Текст книги "Тавматургия"

Автор книги: Владимир Мирзоев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)

САВЕЛИЙ оделся, как во сне, во все чужое, втроем они вышли в прихожую. «Выкрасить стены в терракотовый цвет была моя идея», – подумал САВЕЛИЙ – ему всегда нравился итальянский стиль. Это – несомненно, очевидно и ничего не меняет. ТАМАРА порылась в кошельке, вынула фиолетовую пятисотрублевую купюру, спросила деликатно:

ТАМАРА. Этого хватит?

САВЕЛИЙ взял деньги, поблагодарил, не глядя на жену, кивком. МУЖЧИНА тем временем отпирал, крутил дверные замки, распахивал дверь. Нужно было уходить, убираться, так сказать, подобру-поздорову.

В последний момент взгляд САВЕЛИЯ упал на портфель, в котором много чего было полезного: и его компьютер «Фуджицу-Сименс», и кредитные карточки, и… САВЕЛИЙ вздохнул, посмотрел все-таки на ТАМАРУ – вид у нее был почему-то виноватый, с чего бы это, если все правильно, если никакого подвоха тут нет? САВЕЛИЙ схватил свой портфель и, не дав МУЖЧИНЕ опомниться, рванул вниз по лестнице.

17. КВАРТИРА АНДРЕЯ. КУХНЯ. УТРО

АНДРЕЙ – единственный по-настоящему близкий друг нашего героя. Остальные как-то растерялись, рассеялись на дорогах жизни, словно и не друзья это были, а мелкая крупа в дырявом мешке. Видно, что АНДРЕЙ был поднят с постели – виду него взъерошенный, лицо сероватое.

Он примерно того же возраста, что САВЕЛИЙ, только спортом не занимается и крепко выпивает с той же регулярностью, с какой САВЕЛИЙ ходит в джим. Вернее, ходил – теперь этот бодрый строй жизни под большим вопросом… САВЕЛИЙ как будто в лихорадке – возбужден необычайно, то и дело почесывает то висок, то ногу. Отчасти виной тому несколько чашек крепкого кофе, выпитых одна за другой.

АНДРЕЙ. Может, все-таки хлопнешь рюмашку, а?

САВЕЛИЙ. Нет, старик, с горя пить нехорошо, а уж в моей ситуации… Мне сейчас трезвый ум нужен, логика. Я себя отслеживать буду по секундам. Иначе совсем свихнусь. У меня жизнь украли, понимаешь?

АНДРЕЙ вздохнул, покачал головой, взвесил: говорить, не говорить? Стоит ли сыпать соль на открытую рану? Потом все-таки решился.

АНДРЕЙ. Думай что хочешь, но я почему-то уверен – без Тамарки здесь не обошлось.

САВЕЛИЙ. Естественно… Ты о чем?

АНДРЕЙ. Неглубокий она человек.

САВЕЛИЙ (с досадой). Слушай, глубокий, не глубокий – дело же не в этом… Я знаю, ты ее не любишь, и она тебя не переваривает. Но сейчас… Не надо на нее всех собак вешать. Спасибо за кофе. Поеду.

САВЕЛИЙ машинально допил шестую чашку кофе, встал решительно.

АНДРЕЙ. Ты куда сейчас?

САВЕЛИЙ. Попробую на работу сунуться – вдруг там что-нибудь изменилось. В другую сторону. Одолжи мне костюм.

АНДРЕЙ. Конечно. И туфли тоже нужны. У тебя какой размер?

САВЕЛИЙ (думает). Сорок третий. Хотя нет – лучше дай денег взаймы, я сам себе куплю. А стремянка у тебя есть?

АНДРЕЙ (удивленно). Стремянка? Есть.

18. МИНИСТЕРСТВО ВЫСОКИХ ДОСТИЖЕНИЙ. ЛОББИ. УТРО

САВЕЛИЙ пересекает лобби – он одет в рабочий комбинезон, клетчатую рубашку, бейсболку. Точно так же был одет ЭЛЕКТРИК, менявший вчера лампы в коридоре. На плече у САВЕЛИЯ – металлическая стремянка.

ОХРАННИК сейчас в виртуале – смотрит ментовской сериал. Это у нас в России заколдованный замкнутый цикл: государственные каналы безостановочно снимают сериалы из жизни ментов и бандитов. Но единственными зрителями этой продукции давно являются менты, охранники и бандиты. Просто расплодилось их очень много: два с половиной миллиона штатных сотрудников, около трех миллионов работников ЧОП, два миллиона заключенных и те не охваченные статистикой миллионы, что пока на свободе, тоже должны как-то структурировать свое пустое время.

ОХРАННИК. Вы куда, мужчина?

САВЕЛИЙ. Лампы менять в коридорах. Я вчера уже менял. Вы что, не помните?

ОХРАННИК. Лицо вроде знакомое.

САВЕЛИЙ. Позвоните Деметре Петровне в приемную к Погребняку.

ОХРАННИК (потянулся было к телефону, потом передумал). Ладно, проходи.

19. МИНИСТЕРСТВО. КОРИДОР

САВЕЛИЙ со стремянкой на плече идет в сторону своего кабинета. Ему навстречу из глубины коридора – ЧИНОВНИК А и ЧИНОВНИК Б. Видимо, знакомые. САВЕЛИЙ чешет бровь, прикрывая лицо рукой и козырьком бейсболки. Чиновники не обратили на него внимания. САВЕЛИЙ устанавливает стремянку напротив «своего» кабинета, взбирается на нее, достает отвертку, делает вид, что возится с лампами дневного света.

Перед стремянкой останавливается давешняя БЛОНДИНКА, смотрит наверх.

БЛОНДИНКА. Будьте добры, уберите стремянку.

САВЕЛИЙ молча спускается вниз, отодвигает стремянку в сторону.

БЛОНДИНКА. Это плохая примета – если под лестницей. Спасибо.

Ушла. Потом появляется ДЕМЕТРА, заходит в кабинет САВЕЛИЯ.

САВЕЛИЙ прислушивается – как через толщу воды, слышны голоса: бу-бу-бу (ДЕМЕТРЫ и мужской). Видимо, голос БРИТОГОЛОВОГО.

САВЕЛИЙ с предельной осторожностью нажимает ногой на дверную ручку – дверь немного приоткрывается, но тут же в коридор выглядывает БРИТОГОЛОВЫЙ, видит ноги САВЕЛИЯ, пару секунд смотрит вверх, плотно закрывает за собой дверь кабинета.

20. ПОЛИЦЕЙСКИЙ УЧАСТОК. КАБИНЕТ КАПИТАНА

САВЕЛИЙ уже переоделся – на нем темные джинсы, рубашка с коротким рукавом. Он сидит на стуле напротив пожилого КАПИТАНА, пишет заявление. КАПИТАН – умный, не без яда, двойник позднего Василия Шукшина – внимательно, без выражения смотрит на САВЕЛИЯ – изучает. САВЕЛИЙ закончил писать, проверил грамматику и синтаксис, протянул листок участковому.

САВЕЛИЙ. Вот, пожалуйста.

КАПИТАН (надел узенькие очки, читает). То есть вы считаете этот эпизод незаконным вторжением в жилище? (САВЕЛИЙ кивнул, КАПИТАН опять углубился.) А как же ваша жена и дочь?

САВЕЛИЙ. Я уже объяснил – она с ними заодно. Жена. А Ксения здесь ни при чем – она ребенок.

КАПИТАН (читает). И ваша жена утверждает, что вы – это не вы? Что ее муж, Былинкин Савелий, это незнакомый вам мужчина, ее новый сожитель?

САВЕЛИЙ. Совершенно верно.

КАПИТАН. Понятно.

21. В МОЛОЧНОМ ПЕРЕУЛКЕ. ДЕНЬ

На лестничной клетке двое – КАПИТАН и САВЕЛИЙ – смотрят наверх. На потолке – свастика, нарисованная черной краской.

САВЕЛИЙ. Какие-то подонки рисуют. Я закрашу, а они опять. Я опять закрашу, а они опять.

КАПИТАН. А вы плюньте – это же индийский символ, солнечный знак.

КАПИТАН нажимает крепким загорелым пальцем на кнопку звонка. Через несколько секунд открывается дверь – ТАМАРА удивленно смотрит на КАПИТАНА. Потом узнает САВЕЛИЯ, мрачнеет. Она окует, видимо, встала из-за стола.

КАПИТАН. Здравствуйте. Капитан Волчич, ваш участковый.

ТАМАРА. Очень приятно.

КАПИТАН. Тамара Олеговна? Разрешите войти?

ТАМАРА. Да, пожалуйста. (Дожевав, кричит в глубь квартиры.) Савва! Савелий!

22. КВАРТИРА БЫЛИНКИНЫХ. ДЕНЬ

Семейный обед прерван в фазе десерта, однако ТАМАРА, КСЮША и незнакомый МУЖЧИНА по-прежнему сидят за столом – на тарелках тает шоколадное мороженое. Даже КСЮША не желает к нему притрагиваться.

САВЕЛИЙ не в том состоянии, чтобы спокойно сидеть, – он мечется по гостиной, как волк в зоопарке. Иногда присаживается на стул, но тут же опять вскакивает.

КАПИТАН устроился в кресле рядом с торшером, очки на носу, изучает паспорта.

КАПИТАН. М-да, запутанная ситуация.

ТАМАРА. Более чем, более чем.

КАПИТАН. Мне одно ясно: один из этих паспортов – липа, искусная подделка.

САВЕЛИЙ. Давайте проведем экспертизу! А что? Мне бояться нечего – я в своем паспорте уверен как в самом себе, то есть абсолютно уверен. Я же не сумасшедший!

КАПИТАН (обращается к ТАМАРЕ). Вы утверждаете, что этот человек (кивок в сторону САВЕЛИЯ) прошлой ночью залез к вам в квартиру?

САВЕЛИЙ. Да не залезал я! Ну сколько же можно?!..

КАПИТАН. Минуточку! Через балкон. Вы его успокоили, одели-обули и выставили за дверь?

МУЖЧИНА. Он еще клюшкой нам угрожал!

КАПИТАН. Минуточку! Клюшка хоккейная?

САВЕЛИЙ. Для гольфа. Но это моя клюшка! И моя квартира! А это – моя дочь Ксения! Ксюша, посмотри на меня, зайка. (КСЕНИЯ отворачивается, косит глазом.) Хорошо, не смотри, это неважно. Просто скажи товарищу капитану, кто твой папа. Ты же меня знаешь? Ты знаешь, кто твой папа? Вот и скажи, не бойся.

КАПИТАН. Ксюш, ты просто покажи пальчиком – где твой папа?

КСЮША уверенно показывает пальцем на МУЖЧИНУ – тот ей весело помигивает. ТАМАРА с сожалением, пожалуй, даже с сочувствием смотрит на САВЕЛИЯ.

23. МОЛОЧНЫЙ ПЕРЕУЛОК. ВЕЧЕР

КАПИТАН и САВЕЛИЙ идут через двор в сторону супермаркета. Вид у САВЕЛИЯ убитый. Он кладет руку себе на лоб – так проверяют, нет ли температуры. САВЕЛИЙ чувствует странный внутренний жар, как будто его заживо испекли в духовке. При этом лоб кажется на ощупь холодным и влажным.

КАПИТАН. Советую поставить вопрос жестко. Здесь ведь существует, помимо всего прочего, юридическая сторона: совместное имущество, счет в банке и так далее. У вас есть счет в банке?

САВЕЛИЙ отрешенно глядит в пространство, потом кивает.

САВЕЛИЙ. Я не знаю, что мне делать.

КАПИТАН. А что тут знать? Подавайте в суд, и как можно скорее.

САВЕЛИЙ (с горечью). На кого? На себя?

КАПИТАН. На человека, который присвоил вашу личность.

САВЕЛИЙ. А если он не один такой? Если их много?

КАПИТАН (подозрительно). Что вы имеете в виду?

САВЕЛИЙ подходит к банкомату, вставляет в него пластиковую карточку – деньги со счета испарились. САВЕЛИЙ растерянно смотрит на КАПИТАНА, тот вздыхает с выражением: «кто бы в этом сомневался».

САВЕЛИЙ. Извините, я…

КАПИТАН. Да ладно. Берегите себя.

КАПИТАН прошел своей дорогой – САВЕЛИЙ остался.

24. ПИВНОЙ РЕСТОРАН. ВЕЧЕР

Немноголюдно, сонные официанты точат лясы с официантками. АНДРЕЙ и САВЕЛИЙ выпивают. Судя по кондиции друзей, делают они это давно, ни в чем себе не отказывая.

САВЕЛИЙ. Знаешь, о чем я подумал? Вдруг осенило! Может, я вообще не свою жизнь проживаю?

АНДРЕЙ. Как в фильме «Семьянин» с Николасом Кейджем?

САВЕЛИЙ. Вроде того. У меня одноклассница была – Ира Немыченкова. Началось у нас еще в школе. Потом на филфак пошли вместе. Вот это, Андрюха, была страсть. Не отношения там какие-то, романчик, а настоящая страсть! Это было страшно. И я киксанул.

АНДРЕЙ. Киксанул?

САВЕЛИЙ. Струсил. Я же средний, в общем, человек, Андрюха, – обычный, серый. А средний человек к таким вещам не готов. Вот так-то. Я придумал: я к тебе сегодня не поеду – я к Ирочке поеду. Немыченковой. Нагряну как снег на голову, экспромтом, и все ей скажу. То, что у нас было, скажу – точнее, то, чего у нас не было, – это из-за меня! И это была фатальная ошибка.

АНДРЕЙ (поднимает кружку). Ну, давай – за это.

САВЕЛИЙ. Я к тебе завтра приеду. Можно? Если что-то пойдет не так. Мало ли. В любом случае мне два раза подряд в одном месте лучше не ночевать.

АНДРЕЙ. Почему?

САВЕЛИЙ (поморщился, пожал плечами). Не знаю. Чутье подсказывает.

25. КВАРТИРА ИРИНЫ. НОЧЬ

САВЕЛИЙ и ИРИНА – на полу, неловко любят друг друга. Раздеться толком старые знакомые не успели.

ИРИНЕ около сорока – увядающая, но все еще красивая женщина, короткая стрижка, минимум косметики. Живет одна, но квартира у нее просторная. Мебель, покрывала, шторы, торшеры – все подобрано с любовью.

ИРИНА разливает вино по бокалам. Любовники по-прежнему полулежат на полу, на ковре с абстрактным узором – концентрические круги красного и зеленого цвета.

САВЕЛИЙ. Как же мы теперь жить будем, Ирка?

ИРИНА. Не знаю, шустрик. Главное – не усложнять.

САВЕЛИЙ. А упрощать можно?

ИРИНА. И ничего не загадывать.

САВЕЛИЙ. Вот здесь ты хорошо сказала – в глаз. Даже не представляешь…

ИРИНА. Я – старый холостяк. Привыкла жить одна и не хочу ничего менять.

САВЕЛИЙ. Понятно… Ты у Розы Дмитриевны давно была? Я все собираюсь и никак не соберусь.

ИРИНА (закуривает). А Розочка умерла. Год назад.

САВЕЛИЙ. О господи… Что же мне никто не позвонил?

ИРИНА неопределенно дергает плечом.

ИРИНА. Терешкович всех обзванивала – тебя не нашла. Видимо, телефоны изменились.

ИРИНА встает, проходит на кухню, чтобы взять еще вина. САВЕЛИЙ плетется за ней.

САВЕЛИЙ. Бедная Роза. Энергии в ней было еще лет на сто. А терпения вообще немерено. И все это чудо – в яму. (Взял бокал с вином, помолчал.)

ИРИНА. Курила как паровоз.

САВЕЛИЙ. Да. За Розочку. (Выпили.) А ты сейчас где?

ИРИНА. Так, в одном агентстве.

САВЕЛИЙ. Недвижимость?

ИРИНА. Не совсем. Мы даем срочные кредиты под залог.

САВЕЛИЙ. Недвижимости?

ИРИНА. Не совсем. Хочешь еще вина? Или чаю?

САВЕЛИЙ (улыбнулся грустно). На посошок? Лучше бы чаю. Если есть черный, можно покрепче. А все-таки: подо что даете? Для меня это актуально.

ИРИНА. Клиент подписывает договор. В том случае, если не возвращает кредит в обозначенный срок, его душа переходит в распоряжение нашей фирмы.

САВЕЛИЙ. Ты шутишь?

ИРИНА. Я не шучу. Мы не первые это придумали. Начали рижане года четыре назад. Ну и у нас этот бизнес неплохо пошел.

САВЕЛИЙ. Работаете по лицензии?

ИРИНА. Что-то вроде того. Я не вникаю.

САВЕЛИЙ. Это правильно. Зачем вникать? Напиши адресок.

ИРИНА. Только учти – я тебя не знаю, ты меня тоже.

26. КИНОТЕАТР. НОЧЬ

Несколько зрителей в небольшом зале, среди них САВЕЛИЙ – отрешенно смотрит на экран. Мелькают кадры фильма «нуар» 30-х или, возможно, 50-х годов.

Молодая женщина бежит, прижимается к кирпичной стене в глухом переулке. Мужские руки в кожаных перчатках тянутся к ее шее, укутанной в газовый шарф. Женщина кричит, сопротивляется, но руки убийцы ложатся на ее горло. Расширенные от ужаса глаза, в которых на секунду отразился опрокинутый мир. Убийца медленно поворачивается на камеру: широкие поля шляпы скрывают лицо. Он поднимает голову – вместо лица у него часовой механизм. Тик-так, тик-так, тик-так – крутятся большие и малые колесики.

27. ОФИС КОМПАНИИ, В КОТОРОЙ РАБОТАЕТ ИРИНА. ДЕНЬ

Несмотря на летнюю духоту, ИРИНА в строгом деловом костюме за письменным столом просматривает бумаги, что-то переносит в свой компьютер. Иногда поглядывает куда-то по диагонали в сторону.

Прямо перед ИРИНОЙ за стеклянной стеной «аквариума» беседуют двое: САВЕЛИЙ и ШЕФ. Их голоса не слышны – мужчины открывают рты беззвучно, как рыбы.

ШЕФ – вполне себе среднерусский мачо, сероглазый, глаза немного навыкате, но это его не портит, шевелюра крепкая, длинная, с проседью, на лице – аккуратно подбритая рыжая щетина. Одет он в элегантный костюм цвета фисташкового мороженого. Но тут мы оказываемся внутри «аквариума», и звук «включается».

ШЕФ. Как видите, процент по кредиту у нас щадящий, гораздо гуманнее, чем в банковском секторе… У вас какой-то вопрос?

САВЕЛИЙ. Да нет, в целом все понятно. Я одного не понимаю – а потом-то что?

ШЕФ. Потом?

САВЕЛИЙ. Что вы потом с ними делаете, с этими душами?

ШЕФ (улыбнулся). Уверяю вас, ничего противозаконного.

САВЕЛИЙ. А все-таки?

ШЕФ. Это зависит… Иногда перепродаем, как это делают с долговыми обязательствами. Хотя деривативы имеют дурную славу, но…

САВЕЛИЙ. Неужели есть покупатели?

ШЕФ. О да! Впрочем, вы же знаете: народ у нас крайне суеверный, даже пугливый. При всей своей любви к айфонам и айпэдам. О присутствующих, конечно, не говорим.

28. ОФИС. КОМНАТА С СЕЙФОМ. ДЕНЬ

ИРИНА вынимает из сейфа и кладет на стол несколько пачек с купюрами по пять тысяч рублей. Рядом стоит САВЕЛИЙ, наблюдает за ее действиями. ИРИНА запускает деньги в счетную машинку – та шелестит, как крылья саранчи.

ИРИНА. Пересчитывать будете?

САВЕЛИЙ. Да нет. Зачем?

ИРИНА (листает договор). Тогда распишитесь, пожалуйста (показывает ногтем), вот здесь и вот здесь.

САВЕЛИЙ (с горькой иронией). Кровью? (Подписывает бумагу.) Какие планы на вечер?

ИРИНА (непонимающе). Простите?

То ли хорошо сыграла, то ли со вчерашнего дня многое изменилось.

29. РЕСТОРАН. ЛЕТНЯЯ ВЕРАНДА. ДЕНЬ

САВЕЛИЙ и АДВОКАТ обедают в дорогом ресторане в районе Гоголевского бульвара: обслуга вышколена, еда разнообразна, кухня европейская. АДВОКАТ с завидным аппетитом уписывает сочащийся кровью стейк.

АДВОКАТ хорош собой, черняв, небольшие уши оттопырены, он обаятелен и самоуверен, как кинозвезда.

АДВОКАТ. Это мое железное правило: первую консультацию я даю бесплатно, зато вы угощаете меня обедом. По-моему, это справедливо. И вообще, еда делает первый контакт более доверительным. Вы согласны?

САВЕЛИЙ (ковыряет вилкой в тарелке). Согласен.

АДВОКАТ. Доверие между адвокатом и клиентом – это главное. Поэтому сразу уговор: вы не опускаете неприятную для вас информацию, я гарантирую конфиденциальность.

САВЕЛИЙ. Хорошо.

АДВОКАТ. Я не думаю, что вы намеренно будете что-то скрывать. Это происходит бессознательно. Почти. (Утер салфеткой жирный рот.) Я весь внимание.

САВЕЛИЙ. Все началось в этот понедельник. Я опоздал на работу – не смертельно, минут на пятнадцать.

АДВОКАТ (достал блокнот). А где вы работаете?

САВЕЛИЙ. Министерство высоких достижений.

АДВОКАТ (записывает). Продолжайте.

САВЕЛИЙ вдруг понял, что рассказывать эту дикую историю бессмысленно – это ничего не даст, никуда не приведет, они будут ходить по кругу до полного изнеможения. А завтра этот обаятельный мужчина, скорее всего, опять напросится на обед в ресторане. Это все предсказуемо, это не бином Ньютона. И тут САВЕЛИЮ влетела в голову новая мысль и немедленно стала вить там гнездо – она была похожа на маленькую, суетливую птичку. САВЕЛИЙ посмотрел на левое ухо АДВОКАТА – там была родинка – и сказал:

САВЕЛИЙ. Простите, я передумал. Мне нужен Перельман.

АДВОКАТ (от неожиданности перестал есть). Адвокат Перельман?

САВЕЛИЙ. Нет, математик… (Официанту.) Молодой человек!

САВЕЛИЙ жестом изобразил ручку и бумажку – попросил счет.

30. В ПОЕЗДЕ. НОЧЬ

САВЕЛИЙ сидит на своем месте, возле окна. Входит ПОПУТЧИК – полнокровный, веселый, кудрявый, судя по всему, командированный.

ПОПУТЧИК (весело). Здравия желаю!

Поднял сиденье, забросил свой чемодан, сел.

ПОПУТЧИК. Олег Муравьев. Не из дворян. Поэтому позвольте без церемоний составить вам компанию.

И поставил на столик бутылку армянского коньяка, как будто сделал шах.

31. ПЕРЕД ЗАКРЫТОЙ ДВЕРЬЮ. ДЕНЬ

Не обнаружив электрического звонка, САВЕЛИЙ стучит в дверь костяшками пальцев, прислушивается, стучит опять, раздаются шаркающие шаги – так звучат тапочки, у которых стоптаны задники.

ГОЛОС ПЕРЕЛЬМАНА. Уходите, я с журналистами не общаюсь.

САВЕЛИЙ. Добрый день. Я не журналист.

ГОЛОС ПЕРЕЛЬМАНА. Тем более. Что вам надо? Кто вы такой?

САВЕЛИЙ. Меня зовут Савелий Былинкин, я из Москвы.

ГОЛОС ПЕРЕЛЬМАНА. Ваше имя мне ничего не говорит. Уходите. Вы меня отвлекаете.

САВЕЛИЙ. Я не ученый и не журналист, но мне кажется, я даже уверен, вам будет со мной интересно.

ГОЛОС ПЕРЕЛЬМАНА. Это почему? Обоснуйте.

САВЕЛИЙ. Потому что не вы мне, а я вам буду рассказывать.

ГОЛОС ПЕРЕЛЬМАНА. Люди меня не интересуют.

САВЕЛИЙ. А кто вам сказал, что я человек? Я – ходячая аномалия.

ГОЛОС ПЕРЕЛЬМАНА. В каком смысле?

САВЕЛИЙ. Не уверен, что правильно формулирую, но, по-моему, – в физико-математическом.

За дверью помолчали. Видимо, хозяин задумался.

САВЕЛИЙ. Григорий, вы еще здесь?

ПЕРЕЛЬМАН. Я сейчас должен выйти в магазин за молоком – можете меня сопровождать.

32. МАГАЗИН. ДЕНЬ

ПЕРЕЛЬМАН покупает продукты, САВЕЛИЙ, горячо артикулируя, рассказывает ему свою историю. И опять эти двое похожи на рыб – снаружи не слышно ни звука.

33. КВАРТИРА ПЕРЕЛЬМАНА. ДЕНЬ

ПЕРЕЛЬМАН и его гость пьют чай с шоколадно-вафельным тортом, который принес САВЕЛИЙ. Захламленное посудой, коробками, тряпками, банками с крупой и с пустотой, пространство кухни по-своему гармонично – лишним здесь выглядит буквально все. ПЕРЕЛЬМАН похож на свои фотографии – чернявая с рыжим оттенком прозрачная борода, яркие светлые глаза. Одет он в несвежую футболку и джинсы.

ПЕРЕЛЬМАН. Есть принцип неопределенности, гласящий, что неопределенность координат связана с неопределенностью импульса, и она больше конечной величины, пропорциональной постоянной Планка. Поэтому если мы точно знаем мгновенное состояние, скажем, трехмерного пространства, мгновенное состояние нашей вселенной, то мы абсолютно не знаем, куда оно скакнет в следующий момент времени. И если мы не можем сказать, куда оно скакнет, то времени нет. Значит, на квантовом уровне нет классического пространства-времени вообще. Вы боитесь мышей?

САВЕЛИЙ. Не очень.

ПЕРЕЛЬМАН. А мертвых мышей?

САВЕЛИЙ. Да вроде бы нет.

ПЕРЕЛЬМАН встает, быстро идет по тускло освещенному коридору старой питерской квартиры, где вместо антиквариата – тот же накопленный поколениями ненужный хлам, что и на кухне. САВЕЛИЙ спешит за математиком.

ПЕРЕЛЬМАН. Вообразите, матушка наставила кругом мышеловок. Мышки время от времени в них попадают. Но убрать казненный труп фактически некому: матушка слишком стара, у нее радикулит, а у меня – патологическая брезгливость. Мышки на такой жаре, сами понимаете…

В одной из комнат ПЕРЕЛЬМАН открывает дверцу и заглядывает в небольшой комод темного дерева.

ПЕРЕЛЬМАН. Посмотрите: там, в глубине.

САВЕЛИЙ заглядывает в комод, за банками и склянками (тоже, кажется, с крупой) видит мышь в мышеловке.

САВЕЛИЙ. Мне бы веник и совок.

Пока САВЕЛИЙ пытается извлечь мышеловку с помощью веника, ПЕРЕЛЬМАН развивает тему.

ПЕРЕЛЬМАН. Но я думаю, вам нужен не я, а Андрей Линде. Он живет в Америке, занимается математическим моделированием мультиверса. И очень может быть, что ему ваша история понравится. Ну, как там наша Мария Стюарт?

САВЕЛИЙ (взмок от усердия). Да мышеловка – завалилась в щель, зараза.

ПЕРЕЛЬМАН (прикинул). Сейчас я принесу каминные щипцы.

34. В ПОЕЗДЕ. НОЧЬ

Зеркальная дверь отъехала, и на пороге двухместного купе опять возник ПОПУТЧИК – по-прежнему веселый, с тем же своим желтым чемоданом.

ПОПУТЧИК. Здравия желаю! Будем знакомы – Олег Муравьев. Не дворянин. Хотя фамилия дворянская.

САВЕЛИЙ с тоской посмотрел на ПОПУТЧИКА и отвернулся к запыленному снаружи окну. Там проплывали столбы, кособокие домишки с шиферными крышами, худосочные перелески, выжженные летним солнцем.

Незаметно, без какого-либо стыка или перехода, унылый северный пейзаж превратился в одноэтажную Америку с ее бесконечными рядами таунхаусов, построенных, как детский конструктор, из фанеры, декоративного кирпича и сухой штукатурки. Конечно, климат позволяет, но все-таки не совсем понятно, зачем возводить дома из дерьма и пара, словно это декорация, которую через неделю-другую съемок превратят в кучу мусора.

35. УЛИЦЫ ВАШИНГТОНА. ВЕЧЕР

САВЕЛИЙ едет в автомобиле на месте пассажира, глядит в окно.

За рулем – русско-американский физик АНДРЕЙ ЛИНДЕ.

ЛИНДЕ. Представьте себе лампочку. Пусть она мигает с какой-то определенной частотой. Скажем, раз в секунду. И еще у нас два прибора, которые с той же частотой включаются и выключаются. Тогда может оказаться, что один прибор ничего не видит – для него лампочка никогда не горит. А для другого лампочка будет все время светиться. Значит, то, что нам кажется непрерывным, на самом деле вибрирует и колеблется. Бытие мерцает, понимаете?

САВЕЛИЙ. Понимаю.

ЛИНДЕ. Такова природа, изначальная природа вакуума. Вакуум – это не пустота, он исключительно богат, он действительно содержит в себе все. Мир – это и есть вакуум. То, что мы видим: все частицы элементарные, все объекты, мы с вами здесь – это суть некие всплески, рябь, как говорится, на поверхности этого океана, который называется вакуумом. Из вакуума может потенциально рождаться что угодно. А может и не рождаться.

САВЕЛИЙ. Как в фильме «Солярис» Тарковского?

ЛИНДЕ. Вот-вот. Представьте себе поверхность океана. Вы плаваете сверху и видите только гребешки волн, каких-нибудь дельфинчиков и думаете, что это и есть реальность, а на самом деле там глубина двенадцать километров. Там-то и происходят настоящие процессы… Черт!

ЛИНДЕ резко притормозил, выглянул в открытое окно.

САВЕЛИЙ. Что случилось?

ЛИНДЕ. Да пробка! Опять какую-то шишку в аэропорт повезли. Задолбали уже! (Смотрит на часы.) Можем опоздать.

Автомобиль ЛИНДЕ, пересекая две сплошные линии, сворачивает в переулок, едет под кирпич – и тут же звучит полицейская сирена. ЛИНДЕ, чертыхаясь и матерясь по-английски, жмет на газ, пытается уйти от преследования.

САВЕЛИЙ в ужасе втягивает голову в плечи, вжимается в кресло.

Но через минуту погоня становится бессмысленной, ЛИНДЕ тормозит у тротуара.

Подходит ПОЛИЦЕЙСКИЙ, ЛИНДЕ лезет в кошелек, кладет в права стодолларовую купюру, потом еще две, отдает ПОЛИЦЕЙСКОМУ в окно.

САВЕЛИЙ смотрит на все это действо с изумлением.

36. ВАШИНГТОН. ОПЕРНЫЙ ТЕАТР. ВЕЧЕР

Элегантные дамы в вечерних платьях, лощеные мужчины в костюмах и смокингах рассаживаются по местам, общаются, изучают программки.

Среди зрителей – САВЕЛИЙ и АНДРЕЙ ЛИНДЕ, оба одеты соответствующе.

ЛИНДЕ. Нельзя смотреть на то, как устроена система – любая система, – нельзя наблюдать систему, не внеся в нее изменения, иногда серьезного. Роль наблюдателя сильно отличается от роли зрителя в театре. Вот мы сидим и смотрим на сцену, закрытую занавесом. Так? И есть только один способ узнать, что происходит за этим занавесом, – встать, зайти туда и принять участие в пьесе. Причем делать придется что-то радикальное. Типа устранения кого-нибудь из действующих лиц или женитьбы двух других. При этом вам пришлось бы выйти в зал и рассказать всем остальным, что там у вас происходит. А если потом послать туда меня, то я увижу то, на что уже начал влиять я сам. И главным образом – на что повлиял предыдущий наблюдатель. То есть вы. Вот так на самом деле устроена природа.

САВЕЛИЙ. А мы думаем, что просто смотрим спектакль.

ЛИНДЕ. А мы думаем, что просто смотрим.

В оркестровой яме появляется ДИРИЖЕР – аплодисменты, свет в зрительном зале гаснет. После короткой увертюры с тихим шелестом открывается занавес.

37. СЦЕНА. ДЕКОРАЦИЯ ПРЕТОРИИ. ДЕНЬ

В претории очень легко обустроить театр – там внутренний двор с галереей, где каждую реплику слышно за тридцать шагов. Солдаты рядами сидят – и внизу, и вверху, свесив ноги в тяжелых ботинках. Кто курит, кто лузгает семечки, кто обжимает молодку… Служанки в претории любят голодных солдат… Все сплошь молодые, прыщавые, потные, бритоголовые, как бараны весной после стрижки; одни в гимнастерках, другие по пояс раздеты. Но всем страшно весело, и неподдельный азарт в этих лицах – а представление вот оно, в полном разгаре… Царь Иудейский стоит в середине двора, облаченный, как в мантию, в плащ вон того офицера, что оделся как женщина, губы накрасил помадой и глядит недвусмысленно в сторону первых рядов. (Роль важнейшая: что же за царь без царицы?) Пред Монархом три парня стоят на коленях, полуголые, в краске – белила, лазурь и краплак оказались у местных художников. (Каждый солдатик играл свою роль с удовольствием – видно, поймали кураж.) Первый – ногу целует Иисуса, второй разрывает одежды – на себе, будто истину хочет извлечь из межреберной впадины, третий простер к Нему руки – умоляет помиловать всех нечестивых убийц, всех предателей, всех казнокрадов позорных… В это время, никем не замечен, аж с самой галерки, Пилат наблюдает в полглаза. Посмотрел, покачал головой, удалился в прохладу покоев. «Почему так противно и глупо беснуется чернь?»… Иисус неподвижно стоял. От венца к багрянице бежали кровавые струи, повторяя окрас карнавала на лицах шутов. Кто сказал про сочувствие? Это веселый спектакль, а отнюдь не трагедия. Смех до икоты, до слез, до большой пустоты… Иисус неподвижен, молчит. Вместо скипетра – палка, на ней неощипанный голубь подвешен за лапки, а в левой руке – как держава – разбитый горшок.

38. ВАШИНГТОН. ОПЕРНЫЙ ТЕАТР. ВЕЧЕР

ЛИНДЕ осторожно трогает САВЕЛИЯ за плечо – САВЕЛИЙ открывает глаза, непонимающе смотрит по сторонам. Спектакль уже закончился, занавес закрыт, публика покидает зал.

САВЕЛИЙ. Простите, я всегда засыпаю в опере. Не знаю почему.

ЛИНДЕ. Музыка тормозит ваше левое полушарие. Оно, видимо, активно доминирует, пока вы бодрствуете.

Они идут к центральному проходу. САВЕЛИЙ оглядывается на тяжелый, вишневого цвета занавес – он сейчас закрыт, слабо освещен двумя фонарями. И вдруг САВЕЛИЙ испытывает непреодолимое желание заглянуть туда, за занавес. Он, как под гипнозом, идет к сцене, поднимается по ступенькам, расположенным сбоку. ЛИНДЕ протирает очки, смотрит на САВЕЛИЯ без какой-либо иронии или сарказма.

САВЕЛИЙ уже готов заглянуть за занавес, он медлит, оборачивается на своего спутника – зрительный зал пуст, ЛИНДЕ по-прежнему стоит в центральном проходе, поднимает руку в прощальном приветствии.

САВЕЛИЙ делает шаг за бархатный занавес – там выжженное солнцем жнивье, вдалеке – мрачноватый еловый лес, каким его обычно рисуют иллюстраторы русских народных сказок.

39. ПОЛЕ. ОПУШКА ЛЕСА. ВЕЧЕР

САВЕЛИЙ видит вдалеке велосипедиста, который едет по тропинке, рассекающей поле, прибавляет шаг.

Пожилой человек на велосипеде – короткая седая борода, панама, темные очки – это ДИРИЖЕР.

Поравнявшись с САВЕЛИЕМ, ДИРИЖЕР перестает крутить педали, слезает с велосипеда. Теперь САВЕЛИЙ может прочесть знакомую надпись на его футболке:

«Shit happens» – для САВЕЛИЯ это сигнал. ДИРИЖЕР не улыбается, лицо его непроницаемо. Мог бы хотя бы кивнуть, поощрить к разговору – но нет, ничего, стекла очков отражают САВЕЛИЯ и облака.

САВЕЛИЙ. То, что со мной происходит… Это реально… остановить?

ДИРИЖЕР. Понятия не имею. В каком-то смысле это зависит от вас.

САВЕЛИЙ. От меня? Но я (запершило в горле). Я уже душу свою заложил.

ДИРИЖЕР. А вот это вы зря. У вас батюшка знакомый есть?

САВЕЛИЙ. Священник? Нет.

ДИРИЖЕР (достает блокнотик, пишет номер, вырывает листок). Вот вам телефон. Отец Александр. Вернетесь домой, сразу ему позвоните.

ДИРИЖЕР по-молодецки оседлал свой антикварный велосипед и покатил по пылящей тропинке дальше.

САВЕЛИЙ проследил взглядом его движение и вдруг увидел метрах в двадцати от себя грубо сколоченный деревянный помост с коротким столбом в середине.

У столба, прислонившись к нему, сидел ИИСУС – обнаженный, все тело в кровавых подтеках (следы от бича).

Два солдатика неподалеку курят, о чем-то болтают.

Рядом с помостом – в том же костюме и галстуке, что при давешней встрече, стоит ШЕФ небезызвестной компании, ест эскимо, сделал САВЕЛИЮ ручкой – мол, давайте сюда, старина.

САВЕЛИЙ идет через поле на ватных ногах.

ШЕФ (добродушно). Добрый день. Как ваше… э-э… ничего? Вы еще помните, какое сегодня число?

САВЕЛИЙ. Да, конечно, я помню. Еще бы. Скоро я к вам загляну. Как там Ирина Петровна?

ШЕФ. Скоро – это сегодня. Самое позднее (посмотрел на часы) в 7.30 p.m.

САВЕЛИЙ (растерян). Да, конечно, я понимаю, я постараюсь успеть.

ШЕФ. Уж вы постарайтесь. Потому что иначе будут проблемы. Разве я вам не сказал? (САВЕЛИЙ похолодел.) В принципе, люди бессмертны, вы это знаете: здесь суетятся, потом умирают, опять воплощаются или тусят на том свете. Это бывает по-разному, это зависит. Но если душа, как путана, пошла по рукам, то есть стала товаром, предметом купли-продажи, тут уж, как говорится…

ШЕФ развел руки в красноречивом жесте. САВЕЛИЙ заплакал от обиды – ему снова было пять лет, и мир был враждебным и бессмысленным.