Текст книги "Вторая и последующие жизни (сборник) (СИ)"

Автор книги: Владимир Перемолотов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц)

Владимир Перемолотов
Вторая и последующие жизни

Вторая и последующие жизни

Часть 1

Не всякое объявление привлекает взгляд избалованного рекламой современного человека, а особенно если тот не в настроении. Всякие там «купи», «только у нас и только сейчас», «скидка»… Это уже не работает, так как занимаются этим, наверняка, совсем обыкновенные люди, без огонька в глазах. А обыкновенному человеку ничего необычного не выдумать – ни велосипеда не изобрести, ни Америки не открыть.

Но бывают специалисты, в которых живет гений. И этот гений, взяв обычные слова, так их свяжет между собой, что все там заиграет, заискрит и пустится в пляс.

Прямо по направлению к кассе.

Вот такое примерно гениальное объявление я увидел, проходя мимо магазина. Есть один такой рядом с моим «пенсионерским», ну таким, где пенсионерам скидки делают.

Настроение случилось не из лучших, скверное настроение – с соседями поругался, пенсию задержали, политики – сволочи через одного, да и тот «один» тоже, гм… Все обещают, обещают, обещают… Дожить бы только до того времени, когда они соберутся и обещания свои начнут выполнять. Дожить бы, от злобы не лопнуть… Тут ведь точно одной жизни не хватит. Так вот шел и думал, потому, собственно и зацепило меня объявление.

«Вторая жизнь на выбор. Почти даром».

«А вот интересно, – подумал я, ощущая себя горшком с желчью. – „Даром“ – это сколько моих пенсий? Если за первую я вовсе не платил, то сколько они предполагают слупить с меня за вторую? И в этой самой второй жизни те же политики мне на голову гадить будут, или совсем другие?»

С этим соображением я шагнул в магазин. Честно скажу – поскандалить захотелось, показать миру, что еще существую.

Магазин как магазин. Ничего странного. Кондиционер работает, музычка легкая, иностранная играет. Все как у людей. Разве малость с авангардизмом перехлест в оформлении прилавков – слишком, на мой взгляд, много красного и черных зигзагообразных линий. Вообще это слегка походит на заставку к древней компьютерной игре про фашистов… Я потихоньку начал из себя выходить. При советской-то власти такого бы не допустили! Сталина на них нет! Совсем уж хотел было высказаться, но тут поймал взгляд продавца. Мужик примерно моих лет, ну, может, чуть помладше. Тот улыбнулся и в этом легком движении губ я прочел: «Ну, молодежь… Ну, нравится им так… Но мы-то с вами знаем, что почем…»

А вот почем, кстати?

Я перевел взгляд выше его головы, на рекламный баннер. «Если вы думаете, что живете, то возможно вы ошибаетесь…»

– Интересная у вас реклама, – начал разговор. Он посмотрел наверх, пожал плечами.

– Зато отражает суть.

– Суть чего?

– Суть того, что вас заинтересовало. Я имею в виду вторую жизнь.

Продавец постучал слегка пальцами по коробочке, что держал под рукой. Коробочку охватывала синяя пластиковая лента. Я усмехнулся, подумав, что если порвать ленточку и открыть ее, то оттуда, как в сказке, выпрыгнет заяц, украшенный такой же синей ленточкой, а если удастся поймать его и порвать и её, то появится утка… И так до яйца, разумеется тоже с ленточкой. Вряд ли он понял, что я имею в виду, но в ответ я получил улыбку и решил, что скандалить пока погожу.

Вместо этого я спросил его, как это все происходит, и тот привычной скороговоркой затараторил о психополях, о фазах сна, о Н и М волнах, о квантах сновидений… Его голос журчал, внушая уверенность и где-то рядом, за перегородкой низкий мужской голос повторял – да, конечно, разумеется, безусловно… Подготовились ребята. Так ловко лапшу на уши развешивают, что хоть кепку покупай с тремя козырьками.

Похоже, что раньше ему попадались либо очень глупые, либо очень умные люди. Умные все понимали (не знаю, понимал ли продавец сам, то, что говорит) и вопросы отпадали за ненадобностью, глупые, наверное, пугались наукообразности терминов и, чтоб не показывать своей глупости, больше помалкивали. Я послушал его минуту, а потом сказал.

– Вы знаете… Я покупатель старой формации. С высшим советским образованием. Так что пока я не пойму, как это работает, я на это не подпишусь.

Он остановился, с облечением вздохнув. Интересно, в самом деле с облегчением, или мне показалось?

– Ну, если без медицины, физики, и математики, то все просто. Вы ложитесь спать и проживаете во сне жизнь. Чужую жизнь по сценарию, который сами выберете.

– Полная иллюзия? – спросил я. – Цвет, вкус, запах, тактильные ощущения?

Отрицательно покачав головой, пожал плечами. Видимо я оказался не первым из тех, кто донимал его детскими вопросами, и у него уже висела на языке готовая, обернутая в снисходительную улыбку, фраза.

– Я не ослышался? Вы сказали «Цвет, вкус, запах, тактильные ощущения»?

Пришел черед мне пускать в ход голову. То есть я улыбнулся и кивнул. Тут мой визави совершенно по-одесски ответил.

– И это вы, таки, называете иллюзией?

– А как вы это называете?

– По-моему это называется настоящая жизнь. Цвет, вкус, запах, тактильные ощущения…

Я с нескрываемым сомнением посмотрел на загадочную коробочку, в которой все это как-то умещалось. И цвет, и вкус…. И все-таки, сколько это может стоить? Смотрелась коробочка достаточно дешево. Наверняка все в Китае делалось, как это у нас издревле водится.

– Это жизнь?

– Это – коробка, – доброжелательно поправил меня продавец. – А вот внутри неё – жизнь.

– «Внутре её неонка…» – пробормотал я. Он услышал и улыбнулся. Видно тоже читал классику.

– Внутри жизнь. На выбор. В этой коробке одна.

Он махнул в сторону стеллажа, уставленного такими же коробочками. Их лежало и стояло так много, что и впрямь казалось, что каждый из ныне живущих китайцев почел обязанностью сделать такую вот коробочку и отправить её в адрес магазина.

– Там – другие…

– И как это все…

– Работает? – проницательно опередил меня он. – Просто и эффективно.

На прилавке появилось что-то напоминающее лампу дневного света – длинный матовый цилиндр с витым шнуром.

– Этот цилиндр – под подушку, голову на подушку. Шнур, разумеется, в розетку.

– И?

– И всё. Баиньки… Будете спать и видеть интересные сны, ничем от обычной жизни неотличимые.

Он очень по-доброму улыбнулся.

– А когда я проснусь? Что будет, когда я проснусь?

Продавец пожал плечами.

– Не знаю. Могу сказать только одно – вы проснетесь живым и отдохнувшим. Ну и возможно даже несколько лучшим, чем ложились.

– Это как?

– Это просто. Есть люди, которые помнят сны, а есть такие, что вспоминают только какие-то отрывки. У вас останутся какие-то воспоминания или даже навыки…

Все-таки это какое-то разводилово, как и все в нашей теперешней жизни. Вот чует мое больное сердце…

– А если захочу быть в вашем сне китайским императором? Я смогу потом говорить по-китайски?

Он чуточку поскучнел.

– Если вы хотите выучиться китайскому языку, то у нас есть отличный гипнопедический курс. Но в соседнем отделе.

– Но гипнопедический…

– Но в соседнем…

– Но китайский…

Нет. Этот мужик мне определено нравился. Нет, не буду тут скандалить.

Продавец стал серьезным.

– Честное слово вы и без китайского языка останетесь довольны. Вы просто проживете еще одну жизнь. И во сне вы не будете помнить, что это сон. Вы будете просто жить. Именно та жизнь станет для вас на время сна единственной.

Сразу было видно, что говорит человек от души. Его слова о чужой жизни вызвали во мне определенный интерес, но я додумал мысль до конца. У чужой жизни должна быть и чужая смерть. А это могло оказаться немножечко лишним.

– И там я умру?

– Если это входит в сценарий – безусловно.

– Хорошенькое дело! – воскликнул я. Легкую дрожь в моем голосе он, надеюсь, списал на действия чересчур ретивого кондиционера.

– На самом деле в этом нет ничего страшного, – доверительно наклонился ко мне мой соблазнитель. Все-таки смерть штука глубоко интимная. – Умрете-то вы понарошку! Зато как здорово проснуться и осознать, что можешь прожить еще одну жизнь. Вот эту…

Он тряхнул коробочкой.

– И ту. И все те… – Палец его уперся в стеллажи за спиной.

– Ведь эта жизнь, та, что вы называете настоящей, от вас никуда не уйдет. Вы проживете её тут, как и положено.

Почувствовав мою нерешительность, продавец изящным движением пододвинул ко мне несколько листов бумаги.

– Почитайте…

– Это…

– Это договор. Мы же серьёзная фирма.

Я пробежал глазами договор. Так… Понятно… Понятно… А вот это – нет.

– Что это за пункт на счет вредных привычек?

Он проследил за моим пальцем и снисходительно улыбнулся.

– Вы курите?

– Нет.

– Ну, например если вы там научитесь курить, и тут захотите начать, то мы в этом никак не будем виноваты.

Насторожившись, я опустил договор на стол.

– А если я там стану инвалидом?

– Это, кстати очень популярный сон в определенных кругах, – оживился он. – Говорят, что после того как проживешь сон несчастным человеком настоящая жизнь кажется еще слаще.

– А все-таки…

Впервые я почувствовал, что слегка раздразнил его. Но длилось это только мгновение.

– Как вы можете стать инвалидом, если все неприятности, которые вы можете себе придумать, случатся в вашем воображении? Во сне…

Я молчал, ожидая продолжения.

– Стать инвалидом тут можно только в одном случае – если вы упадете с кровати. Хочу напомнить, что даже если вы там подеретесь с кем-то, то утром у вас даже синяков не будет.

– Это у меня… А у него? В смысле у противника?

Он устало улыбнулся, но не ответил.

– Зато как здорово проснуться и почувствовать, что снова можешь ходить, говорить. Этим частенько пользуются психотерапевты для корректировки отдельных черт личности.

Я насторожился. Ничего себе перспектива. Ляжешь спать мужиком – грузчиком, а проснешься – женщиной – укротительницей питонов. И это не самый худший вариант. Можно проснуться опять же мужиком, но с дурными наклонностями. Я не о курении, кстати, если кто не понял… Искуситель что-то почувствовал, и поспешил меня успокоить.

– Безусловно, базовые черты вашей личности останутся неизменными, но некоторые-то хотят совсем другого. Вот нам и приходится делать специальные медицинские и реабилитационные программы.

Он оживился.

– Вот, кстати, очень популярная программа. Называется «Расправа над Горбачевым». У людей вашего поколения пользуется особым спросом.

– Откуда у «людей моего поколения» деньги на такое роскошество? Я так понимаю это недешевое удовольствие?

– А это выдается по социальной карте. Частично оплачивается из бюджета. Я ведь и говорю – медики. Снижение социальной напряженности в обществе.

– Вам бы мою жизнь в сон превратить и чиновникам показывать в обязательном порядке. Вместо ужастика. Пусть у них все волосы повылезают.

– Зачем? У них иные предпочтения. Вы вот о себе подумайте. Ваша жизнь – ваши сны… А чиновники… На них Прокуратура есть.

– Ага… Очень они её боятся… – проворчал я, но вполне беззлобно проворчал. – Лучше бы пенсии вовремя выдавали.

Что-то привлекательное в этом проекте имелось. Да и человек это явно хороший. Почему бы не попробовать?

– Я не готов подписывать, но я готов попробовать.

– Разумеется… Я передам вас в руки…

– …палача…

Он улыбнулся.

– Нет. Всего лишь лаборанта.

Лаборант оказался лаборанткой – красивой девушкой лет двадцати. Вот сбросить бы лет сорок…

Её вотчина походила на зал стоматологической клиники – ряды мягких кресел с подголовниками и даже запах там стоял какой-то лекарственный, зубной. Профессионализма у неё оказалось поменьше. Бодрой скороговоркой красавица обрушила на меня кучу сведений. Я ухватился за первое же непонятное слово.

– Погодите, погодите, – остановил её я. – Что такое «пробник»?

– Если это не оговаривается особо, то погружение начинается с самого детства. Я вам сейчас поставлю пробник. С ними проще. В пробнике записан отдельный кусочек жизни.

– Вы тоже это так и называете – жизнь? – перебил её я.

Девушка очень мило удивилась.

– Разумеется. Как же её еще называть?

Я не стал спорить.

– А в пробниках, наверное, заложено самое интересное? Я посмотрел на неё взглядом типа «знаем мы все ваши маленькие хитрости».

– А кто знает, что для вас самое интересное? – Ответила она вопросом на вопрос. – Я ведь не знаю кто вы – заядлый рыболов, или напротив – закоренелый вегетарианец…

– О! У вас есть и такое разделение.

– У нас есть все, – скромно сказала девушка. Она с любовью провела ладонью по стеллажу. Пыли на пальцах я не увидел. Сразу видно, что любит человек свою работу.

Реализовать что ли детскую мечту?

– Если я захочу стать агентом 007? Джеймсом Бондом?

– Какие все мужчины предсказуемые!

Вон ты как! Мне захотелось смутить её. Она потянулась за коробочкой, но я остановил её вопросом.

– Эммануэль?

Только девушка не смутилась, а с любопытством спросила.

– Вы хотите побыть Эммануэлю?

Пришла пора смешаться мне.

– Нет… Что вы…

Теперь и она смутилась, покраснела. Поняла, что ошиблась.

– И все-таки…

Видимо, и тут я оказался не первым, кто додумывался до этого.

– Нет. Нельзя. Авторское право…

– А если Штирлицем?

– Аналогично. К нашему сожалению работать с залицензированными героями слишком дорого… Так что мы пока обходимся классикой и умеренно алчными молодыми авторами.

Я развеселился. «Умеренно алчные» это они хорошо придумали. Даже здорово!

– А если вдруг я сам захочу написать сценарий своей следующей жизни? Это можно?

Девица мило пожала плечами.

– Не возбраняется. Но профессиональный сценарист напишет, все-таки, гораздо лучше… Вам приходилось читать плохие книги?

– Я даже читал одну такую, от которой меня стошнило! – похвастался я, вспоминая любовный романчик, подцепленный от безысходности в какой-то гостинице, когда еще мотался по командировкам. Названия я, разумеется, не помнил. Любовь… Кровь… Отчаяние…? Что-то вроде этого. Ну, а что читать прикажете, если отравился и диарея мучает?

Я передернулся, вспомнив эту поездку, а она обрадовалась.

– Ну вот видите… А человек, наверное старался. Душу вкладывал… А если так получится с написанной вами своей жизнью? Если в самой середине начнет тошнить…

Я не ответил. Что тут ответишь?

Она, безусловно, права. Нужен ведь не только талант. Нужно еще и колоссальное терпение, чтоб прописать мир и людей рядом с собой. А с другой стороны кто-нибудь напишет черти чего, так ведь в таком сне и по морде получить можно и руку сломать и вообще…

Хотя, с третьей стороны… Это ведь какая терапия! Если у тебя соседи сволочные, то вставил их в сон и там-то уж разобраться с ними как следует… Свинцовую трубу там же во сне и оставить. А политики! Тем более, если продавец не соврал, то даже синяков не останется. Не-е-ет… В этом есть что-то притягательное! Есть!

– Ну, и кто у нас нынче в ассортименте?

– В первую очередь – классические герои… Пьер Безухов, Гильгамеш, Раскольников…

Я поморщился. Вот еще со старушками возиться, потом топор отмывать. Честно говоря, не самое веселое развлечение.

– Моисей?

– Да ради бога!

– Соловей Разбойник?

– Пожалуйста.

– Илья Муромец?

– Легко…

Легко им видишь ли… Неужели я ничего «такого» придумать не могу? А вот я вас ужо…

– А и тем и другим сразу?

Я думал, что уем девушку, но та не моргнув глазом, ответила.

– Можете. Если выберете сон абсурд.

– Это как? – несколько удивился я.

– Ну…

Она пошевелила пальцами, словно подбирала для ответа простые слова.

– Это такой сон, в котором может произойти все.

Еще непонятнее. Видимо я умудрился выразить это лицом, так как она сразу ответила на незаданный мной вопрос.

– Вообще все. Нет запретов, которые выставляет человеческая логика. Например, в нашем мире все падает вниз, а там…

Я кивнул, поняв, что она имеет в виду. А вот это действительно интересно. Водопад я могу себе представить, а вот водовспрыг – нет. Пока нет. И правда, посмотреть, что ли?

– Можно попробовать?

– Разумеется, – улыбнулся она. – Для того вы сюда и пришли. Вы хотите сон с Соловьем и Ильей?

Я задумался.

– Сколько это по времени?

– Объективно – несколько минут. А субъективно… Как захотите сами. В разумных пределах, разумеется. Я бы посоветовала… ну… полчаса…

Она протянул мне карточку с коротким перечнем пробников. Нда-а-а-а… Не особенно тут клиентов балуют. Что ж. Положимся на Судьбу. Я наугад ткнул пальцем в список. Главное, чтоб никакой политики.

– Ну что ж… Неплохой выбор…

Мне показалось, что она вздохнула с облегчением. Я уселся в кресло. Перед тем как включить машину девушка поднял палец, привлекая мое внимание.

– Хотелось бы напомнить правило. Вы должны вести себя там так, как повели бы в жизни… То есть поведение должно быть адекватным. Откиньтесь на подголовник…

…Я очнулся в каком-то странном месте, одетый в странную одежду. Из окна виделся пляж, несколько чахлого вида странных деревьев, а рядом со странным треугольным окном, как раз напротив меня сидел странный человек в такой же белой хламиде как у меня и с интересом меня разглядывал. Похоже, что и сам я выглядел необычно. Откуда-то я знал, что его зовут Тул Равий, а меня – Клавдий. Я посмотрел на руки. Это были мои руки. Даже шрам на большом пальце остался. Мелькнуло мгновенное удивление, но я тут же сообразил, что если это мой сон…

Господи я же сплю в пробнике! Осознание этого произошло мгновенно и тут же куда-то пропало, оставшись, впрочем, где-то на заднем фоне. Я действительно жил. Здесь и сейчас. Проверяя ощущения, постучал кулаком по подлокотнику. Умеренно больно. Нормально. И со слухом тоже все в порядке – с улицы в комнату залетел слитный топот, словно кто-то там маршировал. Любопытно…

– Что там? – спросил я машинально.

Мой сосед отставил чашу и тоже прислушался.

– Ничего там, – передразнил он меня. Видно, что нас связывают не менее странные отношения, чем все тут имеющееся. По крайней мере, ясно – этот тип меня не любит. А чего это я тогда с ним выпиваю? Я отхлебнул. Вино. Неплохое винцо, между прочим, мы во снах трескаем… Такое и с подлецами можно употреблять. Но это не главное. Почему это «ничего», когда я точно слышу, что кто-то там топает? Щурясь, я выглянул на залитую солнцем улицу. Тип не врал. За окном действительно ничего не было. То есть ни то чтоб совсем ничего, но то, что я видел, выглядывая из окна вот уже на протяжении пяти или восьми лет, – несколько олив, небо и море. Также виднелась крыша соседнего дома с нетающим второй год снеговиком на ней… Мимо дома, заняв всю ширину улицы, шел отряд городовых с обрезами. Впереди несли кадку с пальмой. Зеленая метелка раскачивалась, словно к танцу приглашала.

– Городовые идут…

– Всего лишь городовые… – разочаровался Тул.

– Не «всего лишь городовые», а герои, – поправил его я. – Наша опора в это смутное время.

То, что времена смутные и трудные, я откуда-то знал. Тул Равий согласно кивнул. А вот его самого я знал еще плохо, а это могло привести к знакомству с Тайной Канцелярией Его Превосходительства. Будь на его месте кто-то из своих, я бы посмеялся над этим, но…

Какое еще «превосходительство», черт побери? Что за Канцелярия?

Я отвлекся и едва не пропустил следующую реплику.

– Лучше б там ходил Кожаный Чулок.

Странно. В комнате нас только двое, но голос принадлежал кому-то третьему. Я обернулся. На каменной полке вместе с несколькими блестящими безделушками стояли красивые часы. Просто часы. Круглый циферблат в квадратной коробочке. Даже без кукушки, так что говорить там, вроде, было некому, но я на всякий случай спросил:

– Кожаные Чулки строем не ходят… А кто это тут ждет Кожаного Чулка?

– Сам ты дурак, – крикнули каминные часы. Я опешил. Неожиданно для меня за меня заступился Тул – кинул в них ботинком, но промахнулся.

– Хулиган, – отреагировали часы и спрыгнули в камин. Оттуда поднялось облачко пепла, но вместо того, чтоб осесть, оно как-то оформилось, уплотнилось и полетело прямо на меня. Я посторонился, и пепел-путешественник кирпичом улетел наружу, за окно.

– Вообще-то они правы, – вмешался Тул. – Я бы и сам тебе глаз подбил… Ну, если б у меня пальмовое масло имелось…

– Подумаешь… – обиделся на него я. – Масла у него нет… Много вас таких с кривым-то аппендицитом…

Слова про аппендицит почему-то так обидели моего визави, что тот аж затрясся весь. Пока он вибрировал, из кармана у него от тряски выпал маленький, игрушечный автомобильчик и на моих глазах превратился в машину Госавтоинспекции. Желто-синяя машина заехала прямо в комнату и распалась на две половинки, словно орех, выпуская водителя. Пожилой генерал-майор вежливо козырнул.

– Кривой аппендицит?

И не дождавшись ответа, потому, как и так все ясно, добавил:

– Непорядок…

– Он дурак, – непонятно о ком сказали из камина часы.

– Молчать! – приказал генерал-майор. – Молчать! Не тикать! Отключить батарейку!

На моих глазах человек из машины раздвоился и стал двумя людьми: генералом и майором. У одного оказалась одетой нижняя часть, а у другого – верхняя. Но трусы почему-то остались у каждого. Я как-то сразу сообразил, что это – цензура.

– Фу-у-у-у – сказали часы. – Время только полвосьмого, а этот уже двоиться начал… Трезвенник, называется.

– Во-о-о-о даёт! – ахнул Тул.

– Вот ты где, вражина, прячешься… – обрадовался снизуодетый майор. Пистолет системы «Кольт» выпорхнул из кобуры и влетел ему в руку. Тул присел за креслом, прикрыл глаза.

Выстрел!

То есть пистолет-то дернулся, но звука я не услышал. Вместо этого дымное облако возникло рядом с оружием и на нем, словно я смотрел комикс, обнаружилась надпись «БАХ!»

– Все равно дурак… – крикнули часы, уползая по каминной трубе вверх. Генерал от этого обиделся на всех сразу и подрался с Клавдием. Как этот тут появился, я не понял. Видно со спины зашел….

Дрались насмерть. Клавдий выиграл и пошел продавать её перекупщикам. Генерал рвал волоса и плакал скупыми мужскими слезами. Майор утешал его.

– Что ж это вы, батенька, плачете? Эвон у нас пистолет какой… Может, застрелим кого?

Пепельное облако, оставленное без присмотра, окутало пистолет, и тот в одно мгновение превратился в голубя мира, только черного. Спрыгнувший с потолка Сальвадор Дали, пошевеливая знаменитыми усами, подкрасил ему клюв, бросил на стол палитру и ушел сквозь стену. Там, в другой комнате, что-то обрушилось.

– Ходить научись, – крикнули ему в спину часы. – А то болтается туда сюда как известный предмет…

Я как-то некстати вспомнил, что эти странные часики – вот этих самых рук дело. Скандальная, все-таки конструкция получилась. Смазать их, что ли?

Не получилось. Часы сопротивлялись как могли. Царапались минутной стрелкой и обещали, что в следующий раз обязательно смажут стрелку ядом. Я плюнул и махнул рукой на смазку.

На вопли этого недоделанного будильника прибежали изобретатели паровоза братья Черепановы. Я их сразу узнал – по картузам на головах. Они словно цирковые клоуны жонглировали плотницкими топорами.

– Мужики! Дрова есть?

Дров в комнате не случилось. Вернувшийся от перекупщиков Клавдий высокомерно показал на оливковые деревья во дворе.

– Рубите их! Все равно кроме тени ничего не дают.

Братья, подхватив полы кафтанов, бросились к выходу, набегу разбрасывая облигации денежно-вещевого займа. Топоры полетели следом, обгоняя радужные, в интересных разводах бумажки. Те, полетав по двору, построились клином, и ушли в голубое небо, в котором виднелись сразу три одинаковые Луны.

Очнулся майор. В нем мгновенно сработал служебно-розыскной инстинкт.

– Стой! Стрелять буду!

До его-то пистолета пепел еще не добрался. Нажимая на курок, гаишник стал посылать в облигации пулю за пулей, однако пули не шли туда, куда их посылали, а собравшись в стаю, закружили по комнате, а потом и вовсе, набросились на пистолет и склевали его.

Братья тем временем, благополучно выскочили в окно. Земля оказалась совсем рядом, и они не ушиблись, а вот Джимии Картеру не повезло. Как и Чингачгук, что сидел рядом, облачен он был в полосатый арестантский халат.

То есть общая композиция оказалась такова. Сидит Картер. К его ноге на толстой, неопрятной даже на вид, цепи приковано ядро, а уж на ядре сидит Чингачгук. На халате индейца, очень похожем на те, в которых щеголяли боксеры-профессионалы, виднелась надпись «Привет от барона Мюнхгаузена»!

Бывший президент курил с индейцем трубку мира.

– Все люди – братья! – провозгласил экс-президент.

– А ты – собака!

Генерал выпрыгнул из окна и на лету трижды ударил того по голове.

– О, мой Бог! – воскликнул американец, падая в кусты акации. Там зашуршало, и из-за них выскочила группа абреков из города Чимкента. Они знаками требовали бакшиш. Я показал им комбинацию из трех пальцев. Неожиданно это подействовало, и они замерли, превратившись в черно-белую фотографию.

Чингачгук, такой безразличный к обстоятельствам курил трубку, и мысли его гуляли где-то далеко-далеко. Совсем рядом с великим Манито.

– Что, брат Чингачгук, все куришь? – спросил его, наконец, Манито.

– Все курю, – мысленно ответил индеец.

– Ну, а поработать? Кукурузу прополоть, томаты?

Индеец молчал.

– Или на худой конец морду кому-нибудь набить?

И это его не вдохновило….

Тем временем объявился забытый всеми за этой суматохой, Тул Равий. Из низколетящего облака выпала веревочная лестница и на ней возник он. Одной рукой герой держался за перекладины, а другой сжимал ананас. Ветер раскачивал его, отчего в воздухе висели гулкие раскаты, похожие на громовые. Тул вскрикивал от боли и испуга, но спускался довольно быстро и ананас не бросал.

– Брось ананас! – крикнул Чингачгук, пожелавший поживиться на дармовщинку.

– Ананас бросить? Не могу. Он же казенный!

Чингачгук приложил к глазам, на манер бинокля сложенные в трубочку пальцы, но видно оказалось плохо – в левом кулаке не хватало увеличительной силы. Тогда индеец приставил кулак к кулаку и посмотрел на ананас одним глазом. Видимость сразу улучшилась – бирка оказалась на виду. Точно. Казенный.

– Тогда бросай его в казенную часть!

Индеец указал пальцем на орудие, притащенное абреками для растерзания паровоза братьев Черепановых. На орудии сидели генерал с майором, уговаривая абреков принять даосизм. Абреки зло огрызались, но дальше этого не шло – рядом с ними сидел стонавший разнообразные ругательства Джимми Картер и зло вращал глазами. Голова его перевязана белым бинтом. На рукаве – кровь.

Бросить ананас Тул не посмел – предпочел, чтоб не потерять казенное имущество, броситься вниз вместе с ним.

Ананас разбился на несколько кусков, а Тул, ничего… Уцелел. От удара орудие выстрелило и поразило паровоз насмерть. Пораженный паровоз пустил струю дыма, и ухал в Шепетовку.

Когда дым рассеялся из обломков ананаса вышел Пришелец с Деревянной Ногой.

– Дайте мне дорогу и позвоните Кому Следует. Ведь я пришел!

Позабытые всеми каминные часы выбрались через трубу на крышу с криком «банзай» бросились вниз. Пришелец не моргнув ни одним из четырех глаз, распилил их на двенадцать наручных часов.

– Так будет с каждым, – торжественно возгласил он.

– А что будет со мной? – кротко вопросил Тул.

На лице его блуждала такая льстивая улыбка, что городового, что подкрадывался к пришельцу сзади, чтоб ударить его карданным валом от КАМАЗа между третьим и четвертым глазами стошнило. За что он был немедленно растерзан толпой абреков-патриотов, переметнувшихся на сторону Пришельца.

– Тебя я назначу царем и завмагом!

– Где нужно быть?

– Прошу быть в городе Гдове. Оттуда, – пояснил пришелец, – мы выступим на завоевание Вселенной.

Чингачгука от упоминания города Гдова просто всего перекорежило. Вселенную завоевывать также не имелось никакого смысла, поэтому заплевав Пришельцу глаза, герой вырвал его деревянную ногу и ударил ей же, его же по голове.

– Не сметь! – вмешался генерал. Городовые окружили его, внимательно прислушиваясь. Польщенный вниманием, милиционер забыл о неподвижно лежащем пришельце.

– Что вам, дети мои?

По рядам городовых прошел шепот.

– Батько… Батько…

И через мгновение толпа взорвалась криками.

– Веди нас в бой, Батька!

Это было удивительно и радостно.

Генерал с майором радовались. Чингачгук – удивлялся. А городовым не терпелось. Подхватив обрезы наперевес, они разгорячено подступали к генералу.

– Я согласен быть вашим вождем! – объявил он. – Но для начала мы расстреляем паникеров и шкурников, проникших в наши ряды!

Путем голосования и метания жребия из самой гущи народной избрали и тех и других. Для проведения торжеств по случаю намеченных репрессий избрали президиум во главе с Чингачгуком и, провиантскую комиссию, которую возглавил неизвестно как тут объявившийся майор Пронин. Едва все успокоились, как открылся канализационный люк и на площадь выскочил Аль-Капоне.

Стреляя в колодец, гангстер другой рукой задвинул крышку люка на место.

– Одним гадом меньше! – торжественно объявил он, с вызовом глядя на окружающих. Майор Пронин, любивший протокольную точность и юридически выверенные формулировки, поинтересовался.

– Где меньше? Там или тут?

Гангстер на провокацию не поддался.

– «Как сказал поэт Уитмен – чем стоять, давайте выпьем!» – предложил он, сообразивший, что не простые люди тут собрались. В его руке откуда-то появились бокалы и бутылка, но тут у него над головой вспыхнуло зарево и он замер. Картина превратилась в фотографию.

…Я выплыл из сна. Даже нет, не выплыл, а выпрыгнул. Мир изменился. Девушка смотрела на меня с любопытством.

– Странный сон….

– Конечно… Вы ведь и просили что-то такое. С цветом, звуком все в порядке?

– Да, – автоматически ответил я. – А что там дальше?

– Да примерно тоже самое… – она наморщила носик. – Бред, короче… Как общее впечатление?

Что и говорить только что прожитая жизнь и впрямь была не «как настоящая», а «самая настоящая»! Настоящей не бывает. И вроде бы не только у меня – за занавесками кто-то сопел и вскрикивал негромко. Наверняка ведь тоже жил там товарищ полной жизнью. Я вспомнил собаку, перебирающую во сне лапами, и кошку, что выпускала из мягких лапок острые когти. Может быть те, кто там, на соседних топчанчиках пристроились тоже также вот лапками перебирают? Заказал себе во сне мордобой и всех победил… Выбрал кандидата в депутаты попротивнее, пива выпил и в такой сон занырнул, а там уж… Нет. Ну его. Пусть хоть во сне без них. Вот если б что-нибудь абстрактное, возвышенное… Не может быть, чтоб не нашлось…

– А вот чтоб чувство какое-нибудь возвышенное испытать. В самом чистом виде.

Она задумалась, начала вслух перебирать.

– Любовь? Это вам в «Ромео и Джульетту» погрузиться надо.

Я промолчал. Чай не мальчик… «Декамерон» предложили бы, это еще куда не шло. Кстати. Не забыть поинтересоваться. Должен же быть. Все-таки классика.

– Чувство насыщения?…

Я отрицательно покачал головой. Есть не хотелось.

– Ну, а какой-нибудь экстаз творца можете предоставить?

Она нахмурила бровки и что-то перебирала в голове. Я ждал.

– Вы рисуете? – вместо ответа, наконец, поинтересовалась она.

– Пожалуй, что и нет…

– А на каком-нибудь музыкальном инструменте играете?