Текст книги "Кегельбан для безруких, Запись актов гражданского состояния"

Автор книги: Владимир Бацалев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц)

– Стойте! – закричал Иван. – Стойте, идиоты!

– Подождите нас! – закричала Марина.

– Нет никакого привидения! Это талый снег застрял на елке! – сказал Семенов.

– Как нет? – спросил Сусанин

– Как нет? – остановилась Капелька.

– А кто же говорил? Галлюцинация? – спросил Путаник.

– Это я говорил, – сознался оракул, – я умею чревовещать.

– Сволочь! – сказал Саши и ударил Семенова по носу.

– 3-зачем вы нас напугали? – спросил Путаник. – Я з-за-икаться стал.

– Напугал? – удивился оракул. Он поднялся с земли и ответно двинул в зубы Саше. Я рассказал вам историю за автора... И знаете, про кого?

– Замолчи, пугало! – сказал Подряников, выплевывая табачные крошки.

– Хватит! – закричал Сусанин, замахал руками и затопал ногами -Хватит! Прекратите массовый психоз!

– Бежим скорей домой! – сказал Путаник.

– Есть у нас еще спирт? – спросила Кавелька. – Дайте

глоток.

– И мне глоток, – сказала Чертоватая.

– Идемте же!

– А куда? Где дорога?

– Там.

– Нет там!

– Мы вон оттуда пришли!

– Семенов, веди нас, – сказал Сусанин.

Через десять минут они вышли на дорогу прямо к пустой бочке.

– Сколько отсюда до города? – спросила Чертоватая

– Десять километров

– Мы к утру придем!

– Машина! – закричал Иван.

Все вытянули руки, но машина проехала мимо, раскрасив одежду серыми пятнами.

– Надо спрятаться, а на дороге оставить девушку. Тогда непременно остановят, – сказал Путаник. – Тут мы как выскочим, как выпрыгнем!..

– Ты думаешь, будет еще машина? – спросил Сусанин. – Зимой на этой дороге поскользнулась молодая пара и поломала все четыре ноги. Нашли их на третьи сутки, но уже околевшими. Так что дня два мы можем смело отдыхать. Завтра Семенов покажет нам бабу-ягу.

Тогда все построились на кромке асфальта в затылок друг другу и, засунув руки в карманы – кто – пальто, кто – штанов, – поскакали, как кенгуру, домой.

Только Семенов засунул руки под мышки, потому что из всех его карманов торчали человеческие косточки, которые оракул решил похоронить на Сворском кладбище. Дело в том, что на монастырском дворе во времена проклятого режима монашки прятали зачатых во грехе новорожденных, предварительно удавив, чтобы те не кричали из земли. А звери после разгона и краха пустыни в голодные месяцы отрывали кости, обгладывали и разбрасывали по двору...

IV ИГРА ДАРИТЬ – ОТДАРИВАТЬ""

Участники садятся в круг. Первый тихо говорит на ухо соседу, что он ему дарит, например, "яблоко". Сосед должен запомнить подарок, и сам, я спою очередь, подарить следующему, например, "велосипед". Одновременно в обратном направлении идет отдаривание. Последний говорит на ухо предпоследнему, что надо сделать с предметом, который ему подарят. Иногда получается очень смешно: яблоко предлагают съесть, книгу – прочитать, а сковородку -выкинуть.

Солнце лезло в окно и звало из постели так настойчиво, безотвязно и требовательно, что ван дер Югин в своей кроватке надвинул простыню по уши, спасаясь от света, продлевая негу между сном и бодрствованием, удивляясь, почему до сих пор не кричат "Ребятки! Вставать пора!" Сколько ни бился И над этим вопросом – ответа не нашел. Ответ, решил он, можно получить только экспериментальным путем. Сосчитаю до десяти и встаю. Лучше – до ста. Раз, два, три... Воспитательница давно вылила бы на меня чашку холодной воды и хохотала бы до полдника. Откуда у нее такие припасы черного юмора? Я ведь помню ее сопливой девчонкой. Тихая была и вся в родинках, как подсолнух. "Дядя И, сделай мне бумажный кораблик". – Делал. Чего ж не угодить ребенку? Яблоки ей разрешил рвать в своем палисаднике; с будущим супругом, можно сказать, свел, и вот благодарность за счастливое детство: стакан воды в постель! Ван дер Югин ножкой спихнул простыню на пол. По глазам ударил невыносимый свет, как в кинотеатре при обрыве пленки вдруг вспыхивает черный потолок, и сразу не разберешь что к чему – только пустой белый экран впереди.

Когда глаза справились с потоками света, ван дер Югин увидел, что все кроватки пусты, а товарищи по играм исчезли. Он оказался в спальне позабыт-позаброшен. "Как же так? – подумал он. – Как такое случилось? Может быть, детей забрали на выходные родители?" – И успокоился этим объяснением.

Адам умышленно дезинформировал Подряникова, когда сказал, что ван дер Югин скрывается в родильном доме. На самом деле И прятался от милиции в детском саду на пятидневке. Лучшего убежища он не придумал, потому что вообще стал худо соображать с тех пор, как полюбил находиться в беспамятстве "Ведь все новое – это хорошо забытое старое, – с трудом вспоминал он избитый афоризм. – Значит, чем больше я забуду, тем больше открою заново, тем интереснее будет моя жизнь – жизнь скромного первооткрывателя вечных истин... "

Ван дер Югин выскочил из кроватки, торопливо натянул колготки, надел рубашку, уже добравшуюся до колен, фуфайку с драными локтями, обул ботинки, которые еще в прошлом году стали ему велики, и, перекувыркнувшись через форточку, оказался на улице. Весна прополоскала его ноги в луже, но И только улыбнулся этому. Утопая в осевших сугробах, он побежал за беременной кошкой, поймал ее и спросил радостно:

– Ну что, киска, дождалась весны?

– Мяу, – ответила кошка, выпутываясь из объятий.

Ван дер Югин подумал, не встать ли и ему на четвереньки. Для человека, близкого к природе существа, такой способ перемещения был бы более физиологичен. Но тут он увидел прыгающую ворону, спросил и ее, дождалась ли она весны. Потом вспомнил о кроликах и лягушках и подумал, не скачками ли передвигается жизнь по земле? А когда на асфальт выполз червяк, у которого из конечностей был один хвост, ван дер Югин сказал ему:

– Ну что, червячок? Оказывается, при движении вперед жизнь может ползать, ходить, скакать и летать. Но сейчас она стоит как дерево и качается по ветру. Так что, если ты поспешишь, у тебя появится шанс обогнать ее.

Тут он подтолкнул червяка, показывая, в какую сторону следует догонять эволюцию, а сам отправился к своему другу Сусанину и его жене Фрикаделине с надеждой на завтрак, потому что другой его товарищ, Семенов, готовил себя к тюрьме и ничего не держал на проходной, кроме сухарей. Шел ван дер Югин по улице и озирался: думал, после побега из КПЗ его ищут с собаками. Но в милиции деяния ван дер Югина числились в графе раскрытых преступлений, план по нему был выполнен, поэтому в глазах правоохранительных органов И потерял всякий интерес. Об этом поведал И повстречавшийся коллекционер Вася Подоконник, ходивший вокруг домов и собиравший в авоську все, что выбрасывали из окон. Ван дер Югин сидел с ним в одной камере и хорошо помнил, как закричал Подоконник: "Мальца-то за что садите?" – "Этому мальцу сто тридцать пять лет", – ответил дежурный, коленкой запихивая И в камеру... Подоконник раскрыл ван дер Югину еще одну тайну. Оказывается, в стране с каждым годом сокращался процент преступлений, но, если в других городах он еще держался на уровне пяти-шести к тринадцатому году благодаря карманникам и коммунальным дракам, то в Сворске из-за усердия начальства перед более высоким начальством этот процент в нынешней отчетности свели к нулю, то есть в Сворске преступнику взяться было совершенно неоткуда.

– Потому-то меня и выгнали, а сначала хотели год дать, – сказал Подоконник. – А разве я виноват, что у меня своей крыши нет и я в кустах ночую? Я, может, вокруг домов-то и хожу целыми днями от зависти.

– Теперь тебе крыша только в дождь понадобится, – сказал ван дер Югин. – Весна пришла! А если на дворе сухо, тебе каждая лавка – дом родной...

У подъезда И встретил Столика, который стоял и думал одним местом. Столик знал, что пистолет ван дер Югина лежит в милиции, поэтому стал строить рожи и ругаться, закрывая ладонями зад, выглядевший чересчур задумчивым.

Пистолет И смастерил из обструганных дощечек и заводных пружинок, а к нему налепит пуль из г... Занятная получилась игрушка. Ван дер Югин расстреливал из нее начальников и персональных пенсионеров, но больше всех перепадало Столику. У секретаря Домсовета не хватало гардероба, чтобы хоть раз толком отругать И, потому что после каждого выстрела он бегал домой переодеваться. До поры до времени ван дер Югину сходили с рук пистолетные забавы, но, когда он кинул связку самолепных гранат в первый цех химзавода, за ним погналась милиция, свистя и размахивая ордером на арест, потому что материальный ущерб, нанесенный ван дер Югиным народному хозяйству, по расчетам следователя, оценивался в полтора рабочих дня уборщицы...

И уже знал, что в его квартире поселился какой-то Подряников, и решил посмотреть оккупанту в глаза.

"Если обременен семьей, не буду бить", – решил И.

Саша открыл дверь и спросил:

– Тебе что, мальчик?

– Макулатуру собираем на пионерский костер, – ответил ван дер Югин, скрежеща молочными зубами и переживая душевную тоску по пистолету.

– Хороший мальчик, – сказал Подряников, погладил И по головке и захлопнул дверь.

Зато в квартиру Сусаниных его пустили без разговоров и без разговоров накормили кашей. Фрикаделина качала головой и думала, где через три-четыре года брать грудное молоко для ван дер Югина, а Сусанин из кровати вспоминал, что последний раз видел своего бывшего соседа снизу, когда тот шел на вокзал, неся на коромысле два ведра аквариумных рыб. И ехал торговать в страну лилипутов и обещал вернуться с деньгами. Но по ложечной дроби о тарелку, но чавканью, по отсутствию разговоров Сусанин понял, что либо ван дер Югин не нашел страну лилипутов, либо там не едят рыбу, либо деньги он прокутил на обратной дороге, либо припрятал на черный день. "Хотя у него все дни черные", – подумал Адам.

– Если считать по старому стилю, то сегодня – мой день рождения, -сознался И, покончив с трапезой. – Но подарок мне приготовили только органы внутренних дел. К этому празднику они ликвидировали преступность в Сворске.

Трудно было ему не поверить. Несмотря на детский вид, слишком стар казался ван дер Югин для безудержного вранья. Ведь он существовал при царе семьдесят лет, старея и портясь с каждым годом, и еще шестьдесят пять – при советской власти, но уже молодея и просвещаясь от пятилетки к пятилетке. Никто не знал, когда прервется его жизненный путь, снизойдет ли ван дер Югин до состояния зародыша и распадется, или же станет мужать и стареть по второму разу. Никто не знал, что у него на уме, и никто не знал о нем ничего путного, а сам И не был словоохотлив и любил находиться в беспамятстве с тех пор, как от прожитых лет и перенесенных потрясений впал в физиологическое детство.

– Как полностью реабилитированный, – сказал ван дер Югин, – я хочу вернуть свою квартиру. – Тут он схватил пудовую гирю, которой Сусанин по утрам увеличивал силу рук, и принялся стучать в пол.

Минуты не прошло – прилетел Подряников.

– Какого черта! – закричал он, очищая кулаками дорогy от прикрытых дверей.

– Здравствуй, дядя, – сказал ван дер Югин.

– Здравствуй, здравствуй, мальчик. Мы уже виделись, – сказал Подряников. – У меня больше нет побелки на потолке! – закричал он на Фрикаделину.

– Это моя побелка, – ответил И.

– Ах, вот ты кто такой! – пропел Подряников, жмурясь от радости и поигрывая пальцами, и хотел было схватить ван дер Югина руками.

Но Фрикаделина загородила своим телом дорогу к ребенку.

Тогда Саша вцепился в телефонную трубку:

– Алло! Милиция! Я поймал преступника! Улица Балтийца Сидорова, дом десять, квартира пятьдесят! Скорее!.. Что?! Что?!. Повторите!.. Вы там с ума посходили! – он повернулся к Фрикаделине и сказал чужим голосом: – Я не мог поймать преступника, потому что и Сворске искоренена преступность.

Ван дер Югин засмеялся, запрыгал и захлопал в ладоши:

– Что я говорил! Что и говорил! Мой сегодня праздник!

– Черт побери! – закричал Саша в трубку. – Тогда приезжайте за снежным человеком, за Кинг-Конгом, за Лох-Несси!!! Что?.. Это вы психи! Я вам ycтрою "кузькину мать" в понедельник! Как фамилия?"

Не отпуская телефонную трубку от уха, Подряников позвонил в "скорую помощь" и сказал, что на улице Балтийца Сидорова, дом десять, квартира пятьдесят сидит ребенок со всеми признаками буйной шизофрении в поступках. Но и тут ему не поверили, так как утром из психиатрической больницы выписался последний пациент, который перед уходом потребовал немедленного закрытия больницы и аргументировал свое притязание тем, что накануне он сам лично ликвидировал причины, поражающие сумасшествием советских людей. И вот этому-то прощальному пациенту диспетчер "скорой помощи" верила охотнее, нежели голосу Подряникова.

Уже в отчаянье, не владея собой, Саша позвонил пожарным, узнал, что они забивают "козла" подразделение на подразделение, поэтому приехать не могут, и совсем пал духом.

– Это все ваши штучки! Как пить дать! – сказал он, показывая пальцем на одеяло, под которым прятался Сусанин.

– Я так плоско не шучу, – ответил Адам, вынимая голову из подушек. -Кстати, Саша, у вас гульфик расстегнут.

– Где?

– С первым апреля! – обрадовался Адам своему розыгрышу и выскочил из кровати. Тотчас он отнял у ван дер Югина гирю и стал махать ею в воздухе, демонстрируя ловкость.

– Ладно, – сказал Подряников, – я вам тоже устрою какой-нибудь праздник. – И убрался восвояси.

А Сусанин, бросив снаряд, пришел на кухню, разбил там яйцо и сотворил на сковороде небольшое солнце. Этим солнцем, порезанным ромашкой, и листиком хлеба он позавтракал.

– Сейчас, И, мы устроим весеннюю революцию, – сообщил Адам, вставая из-за стола. – Момент выбран самый удачный: милиция парализована, психи -на свободе, у пожарных – турнир, а первый секретарь еще не проснулся. Надо собирать сообщников и выступать.

– Нет, – вмешалась Фрикаделина, – ты обещал дочери повесить скворечник утром. И не забудь, что сегодня твоя очередь выносить помойное ведро.

– Да, – сказала Антонина, – ты обещал прибить скворечник, который сколотил дядя Семенов.

– Ну хорошо, – согласился глава семейства. – Скворечник и помойка -это пустяки. Прибьем, вынесем и устроим революцию.

Втроем они покинули квартиру, оставив Фрикаделине грязную посуду. Впереди пошел ван дер Югин. Он нес птичий дом, как флаг. За ним – Сусанин с кульком гвоздей, а за Сусаниным – дочь с молотком. И трубил туш, Адам на ходу завязывал шнурки, а Антонина постукивала молотком по воздуху и приговаривала: "Тук-тук-тук". И играл на губах, Адам – в надежде на успех, а Антонина играла в папу, прибивающего скворечник.

Дом к тому времени, когда Сусанин продрал глаза с намерением устроить революцию, давно завелся на субботние обороты. Из раскрытой форточки в квартире Чертоватой неслись всхлипы магнитофона и Сплю, из окна повыше -звуки пощечин, звон стекла и крики: "Убью, стерва!", а еще, непонятно из какого окна, неизвестный олух обкидывал прохожих селедочными головами и картофельной шелухой. У подъезда, на параллельных рядах скамеек, между которыми очень пришелся бы стол, не загороди он вход-выход, сидели бабки и складывали в подолы шелуху семечек. Рядом маленькие девочки упражнялись в "классы". Тут же в кустах палисадника валялись еще с пятницы три друга Бутылки – Ивашка Встенкин, Серега Какусов и Рахит Лукумов, ноги которого не знали о существовании носков, а пятилетний Вова из семнадцатой квартиры собирал на асфальте дождевых червей и прятал у алкоголиков за шиворотом. Над домом кружила и каркала стая ворон, караулившая помоечную машину, за которой ринутся вдогонку жильцы с мусорными ведрами. В этих ведрах – воронье счастье.

71

Собственно, других птиц в Сворске не знали и в помине. Зато лоснящихся, жирных, как индейки, ворон летали такие тучи, что приезжему человеку казалось, будто он попал в город, где, кроме падали, ничего нет. Вороны были большие и наглые. Если им наступали на хвост, могли ответно цапнуть не хуже собаки.

Поэтому, когда из дома вышел ван дер Югин со скворечником под мышкой и с тушем на губах, a за ним – Сусанин, передвигавший ботинки, как коньки, и Антонина, озорующая молотком, бабки посмотрели на всю троицу с подозрением. Даже пятилетний Вова раскрыл рот и положил в него приготовленного для Встенкина червяка. Даже Вова знал, что вороны живут на гнездах, и самую дохлую из них не втиснешь в дырку скворечника, а если просунешь каким-то чудом, то получится не птичий домик, а птичий гробик.

На лице Сусанина было написано блаженство. Он мечтал походя о том, как пригвоздит скворечник к дереву и на его плечо сядет благодарный голубь. Да хоть воробей! Лишь бы с прилета новой породы пернатых началась новая эра Сворска. "Мне нужна эта птица как глас неба, приветствующий мои действия", – думал Сусанин, хотя был политеистом и его олимп нависал над газовой плитой в кухне и громко жужжал, когда работал. Как древний грек, Адам кормил своих богов дымом и запахом жареной пищи, а как древний римлянин, готов был назвать олимп любым именем, хоть "Запахоуловитель ЗУ-16". И если жертва подгорала, то Фрикаделина злилась, а Сусанин радовался. "Путь к душе божества лежит через его желудок", считал он.

Не пройдя и двадцати шагов, Адам остановился у первого же дерева и, подтянув штаны, стал карабкаться вверх.

– Давай здесь! Смотри, как красиво! – сказал Адам и прислонил скворечник к стволу.

– Выше, папа.

Сусанин послушно залез повыше.

– Здесь?

– Здесь дупло. В нем поселится кошка и съест птенцов. Еще выше.

Услышав о кошке, которая поселится в дупле, бабки испуганно переглянулись.

– Чему удивляться! – сказала одна. – Яблоко от яблони...

– Ван дер Югин, – позвал Адам, – лезь-ка сюда с гвоздями.

Пока прибивали скворечник, Сусанин допустил оплошность: он поставил ботинок на край дупла, ботинок соскользнул, и нога по колено ушла внутрь дерева. Сусанин стал вытаскивать ее, но не тут-то было – нога увязла прочно.

– Что делать, Вань? – спросил Адам.

– Это, наверное, ботинок не пускает, – решил И. – Попробуй вылезти из него и вынуть ногу.

Из подъезда вышел сантехник Бутылки с авоськой пустых бутылок:

– Здорово живешь, Адам Петрович! Как унитаз? Функционирует?

– Я застрял, – пожаловался Сусанин.

– Придется выдолбить вот такой кусок, показал ван дер Югин.

– Может, перепилить? – подсказал Бутылки.

– Дерево завалится на дом. А меня пришибет, – рассудил Сусанин.

– Ты поднатужься, Адам Петрович, – покряхтел сантехник.

– Где у тебя инструменты? – спросил ван дер Югин.

– На антресолях, – ответил Сусанин.

Адам застрял на дереве в позе инвалида. Одной ноги у него как будто не было, другая болталась, не находя опоры, а руками он держался за сук, чтобы не повиснуть головой вниз. "Дерево распяло меня за то, что я прибил скворечник", – решил Сусанин.

Бутылки отогнал угрозами Вову, не желавшего бросать свои бирюльки с червяками, вынул из кустов дружков и привел их в чувство демонстрацией авоськи и фразой о трех рублях в кармане.

– Но сначала, – сказал сантехник, – надо освободить Адама Петровича, потому что он – ответственное лицо, а мы – пропойцы.

Друзья, насильно ориентируя себя в пространстве, заползли на дерево. Какусов схватился за Встенкина, Встенкин – за Лукумова, Лукумов – за Бутылки, а сантехник – за ногу Сусанина. Пыжились-пыжились, кряхтели-кряхтели, тянули-тянули – не смогли вытянуть. Плюнули и ушли похмеляться.

– Пап, – крикнула с земли Антонина, – моя классная руководительница чешет.

– Пусть чешет, – ответил Сусанин с дерева.

– Она идет говорить с тобой обо мне.

– Что ты натворила, негодница?

– Она тебе сама окажет...

– Здравствуйте, Мария Хуановна! – закричал Сусанин. – Вы, как всегда, похожи на вишневое дерево, которое заждалось садовника с корзинкой.

Учительница задрала голову и стукнулась затылком о позвоночник:

– Господи, Адам Петрович, какая муха вас укусила?

– Папа решил, что он Прометей, – сказала Антонина, – и сам себя приковал. Сейчас один мальчик, который решил, что он орел, принесет долото и вырубит папину печень.

– Ну, что ты городишь?! – закричал Сусанин. – Какой Прометей!

– Мне надо поговорить с вами, – сказала учительница, – но не посреди улицы.

– Я не могу слезть, – пожаловался Сусанин, убитый неволей.

– Папа дал обет не касаться ногой грешной земли, – объяснила Антонина.

– Замолчи, глупая девчонка! – закричал Сусанин. – Кто тебе позволил выставлять отца дураком?

– Я думала, тебе понравится, если я немного пофантазирую. Да ведь ты и сам говорил, что таких дураков, как ты, белый свет отродясь не видывал.

–Я шутил! –закричал Сусанин.

–Вот и ваша дочь, по-моему, слишком много фантазиpyeт и шутит, -сказала учительница. – Вчера на уроке она заявила, что форма государственной власти в Советском Союзе – демократия по знакомству. Объясните мне, пожалуйста, что это за форма, и сама ее ваша дочь выдумала, или кто-то подсказал, внушил незрелому сознанию.

– Отвечай! – потребовал Сусанин.

– Тебя спрашивают, ты и отвечай.

– Дождешься ты у меня! – И Сусанин, повиснув на одной руке, погрозил дочери кулаком.

– У тебя дождешься! Ты только обещать мастер!

– А ты только требовать мастер! – парировал Сусанин.

– А кто говорил, что его девиз: "Лучше пообещать, чем сделать"?

– Это был девиз конкретной ситуации. Нечего меня попрекать.

– Антонина, передай матери, чтобы зашла ко мне в понедельник, -сказала учительница.

– Подождите, Мария Хуановна, мы же не поговорили! – закричал в спину учительницы Сусанин.

– Мы поговорим, когда вы станете серьезным человеком. А сейчас вы похожи на ее младшего брата, – ответила спина учительницы, уменьшаясь и затихая с каждым словом.

– Но у нее нет брата, на которого я мог бы быть похожим! – закричал Сусанин.

– Что ты наделал? – спросила Антонина.

– Я наделал? Что я наделал? – удивился Сусанин.

– Не мог ей сказать какую-нибудь глупость. А теперь мать с меня три шкуры спустит.

– Так тебе и надо, – сказал Сусанин. – Может, поймешь, наконец, в какой стране живешь.

Ван дер Югин принес инструменты, но на дереве не нашлось удобного сука, с которого И мог бы вырубить ногу Адама из западни. Поэтому он сбегал за досками и стал мастерить лестницу.

И пока он работал пилой и молотком, Сусанин в ожидании спасенья и от безделья решил побаловать близсидящих старух атеистической проповедью. "Зачем упускать время? – подумал Адам. – Пусть движения мои скованы, но язык-то, который для того мне и дан, чтобы выражать мысли, остался, на свободе. А язык – это могучее оружие. Хотя, положа руку на сердце, я больше полагаюсь на зубы".

Проповедь, окрашенная любым тоном безбожия, пришлась бы кстати, поскольку в Сворске за последний месяц резко реставрировалась численность православных из массы бросивших лоно атеизма. Произошло это по вине все того же ван дер Югина. Ведь когда И кинул свою рукодельную связку в химзавод, взрывной волной раскачало колокол сворской церкви, и старухи, выскочив посреди ночи из-под одеял, понеслись на звон каяться перед вторым пришествием...

– Эй, бабки! – закричал Адам. – В церковь ходите?

– А и ходим. Тебе-то что, висельник?

– Не можете, значит, без пастыря... Стадо вы! Бросьте детей и шелуху от семечек! Идите сюда! Сейчас я прочитаю вам древесную проповедь...

Но в этот момент зазвонил долгожданный для ворон колокольчик мусорной машины. Старухи, подавшиеся было к дереву, на котором висел Сусанин, убежали в дом.

– Антонина, чумовоз едет! – закричал Сусанин. – Беги за ведром.

– Твоя очередь помойку выносить.

– Ты же видишь, что я не могу!

– И я не могу. Я расстроена твоим разговором с Марией Хуановной. Из-за тебя мама всыплет мне. Вот пусть и тебе попадет...

Помоечную машину, притормозившую у подъезда, накрыла туча ворон, словно брошенной шапкой, и облепила толпа жильцов, как кумира. Захлопали черные крылья, зашлись в аплодисменте руки, застонало железное чрево от мусорного напора. Ворон размером с тумбочку вырвал у Столика пластиковое ведро и утащил на крышу бойлерной, как сына капитана Гранта. Перекрывай карканье, старушечий визг и матерные всхлипы подростков, орал с дерева Сусанин:

– Пусть! Зарастем в грязи по уши! Будешь жить на помойке, Антонина! Ты мне – не дочь!

– А ты мне – не отец!– надрывалась ответным воплем Антонина. – Я вообще от вас скоро уйду в подворотню!

Адам опустил голову на грудь и загрустил. Но когда машина отъехала, он опять оживился и стал скликать старух и соседей:

– Эй, вы, скинувшие помоечный балласт! Идите ко мне! Я промою ваши мозги стиральным порошком своих фантазий! Я превращу вашу жизнь в мечту! В сказку, которую вы сами для себя придумаете, если сможете! Слушайте притчу, фаршированную картошкой:

Некто вскопал по весне огород, засеял и сел на завалинку ждать урожая. И пришел к Некту сосед и сказал: "Не получишь плодов от земли твоей, ибо семя твое гнилое. Вот, бери мое". И взял по осени сосед сам-пятьдесят, а Некто – сам-сто, ибо удобрил чужой всход своим гнилым семенем. Так и вы, люди, должны посеять в своих заплесневевших душах семена моих фантазий.

Слушайте дальше:

Новый Завет устарел: души людей очерствели и прогоркли. Хлеб Христов покрылся плесенью, вино стало уксусом...

– Это чем же он устарел, богохульник? – спросила Сусанина бабка.

– Ну вот, – расстроился Адам, – мне уже расхотелось беседовать языком пророка. Придется разжевывать все, как лектору в сельском клубе.

Представьте райконтору с двумя начальниками – Разгуляевым и Влюбчивым. Для первого полунищие сослуживцы ежемесячно скидываются, дабы Разгуляев мог оплатить свои долги. Другой же начальник обещает погасить из директорского фонда грехи подчиненных и долги Разгуляева (если тот даст слово, что исправится) и даже издалека показывает пачки денег, которые он приготовил для расплаты. Влюбчивый олицетворяет собой религию, Разгуляев -государство, а вы олицетворяете сослуживцев-подчиненных... Правда, изредка (обычно в день зарплаты) вы бунтуете. Тогда на пенсию уводят Разгуляева и приводят молодого Прокутчикова, тогда на заслуженный отдых уходит утомившийся от обещаний Влюбчивый и приходит полный сил Посулькин, тогда вы ликуете, не думая о скорых разочарованиях. И так – испокон веков, пока не появился я с книгой новых рецептов под мышкой. Я не собираюсь обмениваться бесполезными начальниками, но всех осчастливлю. Поэтому вы, стоящие подо мной с пустыми ведрами, и вы, прячущиеся за шторами, внимайте ушами и носом, глазами и сердцем: я дам вам Новейший Завет!..

Ван дер Югин, наконец, сделал лестницу и застучал по дереву долотом...

– Какие вы отсюда мелкие! Соплей всех перешибешь! – сказал ван дер Югин.

– Войдет ли слово мое в такую мелюзгу? – спросил Сусанин, дергая ногой.

– Дурдом по тебе плачет, черняк ты этакий! – закричала Сусанину бабка. – Это ж надо, товарки! Умней Бога себя возомнил!

– Поквакал – и в тину! – сказал из-за спины бабки внук. – Погавкал – и в будку! Покрякал – и в воду! Похрюкал и – и в свинарник! Помычал... – И получил от кого-то затрещину.

– Пусть говорит! – сказали из толпы. – Не один хрен – телевизор смотреть или Адам Петровича слушать.

– Я начинаю проповедь.

– Валяй!

– Почему вы должны фантазировать? – спросил Сусанин.

– Не знаем, – ответили из толпы, – тебе видней. Ты же пророк.

– Мы построили кумиров и перестали уважать себя. Наш коллективизм деградировал в стадность. Мы глумимся над собственной беззащитностью. Все мы – социально неполноценные и закономерны в постигшем нас убожестве... Итак, говорю вам, мы разделим участь деревьев. В былые времена они жили лесами и рощами, но теперь их рассадили по скверам и паркам. В парке о деревьях печется садовник. Он сажает их грядками, отрубает нижние ветви и укорачивает зарвавшиеся верхушки, он красит стволы белой краской, он превращает деревья в столбы и с опавшими листьями выметает поросль. Работает садовник на свой вкус и лад и посмеивается в душе: знает, что деревья от него не уйдут. Правда, иногда налетает буря, и какой-нибудь отчаявшийся дуб, жертвуя собой, падает на садовника. Дуб распиливают и везут в печку, садовника с Шопеном везут на кладбище, но свято место пусто не бывает. Что остается деревьям?.. Одни фантазии... Но чем же вы, люди, хуже деревьев?! Вот, например, все вы любите иностранные детективы, потому что однажды научились читать, но до сих пор не научились думать. Где же, спрашиваю я, захудалому мирянину из пятой грядки в седьмом ряду взять по детективу на неделю, если тиражируют их так мало, что не каждому смертному и один экземпляр перепадает? Поэтому не гоняйтесь зa ними, не переплачивайте спекулянтам и не клянчите у знакомых. Придумывайте сами! Фантазируйте, и фантазия поможет нам восполнить пробел, который не в состоянии закрасить издательства и типографии страны.

– Сам бы взял и выпустил для нас детектив, – сказали из толпы.

– Мне некогда. Я должен как можно быстрей напечатать плакат "Ударным трудом – вперед и вперед!" – ответил Сусанин. – Детектив – это частный случай. Фантазия даст все, чего у вас нет и никогда не появится. Поэтому фантазируйте, и будете счастливы!

– А вот ежели не умеешь фантазировать, – спросил жилец, – тогда как посоветуешь?

– Учись, – посоветовал пророк с дерева, – напрягай голову почаще.

– Выходит, Адам Петрович, что с недостатками не бороться надо, а прятаться от них в собственной голове?

– Выходит так, – сказал Сусанин. – Ведь если ты начнешь борьбу и напишешь сто писем ста организациям, то бумаги в стране совсем не останется, даже газеты выходить перестанут... Реальность страшнее фантазии. Кто же выберет из двух зол самое худшее?

– А где же завет твой? – спросила бабка. – Что же ты ничего не заповедуешь, пророк?

– Вот вам заповедь: "Если тебе набьют чем-нибудь вкусным правую щеку, подставь левую. Но не хватай куски из рук, ибо можешь получить по зубам. Довольствуйся тем, что есть, а остальное бери из фантазий". Хоть и сказано вам было и повторяется ежедневно: "Стремитесь к материальному благополучию!". Ho я говорю: "Почаще читайте Пушкина! Хрусталя в вашей квартире будет меньше, зато в голове прибавится".

– А я хрусталь люблю с детства, – сказал жилец.

– Странная любовь, ей-богу, странная, – сказал Сусанин. – Всю жизнь вы копите барахло, но даже не пишете завещаний. Вам нечего завещать! А почему бы не коллекционировать фантики от конфет или бутылки с отбитыми горлышками? Микронезийцы, не слышавшие слово "цивилизация", собирали перед своими пальмовыми хижинами камни. У кого было больше камней – тот и считался всех богаче. Так и вы соревнуетесь в материальном благополучии. И никому из вас не приходит в голову построить из камней дом вместо хижины. Глупые вы поросята! Послушайтесь лучше своего Нуф-Нуфа!

Чему вы сможете научить своих детей, если целый день сидите у окна и караулите помоечную машину? Что может сказать слепец о фотографии? – Она тонкая и гладкая. Вот я вы знаете о жизни не больше слепца. Дети просят у вас хлеба, а вы суете им камни... Итак, откройте глаза, выньте затычки из ушей, прочистите нос! И смотрите, слушайте, нюхайте! А иначе исполнится пророчество плотника из Назарета: "Предаст отец сына, и восстанут дети на родителей и умертвят их..." Вы же, чтобы уцелеть, поступите разумно. Зачем вы заставляете ребенка с юных лет создавать собственную материальную базу, не дав растратить с пользой накопленное вами? В результате у маленького труженика нет ни времени, ни сил овладеть духовным наследством. Он берет школьные крупицы, превращая остальное в библиотечную пыль. Вот вы, почитатели хрусталя, и сделайте так, чтобы дети ваши выбрали духовный опыт человечества, истратив на это созданный вами материальный запас, чтобы они имели в сотни раз больше информации, чем вы, чтобы, прокручивая эту информацию, тасуя, перемешивая, фантазируя, они постоянно создавали бы что-нибудь новое. И тогда общество понеслось бы вперед огромными скачками!