Текст книги "Вторая и последующие жизни (сборник) (СИ)"

Автор книги: Владимир Перемолотов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)

– Нет, спасибо, – машинально отвечает Мефодий. Тут его слегка отпустило. На меня глазом покосился и объясняет.

– Про говорящих птиц знаю. С одним таким попугаем можно сказать, лично знаком, но чтоб крупный хищник…

– Нет, – возражаю ему я – Это все галлюцинация. Мы с тобой видно пыльцой надышались. Сейчас кленник зацвел вот нас и придавило не по детски…

Лев тут поднялся, раздраженно себя хвостом по бокам хлестнул, взрыкнул.

– Вот, – довольно говорит Мефодий. – А вот и отпускать нас стало. Тут, главное продышаться…

Но тут хищник снова на человеческий язык перешел.

– Ничего странного, товарищи, тут не происходит. Я такой же человек, как и вы.

Со стороны льва это было очень смелое заявление. С минуту молчали мы, друг друга разглядывая.

– Да ну, – сказал, наконец, Мефодий, потому как молчать – не важно, человек там или это говорящий попугай в львиную шкуру нарядился – стало уж вовсе неприлично. Видно, что ничего умнее ему голову в тот момент не пришло. И я его, между прочим, не осуждаю. У меня от нашего разговора тоже в голове, хоть шаром покати.

– Вы лучше объясните, что тут у нас происходит? А то я вот-вот в вас стрелять начну.

– Охотно, – говорит хищник. – Начну с того, что представлюсь. Я – Казимир Львович Железобетонный. Ученый зоолог. Член-корреспондент и прочая, прочая… Визитку я вам как-нибудь в другой раз покажу. Нахожусь тут в творческом отпуске. То, что вы видите…

Он эдак брезгливо махнул хвостом.

– Охотничий скафандр новейшего типа, который я изобрел и опробовал.

Лев умолк.

– И? – подбодрил его я.

– И вот – непоследовательно продолжил лев – я тут. Перед вами. Комарами кусанный, оводами жаленный. Во все своей неприглядности.

Он выпустил когти и снова втянул их обратно. На него самого это почему-то подействовало куда как сильнее, чем на нас. Его, беднягу, даже передернуло.

– Ну и нажали бы кнопочку…

– Кнопочку?

– Ну, расстегнули бы скафандр. Или он у вас на «молнии»? Так тоже не велик труд.

– Да, черт возьми, сняли бы вы с себя эту шкуру как-нибудь, – присоединился ко мне Мефодий.

– В том-то и беда, что не могу… Тут не пуговка и не кнопочка. Там кодовый замок!

– И? – снова спрашиваю я, чувствуя, что толи профессор крутит что-то то ли мы чего-то не понимаем. – Вы что, код забыли?

– Да нет, какой там «забыл». Там код простой – первые пять цифр числа «пи».

Мы переглянулись с Мефодием. Вот оно ученое семя. Нет бы что-нибудь простое вроде раз, два, три, четыре… Ему экзотику подавай… Ну вот и хлебай свою экзотику заумную.

– Нажать на кнопки не могу. Лапа слишком толстая!

Смотрим мы друг на друга с товарищем, но молчим.

– Ну что, – спрашивает, наконец, Самопал, – поверим мы этому перерожденцу?

Посмотрел я на это чудо оценивающе, одним глазом. С одной стороны говорящий лев – вот он, во всей красе, а с другой кленник-то все-таки цветет.

– А вы, профессор, нам точно не грезитесь?

– Мне пригрезится может только дама неглиже, а не лев, – возражает Мефодий. – Да и с какой это стати нам обоим одно и тоже пригрезилось, к тому же еще и мужик-профессор при этом?

Говорит-то он верно, но глаз почему-то с хищника не сводит.

– Ну уж нет, – возражаю ему. – Давай-ка убедимся в этом.

И к профессору эдак нейтрально обращаюсь.

– Вы, уважаемая галлюцинация, расскажите-ка что-нибудь такое, о чем мы не знаем…

Вижу – озадачился профессор. Оно и понятно – уж больно сферы интересов у нас разные. Потом смотрю – расцвел, заулыбался.

– Про поющих львов слышали?

Я плечами пожал.

– Мы и про говорящих львов не слышали… Так что – и руками развел.

– Могу тогда не простую песню спеть, а марсианскую.

И тут же запел. Бодро так, с выражением.

 
Прява Куциыва примсянул прогок
Грумтум костыл мицвирашта
Дыва римпала тимася тувок
Пишкда амил и кивашка!
 
 
Шопта увора проглоти золиж
Хуку негозох гаямку
Лорапимася якуфук полис
Пули рулишта навямку.
 
 
Мява рыштою некуду долкап
Йе-йе-йе гего гракула
Ротка трыскач тимукавык золкам
Долтум зи Прява Куцива!
 

Хорошо спел. Душевно. Самопал к концу даже притопывать начал, только я головой покачал туда-сюда.

– Что говорящая галлюцинация, что поющая… Один фиг. Не катит, проф.

Потускнел профессор.

– Из области прикладной генетики что-нибудь знаете?

Мы с товарищем переглянулись и теперь оба отрицательно качнули головами. Преподавали, вроде что-то с похожим названием в школе, но кто ж знал, что нам эта самая прикладная генетика в жизни понадобится?

Галлюцинация себя хвостом по бокам похлестала, порычала малость и успокоилась немножко.

– Ну, тогда я только один разъединственный ход вижу.

Я брови поднял заинтересованно.

– Вы, друг мой, загнали себя в логическую ловушку.

Заинтересовался я. Про ловушки всякие мы с Мефодием много чего знаем, тема-то знакомая.

– Ну, ну, – подбодрил я своего визави. – Продолжайте…

– Если я галлюцинация, то я безвреден…. По определению. Что я вам могу сделать? Ничего!

– А если вы настоящий говорящий лев?

– А настоящих говорящих львов не бывает! – говорит профессор. – Вы же это и сами знаете. Так что напрашивается верный способ. Я вас слегка царапаю. Или кусаю. По вашему выбору, разумеется, и тогда все становится на свои места.

А ведь прав профессор. Прав. По-другому вроде никак… Придется кому-то из нас шкурой рискнуть. Пока я думал, как бы этот тест на Самопала перекинуть, тот сообразил быстрее.

– Если что, то я этой галлюцинации башку отстрелю, – пообещал товарищ. Успокоил, значит.

Видя мои колебания, галлюцинация просительно так говорит:

– Да и что вы, молодые люди, потеряете, если сходите со мной и убедитесь, что я прав?

– Так ведь идти-то лень… – нашелся я, – по жаре куда-то неизвестно за кем. Так вот сходишь, а потом всю жизнь стыдно будет. А кровь, между прочим, тоже может оказаться галлюцинацией.

– А боль?

Тут уж я плечами пожал.

– А то вы профессор про фантомные боли в ампутированных конечностях не слышали? Вон у Зямы Зябликова протез к дождю болит не хуже настоящей руки, и ничего удивительно в этом никто не находит…Ну, может быть только, что она иногда сама собой начинает в носу у него ковыряться.

Профессор аж башкой затряс. Только ничего это не изменило. Прав он. Деваться то некуда.

– Ладно… Уговорили… Нажмем мы вам кнопочку…

Подскочил наш дикий гость, замяукал, хвостом заюлил, чисто кот.

– Тут недалеко. Вон в той стороне…

– Только пожалуйста, Казимир Львович, идите впереди… Как-то шкуре моей не по себе делается, если сзади хищник топает на мягких лапах. Это у меня наследственное…

…Мир пошел полосами, задрожал, словно ткань мира взволновалась, небо над головой стало белым, и я вынырнул из ощущений. Праздничная зелень, цветы и странный лев растворились в белизне экрана над головой.

– Так где же прекрасные инопланетянки? – спросил Михалыч, с соседнего топчана даже не успев оторвать голову от подушки. Он её по-моему и не собирался отрывать, рассчитывая на продолжение.

– Вы до них малость не дошли… Визг в небе помните?

– Да… Это что они визжали?

– Нет. Это вы в их космический корабль попали! Попали и повредили. Тот пошел на вынужденную…

Я слушал Продавца, и не мог я понять: правду он говорит или издевается над нами. И то и другое делалось с таким серьезным видом, что отличить одно от другого я не мог.

– Ну а дальше можно?

– Нельзя, – серьезно сказал Продавец. – На сегодня все.

– Я заплачу… Мы заплатим…

Прекрасные инопланетянки, похоже, никак не могли выйти из головы моего товарища, но Продавец покачал головой.

– Конечно заплатите. Только не сегодня. Конец рабочего дня. Теперь только завтра приходите…

Часть 3

…В гости к Продавцу мы попали в общем-то случайно.

Хотя это как сказать – виделись мы теперь довольно часто, да и интересы, оказывается, у нас во многом совпадали, так что все к тому шло: книги, политика, пиво. Ну и так далее.

А тут наш общий праздник припомнили – День советской молодежи. Ну и решили отметить это дело. Начали-то в сквере, а потом он нас с Михалычем к себе пригласил – оказалось, живет совсем рядом.

Я, когда к нему зашли, честно удивился: неужели ему на работе работы не хватает. Гляжу – знакомое оборудование.

– А это-то откуда? – интересуюсь. – Берем работу на дом?

– Да все оттуда. У нас ведь ничего не изменилось. Как подметил один неглупый человек – «Кто что охраняет, тот то и имеет». А это некондиционный экземпляр попался. Списали его у нас, ну, а у меня руки из того места растут, которое выше поясницы, а не наоборот, так я и починил… И настроил…

По глазам видно, что следующим словом должно стать: «И попользовался вволю».

– И теперь чувствуешь себя Мафусаилом? Столько наверное чужих жизней прожил! – говорю не без зависти.

– Ну, не без этого, – отвечает наш новый товарищ. – Весело с этой штуковиной живется. Да и жизни теперь не чужие – свои.

Смотрю, рука его вроде как невольно погладила пластиковый бок, словно любимую собаку.

– Хорошая, конечно штука. Мед с сахаром, – согласился с ним Михалыч. – Только вот опасная… Какую бомбу вы под человечество подкладываете! Хотя нет. Не бомбу. Западню. Западню вы готовите для всех нас. Огромную западню в форме удобного диванчика и этой вот штуки.

Он кивнул, обозначая и свой интерес к прибору.

– Ошибаетесь, уважаемые…

– Почему? Очевидно же – опасный для общества приборчик-то.

Я под разговор начал пиво доставать и на стол ставить. Звяк, звяк, звяк… Что это за молодежный праздник без пива?

– Получается: зачем жить своей жизнью, бороться, страдать, мозоли сбивать, когда есть чужая жизнь – комфортная и безопасная, где ты герой-любовник, миллионер и писанный красавец? – продолжил Михалыч. – Не жизнь, а сплошное удовольствие! Прям наркотик какой-то получается…

– Так на такую жизнь поди еще заработай… Эта штука знаете сколько стоит? О-го-го!

– Так это пока. Потом как с магнитофонами, ДВД и компьютерами будет – в каждом доме по три штуки. Китайцев много. Они и наклепают таких для всех и для каждого. И тогда – все. Конец цивилизации…

– Нет. Да и не та тут аналогия. – возразил хозяин. – Это, скорее, как с книгами да фильмами. И там и там погружение в мир героя.

Он открыл старомодный сервант, достал пивные бокалы с картинками, посмотрел насквозь, дунул на всякий случай, выгоняя пыль.

– У нас, понятно, глубже, но и раньше не находилось же дураков, которые плюнув на реальную жизнь зачитываются книжками про мушкетеров до голодных обмороков или не вылезают из кинотеатров… Да и в этом случае на билет в кино или книгу еще элементарно заработать надо. Ничего в мире бесплатного не бывает, уж мы-то знаем…

– Пока – да.

– А что потом будет – поживем – увидим… Из любой вещи человек и пользу и вред извлечь может. Так уж мы устроены. Ваше здоровье!

Вобла в этот раз вкусная попалась. Жирная, мясистая… Я поискал глазами салфетки, но хозяин, подмигнув, оторвал кусок газеты. Все верно. Вечеринка в классическом студенческом стиле, как моя молодость помнит… Пиво, вобла, газета «Известия». Правда в этот раз там оказался «МК» и куча блеклых рекламок.

Рядом с этой бумажной кучей лежало несколько книг, в том числе и учебник истории для шестого класса.

– Это вместо мушкетеров? – поддел я его. – Про то, как Атос Портосом по Арамису?

Он мотнул головой – сосредоточенно добавляя пиво в опустевшие стаканы. Пена добралась до краев и он, остановившись, ответил:

– Нет. Это я сам тут творчеством занялся. Пишу исторический боевик. Страну невыученных уроков читали? Ну, вот из этой серии…

– Зачем?

Он повернулся к Михалычу.

– Вот вы говорите ловушка, капкан… Правильно где-то говорите. Но ведь от этого уже сейчас польза весьма ощутимая может быть. Ну, если с умом… Догадался я как эту штуку можно эффективно в сфере образования использовать.

– Обучать?

– И обучать тоже, но не сейчас, попозже. В настоящее время я его для контроля знаний у внука использовать хочу. Сегодня ведь как? Чуть что – контрольная или тест. Скука…

– А…

– А то что я предлагаю – гораздо интереснее!

На секунду он заколебался, но потом протянул мне шлем, напомнивший мне раннюю юность и мое увлечение мотоциклом.

– Не слабо проверить себя на знание истории за шестой класс?

Нашел чем пугать бывшую Советскую молодежь! Я пожал плечами и ответил цитатой.

– «Нет в мире таких крепостей, которых не могли бы взять трудящиеся, большевики».

– Задача предельно простая – найти несоответствия с действительностью.

– Уточни с чем несоответствия.

– Несоответствие того, что вы там увидите со своими знаниями о реальности, описанной в учебнике.

Он что-то нажал, и я провалился в новый мир. Запах воблы и пива исчез и в этот раз я впервые оказался не внутри картины, а словно бы над ней. Я тут стал не участником событий, а наблюдателем, словом, какой-то бестелесный ангел.

Первое, что бросилось мне в глаза, оказалось слово «БерезинаЪ». Оно было написано на точно таком же бело-голубом указателе, какими у нас сейчас обозначают въезды в города и иные достопримечательности. Указатель стоял на берегу реки. В названии действительно, хотя оно и оканчивалось на гласную букву, кто-то поставил твердый знак. Неуч.

Опустив взгляд вниз я заметил группу военных, одетых в старинные, с золотым шитьем мундиры, причем, судя по обилию золотого шитья военные там были в высоких чинах. Над каждым, словно нимб висела какая-то надпись. Я присмотрелся. Фамилии! Почти как на современных хоккеистах. Прозвучавший откуда-то сзади голос Продавца объяснил ситуацию:

– Сейчас 1812 год. Наполеон начал войну с Россией… Задача: выявить и обозначить найденные ошибки.

Что ж… Все понятно… Начнем осматриваться…

Над рекой висел туман. Ветер, налетавший с германского берега, размерено перемешивал его, вылепливая клочковатые фигуры допотопных животных. Всю низину уже заливали приникшие к земле облака, словно сковороду сметной и собравшиеся на холме люди в пышных мундирах видели лишь как войска, колонна за колонной входят в белое марево. Там, дальше, за рекой туман редел. Сквозь него неясными, размытыми контурами просвечивались начинающий желтеть лес и зеленые, еще не тронутые холодом луга.

С высоты холма было видно, как по ним яркими пятнами перемещались кавалерийские разъезды.

– Артиллерия?

Над рекой висели три разноцветных воздушных шара. Даву замахал выхваченными из-за генеральского кушака флажками. С шаров ответили. Маршал кивал, словно соглашался сам с собой.

– Двенадцать батарей переправились!

Наполеон (этого я сразу узнал – этот оказался весьма сходным со своим портретом) стремительно повернулся.

– Кавалерия?

Маршал снова замахал флажками и, получив ответ, отрапортовал.

– Третья драгунская дивизия уже на том берегу. Корпус тяжелых кирасир на подходе к переправе!

– Ай да мы! – обрадовался Император. – Теперь и нам пора.

Он подмигнул Даву, словно взял того в компанию.

– На посошок и вплавь!

Бонопартий игриво взбрыкнул ножкой, намереваясь стать живым примером и сбежать с холма, тем более, что мамелюки уже разложили у подножья ковер и раскрыли походный погребец с набором водок, что когда-то подарил Французскому Императору Русский Император Александр Первый на Тильзитском плоту.

– Нет, – негромко и веско сказал Даву. – Пока коробок спичек не покажешь, нельзя нам туда тебя пускать…

Окружение Императора дружно закивало.

Над рекой раздался неожиданный стрекот. Небо над рекой, там, на русской стороне, бороздил простенький, собранный из ткани и реек самолетик с красной звездой на крыльях. За аэропланом тянулся сизый дымок, словно летчик курил в кабине. На секунду все забыли и про спички и про Наполеона. Только не Мюрат.

– А есть ли у него вообще, спички-то? – спросил подозрительно настроенный француз. – А то мы его тут боготворим, за императора держим, а у него, может, и спичек-то нет….

Наполеон испуганно вжал голову в плечи и посмотрел на него, словно курица, приговоренная к лапше.

– Ну и что смотришь, – заносчиво продолжил Мюрат и в полголоса добавил. – Морда Императорская…

А в голос сказал:

– Давай, давай, кажи спички! Нам еще Москву жечь.

– Мы теряем время! – робко пискнул Бонапарт. – Какая Москва? Пока мы тут препираемся Николай Первый сбежит. Вы слышите?

Где-то далеко-далеко раздался паровозный свисток, а секундой спустя из-под императорских ног раздался мелодичный звон. Он наклонился и выхватил из травы телефонную трубку. Несколько секунд слушал невидимого собеседника, потом вытянул руку с пищащей трубкой в сторону генералов и маршалов и расстроено сказал.

– Ну вот. Довыпендривались месье. Сбежал царь-то…

– Никуда он от нас не денется, – одернул его Даву. – Тут про спички разговор…

Наполеон неуверенно сунул руку в карман.

На лице Императора читалась уверенность, что спичек в кармане нет. Каждый из маршалов так отчетливо видел это, и поэтому все удивились, когда Наполеон вынул из кармана кулак.

– Ну и что? – спросил кто-то.

– А вот что! – сказал Наполеон, резко раскрывая кулак… Над Императорской ладонью всплыло коричневое облачко.

– А-а-а-а? – переспросил тугой на ухо начальник Императорской гвардии.

– Кайенский перец с русской махоркой!

Маршалы дружно зачихали… Воспользовавшись этим, Наполеон проскочил между чихавшими друг на друга Даву и Массеной. Невысокого роста, плотный, лысоватый в расшитом золотом мундире, Император покатился вниз с холма словно пасхальное яичко. Наверху, за спиной грянули голоса.

– Держи!

– Хватай!!

– Ушел!!!!

– А-а-а-а-а-а-а-а!!!!!.

Мюрат садил и садил в туман из огромного маузера в деревянной кобуре.

Однако крики, это было единственное, что могли позволить себе маршалы, и Бонопартий скрылся в тумане.

Через минуту восторженный рев с Российского берега подтвердил опасения маршалов. Наполеон вступил в Россию.

Так началась Отечественная война 1813 года.

– Это черт его знает что.

Я сорвал с головы шлем. Мои товарищи смотрели на меня с нескрываемым интересом.

– Это даже не квалифицированный бред. Это черт знает что…. Зачем вы это такое нагородили? Какой к черту 13-й год?

– Это, как бы сказать, экзамен по истории. По конкретному вопросу. Сколько вы тут ошибок нашли?

– Ну я их специально не искал… Ну с годом – понятно. С ятями еще вы тут маху дали точно… Воздушные шары?

– Были тогда воздушные шары и использовались также.

– Погоны?

– Верно. Тогда были эполеты….

Не став расспрашивать дальше хозяин сам бегло перечислил.

– Оружие, взаимоотношения, телефон… Там много таких вот странностей.

– Включая спички и махорку? Москву, насколько я помню, теперь принято считать сожженной не французами, а благодарными жителями. Ну, благодарными за оккупацию…

– Разумеется. Это для отвлечения внимания. Если ученик знает тему или по крайней мере знаком с ней, то он укажет на ошибки, если нет – тогда двойка.

Я кивнул, благодаря за подливаемое пиво.

– Бедные дети. Вы не боитесь, что кто-то из них запомнит не урок, а экзамен? Что тогда с нашей историей станет?

– А вот это уже задача учителя – дать материал так, чтоб тот остался в голове, и ничем его оттуда выбить бы не получилось.

– Да-а-а-а-а… Для школы это хорошая вещь. Для обучения вообще… Всему, кроме физкультуры, научить можно… А жаль даже. – Михалыч оживился. – Представляете, как здорово – лежишь себе и во сне мышцы качаешь, или лишний вес сбрасываешь… Недельку поспал и, глядишь в зеркало, а там Аполлон Бельведерский.

– Интересная мысль… Только, к сожалению, фигуру из сна не вынесешь… Однако духовно измениться вполне возможно. Физкультура, она тело строит, а, как вы говорите «во сне», можно характер себе выстроить!

– Как это? – задал я вполне ожидаемый вопрос. – Из какого такого строительного материала?

– Из самого себя. Из упорства и смелости…

– Так ведь часто именно этого человеку и не хватает.

– Вот! – хозяин поднял палец. – Многие так думают. А на самом деле все это есть внутри нас. Все есть! Только мы это открыть в себе не решаемся…

Он повернулся к Михалычу.

– Вот вы, например, хотели бы стать разведчиком?

– Удачливым – да, – так же не задумываясь отозвался Михалыч. – А проваленным – нет.

Он покрутил носом.

– Застенки гестапо, знаете ли… Сигуранца… Допрос третьей степени…

– То-то и оно. Именно что удачливым! В настоящей жизни может быть по-всякому, но для воспитания уверенности в себе, в своих силах, нужно, чтоб человек помнил – когда-то я уже смог, когда-то у меня уже получилось! А вам в той, другой, жизни всегда будет везти. Не как Штирлицу в анекдотах, конечно… Но в любом случае разведчик – всегда супермен-красавец, а враги глупы или недалеки… А значит, самооценка ползет как на дрожжах!

– Что и это уже есть?

У моего недоверия имелись границы, но где-то там, далеко-далеко…

– У меня тут как в Греции…

….Вот оно, отсутствие хороших знакомых, подумал я, поводя плечами и поудобнее устраиваясь внутри фрака. Ну не доводилось мне прежде бывать в кругах, где фрак такая же спецодежда как гимнастерка у солдата или фартук у дворника. Изыск какой-то текстильный, а не одежда. Так повертел плечами и эдак. Все нехорошо. Неудобство я ощущал ровно до того момента, когда понял, что мешается подмышечная кобура. Так. А это еще что? Пистолет оказался знакомым. Вальтер ППК. Хорошая машинка. Не «Гюрза», конечно, но мне этого должно хватить – я ведь не воевать сюда пришел. Обойма полна, патрон в стволе. Убрав оружие, огляделся. В обнаруженном большом зеркале нашлось мое отражение. Не стершаяся память подсказала, что из-за зеркала на меня смотрит кто-то очень похожий на молодого Шона Коннери.

– Да я Бонд! – прошептал я. – Джеймс Бонд! Ну, теперь ничего не страшно.

Я и впрямь успокоился. Теперь, судя по всему, длинной, приятной чередой потянутся бабы, вино, злодеи, перестрелки и мордобои, но в их исходе сомневаться не приходилось. Моему герою постоянно везло. Точнее даже так – вот уж кому везло, так везло! Злоумышлявшие на Бонда злодеи, похоже даже перечень неприятностей согласовывали с Кью – уж больно прозорлив оказывался специалист Секретной Службы со своими гаджетами.

Но это пустяки к делу не относящиеся.

Я не мог попасть в эту комнату (хотелось сказать будуар) просто так. Откуда-то со стороны слышалась музыка, шаркали в танце подошвы туфель, но ведь не танцевать же я сюда пришел? В моём появлении в этой комнате наверняка имелся иной смысл.

Мне понадобилось не более десяти секунд оглядывания по сторонам, чтоб его обнаружить. Конечно же сейф. Руки сами знали, что делать и без моего участия нажали несколько кнопок, повернули туда-сюда металлическое кольцо с цифрами. Без скрипа дверца отошла в сторону. Та-а-а-ак… Что тут у нас? Пачки банкнот, бриллианты россыпью, несколько папок, списки… Это, кажется, то, что нужно… Выложив их на прикроватный столик, я достал миниатюрный фотоаппарат, и кадр за кадром, начал одну за другой переснимать страницы.

– Ни с места!

Мы оба вздрогнули. Я и Бонд. Попались…. Бли-и-и-ин… Стыдно-то как! Мне в этой ситуации не выкрутиться, но Бонд-то наверняка что-нибудь придумает. Я расслабился и приготовился жить жизнью международного шпиона.

– Не поворачивайтесь!

Какая умная вражина попалась, подумал я, так как голос оказался определенно женским. Мгновением спустя я сообразил, что мысль-то эта уже не моя…

– Осторожно двумя пальцами достаньте пистолет и бросьте его на пол.

Мы все-таки повернулись. О! А дама-то в нашем вкусе!

– Графиня это какое-то недоразумение, – пробормотал я выполняя, просьбу.

– Как вы посмели! – грозно вопросила она, косясь в сторону предательски приоткрытого сейфа.

– Любви позволено всё!

– Как?

– Это – любовь и ревность!

Она слегка опешила. Похоже, что ждала от меня много, но не такого.

– Вы так смотрели на этого аргентинского атташе, – произнес я голосом, наполненным скрытым страданием, – что я понял, что в этом сейфе скрыта ваша с ним любовная переписка! И я её нашел!

Я взмахнул листами со списками агентов «Спектра», отводя её растерянный взгляд от себя.

– Что вы на это скажете?

Ствол в её руке дрогнул. Похоже, она машинально хотела прижать руку к сердцу, и в чем-то мне поклясться, но мне хватило и этого. Двумя движениями, слившимися в одно, я сдвинулся в бок и перехватил руку с револьвером. Она дернулась, но мы с Бондом не позволили ей ничего сделать.

– Стрелять поздно, мадам… – сказали мы, завершая нашу схватку поцелуем. Вкус помады оказался ожидаемо приятен, но незнаком. Я невзначай касаюсь пальцем шеи в нужном месте и… Потерявшую сознание женщину мы аккуратно уложили на диван и Бонд заставляет меня вернуться к сейфу. Мы ведь и правда не танцевать сюда пришли.

Ох, не стоило этого делать!

Удавка легла на горло так, что и вопросов не возникло, кто её туда накинул. Профессионал! Только и мы с Бондом не подготовишки из младшей группы нулевого класса. Каблук ботинка впечатывается в голень невидимому противнику, тот стонет, ослабляя хватку. Удар локтем назад, резко со всей силы… Головой, еще раз локтем. Ведет, конечно, Бонд, но и я не отстаю. Левой, правой, локтем…

Хватка ослабевает, и сквозь искры в глазах я вижу своего противника. Лысый, прижатые к черепу уши, сломанный нос. Боксер явно, но опять во фраке. Что ж у них тут все не как у людей-то? Два раза по корпусу, двумя ладонями по ушам… Коленом…

Но и тот непрост. От первого удара я отлетаю к стене. Больно, черт! Не так больно как было бы по-настоящему, но чувствительно. Мы подхватываем с пола какую-то металлическую палку… Хрясь! Хрясь!

Первый «хрясь» достался ему, а второй уже мне. Я снова отлетаю к стене, а мой противник стоит, согнувшись, словно готовясь прыгнуть. Краем глаза замечаю рядом с собой вазу, подхватываю её и обрушиваю на еще не пришедшего в себя после удара фраковладельца. Он пытается отмахнуться, но я кулаком добавляю ему по затылку. Неудавшийся убийца невнятно мычит и падает на колени. Злой взгляд тускнеет, гаснет…

– Ну и как ощущения?

– Славно… – выдохнул я, машинально поводя плечами. – Ой как славно…

– Разумеется. Каждому хочется реализовать свои сокровенные желания. Каждому хочется почувствовать себя Бондом, волшебником, Казановой… Шерлоком Холмсом, наконец…

– Джеком Потрошителем, – усмехнулся я чисто из вредности.

– Если вы серьёзно, то тогда вам к психиатру, – немедленно откликнулся Продавец. – Когда захотите побыть Гитлером или Пол-Потом, то туда же… У нас все проще. Без клинических случаев – есть герои всех мастей преодолевающие трудности и достигающие успеха, творцы – от музыкантов до художников, спортсмены…

– На счет Казановы это очень интересно… Очень.

Опять Михалыча занесло в эту сторону. Сбивать его с курса надо.

– А вот что-нибудь такое, что в обычной жизни никак не испытаешь? Такое есть?

Во взгляде хозяина проскользнуло веселое удивление.

– А как же? Конечно, есть! Например, ощущение Всемогущества.

Он произнес это слово так, что стало понятно, что оно не только пишется, но и произносится с большой буквы.

– Всемогущий это кто? – переспросил Михалыч. – Генеральный комиссар НКВД товарищ Берия?

Меня это тоже задело.

– Погодите, погодите… Как это? А с чем сравнивать это ваше всемогущество, если я его раньше не испытывал?

– А «могущество» испытывали когда-нибудь? Когда чувствуете, что все можете, что все получится, за что бы не взялись?

– Ну это да… – Михалыч поскреб голову. – Последний раз недели три назад, когда сарай строил. Думал не поднять мне бревно, а поднял…

– Ну если хотите, можете считать, что всемогущество – это очень-очень большое могущество.

– Так ведь это, наверное, очень скучно знать, что можешь все. К чему в таком случае стремиться? Мне кажется, что это не интересно…

Продавец мне возразил.

– Это может быть не интересно наблюдать со стороны, или рассуждать о нем, а вот когда ты сам всемогущ, то это непередаваемо… Поверьте, что это именно так.

Я поднял бровь.

– Так значит вы уже…

– Ну конечно! – чуть смутившись улыбнулся. – Потому и говорю.

По губам пробежала улыбка, видно вспомнил что-то, безусловно, приятное, но секундой спустя помрачнел.

– Правда, у этого чувства скверный отходняк. Ну, когда возвращаешься и понимаешь, что в этой жизни можешь далеко не все…

Он вздохнул.

– Но даже с этим минусом это ощущение стоит того, чтоб его испытывать снова и снова… – Хотите пережить?

Он уже не говорил «попробовать»!

– Если вы настаиваете…

… Голову что-то сжало, и перед глазами метнулся клок плотного тумана. Я машинально взмахнул рукой, прикрываясь от неведомой опасности, но мгновением спустя уже разобрался, что к чему: голову мою плотно охватывала остроконечная шляпа, а клок тумана оказался моей же бородой, стелящейся по ветру и им же заброшенной мне за спину на манер легкого шарфа. Перед глазами открылся уходящий вниз склон не то холма, не то горы… Скорее все-таки горы – то тут, то там по склону виднелись громадные камни. Не круглые, окатанные вежливой водой валуны, а грубые куски гранита с острыми гранями, еще не обработанные ни стихиями, ни временем.

Только камни, кусты и редкие деревья оказались тут вовсе не самыми важными. Все пространство вокруг горы и почти до самого горизонта занимали враги. Кто они такие я не знал, но в том, что это они самые уверенность у меня была полная. Да и не стали бы друзья орать непотребности и трясти копьями и топорами. Где-то на задворках мелькнула полупонятная мысль «как фанаты „Спартака“», но мысль даже не задержалась в голове.

Да. Орали они громко, но я слышал в этом реве страх отчаяния. Они не верили, что справятся со мной. Именно отчаяние наполняло этот крик и выдавало их с головой.

С врагами все ясно. Понимая, что сейчас начнется схватка, я оглядел себя.

Вот оно как! Островерхий колпак это еще ничего. А халат расшитый звездами и драконами? А посох с навершьем из огромного драгоценного камня? А сапоги?

Впрочем, в сапогах ничего неожиданного я не увидел. Только что разве золотые шпоры, а так сапоги как сапоги. Ну, может быть скороходы…

Неподвижная до этого мгновения тень, лежавшая рядом с моей шевельнулась…

Зря я тут себя накручивал, что один против всего этого кагала. За моей спиной спокойно сидел огромный дракон. Вид у него оказался скучающий, словно видел он это не в первый, а уж Бог знает в какой раз.

Мельком глянув на него, я вернулся к своим ощущениям.

Я не верил в свое всемогущество. Я просто знал, что всемогущ. Ощущения были точно такие же как если б я что-то когда-то забыл, а теперь, как раз в это самое мгновение вспомнил, что и как надо делать. Проверяя правильность своих ощущений, я взмахнул посохом. Память того, недавнего человека ожидала вспышки, грохота, молнии, наконец, но в полной тишине в том месте куда указывало навершье, земля встала волной и побежала в обе стороны, словно не земля это, а жидкая глина, а я – мальчишка-баловник с ореховым прутиком, с размаху шлепнувшим по ней.

Это подхлестнуло толпу.

Поняв, что жалости от меня ждать бессмысленно, враги бросились вверх по склону.

На меня неслась волна искаженных воем лиц, с заплеванными пеной бородами.