Текст книги "Два Генриха"
Автор книги: Владимир Москалев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 31 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]
– Мечтаешь швырнуть в окно нового папу Григория? Или всех четырех, одного за другим? Кажется, они там никак не найдут того, кто больше заплатит за престол святого Петра.
– Черт знает что происходит в папском государстве! Придет ли этому конец? Может быть, Генрих Черный наведет у них порядок? Ведь что ни папа – то руки по плечи в крови, на совести сплошь подлоги, подкупы и убийства, грабеж населения и бесчисленные оргии с откровенным развратом. Так, помнится, рассказывали паломники.
– Кажется, до короля еще не дошли жалобы. Но дай срок, он скоро перевалит через Альпы и нанесет визит Латерану. На его месте я прихватил бы с собой епископа, чтобы сделать его папой, а эту свору лживых и продажных пап и антипап, что шмелями кружат вокруг трона, передушил бы, как сделал это мой отец.
– Постараюсь быть достойным его внуком! Хотелось бы, как и ему, добраться до пап.
– Достойным, говоришь? – усмехнулся старый граф. – А известно ли тебе, что твой дед был безбожником?
– Как! Сын Герцога Ричарда не верил в Бога?
– Ни в Господа, ни в дьявола! Все, что связано с верой, церковью и попами, отвергал. Не признавал ни Христа, ни Девы Марии – никого! Но, как бы тебе сказать… подводил под это убедительную теоретическую основу. Он утверждал, например, что никакого Бога нет и быть не может, а религия выдумана церковниками для того, чтобы дурачить народ, держать его в невежестве и повиновении, убить в нем волю к сопротивлению, подавить способность мыслить, рассуждать, быть готовым к восстанию. А раз нет Бога, то не было ни потопа, ни Вавилонской башни, ни его мифического сына. Как же тогда появился Бог? Ответ прост: его породил страх. Бессилие человека в борьбе с природой, неумение истолковать ее законы – вот откуда взялась религия. Она была выдумана хитрецами, чтобы подчинить людей своей власти, внушив им страх перед преисподней, муками в котле грешников и прочей чепухой. Речи церковников основаны на баснях; христианская религия ничему не учит, лишь уводит разум в сторону, а душа, если она есть, умирает вместе с телом. Так рассуждал твой дед, пытаясь открыть глаза людям. Что скажешь на это? По-прежнему желаешь быть похожим на него?
Ноэль задумался. И отец вдруг со страхом увидел, что некоторые из брошенных им невзначай зерен атеизма попали на благодатную почву. Что если они дадут ростки и его сын станет еретиком? Чудовищная мысль, так недалеко и до отлучения. Пожалуй, не стоило заводить об этом разговор. Плененный образом своего деда, молодой граф и в самом деле способен натворить безумств.
Размышления Ноэля тем временем вылились в вопрос:
– Вряд ли он сам пришел к таким выводам. Ясно, что у него был наставник, человек, понимающий больше других. Глубокими познаниями может обладать лишь мудрец, получивший образование в монастырской школе. Отсюда делаю вывод: его ментором являлось духовное лицо – тот, кто всерьез задумался над верой.
– Ты прав, он брал уроки у монаха. Они дружили.
– И этого монаха бесы не утащили в преисподнюю? Его не поразил раньше времени гром небесный, не разверзлась у него под ногами пропасть ада?
– Представь себе, он дожил до глубокой старости, был весьма уважаемым и почитаемым людьми человеком.
– За критику Священного Писания?
– Он умел держать язык за зубами. А после смерти своего друга и вовсе перестал высказывать свои атеистические убеждения. Потом стал епископом. Умер в один год с императором Конрадом, семь лет назад.
Ноэль хмуро глядел вдаль на извилистую серую ленту горного ручья, несущего свои воды к Рейну. Его дед… Значит, он был еретиком. Хуже, безбожником! Что заставило его утратить веру в Бога? Как смог он узреть то, чего не видели другие? А может быть, не хотели видеть, не могли уже, давно ослепленные, одураченные, напуганные? А его ум вырвался из мрака невежества и потянулся к свету, который церковь всеми силами старается загасить, дабы люди не увидели фальши, продажности, откровенного обмана. Ведь вот папы… душат один другого в борьбе за теплое место. Но разве Бог толкает их на это, приказывает: изгони, отрави, убей! А ведь они беседуют с Ним, просят совета. Как же Бог допускает подлог, продажу, разврат и даже убийство у престола своего апостола Петра? Выходит, он и сам таков, какими хочет сделать других, своих наместников на земле? Так кому же молиться: тому, кто поощряет убийства, вероломство и ложь? И какое имеет право продажный, лицемерный папа приказывать и отлучать, если сам нечист на руку, если святое место для него – всего лишь предмет купли-продажи, за которой таится яд, сверкает кинжал… стережет смерть!
Ответа на эти вопросы в замке не найти. Ничего, кроме тесных и мрачных комнат, наводящих скуку, граничащую с отупением, здесь нет. Разогнать эту скуку, посмотреть на людей, увидеть жизнь во всем ее многообразии – об этом молодой швабиец мечтал уже давно. Он жаждал деятельности, его влекло общество людей. Его манили приключения, схватки, войны. Он задыхался в замке, его пьянил воздух свободы. Но отец не отпускал, был верен обещанию, которое дал когда-то своей матери. Ныне срок вышел.
Старый граф посоветовал сыну взять с собой оруженосца. В самом деле, достаточно неудобным казалось восседать на лошади с мечом, копьем, щитом, боевым топором и шлемом. Найти такого помощника не составило труда: в замке жил саксонец Арни, сын барона фон Велонна и товарищ Ноэля. Ему исполнилось уже тридцать лет. Он начал с пажа, добросовестно прошел курс обучения и стал оруженосцем, но дальше этого не пошел, отказавшись от рыцарства. Это был хитрый и ловкий малый, к тому же весельчак. Услышав приказ господина, он не стал сетовать на разлуку со своей возлюбленной, а лишь махнул рукой, заявив, что найдет себе сотню таких. Девица, узнав, – в слезы, но Арни только усмехнулся и тотчас успокоил ее, пообещав скоро вернуться и наказав ей ждать его. Немного помедлив, прибавил:
– А впрочем, дело твое. Меня ведь могут убить; что же, так и будешь ждать мертвеца?
– Но почему ты? – попыталась выяснить юная дочь замкового кастеляна. – Ведь есть еще оруженосцы…
– Замолчи! Граф Ноэль мой друг и любит меня. Знаешь ли ты, что такое мужская дружба? Нет? Так и не пытайся понять. Женский склад ума не способен усвоить это. Молодой рыцарь ни на мгновение не задумался, сразу же выбрав меня, и за это я готов жизнь отдать за него. К тому же, мне пора уже познать на деле, что такое война. Слава богу, меня научили обращаться с оружием.
Это и в самом деле было так. Арни ежедневно упражнялся во владении мечом и копьем, а в стрельбе из лука ему и вовсе не находилось соперника. Поэтому, узнав, что едет странствовать с молодым графом, он едва не расцеловал его. Ограничился, правда, счастливой улыбкой и крепким рукопожатием.
И рано утром оба приятеля, если их можно так назвать, помолившись святому Юлиану, покровителю путешественников, выехали из ворот замка.
…Постояв немного, а потом разом оборвав воспоминания, Ноэль обернулся:
– Арни! Какого черта! Так и будешь сидеть в седле? Бери копье и мой топор. Остальное останется при мне.
Сын барона, одетый в длинный кафтан и двухцветные штаны, заправленные в сапоги, взял секиру.
– Клянусь преисподней, – тотчас возопил он, состроив уморительную гримасу, – жаль, что вместо ослиной челюсти у Самсона не оказалось такого вот топора. Дело у него подвинулось бы вдвое быстрее. Ей-богу, такую штуку впору поднять как минимум троим!
– Знаешь ли ты, дурья голова, что эта боевая секира – излюбленное оружие моего деда! Им он разрубал сарацина пополам! Что же ты думаешь, его внуку не поднять такую игрушку?
– Ваша правда, герр Ноэль… – отозвался оруженосец.
– Называй меня сеньором, как это принято у франков.
– Хорошо. Так вот, это оружие под стать такому великану, как вы и ваш досточтимый родственник. Вы поделились со мной этой новостью, поэтому я уже кое-что знаю о нем. Не исключено, что нам удастся раздобыть еще какие-нибудь сведения о его деяниях и потомках, которые разбросаны, сдается мне, от Нормандии до границ Италии.
– За этим мы и отправляемся в путь! Мы едем к моему брату, королю. Я хочу видеть его.
– Вот так-так, брат моего хозяина, оказывается, король! – почесал затылок саксонец. – Неплохо для начала. Выходит, вы, сеньор, самый настоящий принц? Если так, то вам надлежит иметь внушительную свиту, а не одного оруженосца. Разве принцы странствуют этак вот, в одиночку?
– Пока я всего лишь рыцарь, – ответил ему на это молодой швабиец, – а принцем стану, если того пожелает король. Но до него еще долгий путь. Да и неизвестно, как он нас примет.
– Значит, может прогнать?
– Еще как! Зачем ему лишний рот во дворце?
– Что ж, хорошо хоть не повесит, и то ладно. Но что же мы тогда будем делать, сеньор, куда поедем дальше?
– В Лан, а оттуда, может быть, в Париж.
– Матерь Божья, в этакую даль!
– Не дальше, чем Гослар.
– Но зачем? Что мы забыли у франков?
– Я должен найти свою мать, Арни, она родом из тех мест. Возможно, мне подскажут, где ее искать.
– Святое дело, сеньор, чтоб мне провалиться на этом месте. Найти родную мать! Ради этого стоит отправиться даже на край света. Хотя где он, кто знает?
– Первыми там побывали викинги, мои далекие предки, жившие в Гренландии.
– Вы расскажете мне об этом по дороге, я с удовольствием послушаю. А сейчас хотелось бы знать, где живет король: то он в Ахене, то в Майнце, потом едет в Бамберг…
– Нынче он в Госларе, я ведь говорил. Там у него великолепный дворец.
– Где же этот Гослар, в какой стороне?
– На севере. Не корчи рожу, я покажу тебе, где это.
И Ноэль указал рукой направление. Затем пояснил:
– Доберемся до Констанца, переправимся через озеро. Дальше повернем на Страсбург. Оттуда вдоль Рейна – на Майнц, потом на Гослар. Но вначале после Страсбурга мы побываем в Туле у епископа Бруно, кузена короля Конрада, который приходится шурином моему отцу. Ну как, устраивают тебя мои объяснения?
– Вполне, сеньор, а потому не будем медлить. Уж как мне хочется повидать города, людей, завести всякие знакомства, вам и не поверить. И почему это мы раньше не отправились в путешествие, сколько времени упущено!
– Тебя это не касается. Лучше помолись Пресвятой Деве, чтобы нам не провалиться в болото, пока доберемся до Базельской дороги.
– Я уже помолился, сеньор, едва мы выехали из ворот замка.
– Что ж, тогда в путь!
И всадники дали шпоры лошадям.
Глава 2. Путь на Страсбург
Замок графа Эда стоял в предгорье Альп, поэтому холмистая местность, по сути, не имела дорог. Да и тропинки попадались не часто: пастухи пасли свои стада в низинах, а путники почти что не захаживали в эти места. Вследствие этого молодому графу и его оруженосцу приходилось двигаться наугад, ориентируясь по горной речке, впадающей в глубокое, с изрезанными берегами, озеро. Миновав его, они вскоре добрались до другого озера, вытянутого с запада на восток. Если, согласно инструкциям старого графа, продолжать путь под прямым углом к нему, то попадешь прямо в Констанц, большой швабский город на берегу Рейна в том месте, где он разливается по равнине с северо-запада на юго-восток.
В Констанц оба путешественника прибыли на другой день к вечеру и остановились на ночлег в одной из харчевен. Утром, позавтракав, они вышли во двор и спросили дорогу на Страсбург. Однако ее как таковой не существовало. Трактирщик, почесав за ухом, неопределенно указал на запад, поваренок вытянул руку с вертелом немного севернее, в сторону Парижа, а прислуга стала махать руками от севера до запада, указывая различные направления. Наконец, догадавшись, позвали постояльца, снимавшего комнату на втором этаже. Тот объяснил, что напрямую до Страсбурга не добраться: горы кругом. Путь один – берегом Рейна, который у Базеля поворачивал строго на север. Именно так движутся караваны купцов, торгующих в городах мануфактурой, пряностями и товарами ремесленного производства. Жаль, что нынче нет попутчиков, рыцарь и его оруженосец составили бы им компанию, выступив одновременно в роли охраны. Посетовав так, постоялец ушел, а Ноэль с Арни направились через весь город к северным воротам.
Едва они выехали из города, как увидели вдали облако пыли. По-видимому, это был обоз. Он только что миновал переправу через озерную горловину и направлялся на запад.
– Если это торговцы, неплохо бы нам их догнать, – кивнул Арни в сторону каравана. – Отсюда идет единственная дорога, и они двинулись по ней, а ведет она, надо полагать, к Страсбургу.
– Куда же еще? – ответил Ноэль. – По словам трактирщика, от северных ворот только одна дорога. Пришпорим коней и догоним купцов. Клянусь чревом Богоматери, у нас нет иного выхода.
Арни все же решил спросить у одного из нищих, что вечно толкутся у ворот больших городов, не ошибаются ли они. Он дал бродяге несколько пфеннигов, и тот подтвердил, что некоторое время тому назад из города выехал торговый обоз. Куда направляется? На Страсбург, куда же еще.
– Торопись, рыцарь, пока они не скрылись за лесом, – добавил нищий, – но учти, обоз хорошо охраняется.
– А мы не грабители, – бросил Арни, и оба всадника помчались по дороге.
Не обошлось без инцидента: на торговцев нередко нападали разбойники. Едва купцы заметили, что их догоняют, как обоз немедленно остановился и ощетинился копьями. Несколько конников по обе стороны телег, надев шлемы, обнажили мечи, остальные слегка натянули луки. Ждали только сигнала, поглядывая на старшину в толстой кожаной куртке с металлическими бляхами, с топором в одной руке и мечом в другой.
Увидев это, Ноэль, не доезжая трех-четырех актов[4]4
100–150 метров.
[Закрыть], поднял правую руку, точно призывая к молчанию. Этот жест был известен всем странствующим торговцам того времени: поднятая кверху рука без оружия означала, что человек не имеет дурных намерений. Однако жест этот вызывал доверие лишь в том случае, если приближалось всего несколько человек, а не целый отряд. Именно так и обстояло дело. Старшина размашисто повел рукой вдоль горизонта; это означало – убрать оружие, нам не грозит опасность. Его люди поняли: луки опустились, клинки скрылись в ножнах.
Вскоре все выяснилось к обоюдному удовольствию, и обоз тронулся дальше, охраняемый еще двумя всадниками, один из которых – рыцарь.
Дорога эта и в самом деле вела в Страсбург, и торговцам она была знакома. Не первый год уже они колесят по дорогам Германии, странствуя из города в город; торгуют тканями, женскими украшениями, мехами, воском, солью, уксусом, корицей и прочим. Все это размещалось в трех крытых возах, каждый из которых тащила лошадь. Ею управлял седок на козлах, а сами купцы ехали по обе стороны обоза, зорко посматривая по сторонам. Как правило, они нанимали охрану; видя это, разбойники в большинстве случаев не решались нападать на обоз.
Старшина купцов по имени Ганс с видимой охотой согласился иметь своими попутчиками рыцаря и его оруженосца и немедленно завел с Ноэлем беседу о том, где его замок и как живут у них крепостные. Беседа оборвалась на полуслове, когда слева показалась высокая башня за каменной стеной – замок местного барона. Затем, по обе стороны редколесья, появились деревни в окружении полей, на которых работали крестьяне.
– Общинники, – кивнул в их сторону Ганс. – У них тут всё своё: лес, пруды, сенокос. Нынче, видишь, заняты севом. Хорошо помнят пословицу: «Брось зерно в грязь, вот и будешь князь».
– Уж очень их много, – отозвался Ноэль, – да и деревня, надо сказать, не маленькая: около ста дворов. Знать, богат господин, коли имеет столько сервов[5]5
Сервы – крепостные крестьяне, зависимые от феодала.
[Закрыть].
– Богат, это точно, да и крестьяне еще не все: остальные по ту сторону замка, их не видно. И все вокруг своего сеньора, как цыплята у наседки. Ну да хочешь жить – отказывайся от свободы в обмен на защиту замковых стен. Гарнизон там сильный, замок большой, а владелец его – граф Гуго. Чуть покажется неприятель, крестьяне бегут в замок, чтобы не быть убитыми. Но за то и кормят своего господина от пуза. Чем плох такой союз?
– Все это мне знакомо, поскольку я сам живу в такой башне, – ответил сын графа Эда. – Только что это за община такая? У нас об этом даже не слышали.
– Откуда же ты?
– Из южной Швабии. Предгорье Альп. С зубчатой крыши донжона мы видим Италию и Бургундию, хотя, по сути, они скрыты горами. Оттуда несут свои воды сразу пять рек: две на запад, две на восток, а одна уходит к итальянцам.
– Надо думать, такое слово как «жажда» в ваших краях никогда не слетает с губ, потому что незнакомо, – вывел заключение торговец, – так же как вам неизвестно, что такое община. Между тем, это нечто вроде комитета; он решает, кому пахать, кому лес валить и добывать рыбу, а кому и лён прясть. Община распоряжается всеми угодьями.
– И что же, сеньор не вмешивается?
– А чего ему совать нос, если все повинности выполняются, исправно платятся налоги, а его стол никогда не беден? Наоборот, он защищает своих людей, ибо они – основа его благосостояния, и чем больше у него крестьян, тем он богаче. Не удивлюсь, если вскоре он начнет тут возводить новый замок, больше этого, а может быть, даже город. Однако, сам понимаешь, рыцарь, такое наблюдается не везде. Бывают жадные и жестокие сеньоры, крестьяне бегут от них, а потом селятся в другом месте, подальше отсюда, где попадают в такую же земельную зависимость, но уже к другому сеньору.
– В Альпах замков мало, почти совсем нет, – молвил Ноэль, – но здесь, я думаю, их предостаточно. Равнина – не горы, тут много пахотной земли.
– Много строят, но немало и разрушают, – ответил на это купец. – Замок – не город, построить можно быстро, да важно не ошибиться, верно выбрать место. Один богатый барон возвел сразу два замка по соседству с церковными владениями некоего епископа. Тому, как уже можно догадаться, весьма не понравилось такое соседство, и он попросил барона срыть замки и поставить их где-нибудь в другом месте, подальше от него. Барон послал епископа ко всем чертям и пригрозил сжечь его дворец, а самого повесить, если тот еще раз сунет нос в его дела. Что оставалось епископу? Не идти же войной на незваного соседа, который к тому же сильнее его. Вот он и выразил недовольство королю: «Так и так, – говорит, – либо прикажите барону срыть свои замки, либо я предам этот край отлучению и закрою все церкви, а сам уйду из этих мест и пожалуюсь папе». Король Конрад, а это было во времена его правления, немедленно выступил в поход и уничтожил оба замка, а барона призвал на суд пэров и лишил феода.
Молодой рыцарь усмехнулся на это и сказал:
– Король был мудрым и отважным человеком, однако вряд ли и ему удалось бы взять приступом замок Фелькир, что на границе с Каринтией. Настоящая крепость, какой не встретишь нигде! Что перед нею башни этого барона? Две риги, не больше того.
– Ого! Неплохой форт для защиты владений герцога. Похоже, ты видел этот оплот. Не расскажешь ли?
– Охотно. Замок окружает глубокий ров, заполненный водой. Такую твердыню взять нелегко, можно сказать, невозможно. Однако неприятель, что подступил однажды к стенам Фелькира, выдумал хитрую штуку: сначала отошел, а потом неожиданно вернулся, везя с собой огромные плоты. С них и начался штурм замка. Но кто бы мог подумать, что осажденные окажутся во много раз хитрее осаждающих. Защитники замка неожиданно опустили подъемный мост и небольшим числом вышли на площадку для сражения. Увидев это, неприятель бросился на них, тем более что горстка смельчаков начала понемногу отступать. Плоты были забыты. Теперь все столпились у входа в замок, который оказался свободным, покуда его защитники все еще находились вне стен. И вдруг они разом исчезли через потайные двери в стенах. Не осталось никого, некому даже было поднять мост и опустить решетку. Окрыленные такой удачей, осаждающие ринулись внутрь, и чуть ли не половина их тут же попадала в ров, который никто поначалу не заметил. Оказалось, что по ту сторону этого рва возвышается точно такая же стена с такими же крепкими воротами. Ров этот был пустым. Те, что упали на дно его, очень скоро пришли в себя и устремились на штурм новой стены и новых ворот. Однако сделать это было еще сложнее, чем в первый раз, ведь глубина рва достигала десяти футов! Как оттуда достать до стены и до ворот? Но эти вопросы возникнут позднее, а сейчас неприятель, приставив лестницы, спускался в ров и тащил эти лестницы к противоположной стене. И когда почти все войско оказалось в этой ловушке, произошло то, что и положило конец осаде. Первая решетка вдруг опустилась, и тотчас ров стал заполняться водой из реки. Она поднималась все выше, люди начали тонуть, а те, кто пытался спастись, взобравшись на лестницы, были безжалостно перебиты лучниками или облиты сверху кипящей смолой. Вскоре наступил конец. Когда вода ушла, дно рва было усеяно трупами людей. А из защитников замка не погиб ни один человек.
– Любопытно, как же они сами выбирались из крепости на равнину? Ведь им надо было спускаться в ров, а потом подниматься. А всадники, повозки? Что скажешь на это?
– Ты еще не видел таких хитрых замков. Между обеими стенами опускались подъемные мосты, каждый на сваях высотой в те же десять футов; сначала падал вниз настил со стороны замка, потом другой, который немного перекрывал его. Как видишь, ничего сложного.
Купец понимающе кивнул. Потом спросил:
– Откуда же ты сам узнал? Был там?
– Рассказывал отец. А ему – король, который гостил однажды у своего вассала.
– Действительно, такая крепость неприступна, – согласился Ганс. И неожиданно прибавил: – Случись это тридцать лет назад, у людей было бы много мяса и умерло бы гораздо меньше.
– Какого мяса? О чем ты? – не понимал Ноэль. – Уж не хочешь ли сказать… Впрочем, я слышал о голодных годах. Но неужели поедали людей?.. Расскажи! Кому, как не тебе знать об этом.
Вздохнув и помедлив, собираясь с мыслями, Ганс начал свой страшный рассказ. Арни, услышав начало, подъехал ближе и уже не сводил глаз с торговца, частенько по ходу повествования вворачивая подобающие случаю междометия.
– Засухи и неурожаи не такое уж редкое явление на земле, об этом каждый знает. Пожары и эпидемии тоже. Но хранит ли история прошлых королей память о стольких голодных годах? Ведь их было сорок или пятьдесят при последних Каролингах и трех первых Капетингах. Время Страстей Господних… Не кара ли это с небес за грехи человеческие? Хотя, в чем грех? Но разве спросишь об этом у Господа? А он тем временем изливал свой гнев на людей: то выжжет все кругом палящим солнцем, то зальет землю дождями. Три года длилась самая страшная кара и кончилась в год Вознесения Христа к Отцу Небесному. Поля были залиты водой, как в дни всемирного потопа, ветер свирепствовал в городах и деревнях, вырывая с корнем деревья, унося прочь крыши, ломая дома. Изредка выглядывало солнце, давая жизнь будущему урожаю, но тут налетали всадники. Они не могли ограбить замок и в злобе вытаптывали посевы, сжигали дома, убивали крестьян и уводили их скот. И вот проходит лето, а урожая нет и в помине. Ничего не выросло, и нечего стало есть. А впереди зима. И это уже не первый год. Стали собирать траву, листья, корни – всё, что годилось в пищу, из чего можно было хоть что-то сварить. Но это на зиму, а сейчас поедали последнюю скотину, добрались до собак, кошек, птиц, поели всех крыс и мышей. За простого гуся, да еще и поджаренного, можно было получить столько золота и драгоценностей, сколько стоил целый город.
– Это ты о народе, – перебил Ноэль. – А как же знатные люди?
– Голодали не только крестьяне; пухли от голода богачи и господа, живущие в замках. И умирали так же, как и другие. Трупов было столько, что их не закапывали поодиночке, а сваливали в огромную яму по сто, двести и более человек. А ночью приходили, поднимали землю, доставали наиболее свежих мертвецов и тащили их домой, чтобы съесть. Такое наблюдалось повсеместно. Церковь строго карала за это. Пойманного на месте преступления сжигали на костре. Костры эти полыхали повсюду, но это не помогало. Люди продолжали поедать друг друга, причем не ограничивались мертвецами, а убивали живых и тут же съедали. Мне довелось побывать в Верхней Бургундии. Там рассказывали вот что: матери, у которых было несколько детей, убивали одного, чтобы выжили другие. Выбирали самого слабого, которому все одно скоро умирать. А один трактирщик специально заманивал в свою харчевню постояльцев, угощая их мясом, а потом убивал и съедал. Этим же мясом завлекал других, и те кончали так же. Когда узнали, харчевню сожгли, а убийцу повесили. Еще один странник убил своего спутника и съел половину, а другую половину отнес на базар. Его поймали и сожгли, а мясо закопали в землю. Не успели отойти на порядочное расстояние, как увидели, что земля уже разворочена и мяса нет.
Не бедствовали лишь дикие звери. Всех не ухоронишь, и трупы оставляли непогребенными: не было сил копать землю. Только уходили с этого места, как прибегали волки и рвали мертвецов на части. Безнаказанно. Кто осудит?
А люди уже еле ноги таскали, начали есть червей, жуков, сырую землю. Церковь не осталась в стороне, да будет навеки свято это слово! – И купец истово перекрестился. – Пошли в ход все церковные сокровища, накопления и вклады, которые давно уже предназначались именно для этих целей. Кое-что удавалось купить: привозили мы, купцы, из соседних стран. Нам же доводилось и видеть, как люди тотчас умирали, оттого что сразу помногу съедали. Пухли на глазах и падали, высунув языки. А у других так и сил не было поднести что-то ко рту, руки висели плетьми. Сам кормил многих, как грудных детей. Монахи и епископ стояли рядом, смотрели, молились и благословляли, шурша четками и махая распятиями. Такие были времена, – вздохнув, закончил Ганс. – И Германии коснулось, да не столь. А послано это было на землю Господом за грехи человеческие, за то, что много народилось человека, меньше надо.
– Ожидался еще конец света в тысячном году, – напомнил Арни, – да Бог, похоже, смилостивился. Говорят, монахи отмолили людские грехи.
– Истинно так, – ответил купец. – По всей земле франкской, германской и итальянской денно и нощно молились монахи Господу о ниспослании благодати небесной, о даровании прощения людям. И вымолили-таки! Урожайным был тысячный год, обильным и теплым, и радостно стало людям. В благодарность пали они перед святыми отцами на колени, а в церкви и монастыри понесли богатые дары.
Только недолго духовенство сохраняло свое благочестие, погрязло ныне в разврате, мошенничестве, грабежах. Очищения духовного мира требуют клюнийцы[6]6
Клюнийцы – монахи из монастыря в Клюни, призывающие к дисциплине в церковных рядах, их очищению. Боролись против симонии и подчинения Церкви светской власти.
[Закрыть], и не напрасно. Порядок должен быть в Церкви, за то и ратует, говорят, некий Дамиани[7]7
Петр Дамиани (1007–1072) – учитель Церкви, богослов, монах-бенедиктинец. Горячий сторонник реформ в Церкви, особенно в монашестве, направленных на строгое соблюдение бенедиктинского устава в монастырях и независимости их от светской власти. Поддерживая клюнийское движение, тем не менее проповедовал союз между светской властью и духовной. Стал аббатом, потом епископом и – при Стефане IX – кардиналом.
[Закрыть], пытаясь достучаться до умов и созвать Вселенский собор. Да только слышал я, все зло идет оттуда, – купец показал на юг, в сторону Италии, – от престола святого Петра. Там рассадник пьянства, разврата, откровенного безбожия. Может, потому и насылает Господь на людей кару, как думаешь, рыцарь?
– При чем же здесь люди? – недоуменно спросил молодой швабиец. – Если виноваты божьи слуги и даже сам преемник святого Петра, так пусть Бог их и наказывает. Но что-то он не торопится. Кажется, его вполне устраивает такое положение дел. А потому, вижу, не ждать надо, а действовать самим, не полагаясь на божью волю. Лишь один человек способен навести порядок в церковном мире, он же волен сбросить с трона папу римского, коли тот погряз в грехе. Понимаешь, купец, о ком говорю?
– Человек этот – император, – кивнул в ответ Ганс. – Но Генрих только король, вправе ли он?..
– Без сомнения! – решительно заявил Ноэль. – Ведь он наследник Конрада Второго! Кому же еще быть императором, разве есть другой кандидат?
– Ему надо совершить поход в Латеран, вот что, – убежденно проговорил Ганс. – Пусть перевалит через Альпы и наведет порядок у трона наместника Христа.
– Так и передам твою просьбу, едва увижу его, – сказал Ноэль.
– Так ты, значит, к нему в гости?
– Сначала в Туль. Я везу послание епископу Бруно.
– Славный человек. Многих он тогда спас от голода. Его любят и молятся на него. Скорее всего, после Страсбурга мы повернули бы к нему, но уж больно там неспокойно. Рядом Франция, у них постоянные междоусобицы. И когда только успокоятся, всё норовят перегрызть друг другу глотки. Жители страдают, а торговли там нет: тотчас какой-нибудь рыцарь со сворой своих псов нападает на караван и грабит его. Поля там совсем не обрабатываются: некому. Все крестьяне разбежались; их без конца разоряют и убивают шайки баронов-разбойников. Конечно, и дорог нет – откуда они там? Кругом болота, леса, заросли. А на вершине каждой горы или холма – разбойничий замок. Замки эти каменные, хорошо укреплены. Да и как иначе, если у них беспрестанные войны и вооруженные столкновения между собой. Каждый хочет стать богатым, а для этого надо напасть на соседа и захватить его земли. Там даже родственники воюют друг с другом: брат с братом, сын с отцом. Ничто не принимается во внимание в борьбе за богатство, за власть. Воюют даже женщины. Они там дикие, такие же свирепые, как и мужчины. Я слышал рассказ очевидца, наблюдавшего битву сына какого-то графа и его далекой родственницы. Она явилась с войском, чтобы забрать его замок, а самого прогнать с этой земли. Долго они бились. Но вот рыцарь упал с лошади и запросил пощады. Она подошла к нему и хладнокровно всадила меч ему в грудь, а потом отрубила голову и насадила ее на копье с флажком. Дальше она сделала то, что и язык немеет сказать. Сняла с мертвого доспехи и кинула своему оруженосцу, а потом кинжалом вырезала… словом, то, что у мужчины между ног. И бросила собакам. И долго хохотала над своей выходкой.
– Боже, неужто франки столь свирепы, а их женщины такие кровожадные?
– Попробуй пересечь границу и убедишься сам.
– Что же король? Как он терпит? Есть ли там вообще какая-то высшая власть и у кого она?
– У того, кто сильнее.
– А король?..
– Слабая фигура. Многие сильнее и богаче его. Бывает, он и сам разбойничает на больших дорогах: надо же что-то есть, а его земли приносят совсем малый доход. Крестьяне бегут к тому сеньору, кто их защищает, а у короля мало войск. Рядом графства Анжу, Блуа, Шампань. Каждое в два раза превышает королевский домен. Король из кожи вон лезет, стараясь свести дружбу со своими номинальными вассалами, бόльшими королями, чем он сам. Весьма помогает в таких случаях родство, но у французского короля нет детей. Жена его отца Роберта – к слову сказать, та еще ведьма – была плодовита, и король выдал замуж своих дочерей за крупных вассалов короны, а сыну дал Бургундию. На том и держится королевская власть, да на владениях вокруг Парижа и Орлеана.
Так за разговорами и короткой охотой за зайцами спустились на землю сумерки, и вскоре всё кругом окутала темь. Заночевать решили у ручья, несущего свои ключевые воды на север, к Рейну. Развели костер, зажарили добычу и, поужинав, улеглись спать в телегах, выставив охрану. Среди ночи, поглядев на звезды, определяли, когда менять часовых. Так было заведено и строго соблюдалось у торговцев, если ночь заставала их в пути. В населенных пунктах за плату они нанимали дополнительную охрану. Расплачивались поутру, как правило, продуктами или каким-либо оружием, кинжалом, например. Однажды такой наёмный сторож попросил за свою работу убрус[8]8
Убрус – украшение короны из широких цветных лент с вкрапленными в них драгоценными камнями.
[Закрыть], в чем ему, конечно же, было отказано ввиду дороговизны такой вещи. Другой совсем ничего не взял, уверяя, что без памяти влюбился в дочь одного из караванщиков и не желает брать плату за то, что охранял ее покой. А были случаи, когда за самими сторожами приходилось наблюдать, ибо они ночью предпринимали попытки к ограблению обоза. Но чаще всего обозники располагались на ночлег под защитой городских стен, где всю ночь горели светильники и стояла на часах стража.
