Текст книги "Талисман «Паучья лапка»"

Автор книги: Владимир Перемолотов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 20 страниц)

Глава 33

Комната, в которой остались Гы и Добрый Шкелет была наполнена тишиной. Ставни на окне были закрыты, и сквозь них шум со двора доносился еле слышными волнами. Даже перекличка часовых проникала сюда, как едва слышное бормотание…. Из тех двоих, что были в комнате каждый был занят своим делом. Гы храпел за всех, кто должен был спать в комнате, а Добрый Шкелет… Добрый Шкелет не спал. Он лежал на лавке, худой как ухват, ничего не чувствуя и ничего не желая. С тех пор как Исин, Гаврила и Избор ушли, он ждал их возвращения. В нем не было жизни, в нем не было памяти, но разум и чувства уже жили в нем тихо и тайно, словно могильные черви. Как муравьи, что из веток и мусора делали свой дом, что-то внутри него исподволь лепило его.

Под размеренный храп Гы Добрый Шкелет подошел к окну и застыл там.

Те, кого он ждал, не возвращались. В щель было видно, что звезды, висевшие над одной башней, переползли на другую.

Он вернулся к двери, потянул створку на себя. С легким скрипом она подалась внутрь комнаты и он прислушался к тишине, что ждала его за дверью. Дверь приглашала в темноту, откуда не вернулись друзья. Он покачал головой и притворил ее, выбрав для себя другой путь.

….Ночь для караульщика длиннее веревки. Но и она когда-нибудь кончается. Это Стремяш понял уже давно. Пленник за стеной затих, перестав буйствовать, и стоять на страже сразу стало тяжелее. Раньше звон цепей и глухие удары прогоняли дремоту, но теперь сон навалился на стражника всей тяжестью. Стремяш боролся с дремой как умел – сперва перебрасывал копье из руки в руку, гремел ключами, а потом. Упершись на копье, начал вспоминать, что случилось в детинце. Пару дней назад к князю заехали два богатыря из дружины князя Владимира – Рахта да Сухмат. Что за дела у них там были, Стремяш не знал, да и без надобности ему это. Может поход, какой намечается, а может, наоборот, сами половцы с аримпасами на Киев собрались и князь собирал войско… Скажет князь пойдем куда нужно, а пока беспокоиться не о чем. Пока Рахта с князем толковал, Сухмат к ним спустился, в младшую дружину и рассказал, как в Царьград ездил. Сперва-то все про войну, да про оружие, а как меду семилетнего хлебнул – так и про все остальное… Про баб тамошних у него здорово получалось… И что у них за одежда и что под одеждой… Наверняка и приврал немало – кто же трезвый поверит, что есть там бабы, как головешки черные, а еще такие, которые своего лица показать не смеют – , но под мед проскочило. Под хорошую чару чего в разговоре не проскочит. Гридни только слюни вытерли да позавидовали, что так складно врать не умеют. Потом про бани рассказывал, про кабаки, что до верху заставлены сладкими и хмельными ромейскими винами.

Стремяш покачал головой. Чужой рассказ вспоминать сладко было, а уж как Сухмату там, в яви, жилось…

– Надо же, уехал! – подумал он – Из такого места! Домой его потянуло.

Он переступил с ноги на ногу, примеривая чужой поступок на себя. Покачал головой.

– Такие дурни и дома не нужны.

Он представил себе все это еще раз – и бани, и женщин, и… а потом решил.

– Выгнали его, верно. Самому человеку от этого никак не оторваться.

Мысли его текли лениво. В глазах уже мелькали избы и терема не виданного им Царьграда. По улицам ходили бабы в прозрачных штанах, и воздух били струи разноцветной браги….

Шаги выдернули его из сна. Он встряхнулся, выставил вперед копье.

Вино это была одна из тех восточных красавиц, о которых Сухмат рассказывал, тех самых, в ярких платьях. Под чадрами, и в пупок которых входит унция орехового масла… Стремяш и знать не знал, что такое «унция» – эти ромеи столько слов напридумывали, сколько серьезному человеку и не надобно – но вот что такое пупок он знал.

– Не спится девке – сделал несложный вывод Стремяш ощупывая ее глазами. Мыслями своими он еще был в рассказе о ромейских бабах. Немного сбивало с толку, что красавица вместе с чадрой почему-то надела сарафан, а не хваленые прозрачные штаны, но это было не самым главным. Она была несколько худовата. Стремяш любил, что бы баба была в теле, ну раз у них там так принято, то пусть. Главным было то, что она тут рядом.

– Не спится, что ли? – спросил он завязывая разговор. Девица качнула головой.

– Кричать не будет – понял Стремяш и протянул руку к груди. Женщина отступила на шаг. Она держала руки за спиной. Стражник улыбнулся.

– Не иначе как браги принесла. Ну молодец.

– Что же такой красавице не спиться?

Голос его стал ласков, он почти заворковал по голубиному.

– Неужто сон, какой приснился?

Девица кивнула, да, мол, приснился. Стремяш прислушался. В подвале было тихо. Десятник мог прийти, а мог и не прийти… Он отставил в сторону копье, развязал пояс.

– А расскажи-ка мне свой сон, красавица…

Девушка молчала. Что-то было не так.

– Хорош же я! – запоздало опомнился Стремяш – Что это я как старик девке зубы заговариваю…Сейчас еще десятник припрется…

– А сперва, дай-ка я тебя поцелую!

Девушка ждала этого. Она быстрым движением поднесла руки к чадре. В это мгновение Стремяш удивился их белизне, но в этот момент она сдернула с себя покрывало, и ужас отсек его душу от тела.

Добрый Шкелет постоял над ним совсем чуть-чуть. Это не было данью смерти – страж дышал. Нужно было снять ключи. Выбрав с кольца самый подходящий, он вставил его в скважину. Стержень туго повернулся, дверь скрипнула, впуская в каменный мешок свет и свежий воздух. Подняв факел повыше, он шагнул по ступеням вниз. Свет выхватил сходящиеся из углов в одну точку бронзовые цепи. Там где они сходились, висел Избор. Он не был похож на паука, скорее на комара в паутине. Ослепленный темнотой он не видел, кто пришел, но на всякий случай выругался. На Доброго Шкелета это не произвело никакого впечатления. Вставив на ходу факел в державку, и освободив руки он спустился вниз, к прикованному. Если бы не тухлая вонь тут было бы красиво. Стены были покрыты каплями воды и в неподвижном воздухе они блестели маленькими самоцветами.

Глаза Избора привыкнув к свету, увидели женскую фигуру. Образ женщины качнул волну мурашек – он вспомнил Дилю и Тулицу, но она подошла ближе и мурашки исчезли. Закатав рукава так, что сразу стали видны кости, Добрый Шкелет подхватил с пола лом и двумя точными движениями выворотил цепи из стены.

Избор упал на колени и замычал от боли. Те несколько часов унижения, что он испытал, вися на стене, наполнили душу злобой. Он понимал, что должен был сказать хоть несколько добрых слов Шкелету, но черная пелена ненависти вымела из головы все добрые слова. Он нашел их только на одну фразу.

– Здоров ты цепи выворачивать….

Добрый Шкелет его понял, кивнул.

– Ты один?

Еще один кивок. Избор кивнул в ответ. Ненависть сводила скулы. Он намотал на ладони обрывки цепи. Кулаки потяжелели. Он легко взмахнул ими, проверяя, может ли драться. Недобрая тяжесть заставила расправить плечи.

– Всех убью! – Твердо сказал он. Шкелет глянул пустыми глазницами и наклонил голову, вроде бы с сомнением.

– А ты поможешь!

В коридоре Избор остановился, соображая, куда идти дальше. Когда его бросили за эту дверь Исина протащили дальше. Он посмотрел по сторонам, потрогал стены.

– Туда.

Коридор дважды изогнулся. Глаза, привыкшие к темноте, уловили слабый свет.

– Где свет – там и стража. А где стража, значит там кто-то из наших…

Он лег на пол и выглянул. Под факелом он увидел задремавшего стражника. Опершись руками на копье, тот подпирал задницей окованную железом дверь. Избор уполз назад. Он не думал, что за дверью сидит Гаврила. Если тот еще по журавлевским обычаям не сидел на колу, наверняка его охраняли получше. Один стражник для личного княжеского врага – это было маловато.

Скорее всего, там был Исин.

Он еще раз высунул голову. До двери было шагов 20–30. Были бы ножи! Он представил, как выскакивает из-за угла и длинным движением бросает короткую стальную молнию в стоящего у двери человека… Он тряхнул головой. Мечтать можно было сколько угодно. Но не было у него ножей, не было. Стражник под факелом, словно знал это, спокойно кемарил, не догадываясь о том, что думает Избор. Если б мысли Избора стали его сном, он проснулся бы в холодном поту. Оставалось одно – подойти и убить его либо голыми руками либо Шкелетовым мечем. Избор посмотрел на кулаки, обмотанные цепями, и глубоко вздохнул, намереваясь пятью прыжками достичь стража. Он даже чуть наклонился вперед, но тут костлявая рука на плече остановила его порыв.

Добый Шкелет взвесил копье, и костлявые фаланги охватили гладкое древко. Несколько мгновений кончик копья колебался в воздухе – Шкелет искал то единственное место на древке, ухватившись за которое копье можно было бы бросить так точно, как это нужно. Он делал это совершенно открыто – не таясь и не прижимаясь к стенам. Стоило стражу поднять голову, как Добрый Шкелет был бы обнаружен, но мертвеца это совершенно не волновало. Может быть, это было бы к лучшему, если б тот увидел Шкелета. Возможно тогда не пришлось бы и копье бросать – стражник вполне мог бы помереть от страха. Ему не потребовалось выдыхать из себя воздух. Резко двинув плечом, он бросил оружие вдоль стены. Кости щелкнули, страж встрепенулся, встряхнул лохматой головой, выныривая из сна… Копье ударило его в грудь. Страж дернулся и повис на вонзившимся в стену древке.

Избор одобрительно кинул. Вряд ли так метать копье можно было научиться в нижнем мире. Скорее всего, в бытность свою человеком, Добрый Шкелет был лихим бойцом. Умереть молча, как дерево у стражника не получилось. Он захрипел, стараясь своей смертью подать сигналь живым.

На хрип умирающего сбоку, из темноты, выскочил еще один стражник.

– Разворошили гадюшник… – подумал Избор.

Страж был то ли глуп, то ли спросонья. Словно не доверяя своим глазам, он потрогал копье, попытался выдернуть его из стены, и только после этого повернулся посмотреть, кто же его бросил.

Виноватый нашелся сразу. Да Шкелет и не стал прятаться. Перебросив меч в правую руку не спеша – давая время стражу сообразить кто он такой, испугаться и сбежать – пошел по коридору. У него был только меч. У стражника кроме меча были еще щит и копье. В своем испуге он не выглядел страшным и Избор не боялся за себя и уж тем более за Доброго Шкелета. Впереди него, нежно розового от падающего света, шествовал ужас.

К сожалению, ужас был нем. Добрый Шкелет не мог издать ни звука. Он всего лишь шел. Тишину нарушали только сухие щелчки, получавшиеся от ударов рукояти меча о высохшие кости, а как кстати было бы что-нибудь проорать… Избор, на которого тишина давила как могильный камень застонал так, словно сам был приведением. Ужас подхватил стража, как ветер подхватывает сухой лист, и выбросил его вон из коридора.

Поле боя осталось за ними.

Шкелет оглянулся на Избора. Тот злобно рассмеялся. Всегда приятно сознавать, что враг трусливее тебя и сбежал, даже не попробовать сопротивляться. Но радость была преждевременной. Через несколько мгновений стражника вынесло обратно. Шкелет озадаченно встал, не понимая, что там может быть еще более страшное, чем он сам.

Страж пятился, не оборачиваясь к врагам лицом. Все внимание его было сосредоточенно на том, кто шел к ним из темноты.

В круг света вошел еще один стражник. Он был выше и дороднее того, которого напугал Шкелет.

В одной его руке была кружка, в другой – кусок мяса. Вид сбежавшего стража был настолько плох, что пришедший смотрел только на него.

– Куда это ты собрался, собачья совесть? На кол захотелось? Думаешь, что раз такой смелый, что тебе со стражи сбежать не страшно, так на тебя и страха не припасено?

На глазах Избора только что раздавленный страхом человек распрямился и перестал дрожать. Страх перед десятником выдавил страх перед Добрым Шкелетом и выпрямил его спину. Ни слова не говоря он ткнул себе за спину. Десятник перестал крушить взглядом своего дружинника и посмотрел на причину переполоха. Добрый Шкелет скромно стоял, не зная, что делать. Уж больно не по человечески вел себя десятник

– Что тут? – спросил он. Только тут напуганный стражник повернулся к Избору и Шкелету и сказал.

– Мертвяк!

Он ткнул пальцем в сторону Доброго Шкелета, словно десятник и сам не видел, кто стоит перед ним. Десятник был тертым калачом. Он только вздрогнул, но тут же взял себя в руки. Перед ним стоял враг и совершенно не важно какой он – живой или мертвый.

– Ну и что? – сказал он. – Вижу что мертвяк.

Десятник отхлебнул из кружки, рванул зубами кусок мяса.

– Вечно вокруг тебя, Шерга, всякая дрянь вертится. То мухи, то скелеты… Почему допускаешь?

– Мертвяк же – попробовал втолковать своему начальнику страж – Он же мертвый…

– Ну так что же? Ничего! Его не съел – он кивнул на Избора – и нас не съест…Убей обоих.

Голос десятника оказал волшебное действие на стражника. Он развернулся, и, оскалившись, пошел на Доброго Шкелета. За его спиной десятник в размышлении приложился к кружке, сунул в рот недоеденный кусок мяса, потом медленно поставил кружку на пол. Оставаться в стороне от драки он явно не хотел. Вытащив меч, он одним быстрым движением оказался впереди Шерги. Оглядев с близкого расстояния Доброго Шкелета и Избора, он выбрал для себя соперника.

– Ты давай из живого мертвого сделай, а из мертвяка прах повытрясу…

Он взмахнул мечом, словно волшебной палочкой, и на Шкелета обрушился первый удар…

Глава 34

…С тем же выражением озверелости на лице Шерга шагнул мимо дерущихся. Добрый Шкелет попробовал достать его мечом, но десятник не дал ему сделать это.

Шерга не стал тратить время, что бы выяснить силы своего противника. Он был уверен в успехе. Залогом этой уверенности были два обстоятельства. Во первых за спиной был непобедимый десятник, которому противостояла всего-навсего горсть каких-то костей. Это значило, что через несколько мгновений он присоединится к нему и их станет двое против одного. А во вторых… Во вторых его противник был безоружен.

…Избор не двигался, прикидывая какой прыти можно ожидать от Шерги. Первый удар он не раздумывая нанес сверху – Избор принял его на скрещенные кисти. Тупая боль дернула руки вниз, и он отступил. Это спасло его от второго удара. Шерга, развернув меч в воздухе, быстро махнул им уже поперек живота.

– Александрийская школа – с невольным удивлением подумал Избор – Ай, да десятник тут. Такого не только бояться. Такого уважать надо…

Он сделал вид, что замешкался и Шерга повторил связку из двух ударов. На этот раз Избор не стал отступать. Цепь, свалившаяся с поднятой руки, встретила лезвие рядом с его боком. Он выдержал тупой удар и стремительно шагнув назад, крутанул рукой, оборачивая цепь вокруг меча. Шерга дернулся, пытаясь поднять оружие вверх, но Избор не позволил ему взмахнуть клинком. Дальше все произошло стремительно, словно полет стрижа. Кулак, утяжеленный цепью, ударил Шергу в голову. Он успел прикрыться щитом, но Избор был готов и к этому. С быстротой молнии он повторил удар, выпустив из кулака несколько тяжелых бронзовых звеньев. Этого как раз хватило, что бы достать стражника по незащищенной спине. Шерга заорал, выгнулся от боли. Инстинктивно он поднял щит над головой и тут Избор ударил его ногой в грудь. Стражника отбросило к стене, и он сложился там, как небрежно брошенная одежда.

Избор был уверен в своем ударе. Он даже не подошел проверить, что с ним стало, а повернулся к десятнику и Доброму Шкелету.

Десятник разошелся так, что от его ударов Доброго Шкелета бросало из стороны в сторону. Скелет был похож на ветхий варяжский драккар, попавший в бурю, потерявший парус и теперь, раскачиваемый демонами моря так, что голая мачта чертила в небе странные фигуры. Шкелет не сдавался. Он старался не отбивать удары, а ускользать от них. То, что он был до сих пор цел, говорило больше о его проворстве и удачливости, чем о чем-то другом. Его верткость и самое главное отсутствие мяса на костях страшно мешало десятнику и выручало Шкелета. Два поперечных удара, что развалили бы живого человека на две половинки Добрый Шкелет даже не стал отбивать – просто пропустил их через грудную клетку.

Избор не стал ждать конца. Конечно, можно было бы постоять посмотреть, чем кончится дело, но Избор подумал о Гавриле, которого еще предстояло найти и решил действовать. Размотав цепь на правой руке, он захлестнул ноги десятника и дернул их на себя. Увлеченный схваткой он не видел что творилось у него за спиной. Шкелет быстро отпрыгнул назад. Десятник дернулся за ним и плашмя – мордой, грудью, коленями грянулся об пол. Такой удар доброму войну не помеха. Он должен был подняться, но за мгновение до того, как грохот падения прокатился по коридору Добрый Шкелет взвился в воздух и вскочив падающему десятнику на плечи трижды, с проворством трудолюбивого дятла нанес противнику удары рукоятью меча по затылку.

Десятник рухнул словно дуб. Шкелет бил умело, и тот даже не попытался подняться.

Еще сидя на плечах человека он посмотрел на Избора, спрашивая что делать.

Избор посмотрел на Доброго Шкелета, худого словно корабельная мачта, потом на грузного десятника и отчетливо, словно Шкелет был глухим и читал только по губам, сказал.

– Между прочим, и ты теперь мне жизнь должен…

Он понимал, что говорит глупость, но ничего поделать с собой не мог. Уж очень хотелось ему заиметь себе еще одного должника…

Шкелет молчал. Его сейчас интересовало совсем другое. Он ждал ответа на невысказанный вопрос – что делать с десятником?

– Свяжем его – решил Избор – Таких убивать нельзя. Иначе на земле храбрость переведется.

Раздевание поверженного Шкелет начал с того, что сорвал с него ключи и кинул Избору. Встав под факел Избор освободился от своих оков и пошел освобождать Исина.

Гаврила пришел в себя от резкой боли. Ему не пришлось вспоминать что он и где он. Одного взгляда хватило, что бы все понять. Тяжело повернув голову, он посмотрел по сторонам. И справа и слева от него в небо уходила бревенчатая стена, на которой он и висел прикованный за руки. Проверяя крепость цепей, он дернулся. В печах захрустело, и боль притупилась, став тягучей, словно мед. Он поерзал, устраиваясь поудобнее

В любом положении есть что-то хорошее. Слава Богам ему не было холодно. Он напряг руки, пытаясь повернуться. Движение было медленным, словно у улитки. Ноги едва-едва шевелились, не находя опоры. Гаврила усмехнулся. Он напоминал себе муху в меду. Все тут было так, только вот вместо чашки с медом он очутился в выгребной яме.

Он поднял голову. Борода, пропитанная нечистотами, нехотя потянулась за ним, как перечень грехов.

Над головой, в сажени, если не больше земля уступала место ночному небу. Но даже небо не было тут чистым. Теплый воздух из ямы струйками поднимался вверх, отравляя небо. Гавриле было видно, как звезды вздрагивали, а потом одна, видно не выдержав вони, сорвалась вниз. Гаврила скрипнул зубами. Не от боли. Что боль? Ее можно терпеть. Унижение…

– В дерьмо по ноздри… Эдак со мной еще никто не обходился… Умнеют люди.

В яме утробно забулькало. Она жила своей жизнью. На поверхности вздувались пузыри, ползали кое-где черви. Гаврила представил как завтра его вынут отсюда и понесут в княжеский двор, где уже верно, готов кол для него. Ради такого случая князь наверняка откажется от своей давней привычки сажать недругов своих на кол только по базарным дням.

– Тяжелая смерть – подумал Гаврила. Он опустил глаза вниз. – Захлебнуться. Что ли?

Без мысли выполнить то о чем только что думал, он наклонил голову. Не тут-то было. Борода елозила по грязи, но до рта жижа не доставала. Князь предусмотрел и это. Нужно было выбираться.

– Пока жив – смерти нет. – Подумал Гаврила – Бог поможет!

Он напряг плечи. Жижа нехотя, словно знала, что никуда ему не уйти от нее позволила чуть-чуть вытащить себя. Боль в плечах превратилась в огненный хлыст, что стегал по спине. Гаврила задышал сильнее, заполняя грудь вонью.

– Не тужься – донеслось до него с края. – Потерпи до утра… Или ты пить хочешь?

Около ямы стоял стражник и облегчал свой мочевой пузырь. Струя буравила поверхность выгребной ямы в нескольких шагах от лица Гаврилы.

– Твое счастье, что я до тебя дотянуться не могу… – с тоской сказал Гаврила.

– И мне тоже жалко…

Стражник напрягся. Струя приблизилась к Гавриле еще на пядь и опала.

– Ничего – сказал стражник – Когда тебя завтра на кол сажать будут, я рядом постою, может быть даже там тебе себя рукой поторогать.

В темноте послышался топот. Даже не поправив штанов, стражник схватился за меч. Несколько мгновений он вслушивался в тишину, а потом бросился прочь от ямы.

Гаврила не стал терять времени. Единственный выход был в том, что бы добраться до штырей, что крепили цепи к стене и вырвать их из дерева.

Медленно он начал наматывать на кулаки… Боль рвала плечо на части. Борясь с ней, он представлял себя якорным воротом на ромейском корабле. Крики чаек, полощется парус… Матросы, наваливаясь на него грудью, поднимают якорь. Он трещит, но вертится. Один оборот, другой… Пахнет гнилью, но свежий морской воздух… Он вздохнул и закашлялся.

Цепь сорвалась с руки, и он ухнул в грязь, потеряв сознание от боли. Когда он пришел в себя, над ямой стоял Избор. Несколько мгновение они смотрели друг на друга. Потом из-за его спины показался Исин.

– Ты хоть знаешь на кого похож? – спросил Избор.

– Знаю – прохрипел Гаврила – На родителя своего…

Он шевельнулся, проверяя, не вырвал ли ненароком цепь.

– Не-е-е – покачал головой Избор. – Ты мне что-то другое напоминаешь…

Гаврила понимал умом, что будь опасность ближе, Избор уже висел бы на стене и ломал цепи. Раз он не делал этого, значит кругом все было спокойно. Сдерживая нетерпение, прикованный спокойно переспросил.

– Может на муху? На муху в меду?

Избор положил голову на правое плечо, потом на левое…

– Нет – покачал головой Избор – Великоват ты для мухи… Да и на счет меду, тоже….Ошибаешся.

– Значит на лягушку – теряя терпение сказал Гаврила – Вытаскивайте меня отсюда, да пошли к кораблю…

Избор присел перед ямой на корточки.

– На какую – такую лягушку? – явно веселясь спросил он.

– Про двух лягушек сказку помнишь? Что в горшок с молоком попали?

– Ну?

– Так вот я вторая лягушка, что лапками дрыгала.

– И много надрыгал? – весело спросил Избор – Что-то масла не видно…

– А ты нырни – злорадно посоветовал Гаврила – Я ведь на нем стою…

Где-то в курятнике заорал ранний петух. Исин, глядевший по сторонам напомнил.

– Утро близко.

Гаврила поддержал его из ямы.

– Давай быстрее. Сторожа вернуться могут…

– Оттуда не возвращаются.

Избор пошарил по краю ямы, подобрал лом и сунул его Шкелету в руки. Тот посмотрел на него, и хотя все и так было понятно, остался на месте.

– Сними его… – объяснил Избор непонятливому мертвяку – А то он пригреется там, привыкнет, потом за уши не вытащишь…

Скелету хотелось в дерьмо не больше чем самому Избору.

– Тебе же до него добраться – раз плюнуть. Ты же легкий.

Добрый Шкелет то ли не поверил ему, то ли не хотел рисковать…

– Давай, давай – поторопил его Избор – В болоте он тебя выручал, а здесь – ты его…

Видя нерешительность Шкелета, Избор хлопнул себя по лбу, и скрылся с глаз Гаврилы. Мгновением спустя он вернулся с телом одно из стражников. Подняв его повыше, он бросил в яму. Следом за ним туда же полетели еще три трупа. Гать для Шкелета была готова.

– И ног не замочишь. – отряхивая руки добавил Избор.

Шкелет взял лом за середину. На краю ямы он немного покачался, собираясь с силами, и темя прыжками доскакал до Гаврилы. Тот даже не успел зажмуриться, как его спаситель вскочил ему на голову. В плече захрустело, и боль пропала.

Избор отбежал яму и встал с краю.

Над головой Масленникова послышался лязг, и рядом с ним качнулась цепь. Гаврила инстинктивно закрыл глаза, ожидая фонтана брызг, но Шкелет подхватил ее, не дав коснуться поверхности и бросил Избору. Оседлав стену, он ползком перебрался к другому краю и занялся второй цепью.

Исин глядя на все это тихо засмеялся.

– Чего ты? Домовой щекочет?

– А я представил что будет, если Шкелет лом выпустит? Где другой брать?

Избор посмотрел на хазарина и тоже засмеялся.

– Зачем другой? Ты нырнешь, и этот же достанешь…

– Чего это я? – Исин обиделся так, словно и в самом деле нужно было нырнуть в дерьмо.

– Потому что все при деле, одному тебе делать нечего… Вот и поныряешь…

Вторая цепь упала рядом с Гаврилой, подняв вверх фонтан брызг. Гаврила дернулся в сторону.

– Не обрызгало? – давясь смехом спросил Избор – Ничего?

– Тащи! – чуть не заорал Гаврила.

Избор и Исин потянули его за цепь.

Нелепый, словно только что родившаяся огромная стрекоза Гаврила потащился по поверхности. Для полноты картины не хватало только зеленого листа, на который ему нужно будет вылезти и обсохнуть. Они вытащили его на твердую землю. Гаврила на четвереньках отполз еще немого и начал насадно кашлять, освобождая себя от вони. Голова его моталась из стороны в сторну, потом его вырвало…

– Готов поспорить, что знаю, что он скажет, когда кончит кашлять… – сказал Избор Исину.

– А чего гадать? – сказал хазарин – То же, что и я скажет. Что и ты, наверняка, сказал… «Убью всех!»

Гаврила выполз из лужи, что натекла с него, встал на ноги.

– Пошли отсюда. Корабль еще не наш…

Не слушая ответов, он повернулся и пошел к башне, над которой в светлеющем небе топорщился корабельный нос.

– А как на счет того, что бы князя убить? – спросил несколько разочарованный Исин его спину – И родню его всю?….

– Сам помрет, паскуда. Никуда не денется…

Широкими шагами он почти побежал вперед. С него летели брызги и его товарищи старались не приближаться к нему.

– Может осмотримся? – предложил Избор набегу – Мозгами пораскинем?

Гаврила отмахнулся от его слов, как от мухи. Это не было злостью. Это был расчет.

– Торопиться надо. Пока никто нас не ждет. Мы тут для всех в цепях и под стражей…

Гаврила не скрываясь подошел к двери. Изнутри доносились невнятные голоса. Масленников прислушался и поднял три пальца. Исин кивнул. Достав левой рукой нож Гаврила по-хозяйски стукнул в дверь. Разговор прервался, послышались шаги, и дверь отворилась. Не дожидаясь вопросов, Гаврила мгновенно провел рукой по бороде и плеснул тем, что отжал в кулак в лицо стража. Тот замахал руками, заорал, а Масленников оставив его для тех кто стоял позади, шагнул за дверь.

Когда Исин вынул нож из своего, в комнате уже было три трупа. Он оглянулся, отыскивая спрятавшихся За стеной раздался крик. Исин посмотрел назад. Стражник вопил и на его крик сбегались люди с оружием. Спина у хазарина похолодела и он аккуратно закрыл дверь за собой на засов.

– Теперь все – сказал Избор глядя на Гаврилу – Один ушел… В окно…Тихо не вышло…

– Не важно – ответил Гаврила – корабль теперь наш…

Он отодвинул Избора и побежал по лестнице вверх, к небу.