Текст книги "В поисках черного золота"

Автор книги: Владимир Аверин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц)

«Вот чумовые! И зачем они построили такой огромный забор? Чтобы огородить эту кучу металлолома? – возмущался он, глядя вниз. – Ия тоже хорош! Зачем я сюда залез, что хотел увидеть, суператтракцион, что ли? Ну вот, еще и перепачкался весь, – с досадой подумал Вадик, заметив, что крыша, на которой он лежит, покрыта толстым слоем бурой пыли. – Может быть, через «телевик» я увижу что-нибудь интересное?» – И, не вставая, стянул с плеч рюкзак, достал фотоаппарат и приблизил его к глазу, придерживая левой рукой длинный увесистый объектив.

Мощная оптика увеличила строения промышленной зоны. Вадик стал переводить объектив от одной конструкции к другой – пробежал взглядом по зашторенным окнам административного корпуса, скользнул по серому бетону гигантских труб, задержался на проходной, высматривая возле нее Пузыря, затем перевел «телевик» на противоположную сторону и наткнулся на длинное одноэтажное строение, возле которого суетились несколько мужчин в черной униформе с эмблемой охранного агентства на рукаве.

Они выкатили из широких ворот металлический агрегат с крупной черной надписью «KNELSON» и теперь пытались погрузить его на платформу тягача.

– «Нельсон», – вслух прочитал надпись Вадик и перевел взгляд на охранников, работа у которых явно не ладилась: то тяжелый агрегат не сдвигался с места, то цеплялся своими углами за железные ворота, то его маленькие неудобные колеса натыкались на чугунную крышку канализационного люка.

Самый здоровый из охранников, видимо, был и самым главным среди них – он бурно жестикулировал, отдавая указания подчиненным. Вадик не слышал его, но догадался, что он ругается – это было видно по гневному взгляду, по раздраженным, быстрым жестам. Глядя на богатырское телосложение, на оттопыренные уши и бритую сизую голову начальника охраны, Вадик невольно сравнил его со слоном.

Однако ни ругань, ни советы Слона не помогли поставить агрегат «НЕЛЬСОН» на платформу тягача. С охранников градом катился пот, многие из них сняли свои черные форменные куртки и береты.

Вадику показалось странным то, что погрузкой занимаются охранники, а не грузчики. Наверное, работа у них не ладилась именно потому, что они занимались не своим делом. Решив снять несколько кадров, Ситников навел резкость и несколько раз нажал на кнопку фотоаппарата. Вадик уже не боялся обнаружить себя, так как больше не собирался здесь оставаться. Он встал во весь рост, еще раз сфотографировал охранников, которым наконец-то удалось установить агрегат на платформу, и в этот момент поймал на себе взгляд Слона – вероятно, мужчина заметил блеск линзы объектива, которая, как зеркальце, отразила солнечный луч.

В следующие пять секунд на лице начальника охраны одно за другим появились несколько выражений. Гнев сменился растерянностью, мышцы лица расслабились, и Слон непроизвольно открыл рот. Затем он подозрительно прищурился, сжал челюсти и махнул рукой Вадику, мол, иди сюда. Когда Ситников не подчинился, лицо охранника снова покраснело, налилось мрачной энергией и он, сказав несколько слов своим коллегам, побежал к стоящему невдалеке белому «Мерседесу».

Быстро положив фотоаппарат в рюкзак, Вадик повесил его за плечи, пробежал по крыше гаража; подпрыгнув, схватился за верхний край бетонного забора и ловко перелез на другую сторону. Повиснув на руках, он вытянул ноги и стал нашаривать носками кроссовок седло мопеда.

Оказалось, что подняться на забор гораздо проще, чем спуститься с него. Вадик чувствовал, как слабеют его руки, но не мог опустить голову и посмотреть вниз, так как ему мешала бетонная стена. Пришлось прыгать вслепую. Он разжал пальцы и в следующий миг ощутил сильный толчок в ноги и резкую боль в боку – прыгнув, он ударился ребрами о руль мопеда.

В горячке он сразу забыл о боли, сел на седло, оттолкнулся от земли и едва не упал, наскочив на чугунную крышку канализационного люка, которая на несколько сантиметров возвышалась над асфальтом. Удержав равновесие, он несколько раз крутанул педали, запустил двигатель и, повернув до упора рукоятку газа, помчался вдоль забора к шоссе.

Проезжая мимо проходной, он оглянулся и увидел, как медленно открываются створки ворот, за которыми стоит белый «Мерседес», готовый в любую секунду сорваться с места.

На шоссе, которое вело от ТЭС к жилому району, в этот час не было ни одной машины. Вадик еще раз оглянулся – белый «Мерседес» стремительно выехал из ворот.

На прямой и пустынной дороге Вадик не имел ни одного шанса уйти от быстроходной иномарки. Надо было сворачивать во дворы, но Ситников не хотел устраивать гонку вблизи детских площадок и подъездов жилых домов, из которых в любой момент мог выбежать ребенок или выскочить собака.

Миновав шоссе, Вадик выехал на проспект и выжал из своего старенького мопеда все, что мог. Он еще ни разу не ездил на мопеде по оживленной магистрали и теперь, с опаской глядя на мчащиеся автомобили, старался ехать рядом с тротуаром, как велосипедист.

Некоторое время он сохранял дистанцию, пару раз проскочив на желтый сигнал светофора, а один раз даже на красный, едва не задев локтем переходившую дорогу женщину. И все же мощный «Мерседес» приближался с каждой секундой.

Ситников увидел впереди у светофора небольшую пробку и снова оглянулся – белый «Мерседес» находился в нескольких метрах от него. Выбора у Вадика не было, и он свернул на встречную полосу. Объехав красные «Жигули», он вклинился между двумя автомобилями и, осторожно лавируя, подъехал к светофору. При этом Вадик немного не рассчитал и задел рулем боковое зеркальце «БМВ», стекло которого тут же опустилось, и разъяренный водитель, взмахнув рукой так, словно предлагал мандарин, крикнул:

– А! Шайтан! Дороги мало, да?!

Загорелся зеленый свет, Вадик выехал на площадь, свернул на бульвар, сбавил скорость и обернулся. Белый «Мерседес» не отставал, за его рулем маячила злая рожа Слона.

«Да что он ко мне прицепился? Что я ему сделал?» – подумал Вадик и решил выиграть время за счет маневренности юркого мопеда. Он свернул в подворотню старого дома, сбавил скорость и стал петлять по узким и коротким переулкам незнакомого района.

Вскоре он заблудился во двориках, площадках, поворотах и уткнулся в тупик. Но от погони он все-таки ушел. Вадик минут десять переводил дух, потом развернулся и поехал искать выезд на проспект. Покружив по тихим улочкам, он увидел впереди широкую, заполненную машинами дорогу. Вадик решил не выезжать на проспект, а ориентируясь на него, проехать дворами к своему дому.

Возле газетного киоска он остановился и слез с мопеда. Купив несколько жетонов, зашел в телефонную будку и, набрав номер, передал сообщение на пейджер Пузыренко: «Не смогу подъехать за тобой к проходной. Добирайся своим ходом. Встретимся дома. Вадик».

Затем он снова сел на мопед, запустил двигатель и не спеша поехал домой.

Глава 4 ПУЗЫРЬ МЕНЯЕТ ИМЯ

Оставив мопед возле своего подъезда, Вадик поднялся на площадку первого этажа и, не заходя к себе, позвонил Пузырю, который почти сразу открыл дверь и встретил Вадика радостной улыбкой на пухлом сонном лице.

– Батя нашелся, – поделился своей радостью Пузырь, пропуская Ситникова в свою комнату. – Я был у его заместителя Растатуры. – Пузырь боком сел к столу, положил свою толстую незагорелую руку рядом с компьютером и пересказал Вадику разговор с Антоном Антоновичем.

Прислонившись плечом к стене, Ситников внимательно выслушал Пузыря и сказал:

– Я же говорил, что твой отец жив, здоров и скоро объявится. Так, с твоим отцом все ясно. Теперь выслушай мою историю.

Вадик сел на диван и с захватывающими подробностями поведал Пузырю о том, что произошло после того, как они расстались у проходной ТЭС.

– А главное, я не понимаю, зачем за мной погнался Слон? – закончив рассказ, пожал плечами Вадик. – Что я ему сделал? Подумаешь, снял несколько кадров. Ведь это не преступление. ТЭС – не особо засекреченный военный объект, а тот агрегат, который они грузили на тягач, не атомная бомба. И чего он ко мне прицепился?.. Как-то все это странно…

– Ничего странного. Батя говорил, что на территории ТЭС есть много пустующих помещений, которые арендуют разные фирмы. Наверное, ты сфотографировал одну из таких фирм, а они не любят, когда чужаки суют нос в их дела. Вот охранник и погнался за тобой, чтобы узнать, что ты за птица. Может быть, он подумал, что ты журналист-скандалист или шпион, подосланный конкурирующей фирмой. Он же не знал, что ты никакой не шпион, а просто член клуба «Юный фотограф», у которого постоянно руки чешутся. Тебя ведь хлебом не корми – дай пощелкать своей мыльницей. Так что нет в этом ничего странного, – поучительным тоном объяснил Пузырь.

«Да-а, ничто так быстро не меняет настроения человека, как информация, – укоризненно глядя на Пузыря, подумал Вадик. – Еще час назад Пузырь дрожал и бледнел, думая о своем отце. А когда узнал, что его батя в полном порядке, то сразу оборзел. Ну да, правильно… Отец-то нашелся. Теперь Пузырю все по барабану, теперь он может позволить себе говорить со мной покровительственным тоном, как с первоклашкой: «ты просто член клуба», «у которого руки чешутся».

– Мой почти профессиональный фотоаппарат ты назвал мыльницей? – негромко спросил Вадик, исподлобья сверля взглядом Пузыря; он сел на диване очень прямо и, подняв подбородок, заносчиво предложил: – Ну-ка, давай разберемся.

– Не бывает почти профессиональных фотоаппаратов. Так же как не бывает почти треснувших чашек. Чашка или треснула, или нет, третьего не дано. Никакого «почти» не бывает, вот так-то, – не глядя на Вадика, объяснил Пузырь, но потом все-таки посмотрел на него, увидел решительный, воинственный взгляд приятеля и поспешил добавить: – Вообще-то я в фотоделе не секу, так что вполне может быть, что твой фотоаппарат и в самом деле почти профессиональный.

– Вот через полчаса я напечатаю карточки, и тогда ты убедишься, что я работаю с почти профессиональной фотокамерой. Я лежал на крыше гаража и фотографировал людей на другом конце ТЭС, метрах в ста от меня! А на фотографиях будут четкие изображения, со всеми деталями, как будто я снимал с близкого расстояния! Понял? – Вадик встал, чтобы пойти домой и сделать фотокарточки, но, услышав сигнал пейджера, остановился.

Пузырь опустил лицо к пейджеру, висевшему у него на поясе и, прочитав сообщение, внезапно побледнел и поднял на Вадика испуганные глаза. Сейчас у Пузыря был такой же жалкий вид, как вчера ночью.

– Это не он, – негромко произнес Пузырь, глядя на Вадика тревожным взглядом.

– Что значит «не он»?

– Это не мой отец.

– А чей? – Вадик не понимал, из-за чего Пузырь снова разволновался.

– Не знаю чей, но точно не мой.

– Послушай, Пузырь, не говори загадками: он, не он, чей, ничей. Объясни толком, что случилось?

Пузырь отстегнул от пояса кожаный чехол с пейджером и передал его Вадику.

– Прочти сообщение.

– «Витя, не беспокойся, у меня все нормально. Скоро приеду. Папа». – Прочитав две строчки на узком табло пейджера, Вадик пожал плечами и спросил: – Ну и что? Обычное сообщение. Отец просит тебя не беспокоиться. – Вадик положил пейджер на стол и посоветовал Пузырю: – Поешь, а потом поспи. Ты ведь сегодня ночью, наверное, совсем не спал, вот поэтому у тебя котелок и не варит. – Ситников направился к двери, усмехаясь на ходу: – Хм, отец ему пишет, что все в порядке, а он дрожит, как студень. И рожа белая, как простокваша.

– Это сообщение послал не мой отец! Он не мог его послать! – крикнул Пузырь.

– Почему? – оглянулся Вадик. – Там же русским языком написано: «Скоро приеду. Папа». – Для убедительности Ситников размашистым почерком написал указательным пальцем в воздухе слово «папа» и повторил: – Папа! Сечешь? Подпись: «Папа»! А ты говоришь, что сообщение послал не твой отец. Чума!

– Говорю, потому что знаю, – упрямо стоял на своем Пузырь. – Мой отец никогда не называл меня Витей, а я не зову его папой.

– Вот те на, – удивился Ситников. – Как же вы друг к другу обращаетесь? «Эй», «слышь, ты» или «кис-кис»?

– Я зову отца батей, а он меня Аликом.

Ситников вернулся и сел на диван.

– Алик? Ничего не понимаю, – наморщив лоб, сказал он. – Когда ты успел стать Аликом, ведь ты всегда был Витей?

– Это смотря для кого. Вообще-то я Виталий, но незнакомым людям представляюсь Витей, потому что «Виталий» звучит как-то по– взрослому, будто я уже тридцатилетний старик. «Виталик» – это совсем детское имя, а «Витя» – ни то ни се, как раз то что надо. Для приятелей я – Пузырь, для знакомых – Витя, а для родителей – Алик. Въезжаешь?

– Не совсем. – Вадик растерялся, узнав, что его друг, которого он всю жизнь звал Витей или Пузырем, носит непривычное имя Алик. Наверное, такое же чувство испытал бы Мюллер, если бы к нему пришел Штирлиц и между прочим заявил: «А вы знаете, штандартенфюрер, что моя фамилия не Штирлиц, а Исаев. Да, да, не удивляйтесь, в этом нет ничего особенного. Для одних я Штирлиц, для других Исаев, для третьих Юстас, а вообше-то я киноактер Вячеслав Тихонов». – И все-таки, почему Алик? – спросил Ситников.

– Потому что Виталий – это и Виталик, и Витя, и Алик, – терпеливо объяснил Пузырь. – А что ты удивляешься? В нашем классе учатся три Аси и у всех разные имена: Александра, Таисия и Анастасия. А Славку Кораблева помнишь? Я только в шестом классе узнал, что он Вячеслав.

– Кем же еще он может быть?

– Да хоть кем! Ведь Слава – это Станислав, Вячеслав, Ярослав, Владислав, Ростислав, Бронислав, Святослав… Короче, мой батя не мог в своем сообщении написать «Витя» и подписаться «папа». Это все равно, что твой отец назовет тебя не Вадиком, а Диком или просто Ва. – Пузырь взял со стола пейджер и потряс им перед носом приятеля: – Поэтому я тебе и долблю, что это сообщение послал не мой отец.

– А кто?

– Тот, кто зовет меня Витей и знает номер моего пейджера.

– Родители исключаются, приятели тоже. Значит, остаются твои знакомые, – предложил Вадик, подхватив нить рассуждений Пузыря.

– Или знакомые моего отца, ведь для них я тоже Витя, – добавил Пузырь и снова побледнел. – Ты понимаешь, чем это пахнет?

– Понимаю, – кивнул Вадик. – Кто-то водит тебя за нос, хочет внушить, что с твоим отцом полный порядок. Тебя пытаются успокоить, чтобы ты не поднимал шума и не обращался в милицию.

– Это значит, что на самом деле батю похитили, да? – спросил Пузырь дрогнувшим голосом.

Вадик пожал плечами.

– Тогда я совсем запутался! Чего они добиваются?! – воскликнул Пузыренко. – Если батю похитили, то зачем похитители присылают на мой пейджер эти чумовые сообщения?! Они должны позвонить и назвать свои условия! Ведь если через три для отец не объявится, я пойду в милицию и обо всем расскажу! Зачем они теряют время?

Вадик не ответил. Несколько секунд он молча, ссутулившись сидел на диване, положив руки на колени и скрестив пальцы. Он думал.

– А что если они не «теряют» время? – предположил он после недолгого молчания.

– Как это?

– Что, если они не «теряют», а тянут время, посылая тебе эти сообщения? Ведь они не догадываются, что ты раскрыл их обман, и дальше будут внушать тебе, что твой отец в полном порядке.

– Зачем?

– Чтобы ты какое-то время не ходил в милицию, а они бы за это время успели обтяпать свои делишки.

– Какие делишки?

– Откуда я знаю? Я просто рассуждаю.

– Нет, – подумав, сказал Пузырь. – Твои рассуждения – полная лабуда. Ты забыл про телефон. Похитители могут присылать мне сообщения на пейджер, но они не смогут подделать батин голос, не смогут заставить его позвонить мне. А если он мне не позвонит, то все их сообщения – ноль, они ничего не стоят, потому что я этим сообщениям не верю.

– Ой, да брось ты накручивать, – махнул рукой Вадик. <– Пять минут назад ты был уверен, что твой отец нашелся. Если бы тот, кто послал это сообщение на пейджер, не лоханулся с твоим именем, ты бы до сих пор был спокоен и счастлив и не думал бы про телефоны и автоответчики.

– Что ж, по-твоему, я дурачок, чтобы не думать о телефоне и не ждать звонка от бати?

– Нет, ты не дурачок, – отрицательно покачал головой Вадик. – Но и тот, кто послал сообщение, тоже не мартышка. Он знает, что ты ждешь телефонного звонка, поэтому пошлет тебе телеграмму якобы от твоего бати, в которой будет написано приблизительно так, – Вадик набрал полные легкие воздуха и на одном выдохе выпалил без выражения: – «Витя нахожусь очень далеко когда у вас день у нас ночь очень сложно дозвониться Москву надо заказывать разговор заранее нет времени буду слать телеграммы скоро вернусь точка Папа». – Он перевел дыхание и сказал: – И все! Никаких телефонов, никаких автоответчиков! Несколько дней ты получаешь телеграммы, спокойно ждешь отца и не обращаешься в милицию. Это все, что от тебя требуется, понимаешь?.. Ну как тебе моя версия?

– Лажа это, а не версия. В телеграмме я буду «Витей», а мой батя– «папой». Значит, я все равно пойму, что телеграмму послал не мой отец.

– Ты-то поймешь, – согласился Вадик, – но тот, кто пошлет телеграмму, этого не знает! Тот, кто вешает тебе лапшу на уши, уверен, что ты об этом не догадываешься! Он думает, что обезвредил тебя!

– Я знаю, что он знает, что я не знаю, – задумчиво произнес Пузырь.

– Вот именно! И в этом наше преимущество!

– Почему ты говоришь «наше»?

– Потому, что я помогу тебе найти твоего батю, ведь у тебя неприятности, а я не крыса, которая бежит с тонущего корабля! Я друзей в беде не оставляю! – горячо сказал Вадик и искоса посмотрел на Пузыря: – Может, ты по-другому думаешь? Ответь: ты мне друг или портянка?

– Друг, друг, – улыбнулся Пузырь.

Вадик с решительным видом встал и сказал:

– Значит так: чтобы узнать, что случилось с твоим отцом, мы должны выяснить, кто играет с тобой в эту странную игру, – он показал глазами на пейджер, – кто посылает эти сообщения и морочит тебе башку. Сиди и вспоминай всех отцовских знакомых, которые знают номер твоего пейджера. А я пойду домой, напечатаю фотки, поем и минут через сорок вернусь. Кстати, как у тебя со жратвой? Можешь у меня пообедать, – предложил Вадик.

– Спасибо, об этом не волнуйся, у меня полный холодильник еды, и шкаф набит консервами. Да, мне надо подумать и поесть. Вернее, сначала поесть, а потом подумать.

Когда Пузырь открыл перед Вадиком входную дверь, Ситников резко остановился, словно ему в голову внезапно пришла бесценная мысль.

– Слушай, а когда твоя мама возвращается из командировки? – спросил он.

– Через неделю. А что?

– А то, что очень много совпадений получа– ется. Твой батя исчез именно тогда, когда твоя мама уехала в командировку, а тетка отправилась на юг. О чем это говорит? – спросил Вадик и сам же ответил: – Тот, кто заварил эту кашу, знает, что сейчас в Москве у тебя не осталось ни одного родственника, с которым ты мог бы посоветоваться. Врубаешься?

– С трудом.

– Этот неизвестный – близкий знакомый вашей семьи, твоего отца или твоей мамы. Потому что только близкий знакомый мог знать такие семейные подробности: кто уехал, когда и на сколько. Это тебе информация к размышлению. Сиди, ешь и думай, – сказал Вадик, вышел на лестничную площадку и закрыл за собой дверь.

Глава 5 ПРОВЕРКА

Вернувшись домой, Вадик быстро пообедал, приготовил реактивы, разлил их в пластмассовые ванночки, заперся в кладовке, включил красный фонарь, фотоувеличитель и принялся за дело.

Через пятнадцать минут он вышел из душной кладовой, в которой находилась его домашняя фотолаборатория, открыл воду в ванной и принялся промывать напечатанные фотографии, одновременно рассматривая их. Как он и предполагал, снимки получились качественные. Резкость, ракурс, диафрагма – все было выбрано грамотно.

Промыв карточки, он не стал сушить их в глянцевателе, а просто прилепил к зеркалу в ванной, чтобы с них стекла вода. Когда он, уперев руки в бока, разглядывал одну из фотокарточек, которая больше других привлекла его внимание, раздался звонок. Вадик вышел в прихожую и открыл дверь.

На пороге стоял Пузырь и, молча глядя на Вадика, жевал. В руке он держал сырую надкусанную сардельку, с конца которой одна за другой свисали еще две. Пузырь вообще любил поесть, а когда волновался, ел особенно много; это отвлекало его от тревожных мыслей.

– Нельзя жрать сырые сардельки летом, когда стоит такая жара, – поучительным тоном сказал Вадик, – подхватишь сальмонеллез, холеру или еще какую-нибудь инфекцию и будешь потом животом мучиться.

– А, ерунда, – проглотив, сказал Пузырь и с безразличием махнул рукой, отчего две болтавшиеся сардельки, как нунчаки каратиста, описали круг в воздухе, – мой желудок гвозди переварит, не то что какой-то там сальмонеллез, – самонадеянно сказал он и вошел в прихожую.

– Ну гляди… – предупредил Вадик, покачав указательным пальцем перед его носом. – Если живот прихватит, тебя от туалета за уши не оттащишь, а у нас в любой момент могут появиться срочные дела. Пойдем, я тебе кое-что покажу.

Пузырь пошел за Вадиком в ванную, на ходу откусил кусок сардельки и, не переставая жевать, произнес:

– Я для того и пришел, чтобы рассказать тебе о срочном деле. Когда ты ушел, я стал обедать. Съел салатик, разогрел котлетки, скушал баночку сайры, попил газировочки с бутербродиками с сыром, понял, что не наелся и изжарил…

– Покороче нельзя? – перебил его Вадик, зная, что Пузырь может говорить о еде часами.

– Можно и покороче, – сказал Пузырь и принялся за вторую сардельку. – В общем, покушал я, сижу и думаю. Сижу и думаю, а ничего придумать не могу. Тогда я сварил яички, съел одно и тут – бах! Меня как будто по башке поленом треснули! Я вспомнил, что сегодня, когда я был у Растатуры, он очень удивился, что у меня есть пейджер, а потом записал его номер и сказал, что я напрасно ходил в милицию, что не надо впутывать ментов в дела ТЭС. А потом… – Пузырь снова откусил от сардельки, хрустнув лопнувшей кожурой, замолчал и стал тщательно жевать, глядя на Ситникова.

– Что потом? – поторопил его Вадик.

– Потом я еще немного покушал, подумал и понял, что Растатура – знакомый моего отца. Мало того что он знакомый, он еще его заместитель, то есть человек, с которым батя встречался почти каждый день, обсуждал с ним разные дела и вполне мог сказать, что моя мама уехала в командировку, а тетка на юге.

– Зачем бы он это говорил?

– Ну, я не знаю… Просто сболтнул в разговоре… Ляпнул. Может быть, батя хотел пораньше уйти с работы, поэтому и сказал, что я дома один, что все уехали. А что в этом особенного? Ведь это не военная тайна. Короче, мне кажется, что сообщение на мой пейджер прислал Растатура.

– А больше ты никого не подозреваешь? – спросил Вадик.

– Мне больше некого подозревать. У мамы и бати полно знакомых, но никому из них я не давал номера своего пейджера, – сказал Пузырь и, недоуменно пожав плечами, добавил: – Хотя я не врубаюсь, зачем Антон Антоныч Растатура похитил моего отца?

– Ну, это еще надо выяснить. Может быть, твоего отца никто не похищал, – сказал Вадик и указал пальцем на одну из фотокарточек, прилепленных к зеркалу. – Иногда фотоаппарат снимает то, на что не обращает внимания человеческий глаз. Присмотрись.

Пузырь приблизил свое лицо к зеркалу и пригляделся к фотографии, на которой охранники загружали какой-то агрегат на платформу тягача.

– На здании висит табличка, – пояснил Вадик, когда понял, что Пузырь не увидел ничего примечательного на снимке. – На других фотках табличку загораживает этот агрегат, а здесь видна даже надпись «АОЗТ УДОБРЕНИЯ».

Пузырь выпрямился и равнодушно произнес:

– Ну и что? Я же тебе говорил, что на территории ТЭС много свободных помещений, которые арендуют разные фирмы. «АОЗТ УДОБРЕНИЯ» одна из таких фирм. Батя говорил, что сгоревший уголь, шлак и зола – это очень хорошее удобрение. Наверное, на этой фирме насыпают золу в мешки, на грузовиках развозят по селам и деревням и там продают. – Он положил в рот остаток последней сардельки и стал без интереса разглядывать другие снимки.

– То, что зола – хорошее удобрение, я и без тебя знаю, поэтому и обратил внимание на эту фотку. Подумай сам, ведь если на этой фирме золу насыпают в мешки, а потом грузят мешки на грузовики, то должны быть грузчики, которые это делают. Так?

– Так.

– А теперь посмотри на фотографию и скажи, чем занимаются охранники?

– Грузят, – не переставая жевать, сказал Пузырь и еще раз внимательно вгляделся в фото.

– Тебя не удивляет, что грузят охранники, а не грузчики? И вообще, тебе не кажется странным, что помещение, в котором кроме золы и шлака ничего нет, охраняют так серьезно, что даже погнались за мной, когда я сфотографировал эту фирму?

– Действительно, странно.

– Я тоже так подумал. А когда ты рассказал про Растатуру, я понял, что он, фирма и исчезновение твоего отца как-то связаны между собой.

– Как?

– Кто отвечает за все, что происходит на территории ТЭС? – Вадик хитро посмотрел на Пузыря, он уже знал ответ на свой вопрос.

– Мой батя.

– А когда он в командировке или когда его нет на месте, тогда кто?

– Его заместитель, Растатура.

– У меня вот какая догадка: эта фирма занимается какими-то темными делами, об этом узнал твой отец и решил вывести на чистую воду фирмачей из «УДОБРЕНИЙ», но ему помешал Растатура, который как-то связан с этой фирмой… – Вадик замолчал, задумчиво посмотрел на фотографии и, почесав затылок, произнес: – Пока что я больше ничего не придумал.

– Это только догадка, – тяжело вздохнул Пузырь. – А на самом деле все может быть по– другому.

– Это легко выяснить. Если Растатура связан с «УДОБРЕНИЯМИ», то ему уже сообщили, что кто-то фотографировал фирму. Я позвоню ему и предложу выкупить фотографии за… ну, например, за тысячу рублей.

– А что толку?

– Есть два варианта. Первый: он рассмеется в ответ и положит трубку. С этим вариантом все ясно, это значит, что фирма занимается законными делами или что Растатура с ней просто не связан. Но есть второй вариант: Растатура согласится выкупить фотографии и этим подтвердит мою догадку.

Пузырю понравилась эта мысль, и он решительно направился к выходу, сказав на ходу:

– Пошли.

– Куда?

– На улицу, звонить Растатуре. Или ты собрался звонить из дома, чтобы он засек твой телефон по определителю?

Вадик отлепил от зеркала фотокарточки, которые уже подсохли, положил их в карман джинсов, вышел за Пузырем и закрыл квартиру на ключ.

Они прошли через двор и остановились у тор– ца дома, возле которого стояли телефонные будки. Пузырь раскрыл свою записную книжку, нашел номер телефона и объяснил Вадику:

– Трубку возьмет секретарша. Позови Антона Антоновича и постарайся говорить с ним взрослым голосом, чтобы он не подумал, что этот звонок – детский розыгрыш.

– Не учи ученого. – Вадик достал из кармана жетон, прокашлялся и, глядя в записную книжку Пузыря, набрал номер.

– Алло? – раздался женский голос на другом конце провода.

– Добрый день! Антона Антоновича Растатуру позовите, пожалуйста, – произнес Вадик, понизив голос насколько это позволяли голосовые связки.

– Одну минуту.

В трубке что-то щелкнуло, послышался перезвон электронных колокольчиков, а затем мужской голос произнес:

– Растатура слушает.

– Добрый день, Антон Антонович. У меня к вам деловое предложение…

– С кем я говорю? – перебил его Растатура.

– Вы меня не знаете. Я хочу продать вам несколько очень дорогих, интересных фотографий.

– Это за вами сегодня гнался наш охранник? – голос Растатуры остался спокойным, поэтому Вадик решил, что Антон Антонович ждал этого звонка, иначе он бы встревожился.

Ситников выдержал небольшую паузу, вспоминая интонацию, с которой обычно говорили наркобароны в видеофильмах, и медленно, с ленивым безразличием растягивая слова, произнес:

– Запомните раз и навсегда: за мной никто никогда не гнался, потому что я никогда ни от кого не убегал. От меня убегали, это было. Но я – никогда. А тот паренек, о котором вы говорите, просто работает на меня. Не будем терять время. Слушайте мои условия. Подъезжайте через час к Ярославскому вокзалу и стойте у входа. К вам подойдет мой человек, и вы передадите ему десять тысяч долларов. – Вадик так вошел в роль гангстера, что назвал эту сумму машинально. Назвал и зажмурился, решив, что сказал несусветную глупость. Но к своему удивлению, в следующий момент он не услышал на другом конце провода ни смеха, ни коротких гудков.

– Это не телефонный разговор. Давайте обсудим цену при встрече.

– Согласен, – все так же медленно произнес Вадик. – Через час перед центральным входом в здание Ярославского вокзала. Приходите один.

– Как я вас узнаю?

– Я сам вас узнаю. – Вадик положил трубку и выдохнул: – Ф-ф-фух. Ну и дела, – сказал он, пытаясь глотнуть и морщась от сухости в горле, которая появилась после разговора.

– Ну? Что? Рассказывай, – с нетерпением поторопил его Пузырь. – Какие новости? Плохие? Хорошие?

– Не знаю. Мне только одно ясно – это дело темное. Представляешь, я с дуру предложил заплатить за фотки десять тысяч баксов, а он даже не пикнул! Просто сказал, что это не телефонный разговор, и предложил встретиться.

– Десять тысяч за какие-то листочки? Не может быть, – с недоверием посмотрел на Вадика Пузырь. – Ни за что не поверю, что из-за семи фоток Растатура бросит свою работу и помчится на встречу с тобой. Не верю! Это чушь, чума, лабуда и полная лажа! Нет, нет и нет! – разгорячился Пузырь и от этого сразу вспотел.

– Это легко проверить. Поедем? – спросил Вадик, посмотрев на часы.

– Поехали!

Сказано – сделано. Через сорок минут ребята вышли из метро на залитую солнцем привокзальную площадь и направились к зданию Ярославского вокзала. Они не увидели Растатуру на месте встречи, так как до назначенного срока оставалось еще пятнадцать минут.

– Рано, – сделал вывод Вадик.

– Не приедет, – уверенно сказал Пузырь. Он посмотрел по сторонам, увидел торговую палатку и, кивнув в ее сторону, позвал Вадика: – Пошли, вдарим по газировке. После сарделек пить охота.

Они купили по банке «пепси» и остановились возле подземного перехода. Здесь было достаточно многолюдно, чтобы ребята могли спокойно наблюдать за Растатурой, не боясь, что он заметит их среди прохожих.

Вадик ни разу не видел Антона Антоновича, поэтому следить за местом встречи пришлось Пузырю. Он прищурил глаза и сосредоточил внимание на площадке перед центральным входом в здание вокзала. Прошло десять минут, пятнадцать, двадцать, а Растатура не появлялся.

– Не пришел? – спросил Вадик.

– Нет.

Ситников отхлебнул газировки, посмотрел на часы, а когда поднял глаза, то чуть не поперхнулся.

– Смотри, – негромко сказал он Пузырю.

– Да я уже глаза сломал, двадцать минут только и делаю, что смотрю и никого не вижу, – проворчал Пузырь, наблюдая за входом. – Зря мы тут торчим, не придет он.