Текст книги "Мудрый король"

Автор книги: Владимир Москалев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 36 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

Их было четверо. Первый – Андре по прозвищу Капеллан, клирик при дворе; второй – приор Вижуа; третий – аббат Флери из монастыря Сен-Жермен. Четвертый – легат Октавиан. Папа Луций прислал его, дабы тот посмотрел и потом доложил ему о ходе строительства небывалого собора в городе Париже – демонстрации верховной власти Господа, открытой всему миру в отличие от монастыря. Легат давно уже написал отчет о том, что видел, и собирался обратно. Папа жаждал услышать его рассказ.

Но Октавиан имел еще одну цель: выявить ересь, коли таковая отыщется в городе, где король возводит столь дивный храм в честь Бога. Филипп при встрече заверил его, что с этим покончено и он может себя не утруждать. Однако легат, похоже, не торопился в Рим – всё ходил по улицам Сите, выспрашивал, вынюхивал. Жаждал найти еретика и возвести костер для всеобщего обозрения.

Но случай все не подворачивался. Октавиан хмурился и продолжал высматривать, выслеживать. Ему казалось, что он вот-вот нападет на след, не видимый пока еще ему самому. Встретив коллег у Святого Креста, он завел с ними беседу, рассчитывая что-либо выведать, ухватиться за какую-нибудь ниточку, но те, не догадываясь о его намерениях, повели разговор о своей нелегкой жизни.

– Воистину, знать становится нашим врагом, – сокрушался аббат Флери. – Церковь – оплот мира и согласия между людьми, защищает бедных и нуждающихся в Боге, свою собственность, извечно находящуюся под угрозой разграбления. Что такое рыцарь в наше время? Грабитель и насильник, не почитающий законов и Божьих заповедей. Кого в рыцарском войске считают сильным и достойным уважения? Того, кто груб, жесток, кто оскорбляет служителей Божьих. Они получают свой меч из рук духовного лица, чтобы почитать Церковь, служить ей своим оружием. Что же на самом деле? С этим мечом они набрасываются на Распятие Господне, обирают и грабят Церковь, презирают нищих.

– Сие – истина, – подтвердил приор Вижуа. – Рыцари ныне, вместо того чтобы применять силу против врагов креста и веры, используют ее для состязания в распутстве и пьянстве, погрязают в наслаждениях. Вспомним, как они выступали в поход ко Гробу Господню. Чем нагружены были их лошади? Разве оружием? Ничуть не бывало. Они везли с собой вино и вертела для жарки мяса. Со стороны поглядеть – пировать едут рыцари, а не освобождать Гроб Господень.

– Они отважны только с теми, кто беззащитен, – сказал свое веское слово Андре Капеллан, – например, с клириками. Смеются над отлучениями, издеваются над священниками. А ведь Бог сказал своим служителям: «Кто презирает вас, тот презирает Меня, и кто ранит вас, тот ранит зеницу ока Моего». Словом, знать завидует богатству Церкви. Надо думать, она чувствует себя обделенной всем тем, что дано клирику.

– Вражда Церкви и мира разгорелась повсюду, – изрек легат. – Нет города, где граф не вел бы тяжбу с епископом, а отсюда недалеко и до применения оружия. Повсюду много замков, и каждый барон или граф старается отобрать у священнослужителя его землю, доходы, людей.

– А бедные рыцари, – снова вставил приор, – так те вообще считают, что клирик и монах живут богато, поэтому нападают и обирают их.

– Гораздо опаснее – знать, – наставительно молвил легат. – Она считает себя ущемленной в своих правах, протестует против духовной власти, дабы взять себе первенство. Сколько копий уж поломано в борьбе духовной власти со светской, если вспомнить германских королей, ставивших свой императорский трон выше папского.

– И все же там, где мирская власть слаба или ее вовсе нет, царит анархия, – вновь заговорил приор. – Монахов грабят, даже убивают, и они постоянно должны защищаться. Я недавно приехал из Лимузена, и вот что мне там довелось наблюдать. В прошлом году виконт Кастийон взял да и разрушил монастырь Шале. Монахи разбежались, а воины завладели реликвиями и перевезли их в замок сеньора. Так виконт мечтал добиться покровительства святого Ансильда. В этом году, как вам известно, началась война между Генрихом Плантагенетом и его старшим сыном. Жители Лиможа воспользовались этим и набросились на монахов святого Марциала. Порубили великолепные сады, разрушили Церкви, сожгли колокольни, мастерские – всё, что могло гореть, предали огню, вплоть до икон. Потом появились наемники и стали похищать и продавать монахов. Генрих Молодой тем временем захватил аббатство святого Марциала, выгнал всех монахов, а на другой день приказал приору и церковному старосте отдать ему все сокровища алтарей, золотые статуи и чаши. Словом, всё, что было ценного. Так он расплатился со своими воинами. А немного погодя он отбирает силой казну Гранмона и казну аббатства Короны. Далее – еще два разграбленных монастыря. Монахов и остальных служителей увели в плен и назначили за них выкуп, который должен оплатить приор. А потом та же шайка – но Генриха среди них уже не было – обложила монастырь в Сен-Жиро налогом в пятнадцать тысяч су. И это всего за несколько месяцев. Что же дальше?…

– Это юг, Аквитания, край еретиков, – недобро сверкнул глазами легат. – Катары опутали все тулузское графство, теперь эта зараза поднимается выше. Крестовый поход по сути ничего не дал. Проповедники катаров баламутят народ. Наслушавшись их богомерзких речей, люди перестают верить в Бога – отсюда все наши беды. Давно не ловили еретиков и не жгли их на кострах. Нужен новый поход за святую веру Христову, костры должны гореть на всей территории королевства, а графство Тулузское надлежит предать всеобщему огню, ибо оттуда исходит ересь!

В это время к ним подошла Изабелла.

– Я первая поднесу факел к этому костру, ибо в Тулузе живет дьяволица, дочь дьявола, врага Господа нашего! – бросила она вызов своей невидимой сопернице и осенила себя крестом.

– Дочь дьявола? – Легат вперил в нее немигающий взгляд и подошел ближе. – Кто тебе это сказал, дочь моя, и откуда ты сама?

– Из Фландрии. Я Изабелла де Вермандуа. Дьяволицу зовут Бьянка, она у них там одна из главных. «Совершенные» или «чистые» – так они себя называют. И она здесь была. Совсем недавно.

– Недавно? – сузил глаза легат и, облизнув губы, подошел еще ближе. – Когда именно, ты сможешь сказать? Может быть, есть возможность напасть на след?

– Поздно, – похоронила его зародившуюся надежду Изабелла. – Она давно уже покинула Париж.

– Покинула… покинула… – машинально повторял легат, озираясь вокруг, словно надеясь увидеть ту, о которой шла речь. – Значит, она жила в городе? А что она здесь делала? Проповедовала свое дьявольское учение?

– Не знаю, – ответила Изабелла, – я и сама недавно здесь.

– Так, так, – тянул ниточку въедливый паук, – недавно, говоришь. Откуда же узнала про еретичку?

– Подруга мне рассказала.

– Вот оно что! Подруга… Почему же она не заявила куда следует? Почему упустила врага?

– Она и сама не знала.

– Как же узнала?

– Ведь Бьянка уехала в Тулузу. Кто же еще может там жить, кроме еретика?

– Это верно… Только Лангедок далеко. Ну а скажи мне, дочь моя, зачем она приезжала в Париж? Это тебе известно?

– Разумеется. У нее здесь любовник.

И тут Изабелла прикусила губу. Если этот лысый легат с крысиными глазками начнет раскапывать дальше, то доберется до Гарта, а ей совсем не хотелось, чтобы этого красавчика тащили на суд церковного капитула и допытывались о его связях с катаркой. Черт знает до чего может дойти такое судилище, даже до костра. Этот церковник – настоящая пиявка: не отпустит, пока не напьется крови. Впрочем, король, наверно, выручит из беды своего шамбеллана. Так или иначе, но Изабелла решила не говорить о Гарте, когда легат спросит ее о нем. И он спросил:

– А известно тебе, дочь моя, где сейчас ее любовник? Ведь если она уехала одна, значит, он остался здесь. Пойми, святой Церкви это очень важно знать, ибо человек, деливший ложе с еретичкой, мог сам обратиться в дурную веру и заразить этой болезнью других. А потому мы должны найти и излечить его, дабы он остался добрым христианином.

– Увы, святой отец, – не моргнув глазом, солгала Изабелла, – говорили, он погиб, когда король водил свое войско на Фландрию. Кто-то из рыцарей видел его мертвым… Но еще я слышала, что катары объявились в Труа и занимаются там своей миссионерской деятельностью. Среди них есть даже женщины.

– До меня тоже доходили такие слухи, – прибавил приор, – хотя я совсем недавно прибыл из Лимузена.

– Что, если особа, которая нас интересует, среди них? – высказала предположение Изабелла.

– В Труа? Из Тулузы? – нахмурился легат и недоверчиво покачал головой. – С какой стати ей забираться в такую даль?

– Париж еще дальше, а ведь она была здесь. Так отчего бы ей не появиться в Труа?

Графиню поддержал аббат:

– Эти катары под видом паломников странствуют по всему королевству, питаясь подаянием и ночуя где попало, либо там, где веруют в их учение. Их ловили даже во Фландрии. Непонятно, куда смотрит епископ Труа?

– Либо до него не доходят эти слухи, либо он попросту ослеп! – в негодовании воскликнул Андре Капеллан.

– Я открою ему глаза, – зловеще промолвил Октавиан, – и если подтвердятся твои слова, дочь моя, я доложу Святейшему о твоем усердии в поимке и уничтожении врагов веры. Можешь после этого обращаться к наместнику Христа с какой-нибудь своей просьбой, уверен, он не откажет тебе.

– Благодарю, святой отец, – склонила голову Изабелла.

– Не будем тянуть, – заметно оживился легат. – До Труа не так уж далеко. Сегодня же со своим отрядом я отправляюсь туда.

И он торопливым шагом направился к епископскому дворцу.

Глава 19. Костер в Труа

Филипп сидел в кресле и задумчиво поглаживал пушистого кота, которого Генрих Молодой привез ему из Нормандии. На короле теплая мантия синего цвета с вышитыми на ней золотыми лилиями. На ногах войлочные сапоги. У Гарта с Гереном таких мантий нет, поэтому они жмутся к очагу, где потрескивают дрова. И поглядывают на юного монарха, стараясь угадать его мысли. Но попробуй угадай. Смотрел бы на кота – другое дело. Но взгляд короля неподвижно устремлен в угол комнаты, на этажерку с книгами, которые так любил его отец.

Филипп думал о нем и вспоминал его слова. Разбить, разрушить державу Плантагенетов! Отобрать у них владения, а для этого перессорить между собой сыновей Генриха, оставаясь другом для каждого из них, а также для него самого. В этом цель! Быть волком и лисой в одном лице. Он понимал, что ему предстоит нелегкая борьба со знатью, которая никак не желает признавать его права сюзерена. Их всех надо прижать, раздавить, подчинить себе, а для этого он должен быть силен. Что же даст ему эту силу? Территория! А она в руках англичан. И вассалы все так же будут огрызаться, пока земли короны не станут в два, в три раза больше, нежели сейчас. По-прежнему хмурит лоб его сводная сестра Мария, как будто брат виновен в смерти ее мужа. Притихли на время графы Блуа; затаился Филипп Эльзасский вместе с тестем графом де Эно; настороженно косится на юнца, возомнившего себя королем-сюзереном, Эд Бургундский. И с каждым нужно разобраться, поставить на место, чтобы не кусали за пятки, когда он отправится воевать в Аквитанию, Нормандию, Анжу, помогая одному из братьев Генриха против другого брата. Потом можно наоборот, и даже на их отца. А к тому всё и идет. Что касается Нормандии и Анжу – до них дело дойдет не скоро. Это владения Плантагенетов, которым, похоже, предан и народ. На остальной территории владычество англичан непрочно. Бретонцы откровенно ненавидели северных господ. Свободолюбивые аквитанцы тоже мечтали сбросить с себя иго. Мятежи следовали один за другим. И его, Филиппа, задача – поддерживать мятежников. Собственно, это не так уж сложно: волчата без конца грызутся между собой, потом все четверо нападают на отца, требуя денег, земель, замков. Это устраивало юного короля: живи волчата в дружбе, они загрызли бы его, напав всей стаей.

– Пока все идет как надо, – проговорил Филипп, не замечая, что мыслит вслух. – Зверьки кусают друг другу лапы. Скоро вцепятся в горло…

Друзья переглянулись.

– Недолго ждать, король, – произнес Герен. – Вассалы Аквитании бунтуют против Ричарда. Да ты и сам знаешь. А оба его брата на их стороне. Ричард зол. Говорят, пошел на Бретань.

– Хочет навредить Жоффруа, – отозвался Филипп. – Отец за него. Любопытная вырисовывается картина: двое против двух. Что ж, посмотрим, чем кончится. А неплохо я подготовил Генриха Молодого, чтобы в союзе с Жоффруа выступил против Ричарда. Пусть семейка теперь повоюет в Бретани. Но если Генрих Младший попросит помощи, я выступлю ему на подмогу.

Филипп был недалек от истины. Генрих и в самом деле уже послал к нему за помощью. Но кого же? Свою жену Маргариту, сестру Филиппа от второго брака Людовика. Собственно, супруг хотел уберечь ее от опасностей гражданской войны, потому и отправил к французскому двору, заодно наделив известной нам миссией. Она и приехала к брату. Филипп тотчас послал на помощь Генриху Молодому войско наемников. А Ричард тем временем, опустошив и разграбив Бретань, вернулся в Аквитанию и взялся усмирять своих вассалов. Отец был с ним. Они взяли несколько крепостей и приступили к осаде Лиможского замка. Рутьеры тем временем помогли Генриху захватить замок Сен-Леонар.

Неожиданно все закончилось самым удивительным образом: Генрих Молодой, наследник английской короны, внезапно скончался в Лимузене. С его смертью война прекратилась. Но это произойдет чуть позже, а пока беседа короля с друзьями была прервана появлением Рокбера де Монзона.

– Государь, к Гревской набережной прибыли суда. Идет разгрузка и погрузка. Тамплиеры послали за вами. Не хотите ли посмотреть, что привезли купцы?

– Охотно, – поднялся с места Филипп. – Друзья, за мной! Поглядим, какие товары доставили в Париж.

На набережной, как и во всяком портовом городе, было людно и шумно. У пристани, в самом глубоком месте, стояли три легких корабля. По сходням, переброшенным на берег, ходили грузчики, каждый с поклажей. Одни, горбясь, тащили мешки с рыбой, воском, сахарными головами, коноплей, мылом, рисом, миндалем и смолой. Другие несли сундуки с дорогими тканями: парчой и муаром, атласом, разноцветными шелками. Все это привезли из Византии, Флоренции и Милана. В основном же ткани, в частности шелк, потекли во Францию с Востока после крестовых походов. Кроме этого на набережной уже лежали рулонами ковры из Реймса и Арраса, доставленные сюда по Марне. Один из них был наполовину развернут – купцы показывали всем желающим вытканные сцены сражений, охоты.

Филипп остановился рядом с горой ящиков. Их уже перегружал на подводу покупатель. Рядом стоял тамплиер и записывал: кому, сколько и что именно продано. А торговец называл:

– Здесь имбирь, корица, тмин, розовое масло. Вес – двадцать мааров или десять ливров. Впрочем, вот весы.

Тамплиеры, ибо это было их прерогативой, все тщательно взвешивали и фиксировали. Что нужно – отправляли в королевский дворец. В частности – загромыхали колесами в сторону моста Менял обозы с шубами из горностая, куницы, зайца и белки. Все это отправляли сюда крестоносцы, торговавшие с далекой Русью. А из Азии купцы привезли для знати ткани из верблюжьей шерсти.

– Точно на рынке! – восклицал король, с интересом разглядывая товары. – Нет, ей-богу, устрою ярмарку в Сен-Жермене – с играми, развлечениями. Немалый доход потечет в казну.

Поодаль тамплиер подсчитывал и переписывал слитки металлов: олова, меди, латуни. Двое других вели учет бараньим и оленьим шкурам. Остальным выпало возиться с солониной, сыром, маслом, изюмом, чашками, веревками и т. п.

И, как всегда в таких случаях, в толпе роями носились слухи. Рассказывали – кто, где и что наблюдал, чему был свидетелем. Какой-то рыбник уверял, что своими глазами видел осетра размером с лошадь. Где же это? Близ Мелена; еле вытащили на берег. Другие видели, как рыцари грабили монастыри, а бедные монахи разбегались в разные стороны.

Но вот еще весть… тайная, страшная. Женщина рассказывала. Ее тесно обступили, молча слушали, поглядывая туда, куда она время от времени показывала рукой. И тут до короля и его спутников донеслось слово, которого боялись, услышав которое божились истово, а потом стремились скорее уйти:

– Еретики…

Все трое, переглянувшись, поспешили туда, где образовался кружок любопытных. Бильжо, увидев, заторопился следом.

– Так это, говоришь, было в Труа? – спросил женщину один из слушателей.

– Ну да, оттуда ведь плыли к Парижу, – продолжала она. – Только раньше-то – жители сами говорили – никогда у них еретиков не жгли. Епископ наказывал их, да и отпускал. А тут этот из Рима как приехал, ну и… словом, насел на епископа. Они ведь проклятия могут накладывать на города. Вон в былые-то времена, еще при Филиппе Первом, слышно, все королевство франкское папа проклял…

– Да погоди ты с Филиппом-то. Дальше что было?

– А то и было: вывели их всех четверых, привязали к столбам, дрова под ними разложили. Потом легат… имя его забыла… ах да, Октавиан! Так вот, он все ходил от одного к другому, крестом махал, кричал: «Отрекись!» Потом добавлял: «Выбирай между крестом и костром! Отрекись и получишь прощение!»

– Ну а они-то? – другой уже голос. – Неужто не отреклись?

– Ни один. И ведь что страшно: улыбаются, кричат: «Не боимся смерти! Блаженны изгнанные за правду, ибо их есть царство небесное». Тут легат подал знак, поднесли факелы, и все четыре костра вспыхнули. Но ни криков, ни стонов – ничего. Стоят себе у своих столбов и только смеются в лицо этому Октавиану. Говорят, что теперь перейдут в жизнь вечную… Да, чуть не забыла – женщина среди них была еще, молодая такая, ну чисто девчонка. Стоит себе, как вкопанная, волосы у нее уже горят, а она только смотрит перед собой да шепчет что-то. Я еще заметила у нее большое родимое пятно на шее…

– Пятно?! – вскричал Гарт, бросаясь к этой женщине. – Говоришь, видела у нее на шее пятно?…

– Истинный бог, господин, – перекрестилась она. – А потом, когда она уже занялась вся огнем, то как закричит… Дай бог вспомнить… Да, вот что она крикнула: «Прощай, Раймон! Не плачь, родной! Ты ведь знаешь, мама не боится смерти. Скоро мы встретимся с тобой на небесах. Но не торопись ко мне, потому что у тебя есть еще отец. Помни об этом, сынок! Слышишь ли ты меня? Помни, сыночек! Прощай же, мой родной!..»

Гарт зашатался. В глазах все поплыло. Рядом Бильжо, подставил свое плечо. С другой стороны держит за руку Герен.

– Бьянка!.. – вырвалось у Гарта.

Женщина удивленно посмотрела на него.

– Дальше-то что? – чуть не закричал на нее Бильжо.

– Что ж дальше… Почернела она вся, глаза полопались, да и упала голова на грудь. И другие так же. Веревки обгорели, и они попадали все в огонь, уже мертвые.

И, вновь окрестив себя, женщина стала рассказывать о чем-то другом.

– Легат Октавиан, – проговорил Герен, хмурясь. – А ведь я видел его. Недели три как прошло. Как же он оказался в Труа? Филипп, ты ведь говорил, он должен был отправиться обратно в Рим.

– Его направили в Труа, – предположил юный монарх. – Кто-то выдал катаров.

– И пес тут же помчался по следу, – прибавил Бильжо. – С ним его свора… Черт возьми, бедные катары! Никогда не испытывал к ним симпатии, хотя, по сути, они безобидны, но вот теперь стало их жаль.

– Сын! Вы слышали? – вскинулся Гарт, глядя поочередно на каждого из друзей. – Она родила… Родила, Герен! У нее остался мальчик! И это мой сын, Филипп! Слышишь ты? В Тулузе остался мой сын Раймон!

Бильжо взял его за плечо.

– Ты должен привезти его сюда, Гарт. Папа объявит новый поход на Лангедок, и тогда…

– Это я успею сделать, Бильжо, но вначале я должен отомстить!

– Кому?

– Легату.

– Но где он сейчас, кто знает? Может быть, уже у себя в Риме, а может…

Бильжо подошел к женщине, уже собравшейся уходить, и осторожно спросил у нее:

– А легат-то, поди, сразу же уехал из Труа?

– Мне-то откуда знать? – пожала она плечами. – Слух шел, правда, они с епископом на радостях решили на другой день на охоту отправиться. Так они говорили меж собой, когда люди стали расходиться.

– На охоту, говоришь? – повторил Бильжо и, переглянувшись с друзьями, спросил еще: – А когда же это случилось, добрая женщина? Сколько дней прошло уже, по твоему разумению?

Женщина подумала, взявшись рукой за подбородок.

– Дней пять или семь плыли мы сюда из Труа. Так что, почитай, столько и выходит. Отправились-то мы на следующий день.

– Так, понятно. Не случилось бы с нашим легатом беды на охоте, время-то нынче неспокойное, сама знаешь, шайки разбойников бродят вокруг.

– Да ведь он с охраной, – охотно пояснила женщина. – Десяток воинов с ним. К тому же легат из самого Рима! Кто ж посмеет напасть?

– Ну и слава богу, вот и хорошо! – выдавил из себя улыбку Бильжо. – А то мы было заволновались… Ну, прощай, добрая женщина. Да уготовит тебе Господь место в раю.

– И над вами да будет благодать Господня и Его пречистой Матери! – описала женщина в воздухе крест и ушла по своим делам.

Герен бросил взгляд на короля.

– Мы успеем, Филипп!

– Мы его догоним, клянусь подошвами своих башмаков! – поддержал его Бильжо.

Юный король оглянулся по сторонам.

– Вы с ума сошли! Вас убьют или, поймав, всех троих повесят.

– Филипп! – вскрикнул Гарт, хватая короля за плечо. – Это дело чести. Мы с тобой рыцари и знаем, что это такое. Не отпустишь троих – я уйду один! Я поймаю этого легата, пока он еще в пути и не особо торопится.

– Но ведь их десять человек, ты сам слышал.

– А нас трое! – воскликнул Герен. – Разве этого мало?

Филипп помолчал, словно принимая решение. Но уже принял, друзья увидели это по его лицу.

– Бильжо, – приказал Филипп, – бегом в казармы и отбери двадцать самых твоих отъявленных головорезов. Ты понял меня?

– Спешу, король! Я уже исчез.

– И посмейте только не вернуться живыми! – повысил голос Филипп, насупив брови. – Шкуру спущу, так и знайте!

– Ну, с мертвого спускать шкуру не такой уж и грех, – улыбнулся Бильжо и уже серьезно добавил: – Зато самый страшный грех на свете – не помочь другу в беде. Не будет за это прощенья ни на этом, ни на том свете.

И он побежал.

– Воистину святы слова твои, сын мой, ибо сказаны Богом своим апостолам в одной из Его проповедей, – возвел перед собой крест брат Герен.

– Благодарю тебя, Филипп! – пробормотал растроганный Гарт.

– Не вздумайте только впутывать меня в это дело, – сказал на это юный король. – Не хватало еще, чтобы это я отправил вас расправиться с легатом.

– Не принимай нас за слабоумных, сын мой, это грешно, – проговорил Герен.

– А потом, после этого… – Гарт запнулся, не зная, как продолжить. – В Тулузе мой сын, Филипп. Я должен привезти его оттуда, он будет жить со мной. Мы вырастим из него славного рыцаря! Я расскажу ему, как погибла его мать и передам ее последние слова, обращенные к нему.

– Путь неблизкий, – вздохнул Филипп, – к тому же небезопасный. Ну да делать нечего. Положа руку на сердце, Гарт, на твоем месте я сделал бы то же. Только как же ты станешь искать? Тулуза большая.

– Я найду его, – твердо сказал Гарт, – ведь это мой сын. Сердце подскажет мне дорогу.

– Что ж, пусть так. Но без денег я вас не отпущу.

Филипп пошел к тамплиерам и через некоторое время вернулся с мешком золотых и серебряных монет.

– Давай их сюда, – протянул руку Герен. – Под рясой монаха такому сокровищу будет надежнее.

В это время показался отряд всадников, выезжающих с моста Менял. Вел их Бильжо. Напомнив, что двор на днях перебирается в Компьень, Филипп завел беседу с тамплиерами, а конный отряд тем временем помчался в сторону Венсенского леса по дороге, ведущей в Мелен, оттуда в Труа.