Текст книги "Мудрый король"

Автор книги: Владимир Москалев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 36 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

– Гордыня, алчность, зависть, гнев, леность…

– … блуд и чревоугодие, – со смехом закончил Гарпен.

– Верь своим друзьям и будь всегда с ними, а не с придворными, – продолжала между тем Эрвина, не сводя глаз с Филиппа. – Оттуда идет зависть под руку со злобой, заговором, гордыней. Сумей распознать крамолу, но никогда не действуй один. Друзья твои безмолвными тенями, крадучись по спальням, лестницам и закоулкам дворца, должны все видеть и слышать, дабы пресечь в корне зло, замышляемое против их государя. А поймал изменника – голову долой! Другой тотчас смирным станет, не о двух ведь головах.

– Пока не вижу в своем доме изменников, – ответил Филипп.

Старуха усмехнулась:

– В доме, где много еды, всегда есть мыши и другие грызуны. Помни: тебя станут бояться, значит, будешь иметь много грызунов. Тогда не жди, сам нападай; так должно поступать при встрече с врагом. И никогда не оставляй его в покое: действуя в спешке, он наделает много ошибок.

– Я запомню твои советы, мудрая женщина, – произнес король.

– Я не все еще сказала тебе, юноша. Царь Навуходоносор умер от обжорства. Такая же участь постигла одного епископа, которого я хорошо знала. Но какова истинная причина смерти? Я открою тебе ее. Тело, потребляющее много пищи, навлекает на себя много болезней. Ешь мало и всегда будешь здоров. Так говорил Диоген.

– Я не читал, но обязательно прочту.

Эрвина замолчала и снова долго глядела на Филиппа, не шевелясь, только еле заметно покачивая головой. В их беседу никто не вмешивался. Всем было любопытно, что же еще скажет юному королю старая сивилла, знавшая многие тайны, умеющая слушать землю и гадать. Она знала то, что не было известно никому, и это влекло к ней людей, верящих во все, что им ни скажут. Этому научили их лица духовного звания, поэтому Эрвину, в отличие от священников и аббатов, несколько побаивались, считая, что она знается с нечистой силой. Да и может ли быть иначе, если ее никогда не видели в церкви, которую она обходит стороной?

– Ты нравишься мне, юный король, – снова заговорила старуха. – Твои глаза не бегают, не прячутся, ты уважаешь старость и сделал мудрый шаг… – Она кивнула в сторону рутьеров. – Еще не сев на трон. Я помню все, что было и знаю, что будет.

– Я верю тебе, святая женщина, – возбужденно заговорил Филипп, – но если ты все можешь, скажи мне, когда…

– Нет! – оборвала его Эрвина, подняв руку. – Что начертано на пиру Валтасаровом, то предопределено судьбой, и что сбудется, того не изменишь. Человек играет нитью своей жизни, но никому, кроме Мерлина, не дано знать длину этой нити. Тот, кто убьет Моргану, разбудит Мерлина, но освободить его из подземной темницы не под силу никому. Есть только один человек на этом свете, кто, припав к земле в нужном месте, услышит голос чародея. Несколько раз провидение дарует ему эту возможность, но настанет день, когда он больше не поднимется с земли, ибо будет мертв. В этот день умрет и Мерлин, так и не выйдя на землю из своей темницы. Вот сколь сильна над ним власть Морганы.

– Кто же этот человек? Кто имеет такой дар и может проникнуть в будущее, а потом умрет вместе с Мерлином?

– Знай же, король Филипп, это я!

Филипп вздрогнул и побледнел. Он слышал о чудачествах старой Эрвины, порою считая это просто выдумками, но теперь он стоял перед ней ошеломленный, не имея сил отвести от нее взгляда. Сам не зная почему, он верил каждому ее слову, словно ему вещал сам Господь Бог или один из его апостолов, взирающий на него с иконы.

– Но кто эта Моргана? – решился спросить он. – И как ее убить? Что, если она бессмертна?

– Она колдунья. Смерть боится ее и обходит стороной. Но настанет и ее час. Я скажу тебе об этом, молодой король, если только…

– Что «если только»? – весь трепеща, спросил Филипп.

– … я успею добраться до места, – был ответ.

– До какого места?

– Скоро ты об этом узнаешь, сынок. А пока помни: я буду следить за тобой и оберегать, а твои друзья помогут тебе избежать ошибок. Гарт, Бильжо, Герен и другие. Помни, друг не выдаст и не обманет, скорее умрет. А среди рыцарей, что в твоем маленьком королевстве, вряд ли можно найти хороших друзей. Это объединение дурных людей: они не любят друг друга, а скорее боятся, они не друзья меж собой, а сообщники. Спрошенный о том, что такое друг, Зенон[29]29
  Зенон – древнегреческий философ (V в. до н. э.).


[Закрыть] ответил: «Другой я». Понял ты теперь, к чему тебя веду?

– Теперь и ты, добрая женщина, в числе моих лучших друзей, – горячо проговорил Филипп и, склонившись, вновь поцеловал руку Эрвине.

– Ты произнес мудрые слова, – улыбнувшись, ответила она.

– Скажи, отчего ты прячешься от людей и почему обратила на меня свой взор? Разве я избранник? Хочешь жить у меня во дворце? Ты станешь для меня второй матерью.

– Я давно уже ею стала, – загадочно ответила старуха. – Знаешь ли ты, что Франция могла остаться без Капетинга? После смерти твоего отца на трон мог сесть новый Каролинг.

Филипп снова вспомнил, как отец рассказывал ему о загадочной смерти Констанции Кастильской, своей второй жены.

– Я знаю об этом, – ответил он. – Ведь если бы не ты тогда…

– Не будем об этом. Тайну знаем мы с тобой и твой отец. А скоро нас останется двое. Когда меня не станет, ты останешься один.

– А остальные?…

– Их уста на замке. Со смертью короля умрет и тайна.

– Ты сказала, скоро я останусь один… Это значит… Но ты еще не стара; я не хочу…

– Дети мои зовут меня. Их голоса все громче. Они говорят со мной все трое, поэтому я всегда должна быть рядом с ними. Вот почему я не стану жить у тебя во дворце. Свобода – величайший дар, отпущенный человеку. Надо только грамотно им пользоваться. Ведь и любовь может обернуться врагом. А моя свобода кончится, когда я в последний раз услышу голос Мерлина. И тогда свершится то, чему назначено быть. Однажды в том месте, которое тебе укажут, ты найдешь большой камень, который никто не сможет сдвинуть с места. Знай, этой второй Ниобеей[30]30
  Ниобея – жена фиванского царя Амфиона, мать 12 детей. В наказание за то, что Ниобея отказалась принести жертву богине Латоне, она лишилась всех детей и была превращена богами в камень.


[Закрыть] буду я. На прощанье дам тебе совет. Крестик вижу у тебя на шее, на нем Христос распятый. Повесь вместо него известняк – от дурного глаза. А для своей молодой жены найди камешек, который называется гелиотроп. Это для плодовитости. Но вешай его не сейчас, а когда она сможет рожать. А рядом – яшму, для легких родов. Всем помогает, поверь мне. А теперь езжай, король, во дворец. Торопись, отцу твоему недолго уж осталось. И помни, как только он испустит дух, тотчас начнут кусать тебя грызуны, которых слишком много развелось окрест. Ибо видение было мне…

– Говори же, говори, – просил Филипп, видя, что Эрвина вдруг замолчала.

– Пернатый змей кружит вокруг твоего королевства, четверо детей его сидят на землях твоих. Но недолго жить змеенышам. Пройдут три года, и не станет одного из них, самого старшего. А еще через три года умрет и другой. Загорятся после этого крылья у змея, и рухнет он мертвым тоже через три года… Кончилось на этом видение. Стало быть, дальше сам станешь очищать землю свою. Только помни еще: едва испустит дух змей, снова через три года явится к тебе ведьма в образе прелестной девы. Заколдованная она будет. Не умру к тому времени – может, и расколдую ее для тебя. Но знай: ляжешь с ней в постель раньше времени – сам в чудище превратишься. Теперь прощай.

Потрясенный, Филипп поклонился старухе и вскочил в седло. Кавалькада тронулась в путь, а Эрвина долго еще стояла, глядя ей вслед, пока последняя лошадь с всадником не скрылась из виду.

Глава 15. Юный монарх делает первые шаги

Умирающий Людовик попросил, чтобы его отнесли на площадь перед новым собором. Он велел дать епископу еще 200 фунтов серебра, и это позволило поднять своды над хорами Нотр-Дам на небывалую высоту. Король захотел это увидеть, а увидев, прослезился. В этот же день папский легат торжественно освятил главный алтарь собора. Но Людовик уже почти не дышал: отказали легкие. Еле слышно он попросил, чтобы его отнесли в цистерцианский монастырь Барбо. Там его соборовали, и монахи охраняли его покой.

Епископ с хором певчих отслужил заупокойную мессу во спасение души благочестивого короля Людовика. Впервые рядом с телом короля возложили корону, скипетр, печать, которой он скрепил свои ордонансы о всеобщем мире. Тотчас после смерти тело плотно завернули в шелковый саван, чтобы перенести и похоронить в церкви Сен-Дени[31]31
  Знатные люди королевства ввели обычай располагать гробницы в одном месте. Например, в первой половине XII столетия в аббатстве Сен-Бертен был основан некрополь графов Фландрии. Перед самой смертью Людовика VI графы Эно приказали воздвигнуть своему семейству некрополь в церкви Монса. В 1157 г. граф Шампанский Генрих приказал построить в Труа коллегиальную церковь Святого Этьена, дабы в свой последний час быть похороненным здесь. Все так и случилось, как он того хотел; это произошло в 1181 г. Сен-Дени – давнее место захоронения французских королей династии Каролингов и Капетингов.


[Закрыть]. Во главе похоронной процессии шел Филипп.

Когда тело короля внесли в церковь для захоронения, то поместили его сначала в пылающую часовню[32]32
  Пылающая часовня – временное сооружение для помещения гроба с телом покойного до погребения. Освещалась множеством свечей и факелов, за что и была так названа.


[Закрыть], воздвигнутую посреди хора. И уже потом оно было уложено в гробницу.

Вдова покойного указала братьям на саркофаг Людовика VI; отец ее мужа покоился под простым надгробным камнем. И тут же она приказала покрыть надгробие своего мужа золотыми и серебряными драгоценностями. Ей пообещали выполнить всё, как она того пожелала.

Все вышли. Похороны закончились. Но Аделаида не успокоилась:

– И пусть будет на могиле моего супруга жизана![33]33
  Жизана – надгробный памятник в виде лежащей фигуры; скульптурное изображение умершего, показывающее, как лежит бездыханное тело на смертном одре.


[Закрыть] Так я хочу.

Ее повеление исполнили.

Октябрь 1180 года. Королевский дворец полупуст, насторожен. Кое-где, хмуря лобики, щебечут дамы, группами стоят придворные вдоль галерей, у дверей кабинетов, молелен, спален. Разговор ведется вполголоса, без улыбок. Лица хмуры, на каждом читается тревога, неуверенность… Голоса стихают, тишина витает вокруг. И снова – споры, волнения, догадки и – нет-нет да и косые взгляды, летящие в сторону королевских покоев.

Там сейчас сидят за столом четверо, напротив друг друга: Филипп и Герен, Гарт и Бильжо. Между ними две шахматные доски. Время от времени один из игроков переставляет фигуру. Из коридора слышно пение трувера, аккомпанирующего себе на виоле. Он у стены. Перед ним полукруг – дамы и кавалеры. Почти все сидят на стульях, обитых кожей, с разукрашенными причудливой резьбой спинками.

Взгляд Филиппа устремлен на фигуру короля, зажатого между офеном и скалой[34]34
  В XII–XIV вв. шахматные фигуры назывались: павлин – пешка, скала – ладья, дева – ферзь, рыцарь – конь, офен – слон.


[Закрыть]. Чуть поодаль – рыцарь, морда направлена на короля, которому он, кажется, вознамерился поставить мат в один прыжок.

– Смотри, Герен, – Филипп поднял фигуру короля, – вот это Франция. А это, слева и справа, Шампань и Блуа. С севера, там, где рыцарь, – Фландрия. С запада Нормандия, Анжу, Мэн – владения английского монарха. Что стоит этим фигурам в два-три хода поставить мат французскому королю? И не уйти. И защитить нечем, сил моих совсем мало. Что посоветуешь? Ведь этак они раздавят меня, эти Симплегады[35]35
  Симплегады – две огромные морские плавучие скалы. Они бесконечно то расходились в стороны, то сшибались, грозя уничтожить любой корабль. Обогнуть их было невозможно. (Миф о золотом руне.)


[Закрыть]. Сойдутся вместе, нажмут – и нет Франции.

– Всему виной Плантагенет. – Герен поднял с доски фигуру девы слева от короля. – Слишком много власти имеет. А ведь он твой вассал.

– Хорош вассал, который отказался принести присягу своему сюзерену!

– Стоит одной собаке гавкнуть, как заливается лаем вся стая, – подал голос Гарт. – Ты ведь об этом, Филипп? Смотри, как они навострили свои копья, и каждое острие смотрит на Париж. Даже твоя сестра Мария и та против тебя. Причина – каприз Алиеноры. Непонятна позиция твоей матери: ей вдруг стал ненавистен твой брак, и она побежала к Плантагенету. Зачем? За помощью? Против кого? Собственного сына?

– Генрих не пойдет на меня войной, – твердо ответил Филипп. – Я его сюзерен! И я должен заключить с ним мир. Убрав деву, – он снова поднял фигуру с доски, – мне легче будет расправиться с остальными. Что касается моей матери, то она любовница графа Фландрии, моего воспитателя. Но тот вообразил о себе слишком много. Пользуясь своим положением, он захотел сам править государством, быть своего рода регентом при мне, Капетинге, потомке Гуго, сыне Людовика Седьмого!

Филипп с такой силой опустил кулак, что фигуры покатились по доске, одна за другой падая на пол.

– Я не позволю ему править моей страной! – воскликнул молодой король, рывком поднимаясь с места. – Он возомнил себя потомком Каролингов? Так я докажу ему, что я, Капетинг, сильнее его прогнившей ветви, которая идет от Карла Великого. Узнав о том, что я не собираюсь лизать ему пятки, он поспешил удрать из Парижа. Зачем? Что он собирается предпринять, и как предупредить этот удар? Что сделал бы ты на его месте, Герен?

– Вместе с союзниками организовал бы заговор против юного короля, – немного подумав, ответил бывший монах. – О, я составил бы мощный кулак!

– Заговор? Против меня, своего сюзерена?! – кипел Филипп, начиная нервно ходить из угла в угол. – Ну так я не дам ему времени вить свою паутину. Мамочка, конечно, сразу же побежит к нему. Тут-то я и застану голубков вместе. Его раздавлю, как паука, а ее сошлю подальше. А вздумает снова вмешиваться в мою политику, поступлю с ней так же, как Генрих Плантагенет со своей супругой, – засажу в тюрьму!

– Граф Фландрии весьма деятелен, – произнес Гарт. – Он сколотит союз против тебя. Туда войдут многие вассалы. Предстоит война, Филипп, и в самое же ближайшее время. Мы должны быть к ней готовы.

– Как только узнаю об этом, немедленно помчусь к Генриху Второму. Я должен удержать его от вступления в эту войну на стороне врага. К тому же он занят сейчас своим зятем: Саксония и Бавария восстали против герцога Генриха Льва.

– Сыграй на родственных чувствах анжуйца, – посоветовал Герен. – Все же его сыновья женаты на твоих сестрах, стало быть, он тебе свекор, черт возьми!

– Так я и сделаю! На днях соберу совет. А пока моя матушка вертит хвостом, я отберу у нее замки, которые входят в часть отцовского наследства. Она становится моим врагом, ну так пусть узнает, сколь остры у волчонка зубы.

– Филипп, она все же твоя мать, – пробурчал Гарт.

– Франция выше родственных чувств! – гордо заявил на это юный король. – Раздвинуть мое королевство до небывалых размеров – вот цель, которую я поставил перед собой. Этому посвятил свою жизнь мой дед, потом отец. Я пойду по их стопам, и поведет меня по этой дороге не родня, а любовь к моей стране!

– Первый шаг уже сделан: графство Артуа наше, – напомнил Герен. – Кажется, это приданое твоей супруги?

– Вот и хорошо, в этом направлении мы и поведем наступательные действия. Но вначале отцовские замки, пока к ним не протянули руки мои дядья. А в будущем – отнять все французские владения у английского короля!

Глава 16. Граф Фландрии показывает зубы

В 1181 году были подтверждены крестоносные планы английского и французского королей, но до реализации дело не дошло. Генрих II увяз в семейных раздорах, тут не до Святой земли. Филиппу это было только на руку. Он хорошо помнил, как отец советовал ему подрывать изнутри обширное английское семейство и подстрекал Генриха Молодого к неповиновению отцу.

Пока отец с сыном грызлись на западе, Филипп решил выступить с войском на Фландрию. Граф Филипп Эльзасский к тому времени, не простив юному королю, как он сам выразился, «предательства по отношению к своему наставнику и оскорбления их дружеских чувств», и в самом деле образовал обширную коалицию союзников против молодого монарха. Сюда вошли поначалу графства Геннегау и Намюр. Этого показалось мало. Подключили герцога Бургундского, недовольного юным сюзереном, которому он должен принести оммаж. Следующий – граф Блуа Тибо V. Этот-то чего сует свой нос, ведь приходится Филиппу родным дядей, к тому же женат на его сводной сестре! Дальше – граф Сансера Стефан, другой брат мамочки. А этого куда понесло? Но не удивительно: все одного роду, к тому же Тибо и Стефан соседи. Ну и, наконец, граф Шампани Генрих Щедрый, все из того же вечно чем-то недовольного семейства, женатый, кстати, на другой сестре Филиппа.

Филипп, перед тем как выступить на фламандцев, собрал Королевский Совет. Война предстояла нешуточная.

– Главный объект – Фландрия, с ней и надо в первую очередь разделаться, – горячился коннетабль де Немур. Бóльшую часть войск следует отправить туда.

– И подставить Санлис, Париж, Мелен и Санс под удар моих шампанских родичей? – сразу же возразил Филипп, разглядывая на столе карту Европы. – А Орлеан? Кто будет защищать его от Тибо, если рыцарей окажется слишком мало, потому что больше половины их уйдет на север? К Шампани прибавим Бургундию, Сансер, графство Эно…

– У нас достаточно людей, чтобы поставить заслон врагу на подступах к землям короля, – высказался сенешаль Рауль де Вермандуа, кузен Людовика VII и двоюродный дядя Филиппа. – Слабое место – юг, оттуда можно ожидать нападения бургундца. Если он двинет на Париж всю свою армию…

Высказывались за и против войны на два, даже на три фронта, строили планы, допускали, предлагали, пробовали утверждать варианты наиболее успешных действий. И поглядывали на Филиппа. А он не сводил глаз с маленького пятачка на карте, окруженного со всех сторон врагами. В центре пятачка – Париж. Если развернуть необдуманную, масштабную войну, – клещи стремительно начнут сжиматься, превращая его домен в мелкую монету величиной с денье, которую в скором времени кто-нибудь да проглотит – не Шампань, так Анжу, не Блуа, так Фландрия. А то, что сюзерен – совсем не важно. Молодой, не справился. Да и стыдно им, убеленным сединами графам и герцогам, приносить присягу пятнадцатилетнему юнцу, у которого и территория-то – что герцогство Бургундия. Вот Плантагенет – другое дело. Этот – хозяин. У него земли хоть отбавляй. Почему бы не принести оммаж ему? Чем не сюзерен?

Так думал Филипп, глядя на пятачок, и чувствовал, как в уголок глаза просится слеза. Ведь он обещал своему отцу сохранить Францию! Мало того, поклялся, что увеличит ее территорию, которая станет в несколько раз больше земель Плантагенета… И что теперь? Стоять в бессилии перед этой огромной картой и выслушивать предложения своих военачальников одно нелепее другого? Так нет же, он возвестит свое единственное и, на его взгляд, верное решение, которое и принесет победу. Пусть поразмыслят над этим его маршалы, пусть почешут головы коннетабль и сенешаль. Но другого выхода он не видит. С одним кинжалом на меч да на щит не пойдешь. На ум пришли советы и наставления отца. Он вспомнил, как читал у Плутарха и у кого-то еще о деяниях великих полководцев древности…

И, оглядев членов Королевского Совета, склонившихся над картой и обсуждавших тактику предстоящей кампании, Филипп, стукнув рукой по столу, объявил:

– Война – это не только сила и умение драться, а прежде всего тщательно разработанный план, который противнику не под силу будет разгадать. Не сломать веник целиком, но можно легко это сделать, разделив его на части. Но о венике потом, теперь о Генрихе Английском. Он отказался принести вассальную присягу. Из этого следует, что он в любой момент может нанести нам удар в спину. Кто поручится, что он не примкнул к стае, уже показавшей Франции свои клыки? Этот возможный удар я должен упредить, а потому немедленно отправлюсь к Генриху Второму. Где он сейчас, мне говорили? В Ле-Мане? – Филипп бросил взгляд на карту. – Тогда мы повернем туда с Этампа.

– Ехать лучше всего ночью, государь, – посоветовал Бартелеми де Руа, – ведь придется пересекать земли Блуа южнее Шартра. Встреча с Тибо Пятым окажется весьма нежелательной.

– Ты прав, де Руа, – кивнул король, – так и сделаем. Дождемся ночи в Этампе. Со мной поедут двадцать рыцарей и ты, Гарт. Дальше я попытаюсь настроить против папочки его сыновей. Один уже щерит пасть, его старший. Король без королевства. Другие пойдут за ним. Генрих – волк. Стало быть, его дети – волчата, злые, грубые, своевольные. Их я и размещу на своей шахматной доске, одного за другим, а потом буду убирать оттуда за ненадобностью.

– Что же мы будем делать в это время, ваше величество? – спросил маршал д’Орбильи. – Сидеть в Париже и ждать вашего возвращения? Но ведь этак они могут первыми напасть. Закон войны суров: побеждает тот, кто нападает первым.

– Чтобы нападать, д’Орбильи, надо знать, на кого нападать, когда и откуда, – бросил на него недовольный взгляд маршал Раймон Селлерье. – Вы уверены, что вас не задушат в котле севернее Парижа: справа – Эно, слева – Нормандия?

– Уберем Нормандию. Король, надо полагать, сумеет уладить отношения с Генрихом Вторым.

– Возможно, только весть эта не успеет дойти до Руана, а тем более до Омаля и Жизора. Кольцо замкнется в районе Корби. Вот вы и в плену у графа Фландрского вместе со всем войском, если до этого, конечно, не будете убиты.

– И все-таки надо выступать, – подал голос Берле де Монтрей. – Я со своими рыцарями составлю арьергард. Пусть попробуют напасть Геннегау и Шампань, мы разметем их в клочья!

– А когда развернетесь, увидите окрестности Парижа, занятые войсками графов Блуа и Сансера, – ткнул пальцем в карту маршал Анри Клеман. – Или вы полагаете, горожане с вилами и дубинками смогут отразить их нападение?

Герен, стоя рядом с королем, что-то зашептал ему на ухо, даже не глядя на карту. Он пока еще не имел права голоса в Королевском Совете, поэтому так и поступил. Филипп слушал его, сузив глаза и размышляя. Потом хитро улыбнулся и кивнул: кажется, мысль пришлась ему по вкусу.

– Своих сил у нас явно недостаточно против такого количества врагов, – неожиданно объявил он, – и взять их нам негде, кроме как у… Людовика Молодого.

– Сына короля Генриха! – вырвалось у шталмейстера Армана де Нуара. – Неужели, ваше величество, вы думаете, он согласится? Да ведь отец проклянет его!

– Они давно уже грызутся, как собаки. Второй и третий сыновья не лучше первого. Я возьму их в союзники, пусть папочка отдохнет от них, пока они будут помогать мне бить графа Фландрского. Остальные союзники Филиппа Эльзасского либо даже знать не будут о том, что идет война, либо носа не посмеют высунуть из своих нор. Прошу запомнить: каждого, кто вошел в союз против своего сюзерена, будем бить поодиночке. А начнем… с Шампани.

– Как! – послышались возмущенные голоса. – Ведь хотели идти на Фландрию!

– А скорости бы нам добавляли моя матушка вместе со своими братьями? Ну нет! Это все же мои родственники, и моя задача – направить их против фламандцев, в помощь нам. Граф Фландрский чересчур зарвался, пора ему укоротить нос. Думаю, это вполне устроит и его южного соседа – моих дядьев вместе с матушкой. Что вы лично думаете об этом, ваше преосвященство? – обратился Филипп к епископу Лангрскому. – Сможете ли вы, пока я буду договариваться с сыновьями Генриха, с позиций Церкви вразумить моих беспокойных родственников? В случае неповиновения пригрозите им карой небесной за нарушение вассалитета и мира в королевстве. Если они откажутся помочь мне в борьбе с Фландрией, скажите, что пожалуетесь папе. Его интердикт, полагаю, подействует на их разгоряченные умы.

– Я немедленно же отправлюсь в Труа, государь, – ответил епископ. – Идти войной на помазанного священным елеем монарха – страшный грех, а если он к тому же твой сюзерен, которому ты давал клятву верности, то грех становится вдвое страшнее! Церковь запрещает это, и я прокляну злодеев, дерзнувших нарушить законы рыцарства и государственности. Не подействует – рука Рима достанет до ослушников.

Филипп благоговейно припал к руке епископа.

– Не сомневаюсь, ваше преосвященство, что вы с успехом выполните это поручение. Церковь всегда стояла на страже монархии с ее законами. Король Французский к тому же, как вам хорошо известно, свято чтит Церковь и помогает ей по мере своих сил. Такой союз не может не способствовать процветанию католического государства, которое всегда было и останется верным другом Святому престолу.

Кивнув в ответ на это и осенив крестом короля и его советников, епископ чинно прошествовал к дверям, которые тут же раскрыли перед ним.

Филипп довольно улыбнулся:

– А теперь подключим к делу нового сенешаля, который в день моей коронации нес французскую корону. Я говорю о Генрихе Младшем. Отныне он мой подданный и обязан как вассал предоставить себя и свое войско в мое полное распоряжение.

– А Бургундия? – спросил маршал де Карбон, помощник коннетабля. – Территория огромная, та же Фландрия и Шампань. Не вздумал бы герцог произвести нападение с тыла. В этом направлении, полагаю, необходимо что-то предпринять.

– Герцог Бургундии и знать не будет о том, что начались военные действия. Пусть себе развлекается с трубадурами да охотится на уток и кабанов. Я объясню, маршал, если вы не поняли. Герцог должен дождаться посланца, появление которого и послужит сигналом к выступлению. Но он так и не увидит гонца. Я нападу на бургунда, когда разобью всех остальных. Помочь ему уже никто не сможет. Он сам запросит пощады, ибо я превращу его цветущий край в мертвую пустыню, а трубадуров заставлю пасти овец; их шерсть нынче в цене. Неплохой доход государственной казне, как думаешь, брат Эмар?

Казначей, бывший тамплиер брат Эмар, засмеялся в ответ, но ничего не сказал.

– Но ведь из Блуа, Сансера и Шампани непременно прибудет гонец к герцогу Эду Бургундскому, – попытался возразить де Монзон.

– Не волнуйся, Рокбер, – успокоил его Филипп. – Бургундец опомнится в то мгновение, когда у себя перед носом увидит наше войско. Я еще найду время посмеяться над моей тетушкой Марией, женой герцога Эда. Постараюсь развенчать ее мечты о господстве над своим племянником. Как я это сделаю, вы все узнаете позднее, а пока надлежит собрать войско. Этим займутся коннетабль и маршалы. Время не тянуть, я не собираюсь отсутствовать целый месяц. Как только вернусь, немедля выступаем на Фландрию. Порядок наступления определим сразу же, а потом в походе, смотря по обстоятельствам. В этом я доверяю моим военачальникам, поскольку, чего греха таить, собственного опыта у меня еще нет. На этом Королевский Совет объявляю закрытым. Все свободны. Гарт, Герен, идемте со мной, вы мне нужны. Мы отправляемся искать Бильжо.

Бравого рутьера нашли неподалеку от казарм; он гонялся по двору за курицей, которую ему хотелось поджарить на ужин. Филипп поманил его рукой. Перепуганная насмерть курица стремительно умчалась, хлопая крыльями и вовсю работая лапами.

– В чем дело, король, понадобилась моя помощь? – Отряхнув руки, Бильжо подошел ближе. – Догадываюсь, мы выступаем на фламандца. Я мигом соберу своих ребят. Знаешь, чем они заняты? С утра до вечера играют в кости, бьются на мечах, а потом слушают своих монахов о жизни вечной.

– Нет, Бильжо, друг мой, тебе придется отправиться не на север, а на юг.

– А, это лучше, там хоть теплее, не так страшно будет помирать. Куда ехать? В Аквитанию, Тулузу? А может, к самому испанскому королю? Говорят, он настолько беден, что стал заниматься грабежом на больших дорогах.

– Цель гораздо ближе. Тебе надо всего лишь добраться до Бургундии и взять ее в кольцо.

– Взять в кольцо? – выпучил глаза рутьер. – Как это? Бургундия – не Лангр и не Бове. Да мне не удастся окружить даже Ланское епископство! А ну, юный король, выкладывай, в чем дело. Клянусь подвязками своих башмаков, я ничего не понимаю. Гм, взять в кольцо… С моими-то силами? Да и зачем?

– Затем, чтобы ни один человек не смог пересечь границу графства, пока будет идти война.

– Ага, значит, война? Кто-то наступает тебе на пятки? Кто же это, король? Куда ты отправляешься?

– Во Фландрию. Кроме нее у меня много других врагов. Они постараются выслать гонцов, чтобы Эд Бургундский помог им в борьбе против меня. Твоя задача – не дать проскользнуть ни одному из них на территорию герцога, дабы он пребывал в полном неведении. Не исключено, посланцы поедут и от него – в Сансер, Блуа, Шампань. Ты должен задержать любого и не отпускать до тех пор, пока я тебе не скажу. Будут сопротивляться – убивай на месте. Твоя позиция – западная и северная границы Бургундии. Теперь тебе понятно?

– Не совсем, государь. Охватить такое расстояние – здесь сотней не обойдешься. Потребуется много, очень много солдат.

– Не очень. Считаю, около тысячи.

– А хватит ли тысячи?

– Вполне. Никому не известно о вас, поэтому гонец будет добираться не таясь. Увидеть его сможет любой даже со ста шагов. Именно так ты и расставишь своих людей, которые в случае чего подадут сигнал, трубя в рог. Лучше, если они будут находиться в пределах видимости друг друга. Ты должен их собрать, Бильжо, в самое ближайшее время. Где их искать – не мне тебе указывать. Сможешь?

– Отправлюсь тотчас же. Вопрос в другом. Сколько времени торчать нам у этого герцогства?

– Не знаю. Может, полгода или меньше.

– Ого! Неплохо, черт подери. Но нам нужны деньги, король, – на питание, на прочие нужды. Где их взять? Полагаю, ты не настолько богат, чтобы платить тысяче наемников, которых я приведу с собой. Верно? Где ты возьмешь столько монет?

– Деньги в казну, и немалые, идут от крупных городов, Бильжо, чтобы ты знал. Мой отец дал им право на коммуну, и теперь они вместо епископа исправно пополняют мои сундуки. К тому же недавняя акция по изгнанию из города женщин легкого поведения существенно обогатила казну драгоценностями. А разорив Фландрию, этот богатейший край, я значительно пополню свой золотой запас. Я уже не говорю о том, что скоро открою в Париже рынки и регулярные ярмарки, увеличу пошлину за въезд в город, обложу налогами купцов и, если потребуется, даже попрошу денег у папы. На худой конец, позову обратно евреев и возьму у них крупные займы. Потом можно будет найти причину выдворить их снова за пределы государства.

– Но это не по-рыцарски, Филипп. Выходит, ты попросту обманешь их.

– Понадобится – пойду и на это. Я должен разбить своих врагов и расширить территорию королевства. Ради этого я пойду на все, потому что посвятил этому жизнь. Так завещал мне покойный отец.

– Хорошо, король Филипп, сделаю все как надо, – без раздумий ответил Бильжо. – Я протяну вокруг Бургундии цепь, через которую без моего ведома даже мышь не проскочит. Жаль только, не придется подраться. Мои молодцы начнут скучать.

– Потерпи, король рутьеров. Как только покажется на границах графства Невер моя армия, знай – впереди страшная битва, если, конечно, герцог не одумается и не заключит со мной мир.

– А эта Фландрия? Ты справишься с ней? – нахмурился Бильжо. – Орешек крепкий. Да там еще Геннегау, Монс, Брабант, коли мне не изменяет память.

– Я уже предпринял некоторые шаги. Надолго узнают вассалы, как идти против своего сюзерена.

– Должно быть, крепкие кости у твоих вассалов, Филипп. Ну ничего, наши мечи переломают их одну за другой, как соломины из веника.

– А сейчас, Бильжо, найди-ка нашего трувера де Борнейля. Пусть споет нам что-нибудь. Да и мы поможем ему, если услышим знакомые слова.

– Это можно. – Бильжо хлопнул в ладоши. – Давненько уж не доводилось петь песен. Да и то сказать, обоих – Гирауда и Вентадорна – только и сыщешь что в покоях фрейлин.

– Их можно понять: чем еще им заниматься? Но пошли же кого-нибудь за трувером. Мне нравятся его песни, хотя многие он сочиняет не сам.

Певца привели в королевский сад. Вслед за ним стайкой воробышков выпорхнул из дверей дамский придворный штат юного короля. Затем появились рыцари: этим хотелось послушать сирвенту о войне. Гирауд устроился на пеньке и взял в руки инструмент. Его тотчас окружили юные фрейлины.