Текст книги "Знакомый почерк"

Автор книги: Владимир Востоков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 13 страниц)

Глава VI
Новоиспеченные друзья и детские игрушки

Генеральским разрешением отдохнуть капитан Краснов воспользовался лишь отчасти. Он купался в море два дня. 11 сентября позвонил секретарь партбюро технологического института Нагаев и сказал, что преподаватель Евгений Петрович Храмов приступил к чтению лекций. В тот же день Краснов познакомился с Храмовым – издалека и в одностороннем порядке. Евгений Петрович не понравился бы капитану Краснову во всех случаях, даже если бы и не писал открыток. Краснов ожидал увидеть человека желчного, иссушенного долгим одиночеством, а увидел самодовольного, подтянутого пожилого мужчину. Не понравился он капитану потому, что лицо его было чересчур холеным – похоже, употреблялись и косметические средства, – а выражение лица ясно свидетельствовало, что Евгений Петрович относится к собственной персоне с великим почтением. Он был хорошего роста, почти совсем не сутулился. Одет великолепно: светло-серый дорогой костюм, голубоватая рубаха с твердым воротничком, полосатый серо-вишневый галстук вывязан с артистической небрежностью. И ко всему – палка с бронзовым набалдашником в виде собачьей головы. И трубка, которую он не курил, а посасывал пустую. Да, великолепен был Евгений Петрович Храмов, и это несколько сбило Краснова с толку. Никак не вязался вылепившийся в его сознании образ анонимщика с тем, что он увидел в действительности. Судя по всему, Евгений Петрович отлично отдохнул.

Краснов был убежден, что открытки и «Группа содействия» – порождение личной инициативы Евгения Петровича Храмова, что никакой организацией здесь и не пахнет. Этого убеждения не поколебал и сложный для Краснова день 14 сентября. В двенадцать часов ему стало известно, что Храмов сидит в кафе «Астра» с приезжими людьми. Шел теплый дождь. Краснов набросил, не надевая в рукава, плащ и зашагал в «Астру». С Храмовым были красивая молодая женщина и солидный стареющий мужчина в очках, с кустистыми бровями, увешанный кино– и фотоаппаратами. Все трое ели мороженое. Разговаривали мужчины. Женщина молчала. Краснов посидел минут пятнадцать и ушел. Дождь не переставал.

Он пробыл у себя в управлении до шести вечера. В шесть ему стало известно, что Евгений Петрович сидел в кафе с иностранным туристом по фамилии Дей и его гидом Галиной Храмовой, остановившимися в гостинице «Черное море».

Услыхав фамилию гида, Краснов не удивился и не встревожился, напротив, это его успокоило. Если бы иностранец, встретившийся с Храмовым, был один или с гидом под другой фамилией, – это могло бы заставить Краснова глубоко задуматься. Больше того: он наверняка поставил бы над своей версией – что Храмов действует в одиночку – огромный знак вопроса. Но ему к тому времени уже удалось выяснить, что у Евгения Петровича существует единственная племянница, носящая ту же фамилию и работающая гидом-переводчиком в «Интуристе». Так что его версия пока оставалась непоколебленной. Он даже не считал это совпадением, игрой случая: ведь гид Храмова могла и может в любой момент приехать с иностранцем в их город. А то, что она пожелала, приехав, встретиться со своим дядей. – не менее естественно.

Знак вопроса наметился – пока лишь пунктирно – на следующий день, 15 сентября 1974 года. Иностранный турист, которого все в гостинице «Черное море» успели узнать и звали мистером Деем, посетил Евгения Петровича Храмова на дому. Он был без гида Храмовой. Пришел с небольшим плоским чемоданчиком и вышел с ним. Свидание продолжалось два часа. Краснов слегка обеспокоился.

Мистер Дей выдает себя за социолога. Храмов преподает технологию производства твердых сплавов. С точки зрения профессиональной мало общего. Но их объединяет возраст. Чисто формальная деталь: Евгений Петрович гостя не встречал на улице, не провожал…

С этого момента Краснов начал сомневаться в своей первоначальной версии. А впереди его ждал другой, настоящий удар, но он пока этого не подозревал. Его вины тут не было ни капли. Так сложились обстоятельства. Если б он мог слышать разговор Евгения Петровича с мистером Деем… Но Краснов не присутствовал при беседе двух пожилых людей. Он узнал о ее содержании позже.

Посещение мистером Деем холостяцкой квартиры Храмова и разговор с ним были для хозяина пиром души – иначе не назовешь. Евгений Петрович готовился к приему гостя с великим тщанием: протер мебель, пропылесосил ковер и полы, запасся коньяком и шампанским и даже нажарил миндаля.

Наконец гость явился. Сначала, как водится между недавними пожилыми знакомыми, был разговор о погоде, о здоровье, о диете, о прекрасном виде из окон квартиры хозяина и о прочих тому подобных вещах.

Когда они сели друг перед другом за стол – мистер Дей спиной к окну, – гость сказал:

– Позвольте мне, дорогой Евгений Петрович, поблагодарить вас за приглашение.

– Ну что вы, что вы, – запротестовал хозяин. – Скорее я вас должен благодарить.

Эта учтивость и взаимная симпатия не были наигранными, во всяком случае со стороны Храмова. Ему нисколько не нужно было притворяться – впервые за долгие-долгие годы, – и потому он чувствовал истинный подъем и испытывал желание распахнуться.

– Но у меня к вам огромная просьба, – сказал Храмов, предупреждая собиравшегося возразить мистера Дея, – давайте говорить по-английски. Очень меня обяжете.

– С удовольствием. Между прочим, ваша племянница тоже просила меня об этом. Я вас понимаю. Когда я ехал в Москву, я мечтал поговорить по-русски. За три недели вполне наговорился, можно сказать, получил компенсацию за тридцать пять лет. А вам сколько надо компенсировать?

– Двадцать семь лет.

Дальше они говорили по-английски.

– Что, вы жили где-нибудь в англоязычной стране? – спросил мистер Дей.

– Нет, просто был человек, с которым можно говорить по-английски.

– Где же он теперь? Что с ним стало?

– Вам знакомо выражение «в местах не столь отдаленных»?

– Конечно.

– Ну вот, тут был как раз такой случай.

В тоне Евгения Петровича слышалось так много печали, что мистер Дей вздохнул.

– Дорогой Евгений Петрович, хочу вам сделать маленькое признание, да, боюсь, не обижу ли.

– Помилуйте, чем вы можете меня обидеть?

– Ну хорошо, я скажу. Вы ведь знаете, я социолог. Когда вы пригласили меня в гости, я обрадовался: вот еще один объект для кратковременного изучения. И шел к вам именно со своими социологическими целями. Но сейчас мне стыдно признаться в этом.

– Я непохож на подопытного кролика, не правда ли? – Храмов усмехнулся.

– Но то, что я сказал, не задевает вашего самолюбия?

– Нисколько.

– Тогда все в порядке, и камень свалился с моей души.

– Вам этого? – Храмов взял в руку бутылку с коньяком.

– Нет, лучше уж шампанского.

Храмов откупорил не успевшую еще согреться вынутую из холодильника туманно запотевшую бутылку, налил в два узких высоких бокальчика. Пока он все это проделывал, мистер Дей оглядывал комнату, потом сказал:

– Простите за бестактность, других комнат в вашей квартире нет?

– Нет. Но я одинок, мне больше не требуется. Меньше уборки.

Мистер Дей в удивлении поднял брови.

– Не хотите ли вы сказать, что собственноручно убираете квартиру?

– Представьте себе!

– Неужели у вас нет возможности нанять прислугу?

– Если вы имеете в виду деньги, то возможность есть. Нет прислуги. Не найдешь.

– Черт знает что! Я понимаю, когда рабочий обслуживает сам себя, но преподаватель института…

– Это еще не самое печальное, дорогой мистер Дей. Давайте наконец пригубим.

Они отпили по глотку, и мистер Дей задумчиво произнес:

– Ваша очаровательная племянница кое-что рассказывала мне о вас, но вот эта деталь – ученый сам убирает свою квартиру – бросает на все особый оттенок.

– У нас этому не придают значения. Я ведь сказал: это далеко не самое печальное в моей жизни. Есть вещи пострашнее. А жить без прислуги – что ж, ко всему привыкаешь.

– Не имею права ожидать исповеди, но слова ваши полны скрытой тоски… и протеста…

– Одиночество, дорогой мистер Дей, одиночество, – поглаживая свой бокал, меланхолически объяснил Евгений Петрович. – Прислугу мне заменяет пылесос, а вот что делать с одиночеством?

Мистер Дей как бы воспрянул от охватившего их чувства подавленности.

– Но послушайте, мой друг, мы с вами уже немолоды, но и не так еще стары, чтобы не рассчитывать больше на внимание женщин. – Он говорил быстро и возбужденно. – Я нахожу у нас с вами много общего. Я тоже холостяк, но поверьте мне…

Евгений Петрович снова усмехнулся и перебил его:

– Я не это одиночество имею в виду. Есть одиночество иного рода. А что касается рассказов моей племянницы, то она обо мне ничего не знает.

Несколько секунд длилось молчание. Мистер Дей как бы старался постичь глубинный смысл сказанного.

– Понимаю, – наконец откликнулся он. – Есть что-то такое важное для вас, в чем вы не имеете единомышленников. Или я ошибаюсь?

Евгений Петрович ответил на вопрос не прямо:

– Человеческий мозг не радиопередатчик и не приемник. Об этом можно и сожалеть, но скорее это к счастью.

– Да, есть мысли, которые нежелательно было бы делать слышимыми.

– Я вас немного поправлю, мистер Дей. Желательно, но при одном условии – чтобы их источник не стал известен нежелательным людям.

Разговор велся обиняками, но даже самые прямолинейные, недвусмысленные слова не сделали бы его более откровенным: с этого момента они поняли друг друга совершенно и повели речь открыто.

– Вам многое не нравится из того, что вас окружает? – спросил мистер Дей.

– Не нравится – в данном случае невинный эвфемизм.

Возможно, мистеру Дею не было известно, что эвфемизм – это мягкая, благозвучная замена более грубого, сильного выражения. Но он понял, что хотел сказать Храмов.

– Чужой в своей стране – это, конечно, тяжело.

– Не считайте меня страдальцем, мистер Дей. Я по ночам не обливаю подушку слезами.

– В нашем возрасте не стыдно проявлять смирение.

– Вы себе противоречите, – с неожиданной запальчивостью возразил Евгений Петрович. – Вы пятью минутами раньше утверждали, что мы еще имеем право на внимание женщин.

– Я говорю о смирении духа.

Евгений Петрович взял свою пустую, холодную трубку, пососал ее, пристально глядя в глаза мистеру Дею. Казалось, он собирался в чем-то уличить своего гостя.

– Можно один вопрос, мистер Дей?

– Ради бога.

– Только вполне откровенно.

– У меня такое ощущение, что мы друг перед другом не притворяемся.

– Я-то безусловно.

– Не обижайте меня. Лучше давайте ваш вопрос.

Евгений Петрович отвел взгляд в сторону, как бы не желая смущать собеседника, и спросил:

– Когда вы сюда ехали, у вас уже был мой адрес?

Снова взглянув на мистера Дея, он увидел, что тот искренне удивлен.

– Уверяю вас, не было у меня адреса! – воскликнул мистер Дей.

– А я почему-то думал, что все это не случайно. – В голосе Храмова звучало легкое разочарование.

– Но почему же?

Евгений Петрович помолчал, отхлебнул из давно переставшего пузыриться бокала.

– Понимаете, я, вероятно, преувеличивал кое-что, но мне казалось… В общем, история простая… Несколько лет назад в Москве, в Сокольниках, проходила международная выставка, и я ее посещал, был в отпуске. У меня завязалось знакомство в одном павильоне… Не знаю точно, кем был этот человек, но он прекрасно разбирался в технологии производства твердых сплавов – это моя специальность… Вообще интересная личность. Короче, мы быстро сошлись. Я бывал у него в гостинице, говорили часами. Я, безусловно, давно уже не мальчик, но, знаете, общение с этим человеком на многое открыло мне глаза… При расставании он записал мой адрес, и, знаете, были такие разговоры, что, мол, гора с горой не сходится, а человек с человеком… Он намекнул, что как-нибудь меня навестит. В крайнем случае если не сам, то даст о себе весть. Но, кажется, я ждал все это время напрасно…

Статистики еще не сделали одного любопытного подсчета: сколько слов, произнесенных вслух, приходится в среднем в год на одного жителя каждой страны. Наверное, наибольшее количество пришлось бы на француза, а наименьшее – на жителя Тибета. Россиянин занял бы место где-то посередине, соответственно географическому своему положению. Но Евгений Петрович в тот день был гораздо многоречивее среднего российского уровня.

– А может, и не напрасно? Возможно, он еще появится? – сказал мистер Дей. – Как его имя?

– Оно, наверное, ничего вам не скажет. Джейкоб Фишер.

– Фишеров много. Только чемпион по шахматам один, а других много. Но могу ли теперь я задать вопрос? И могу ли тоже рассчитывать на полную откровенность?

– Безусловно.

– Скажите, Евгений Петрович, а не предлагал ли вам этот Джейкоб Фишер… ну, сотрудничества, что ли?

Евгений Петрович вздрогнул, хотя мистер Дей ничего и не заметил: ему явственно вспомнилась давняя-давняя беседа в приемной КГБ на Кузнецком мосту, вспомнилось, как такой же вопрос и почти в таких же выражениях задал ему товарищ, беседовавший с ним по поводу связей с Анисимом.

– Нет, – сказал он не очень уверенно, – ничего такого не было. Но общий тон… Понимаете, после этих встреч я понял, что его образ мыслей ближе мне, чем образ мыслей моих коллег по институту.

– Потому что шире?

– В одном определенном смысле.

– А именно?

– Он убеждал, что всякий интеллигентный человек должен считать себя гражданином целого мира, а не одной какой-то страны.

– У вас это когда-то не одобрялось. Это же космополитизм.

– Я не согласен с таким подходом.

– Можно понять. Но какой же практический вывод вы для себя сделали?

Евгений Петрович несколько замялся. Может быть, он чувствовал, что в том, о чем собирался сообщить мистеру Дею, присутствует изрядная доля чего-то опереточного, маскарадного. Но он все же сообщил:

– Я создал группу.

После довольно долгого молчания мистер Дей спросил:

– Что это такое?

– Называется «Группа содействия».

– И много у вас членов? И как все это оформлено?

– Пока я один.

Мистер Дей непроизвольно хмыкнул. Если бы Евгений Петрович Храмов, считавший себя умным человеком, был бы все-таки хоть немного умнее и наблюдательнее, он обязательно заметил бы оскорбительную сострадательность во взгляде своего друга.

– В чем же заключается деятельность группы? – спросил мистер Дей, умышленно или неумышленно переходя на русский язык. – Или, простите за вульгарность, все это только кукиш в кармане? Вы, если дозволено так выразиться, не любите Советскую власть лишь чисто платонически?

Как-то исподволь почувствовалось, что если несколько минут назад за столом беседовали два равноправных и равно свободных в выражении своих мнений человека, то теперь тон задавал мистер Дей. Он уже словно бы упрекал Евгения Петровича в непозволительных глупостях. А Евгений Петрович словно бы признавал свою вину и старался оправдаться. Мистер Дей спросил:

– В чем выражается ваша активная деятельность?

– Я пишу разоблачительные письма в редакции газет.

– О чем?

– Тут не столько важно содержание, сколько сам факт существования группы.

Мистер Дей не удержался и воскликнул с нескрываемым сарказмом:

– Но никакой группы нет!

– Это знаете вы, потому что я вам сказал, а там никто не знает.

– И в этом-то вся ваша тактика?

– Да. Разве этого мало?

– Боже, какая кустарщина! И это говорит образованный человек! И вообще тут попахивает мальчишеством. Вы одиночка, а что может сделать человек в одиночку? Нужно осторожно искать единомышленников, объединяться. Больше того, нужно выдвигать политические и экономические требования. И что это за «Группа содействия»? Непонятно. Расплывчато. Почему бы вам не попытаться организовать настоящий союз? Ну, скажем, «Союз борьбы за демократию»? Это уже солидно. Это веско и ко многому обязывает. Подумайте, и если будете согласны, тогда поговорим на эту тему более основательно. – Мистер Дей посмотрел, приподняв крахмальную манжету, на часы. – Простите, по расписанию мне пора. Но вы разрешите заглянуть к вам сегодня еще раз, хотя бы на полчаса?

– Прошу вас.

– Я надеюсь, Евгений Петрович, нам с вами еще представится достаточно случаев поговорить по душам. – Было заметно, что мистер Дей хочет сгладить впечатление от слишком резких своих высказываний, но Евгений Петрович или не желал этого замечать, или действительно ничего не замечал. – Стало быть, я зайду к вам сегодня. Есть одна мысль.

Краснов много бы дал, чтобы установить, почему и за чем являлся мистер Дей к Евгению Петровичу вечером. Краснов знал, что чемоданчик, с которым приходил и уходил мистер Дей, был один и тот же, но он не мог знать, что мистер Дей вынул из чемоданчика и оставил Евгению Петровичу детскую игрушку. Эта игрушка представляла собой печатный станок для производства фальшивых игрушечных долларов. Но в дополнение в этой игрушке имелась маленькая касса с литерами, то есть с буквами. Вообще игрушка была более похожа на миниатюрную типографию. Там имелась даже верстатка, в которую укладываются литеры, и все эти литеры были русского алфавита.

Мистер Дей объяснил и продемонстрировал Евгению Петровичу, как работать с типографией. Он набрал несколько строк текста, продиктованного Евгением Петровичем и точно повторявшего содержание одной из открыток, заключил набор в рамку, укрепил рамку в гнезде на дне ящика, накатал на набор цилиндрическим каучуковым валиком синюю краску, затем вставил в пазы на боковых стенках ящика другой валик, побольше и пожестче, подсунул под него краешек чистого листка размером с листок отрывного настольного календаря, крутнул ручку валика и с противоположной стороны двумя пальцами извлек уже не просто листок, а листовку с четко отпечатанным текстом.

– Видите, как удобно, – сказал мистер Дей.

– Великолепно, – согласился Евгений Петрович.

– Правда, пачкает руки, и краска плохо смывается, но это уж, так сказать, неизбежные издержки производства. Хотите потренироваться?

Евгений Петрович сначала разобрал типографию на составные части, рассыпал набор, а потом проделал все, что до этого делал мистер Дей. У него получилось не столь быстро и ловко, но в общем штука оказалась немудреная. Мистер Дей похвалил его, а Евгений Петрович был польщен похвалой. И если бы кто-нибудь наблюдал за ними в этот момент, он непременно решил бы, что эти два весьма пожилых человека впали или в детство или в старческий маразм. Но капитан Игорь Краснов, присутствуй он незримо при свидании двух интересовавших его людей, так бы не подумал.

Отмыв руки одеколоном и мылом, мистер Дей посмотрел, как и в первое свое посещение, на часы и заторопился.

– Ну мне пора. Я улетаю завтра ночным самолетом, а дел еще много.

– Что ж, счастливого пути, – печально сказал Евгений Петрович.

– Помните, вы отныне не один в целом мире, но будьте осторожны.

– Я давно осторожен.

Мистер Дей взял чемоданчик, на секунду задумался.

– И вот что… Как звали того господина на выставке? Забыл…

– Джейкоб Фишер.

– Может, я и не прав, но мне кажется, дорогой Евгений Петрович, вы думаете, что этот ваш Джейкоб Фишер не очень серьезный человек.

– Почему? Наоборот.

– Обещал встретиться с вами еще раз, но не встретился. Гора с горой и так далее…

– Значит, у него не было случая.

– Так вот, дорогой Евгений Петрович, я навестил вас по просьбе Джейкоба Фишера.

Эти слова обратили Евгения Петровича в статую. Он даже дышать перестал.

– Не ожидали? – спросил мистер Дей. – Простите, что не открылся сразу. В таких ситуациях надо принимать определенные меры предосторожности.

У Евгения Петровича дрожали руки. И голос дрожал, когда он наконец заговорил:

– Я рад… У меня было предчувствие…

– Теперь у нас с вами полная ясность, – бодро сказал мистер Дей. – Ну, прощайте. Вернее, до свидания. И желаю здравствовать «Союзу борьбы за демократию».

Они пожали друг другу руки.

– Может быть, проводить вас? – нерешительно спросил Евгений Петрович.

– Нет, этого делать не следует. Дорога мне знакома, тут совсем рядом…

Мистер Дей ушел, а Евгений Петрович, накладывая дверную цепочку, с благодарностью и некоторой гордостью подумал, что его нежданный знакомец сумел проявить достаточно такта, чтобы не поднимать вопроса о материальной базе их сотрудничества. Значит, понял, с кем имеет дело, понял, что он, Храмов, действует по убеждению, а не из шкурных интересов…

До сих пор для капитана Краснова, не знавшего о цели двух посещений мистером Деем квартиры Евгения Петровича, все развивалось так, что у него не было серьезных оснований сомневаться в правильности своей первоначальной версии, а именно: Храмов – обозленный одиночка, а «Группа содействия» – плод его больного воображения. Оставалось лишь легкое беспокойство. Однако уже менее чем через сутки наступил момент, заставивший Краснова сильно усомниться не только в своей правоте, но и в своей профессиональной пригодности.

…Мистер Дей вернулся в гостиницу без пятнадцати одиннадцать. Поднявшись к себе в номер, он позвонил в номер Галины. Она быстро взяла трубку.

– Вы еще не спите? – спросил мистер Дей.

– Собираюсь. Но я заказала Москву. Велели ждать.

– Можно, я загляну на минутку? Уточним завтрашнюю программу.

– Пожалуйста.

Галина сидела за журнальным столиком, перед нею стоял телефонный аппарат. Мистер Дей опустился в кресло напротив.

– Ужасный день сегодня. – Он вытер платком лоб.

– Да, я тоже устала.

– Что у нас завтра?

– Катакомбы и по городу.

– А нельзя ли без катакомб?

– На ваше усмотрение. Но там хотя бы не так жарко.

– Позавчера был дождь. Может, будет и завтра.

– В общем, катакомбы вычеркиваем, – полувопросительно сказала Галина, открывая свой блокнотик.

Мистер Дей при виде блокнотика снова приложил платок ко лбу.

– Боже, совсем забыл. А все ваша «интересная, насыщенная программа». Мне ведь надо позвонить родственнику моих друзей.

– Так позвоните, – сказала она, поворачивая аппарат диском к мистеру Дею.

– Удобно ли? Уже довольно позднее время… У нас в такой час звонят только коротким знакомым.

– Ну, люди поймут. Не каждый же день вы приезжаете в этот город.

– А ведь и верно. – Мистер Дей вынул из кармана записную книжку, полистал ее и снял трубку. Но все-таки он колебался, набрал номер не сразу.

Галина слышала только одну половину разговора, но весь он целиком, реконструированный впоследствии работниками областного управления КГБ на допросах, выглядел так.

– Алло, добрый вечер, – сказал мистер Дей, услышав в трубке молодой серьезный женский голос. – Извините за столь поздний звонок, но это квартира Юрия Георгиевича Фастова?

– Да. – Мистеру Дею показалось, что голос у женщины не столько серьезен, сколько печален.

– Можно к телефону Юрия Георгиевича?

– Вы знаете, его нет дома, он на даче. А кто его спрашивает?

– Я приехал из Москвы. Простите, я говорю с супругой Юрия Георгиевича? Вы Валентина Ивановна?

– Да.

– Понимаете, Валентина Ивановна, наши общие знакомые просили меня позвонить вашему мужу. А лучше даже повидаться. Тут у меня небольшая посылочка. А я завтра улетаю.

Женщина несколько мгновений молчала, а потом сказала более весело:

– Вообще-то он должен завтра заехать ненадолго домой. Вы когда улетаете?

– В ночь.

– Юра будет около четырех. Вы адрес знаете? Заходите в четыре.

– Адрес у меня тоже есть, но я лучше предварительно позвоню.

– Ну хорошо.

– Еще раз извините. Спокойной ночи.

– Вам также.

Мистер Дей положил трубку на аппарат, захлопнул записную книжку, спрятал ее в карман и поднялся.

– Вот видите, какие уж тут катакомбы, – с усталой усмешкой сказал он. – Желаю вам тоже спокойной ночи, дорогая Галя. И побыстрее получить Москву.

Когда он шел в свой номер, Валентина Ивановна, которая положила трубку не на аппарат, а на стол, бегом спускалась с четвертого этажа на улицу.

Ближний телефон-автомат был в пятнадцати метрах, на углу. Опустив монету, Валентина Ивановна набрала номер телефонной станции, который давно запомнила наизусть.

– Девушка, – услышав ответ, сказала она, стараясь не выдать волнения, – мне надо быстро узнать, с какого номера мне только что звонили. Трубку я не опустила.

– Что значит быстро? Хулиганы звонили или кто? – довольно грубо спросила девушка.

– Я вас прошу, девушка. Мне велела вам звонить Никольских. – Это была фамилия начальника станции, и она подействовала магически.

– Какой у вас телефон?

Валентина Ивановна назвала.

– Минутку, не отходите.

Действительно, не более чем через минуту Валентина Ивановна услышала номер, который ей тоже пришлось запомнить, потому что в спешке забыла захватить карандаш и бумагу. Вернувшись к себе, она записала его, потом взяла часто и тонко гудевшую трубку, нажала пальцем на рычаг и набрала номер, но совсем другой, а не только что записанный.

– Борис Николаевич, это Фастова, – быстро заговорила она. – Был звонок.

– Давно?

– Минут пять назад.

– Кто?

– Мужчина. Сказал, приехал из Москвы.

– Назвал себя?

– Нет, сказал, от общих знакомых. Хочет передать посылку. Завтра улетает.

– Как вы ему ответили?

– В точности как вы мне говорили. Что Юра на даче, но завтра будет к четырем.

– Молодец, Валентина Ивановна. Пригласили его в гости?

– Я предлагала, но он сказал, сначала позвонит.

– Хорошо. Спасибо.

– Да не за что, Борис Николаевич.

– Ну это еще неизвестно. Ложитесь спать, вам завтра вставать раненько придется.

Борис Николаевич Сысоев, майор госбезопасности, вел следствие по делу моряка торгового флота, старшего помощника капитана сухогрузного судна «Альбатрос» Юрия Георгиевича Фастова. А Фастов в данный момент находился вовсе не на даче, а как подследственный – в тюремной камере. Почему он туда попал, будет рассказано несколько позже, ибо это длинная история, а сейчас надо последить за стремительным рядом событий, которые были вызваны этими ночными телефонными разговорами.