Текст книги "Чудо за порожком"

Автор книги: Владислав Бахревский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)

КА-ПИ-ТАН

Вагон проехал мимо бабушки, мимо Евфросиньи Калинниковны. Поля очень гордилась, что выговаривает имя и отчество бабушки без единой запинки.

Платформа всё плыла, плыла и – стоп.

Мама и Поля вышли из вагона, а бабушка к ним бегом бежит.

– Вот они, мои родненькие.

– Кому ехать? – спросил маму человек в шлёпанцах и с ключами.

– Нам, – сказала мама.

Воздух был сладкий, на небе ни облачка. В машине Поля почувствовала: от бабушки, как от самой Евпатории, пахнет сладко и ещё чем-то чистым, удивительным.

– Бабушка, Евфросинья Калинниковна, чем ты так вкусно пахнешь? – не утерпела Поля.

– Солнышком да морем, – ответила бабушка. – Имечко-то моё выговариваешь.

– У меня все звуки, как орешки! – погордилась Поля: —

 
Караул, разлад и драка —
Рыбы в речке треплют рака!
 

– Сила! – похвалил таксист.

– Есть в кого! – теперь уже бабушка погордилась. – Отец на семи языках говорит, как на своём родном.

– Дипломат? – спросил таксист.

– Ка-пи-тан! – разом ответили Поля и бабушка.

– Дальнего плаванья, – прибавила мама.

О ЛЮБВИ

Когда люди приезжает в гости, в доме обязательно бывает праздник. Поля только порог переступила, а праздник – вот он. В большой комнате во всю стену луг – бабушкина вышивка. Зелёные травы, метёлки колосков, между колосками – пронзительно синие васильки. Строгие стрелки подорожника, тысячелистник. И всё это сплетено цветущим мышиным горошком. Иван-да-марья островком. Львиный зев будто в росе. Алая липучка истекает мёдом, и по всему ковру – колокольчики да кашка, а правая часть ковра – горячий кипрей.

– Вот такая наша бабушка! – сказала мама, обнимая Полю за плечи.

А на другой стене – одна только фотография: бабушка с дедушкой. Молодые.

– Геодезист, – сказала бабушка. – Половина домов новой Евпатории им заложена. А в Сибири так целые города…

– И в Африке дедушка работал!

– Здоровье в этой Африке потерял. – Бабушка поцеловала Полю в голову. – Сытый голодного не разумеет. Идёмте завтракать.

Мама и бабушка пошли на кухню, а Поля альбом с фотографиями открыла.

Папа с сосной, папа на руках бабушки, на руках дедушки. Папа на яхте под парусом. Папа – матрос, папа – офицер. И опять папа: десятиклассник, первоклассник. Папа среди мальчишек футболистов. Папа с рыбой. Поля поспешила, к бабушке.

– Эту рыбина папа сам поймал?

– Сам!

– Но рыба почти с папу. Со стол!

– Камбала.

– Как же он её поймал?

– Острогой. Видишь, на шкафу – рапаны?

– Ракушки?

– Рапаны называются. Твой папа на полдня в море уплывал.

– Ничего себе! – сказала Поля.

А мама испугалась:

– Боже мой!

Они сели завтракать. А на столе клубника.

– Ты, Поля, сметанки нашей отведай, – уговаривала Ефросинья Калинниковна. – Бери творог, мёд и сметану – любимое папино кушанье.

– Знаешь, бабушка, – сказала Поля, – я смотрю на тебя, и ты – копия мамы.

– Как же так? – изумилась бабушка. – Я мама твоего папы. Ты забыла что ли?

– Ничего я не забыла. Но вы такие похожие! Ну, совсем похожие!

– Слава Богу! – согласилась бабушка. – Папа любит маму, мама любит папу, и все мы любим тебя.

МОРЕ

Поля с мамой сразу после завтрака побежали сказать морю «Здравствуй!».

Завидев приезжую девочку, море встрепенулось: в прибое пошли шепоты, на волнах заиграла смешинки.

Поля сразу поняла, в чём дело. Люди на пляже были все золотистые и даже черно-золотистые, а вот они с мамой ужасно белые.

– Скорее загореть! Скорее! – приказала себе Поля, раскидываясь на тёплом, на ласковом песке. – Вот она я! Бери меня, солнышко!

Но мама сказала:

– Пять минут, если не хочешь неприятностей.

– Пять минут?! – возмутилась Поля.

– Через десять станешь красной, как вареный рак, через полчаса волдыри назагораешь.

Море всё-таки порадовалось беленькой девочке. Когда Поля подошла к самому краю прибоя, неведомо откуда взялась волна и – ба-бах! – окатила новенькую до самой макушки.

– А мне хорошо! – крикнула морскому простору Поля, нырнула, взбила пену руками, ногами. Снова нырнула, теперь уже с открытыми глазами. Море стояло перед нею загадочной синей стеной.

– Уф! – Поля выскочила из воды. – Мама, я видела!

– Крабика?

– Мама, я море видела.

О ЛЮЛЬКЕ

Они принесли бабушке цветы – васильки и белые колокольчики. Цветы немножко покрасовались на столе, а потом их отправили на окно.

Бабушка принесла огромный поднос, и весь этот поднос занимала камбала.

– Точь-в-точь, как папина! – определила на глазок Поля.

Ничего не скажешь, на море живут вкусно. Одно плохо: еда уж очень сытная. После моря хотелось съесть пять тарелок борща, да ещё с добавкой. И на тебе! Хватило одного кусочка камбалы.

Поля брала в рот костяшки панциря и, посасывая, немножко утешала себя.

– А что это? – увидела вдруг два крюка в потолке.

– Не помнишь?! – удивилась бабушка.

– Как же ей помнить? – заступилась за Полю мама. – Ей было год и девять месяцев, когда мы уехали.

– Это для моей люльки! – догадалась Поля. – Я ведь в люльке спала.

– В люльке, – улыбнулась бабушка.

Поля гордилась, что в детстве у неё была люлька. Как у всех прапрабабушек, прапрадедушек. Как бывало в старину на Руси!

В первую ночь у бабушки Поле очень хотелось, чтобы ей приснилась люлька. Но оказалось, за люлькой надо было куда-то идти, и она шла, шла. Всю ночь шла, как за тридевять земель.

ЗНАЛА, ДА ЗАБЫЛА

Городской пляж для приезжих, для ленивых. Евпаторийцам в море купаться недосуг. А те, кто купается, – ходят на море до солнышка на дальние дикие пляжи. На тех пляжах – море для своих, чистое, как стёклышко.

В первый вечер пошли на море все вместе: бабушка, мама и Поля.

– Я забыла, как называются эти кусты! – показала мама на розовые цветущие заросли. – Аромат какой чудесный.

– Тамариск! – сказала бабушка. – Все так говорят! На самом деле – тамарикс, если по-научному.

– Да, благословенный, благоуханный край! – мама даже вздохнула. – А вот эти зелёные дикобразы с золотыми цветами? Я ведь и про тамарикс знала и про это растение. Оно ведь ядовитое? Сок у него ядовитый.

– Это испанский дрок! – сказала бабушка.

Дорога к морю у них была не очень близкая. Зато и вправду благоуханная.

– Ефросинья Калинниковна, а эти-то деревья?.. Помню, стручки у них золотые, наливные, связками. Всё дерево в цветах, потом стручки. Я ведь знала, как называется.

– Софора. Спасительница наша. И плоды, и цветы – от ста болезней. Вот зацветут – прямо райские кущи.

– А это? – показала мама на чёрные ягоды на земле. – Я ведь знала. Это. Эти ягоды для чего-то важного.

– Шелковица! – сказала бабушка. – Можно шелковичного червя этими ягодами кормить.

– И что же, будет шёлк? – спросила Поля.

– Самый лучший.

– А почему ты не разводишь таких червяков?

– Да кто теперь в шелках-то ходит? Всё теперь у людей искусственное, Полюшка, да и сами-то они…

– Искусственные? – спросила Поля.

И тут мама даже остановилась.

– А этого дружка я знаю! Это мак.

– За Мойнаками погляди! – показала бабушка. – Всё поле красное. Припоздала весна, вот вы и поспели к макам.

КРАСНАЯ ГОРКА

Утром мама взяла Полю на базар.

На улице ни одной машины, на небе ни единого облака, и всё пространство от зенита до асфальта заполнено жаром солнца.

Прошли через сквер под плакучими ивами.

– Мама! – удивилась Поля. – В Евпатории, на моей родине, тень ласковая.

– Евпатория – город ласковый, – сказала мама.

Пересекли по «зебре» ещё одну прямую улицу, прошли прохладными тенистыми дворами – и вот он, базар.

В Полином посёлке тоже есть базар. Длинный навес. Длинных два прилавка. На одном торгуют мясом, на другом сухофруктами, а дальше – ларьки со всяческой едой и четыре длиннющих ряда одежды, обуви, игрушек, порошков для стирки…

– О! – сказала Поля, глядя на евпаторийский базар.

Прилавки были красны от клубники.

– Мама, тут одними запахами объешься.

– Пошли, выберешь самую вкусную.

– Нет, сначала посмотрим! – и ахнула: – Мама, у них уже вишня поспела!

– Черешня, красавица! – улыбнулась девочке смуглая чернобровая девушка. – Отведай! Моя черешня, как мёд. Отведай, отведай! Бесплатно.

– Мы видим, черешня отличная, – согласилась мама. – Взвесьте полкило.

– Берите килограмм. Дёшево. Урожай нынче небывалый.

Мама купила килограмм.

Дальше пошли лавки с абрикосами. Будто кто золото грудами насыпал. Абрикосов тоже купили.

– Мама! Да ведь это молодая картошка! – изумилась Поля.

– В Крыму картошку в мае копают.

Опять пришлось удивиться: молодая картошка стоила дороже и черешни, и абрикосов. Мама денег всё-таки не пожалела.

– В молоке сварим – такая вкуснота!

Потом они прошли медовыми рядами.

В поселке пчеловоды зазывали:

– Целебный мёд! Липовый! Гречишный! Майский!

Здесь и мёд был другой.

– Белая акация! Каштан! Горный! Апрельский – с персика, с миндаля!

– Возьмите моего, – предложил белобородый старик. – Коли мёд засахаренный, значит, без фальши. Этот прошлогодний, с софоры. От ста немочей. А этот молодой – с донника, с будяков.

Купили баночку белой акации.

В овощных рядах продавали крошечные кочаны очень молодой капусты, а редиски было уже мало, отходила. Зато трав, салата, моркови, огурцов, помидоров.

Покупали всего понемногу, но и у мамы руки были теперь заняты, и у Поли.

Вышли к памятнику. Молодая женщина. Длинная полоса цветов, обложенная мрамором.

– Красная горка! – сказала мама.

– Какие красивые цветы.

– Это могила. Здесь немцы расстреляли двенадцать тысяч человек. Моряков десанта, коммунистов и евреев. Даже детей.

Они возвращались домой молча.

– Знаешь, мама! А это все-таки хорошо, что рядом с Красной горкой базар и столько людей.

– Жизнь! – согласилась мама.

СПАСЕНИЕ ЖИЗНЕЙ

В самые жаркие дни козлобородник пустил по ветру свой лохматый пух. Даже море засорил.

Поля на пляже устроилась очень хитро. Сама на тёплом песке, а пятки у воды. Волна прибежит, пятки пощекочет и назад, к своим крабикам, к морским конькам, к устрицам в корявых домиках.

Пушинки козлобородника летели то стайками, то поодиночке. И вдруг Поля увидела, как в погоню за весёлыми парашютистами устремилась, треща огненными крылышками, саранча.

– Ах ты, глупая! – испугалась за саранчу Поля, вскочила и вбежала в море.

Вот и саранча. Лежит на боку. Лапками шевелит.

Подставила ей палец. Вползла. Сидит, уцепилась.

Разглядывай её, переворачивай.

Отнесла Поля саранчу на берег. Положила на полотенце:

– Обсыхай.

Сама купаться побежала. Смотрит – ещё саранча. С ноготок.

Подвела ладошку, выловила, а у маленькой саранчи ума – ну никакого. Щёлк – и опять в море. Спасайте!

Поля торопиться не стала. Окунулась. Нырнула разочек. На крабов посмотрела, поискала морских коньков, а на остальные чудеса воздуху не хватило.

Вынырнула. Нашла глупую маленькую саранчу, исхитрилась, вынесла на берег.

– Поля, что ты такая озабоченная? – удивилась мама.

– Будешь озабоченной, – Поля даже вздохнула. – Я ведь две жизни спасла.

ПРОСПАННЫЕ ЧУДЕСА

Встала Поля вместе с солнышком, чтоб в розовое, в утреннее море окунуться. Дорога прежняя, а мир другой. Лужайки синие, от цикория. Лужайки белые, от вьюнков. В небе стрекозы крылышками трещат.

Выкупалась Поля в розовом, в утреннем море. Щечки трогает – подрумянились ли? А мама говорит:

– Ой, какая ты у нас! Цветочек! Вот что значит быть ранней птахой.

Сделала Поля зарядку, набрала красивых камешков, ещё раз покупалась на дорожку, и пошли они с мамой домой.

Лужайки те же самые, а какие-то не такие.

– Мама! А где же белое, где синее?!

– У цикория и вьюнков цветы нежные, горячих лучей не любят. Прячут своё диво.

– Мама! Это сколько же чудес я, бедная, проспала! – ужаснулась Поля.

– У тебя всё впереди! Подрастёшь, и все чудеса твои.

– Ох, – сказала Поля. – Не утешай. Уж очень я спать горазда. Спасибо, хоть вьюночки-граммофончики показались да цикорий, чудо синее.

ЛЕТАЮЩИЕ ВЬЮНКИ

Сначала Поля не сообразила, что это бабочки. Она приняла их за вьюнки, закрывшиеся на ночь. Но одна неспокойная бабочка поднялась и стала летать от цветка к цветку. Эти «вьюнки» оказались бабочками. Бабочки пробуждались, раскрывали крылья, иные от удивления вспархивали. Видно, новость была важная.

Весь вечер Поля ходила загадочная. Ведь у неё теперь своё чудо.

Вскочила спозаранок, прибежала на лужайку. А там настоящие белые вьюнки, а над ними летала только одна бабочка. Белая-белая! Пастушок.

Призадумалась Поля. Может, вьюнки из бабочек нарождаются? Ну, пусть не все, а самые-самые необыкновенные.

ЛЕС ДЛЯ СКАЗОК

Рано утром, когда даже открытые глаза спят, когда ноги идут, а земли не чуют, Поля, держась за мамину руку, добрела-таки до автобусной станции. И они поехали по степям, по горам в город Ялту.

В автобусе Поля села возле окошка – смотреть, но когда открыла глаза, ничего не поняла.

– Ма-а-ма!

Зелёные горы низвергались с небес к зелёным долинам, и ниже долин – ужас! ужас! – небо у подножия гор.

– Ма-ма! Небо под нами!

Мама засмеялась:

– Это море!

Когда они наконец приехали в Ялту, Поля сказала:

– Ты посмотри, мама, откуда мы сюда свалились.

В Ялте и вправду пахло, как в яме. Сладко – магнолиями, жирно – пирожками. И ещё многим: дымом шашлыков, выхлопными газами машин, солнцем, морем, кустами самшита и даже человеческим загаром.

Дальше они поехали на такси. И приехали к Анатолию Анатольевичу.

– Люблю точных людей! – порадовался гостям Анатолий Анатольевич.

Это был обыкновенный человек. Не старец с бородой Черномора, не маг со сверкающими глазами. Совершенно обыкновенный человек.

Они снова сели в машину. Ехали сначала по городу, вверх, вниз, зигзагом, зигзагом и долго среди кудрявой зелени южных лесов. Приехали в деревеньку с нормальными домами. У одного такого дома остановились. Забор как забор. Акации вдоль забора.

Анатолий Анатольевич сразу провёл гостей в огород. На огороде посажено было что-то рядами. Пригляделись, а растения сидят не в земле – в очень мелких плошках.

– Вот моя коллекция! – повёл рукою по посадкам Анатолий Анатольевич.

– И всё это – бонсаи?! – изумилась мама.

– Бонсаи, – спокойным голосом сказал обыкновенный Анатолий Анатольевич.

Поля не знала, что это такое – бонсаи.

Лес. Перед нею расстилался лес для мальчика-с-пальчика, для девочки Дюймовочки. Сосна крону возносит так же гордо, как настоящая, а сама с бутылку. Рядом дуб. Могучий, сказочный, но Поле даже до коленки не достанет.

– Этой сосне около двухсот лет, – пояснил Анатолий Анатольевич. – Дубу – могу точно сказать – сто сорок семь. Это – кедр атласский, голубые ели, их у меня с десяток, далее роща грабов.

Поля посмотрела на хозяина сказочного леса и все поняла. Это он для отвода глаз – обыкновенный. На самом-то деле – настоящий Черномор.

Ей очень хотелось лечь на землю и смотреть на деревца: на грабы, на берёзки, на ясени и клёны…

А у Анатолия Анатольевича и сад был: персики, миндаль, вишня, яблони, груши, маслины.

– Бонсаи! – говорила мама странное слово. Поля попробовала слово на язык и повторила: – Бонсаи.

Они увозили с собой крымскую золото-красную сосну, с большими иголками на крошечных ветках, столетний самшит и ещё мамонтово дерево.

– Сосна папе для глаз, самшит для обоняния, – сказала мама, – а секвойя всему нашему роду на века.

Мамонтово дерево было с книгу. На самом-то деле мамонтово дерево, или секвойя, достигает стометровой высоты и живёт тысячи лет.

Снова ехали на такси, потом на автобусе. Но сны Полю уже не смаривали. На коленях она держала маленькое дерево с душою великана. Мама рассказала о бонсаи. Крошечные деревца первыми научились выращивать в Китае, но для японцев бонсаи стали дороже родного человека. Маленькие деревья живут в японских семьях по пятьсот лет и больше, переходят от поколения к поколению.

У Поли даже сердце забилось. Если мамонтово дерево живёт три тысячи лет, значит, деревце увидят её пра-пра-пра… Это ведь, наверное, раз сто надо написать «пра-пра», а потом уж – «внуки».

– Мамочка! – Поля припала головой к маминому плечу и немножко поплакала.

Она очень любила маму, ей очень нравилось мамонтово дерево, но она впервые в своей жизни подумала о своих правнуках.

БЕДА С ЛУНОЙ

– Мама, ты уже завтра будешь в белом, как сахар, городе Касабланке! Мама, ты подумай только – на океане! На Атлантическом океане, на лайнере папы! – Поля говорила, говорила, а сама уже спала.

И пробудилась. В окошко смотрела луна. Но какая!

Перед сном Поля ходила с мамой на море смотреть на лунную дорожку, на полную, на счастливую от света луну.

– Да как же так?! – Поля выбралась из постели и прошлёпала босыми ногами к открытому окну. Половина луны – исчезла. Поля закрыла лицо ладонями.

– Но это же точно! – сказала она себе. – Луна была полная! Кто-то отхватил половину.

Прищурила, глаза, как сыщик. Смотрела на луну сначала одним глазом, потом другим и наконец обоими, не жмурясь. А луны ещё убыло.

Маме вставать очень рано, ей на самолёт. Поля на цыпочках подкралась в бабушкину комнату.

– Проснись! Пожалуйста, проснись!

Бабушка открыла глаза:

– Поленька, что такое?

– Луну съели.

Бабушка так и села.

– Наверное, сон тебе приснился, – они подошли к окну, а от луны – тоненький серп. – Так это же затмение! Молодец, что маму не стала будить.

– Бывают солнечные затмения! – не согласилась Поля.

– И лунные тоже. Смотри внимательнее! – Бабушка обняла свою полуночницу, – видишь, Луна уже прибывает, а тень на Луне – от Земли.

– Ну и слава Богу! – сказала Поля. – А я думала – Луну съели.

– Хорошо, что не испугалась.

– Бабушка! Да у меня папа – капитан!

ПОЛИНЫ ПОДРУЖКИ

С мамой Поля ходила на базар три раза. Теперь они пошли на базар с бабушкой. Сначала по улице через сквер, где плакучие ивы, через дорогу с «зеброй», двором лежачего небоскрёба – так называют очень длинный дом. И тут Поля сказала «ах!» и замерла.

– Бабушка! Ну, куда же ты?!

Посреди двора росло несколько невысоких деревьев. Наверное, молодых. Три раза Поля мимо них проходила не задерживаясь. Она, конечно, приметила: у деревьев большие листья и какие-то прошлогодние висюльки, длинные, как шпаги.

И вот все деревца – как невесты у церкви, перед венчанием. Цветы от подола до вершины. Каждый цветок, как ёлочка, только вместо иголок белые колокольчики. Чашечки раскрыты широко, так глаза от удивления раскрываются. В чашечках сиреневое, ярко-оранжевое, а воздух – мёд.

– Бабушка, что это?

– Катальпы.

– Что?! Что?!

– Катальпа. Растение заморское, но в нашей Евпатории прижилось. В Евпатории все деревья привозные.

– Все, все деревья привозные? – Поля не поверила бабушке. – Здесь что же, ничего не было?

– У нас ракушечник, каменная степь. Нашего – колючки, чабрец, полынь. – Бабушка показала на серебристое корявое и, должно быть, очень древнее дерево. – И это наше – серебристый лох. Тамариск ещё.

– Бабушка, как, как называется?

– Катальпа.

Поля коснулась пальцами цветов, потом дала бабушке руку, и они пошли дальше. Перед воротами базара Поля остановилась.

– Бабушка, а ведь твои катальпы – теперь и мои подружки. Мы же теперь знакомые.

ЕЩЁ ОДНО НЕЖДАННОЕ ЗНАКОМСТВО

Вышла Поля из дома, чувствует, кто-то ей шею щекочет. Обернулась, никого.

Побежала на площадку, где гигантские шаги. Скок, скок, скок – будто в сапогах семимильных. Платье вьётся, но не так, как всегда, а будто кто-то его за краешек подола ухватил и тянет. У Поли косы девчонкам на зависть, тяжелые, но тоже летят, чёлка надо лбом – вихрем.

После завтрака бабушка с внучкой на море отправились.

– Пораньше нам надо вставать, – сказала бабушка. – Солнце-то какое жгучее. Наше южное солнце любит ранних людей. Кто рано встаёт, тому – свет, привет и ласка.

Жара пуще, пуще, будто земля – сковорода на огне.

Вдруг ветерок – в лицо дует, в грудь. Полегче стало идти. Ну, а тут море. Кинулась Поля к воде – опять её щекочут, за ушком. Девочка затаилась да как обернётся – никого!

Идут Поля с бабушкой с моря. Самый зной – солнце в зените, а ветер вот он. В лицо дует, в грудь, жар отгоняет.

– Бабушка! – удивилась Поля. – Ветер в нашу пользу переменился.

Обед бабушка подала на террасу.

Ест Поля борщ. Бабушкин борщ объеденье. А после моря без добавки голода не утолить.

Съела Поля первую тарелку, отпыхивается. И чувствует, щекочут ей шею тихохонько, тихохонько, будто соломинкой.

«Раз, – сказала Поля про себя, – два…»

А три говорить не стала, обернулась.

Никого. Засмеялась.

– Знаю! Знаю, кто ты!

Видит – у бабушки глаза большие.

– С кем ты разговариваешь?

– С моим другом.

– А! – сказала бабушка, будто ничего не случилось, но когда кончили обедать, головку внучке поцеловала, лоб ей потрогала. – Нет, надо нам пораньше на море ходить. Никак ты у меня перегрелась.

Поля взяла бабушку за руку, привела в ванную, дверь закрыла, а глазки смеются, сияет.

– Бабушка! Мой друг – ветер! Он за мной всюду ходит и шею мне щекочет, и за ушком. Он добрый и немножко шалун. За платье меня дёргал.

– Небось, твой ровесник. Мальчишка.

– И я так думаю! – радостно согласилась Поля, да тут же и взгрустнула. Друг-то хороший, очень хороший – вот только невидимый.