Текст книги "Знакомый почерк"

Автор книги: Владимир Востоков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц)

Миновали Белорусский вокзал, поехали по улице Горького.

– Вот магазин, – сказал шофер, показав рукой направо. – Деньги получите – купим все, что надо.

Галина была довольна, что попался такой общительный и, по всему видать, расторопный водитель, только бы не переборщил. А то иной раз попадется молчун, сидит, дуется, как мышь на крупу, на лице – благородное презрение, словно его заставили возить черт знает кого.

– Великолепно, – сказал мистер Дей.

– Нас прямо к «Интуристу», – напомнила шоферу Галина.

Через три минуты они остановились у гостиницы, она вышла первая.

– Номер заказан. На пятом этаже, – сказала она мистеру Дею. – Кого бы попросить снести вещи?

Шофер, тоже оставивший машину и стоявший чуть сбоку, буркнул ей ворчливо:

– Вот еще. Сами управимся.

Он быстро-быстро внес чемоданы и кофр в вестибюль, к лифтам. Галина с мистером Деем подошли к администратору. Мистер Дей заполнил карточку.

– Все в порядке, – сказал он. – Поднимемся в номер, обсудим наше ближайшее будущее.

– Я подожду вас в вестибюле, – возразила Галина.

Мистер Дей взялся за сердце.

– Ради бога, помогите расположиться, мне как-то не по себе.

– Что с вами?

– В последние годы дальние перелеты не проходят мне даром. Стенокардия, дорогая Галина, стенокардия. – Он достал из внутреннего кармана пузыречек с облатками, проглотил одну.

– Это меняет дело, – сказала Галина. – Идемте.

Через минуту они поднялись на пятый этаж. Номер состоял из гостиной и спальни. Внеся вещи в спальню, бедовый шофер всюду сунул нос и одобрительно заметил своим петушиным тенором:

– Порядок. Можно жить.

– Как вас зовут? – спросила Галя.

– Коля.

– Как-то неудобно – Коля…

– Ничего, – решительно возразил он. – Неудобно только штаны через голову надевать.

– Коля! – ужаснулась, но не очень всерьез Галина.

Мистер Дей прилег на диван.

– Ничего, сойдет, – так же решительно успокоил ее Коля. – Мне ждать или как?

– Подождите.

– Буду в машине.

Шофер исчез, а Галина подошла к Дею.

– Может быть, позвать врача?

– Ничего, ничего, спасибо. Все прошло. Посидите минутку.

Мистер Дей встал, поправил галстук и ушел в спальню.

Вернулся он, держа в охапке аппараты, какие-то коробки и журналы в ярких обложках. Все это он свалил на диван и сказал:

– Дорогая Галина, я полагаю, вам по протоколу не рекомендуется рассиживаться в номере у приезжего иностранца…

– При чем здесь протокол? – возразила она. – Это вообще неприлично и невежливо со всех точек зрения. И у всякой профессии есть своя этика.

– Понимаю, понимаю, – быстро заговорил он. – Вы правы. Но я не хочу терять ни минуты времени попусту. И к тому же мы ведь с вами старые знакомые.

– Так что вы предлагаете?

– Не уходите. Мне только побриться…

– Ну, хорошо, я подожду, хотя это и правда не в наших правилах.

Мистер Дей обрадовался, как-то засуетился, выдернул из пачки на диване журнал в яркой обложке – это был «Плейбой», – протянул его Галине:

– Не знаю, чем вас занять… Полистайте пока, а я быстренько побреюсь.

Она взяла журнал, села в кресло.

– Мне немножко неловко, что я вас так вот ангажировал.

– Ангажировал меня «Интурист», это моя работа.

– Я не могу относиться к вам просто как к гиду. Это было бы чудовищно с моей стороны.

– Напрасно. Вы только осложните жизнь и себе и мне. Я ваш переводчик и гид, и располагайте мною с утра до вечера, не думая о моих удобствах. Это нормально.

– Люблю ясные позиции. Вы курите?

– Иногда.

Мистер Дей принес из спальни блок сигарет «Марльборо».

– Сам я не подвержен этой пагубной привычке, но захватил, чтобы угощать других.

– О, эти очень крепкие.

Он хлопнул себя рукой по лбу.

– Старый дурак! У меня же там есть другие, дамские.

Он принес блок сигарет «Сильвия».

В сумочке у нее была газовая зажигалка. Она взяла пепельницу, поставила ее на пол, закурила и раскрыла журнал. Мистер Дей снял пиджак, развязал галстук и с несессером пошел в ванную бриться. Журнал был с «картинками», однако она видывала и похлестче – иные «люксовые» туристы пытались ее просвещать посредством массовых изданий. Она относилась к этому спокойно. Мистер Дей что-то напевал, пока брился. Потом долго полоскался, потом переодевался в спальне. И явился перед ней свежий – прямо хоть на дипломатический прием.

– А теперь не позавтракать ли нам?

– Но вам надо обменять деньги.

Они спустились на лифте. Обменная касса только что начала работать. Мистер Дей обменял всю свою наличность на советские деньги. В портмоне у него лежало две тысячи долларов.

– У меня есть еще хорошенький чек, – сказал он Галине. – Так что мы с вами богаты, можем не стесняться.

Это было похуже, чем комплименты в аэропорту. Она промолчала, но он, вероятно, успел заметить движение ее тонких бровей, потому что поспешил добавить:

– Суесловие еще в детстве доставляло мне массу неприятностей. Мы идем завтракать?

– Я уже завтракала.

– Ну, не обижайте старика.

В ресторане они управились за полчаса. Галина только выпила кофе.

– Нам надо составить план, – предложила она, – чтобы не разбрасываться.

– Вы знаете, не сейчас, – попросил мистер Дей. – Сейчас давайте походим по Красной площади, потом пообедаем, отдохнем, а уж потом займемся планом. Хорошо?

– Можно и так. В таком случае будем собираться.

Храмова осталась ждать в холле.

Мистер Дей поднялся в номер, надел на шею киноаппарат, фотоаппарат, два каких-то маленьких аппаратика, похожих на экспонометры, а через плечо повесил кожаную сумку с запасными кассетами. Из лифта он шел к Галине, металлически позвякивая всей этой кинофотоэкипировкой.

– Что сказать шоферу? – спросила Галина, когда вышли на улицу. – На площадь в машине нельзя.

– Он, по-моему, нам сегодня не понадобится.

– Вы собирались купить какие-то бачки.

– Ах, да… Надо сообразить. Бачки и химикалии я действительно забыл.

Они разыскали машину. Шофер Коля горячо разговаривал с кем-то, вероятно, с собратом по профессии, но, увидев их, поспешил навстречу. Вид мистера Дея, увешанного аппаратурой, прибавил ему энтузиазма.

– Вот это да, – восхитился он. – Это машинки.

– Поедем в магазин? – спросила у мистера Дея Галина.

Но Коля уже чувствовал себя хозяином.

– Зачем вам время терять? Я могу сам все купить. Что нужно?

Мистеру Дею это понравилось.

– Надо четыре, нет, шесть бачков. Знаете…

– Знаю, – перебил Коля. – Сам такой. Что еще?

– Химикалии для кинопленки и фотопленки.

– Пленка цветная?

– Да.

– Ясно. Что еще?

– Больше ничего. – Мистер Дей достал портмоне, выдернул наугад бумажку, как делает человек, еще не привыкший к незнакомым денежным знакам, помахал ею. – Этого хватит?

Коля взял зеленую пятидесятирублевую купюру.

– На целую кинофабрику. Сдача будет. Куда привезти? Или после заберете?

Мистер Дей посмотрел на Галину.

– Мы отпустим товарища шофера, не так ли?

Она сказала:

– Вы, Коля, оставьте все швейцару, я его предупрежу. А сами можете быть свободны.

– Целуем, пани, ручки, – закричал Коля.

Следовало его немножко укоротить, и Галина сказала по-товарищески, но жестко:

– Коля, ведите себя потише, что ли. Ведь вы уже не мальчик. Несолидно так…

– Вас понял, – тут же согласился Коля. – Вставляем сурдинку. – И к мистеру Дею: – Желаю вам.

Он отдал честь, сел за руль, тронул так, что колеса взвизгнули. Галина пошла предупредить швейцара, а потом они отправились через подземный переход на Красную площадь.

Мистер Дей ахал и охал, умиленно всплескивал руками и совсем забыл про свои аппараты. Возле Василия Блаженного он стоял полчаса с одной стороны, потом полчаса с другой. Снимать он начал лишь после того, как Галина напомнила ему о его кинолюбительстве. Обошли всю площадь по периметру. Ходили в гостиницу «Россия» выпить воды. Прошлись по улице Разина до площади Ногина, вернулись, зашли в ГУМ. Мистер Дей снимал без конца, накрутил несколько роликов.

Незаметно прошли четыре часа. Оба устали и проголодались. После обеда мистер Дей забрал у швейцара купленные Колей бачки и химикалии и сдачу также и отправился спать, а Галя поехала домой сменить платье. Условились, что она зайдет за ним в пять часов, чтобы поводить его по улице Горького…

Приехав в гостиницу, она позвонила из холла мистеру Дею.

– Очень прошу, зайдите, пожалуйста. У меня опять сердце пошаливает.

Она застала мистера Дея перед телевизором. Он смотрел какую-то передачу не то о пионерах, не то для пионеров.

– Безумно интересно, – сказал он, как ни в чем не бывало поднимаясь ей навстречу. – Кажется, мне надо было брать для поездки не месяц, а полгода. Разве узнаешь такую страну за тридцать дней.

– Вы, кажется, сказали, что у вас опять сердце…

– Прошло, дорогая Галина, прошло, пока вы поднимались.

Он усадил ее в кресло.

– Вы меня извините, я вас оставлю на пять минут. Вообразите, спускался за газетой, встретил в лифте старого знакомого. Он живет в Лондоне, тоже приехал туристом.

Мистер Дей подошел к столу, стоявшему левее телевизора, покопался там в груде бачков и аппаратов, ища что-то, потом подал ей кипу журналов.

– Буквально пять минут.

Он ушел, оставив телевизор включенным. Галина листала журналы.

– Ну вот, все в порядке, – сказал мистер Дей, вернувшись и подойдя к столу с аппаратурой. – Что будем делать? Идем гулять или составим план?

– Как хотите.

Мистер Дей выключил телевизор.

– Давайте займемся планом, а на улицу пойдем, когда свечереет.

Она достала из сумки блокнот и шариковую ручку. Мистер Дей сел на диван.

– Ну, с театрами вопрос решим на обратном пути, сезон еще не открылся, – сказала Галя. – Что бы вы хотели увидеть в Москве сейчас? И сколько дней отводите Москве?

– Видите, какая вещь, дорогая Галина… Я ведь рассматриваю свою поездку не как увеселительную. Я не хочу быть и обычным туристом. – Он поправил очки. – Ведь я прежде всего бизнесмен и социолог. В этом сочетании нет ничего необычного – наука, изучающая общество, помогает успешно вести дела. Наша фирма специализируется в области бытовой химии, медикаментозной и агрохимии. Практический смысл социологических исследований состоит в том, чтобы выяснить потребности общества и таким образом определить, какие товары и продукты найдут спрос. Хотя с Советским Союзом наша фирма еще не торгует… Я не слишком специально объясняю? Вам понятно?

– Да, конечно.

– Так вот. С практической, утилитарной стороной все ясно. Но…

Пока он подыскивал подходящие выражения, чтобы сформулировать свою мысль, Галина вспомнила слова своей начальницы насчет «интересного сочетания» и подивилась тому, что мистер Дей тоже употребил слово «сочетание», будто полемизируя с начальницей. Пожалуй, делец и социолог в одном лице – это не так уж противоестественно, скорее наоборот.

– Но для меня социология не только рычаг в бизнесе. Меня, добрейшая Галина, глубоко интересует в даже волнует жизнь всякого общества сама по себе, вне связи с моим бизнесом. И у меня есть свой взгляд, может быть, не очень оригинальный, на методику изучения. Я считаю, например, что для того, чтобы определить, жизнеспособность и потенциальные возможности любого общества, достаточно изучить лишь одну его возрастную прослойку, выяснить, чем живут и дышат молодые люди от семнадцати до двадцати трех лет… Но хватит, я вас совсем засушу.

– Мне интересно.

– Довольно. Я прочел вам целую лекцию. И сделал это с умыслом.

– В чем же умысел, мистер Дей?

– Очень мне хотелось бы встретиться с молодыми людьми, побеседовать откровенно.

– Не понимаю… Вы можете на улице остановить любого молодого человека…

– Нет, не то. Вот если бы организовать какую-то вечеринку, что ли… Под крышей, в домашней обстановке.

– Это не входит в мои обязанности. Но я могу переговорить, и вам, возможно, организуют такую встречу,

Мистер Дей обрадовался:

– Вы в самом деле можете устроить?

– Постараюсь. – Галина пожала плечами. – Но сколько вы хотите пробыть в Москве?

– Скажем, пять дней. Достаточно этого? Всего я все равно не увижу, так что пять или семь дней…

– Хорошо. Я себе записываю: встреча с молодежью,

– Вы мой добрый ангел, дорогая Галина.

– Старомодно звучит. Давайте составлять программу. Что вы хотите посмотреть?

– Ну, музеи, конечно… Выставку… как она называется? Забыл.

– Достижений народного хозяйства.

– Вот-вот.

– Пишем: ВДНХ – двадцать четвертого августа, с десяти утра до двух дня… Дальше…

– Это завтра? – спросил мистер Дей. – Нет, завтра мне надо встретиться с сотрудником одного посольства. Это сын моего друга. Мы с вами поедем туда утром.

– Тогда выставку можно перенести на после обеда.

– Хорошо.

– Значит, выставка…

За полчаса они составили подробное расписание и договорились строго его придерживаться.

Затем мистер Дей принес из спальни и положил Галине прямо на колени две красивые коробочки. Она даже вздрогнула от неожиданности, но машинально успела заметить, что это духи и одеколон фирмы «Кристиан Диор». Странные манеры у этого человека. Она взяла коробочки и, быстро поднявшись, положила их на стол.

– Прошу вас, – серьезно сказал мистер Дей. – Не обижайте меня, пожалуйста.

– Вы ставите меня в глупое положение.

– Но это всего лишь парфюмерия! – горестно воскликнул он.

Галина не уловила в его тоне ни капли наигранности. Мистера Дея действительно обидел бы отказ от подарка. Она знала, что это очень дорогие духи. Лена Смолина не далее как позавчера предлагала ей купить пополам флакон – кто-то привез из Франции, – но они прикинули ресурсы и отказались. Слишком дорого.

У нее было такое ощущение, что он ее все время испытывает. Сейчас ей явственно вспомнилось выражение его лица в ресторане, когда после недолгих препирательств она согласилась, чтобы он заплатил за ее обед. На лице его изобразилось – мимолетно, на мгновение – самодовольство. Как у человека, который не ошибся в своих расчетах, хотя расчеты были сомнительные…

– Прошу вас, ради всего святого, – видя ее колебания, взмолился мистер Дей.

Ну вот, опять сбился на пошлости… Но в самом деле, что это она раздувает из ничего целую проблему? Мистер Дей прав: это всего лишь парфюмерия… Парфюмерный знак внимания. И потом – сигареты-то она уже взяла…

– Святой дух… Святые духи, – сказала она, усмехнувшись. – Ну хорошо. Большое спасибо.

Надо будет отлить половину Ленке, решила она. Вопрос о подарках мучает не одну ее, Галину Храмову. Все гиды-переводчики с ним сталкиваются. Она для себя решила его так: не брать ничего от туристов-мужчин. От женщин – смотря от кого и что. И вот впервые ею принят подарок от мужчины. Но, собственно, он ей в дедушки годится – можно его мужчиной не считать. Она положила коробочки в сумку.

– Идемте?

Мистер Дей аппараты брать не стал – уже смеркалось. Они прошлись по улице Горького до площади Маяковского. По пути заглянули в книжный магазин, где он купил две только что выпущенные книжки каких-то неизвестных Галине авторов – ему все равно было, лишь бы свежие.

В восемь часов вечера они расстались у гостиницы с тем, чтобы встретиться утром. Галина сильно изумилась бы, если бы узнала, что делал и как переменился в этот вечер мистер Дей.

…Поднявшись в номер и переодевшись в костюм попроще, мистер Дей покинул гостиницу. Путь в метро он уже знал. Ознакомившись с надписями указателей, он сел в поезд и доехал до станции «Сокол». Вверху, на улице, ему только раз пришлось задать вопрос прохожему: как пройти на Песчаную улицу? Прохожий объяснил и сказал, что теперь это улица Вальтера Ульбрихта.

Мистер Дей зашел в будку телефона-автомата – двухкопеечными монетами он запасся еще днем, когда покупал газеты. Ему ответил молодой женский голос:

– Вас слушают.

– Это квартира Паскевича?

– Да, это наша квартира. Кого нужно? – Голос был не из вежливых.

– Станислав Михайлович дома?

– Сейчас. – Трубка стукнулась, и через минуту мистер Дей услышал мужской голос:

– Да, у телефона.

– Станислав Михайлович?

– Да, да, я. Кто говорит?

– Стась, – с придыханием, волнуясь и сдерживая волнение, сказал мистер Дей. Трубка долго молчала. Наконец он услышал испуганное:

– Кто это? Кто говорит?

– Стась, это я, Казимир.

– Боже мой, где ты?

– Недалеко от тебя.

– Ты жив-здоров?

– Пока в порядке.

– Но подожди… Могу я тебя увидеть?

– Разумеется.

– Так где, когда?

– Я сию минуту буду у тебя. Подожди, скажу твой адрес… Правильно ли? – Он вынул блокнот, вслух прочел адрес.

– Правильно, – сказал Паскевич. – Может, тебя встретить?

– Не надо. Я рядом…

Через десять минут мистер Дей сидел за столом в квартире своего родного брата Станислава Михайловича Паскевича, с которым не виделся тридцать семь лет, с 1937 года…

Вот и еще два брата в этой невеселой повести. Но тут история несколько иная.

Глава IV
После долгой разлуки

Казимир Михайлович прекрасно замечал, как неодинаково смотрят на него эти три пары глаз. На добром, округлом лице брата блуждала растерянно-умильная улыбка, глаза увлажнились. Он, кажется, и верил и не верил. Его жена, Александра Ивановна, сразу как бы одобрила в госте решительно все и глядела с явной симпатией, даже утвердительно кивала головой, когда он что-нибудь говорил: мол, да, да, вы правы. Дочь Лена – как сказал Стась, ей двадцать один год – больше разглядывала золотые дужки его очков, булавку в галстуке, костюм. Взгляд у нее был смелый, несмущающийся. Она была рослая, миловидная, с размашистыми движениями.

Когда прошла первая неловкость, брат сказал:

– Ну как ты, что ты, где ты?

– В двух словах не расскажешь. Фирма моя в Канаде. Но я на месте не сижу. Все время в разъездах.

– А что за фирма? – спросила Лена.

– Химические продукты. Мы торгуем со многими странами.

– А вы кто там, в этой фирме? – Она была грубовата и не старалась это скрывать.

– Я один из директоров.

– У тебя семья, дети? – спросил брат.

– Нет, Стась, не обзавелся.

– И у вас больше никого родственников нет? – удивилась Лена.

– У нас с вашим отцом никого больше нет. Да он, наверное, рассказывал…

– Он у нас не очень-то разговорчивый.

– Елена, – осадила ее мать.

– Саша, я думаю, надо бы закусочку организовать, – сказал жене Станислав Михайлович.

– Можно, только где ты вина купишь? Все уже закрыто.

– Достанем.

– В ресторан поедешь?

– Конечно.

Казимир Михайлович повернулся и рассматривал кружевную розовую накидку, лежавшую на крышке черного пианино, которое стояло у стены справа.

Брат поднялся.

– Я быстренько. Автомобиль во дворе. Вы поговорите тут пока.

Казимир Михайлович почему-то не хотел оставаться один с матерью и дочерью.

– Вы извините, мы съездим вместе.

– Пожалуйста, ради бога, – сказала Александра Ивановна.

Во дворе стояла светлая машина «Жигули».

– Тут недалеко ресторан «Загородный», – сказал Стась, когда уселись и поехали.

– У тебя в семье что-то не очень мирно. Или мне показалось?

– Крупно поговорили. Ленка на дамского мастера выучилась, в парикмахерской работает. Поступила в институт на заочное. Сегодня объявила, что заниматься не будет.

– У тебя что, родительской власти нет?

– Не тот характер, – сказал Стась.

– Выпиваешь? – спросил Казимир Михайлович.

– Нет. По праздникам да в дни рождения.

– В партии состоишь?

– Да.

– Работаешь где?

– В статистическом управлении. Заведую сектором. Я ведь, знаешь, Плехановский институт закончил. Народного хозяйства.

– Много зарабатываешь?

– Двести. Вот мы и приехали.

Стась поставил машину недалеко от ресторана. Они прошли через прокуренный, пропахший кухонным чадом зал в буфет. Стась попросил бутылку «Столичной». Казимир Михайлович добавил:

– И вина.

– Какого? – уточнила буфетчица.

– Узбекское десертное у вас есть? – спросил Стась.

– И шампанского две бутылки, – сказал Казимир Михайлович, разглядывавший полку с винами.

Он не позволил брату платить. Через десять минут они вернулись. Александра Ивановна уже приготовила закуску. Была и черная икра и балык.

Казимир Михайлович лишь попробовал шампанского и больше не сделал ни глотка.

– Расскажите о себе, нам очень интересно, – попросила Александра Ивановна.

– Что ж, попробую. Но ведь как уложить тридцать семь лет в застольную беседу?

– Ничего, у вас получится. Вы так хорошо говорите, – ободрила его Лена.

– Вы имеете в виду мой язык, Леночка? В нашей фирме работают люди разных национальностей. Есть и русские, очень интеллигентные люди. Так что мне язык забыть не дают. Да и с литературой приходится дело иметь. Я ведь доктор социологии.

– Правда?

– Некоторым образом.

– Ну, рассказывайте. Все, все, вы ведь в тридцать седьмом со Станиславом расстались? – напомнила Александра Ивановна.

Казимир Михайлович посмотрел на брата.

– Помнишь, Стась, как я уезжал?

– Ты уходил, а не уезжал, – уточнил Стась.

– Верно, лошади у нас не было, а на воле ехать скучновато. От хутора до большой дороги пешком дотопал, там до Бреста на попутных, а от Бреста до чехословацкой границы – зайцем на поездах. – Казимир Михайлович засмеялся, вспоминая. – Трудно мне было зайцем. Двадцать три года, здоров, как бугай. В ящик под вагоном не спрячешься.

– На билет не было?

– Мы с отцом больше двадцати злотых за раз в руках не держали… Да, одним словом, доехал. И границу перешел благополучно. А там меня схватили, за немецкого шпиона приняли. Швейка принимали за русского, а меня за немецкого. Но сторожили плохо, и я утек. Шел лесами, пил из речки. Сало и сухари у меня еще оставались. Самое трудное было Дунай переплыть. Но я плотик из тростника смастерил, и переплыл, и очутился в Австрии…

Александра Ивановна наливала шампанского дочери и себе. Они закусывали с большим аппетитом. Брат пил водку маленькими рюмками и не закусывал. Он слушал. Казимир Михайлович повернулся к нему:

– Помнишь, мать повесила мне серебряный крестик? На голубой ленточке. Продал я его в Констанце какому-то барахольщику.

– Постой, – сказал брат, – где же это – Констанца?

– В Румынии. Я из Австрии по Дунаю на нефтяных баржах в Черное море свалился. Там Констанца. Потом Бургас, а потом Стамбул. В Стамбуле нанялся на аргентинский пароход матросом – бесплатно, за одно питание – и прибыл в Монтевидео… Конечным пунктом я себе наметил Канаду и добрался туда через полгода. Там повезло – встретил в Монреале земляков. У них своя организация была, что-то вроде профсоюза. Помогли мне устроиться на работу, а немного погодя добились для меня канадского гражданства. Очень хорошие люди, я им многим обязан…

– Вы ничего не едите, – заметила Лена.

– Спасибо, не хочу.

– А вот мы с мамой любим поесть. Ну дальше. – Она по-прежнему не очень-то церемонилась.

– Что же дальше? Выбился я постепенно в люди. Работал и учился. Много работал, мало спал. Сколачивал капитал, а это требует усилий.

– И все время один? – посочувствовала Александра Ивановна.

– На пути, который я себе избрал, лучше быть одному.

– Ну а потом? – спросил Стась.

– Слушай, брат, давай на этом поставим точку. Как ни расписывай, всего не опишешь. Достаточно тебе и того, что вот сижу я здесь благополучный, но старый. Не хочется ворошить. Жизнь целая прошла, не очень сладкая жизнь. Ты лучше об отце с матерью скажи, я ведь ничего не знаю.

– С ними все получилось просто. Но я тоже долго ничего не знал.

– Ты уехал от них, что ли?

– Да, в сороковом. Когда у нас уже Советская власть была.

– Учиться?

– В ремесленное, в Минск. На слесаря.

– А они?

– Ну потом война. Они остались в оккупации. Отец с партизанами был связан. Повесили его немцы.

Казимир Михайлович прикрыл очки рукой.

– Боже мой, бедный отец.

– Матери еще хуже пришлось. В сарае у полицаев семь дней помирала.

– Ты ездил туда?

– В сорок шестом. Тогда и узнал. Хутор наш сожгли. Дуб, правда, остался.

Казимир Михайлович вытер платком под глазами, минуту молчал.

– Как же у тебя сложилось, Стась?

– Нас эвакуировали на Урал. Там работали. А в сорок втором меня взяли в армию.

– Кем служил?

– ВУС номер один – стрелок. Был командиром отделения. Сержант.

– Пришлось воевать?

– Немножко. На Курской дуге первую дырку получил. После еще две.

– У него орден Славы есть, – сообщила Александра Ивановна.

– Третьей степени, – уточнил Стась. – И где же закончил?

– В Будапеште. Осенью сорок пятого демобилизовался по ранениям,

– А потом?

Стась посмотрел на жену.

– Вот ее встретил в Москве – заехал столицу поглядеть.

– Это уж в сорок шестом году, – уточнила на сей раз она.

– Поженились, она меня прописала. Поступил на автомобильный, на ЗИС. Учился в вечерней школе. Потом институт. Да, кажется, плохо выбрал.

– Ты и не выбирал, – поправила жена. – Просто что ближе к дому. Мы тогда на Большой Серпуховке жили, а там Плехановский рядом.

Стась ничего на это не сказал.

– Где же вы наш адрес взяли? – спросила Лена.

– В справочном бюро, – соврал Казимир Михайлович. – И телефон тоже.

– А что ж раньше? Не пытались разыскать?

Казимир Михайлович, отвечая на этот вопрос, опять повернулся к брату и говорил как бы для него одного:

– Если быть откровенным, то боялся.

– Чего? – удивился Стась.

– Боялся разыскивать тебя.

– Почему?

– Ну видишь ли… Думал, начну посылать запросы – у тебя неприятности будут.

– Какие неприятности?

– Не притворяйся, Стась. Ты же прекрасно понимаешь. За это преследовали.

– За что?

– Брат за границей.

– Никто за это не преследовал. Чепуха какая-то.

– Значит, я был неверно информирован. Во всяком случае, у нас много об этом писали.

– А я в анкетах писал, что ты за границей.

– Оставим это. Есть у меня мысль… Надо бы обсудить.

– Давай обсудим.

– Если я пришлю тебе приглашение, приедешь?

– В Канаду?

– Нет. Видишь, какая штука. У нас в Австрии есть филиал. Ближайшие полгода я буду работать там. Можно оформить приглашение. Все расходы, разумеется, я возьму на себя.

– Паскевич в Европе! – Лена захлопала в ладоши, как в театре.

– Можно всей семьей, – сказал, не обратив на нее внимания, Казимир Михайлович.

– А что? Мы бы с матерью махнули.

– Веди себя прилично, – сказала дочери Александра Ивановна.

– Никуда вы не махнете. – Станислав Михайлович повернулся к брату. – Стоит ли? Канитель…

– Но тебе разрешат?

– А кто может запретить? Чепуха какая-то.

– Я пробуду здесь месяц. Поеду по стране, в Брест загляну. Может, до хутора доберусь. Но обратно полечу из Москвы. Мы еще повидаемся и тогда детально договоримся. – Он встал.

– Уходишь?

– Поздно уже. – Казимир Михайлович посмотрел на часы. – Половина двенадцатого.

– Я тебя отвезу.

– Ты что, с ума сошел? – возмутилась Лена. – Выпил же. «Отвезу».

– Да, отставить. Я тебя лучше пешком провожу.

– Не беспокойся, дорогу знаю.

– Не пьяный я, честное слово. За руль, конечно, не надо, но до метро я тебя провожу.

Казимир Михайлович попрощался с женщинами по-родственному, Александра Ивановна даже поцеловала его в щеку. Он высказал надежду, что они еще увидятся, и неоднократно. На улице он взял брата, который был чуть ниже ростом, под руку.

– Приедешь ко мне?

– Видно будет. Почему бы и нет?

– Приезжай. Я документы начну оформлять, как только прилечу в Вену.

– Давай.

– Позвоню тебе, когда буду в Москве на обратном пути.

– Обязательно.

Они подходили к метро. Казимир Михайлович замедлил шаг.

– Ну поцелуемся.

– Ты где остановился?

– В «России», – снова соврал Казимир Михайлович.

– Идем, я тебя в поезд посажу.

– Нет, нет, нет. Наоборот. Я тебя доведу до угла.

Как ни настаивал Стась, брат не разрешил посадить себя в поезд. Они расстались на полдороге между метро и углом улицы Вальтера Ульбрихта…

В начале первого часа Казимир Михайлович был у себя в номере. Но спать лег еще не скоро. Сняв костюм и облачившись в пижаму, он занялся бачками и химикалиями. Конструкция бачков несколько отличалась от тех, с какими он привык иметь дело, но разобраться ему не составило труда. Химикалии были стандартные. Разобравшись, Казимир Михайлович отнес все в ванную и приступил к проявке пленок. У него уже было отснято четыре киноленты и одна фотопленка, но он решил проявить только фото– и одну из кинолент – ту, что вынул из камеры. Приготовил растворы проявителя и закрепителя, погасил свет, зарядил бачки пленками и перешел в гостиную. В блокноте, вынутом из сумки с кассетами, сделал несколько записей. Потом тщательно осмотрел в обеих комнатах свои вещи. Он еще днем, до прихода Галины, везде оставил невидимые метки – где волосок, где нитку, где крошку табака из сигареты. Все оказалось нетронутым. Его, вопреки ожиданиям, не обыскивали. Он был рад этому. Выждав срок, промыл пленки после проявителя, поместил в закрепитель. Подремал в кресле, потом пошел в ванную, опять промыл пленку, посмотрел ее на свет. Снимал он хорошо – ни недодержки, ни передержки ни в одном кадре. Надо было пленку высушить к утру, но у него не оказалось зажимов. Вспомнил, что в чемодане есть машинка для сшивания бумаг, извлек из нее медные прутики, загнул их крючками. Потом, кряхтя, взобрался на стол, отстегнул штору с двух колец и повесил на них пленку. И только после этого лег, не снимая пижамы, в постель. Он порядком устал – заснул быстро, как давно не засыпал. А в половине восьмого был уже на ногах и, как ни удивительно, чувствовал себя выспавшимся и бодрым. Наверное, оттого, что воздух в номере был свежий: кондиционер делал свое дело. Первым долгом, еще не побрившись, Казимир Михайлович, – а точнее, мистер Дей, ибо тут он был именно мистером Деем, – первым долгом обратил свое внимание на кинопленку. Напевая что-то безмотивное, он снял ее, осмотрел и остался доволен. Затем достал из чемодана плоский маленький проектор, нашел штепсель. Напряжение 220 вольт – то, что ему надо. Он установил проектор, подвинув низкий столик ближе к штепселю. Зарядил пленку. Задернул шторы. Включил проектор и навел фокус на противоположную стену. Высветился прямоугольник метр на полтора.

– Сегодня на экране… – сказал он сам себе и пустил ленту.

Экран показывал сидящую в кресле Галину. Три минуты она листала журнал и ни разу с кресла не поднималась. По лицу мистера Дея нельзя было определить, доволен он или, наоборот, разочарован. Он и сам бы не сумел ответить на этот вопрос.