355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Владимир Лорченков » Все там будем » Текст книги (страница 2)
Все там будем
  • Текст добавлен: 3 октября 2016, 19:26

Текст книги "Все там будем"


Автор книги: Владимир Лорченков



сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц)

– Да!!!

– Игроками без дураков! В керлинг – без дураков!

– Да-да-да!!!

– А что для этого нужно?!

– Знание правил, и терминов! Умение играть, и самоотдача!

– Все верно! – кричал Никита. – Молдаване! Добрые люди! Оставьте свои никому не нужные поля, потому что ваша земля ничего не рожает. Бросьте ваши плуги, и тяпки. Лопаты и сапы. Оставьте всяк свой убогий двор, и записывайтесь в мою команду по керлингу, ибо это единственный ваш шанс попасть в нашу страну обетованную, в Италию!!!

– Да!!! – вопили обезумевшие от восторга последователи Никиты.

– И именно по этому я на последние сто евро выписал из Ясс тридцать самоучителей игры в керлинг! – кричал Никита. – Правда, все остальное нам придется делать своими руками. Все, все! Форму, камни, клюшки! Это будет нелегко. Готовы ли вы?

– Да!!!

– Еще бы! Готов и я, потому что за испытаниями будет… Что?!

– Италия!

– Я не слышу?!

– И-та-ли-я!

– Я хочу услышать от вас не это! – пришел в экстаз сам Ткач. – Я хочу знать, что есть свипер?!

– Не что, – привычно поправили вождя последователи секты керлинга села Ларга, – а кто! Это есть игрок, натирающий лед перед скользящим камнем. Таких игроков в команде два!

– Да! – вопил Никита. – Дро?!

– Постановочный бросок, целью которого, – нараспев отвечали люди, – является установка камня в доме без контакта с камнями соперника!

– Тейк-аут? – наклонял голову Ткач.

– Выбивающий бросок, – без запинки отвечал хор. – Преследует цель выбить камень противника из дома. При этом свой камень, в зависимости от избранной тактики, либо остается в доме, либо тоже уходит в аут.

– Гард? Кто такой гард? – снова хитрил Никита.

– Не кто, а что! Камень-защитник, ставящийся перед домом и мешающий сопернику в выполнении его задач!!!

Жаворонки, накормив вылупившихся птенцов редкими и сонными червями из остывшей земли, тщательно почистили перышки во рту Серафима, и защебетали. Тот, словно очнувшись, бережно вынул изо рта подросших птиц. Сделал так и Тудор. Отпустив жаворонков, мужчины молча поглядели, как птицы кувыркаются под осенним солнцем. Жаворонки купались в ледяном его свете, будто призраки русалок, играющие в тонущей под паром воде реки Прут.

– Наша цель? – спрашивал Никита Ткач. – Какова она, братья?

– Италия!!! – дружно отвечали сельчане.

– Да, но сначала наша цель, которая и приведет нас в Италию, – объяснял Никита, – это овладение игрой керлинг. Наша цель – попасть пущенной по льду битой в виде диска с рукояткой, в вычерченную на нем мишень! Итак, какова наша цель?

– Попасть пущенной по льду битой в виде диска с рукояткой, в вычерченную на нем мишень!

– Аминь! – проревел Никита.

Наконец, кувыркнувшись напоследок, птицы пропали, и Тудор поднял свой велосипед, колеса которого уже не крутились. Серафим молча помог ему, и мужчины ушли в поле, собирать остатки сухих стеблей кукурузы, чтобы растопить ими печи во мраке наступающих зимних вечеров.

А жаворонки полетели искать других ротозеев.

ххх

Возвращались дед Тудор и Серафим вечером уставшие и злые. Дорога, бежавшая перед ними, желтела серо-желтыми листьями иссохшей кукурузы. Конечно, никаких листьев на дороге не было, но мерещились они сельчанам постоянно. Как и весной им отовсюду подмигивали зеленые ростки помидорной рассады. Как и летом синели да зеленели повсюду виноградные гроздья.

– Это не поле нам мерещится, – говорил дед Тудор, – это сама работа нас преследует повсюду.

Серафим пнул банку «Кока-колы», выброшенную из окна промчавшего мимо автомобиля, и сказал:

– А ты говоришь, оставаться. Что мы здесь видим-то? Грязь, нищета, паскудство. И ведь быстро опустились. За какие-то двадцать лет, что Союз распался.

– При Союзе, – крутил педали, не раскрывая глаз, дед, – тоже плохо жили, ты просто молодой, и не помнишь ничего. А я помню. Грязь, нищета и паскудство были здесь всегда.

– Значит, – настаивал Серафим, – надо уезжать. Вот в Италии…

– Заладил, Италия, Италия, – рассердился Тудор. – ты лучше скажи, слышал что про Марию, которая повесилась?

– Да, – вздохнул Серафим, – когда хоронят?

– Для начала снять бы ее.

– А что, не сняли?

– Висит на акации, вот уже три недели, – сокрушенно поведал дед, – а муж снимать не хочет. Говорит, покачивания тела действуют на него успокаивающе.

– Тьфу, – сплюнул Серафим, – нелюдь.

– Все мы люди, – философски признал дед, – все человеки, и его пожалеть надо. Без трактора ведь человек остался.

– То трактор, железяка, – возмутился Серафим, – а то человек!

– Для него, – осадил молодого друга Тудор, – трактор не просто железяка. Он для него все! Как для тебя твоя Италия!

– Сравнил тоже! – совсем уж разозлился Серафим. – Италия, прекрасная страна, легкая работа. Деньги, чистота, музеи, картины, пицца, и какой-то промасленный трактор!

Дед помолчал, а потом выдавил:

– Эх, Серафим, Серафим, легкомысленный ты, и ветер у тебя в голове ночует, потому тебя Марчика и бросила. Женщине ведь что нужно в жизни? Ей якорь нужен. Чтоб как железный был, тяжелый, и не сомневался. А у тебя в голове ветер, ветер, да Италия твоя.

– Ну, хва… – попытался перебить собеседника Серафим, но дед твердо решил закончить.

– Для тракториста-то этого трактор это мечта его. Как для тебя – Италия. Вот о чем я. Я трактор да Италию как мечты сравниваю. А не как – трактор с Италией. Понял?

– Ну, да, – кивнул ничего не понимающий Серафим.

– То-то. А то сразу чушь несешь…

Велосипед подъехал к дому Вельчевых, и мужчины спешились. Серафим пошел за дом, поглядеть на Марию, а Тудор вежливо, но настойчиво, постучал в дверь. Василий, позевывая, вышел из дому, скептически оглядев гостя.

– За Машкой? – сразу спросил он.

– За ней, – подтвердил цель визита Тудор. – Я вот орехов привез…

Через час пламя, разведенное прямо посреди двора, тенью колыхалось на стене дома, сложенного из смеси глины, соломы и конского навоза. Мужчины сидели вокруг костра, выгребали, не спеша, палками орехи из золы, кроили их отвердевшими от работы в поле пальцами, и ели сладкую сердцевину. Сладкие орехи запивали кисловатым вином, давить которое, Мария была мастерица…

– Мастерица была Мария, вино давила самое лучшее под каленый орех, – сказал задумчиво Тудор, и отпил из стакана, после чего протянул его Василию. – Такое вино можно вместо витаминов в аптеках продавать!

– Да уж, – согласился Василий, и крикнул за дом, – слышь, жена, тебя сельчане хвалят!

Поржав немного, Серафим и Василий под неодобрительным взглядом Тудора хмыкнули, и снова пустили стакан по кругу. На четвертом литре в игру вступил Серафим.

– Пойми, – просительно глядя в лицо Василию, сказал он, – не поймут наше село, если в округе будут знать, что во дворе дома болтается покойница. Мы станем отщепенцами!

– Мы и есть отщепенцы! – отрезал Василий, нелогично добавив. – Да еще и без трактора!

– Купим мы тебе новый трактор, – попытался утешить односельчанина Серафим, – вот попадем в Италию, накопим денег и купим!

– Далась мне эта Италия! – рявкнул Вася. – Вот и жена все уши прожужжала. И что, чем все кончилось?! Обманули вас. А почему? А потому, что простых людей всегда и все дурачат! Мы, понимаешь, жертвы. Олухи царя небесного. А, наливай!

– Слово даю, – крестился Серафим, – сам тебе денег пришлю. Дай только похоронить Марию по-человечески. А то висит, в жуть всех бросает. Ну, зачем тебе это?

– Да не очень-то нужно, – признался Василий, – я уж думаю, что погорячился, когда сказал, что не прощу ее ни за что. Мне тут кум из Алексеевки неподалеку старенький автомобиль обещал отдать, без двигателя. Так я двигатель соберу, кой чего налажу, и трактор сделаю!

– Получается, – вздохнул дед Тудор, – погорячились вы.

– Погорячились, – подтвердил Василий, и крикнул в ночь. – Слышишь, Маша, погорячились мы с повешением-то!

– Ну, а раз так, дай нам ее похоронить, – осторожно попросил Тудор. – Мы скоренько. Разве ж тебе нужно, чтобы она под самым домом висела?

– А нет, – махнул Василий, – проку-то от нее и от мертвой никакого. Даже вороны, и те не пугаются, в огород лазят. Разве что… А, да чего тут рассказывать. Лучше сто раз видеть, чем пару слышать. Или как там? В общем, сейчас покажу!

Василий сорвался с места, и, покачиваясь, забежал в подвал. Серафим и Тудор на всякий случай прикрыли друг другу спину, и положили вилы поближе. Также Тудор накалил в огне один конец толстой дубины, чтоб, если что, сразу пьяного Василий ослепить. А тот выбежал, наконец, из подвала, с новым кувшином вина, и замусоленной тетрадкой. Поставил кувшин на землю, хлебнул, передал, – уже без стакана, – расслабившимся собутыльникам, и торжественно тетрадь раскрыл.

– Я тут по колебаниям ее тела, – поднял палец Василий, – розу ветров Ларги составил!

ххх

К февралю в Ларге решено было провести первый турнир по керлингу. Из-за отсутствия ледового катка, – зима выдалась чрезвычайно теплой, и иссохшие стебли кукурузы еще больше сохли по сараям, в тоске по жарким объятиям огня, – решено было сыграть на земле. А под камень, который игроки толкали, подсунули доску с колесиками, мастерил которую тракторист Василий. Игру назначили на полдень, и собравшихся не смутило даже, что мини-турнир, как адское наваждение адской Италии, заранее проклял сельский священник, отец Паисий.

– Итак, – объявил сельчанам, одевшимся в самое нарядное платье Никита Ткач. – Тяжело в ученье, легко в бою. Пуля дура, штык молодец. Хочешь в Италию, умей саночки кат… в смысле, диск перед собой толкать. Все готовы?

– Все! – закричали игроки.

И по свистку игра началась. Правда, камень, который керлингисты Ларги должны были заводить в игру, весил не то, чтобы положенные 20 килограммов. Скорее наоборот, он весил неположенные сто пятьдесят килограммов. Просто сельчане решили, что для максимальной эффективности тренировки необходимо проводить ее в тяжелейших условиях. Чтобы потом попасть на международный турнир наверняка.

Никита следил за игроками с трибуны, которую сколотил сам, с изрядным волнением. Ежеминутно Ткач полоскал горло водой из пыльного графина, который нашел в Доме быта несколько лет назад. Графин был треснутый, но паутинка трещины на его толстой стенке лишь красило сосуд, как седина – виски почтенного старца. Графин и стакан, соединившись, дребезжали. Дребезжало и сердце Никиты, когда он увидел, как первый игрок в керлинг Села Ларга ведет первый диск керлинга села Ларга на поле во время первого турнира по керлингу в селе Ларга…

– Диск завожу! – выкрикнул нападающий, и с разбегу стал толкать перед собой камень. – Расступись!

Игроки команды стали тщательно натирать землю перед камнем настоящими швабрами, которые имитировали клюшки для керлинга. Теоретически, они разглаживали лед, по которому воображаемый диск должен был покатиться еще быстрее. Нападающий приналяг, но камень быстрее не катился. Ведь швабры лишь бороздили землю.

– Швабры бороздят землю! – крикнул Никите один из игроков, порядком поднадоевший Никите тем, что очень часто задавал наводящие вопросы. – А ведь клюшки лед разглаживают, а не бороздят.

– А ты разглаживай землю шваброй! – предложил Ткач.

– Как же я могу ей землю разглаживать, – удивленно сказал надоедливый игрок, глядя на швабру, утыканную гвоздями, – если…

Никита набрал воздуха в легкие, чтобы осмеять неуча, и объяснить, что швабры утыкали гвоздями специально, чтобы тренировка была еще тяжелее. Но не успел, потому что объяснять через минуту уже было нечего и некому…

– Разгладить землю, если швабра в гвоздях, – удивился игрок. – Это же невозмо…

После чего умер, придавленный камнем, который опрокинулся с доски. В наступившей тишине Никита хлебнул из стакана воздуха, – потому что стакан был пуст, а наполнить его Ткач забыл, – и нетвердо спустился к камню. Из-под того текла бурая, смешавшаяся с землей кровь.

– Наверное, сразу отмучился? – предположил кто-то.

– Надо проверить, – хриплым шепотом отозвались из задних рядов. – Вдруг сможем спасти? Хотя…

– Камень не снимать, – решил Никита, – здесь пусть и лежит. Как лежат в море затонувшие подводные лодки…

Игроки сняли шапки, и помолчали. Из-под камня еще несколько часов раздавались хрипы, но люди уже возвращались по домам. Да и не стал бы никто спасать беднягу. Ведь он уже стал легендой… Чуть позже импровизированную могилу уже второй жертвы мечты об Италии села Ларги обнесли невысоким заборчиком. Верхушку камня, как чело Спасителя, увенчали шваброй с гвоздями. Отец Паисий, как священник Молдавской Митрополии отпевать покойного отказался.

Но как священник Митрополии Бессарабской, которая прямо ни в чем не признает Митрополии Молдавской, отпел.

ххх

В старые времена, когда сельчане еще не мечтали об Италии, но были, по крайней мере сыты, Ларга славилась на всю Молдавию двумя достопримечательностями.

Первая – троллейбусный парк.

Первый троллейбус появился в селе Ларга в 1970 году, за десять лет до появления здесь же колеса обозрения. Троллейбус здесь пустили из-за того, что район стал чемпионом республики по сдаче эфиромасличных культур. И ему начислили премию в размере пятнадцати миллионов рублей!

– Пятнадцать миллионов рублей, – сказал председатель колхоза, потрясая поздравительной телеграммой в руке, – и почти миллион выделяют на Ларгу.

После этого известия многие сельчане разбрелись в задумчивости. На что тратить деньги, предстояло решить всем миром. Это упрощало задачу. С другой, неимоверно ее усложняло.

– Если на эти деньги купят новые трактора, – рассуждали в одном дворе, – значит, счастья привалило трактористу Василию, а как же общество?!

– Купить на них кормов да семян, – рассуждали в саду, – значит, снова все государству отдать. А сколько можно на него вкалывать?!

– Коровник построить не дадим! – решали у клуба. – Дочка председательская – главная доярка, с чего ей подарки такие делать?

– Дороги уложить? – сомневались еще где-то. – Ну, а нам-то с них что?

Поэтому никто сразу не возразил, когда на собрании сельский дурак, и, по совместительству кандидат в доктора сельскохозяйственных наук, агроном Дыгало, предложил:

– А давайте пустим в селе троллейбус!

Предложение это только на первый взгляд было смешным. А по зрелому рассуждению оказалось весьма привлекательным. Ведь запуск троллейбуса не давал поводов к зависти. Не лил воду ни на чью мельницу. Не делал ничью жизнь лучше. А значит, устраивал всех.

– Всем обществом решаем, – постановили в Ларге, – закупить троллейбус, протянуть линию, и ввести в расходы колхоза выплату зарплаты водителю троллейбуса.

Спустя месяц по трехкилометровой Ларге колесил троллейбус с совершенно ошалевшим кишиневским водителем, которого за плохое поведение на партсобраниях сослали в провинцию. Остановок на линии было три. В конце линии был выстроен импровизированный троллейбусный парк в виде огромного сарая, будки для диспетчера, бухгалтера, скамейку для контролера и кондуктора. Ездил автобус с рогами, – как окрестили в Ларге троллейбус, – строго по расписанию. Раз в полчаса. Двусмысленность ситуации не смущала никого…

– Прекрасно, что в селах республики, – постановили в Кишиневе, – население тянется к прогрессу во всех областях.

К счастью, денег на проведение ветки метров в Ларге союзное правительство, – инвестиции для республиканского были слишком большими, – не нашлось.

Постепенно сельчане к троллейбусу привыкли. В 1976 году в селе даже появился первый троллейбусный карманник! Асоциальный элемент Петря Иванцок специализировался на кражах ценных вещей в час пик. О том, что единственный карманник села – Петря, знали все. Поэтому его ежедневно избивали, вытащив из троллейбуса, в час пик, все пассажиры. На этой почве Петря совершенно сломался, стал инвалидом и физическим и духовным, и в 1980 году написал письмо в ЦК КПСС с просьбой признать его ветераном труда. Почетным, и с правом на повышенную пенсию.

Удивительно, но просьбу его удовлетворили, и Петря получал повышенную пенсию почти два года, прежде чем в отделе писем ЦК разобрались, что произошло. А когда разобрались, то, чтобы не привлекать внимания к своей ошибке, велели начислять Петре пенсию еще больше!

Постепенно Иванцок, – единственный житель села Ларга, на судьбу которого троллейбус повлиял плодотворно, – впал в старческий маразм, начал рассказывать подросткам о своем героическом прошлом, и сам в него поверил. В общем, занял место сельского идиота, и по совместительству кандидата в доктора

сельскохозяйственных наук, агронома Дыгало. Тот умер пятью годами раньше, так и не пережив персональной пенсии Иванцока. А тот постепенно занял место Дыгало в жизни села.

В 1982 году район, совершенно неожиданно для себя, стал чемпионом республики по сбору урожая табака. За это правительство республики выделило ему 20 миллионов рублей. Поседевший от повторного удара председатель, опять вышел к людям.

– Двадцать миллионов рублей, – сказал председатель, в руке которого, словно одинокий и палый лист на дрожащей осенней зяби Днестра, мелко колыхалась телеграмма, – и почти два миллиона выделяют на Ларгу…

Было бы все это в нынешнее время, сельчане сразу бы постановили – деньги тратить на переезд в Италию, всем обществом. Но тогда еще жилось еще плохо, но не то, чтобы уже кошмарно. Поэтому люди разбрелись по домам совсем уж удрученные. Предстояло решить задачу похлеще, чем раньше. Ведь троллейбус у них уже был! На что же тратить деньги? Да так, чтобы никому обидно не было…

Поэтому никто сразу не возразил, когда на собрании сельский дурак, и, по совместительству, бывший карманный вор Ларги, и персональный пенсионер правительства СССР, Петря Иванцок, предложил:

– А давайте построим в селе парк аттракционов с огромным колесом обозрения?!

Так Ларга обзавелась второй достопримечательностью.

Со временем, конечно, парки, – и троллейбусный, и аттракционов, – пришли в упадок. Люльки колеса обозрения растащили по дворам, сделав из них беседки. Коня с детской карусели предприимчивый дед Тудор приспособил флюгером на крыше дома. Правда, конь был тяжелый, и не крутился от ветра. Цепи с аттракциона «Ромашка» расхватали по хозяйству механизаторы всех окрестных сел. В куполе «Бешеного мотоциклиста» по ночам, – передавали друг другу на ухо девки, хихикая и краснея, – такое вытворялось…

А после того, как советская власть в Молдавии пала, в село назначили священника, отца Паисия. Тот предал анафеме аттракционы, как дьявольское скоморошество, и строго настрого запретил всем православным христианам переступать даже ограду бывшего развлекательного парка. И торжественно сжег остатки колеса обозрения. Поскольку люльки сняли заранее, о колесе никто не жалел…

– А троллейбусный парк, – решил Паисий, тогда еще вполне счастливый со своей Елизаветой, белевшей телом в разрезе ночных рубах, – мы, пожалуй, оставим. Приспособим троллейбус для нужд Всевышнего.

По замыслу Паисия, на троллейбусе можно было возить по селе чудотворные иконы, и просить у Бога то дождя, то солнца, в зависимости от очередных природных катаклизмов, мешающих крестьянину собрать небывалый урожай. Многие роптали, и говорили, что при советской власти молебнов не было, а урожай был.

– Это потому, – объяснил молодой, и честолюбивый священник, – что при советах мы продали душу дьяволу, и за это он ниспосылал свои дьявольские урожаи!

Аргумент был безупречен и выверен, поэтому спорщиков не нашлось. Троллейбус выдержал три крестных хода, после чего выяснилось, что помимо урожаев, дьявол ниспосылал проклятой советской власти еще и электричества вдоволь. А без него, как выяснилось, троллейбус не ехал.

– Тогда будем его толкать, – с энтузиазмом, потому что его место в любом случае было в салоне, объявил Паисий. – Господь поможет!

Но эта затея спросом не пользовалась, и крестные ходы стали в Ларге традиционными. Паисия, с детства ненавидевшего прогулки, это расстраивало. Правда, сейчас он бы согласился на сто, двести, тысячу крестных ходов в год! Лишь бы его супруга вернулась к нему, сам он попал в Италию садовником, – имевший отдаленное о работе в саду представление Паисий думал, что это приятная и непыльная работенка, – а супруга и детки при нем. Где? Конечно, в Италии. Ведь там, по слухам, был рай. Оставалось выяснить, как туда попасть отцу Паисию, и как наскрести необходимые для этого четыре тысячи евро. Ведь за единственную ценную вещь в церкви, чудотворную икону Николая Страстотерпца, священнику давали всего пятьсот евро. А сам храм в залог кишиневские ломбарды не принимали. Не то, чтобы в ломбардах смущались статусом здания… Это-то как раз никого не останавливало. Паисий доподлинно знал, что под залог церкви вполне можно получить кредит на отдых, жилье и образование. Некоторые банки даже разработали рекламную компанию для священнослужителей Молдавии с предложением такого кредита.

Просто, мучительно остро вспомнил свое унижение отец Паисий, в ломбардах приводили один аргумент, который сейчас батюшка в черное от безысходности и ночи окно и прошептал:

– А церквушка-то – неликвид…

ххх

На крыше дома, под большим колесом, где невозмутимо глядели друг на друга чета аистов, сидели двое мужчин. Печник и хозяин дома.

– Положи руку на трубу! – попросил печник.

– Горячо же, обожгусь, – нехотя сказал хозяин дома. – Горячий…

– Клади! – крикнул Еремей.

Хозяин осторожно приблизил руку к трубе. Потом, осмелев, положил ее. Затем, удивленно засмеявшись, сунул руку в трубу по самый локоть.

– Холодный! – изумленно выкрикнул он. – Дым холодный совсем!

– Ледяной, – улыбнулся Еремей, – настоящий, холодный дым. Вот он. Бери его рукам, трогай. Раз потрогать можно, значит, настоящий

Для печника Еремея из села Алексеевка мир делился на две части. То, что есть, и то, что выдумали люди. В числе первого было село Алексеевка, он сам, которого Еремей мог потрогать руками, его инструмент, печка, жена Лида, дочь Евгения, трава в поле, земля в поле, колодец, в котором по вечерам тонуло солнце, а по утрам вновь из него выбиралось обсушиться, да проветриться в небе. В категорию выдуманного Еремей, не мудрствуя особо, относил паранормальные, на его взгляд, явления. Такие, как привидения, честный районный агроном, победа олимпийской сборной Молдавии в Китае в 2008 году, и… Италия.

– Нет ее, никакой этой Италии! – категорично заявлял он в доме очередного клиента, шлепнув мастерком глину резко, как последний аргумент. – Все это выдумки банды международных аферистов!

– Как же так? – удивлялись самые грамотные. – Ведь Италия существует на карте мира.

– Я вам на карте, – хмыкал Еремей, – что хочешь нарисую. Нет, конечно, страна такая, может, и есть. Но наши работники там явно не нужны. Все это грандиозное надувательство!

Изумленной публике, – а послушать Еремея в селе собирались часто, потому что он был человек уважаемый, – печник объяснял. Хоть и говорят все об этой Италии, и что, мол, в нее уже 200 тысяч молдаван уехали, но разве кто-то из здесь собравшихся ее, эту Италию, видел?

– Мне, – робко встревал кто-то из слушателей, – сосед говорил, что у его родни из Маркулешт в Италию сын уехал. Каждый месяц по двести евро шлет!

Но Еремей предавал неосторожного спорщика осмеянию, предполагая, что мальчика из Маркулешт давно уже распродали на органы. Слушатели изумленно ахали, а Еремей, любивший поговорить во время работы, споро слагал печку. Как древнерусский сказитель – песню.

– Понятное дело, они, аферисты эти, на продаже мертвого тела кучу денег заработали, – поднимал он мастерок, – а кого-то из них совесть мучает. Вот они крохи родителям-то и присылают.

– Какие же крохи, если двести евро в месяц?! – пытался подловить кто-то Еремея на явном несоответствии.

– Для нас это сумма, – усмехался Еремей, – а для них крохи!

Люди грустно замолкали, представив, сколько же денег должно быть у тебя, чтобы двести евро были крохами, а Еремей откладывал инструмент и шел пообедать. Ел он всегда дома, а вернувшись, продолжал разговор, словно и не было почти часового перерыва.

– Конечно, – несколько смягчался он после еды, как и всякий мужчина, – я не думаю, что 200 тысяч молдаван продали на органы в этой Италии. Наверняка кто-то и выжил. Но их, я полагаю, держат в заточении. И силой заставляют работать! Зарабатывают на них миллионы… Нет, миллиарды! А какие-то крохи шлют их родственникам.

– А зачем? – удивлялся хозяин дома, где Еремей работал, – ведь они все равно в рабстве.

– А чтоб лишних вопросов никто не задавал! – отвечал уже подумавший об этом печник, любуясь произведенным на людей эффектом.

Эффект и вправду был. Еремей был не только неожиданным, остроумным и оригинальным оратором, – воскресший Цицерон Алексеевки, так назвал его перед смертью сельский учитель, – но и блестящим печником. О его печах слагали легенды. Все знали, что дым из трубы над печью, сто сложил Еремей, выходит совершенно холодным. А это значило, что все свое тепло он отдал дому. Соперники не раз пытались подглядеть, как именно выстраивает этот печник сложные ходы дымохода, но всякий раз запутывались, и горько плакали, бессильно скрежеща зубами. Еще бы! Одна печь стоила почти двести леев[2]2
   двадцать евро – прим. авт.


[Закрыть]
. И это давало основания считать Еремея весьма зажиточным человеком. Настолько, что к нему даже вламывались в дом несколько раз воры. Но, ничего не найдя, уходили с пустыми руками.

– Где ты прячешь деньги, – спросила печника жена после очередного неудавшегося ограбления, – что они их никак найти не могут?

– Гляди сюда, – таинственно поманил Лиду Еремей, и показал пальцем. – Только никому не слова!

Оказалось, что все ценности Еремей хранил в печке, прямо под огнем. Но сложил он печь так умно, что место, где полыхало пламя, всегда было холодным. Подивившись уму мужа, Лида еще раз благословила Бога за то, что тот ее с правильным мужчиной свел, и отправилась в поле работать. А Еремей пересчитал деньги, и сложил их под огонь, не обжегшись. Это было второй его тайной, которую он даже жене не открыл: огонь с ним ничего поделать не мог, а только гладил кожу, как добрый хозяин – кошку. Потом распрямился, вспомнил об Италии, о которой только все и говорили, да фыркнул. И услышал шаги.

– Папа, – сказала подошедшая сзади дочь Женя, – одолжи четыре тысячи евро. Я в Италию на работу уехать хочу.

ххх

После новостей об озеленения города Бельцы, отстреле бездомных собак в Сороках, и пресс-конференции премьер-министра в местной газете, настала очередь непременной теперь Италии.

– По данным института Института сотрудничества и развития Италия-Молдова, – гнусаво забубнил диктор молдавского телевидения, – число молдавских граждан, незаконно работающих в Италии, может достигать 200 тысяч человек! Председатель Института Дойна Бабенко отметила во вторник на пресс-конференции, что Институт предпринимает меры по поддержке молдаван незаконно находящихся в Италии, но по…

Раздосадованный Еремей выключил телевизор, и прошелся по комнате, сунув руки в карманы. Развенчивать миф об Италии ему стало теперь не совсем прилично. Ведь там, в городе Болонья, работала сейчас его дочь. Удивительно, но Женя добралась до Италии, позвонила оттуда, сказала, что место рабочее для нее нашлось, и стала потихоньку возвращать долги родителям. Выходит, Италия существует? А думать, что ничего такого нет, а деньги ему шлет международная мафия торговцев человеческими органами, распилившая его дочь на части, Еремей как-то не хотел. Тем более, что Женя регулярно звонила, отчитывалась, что ест, как живет, не курила, и была весела. Еремей был счастлив, потому что дочь любил, но с поры ее отъезда как-то ссохся и помрачнел. И не из-за разлуки с дочкой…

– Эй, Еремей, – так как это нет никакой Италии, – если там сейчас твоя дочка Женя. Или нет никакой дочки Жени у тебя? А?!

И провожали печника дружным гоготом. Тот от расстройства не только похудел, но даже перестал спать, и работал как-то нервно и неровно. Брака Еремей не допускал, но многие заметили, что дым из его печей стал выходить чуть тепловатым. А, значит, печка не все тепло себе и дому, и людям оставляла. Злопыхатели даже провели эксперимент. Съездили в райцентр, и украли из тамошнего медпункта градусник. И сунули прибор в трубу дома, где печь Еремей после отъезда дочери выложил. Через сутки градусник вынули.

– Плюс два выше нуля, – торжественно объявил другой печник села, Анатол Ткачук, – по системе Цельсия!

Правда, клиентов у него после этого все равно больше не стало, потому что дым от печей Анатола выходил температурой плюс двадцать по системе Цельсия. Но все в селе поняли, что Еремей стареет, и, того глядишь, утратит былое мастерство.

– Послушай, Еремей, – сочувственно сказал как-то приятель печника, фермер Постолика, – почему бы тебе не признать, что ты был несколько не прав, когда утверждал, что нет никакой Италии. Люди, они ведь не звери. Они все поймут, и простят. И, может, перестанут над тобой насмехаться.

– Дело-то не в людях, – признался Еремей, – а во мне самом. Понимаешь, все обрушилось будто. Получается, я много лет рассказывал людям сказки?..

И уж тем более укрепились люди в этом мнении, когда по селу пошел слух, что погостить к родителям, – из Италии! – приезжает Женя. Случай был уникальный, ведь до сих пор самое большее, что было в контактах между молдаванами в Италии и их родственниками – телефонные переговоры, да денежные переводы! К встрече дочери Еремей приготовился основательно, и даже сложил в ее честь маленький переносной камин. Правда, дым из него шел чуть-чуть, но тепловатый…

ххх

…жена печника Лида вышла из дома на цыпочках, и пошла топиться. Но Еремей знал, что река их у села глубиной от силы полметра, и что прекрасно плавающая жена ну никак не утонет. А жаль. И самому бы утонуть, подумал печник в отчаянной тоске, да сил не хватит. Тосковать было от чего. Встретив вечером, дочь на железнодорожной станции, – приехала, как принцесса, наряженная да с большими деньгами, – родители нарадоваться на приезд Жени не могли. До тех пор, пока она им не рассказала, чем там занимается. А на все вопли материнские, да молчаливый злой взгляд отца, сама зло кричала:

– Ну и что?! Да там все наши, кто помоложе, этим занимаются! А даже если и не открыто собой торгуешь, то все равно с хозяином будешь спать, если захочет! А куда деваться. Домой?! Куда?! Это – дом?! Эх, дома вы настоящего не видели! Это-то не дом, это грязь, дыра, да вечное унижение, Молдавия наша! В Кишинев еще куда ни шло, так ведь на квартиру там денег надо скопить, а где их здесь соберешь?!

Была она вся в отца, и слова бросала резко, как плитку на печь, как делал Еремей, чтоб она, плитка, легла ровно да прочно. И с каждым словом дочери спина его становилась прямее, хоть и понимал, что позора не миновать…

– А что мне здесь делать? – продолжала Женя. – Ненавижу грязь эту, ненавижу все здесь, тоскливо и постыло мне все тут!


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю