Текст книги "Вторая и последующие жизни (сборник) (СИ)"

Автор книги: Владимир Перемолотов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)

Не моя епархия. Заниматься этим все равно придется Максу.

При всей своей технической безграмотности, я понимал, что корабль уже мертв. Это чувство было сродни тому, что я испытывал, пытаясь спасти умирающего – в какой-то момент непонятно откуда приходит уверенность, что все уже бесполезно – и лекарства и действия. Все. Человек умер, и чуда воскрешения не будет…

Примерно тоже самое я испытывал сейчас. Этому кораблю не подняться, не унести нас отсюда и главной надеждой на жизнь теперь становился не двигатель, а передатчик. Я снова оглянулся на него и вздохнул. Уж больно хлипкой выглядела эта надежда.

Наконец я добрался до секции аварийных запасов. Сдвинув стенку, осмотрел ряд баллонов из аварийного наддува, тез самых, что спасли нам жизнь (или, по крайней мере, отсрочили смерть) после того, как корабль получил, по меньшей мере, две сквозных пробоины от метеоритов. Манометр показывал давление меньше половины нормы, и мне захотелось поднять баллон и качнуть его, чтоб услышать, как там плещется жидкий кислород, но я, разумеется, этого делать не стал. Насколько этого запаса нам хватит, я также думать не стал – больно нехорошие мысли от этого заводились.

Обойдя развалины, вернулся к раненому, и, присев у того в ногах, задумался о том что мне известно о планете. Получалось что ничего. Вообще ничего. Точнее почти ничего. Что я мог сказать точно, что сила тяжести тут примерно равна земной. Возможно, Макс знает больше него, а значит, придется ждать возвращения его из небытия.

К тому времени, как Макс проснулся я уже кое-что сделал – сгреб осколки оборудования в одну кучу и рассортировал её на несколько небольших, решил, что починить внешние заслонки на иллюминаторе можно, и придумал парадокс: чтоб понять, что ждет нас за стенами корабля нужно выбраться из корабля, но чтоб выбраться из корабля нужно знать, что нас ждет на той стороне – скафандров стараниями тех же метеоритов, у нас уже не осталось. Я крутил этот парадокс туда и сюда, надеясь если не решить его, то хотя бы занять время, но тут заворочался Макс.

– Как вы себя чувствуете, коллега?

Я спросил его так, словно мы находились не в разбитом корабле, а в палате хорошего госпиталя. То есть профессионально бодро спросил. Макс молча ворочал глазами. Лицо окрашивала нездоровая бледность. Та самая, которая так легко переходит в жар. Я коснулся его лба, и это касание привело Макса в себя.

– Метеориты…

Пальцы его вцепились в койку, он хотел подняться. Я удержал его.

– Все в порядке, Макс. Мы вне их досягаемости.

Ну ведь ни капли не соврал! Все сказанное – чистая правда.

– Как вы себя чувствуйте?

– Голова…

Макс коснулся рукой бинтов.

– Контузия. Метеорит… – объяснил я, не вдаваясь в подробности.

Пальцы Макса пробежали по койке, соскользнули с одеяла и коснулись пластика, не ощутив дрожи работающего двигателя.

– Где мы?

– На поверхности и пока вне опасности.

Я дал раненому воды.

– Вы не разглядели планету? Когда я проснулся, мне было как-то не до того.

Макс мотнул головой, то ли отрицательно, то ли стараясь прогнать боль.

– Посмотрите справочник.

Он показал рукой на полку.

– Синий переплет…

Я поднялся, выбрал книгу.

– Где мы?

– Надеюсь, что в системе ЕК 3е4.

Нужная таблица нашлась быстро.

– Три планеты. Самая дальняя от звезды. Масса пять земных…В атмосфере метан и благородные газы…

– Нет. Мы не там. Ищите что-нибудь с земной массой. Тяготение тут на уровне земного…

С минуту я изучал листы, даже посмотрел на обороте.

– Тут стоят черточки.

На всякий случай я показал страницу Максу. Вдруг да тот увидит в черточках некий тайный смысл, недоступный пониманию работников медицины?

– Вы что-нибудь понимаете?

Макс посмотрел на страницу и вместо ответа спросил.

– А что у нас с передатчиком?

– Я не знаю, как его чинить…

– Даже так?

Макс постарался посмотреть на передатчик, и я поддержал его.

– Денек вы еще полежите, а потом мы им займемся… Я не стал им заниматься без вас – все-таки вы в нем, я надеюсь, разбираетесь лучше меня…

Макс попытался присесть и это ему частично удалось.

– Черточки, Доктор, означают отсутствие информации. Скорее всего, исследовательский автомат разбился при посадке. Или вовсе сюда не долетел.

– И больше ничего?

– Ничего.

– Справочник… – Я презрительно отбросил книгу. Макс слабо усмехнулся из-под бинтов.

– Зато теперь мы можем пофантазировать. Представьте, что за стеной льет дождь из серной кислоты и, может, валуны из чистого золота.

– Я бы предпочел, чтоб там оказалось немного кислорода и съедобная белковая жизнь.

– Кстати о белковой жизни… Сколько у нас кислорода?

Я подумал, стоит ли говорить правду и волновать больного человека, но врать не стал.

– Двухсуточный запас из наддува. Если удастся починить поглотитель, то можем продержаться, по крайней мере, неделю…

Макс попробовал встать, но его повело, и он уселся, обхватив руками голову.

– Лежите! – прикрикнул я. – Лежите, я вам говорю! Вам нужно лечь!

– Нам нужно выжить, – отозвался Макс слабым голосом.

– Я так и знал, что не стоило говорить вам об этом, – огорченно сказал я, но помог товарищу удержаться в вертикальном положении.

– Помогите мне встать.

– И не подумаю.

Несколько раз Макс попытался подняться. Но каждый раз слабость укладывала его на койку. Руки мои дергались, чтоб помочь товарищу, но каждый раз я удерживал себя от этого. Макс был человеком самоуверенным, и ему следовало лично убедиться, что советы врача – не сотрясения воздуха, а самая что ни на есть истина.

После третьего раза я все-таки намешал из аптечки микстуру и подхватил товарища под руку.

– Выпейте, командир.

Тот не спрашивая, что это, выпил и крутанул головой, ища воду, чтоб сбить с языка горечь.

– Воды у нас тоже в обрез, – догадался я.

– В обрез до чего? – поинтересовался Макс.

– Я имею в виду то, что она кончится раньше, чем кислород.

Макс посмотрел на дверь рубки. Там, в коридоре, перед шлюзом лежали скафандры и ранцы аварийного запаса. Там нас ждала вода и пища, но достать это без серьезного риска для жизни было, вряд ли возможно – наверняка там уже гуляли сквозняки из местного воздуха.

Шанс встретить там что-то другое был весьма невелик. Единственным реальным шансом на жизнь тут могла оказаться связь.

Поддерживаемый мной командир дотащился до передатчика, оставив дверь в рубку «на потом».

Панель передатчика на первый взгляд казалась целой. Дрожащими руками Макс снял её. За пластиковой стенкой аккуратными рядами стояли платы, напичканные наноэлектроникой. Он наугад потащил одну из них. Со скрипом, оказавшимся мне оглушительным, пластина двинулась вперед и застыла на полпути. Я прикусил губу, чтоб не дать вырваться разочарованному стону.

– Что?

Макс вздохнул и вытянул пластину наружу. Я сообразил, что у него попросту не хватило сил на этот вообще-то пустяшный подвиг.

– Целая? – я не мог не спросить, хотя своими глазами видел, что целая пластина, целая!

– Не знаю… Похоже, что целая.

Это давало некоторую надежду, но ни один из нас не хотел бы оказаться чрезмерным оптимистом. Чрезмерный оптимизм часто бывает совершенно некстати.

– Их бы проверить. Прозвонить тестером хотя бы…

– Вы говорите тоном питекантропа, мечтающего о еще не изобретенном колесе…

– Это тон человека, желающего выжить. Привыкайте, Док.

– Тогда, может быть, включим?

– А если сгорит?

Не ответив, Макс начал вынимать пластины из передатчика, явно радуясь, что метеорит попал ему в голову, а не в передатчик. Под моим внимательным взглядом он разбирался в переплетении проводов – слава Богу не оборванных и в конце концов подключил питание. Рубиновый глазок индикатора замигал как ни в чем ни бывало, чем вызвал радостный ажиотаж. Я, не сдержавшись, хлопнул Макса по спине, но тот вместо радости зашипел от боли.

– Что вы лягаетесь, доктор? Индикатор – это только индикатор. Ничего еще не ясно.

Макс перевел рацию на прием, включил автонастройку. В динамиках завыло, заскакала там какая-то нечистая сила.

Макс еще немного покрутил рацию на приеме и переключился на передачу. Треск пропал. Громко и отчетливо Макс сказал несколько фраз о предполагаемом местонахождении корабля и попросил помощи. Лампа индикатора судорожно вспыхивала в такт с голосом Макса, вселяя в меня уверенность в будущем. Я стоял, наблюдая за прыжками света в индикаторе, представляя, как слова гроздьями срываются с антенн и уходят вверх, к людям, к лесу антенн на спасательных станциях.

Макс откинулся в кресле и сообщил.

– Не нравится мне этот вой на приеме. Ох, как не нравится…. Зачем бы ему выть?

Несмотря на выказываемый скепсис, он также повеселел. Хотелось все-таки верить, что все это работает так же хорошо, как и смотрится.

Я вместо ответа протянул еще несколько таблеток.

– Теперь вы должны меня послушаться и лечь.

Макс перебрался на койку и, засунув руки за голову, спросил меня.

– Интересно что бы вы делали, если б меня убило?

Я добродушно рассмеялся.

– Сначала наверняка огорчился бы…

– Это с начала… А потом?

– Потом? М-м-м-м-м… Потом я нашел бы утешение в том, что одному мне хватит припасов на четверо суток.

Макс засмеялся, но тут же его лицо скривилось от боли. Я поправил повязку и сел напротив. Я плохо знал Макса. Неделю назад случай свел нас, когда я выбирал, где мне провести отпуск и он легко убедил меня в прелести отдыха в диких мирах. Новый знакомый говорил очень убедительно и со знанием дела и три дня спустя мы уже были в космосе. Пилотировать корабль взялся мой новый знакомый. По его оговоркам я понял, что тот много чего умеет. Меня тогда поразила фраза, которой тот охарактеризовал свое умение обращаться с машинами.

– Машины – моя слабость. Более-менее я знаком со всем, что Человечество изобрело в этой области. Если мне дадут ракету я справлюсь с ней, а если в руки попадет доска для катания на волнах – я поплыву. Иногда мне кажется, что попадись мне в руки «черный ящик» я и его починю… Что было в его словах правдой, а что бравадой я не знал, но надеялся, что первого окажется больше второго.

Во всяком случае, уже несколько раз мне предоставлялась возможность убедиться в этом. Он чинил, все, до чего мог дотянуться и единственным в чем мой новый друг не разбирался, оказался человеческий организм.

– Так что же все-таки вы успели увидеть?

Макс попробовал вопросительно поднять брови, но у него ничего не вышло – помешала повязка.

– Вам же не сразу попало… – я постучал пальцем по своей голове.

– Честное слово, Док, мне было как-то не до того. Едва мы вышли из прыжка, как на нас посыпались камни. Такое совпадение невероятно, но, похоже, что мы вышли из подпространства внутри метеоритного потока. Результаты вы видите.

Макс кивнул вверх.

Я поднял голову. Господи! На потолок-то я и не посмотрел. Мне вполне стен хватило!

В потолке тускло блестели пятна свежего металлопласта. Шесть пломб успела положить система ремонта, прежде чем корабль вышел из метеоритного потока. Я машинально поискал камни на полу рубки. Потом до меня дошло, что почти все метеориты раскрошились от ударов, а тот, что застрял в пульте еще одно подтверждение теории вероятности – случайность, не имеющая права на повторение в обозримом будущем.

– Кораблю, конечно, конец, – сказал я, искренне надеясь, что Макс мне возразит, но тот молчал. Он смотрел в потолок и шевелил губами, что-то подсчитывая.

– Если у нас в рубке такое, то можно представить, что с остальным корпусом. Сито…

Я даже улыбнулся, представив, что мы отгорожены от остальных частей корабля крепкой переборкой.

– Бросьте, доктор.

– Что бросить? – не понял тот.

– Радоваться бросьте.

Макс серьёзно смотрел на меня. Я глядя на него тоже прекратил улыбаться.

– Что случилось? Вам плохо?

Макс неожиданно усмехнулся.

– Плохо не мне, а нам обоим… Наш передатчик – это все-таки фикция…

Я, молча, смотрел, ожидая разъяснений. Он что-то почувствовал, но это что-то выглядело настолько скверным, что он не стал думать в ту сторону.

– Аварийная частота прослушивается в режиме реального времени. Если б нас услышали, то с нами уже связались бы. Ответа нет. Значит, нас никто не слышит…

– И?

Я не понимал, точнее не хотел допустить правду в сознание.

– Считайте мы с вами вдвоем против Мироздания.

Довольно долго я молчал, вживаясь в неприятности.

– Но ведь вы можете и ошибиться?

– Да, – быстро согласился Макс, но не успел я обрадоваться, как ОН добавил – Но вряд ли… Так что давайте думать, что мы сможем предпринять без помощи Человечества.

Переход от надежды к отчаянию оказался для меня слишком резок. Надежда, совсем уж было начавшая превращаться в уверенность, обрушилась, погребая меня под развалинами. Оставалась правда надежда на ошибку товарища, на то, что может быть дело вполне поправимо их силами – это возможно, если б, допустим, дело оказалось в антеннах, но чтоб проверить это следовало выйти наружу.

– А мы можем? Два человека, черт знает где и Бог знает с какими ресурсами…

– Можем…

Похоже, что ему тоже пришла мысль на счет антенн. Макс поднялся. Держась за стенку, двинулся к ближнему иллюминатору.

Присев рядом ОН ощупал металлическую заслонку пальцами.

– Включали?

– Упаси Бог…

Знаком попросив тишины, прислонил ухо к иллюминатору. Затаив дыхание я смотрел за ним. Макс нажал на кнопку подъема заслонки. Это было опасно, очень опасно, но ничего другого мы не могли предпринять. За бортом могла быть и смерть и жизнь, так что следовало бы попробовать. Я прикусил губу, но щиток остался на месте.

– Дайте провод… – не оборачиваясь, сказал Макс. – Какой-нибудь…

Я слазил под койку и вырвал из расколотой стены два куска провода. Там вроде бы проходит энергоснабжение системы кондиционирования, но сейчас точно не до неё. Макс кивнул, благодаря.

– А теперь приладьте их где-нибудь.

Пока я искал в пульте напряжение, Макс снял крышку с механизма задвижки.

– Готово?

– Давайте-ка, на всякий случай, подальше.

Макс нажал на кнопку. Почти бесшумно заработал мотор. Заслонка дрогнула и чуть отъехала в сторону. Макс тут же отпустил кнопку. Не доверяя себе, ОН попросил.

– Послушайте, Доктор…

Я наклонился. Если иллюминатор разбит, то неизбежный перепад давлений даст знать о себе шипением, однако, сколько я не прислушивался, но так ничего и не услышал.

– Поднимайте выше…

Макс нажал кнопку.

События, последовавшие за этим, произошли настолько быстро, что ни один из нас не успел не то что сделать что-то, но даже и сообразить.

Иллюминатор охнул. Ничем более не поддерживаемый, ОН выпал из стены и уже налету крошась и рассыпаясь. До пола ОН долетел кучкой осколков.

Макс очнулся первым. Палец сам собой нажал на кнопку закрытия. Ощутимо медленно щитки поползли на овал света, суживая его, превращая в ничто. Макс прислонился к стене и съехал по ней вниз.

– Ну и как вам флора, Доктор?

Макс постарался придать голосу побольше иронии. Я ответил не сразу.

– По-моему я наглотался.

Это странное ощущение – сознавать, что секунду назад совершил, возможно, самый опрометчивый поступок в своей жизни. Макс молчал, ожидая продолжения. Взяв себя в руки, я продолжил.

– Там кислородная атмосфера. Есть какие-то растения.

Мой бесцветный голос удивил Макса.

– И вы этому не рады?

За его внешним спокойствием нетрудно рассмотреть радость.

– Действительно, – пришел в себя я. В конце-то концов, жизнь прямо сейчас не кончилась. – Сколько мы можем оставаться в ракете?

Макс пожал плечами.

– Вы же сами говорили – суток двое. Теперь, впрочем, уже меньше.

– Можем ли мы надеяться на помощь?

– Я на вашу, а вы на мою…

Я сел рядом с товарищем.

– Там, снаружи есть кислород. Это и хорошо и плохо одновременно…

– Не тяните, доктор. Давайте-ка прямо…

– Микрофлора, бактерии…

Макс подергал себя за нос.

– А наша аптечка?

Я выразительно пожал плечами.

– Как раз это нам и придется выяснить.

– Тогда незачем откладывать.

Вдвоем мы раскрутили маховик, Макс толкнул дверь ногой. Она отъехала, открывая глазам длинный коридор, залитый аварийным светом. Тут лампы не мигали, но горели в полнакала. Зато в потолке светился с десяток некрупных пробоин. Вместе с солнечным светом в коридор лился местный воздух.

Мы осторожно вдохнули. Я профессионально прислушался к своим ощущениям. Своему носу я доверял не меньше, чем газоанализатору. Задержав в легких воздух как можно дольше, выдохнул. Рядом со вкусом дышал Макс.

«Гурман…» – подумал я.

В воздухе напоминанием об аварии висел запах жженой изоляции.

– По-моему ничего, а? – с некоторым сомнением протянул я.

– Душновато, – ответил между двумя вздохами Макс-, но все-таки ничего… Ладно. Свет и воздух, будем считать, у нас уже есть в неограниченных количествах. Осталось выяснить, что с едой….

Опираясь на стену, ОН пошел дальше, к выходному люку.

– Вам бы лечь… – сказал я его спине, но остановился, почувствовав, что становлюсь смешным со своими советами…

Потолок над головой раскололся, пропуская чье-то лицо.

– Все в порядке? – озабоченно спросил Продавец.

– Помощь пришла? – обрадовался я и только потом сообразил, кто это висит надомной. – Что случилось?

– Пробки выбило. На сегодня придется закончить….

Часть 4

В очередной раз придя в магазин, мы уперлись глазами в новые ценники. С цифрами удивительными. Продавец грустно развел руками.

– Инфляция!

Копаясь двумя пальцами в тощем портмоне, Михалыч пожаловался.

– Хотел я его еще разок комбайном переехать, но, видно, не судьба… Теперь до пенсии ждать придется. Совсем о пенсионерах власть не думает.

Столь же грустно рассматривая свой кошель, я отозвался в тон ему:

– А что о нас думать? Рынок – а мы категория неплатежеспособная. Много с нас возьмешь?

Продавец смотрел с сочувствием. Покосившись на стоявшего недалеко менеджера, тихонько посоветовал:

– Ну, значит надо нам самим о себе позаботиться.

– А что, есть способ?

Он кивнул.

– Помните, я вам показывал тест по истории Отечественной войны 1812 года?

– Ну…

– Так вот не я один такой умный… Есть люди, которые о нас с вами думают.

– Да кто б о пенсионерах не думал все мысли в одну сторону текут – отнять и поделить… Наше, не свое…

Отмахнувшись от брюзжания безденежного пенсионера, Продавец объяснил.

– Нет. Это другие люди. Они своими силами обходятся – и сюжеты придумывают и записывают. Ну как я для внука про Наполеона записал.

Не скрывая скепсиса, я ответил:

– И что в итоге? Песни «Beatles» переигранные духовым оркестром дома культуры Карачаровского механического завода? Как-то это мне кажется….

Я поискал необидное сравнение.

– Не так все это звучать будет. Непрофессионально. Помните анекдот? «Ну что там этот ваш Карузо? Ничего особенного. – А вы его слышали? – А зачем? Мне Мотя немножко насвистел…»

– Ну, это не тот случай.

Он повернулся к Михалычу.

– Вот вам про Горбачева понравилось…

– Да. Еще как! – оживился мой товарищ.

– Но ведь кроме них у нас всех и помельче враги есть. Продажный чиновник, например или врач косорукий…

– Есть…

– А руки-то коротки…

– Коротки, – печально согласился с ним Михалыч, не теряя, однако, надежды.

– Вот один мой знакомый наваял нечто в этом роде. «Счастье возмездия или старики разбойники» назвал.

– Высокопарно как-то. На название оперы похоже… Не про 18-й век?

– Нет. – Не стал реагировать на подначку Продавец. – Наше время. Помните, как там, у классика, про «сон золотой»?

Остатки советского образования из головы еще не выветрились, и я продекламировал Беранже:

 
– Господа! Если к правде святой
Мир дороги найти не умеет,
Честь безумцу, который навеет
Человечеству сон золотой…
 

– Вот – вот. Там и есть тот самый пенсионерский золотой сон… Ты весь в белом, а они… Ну, сами понимаете… Заходите вечерком.

….Доминошный стол. Россыпь костей. Чужие руки перед глазами. Они сами собой начинают набирать доминошки. Вокруг стола двое запенсионного вида мужчин. Это мои постоянные партнеры по проведению времени. Особенных новостей у нас нет, дети взрослые, хорошо хоть звонят иногда… Так что свободное время можно расходовать без оглядки, сколько его там осталось. Странно. Казалось бы, чем ближе к той заветной черте, которая отделяет Этот мир от Того Света, то и время должно обретать иную ценность, а тут нет. Его столько, что в домино всего не проиграешь. Подумать, конечно, то можно найти объяснение этому парадоксу – не нужны мы никому со своим временем и опытом, со своим пониманием, что и как надо делать, как не нужны были в свое время нам иные старческие советы. Так что сидим, утираемся, друг друга разглядываем.

Обычно мы собираемся вчетвером: Семен Абрамович, Игорь Борисович, Юрий Петрович и сам я, Игорь Ильич.

Обычно – так. Только сегодня Борисыча с нами нет. В госпиталь угодил наш товарищ прямо на «скорой» – не выдержал растрепанный организм насилия социальной среды, когда его инвалидский гараж куда-то увезли и место тут же огородили под парковку. Платную, разумеется. Нам и без таких потрясений хреново живется, а уж такое вообще удар ниже пояса.

Ну да ладно…

Медицина для всех нас в этом возрасте это святое, но, несмотря на недомогания, пару раз в неделю мы так вот встречаемся, гремим костяшками и обмениваемся новостями. Их, как правило, немного, но сегодня на начало разговора тема уже нашлась. Разговор начинается с самоочевидной вещи. У Семена Абрамовича на лице, под глазом, ясно видимое прибавление.

Пока руки мешают доминошки, задаю вопрос.

– А что это у тебя Абрамыч за фингал под глазом? Никак по чужим бабам пройтись попробовал на старости лет? Так это раньше надо было начинать…

– А он, наверное, к молоденькой студентке приставать начал, а у неё кавалер, – предположил Петрович, внимательно оглядев синяк.

Абрамыч молчал.

– Нет! – предложил я тогда иную версию. – Это сама студентка ему от разочарования синячину подвесила! Не оправдал наш профессор надежд юного поколения, выходит…

Мы заржали. Семен Абрамыч единственный из нас, кто еще работал на приличной работе – в каком-то биологическом НИИ и вдобавок преподавал в институте, а значит теоретически, обрисованная нами ситуация могла сложиться.

– Смейтесь, смейтесь, – отозвался наш товарищ, протягивая руку за своей порцией костей.

– Ну, а серьезно. Обидел кто? – спросил я. Сил у нас, конечно, маловато, но зато из четверых трое с палками.

– Хомяк напал…

– Ага… Так мы тебе и поверили…

– Честно…

Не хочет человек правды сказать так и ладно. За язык тянуть не будем. Может быть и правда какая студенточка за зачет или экзамен?

– Совсем старых друзей не уважаешь. То, что правду не сказал – полдела. Ты вдобавок и соврать-то ничего интересного не соизволил. А мог бы.

Абрамыч только рукой махнул.

– У кого 1:1?

– Захожу. «Один-один сам себе господин».

– «Один-пусто до изжоги грустно».

– А чего так?

– Денег нет…

Тема денег в нашей компании уже обсосана до костей. Впору запрещать её, как Академики в свое время запретили обсуждать идею вечного движения – все равно ничего нового уже не придумаем.

– Кредит возьми. Оставь почки в залог и – вперед.

– Кому там мои камни нужны? Там же хоть и самородки, а все не золотые… Я серьезно, между прочим.

– А давайте шпиона поймаем и шантажируем его! – предложил Семен Абрамович. – Или нашим сдадим. За деньги.

– Ты еще предложи в лотерею выиграть.

– Нет. Точно. Я верный способ знаю. Недавно вычитал.

– На живца? Дать объявление в газете, что знаем гостайну они к нам косяком и потянутся… – предположил я.

– Ага… Еще выбирать придется! Кого брать, кого – нет.

– Нет. Самим найти. Я же говорю, есть верная примета.

У него это прозвучало убедительно. Мы с Петровичем умолкли.

Все притихли. Почувствовав себя центром внимания, он продолжил.

– Есть вернейшая примета, как определить квартиру, где сидит шпион. Способ простой: надо заглянуть под коврик у порога…

– А там лежит записка «Тут живет шпион»! – язвительно вставил Петрович. Абрамыч на подначку не купился.

– А там лежит печенинка!

– Зачем? – поинтересовался я.

– Это шпионская предосторожность! Вот, представь, придут чекисты его арестовывать, а его дома нет..

– Чекисты сперва подслушивающую аппаратуру установят, чтоб отслеживать связи – со знанием дела поправил рассказчика Петрович. – Вдруг он какой-нибудь полезный шпион? Типа из братской Монголии.

– А такое бывает?

– Бывает, – подтвердил я. – Я читал…

– Да неважно это! – махнул рукой Семен Абрамович. – Важно другое – зачем бы они не пришли они, когда незаконно станут в квартиру проникать, обязательно наступят на коврик!

– И что?

– И печенинку раздавят! А шпион, прежде чем зайти к себе, обязательно под ковриком посмотрит! Если раздавленное – плохо дело. Надо мебель двигать, ковры снимать, разыскивать скрытые микрофоны…

Мы с Петровичем переглянулись и одновременно пожали плечами, мол, что с него взять с профессора-то? Прожектёр…

– Суета сует и томление духа… Тут не заработаешь, а только время потеряешь…

– А то оно у нас все пересчитанное, время-то…

Да-а-а-а не в бровь, а в глаз.

Что с лишним временем делать – это большой и серьезный вопрос. Второй, после «где бы достать деньги».

– Лучше уж по школам ходить, как ветераны в наше время ходили… Помните? «За Родину, за Сталина!!!». Чем не занятие?

– Не дождешься, – охладил меня Михалыч. – Во-первых, это все даром. А во-вторых, никто нас никуда приглашать не будет. Ну, если, разве что, чтоб в рожу плюнуть и поколотить, что СССР развалили. Не той категории у нас воспоминания.

– А донором спермы? – попробовал пошутить Семен Абрамыч.

– Староват уже… – серьезно возразил я. – Много не заработаю…

Мы грустно замолчали, глядя в кости.

– А вы с другой стороны на это дело гляньте: зачем нам деньги? – высказался в пространство наш профессор.

– Как это зачем?

– А я вот утром нынче толкался на кухне и краем глаза смотрел телевизор. Ходит сейчас по каналам реклама «Мариванна продала свою квартиру за пять миллионов, а могла бы за пять с половиной…» Видели?

Мы согласно закивали головами.

– Так вот услышал я и задумался – вдруг у меня какие-то внутренние ограничения есть, ну по деньгам? В принципе они, конечно, есть, но на разные порывы и фантазии их точно не хватит и решил пофантазировать, чтоб я стал делать, если б у меня оказались хотя бы те же самые полмиллиона, которые не получила Мариванна.

Мы заинтересованно уставились на Абрамыча.

– Думал, думал, так ничего путного, такого, чтоб доставило мне искреннюю радость, не придумалось…

– Это – старость, – авторитетно сказал Петрович.

– Наверное, старость, – подумав, согласился с ним я. – Точнее связанное с ней отсутствие позитивных желаний, присутствие желаний приземленных, обыденных – чтоб там не болело и там не чесалось и руки-ноги двигались…

– Так и это немало…

– Кризис старшего возраста. Еще можется, но уже не хочется…. Или наоборот? Ладно… Хватит о грустном. Ты где три дня пропадал, Петрович? Недужил что ли?

– Типун тебе на язык. На даче гостевал. «Один-три сопли подбери.»

– «Один-четыре сижу в сортире».

– Ну и каковы виды на урожай? – прозвучало у нас из-за спин. Мы одновременно оглянулись на знакомый голос. Пришел наш четвертый товарищ – Игорь Борисович.

– Привет, Борисыч… Хреновые виды. У соседа таджики велосипед украли… А у меня кто-то картошку прикопал.

– И что? В милицию обращался?

– Тормознутый ты, Петрович, Нет уже милиции. Одна полиция осталась…

– Дуплюсь… Вот ведь как странно: милиции нет, а менты остались.

– А потому что мент – это не профессия. Это диагноз.

– Ну ты не перебарщивай. И там хороших людей хватает.

Петрович пожал плечами.

– Не встречал. Не знаю…

– Так обращался в полицию?

– Обращался. Дуплюсь.

– И что?

– А там в тот день только менты оказались. Других отчего-то не попалось. Сказали, что забор надо покрепче поставить и не отвлекать занятых делом людей из-за ведра картошки.

Борисыч достал сигареты, сел рядом с нами.

– Слушай, а откуда у вас там таджики? У тебя дача в районе Душанбе что ли?

– Тьфу на тебя. Под Нарой….

– Так таджики от нас вроде бы в 1991 отделились?

– Это они в организованном порядке отделились. А в индивидуальном порядке некоторые снова к нам присоединяются. Ездят по участкам работу просят. Ну и подворовывают.

– Эти если воруют, то помалу. Не чиновники чай…

– Это точно… Сколько же кругом гадов!

– А вот скажите мне, друзья, откуда их вдруг столько повылезало? Ведь жили же нормальные люди вроде бы кругом. «Интернационал» хором пели.

– Это вопрос риторический.

– А все же.

– А откуда в земле сорняки берутся? Все оттуда же, из земли.

– Ты, Петрович, меня таким заявлениями пугаешь прямо. Вейсманист-Морганист какой-то. По-твоему, получается с ним надо поступать как Мичурин с картошкой?

– Точно! Окультуривать чиновников надо.

– Не окультуривать, а выдирать с корнем. С сорняками по-другому нельзя.

– Ну, наш чиновник не овощ. Он чаще зверь.

– А законы естественного отбора на него распространяются?

– По Марксу-Энгельсу – должны.

– Да и по здравому смыслу тоже. Ты ходи, давай. Не спи…

– Не сплю. Получается надо так все устраивать, чтоб жизнь сама плохих в сторону отставляла, а хороших вперёд двигала…

– Точно! Только нет на чиновничью власть ни Мичурина, ни товарища Лысенко. Некому сухие веточки обрезать, а что-нибудь хорошее – привить. Элита, блин…

– Ага. И следить, чтоб полезное приживалось правильно и быстро.

– Садовников не дождешься. Элите на них наплевать. Чиновник нашего брата стружит – мы им на откуп и кормление элитой дадены. Зубами таких вражин грызть надо. Как в Революцию.

– Не законно это – зубами-то.

– А плевать… «На основании Революционной целесообразности». И зубами!

Борисыч показал, как, оскалив редкие желтые зубы. Их там нашлось куда меньше, чем Природа заложила в проект человека.

– Да где ж твои зубы-то? – поинтересовался я. – Ты их по дороге в мерзкое настоящее растерял? Или в стакане с водой оставил… А новые не вырастут. Не успеют.

Я сбросил дубль 4:4, пробормотав «Не сидеть мне в сортире!»

– Про сортир сегодня уже говорили. Давай что-то новенькое.

– Да ладно вам. Ты, Абрамыч, лучше скажи прав я или нет? На счет зубов.

Ход перешел к Семену Абрамовичу. Он, повторюсь, единственный, кто имеет полноценную работу в институте прикладной биологии.

– «Четыре два. Пустая голова»… Да. Наука этого не допускает. Точнее допускает, но только в исключительных случаях. Например, зубы мудрости.

Задумавшийся над своим ходом Петрович положил руки на стол, засмеялся.

– Представляете отчет патологоанатома: «Загрызен стариком с зубами мудрости»…

Он потрогал что-то во рту языком.

– Жалко… А то сволочей развелось… Я бы из-за таких как Матросов готов.

– В смысле?

– Какой Матросов? Наш начальник ДЭЗа?

Я укоризненно посмотрел на них. Вот уже и до моих товарищей то ли склероз добрался, то ли всеобщая беспамятность.

– Вот. Забыли уже и Александра Матросова… Ты имеешь в виду грудью на амбразуру?

Он в раздражении бросил на стол фишки, кивнул.