Текст книги "В поисках черного золота"

Автор книги: Владимир Аверин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 8 страниц)

Глава 7 ОТРАВЛЕНИЕ

Пузыря разбудил противный резкий звонок. Не открывая глаз, Витя хлопнул ладонью по будильнику и повернулся на другой бок. Звонок смолк, но через секунду снова зазвенел – длинный и требовательный. Пузырь с трудом разлепил веки и сонным взглядом посмотрел на часы. Было без пяти семь. Теперь он понял, что звонят в дверь.

«Кто бы это мог быть? У отца есть ключ, мама еще несколько дней будет в командировке», – подумал Пузырь, сел на кровати и всунул ноги в тапочки. Он вышел в коридор, широко зевнул, глянул в дверной глазок и увидел Растатуру,

который смотрел в глазок с другой стороны двери и приветливо улыбался.

– Открой, Витя, – негромко сказал Антон Антонович, увидев, что маленькая линза глазка потемнела. – У меня хорошие новости. Я принес письмо от твоего отца, – он достал из кармана конверт и помахал им в воздухе.

Пузырь отворил дверь, пропустил Растатуру в прихожую и забыв поздороваться, быстро взял письмо из его рук.

– Может, пригласишь гостя в дом? Или будем на пороге стоять? – спросил Антон Антонович, наблюдая за Пузырем, который торопливо оторвал край конверта, вынул сложенный вдвое лист бумаги, развернул его и стал читать. – Чаем угостишь?

– Чаем?.. Ясный пень, угощу… Хоть залейся… – не отрываясь от письма произнес Пузырь, но потом спохватился и, посмотрев на Растатуру, вежливо произнес: – То есть я хотел сказать: проходите, пожалуйста, Антон Антонович. Не хотите ли чаю?

Они прошли в кухню, Пузырь поставил чайник на плиту, вытащил из-под раковины переполненное мусорное ведро, смахнул в него остатки вчерашнего ужина таким стремительным жестом, что три пыльных помидора слетели со стола и закатились под холодильник. Затем он подвинул к гостю хромую табуретку, сам уселся на стул и снова увлеченно углубился в чтение. Брезгливо посмотрев на грязный, заляпанный рыбьим жиром стол, Растатура не стал садиться, сунул руки в карманы брюк и повернулся к окну.

«Здравствуй, родной, – писал отец Пузыря. – Извини, что заставил тебя волноваться и до сих пор не позвонил. У меня на то есть уважительная причина. Позавчера был вынужден срочно вылететь из Москвы и теперь нахожусь в сотнях километров от тебя, в крохотном шахтерском поселке Леснино. Кругом тайга, рядом протекает Иртыш, широкая и быстрая река, не то что наша Москва или Яуза. До ближайшего крупного города Экибастуза надо лететь на вертолете, а в Леснино очень плохо со связью; письмо отправить – целая проблема, не говоря уж, чтобы позвонить. Единственная здешняя техника, хоть как-то связанная с телеграфом, – это пишущая машинка, на которой я пишу тебе это письмо (ты ведь знаешь, какой у меня корявый, неразборчивый почерк). Сегодня директор леснинской шахты летит в Москву, чтобы встретиться с моим заместителем, а завтра возвратится обратно в Леснино. Передаю тебе с ним это письмо и надеюсь получить ответ. Для этого вкладываю пустой конверт, чтобы тебе не бежать в магазин и не тратить время. Протяни без меня еще денька два, ведь ты уже взрослый. А я, как только закончу работу (надеюсь, что очень скоро), сразу прилечу домой. Если тебе понадобится помощь или совет, не стесняйся, звони по моему рабочему телефону и обращайся к Антону Антоновичу Растатуре, он всегда поможет. Сумбурное и короткое получилось письмо. Ну ничего, расскажу обо всем подробно, когда вернусь. А сейчас некогда, на поле ждет вертолет, директор шахты стоит рядом, поторапливает.

Держись, Витя. До свидания. Папа».

Пузырь медленно читал это послание, радуясь каждому слову, которое написал его батя. Он был благодарен и незнакомому директору шахты, и летчику-вертолетчику, доставившему этого директора в аэропорт далекого города Эки– бастуза, и Растатуре, который потратил свое время, взял письмо у директора и передал по назначению.

Он читал, розовел от удовольствия и с облегчением вздыхал после каждого предложения. «Вот и хорошо, вот и классно, напрасно я волновался, значит, с батей все в порядке, скоро он вернется», – думал Пузырь, пока не дошел до последней строки.

Всего два слова, «Витя» и «папа», заставили его сердце учащенно забиться, как и в тот раз, когда он получил фальшивое сообщение на пейджер.

Пузырь все понял: охранники нашли в подвале его пейджер и передали Растатуре, а тот сам написал это письмо и принес… Для чего? Для того, чтобы еще раз доказать, что отец жив? Для того, чтобы Пузырь не совался не в свое дело? Или для того, чтобы он успокоился и не обращался в милицию? Тревожные мысли кружились в кудрявой голове Пузыря, его пухлые щеки вытянулись, уголки губ опустились. Если бы Растатура сейчас наблюдал за ним, то наверняка заметил бы перемену у него на лице, тревогу, появившуюся в глазах.

Но Антон Антонович стоял спиной к Пузыренко. Тихо насвистывая какую-то веселую мелодию, он хозяйничал у плиты: доставал чашки из шкафчика, открывал коробку с чаем, насы– пал, наливал, заваривал. Его четкие, несуетливые движения говорили о полном спокойствии. Казалось, что даже его спина, затянутая в черное сукно пиджака, выражала уверенность в том, что Пузырь купился на фальшивое письмо и больше не полезет туда, куда ему лезть не следует.

«Ну и пусть думает, что у меня вместо головы – репа. Он решил, что имеет дело с дураком? Пожалуйста! Запросто могу прикинуться недоумком. А потом отнесу в милицию документы и расскажу следователю все, что знаю. И про батю, и про эти дурацкие послания, и про склад, и про подвал, про все, про все расскажу. Пусть разберутся с Растатурой. Вот тогда и посмотрим, у кого на плечах голова, а у кого – тыква», – глядя на Растатуру, подумал Пузырь и сладеньким голосом произнес:

– Спасибо вам огромное, Антон Антонович, за то, что принесли письмо. Вы не можете себе представить, как я волновался, как переживал за отца.

– Пустяки, сочтемся. – Растатура поставил перед Пузырем чашку чая и указательным пальцем постучал по вскрытому конверту, который лежал на столе. – Мне кажется, ты не все из него достал.

– Да, я знаю. Папа прислал чистый конверт, чтобы я не бежал в магазин. Вы подождете, пока я напишу ответ папе?

– Конечно подожду, – посмотрев на часы, согласился Растатура. Он сел на стул, положил ногу на ногу и стал пить чай маленькими глотками.

Пузырь сбегал в свою комнату, принес бумагу и быстро написал несколько строк, не слишком заботясь о содержании, так как понимал, что это письмо никогда не попадет в руки отца.

«Здравствуй, папа. Сегодня Антон Антонович передал мне твое письмо. Это очень хорошо, что ты написал, а то раньше ты не писал и я волновался, почему же ты уехал и не пишешь. А теперь ты написал и я не волнуюсь. Больше я волноваться не буду, потому что Антон Антонович принес письмо, которое ты написал, чтобы я не волновался. И он еще говорит, что ты уехал по делам и скоро вернешься. У меня все в порядке, вот решил написать тебе это письмо, чтобы ты не волновался и не думал, что у меня что-то не в порядке. Я жду, когда ты приедешь, а не будешь посылать письма, чтобы я не волновался из-за того, что ты пока не приезжаешь. Ну, пока вроде все. Скорее приезжай, чтобы не писать писем и не волноваться.

До скорой встречи. Твой сын Витя».

Пузырь прочитал свое сочинение и остался им доволен. «Нормальное письмо обыкновенного придурка. Именно таким и представляет меня Растатура. Ну и пусть себе представляет», – решил он, аккуратно сложил пополам исписанный лист, сунул его в конверт, затем отогнул верхний угол, медленно провел языком по желтой клеевой полоске, тщательно запечатал конверт и поморщился, сглотнув слюну с горьковатым вкусом канцелярского клея. Этот вкус показался ему странным.

Растатура напряженно следил за его движениями. Когда Пузырь лизнул угол конверта, Антон Антонович негромко произнес: «Ну вот и все», поставил пустую чашку на стол, взял письмо Пузыря, встал и дружелюбно улыбнулся.

– Ну, Витя, мне пора. Спасибо за чай. Сегодня же я передам твое письмо директору шахты, а завтра он доставит его твоему отцу, – сказал он и направился к выходу. В прихожей Антон Антонович остановился, достал из кошелька несколько купюр и протянул их Пузырю: – Возьми. Это тебе на еду и на карманные расходы. Бери, бери, не стесняйся. Твой отец потом мне вернет.

Закрыв дверь за Растатурой, Пузырь вернулся в свою комнату, взял со стола документы и положил их в рюкзак, твердо решив сегодня же пойти в милицию и рассказать обо всем, что он знает о делах Антона Антоновича. Он хотел предупредить Вадика о своем намерении, заглянул в гостиную, но увидев, что приятель спит, не стал его будить, вернулся к себе, лег на кровать и через минуту уснул.

Он спал и видел сон про войну. Две армии сражались друг против друга. Грохотали тяжелые орудия, им отвечали крупнокалиберные пулеметы; полки солдат перемещались на боевых машинах: полк туда, полк сюда. Урчали моторы танков, самолеты бомбили тыл противника, подводная лодка проплыла под пупком Пузыренко, а когда она выпустила торпеду, Пузырь проснулся от дикой боли в животе и понял, что война происходит в его желудке.

То тут, то там под нижними ребрами что-то бухало, ухало, ворчало и взрывалось. От этих взрывов его живот вспучился. Когда одна из армий пустила отравляющие газы, Пузырь обхватил руками живот и испуганно подумал:

«Ой… Что это?.. Неужели Вадик был прав? Неужто я заразился сальмонеллезом от сырых сарделек?!»

Внезапно боль стихла. Где-то ниже пупка разорвалась торпеда, пущенная подводной лодкой, и Пузырь сразу ощутил легкость в животе. Боль стихла так же внезапно, как и началась. Враждующие армии заключили пакт о ненападении.

Пузырь посмотрел на часы. Оказалось, что он не проспал и часа. Бережно поддерживая свой живот, чтобы не нарушить перемирия с собственным организмом, Витя встал с кровати, прошел в гостиную, склонился над спящим Вадиком и очень настойчиво попросил:

– Вадик, быстро просыпайся! Сальмонеллы! Сальмонеллы победили меня! Срочно звони в «ноль три»!

– Дзынь, дзынь, дзынь, – не открывая глаз, «позвонил» полусонный Вадик.

Пузырь хотел толкнуть приятеля, чтобы разбудить его, но в этот момент понял, что затишье, вызванное перемирием армий, – это всего лишь хитрый тактический маневр. Один из главнокомандующих открыл-таки черный чемоданчик и нажал на красную кнопку. Ракета с ядерной боеголовкой взметнулась ввысь.

– Ма-ма, – тихо произнес Пузырь и бросился прочь из гостиной.

Шлепая босыми ногами по паркету, он про– бежал по коридору, распахнул дверь туалета и успел захлопнуть ее за секунду до атомной катастрофы.

Бррррррррабадах-х-х!!!

Вадик вздрогнул от взрыва и лежал с закрытыми глазами, постепенно просыпаясь.

Бррабах-бах-бах!

«Во дает Пузырь, – думал Вадик, слыша взрывы за стеной. – Такая рань, а он уже играет в компьютерные игры. Он ведь полночи не спал, а как только встало солнце – он уже за компьютером. Молодец. Уважаю».

Бррр! Б! Бы-бы-бых! Тррру-ту-ту! Пшш! Пфф! Кхх! Взбздых!

«И игра у него какая-то странная. По выстрелам понятно, что это не обыкновенная «стрелялка», а что-то новое. Надо будет взять у Пузыря дискету с этой игрой и переписать на свой компьютер».

Брабах!!! Брах!! Бах! Пррррщщщ… Пух!

«Да что он там, с ума сошел, что ли? В такую рань многие еще спят. Этак он весь дом разбудит».

Ррррррррррррррррррррррр! Бррррррщщщщ– щщщщщщ! Дых!

– Пузырь! Убавь громкость! – открыв глаза, крикнул Вадик.

Он осмотрелся в чужой гостиной, протянул руку к журнальному столику, взял телефон и позвонил родителям. Они торопились на работу, поэтому Вадик быстро сообщил, что он жив и здоров, что в эту ночь не произошло ничего интересного, что отец Пузыря не объявился, что скоро Вадик вернется домой, обязательно подо– греет завтрак и съест его вместе с отличником и хорошим мальчиком Витей Пузыренко, с которого нужно брать пример ему, оболтусу Вадику Ситникову. Положив трубку, он услышал надрывный крик Пузыря:

– Вадик!!! Ты что, издеваешься?!! Быстро просыпайся и звони в «ноль три»!!!

Снова раздался взрыв. Вадик вышел из гостиной и все понял.

– Ну что, застрял? – спросил он, остановившись у закрытой двери в туалет.

– Может, это у меня на нервной почве? Из-за того, что сегодня ночью я переволновался?

– Нет, Пузырь, это у тебя не на нервной почве, это у тебя на почве обжорства. Помнишь, я говорил тебе: не ешь сырые сардельки и немытые помидоры? Помнишь?

– Помню, – проворчал Пузырь.

– Помнишь, я говорил, что тебя из туалета за уши не вытянешь, помнишь?

– Да что ты заладил: помнишь – не помнишь?!! Будешь допрашивать меня или вызовешь «скорую»?!!

Вадик принес телефон к туалету, снял трубку и в нерешительности остановился. Он не знал, как вызывают «скорую» и что говорят в таких случаях, ведь обычно звонили родители. Вадик негромко постучал в дверь туалета.

– Кто там? – машинально спросил Пузырь.

– Водопроводчик, – пошутил Вадик и, чтобы Пузырь не взорвался от негодования, поспешил серьезным тоном спросить: – Что сказать врачу?

– Правду!

– Про то, как ты сегодня ночью залез на склад, а потом убегал от охраны, и из-за этого у тебя на нервной почве?..

– Нет! – крикнул Пузырь, перебив Вадика. – Про это не говори! Скажи, что у меня болит живот, что я объелся сальмонеллами! Скажи, что у тебя друг погибает! Ну придумай что-нибудь! Пусть поскорее приезжают!

Вадик набрал «03».

– «Скорая». Диспетчер слушает, – произнес женский голос на другом конце провода.

– Я хочу вызвать врача. Моему другу плохо.

– На что жалуется?

– У него живот болит.

– Где болит? В желудке или в кишечнике?

– Вообще-то я в этом плохо разбираюсь. Может быть, вы сами послушаете и решите? – Вадик поднес телефонную трубку к двери туалета.

Тр-р-р! Тр-р-р! Тр-тр-тр! Дрын-дын-дын!

– Что там у вас тарахтит? – спросила женщина, когда Вадик снова приблизил трубку к своему уху. – Отойдите от мотоцикла, вас плохо слышно.

– Это не мотоцикл, – возразил Вадик. – Это больной.

– «Скорая» будет, – не задавая лишних вопросов, сказала диспетчер.

Вадик назвал адрес и положил трубку. Через несколько минут из туалета вылез бледный как полотно Пузырь и, согнувшись в три погибели, добрался до своей комнаты и рухнул на кровать.

Пока машина «скорой помощи» мчалась по московским улицам, Витя Пузыренко рассказал Вадику про утренний визит Растатуры. Закончив рассказ, Пузырь закрыл глаза и слабым, почти неслышным голосом произнес:

– Наклонись поближе, мне надо тебе кое-что сказать, – Пузырь указательным пальцем поманил приятеля и, когда Вадик нагнулся над ним, прошептал: – Обещай, что выполнишь мою последнюю просьбу.

– Обещаю, – сказал Вадик, едва сдерживая улыбку.

– Отомсти за меня Растатуре, – еле слышно произнес Пузырь. – В моем рюкзаке лежат документы из подвала. Отнеси их в милицию. Это моя последняя просьба.

Вадик поправил на шее Пузыря смятый воротник рубашки, достал из кармана носовой платок и громко высморкался. Изобразив на своем лице выражение безутешной скорби, он всхлипнул и, как мог серьезно, сказал:

– Витя. Друг мой. Ни о чем не беспокойся. Я буду ухаживать за твоей могилкой.

Пузырь приоткрыл один глаз и с подозрением посмотрел на приятеля. Когда он понял, что Вадик не воспринимает всерьез его страшную, смертельную болезнь, Пузыренко покраснел, набрал в легкие воздуха, чтобы отругать друга за бессердечие, и… И в этот момент в дверь позвонили.

Вадик вышел в прихожую и вернулся в комнату с пожилым мужчиной в белом халате. Врач поставил на стол алюминиевый чемоданчик с красным крестом на крышке, сел рядом с Пузырем и стал задавать вопросы, считать его пульс, рассматривать язык, горло, оттягивать пальцами нижние веки. Потом он задрал рубашку боль– ного и стал щупать его живот, не переставая спрашивать: «Тут больно? Тут больно? Тут больно?»

Когда Пузырь признался, что ел сырые сардельки и немытые помидоры, доктор покачал головой, дал Пузырю таблетку и велел собираться в больницу.

– А можно я дома полечусь? – недовольно поморщился больной, который еще несколько минут назад давал Вадику свое последнее, предсмертное поручение.

– Кишечная инфекция – дело серьезное, – сказал доктор. – Может быть, у тебя легкое желудочное расстройство, но не исключена холера, бруцеллез или сальмонеллез. Надо провести серию анализов, сделать промывание желудка, а для этого необходимо поехать в больницу.

– Надолго?

– Результаты анализов будут готовы через три дня, а до этого придется полежать в инфекционном отделении, – сказал доктор, взяв свой чемоданчик.

Пузырь достал из шкафа тренировочный костюм и чистое полотенце, сунул вещи в целлофановый пакет и грустно посмотрел на Вадика. Тот беспомощно развел руками и обратился к врачу:

– В какую больницу его повезут?

– Во вторую детскую.

– Я могу проводить тебя’ до больницы, – предложил Вадик.

– А если позвонит мама или батя?

– Чтобы они не волновались, оставь на автоответчике запись, что тебя повезли в больницу лечить от холеры.

– Спасибо за совет, – проворчал Пузырь. – Если они узнают, что у меня холера, то у них будет инфаркт. Лучше оставайся в моей квартире и жди звонка. Ключи от квартиры лежат на трюмо, – он кивнул на трельяжную полку, тяжело вздохнул и вышел в коридор.

Вадик проводил врача и Пузыренко до выхода из квартиры, закрыл за ними дверь и, вернувшись в комнату, выглянул в окно, чтобы на прощание махнуть приятелю рукой.

Возле подъезда стояла белая «Волга» с красными полосами и надписью «Медслужба» на бортах. Пузырь открыл дверь, влез в салон и скрылся за матовыми стеклами. Доктор сел на переднее сиденье рядом с водителем. Шофер запустил мотор – из-под заднего бампера вырвалась струя выхлопных газов, «Волга» развернулась перед подъездом и уехала со двора.

Глава 8 КРАЖА

Когда «скорая» скрылась за поворотом, Вадик мельком взглянул на пустырь перед домом, повернулся, чтобы отойти от окна и внезапно замер. Уже в следующее мгновение он стоял за шторой, украдкой выглядывая в окно, слышал участившийся стук собственного сердца и чувствовал, как по спине пробегают мурашки.

Секунду назад его взгляд скользнул по автомобилям, припаркованным у противоположного дома. Что-то привлекло его внимание в ровном ряду машин, но он не сразу понял что именно. Теперь сомнений не осталось. Из своего укрытия Вадик отлично видел двоих мужчин, которые вышли из белого «Мерседеса» и по тротуару направились к подъезду, в котором жили Пузырь и Вадик.

Мужчины вышли из иномарки, как только от дома отъехала машина «скорой помощи». Вадик почти сразу узнал их. Первым шел Растатура, он не смотрел по сторонам, шагал целеустремленно, быстро, немного наклонив корпус вперед. За ним, сунув правую руку в карман черных форменных штанов, заправленных в высокие армейские ботинки, следовал Слон.

«К кому они идут, ведь Пузыря только что увезли на «скорой», а про меня они ничего не знают? Может быть, они не узнали Пузыря? Тогда они позвонят в дверь, потопчутся и уйдут. Я им не открою. Позвонят, поймут, что в доме никого нет и уйдут. Обязательно уйдут, по-дру– гому и быть не может», – успокаивал себя Вадик, понимая, что не успеет незаметно убежать в свою квартиру.

Он подкрался к комнатной двери, но не стал выходить в прихожую, а остановился у дверного проема и прислушался. Хлопнула дверь подъезда, послышались осторожные, негромкие шаги, которые стихли возле квартиры Пузыря. В дверь никто не позвонил. Вместо этого в замочную скважину вставили ключ.

«Я пропал! – Вадик оглянулся и стал лихорадочным взглядом искать путь к бегству. – Первый этаж. Можно выпрыгнуть. Нет, на окне фигурная решетка. Я – труп. Телефон! Не успею. Если смогу набрать номер, то сказать адрес точно не успею. Я – труп. Разбить окно? Точно! Разбить окно и звать на помощь! Тоже не пройдет. Пока я буду кричать, они мне сто раз голо– ву открутят. Шкаф! Можно спрятаться в шкафу! Не успею. Они войдут и услышат. Я – труп. У Пузыря – холера, а я – труп. Придется разбить окно, другого выхода у меня нет».

Не отходя от дверного проема, Вадик поискал глазами предмет потяжелее, которым можно было бы разбить стекло, и в этот момент услышал, как механизм замка хрустнул, скрежетнул, но не провернулся до конца и не открылся. Ключ вынули из скважины и через пару секунд вставили другой.

«Отмычка! – догадался Вадик. – Они подбирают к замку воровские отмычки! Значит, у меня есть несколько секунд!»

Медленно пятясь, стараясь не скрипеть половицами паркета, Вадик на цыпочках отошел от дверного проема.

Шкаф был двустворчатый. За правой дверцей, плотно закрытой, находились ящики. За левой было отделение с вешалками, где стоя мог поместиться невысокий человек. Вадик протянул руку к желтому латунному кольцу, прикрепленному к левой дверце, почти бесшумно открыл ее и, сделав шаг, оказался в темном, душном гробу. Сравнение с гробом пришло ему на ум, как только он закрыл дверцу, изнутри притянув ее указательным пальцем.

Больше он ничего не видел. Вокруг была только чернота, запах нафталина и ребристая поверхность вельветовой куртки, которой он касался щекой.

Скрипнула и тихо закрылась входная дверь. В комнате послышались шаги и приглушенные мужские голоса. Они раздавались так близко от шкафа, что Вадик боялся дышать. Он открывал рот, набирал полные легкие воздуха и медленно выдыхал, когда слышал голоса или скрип ящика, который вытягивали из письменного стола.

– Да куда же он их засунул? – раздраженно произнес хриплый голос. – Эх, Антон Антонович, зря вы пацана в больничку отправили. Без него мы эти документы будем сто лет искать, пока не облысеем.

– Терпение, мой друг, терпение, – спокойно сказал Растатура, выдвигая очередной ящик.

Вадик услышал шорох бумаг и голос Слона:

– И тута нету. А вдруг пацан наши документы с собой в больничку уволок, че тогда? У него ж теперь эта… Как ее?.. Сальмонелла. Бумага небось пригодится. Гы-гы-гы.

– Не отвлекайся. Заканчивай с ящиками и посмотри в шкафу. Потом поищем в другой комнате.

– Гы-гы-гы, – снова засмеялся Слон. – Не, а все-таки классно вы паренька отравили. Ниш– тяк. Я бы до такого не дотумкал.

– Никто его не травил, – сказал Растатура. – Просто Химик пропитал клеевую полоску конверта каким-то сильнодействующим препаратом, а паренек слизнул его, когда заклеивал письмо. Ничего-ничего, в другой раз не сунется во взрослые игры. Из-за него у нас возникло слишком много проблем. Вместо того чтобы сейчас заниматься делом, я вынужден ковыряться тут в школьных бумажках.

– А он теперь ни того?.. Паренек-то?.. Ну, в смысле, чисто по жизни, копыта не откинет. Я, типа, имею в виду, ну, конкретно, жить-то он будет?

– Я же тебе объяснил, что он не отравился.

Наоборот – очистил свой организм от шлаков. Полежит несколько дней в больнице, пока врачи будут делать анализы. А мы за это время закончим свои дела.

– Да-а-а, – уважительно произнес Слон. – Химик – это голова. Чисто по жизни – голова. Чего в ней только ни понапихано. Мне бы такой котелок, как у Химика, я б давно профессором стал. Гы-гы-гы.

– Кстати, о Химике. Сегодня в два часа он с другими преподавателями проведет День открытых дверей, будет знакомить школьников со своим институтом. Ты должен подъехать туда и очень жестко поговорить с ним. Так жестко, чтобы он понял: больше мы не станем его уговаривать и другого шанса ему не дадим. Ты меня понял?

– Понял, – серьезно произнес Слон и громыхнул ящиком.

– Ты меня правильно понял? – переспросил Растатура, сделав ударение на третьем слове. – Учти, если Химик от нас скроется, ты за это ответишь.

– Да понял я, понял, – немного обиженно произнес Слон. – Вы меня уж совсем за дурака держите. Раз я сказал, что все будет ништяк, значит, так оно и будет. Вы же ему часики подарили, с секретом. Пока эти часики при нем, он от нас никуда не денется.

– А теперь поищи документы в шкафу. В столе их нет.

Вадик услышал биение своего сердца, громкое, как стук лошадиных копыт; от духоты и страха показалось, что язык навсегда присох к верхнему небу. Он приготовился выскочить из шкафа, оттолкнуть Слона и вырваться из квартиры, используя момент внезапности. Он уже услышал, вернее, почувствовал, как Слон подошел к шкафу и взялся за латунное кольцо, чтобы открыть дверцу и…

– Стой. Я нашел документы. В рюкзаке лежали, – сказал Растатура. – Дело сделано. Пошли отсюда.

Зашелестела бумага, скрипнула дверь комнаты, шаги удалились. Еле слышно щелкнул замок. Все стихло.

Вадик распахнул дверцу шкафа. Глотая воздух, бросился в ванную, пустил мощную струю холодной воды и стал жадно пить, широко раскрыв рот.

Умываясь, он обдумывал информацию, которую они с Пузырем раздобыли за прошедшие сутки: «Растатура отправил Пузыря в больницу для того, чтобы выкрасть документы. В документах упоминался загадочный агрегат «НЕЛЬСОН». Растатура велел Слону проучить некоего Химика, преподавателя московского института. Сто пудов, что Химик чем-то не угодил Растатуре, поэтому Антон Антонович решил дать ему последний шанс. Последний! А если Химик не воспользуется этим шансом?.. Что тогда?.. Тогда он исчезнет так же внезапно, как исчез батя Пузыря! Между этими событиями прослеживается какая-то связь… Но какая?» – Вадик не мог до этого додуматься. Он был не в силах соединить имеющиеся у него факты в четкую систему, хотя и догадывался, что они, эти факты, эти информационные нити, должны иметь точку пересечения и связываться между собой в один клубок с названием «химия».

Химик был единственным человеком, который мог помочь распутать этот клубок. Вадик вспомнил старую поговорку «Твой друг – мой друг» и вывел из нее свою собственную: «Твой враг – мой враг». Растатура угрожает Химику, значит, он его враг, ну, во всяком случае не друг. А если так, то Вадику, Химику и Пузырю надо объединиться и сообща действовать против Рас– татуры.

Вадик еще не знал, как они будут бороться с Антоном Антоновичем, но был уверен, что Химик обязательно поможет, если Вадик скажет ему про последний шанс, который дал ему Растатура.

Вадик вытер лицо несвежим махровым полотенцем, вернулся в комнату Пузыря, нашел телефонный справочник и выписал на отдельный листок номера телефонов всех московских институтов, в названии которых упоминалось слово «химия». Он стал звонить по этим номерам и через несколько минут выяснил, что День открытых дверей состоится сегодня в двенадцать часов дня в химико-технологическом институте имени Менделеева.

Записав адрес института, он посмотрел в окно и, убедившись, что белый «Мерседес» Растату– ры уехал, включил автоответчик в режим ожидания, вышел из квартиры и поехал освобождать Пузыря из больницы.

Глава 9 ПОБЕГ

Несколько двухэтажных корпусов детской больницы были окружены сквером. Вадик быстро отыскал среди них инфекционное отделение, вбежал на крыльцо, протянул руку к звонку, но сразу опустил ее, увидев прикрепленное к двери объявление: «Передачи принимаются по вторникам с 9 до 11, по пятницам с 9 до 11 и по воскресеньям с 9 до 14». Дальше следовал список продуктов, которые позволялось приносить больным. Самая нижняя строка была написана крупными буквами: «ПОСЕЩАТЬ БОЛЬНЫХ ИНФЕКЦИОННОГО ОТДЕЛЕНИЯ КАТЕГОРИЧЕСКИ ЗАПРЕЩАЕТСЯ».

«Вот те на, – думал Вадик, спускаясь по ступеням. – Как же я вытащу отсюда Пузыря? Ведь это он – сын исчезнувшего директора ТЭС, а не я. Что я скажу Химику, если встречусь с ним один на один? Скажу: здрасте, я не ваша тетя, но я знаю, что вы Химик. А я друг Пузыренко, который сын Пузыренко, которого похитил Растатура, который грозился дать вам последний шанс… Чума! Химик такую лабуду и слушать не станет. Плюнет и уйдет. Нет, в этом деле без Пузыря никак не обойтись».

Вадик осмотрелся. Слева зеленели деревья. Сзади находился выход с территории больницы. Справа, вдоль соседнего корпуса, трое ребят в белых халатах везли тележку, на которой стояли большие алюминиевые бидоны. Один из парней тянул за толстую проволоку, двое других помогали ему, подталкивая тележку сзади. У торца здания они замедлили шаг, вкатили тележку по пандусу на крыльцо и вошли в широкую дверь, над которой желтела надпись «СТОЛОВАЯ».

– Гули-гули-гули-гули, – раздался тонкий голос над головой Вадика.

Он поднял лицо и увидел на втором этаже инфекционного отделения открытое окно. На подоконнике сидел худенький бледный мальчик лет десяти, с оттопыренными прозрачными ушами. Он доставал из кармана бесцветной больничной пижамы кусочки хлебного мякиша, крошил и бросал крошки голубям.

– Эй, юный натуралист! – позвал его Вадик.

– Это я-то? – посмотрел на него мальчик.

– Ты, ты! Слушай, сегодня к вам привезли моего дружбана. Хотел с ним поболтать, а у вас, оказывается, гостям не рады, – Вадик кивнул на прикрепленное к двери объявление.

– Да-а, – вздохнул мальчик, – у нас тут строго.

– Слушай, братишка, может, позовешь его, а?

– Если его только сегодня привезли, то я с ним еще не познакомился. Как же я его найду?

– А ты просто пройди по коридору и загляни в палаты. Как только увидишь самого толстого пацана – сразу тащи его сюда, скажи, Вадик Ситников зовет.

– А как его фамилия?

– Пузырь. В смысле, Пузыренко. Витя Пузыренко, – уточнил Вадик.

– Ладно, попробую.

Мальчик спрыгнул с подоконника, скрылся в помещении и через минуту подвел к окну Пузыря. У Вити был такой изнуренный вид, словно его несколько недель пытали голодом.

– Вот этот говорит, что он Пузыренко, – сообщил мальчик и для убедительности потыкал Пузыря в живот. – Он?

– Он, – одобрительно кивнул Вадик, поблагодарил мальчика и, когда тот удалился, весело крикнул: – Здорово, Пузырь!

– Мы сегодня уже виделись, – проворчал Пузыренко. Он мрачно посмотрел на пустые руки Вадика и спросил: – А где апельсины, яблоки, бананы?

– Бананы? – удивился Вадик.

– Ты что, с дуба рухнул? В первый раз навещаешь больного, что ли?! – возмутился Пузырь. – В твоем возрасте пора бы уже знать: когда приходят в больницу, то всегда приносят гостинцы! Я предпочитаю апельсины, яблоки, клубнику, – Пузырь мечтательно закатил глаза, – бананы и эту… как ее…

– Сырую сардельку, – подсказал Вадик.

– Нет! Ну эта… Тьфу, забыл, как называется. Ну, коричневая такая, волосатая, на букву «к» начинается.

– Курица?

– Да нет! Я же говорю: круглая, волосатая, коричневая, ананасом пахнет!

– Кокос?

– Сам ты кокос. Киви! – наконец вспомнил Пузырь. – Хочу киви! Почему ты не принес мне киви?! Врач прописал мне каждый день съедать по пять килограммов киви! Да, представь себе, прописал! И не спорь со мной! Со мной нельзя спорить, потому что я больной! Мне нужен покой, забота и пять… Нет, лучше семь… Девять килограммов киви каждый день!

– Неужели ты такой голодный?

– А ты как думаешь?! – гневно блеснул глазами Пузырь. – Сам-то небось нажрался с утра! И бутербродиков поел, и чайку попил, и мороженое проглотил. А у меня, между прочим, вместо завтрака – промывание!