Часы с колокольной музыкой на Спасской башне в середине XIX века капитально отремонтировали московские мастера братья Николай и Иван Бутенопы, за что получили золотые медали на Выставке российских мануфактурных изделий.

Петр Великий не жалел ни усилий, ни средств на украшение основанной им Северной столицы, и если что-то по его задумке еще не могли сделать русские умельцы, он заказывал в Европе, но требовал при этом самого высокого качества. В 1722 году по его указанию доставили из Голландии уникальные часы с боем. «Историко-статистические сведения о Санкт-Петербургской епархии на 1869 год» сообщают, какими они были: «На сих часах колоколов часовых больших и малых 35; у всякого колокола по два молотка и по одному языку; молотами играют часовые куранты, а языками играют полуденные куранты, произведением рук действ человеческих».

Установили часы на колокольне собора Петра и Павла. Любознательный и вездесущий камер-юнкер Ф. В. Берхгольц в своем знаменитом дневнике записал:

«7 августа мы целым обществом входили на колокольню в крепости, чтобы послушать игру курантов и посмотреть на панораму Петербурга. Колокольня эта самая высокая в городе: чрезвычайно любопытно там поглядеть на игру музыканта, особенно тому, кто не видывал ничего подобного. Я, впрочем, не избрал бы себе его ремесла, потому что для него нужны трудные и сильные телодвижения. Не успел он исполнить своей пьесы, как уже пот градом катился с его лица. Он заставлял также играть двух русских учеников, занимающихся у него не более нескольких месяцев, но играющих уже сносно. Большие часы играют сами собою каждые четверть и полчаса».

К сожалению, эти чудо-куранты погибли в 1756 году, когда от удара молнии вспыхнул шпиль и сгорели все деревянные части собора, а механизм часов и колокола расплавились. Эта трагедия произошла во время правления Елизаветы Петровны. Императрица повелела срочно все восстановить и заказать в Голландии точную копию этих часов.

Уже через год собор был полностью воссоздан. Что же касается курантов, то их установка затянулась на двадцать лет, хотя начиналось все быстро и ничто не предвещало такой задержки.

Чрезвычайный посланник России в Голландии граф Головкин заключил 7 июля 1757 года договор с известнейшим в Европе часовым мастером Оортом Крассом. В договоре были оговорены все условия, которые только можно было придумать: утверждена схема механизма часов и подробная экспликация деталей; согласовано количество колоколов – 37 (общим весом 458 пудов) и молотков для колоколов – 101; на музыкальном барабанчике решено нанести 12 120 нотных отверстий; «указательные цифирные доски» должны быть из «битой меди»; «указательные же стрелки будут сделаны из красной меди, а дырки на цифирных досках обложены быть имеют самою хорошею медью, шпиц, на котором кладется стрелка, имеет на конце також обложен быть медью, потому что оный всегда на свободном воздухе бывает»; часовые и курантные гири будут применяться только свинцовые. Все детали должны быть изготовлены из самых лучших материалов. Среди длинного перечня пунктов договора обращает на себя внимание тот, который касается управления часами: «Махина, которая управляет руками и ногами, имеет состоять из тонких, искусно сделанных пружин, дабы самый большой колокольный язык для действования не был труднее самого меньшего колокольного же языка; для рук сделаны будут 37, а для ног от 20 до 23 клавиров; проволока, которая проведена будет от клавиров до колоколов, имеет быть из хорошей меди».